Текст книги "Коварная ложь"

Паркер С. Хантингтон
Коварная ложь

Parker S. Huntington

DEVIOUS LIES

Печатается с разрешения литературных агентств Brower Literary & Management Inc., и Andrew Nurnberg

Copyright © 2019 by Parker S. Huntington

The moral rights of the author have been asserted

© Н. Болдырева, перевод на русский язык

В оформлении издания использованы материалы по лицензии @shutterstock.com

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers.

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

* * *

Эта книга – художественный вымысел. Имена, персонажи, места и события – плод воображения автора или использованы как часть вымысла. Любое сходство с реальными людьми, живущими или умершими, событиями или местами – совершенно случайно.

Автор признает товарные знаки и владельцев товарных знаков различных продуктов, брендов и ресторанов, упомянутых в художественном произведении. Использование этих товарных знаков в публикации не санкционировано, не связано с владельцами этих товарных знаков и не спонсируется ими.

Плейлист

First Man – CamillaCabello

Lifeline – We Three

Sober – Demi Lovato

Not About Angels – Birdy

All My Friends – Dermot Kennedy

A Drop in the Ocean – Ron Pope

when the party’s over – Billie Eilish

Skinny Love – Birdy

you were good to me – Jeremy Zucker

lovely – Billie Eilish (w/Khalid)

Somebody to Love – OneRepublic

Outnumbered – Dermot Kennedy

Beside You – 5 Seconds of Summer

All I Want – A Day to Remember

Out of the Woods – Taylor Swift

Darkest Days – MADI

Boston – Dermot Kennedy

I Feel Like I’m Drowning – T w o F e et

Somewhere With You – Kenny Chesney

Lover – Taylor Swift

Hot girl bummer – blackbear

Ocean Eyes (Remix) – Billie Eilish & blackbear

THAT BITCH – Bea Miller

Rome – Dermot Kennedy

Слушать на «Спотифай»

Through the Trees – Low Shoulder

Lover (Cover) – Dermot Kennedy

Авторская заметка

Привет, читатели!

Эта книга задумывалась как продолжение романа «Весенний флирт», пока я не отказалась от этой затеи и не начала все с нуля. Пожалуй, это было одно из самых безумных решений в этом году. Впереди маячил дедлайн. Я понятия не имела, как начну и уж тем более – как закончу роман. А затем это случилось, что-то щелкнуло. Слова не потекли из меня. Они ринулись потоком. Я не смогла бы остановиться, даже если бы попыталась.

Сто сорок пять тысяч слов. Я писала быстрее, чем когда-либо в жизни. В какой-то момент я настолько быстро отправляла главы своей армии бета-ридеров и редакторов, что они не поспевали за мной. ЛОЛ. Настолько много Нэш и Эмери говорили со мной.

Обычно я начинаю роман, точно зная, что хочу донести до читателей. Но в этот раз идея начала расплываться и превратилась в нечто совершенно другое.

Судьба. Я так часто слышала это слово, я знаю, что оно означает, я узнаю его, когда вижу. И все же что мне известно о нем на самом деле?

Писать о двоих, чьи жизни во многом схожи, было непросто, ведь я хотела, чтобы все выглядело правдиво.

Так я обнаружила, что ищу другое значение у слова «судьба» – нахожу его в мелочах, а не в тех грандиозных масштабах, о которых часто говорят люди.

И всякий раз, спрашивая себя: «Судьба ли это?» – я также задаюсь вопросом, нет ли тут какого-нибудь урока. К тому моменту, как я завершила книгу, я поняла, что это не важно. Цитируя Лемони Сникета:

«Судьба – словно редко посещаемый ресторан, полный странных маленьких официантов, которые приносят вам то, чего вы не заказывали, и то, что может вам не понравиться».

Жизнь обрушивает на вас столько всего, но вы по-прежнему отвечаете за свои решения. Нэш и Эмери научили меня выбирать то, что сделает меня счастливой. Надеюсь, они научат этому и вас.

Люди всегда будут осуждать. На это повлиять невозможно. Сосредоточьтесь на том, на что вы можете влиять.

В конце концов, единственные, кто имеет значение, это вы и те, кому вы небезразличны. Не судьба определяет, как вы относитесь к ним и ставите ли вы их на первое место. Это определяете вы.

Последнее: я надеюсь, что вам понравится книга. Эти двое заняли особое место в моем сердце, поскольку стали первыми персонажами, не связанными с предыдущими историями.

С огромной-огромной любовью,

Паркер

Предисловие

В далеком королевстве две принцессы жили в одном замке. Принцесса Лили носила белые платья, усыпанные тюльпанами, работала волонтером и читала романы при каждой возможности. Принцесса Селия, одетая во все черное, изолировала себя от королевства и включала громкую музыку, так что все охранники отказались защищать ее.

После засухи, длившейся год, ведьма пообещала спас ти королевство, если самая злая из принцесс сдастся ей. Подданные потребовали, чтобы сдалась принцесса Селия. Когда она отказалась, они связали ее и доставили к дверям ведьмы. Но засуха не прекратилась.

– Мы выполнили твои требования, теперь ты выполнишь наши, – сказал потрясенный король.

– Это не самая злая из принцесс – ответила ведьма, – видите ли, принцесса Лили хранила мрачную тайну. Книги, которые она читала, были пиратскими.

Король привез принцессу Лили, ведьма избавила королевство от засухи. И все, кроме принцессы Лили, счастливо жили до конца своих дней. Мораль истории: не будьте принцессой Лили.

Хло, Бау, Роуз и Л. Моим любимым.

Злым принцессам, предпочитающим ножи серебряным ложечкам.

Моему племени воинов, убивающих драконов: Аве Харрисон, Хайди Джонсу, Хизер Паллок, Ли Шену, Харло Рею, Бриттани Уэбб, Дезире Кетчум и Джемме Вулли.

Спасибо вам за то, что вы ужаснулись, когда я озвучила вам свой дедлайн, а потом взяли себя в руки и помогли мне добиться успеха. Эта книга не существовала бы без вас.

Судьба (существительное) – развитие событий, неподконтрольное человеку, иногда считается предопределенной сверхъестественными силами.

Судьба нашептывает воину: «Тебе не устоять против бури» – и воин шепчет в ответ: «Я и есть буря».

ЧАСТЬ 1
Таченда

1. То, о чем нельзя говорить, и то, чего нельзя делать на публике.

2. То, о чем лучше не упоминать.

Слово происходит от латинского причастия taceo, обозначающего «я молчу». Taceo – это также глагол, означающий «я неподвижен или отдыхаю».

Taceo напоминает: молчание – не признак слабости. Это признак покоя, уверенности, удовлетворения.

Молчание – лучший ответ тем, кто не заслуживает ваших слов.

Глава 1
Нэш

У меня была привычка трогать то, что мне не принадлежит.

Степфордские жены из Истриджа, штат Северная Каролина, умоляли меня сыграть роль скверного мальчишки из неблагополучного района. Если бы мне давали доллар за каждый раз, когда жена, чуть старше двадцати, «для выходов в свет» прибегала ко мне после того, как ее муж, шестидесяти с небольшим, уезжал «по делам», я бы не оказался в такой ситуации.

В моменты, когда я чувствовал раздражение, пресыщаясь дизайном того-сего, десятичасовой работой, которой занимался каждый день, чтобы оплатить кредит на обучение в аспирантуре, тем, что мать, имея всего лишь пару изношенных кроссовок «Нью Баланс», по-прежнему находила пару лишних баксов для церковной кружки, я бы не отказался от пары степфордских жен.

«Секс из ненависти» – был бы достойным термином, но никто никогда не мог упрекнуть меня в том, что я веду себя недостойно.

Их падчерицы, практически того же возраста, что и они, приходили ко мне, текущие и жаждущие, в поисках того, чем можно было бы похвастаться перед подругами.

Я не отказывал им, хотя мне они нравились меньше. Они искали развлечений, тогда как их мачехи жаждали спасения. Одни были расчетливы, другие – необузданны.

И, несмотря на то, как сильно я ненавидел этот город и его обитателей в винирах от «Мидас», которыми они красовались, словно норковой шубой, я никогда не заходил настолько далеко, чтобы оставить себе то, к чему притронулся. Так было вплоть до сегодняшнего вечера и гроссбуха, который я украл у босса моих родителей, Гидеона Уинтропа.

Гидеон Уинтроп – предприниматель, миллиардер, человек, который практически управлял Истриджем, и кусок дерьма.

На посеребренном мраморе особняка Гидеона была установлена серебряная статуя Диониса верхом на тигре, выполненного из электрума и золота. На лапах тигра скульптор изобразил последователей божественного культа, и это удивительно напоминало культ богатства Истриджа.

Я спрятался за четвероногой тварью, сунув руки в рваные джинсы, подслушивая разговор Гидеона Уинтропа с его деловым партнером, Бальтазаром Ван Дореном.

Хотя они прохлаждались в кабинете, куря дорогие сигары, голос Гидеона гремел из открытой двери в фойе, где я стоял, прислонившись к тигриной заднице. Прячась, поскольку секреты в Истридже – это валюта.

Я не планировал шпионить в этот свой еженедельный визит к родителям, но жена Гидеона любила угрожать маме и папе увольнением. Было бы неплохо хоть раз взять над ней верх.

– Слишком много денег ушло. – Гидеон отхлебнул из стакана. – «Уинтроп Текстиль» рухнет. Может, не завтра и не послезавтра, но это случится.

– Гидеон.

Он перебил Бальтазара:

– С закрытием предприятия все, кого мы нанимаем, весь чертов город потеряет работу. И сбережения, которые они в нас вложили. Все.

Перевожу: мои родители останутся без работы, без дома и без денег.

– Пока нет доказательств растраты… – начал Бальтазар, но я не стал задерживаться, чтобы услышать остальное.

Подонки.

Отец с матерью все свои сбережения вложили в акции «Уинтроп Текстиль». Если компания рухнет, рухнут и их накопления.

Я вышел из фойе так же тихо, как и пришел, проскользнув мимо кухни в прачечную Уинтропов, где ма оставила старый костюм, подаренный мне Гидеоном для сегодняшнего котильона.

Я надел его, остановился у кладовой и сунул косяк, конфискованный на прошлой неделе у помешанной на селфи школьной подружки моего брата Рида, во внешний карман чемодана, который Гидеон брал в свои деловые поездки. Маленький подарок Администрации транспортной безопасности. А еще говорят, будто я безжалостен.

После того как Гидеон, наконец, уехал на котильон своей дочери, я, не раздумывая, пробрался в его кабинет, чтобы обыскать его. Восемь лет назад, когда моя семья переехала в коттедж на краю поместья Уинтропов, я поставил себе цель – завладеть каждым ключом, каждым паролем, каждым секретом этого особняка.

Ма управляла домом, тогда как па поддерживал порядок на территории. Изготовить копии их ключей не составило труда. Однако, чтобы добыть пароль к сейфу в офисе, пришлось придумать правдоподобную игру для Рида и его лучшей подруги, дочери Гидеона.

Я ввел код и просмотрел содержимое сейфа: паспорта, свидетельства о рождении и карточки социального страхования. Скукота. В ящиках стола не было ничего интересного, кроме досье сотрудников. Я целиком вынул верхний ящик и ощупал паз.

Я как раз заканчивал свои поиски, когда мои пальцы коснулись маслянистой кожи.

Отодрав клейкую ленту, я вцепился в кожу и вытащил ее из дыры. Поднесенный к свету, журнал мог похвастаться пылью на обложке и ничем больше. Ни названия. Ни бренда. Ни логотипа.

Я открыл его, окинув взглядом ряды букв и цифр. Кто-то вел двойную бухгалтерию.

Гроссбух.

Р ычаг.

Доказательство.

Разрушение.

Я не чувствовал вины, крадя то, что мне не принадлежало. Не в тот момент, когда владелец этой вещи мог уничтожить все, а мои родители находились под ударом. Одетый в костюм Гидеона, выходя из его особняка с его гроссбухом, спрятанным во внутреннем кармане, я выглядел, как настоящий житель Истриджа.

Когда ма позвонила, я ничего ей не сказал, пока она умоляла меня:

– Пожалуйста, Нэш. Пожалуйста, не устраивай сегодня сцен. Ты там, чтобы отвезти Рида домой, если что-то пойдет не так. Ты знаешь, как ведут себя истриджские детки. Ты ведь не хочешь, чтобы у твоего брата были проблемы.

Перевод: богатые детки напиваются, находят неприятности, а парень в подержанной униформе и с академической стипендией берет вину на себя. Старо как мир.

Я мог бы признаться во всем тогда, рассказать маме о том, что сделал Гидеон.

Я не стал.

Я был Сизифом.

Умелым.

Лживым.

Вором.

Я не пытался обмануть смерть, я украл у Уинтропа.

Оказалось, это гораздо опаснее. Мне, в отличие от Сизифа, не грозила вечная кара за мои грехи.

Гроссбух был не тяжелее тощей книжки в мягкой обложке, но, когда я пробирался меж столами в бальном зале, он давил на мой карман, заставляя задуматься, что делать мне с тем, что я узнал.

Я мог передать его соответствующим органам и уничтожить Уинтропов, предупредив родителей, чтобы они нашли новую работу и продали акции «Уинтроп Текстиль», или же оставить эти знания при себе.

И я предпочел второе, пока не составлю план. Море одетых в костюмы бизнесменов и женщин с маникюром – рожденных, выросших и воспитанных в Истридже, штат Северная Каролина, чтобы стать всего лишь «женой для светских раутов», – сливались в одну сплошную массу. Никто из них не вызывал у меня интереса.

Но все же я проводил ладонью по обнаженной спине степфордской жены, чтобы отвлечься от факта, что я украл нечто у самого могущественного человека Северной Каролины, одного из самых могущественных людей Америки.

От моего прикосновения губы Катрины приоткрылись, она судорожно вздохнула, так, что Вирджиния Уинтроп бросила в мою сторону ледяной взгляд. За своим столиком падчерица Катрины, Бэзил, яростно вонзила нож в свой бледный премиальный стейк от «Кобе», не сводя глаз с кончиков моих пальцев, поглаживающих обнаженную спину Катрин.

Стейк напомнил мне о моем младшем брате: блестящем снаружи, полном крови и готовом лопнуть от малейшего надреза. Тем не менее его взбалмошная подружка не станет первой, кто его попробует.

Как только Рид вынет голову из задницы и поймет, что Эмери Уинтроп влюблена в него, она заполучит его сердце.

Девушки вроде Бэзил Беркшир – пит-стопы. Они наполняют тебя горючим и помогают в дороге, но не они конечный пункт назначения.

Девушки вроде Эмери Уинтроп были финишной прямой, целью, ради которой трудишься, местом, которого стремишься достичь, улыбкой, которую видишь, закрывая глаза и спрашивая себя, ради чего стараться.

Риду было всего пятнадцать. У него было время, чтобы узнать все это.

– За детским столиком есть место, – предложила Вирджиния, держа двумя пальцами бокал с винтажным брютом «Крюг».

Она напоминала статую Геры, которую мой отец, по ее настоянию, поставил в центре зеленого лабиринта на заднем дворе Уинтропов. Бледная красавица, застывшая возвышающейся стройной фигурой. Вирджиния выпрямляла свои светлые волосы так, что они стали зеркальным отражением бамбуковых шпажек, касающихся ее плеч.

Блестящие пряди качнулись, когда она кивнула на стол, за которым сидела ее дочь. Дочь, которую она превратила в свою точную копию. Но у Эмери были свои особенности, проскальзывавшие порой, словно солнечный свет, проникающий в тюремную камеру через единственную расщелину в стене.

Выразительное лицо.

Слишком большие глаза.

Необычная серая радужка была заметна только вблизи, но я однажды подслушал, как Вирджиния требовала от дочери скрывать ее цветными линзами, повторяющими цвет ее собственных голубых глаз. Даже сидя на одном уровне с Катриной, Вирджиния все равно как-то умудрилась взглянуть на нее свысока, бросив мне:

– Можешь сесть за детским столом.

Мой палец дернулся в искушении трахнуть Катрину за «столом для взрослых», чтобы спровоцировать ее, поскольку я не сомневался: Вирджиния принимала участие в растратах своего мужа. Если Гидеон Уинтроп был главой «Уинтроп Текстиль», то Вирджиния Уинтроп была его шеей, крутящейся, как ей заблагорассудится.

Я сдержался, поскольку в моей голове эхом звучали мольбы мамы.

«Не устраивай сцен».

Легче сказать, чем сделать.

Не сказав ни слова, я развернулся и занял место между Ридом и кавалером Эмери, Эйблом Картрайтом. Эйбл казался таким же скользким, как и его отец – адвокат. Черные глаза-бусинки и светлые волосы, зачесанные назад, будто он пришел с прослушивания на роль стервятника во второсортном фильме Лоуренса Хантингтона.

– Братишка. Эмери, – я кивнул Риду и Эмери, затем изогнул бровь в сторону остального стола, где несколько подростков отчаянно пытались скрыть возраст под пятью фунтами косметики. – Малолетки.

Раскрасневшиеся щеки Бэзил контрастировали с почти белыми волосами. На ней было достаточно духов, чтобы окурить целый спортзал. Они убили мои обонятельные рецепторы, когда она склонилась ко мне и захихикала в ладонь.

– О, Нэш, ты такой забавный.

Я отвернулся от нее, эффектно окончив разговор. Принялся изучать Эмери, находящуюся через одно место от меня. Она сидела, нахмурив брови и сложив руки на коленях, пытаясь развернуть мини-шоколадку «Сникерс», не привлекая внимания к контрабандным конфетам.

Я задался вопросом: знает ли она, что задумали ее родители?

Вероятно, нет.

Ма однажды сказала мне, что люди хотят поступать правильно.

– Это человеческий инстинкт, – сказала она, – стремиться правильно поступать с другими, угождать другим, нести радость.

Милая, наивная Бетти Прескотт.

Дочь священника, она выросла, проводя свободное время за изучением Библии, и вышла замуж за алтарного служку. Я жил в реальном мире, где богатые засранцы трахали людишек в задницу без смазки и ожидали, что после этого их поблагодарят.

Отец Эмери? Он умел держать фасад. Благотворительность, волонтерство, солнечная улыбка. Когда-то я считал Гидеона другим. И посмотрите, как я ошибался.

Но Эмери Уинтроп… Из-за нее я задумался, что делать с гроссбухом в кармане. Она все усложняла.

Не то чтобы я был особо привязан к ней. За последние восемь лет мы разговаривали, может, пару раз, но я любил Рида, а Эмери знала лучше всех, как любить Рида.

Все свое детство она делилась с ним деньгами на ланч и нанимала ради него репетитора, который ей вовсе не был нужен. Дерьмовая школа, из которой мы перевелись, оставила Рида с отставанием почти в два класса. Даже в семь лет Эмери понимала, что единственный способ нанять репетитора для моего брата – притвориться, будто репетитор нужен ей, чтобы родители оплачивали эти уроки.

Все, что ранит Эмери, ранит и Рида. Простая математика. И как бы я ни был измучен, как бы ни ненавидел Истридж и людей в этом бальном зале, я не ненавидел девушку, преданную до безрассудства, девушку с тысячелетней мудростью, накопленной к всего лишь пятнадцати годам, девушку, которая любила моего младшего брата.

– Эмери, – начала Бэзил после того, как я проигнорировал ее. – Я слышала о твоем провале в классе Шнауцера. Лентяйка.

Шнауцер. Откуда я знаю это имя?

Рид склонился к Бэзил, понизив голос до шепота, который мог услышать каждый.

– Это невежливо, дорогая, – у него и так был северокаролинский акцент, но он каким-то образом умудрился усилить его.

– Слышите этот шум? – Эмери склонила голову набок. Сдвинула брови в притворной сосредоточенности.

Эйбл склонился к Эмери.

– Какой шум?

– Раздражающее жужжание.

– Похоже на комара, – предположил я, склонившись над Картрайтом, выхватив мини-сникерс из пальцев Эмери и сунув его в рот.

– Нет, это не комар, – она отблагодарила меня блеском в глазах. Мимолетный салют солидарности, прежде чем перевести взгляд на Бэзил. Она была убийственна, – всего лишь Бэзил.

Бэзил дернулась вперед в тот момент, когда я вспомнил, кто такой Шнауцер, и прервал ту глупость, которую она собиралась извергнуть.

– Это не Дик Шнауцер, замещающий учитель химии? Ублюдок, ставящий отлично лишь за минет. А те, кто не соглашается, те, ну… – Я вскинул бровь в сторону Бэзил. – Эй, а у тебя ведь отлично по химии, так?

Взгляд Бэзил обратился к Риду. Она ждала, что он защитит ее. Он переводил взгляд с меня на Бэзил и Эмери так беспомощно, что я невольно задался вопросом, родные ли мы братья. Но, возможно, за ним присматривала высшая сила, потому что Вирджиния выбрала этот момент, чтобы вторгнуться за наш стол.

Ее глаза скользнули по нетронутым холодным супам с укропом, как будто те свидетельствовали о ее некомпетентности в качестве председателя «Общества молодежи Истриджа». Возможно, так оно и было, поскольку ни один здравомыслящий человек, взглянув на меню, не скажет: «Я бы хотел холодного супа с укропом, пожалуйста».

– Эмери, дорогая, – она повернулась к дочери и заправила ей за ухо выбившуюся из прически прядь. Словно в живом продолжении фильма «Вторжение похитителей тел», у Вирджинии была целая команда стилистов, создававшая идеальный в ее понимании образ Эмери.

Прежде чем я уехал из Истриджа учиться в аспирантуре, я многие годы жил в коттедже моей семьи: с самого поступления в Истриджскую подготовительную школу и вплоть до тех четырех лет, которые я, экономя деньги, потратил на поездки в государственный университет.

Достаточно, чтобы стать многочасовым свидетелем того, как Эмери выщипывали, окрашивали, преображали в такое тело, в которое могла бы переселиться Вирджиния… Или что там она планировала для своей дочери. Вероятно, уморить ее высшим обществом Истриджа.

– Да, мама? – Эмери не смотрела на мать с любовью. Она смотрела на нее со смирением. Взглядом, которым ты смотришь на копа, который тормозит тебя за превышение скорости на пять миль. Презрение, прикрытое вежливостью.

Клянусь, тот слабенький внутренний стержень, который был у Рида, появился благодаря близости с Эмери.

– Будь добра, сбегай для меня в офис? – Вирджиния лизнула большой палец и смахнула со лба Эмери выбившуюся прядь волос. – Мне нужна тиара, короновать дебютантку года.

Дебютантка года. Как будто кому-то был нужен этот титул.

Взгляд Эмери метнулся от Рида к Бэзил настолько очевидно, что я не смог удержаться от смеха. Она хмуро взглянула на меня, затем повернулась к Вирджинии.

– А ты не можешь попросить кого-нибудь из обслуги?

– О. – Вирджиния вцепилась в жемчуг, сдавливавший ее шею. – Не глупи. Как будто я доверю обслуге код от сейфа.

– Но…

– Эмери, мне что, послать тебя на урок этикета к мисс Чатни?

Мисс Чатни была строгой, жестокой дамой, которая делала из девочек Истриджа женщин с трусами «Ла Перла» в заднице. Синяков она не оставляла, но ходили слухи, что она расхаживает с линейкой, которой хлопает по запястьям, шеям и любой чувствительной плоти, до которой может дотянуться.

Эйбл отодвинул стул.

– Я могу принести ее, миссис Уинтроп.

– Прекрасная мысль! – проворковала Вирджиния. – Эйбл пойдет с тобой, Эмери. А теперь беги. – Лицо Вирджинии оставалось застывшим, будто кто-то подмешал ей в ботокс клея.

Эмери распахнула глаза в раздражении. Серый взгляд потемнел, а голубой стал ярче. Она пробормотала несколько слов, которых я не смог разобрать, но звучали они зло. На секунду мне показалось, что сейчас она меня удивит.

На самом деле что-то внутри меня хотело, чтобы она удивила меня, чтобы восстановить веру в мир, в котором такие как Гидеон торжествуют над Хэнком и Бетти Пресскотт.

Но Эмери отодвинула стул и позволила Эйблу взять себя под руку, будто у нас восемнадцатый век и ей нужен чертов эскорт, чтобы пойти куда-то. Вызов исчез из ее взгляда.

В этот момент она совсем не была похожа на ту восьмилетнюю девочку, которая ударила Эйбла по лицу за то, что он украл ланч у Рида.

Я с отстраненным интересом наблюдал, как Эмери подчиняется воле Вирджинии.

Она ничем не отличалась от остального чертова Истриджа.