Текст книги "Точка отсчета"

Голос ее дрогнул.

– Только для того, чтобы соблазнить тебя, – закончила я. – Не знаю, планировала ли Кэрри это заранее. И честно говоря, мне плевать! – Злость снова поднималась во мне. – Мы только что землю не перевернули, чтобы добиться ее выдачи в Виргинию, но у нас ничего не вышло. Нью-Йорк не желает ее отдавать.

Влажная и забытая, банка пива едва не выскользнула из моих пальцев, когда я закрыла глаза и передо мной замелькали мертвецы. Я увидела Энди Хита, прислоненного к мусорному контейнеру и истекающего кровью, которая смешивалась со струйками дождя. Увидела шерифа и тюремного охранника, убитых Голтом и, возможно, Кэрри. Я прикасалась к их телам и переводила их боль в диаграммы и протоколы вскрытия. Я ничего не могла поделать с собой. Мне хотелось, чтобы Кэрри Гризен умерла, была казнена за все, что сделала с ними, с моей племянницей и со мной.

– Она чудовище. Я постараюсь, чтобы Кэрри Гризен понесла заслуженное наказание.

– Почему ты постоянно читаешь мне наставления? – раздраженно воскликнула Люси. – Или думаешь, что я не хочу того же?

– У меня нет причин сомневаться в этом.

– Поверь, я не стану колебаться, если придется включить рубильник или воткнуть ей в руку шприц.

– Ваши прошлые личные отношения не должны мешать правосудию.

– Боже!

– Для тебя все происходящее уже огромное испытание. И если ты не сможешь верно оценивать ситуацию, Кэрри победит.

– Боже! – еще громче повторила Люси. – Перестань, я не хочу больше слушать.

Но я уже не могла остановиться, боль и ярость выталкивали из меня слова.

– Знаешь, чего она хочет? Я тебе скажу. Манипулировать. У нее это прекрасно получается. А знаешь, что будет потом? Кэрри Гризен признают невиновной по причине невменяемости, и судья отправит ее назад в «Кирби». Там она резко исправится и излечится, и местные врачи посчитают, что никакая она не сумасшедшая. Но ведь судить дважды за одно преступление нельзя. Закончится тем, что ее просто выпустят.

– Если Кэрри выйдет на свободу, – твердо сказала Люси, – я найду ее и вышибу ей мозги.

– Ну что ты такое говоришь!

Я видела, как она напряглась. Дыхание Люси стало громче, и мне показалось, что я ощущаю копящуюся в ней ненависть.

– Миру по большому счету наплевать, с кем ты спала или спишь. Думаю, присяжные сумеют понять, как и почему такое могло случиться. Она была старше тебя и опытнее. Она красива, умна и внимательна. К тому же Кэрри была твоей начальницей.

– Как Тьюн, – прошептала Люси, и я так и не поняла, говорит она серьезно или смеется надо мной.

– Тьюн не психопат.

Глава 4

Я уснула только на следующее утро во взятой напрокат машине, а когда проснулась, то по обе стороны дороги тянулись поля пшеницы и поднимались силосные башни. Мелькавшие за окном деревья, похоже, помнили Гражданскую войну. Марино сидел за рулем, и мы проезжали мимо растянувшихся на многие сотни акров невозделанных полей, огражденных колючей проволокой, телефонных столбов и двориков с почтовыми ящиками, раскрашенными в цвета американского флага. Пруды и речушки, фермы и пастбища, заросшие густой высокой травой, сменяли друга. То и дело попадались небольшие домики с покосившимися заборами и полощущимся на ветру застиранным бельем.

Прикрыв ладонью зевок, я отвернулась от Марино, потому что всегда считала проявлением слабости даже малейший намек на усталость или скуку. Через несколько минут мы свернули на шоссе номер 715, или, как его еще называли, Бивердамскую дорогу, и тут нам стали все чаще встречаться коровы, невнятного серого цвета амбары и сломанные, словно вросшие в землю трактора. Владелица Совиной фермы жила в большом доме из белого кирпича, окруженном необозримыми полями и бесконечными заборами. Судя по дощечке на фронтоне, дом был построен в 1730 году. Рядом с домом виднелся бассейн, а спутниковая тарелка на стене выглядела достаточно внушительной, чтобы принимать сигналы из других галактик.

Мы еще не вышли из машины, как навстречу нам поспешила Бетти Фостер, женщина лет пятидесяти, с четкими, выразительными чертами лица и глубокими морщинами, которые нередки у людей, проводящих много времени на солнце. Длинные седые волосы собраны в пучок. Несмотря на возраст, двигалась миссис Фостер легко, пружинисто, а рукопожатие ее было крепким и уверенным. В больших карих глазах, как мне показалось, затаилась боль.

– Я – Бетти, – сказала она. – А вы, должно быть, доктор Скарпетта и капитан Марино.

Быстрая и энергичная, она и одета была соответственно, в джинсы и джинсовую безрукавку. Истертые старые ботинки покрывал слой пыли, на подошвы налипла грязь. За несомненно искренним гостеприимством тем не менее чувствовались некоторое напряжение и даже скованность, как будто наш визит застал госпожу Фостер врасплох и она не знала, с чего начать.

– Кеннет во дворе. Он ждет вас. И вот что я вам сразу скажу: он очень расстроен. Кеннет любил своих лошадей, всех до единой, и, конечно, его ужасно огорчило, что в доме кто-то погиб.

По пыльной узкой дороге мы направились к конюшне.

– Какие у вас с ним отношения? – спросил Марино.

– Я выращиваю и тренирую его лошадей. Уже много лет. С тех самых пор, как он вернулся в Уоррентон. Морганы[10]10
  Морганы – порода лошадей, разводимая в США с 20-х годов девятнадцатого века.


[Закрыть] у него лучшие во всем штате.

– Он отдает вам своих лошадей? – поинтересовалась я.

– Иногда. Может купить у меня годовалого жеребенка да и оставить на пару лет, чтобы я его подрастила. А потом переводит в свою конюшню. Выращивает скаковых, а потом продает, когда они уже готовы к скачкам. Я и сама часто бываю у него на ферме, два, а то и три раза в неделю.

– А разве у него нет конюха?

– Последний ушел несколько месяцев назад. С тех пор почти всю работу Кеннет делает сам. Да и нанять кого-то не очень легко. Ему приходится быть осторожным.

– Хотелось бы побольше узнать о последнем конюхе, – сказал, делая пометки в блокноте, Марино.

– Приятный пожилой мужчина, но у него что-то серьезное с сердцем.

– Одна лошадь, похоже, уцелела, – заметила я.

Женщина промолчала, а мы тем временем подошли к большому амбару из красного кирпича с предостерегающей табличкой «Осторожно, собака».

– По-моему, жеребенок лет двух, – добавила я. – Вороной.

– Он или она?

– Не знаю. Не смогла определить.

– С белым пятнышком на лбу?

– Так близко я не подходила.

– Ну, у Кении был жеребчик по кличке Песня Ветра. Его мать, Ветер, участвовала в дерби и пришла последней, но уже то, что ее туда допустили, говорит о многом. Отец выиграл несколько скачек. Так что этот конек был, наверное, самым дорогим в конюшне Кеннета.

– Похоже, ему удалось каким-то образом вырваться, – сказала я.

– Надеюсь, он не бегает там сам по себе.

– Полиции о нем уже сообщили.

Марино не проявил к выжившему жеребенку ни малейшего интереса.

Во дворе нас встретили стук копыт, кудахтанье цесарок и горделивые крики бантамских петухов. В воздухе висела густая красноватая пыль, поднятая копытами гнедой кобылы моргановской породы. Во всаднике, восседавшем в английском седле, я узнала Кеннета Спаркса, хотя и впервые видела его в грязных джинсах и сапогах. Держался он превосходно, а когда встретил мой взгляд, то не подал и виду, что узнал меня. Я сразу поняла, что наше появление его не обрадовало.

– Мы можем где-то поговорить? – спросила я, повернувшись к Фостер.

– Да, там, снаружи, есть стулья, – ответила она. – Или можете пройти в мой офис.

Спаркс, развернувшись, несся по направлению к нам, и куры, распустив крылья, с кудахтаньем разбежались в стороны.

– Знаете ли вы что-нибудь о женщине, которая, возможно, находилась в его доме в Уоррентоне? – спросила я, когда мы выходили на улицу. – Может быть, видели кого-то, когда приезжали ухаживать за лошадьми?

– Нет.

Мы расположились на пластиковых стульях, развернув их к лесу.

– У Кеннета бывало немало подружек, – заметила Фостер, – и я не всегда о них знала. – Она оглянулась. – Если не считать Песню Ветра, то у Кеннета осталась сейчас только одна лошадь. Черный Опал. Или просто Пал.

Мы с Марино тоже повернулись. Спаркс спешился и, потрепав лошадь по шее, отдал поводья одному из конюхов.

– Молодец, Пал, хорошо поработал.

– А почему Черный Опал не был в его конюшне? – спросила я.

– Ему три года, и я еще не всему его обучила. Вот почему он здесь, везунчик.

На мгновение лицо Фостер исказилось, в глазах блеснули слезы. Она отвернулась, откашлялась и поднялась со стула. Спаркс уже шел к нам, на ходу поправляя ремень и джинсы. Мы с Марино тоже поднялись и поздоровались с ним за руку. Его линялая красная рубашка промокла от пота, лицо Спаркс вытер желтой банданой, которую снял с шеи.

– Пожалуйста, садитесь, – любезно предложил он, как будто даровал нам аудиенцию в собственном кабинете.

Мы снова сели, Спаркс сел напротив. Я заметила морщинки у напрягшихся, покрасневших глаз.

– Прежде чем мы начнем, – решительно заговорил Спаркс, – я хочу сказать, что все произошедшее не было несчастным случаем.

– Мы здесь как раз для того, чтобы удостовериться в этом, сэр, – более вежливым, чем обычно, тоном ответил Марино.

– Полагаю, дело рук расистов. – Спаркс поиграл желваками. – Они – кто бы эти они ни были – намеренно убили моих лошадей и уничтожили все, что мне дорого.

– Если вы считаете главным мотивом преступления неприязнь к вам лично, вызванную расовой нетерпимостью, то почему эти люди не проверили, дома вы сами или нет?

– Есть вещи похуже смерти. Может быть, они хотели, чтобы я мучился. Не так уж трудно представить.

– Мы стараемся, – сказал Марино.

– И не думайте, что сможете повесить это на меня. – Он по очереди ткнул в каждого из нас пальцем. – Мне прекрасно известен образ мыслей таких, как вы. Я спалил свою ферму и лошадей ради денег. Ха. А теперь послушайте меня внимательно. – Спаркс подался вперед. – Говорю вам, я здесь ни при чем. Никогда бы не сделал и никогда не сделаю. Я не имею к этому никакого отношения. В данном случае я – потерпевший, и, возможно, мне еще крупно повезло.

– Давайте поговорим о еще одной жертве, – спокойно заговорила я. – Белая женщина с длинными светлыми волосами. Знаете кого-то, кто мог оказаться в вашем доме в ту ночь?

– В моем доме никого не было! – воскликнул он.

– Мы предполагаем, что она могла погибнуть в апартаментах на первом этаже, – продолжала я. – Возможно, в ванной.

– Кем бы ни была эта женщина, она проникла туда незаконно и без моего ведома. Может быть, это она и устроила пожар, а потом не смогла выбраться из дома.

– У нас нет оснований подозревать взлом, – ответил Марино. – Ваша охранная сигнализация по каким-то причинам не сработала. В отличие от противопожарной.

– Не понимаю. – Спаркс недоуменно пожал плечами. – Разумеется, уезжая из города, я всегда включаю охранную сигнализацию.

– Куда вы уезжали в этот раз? – закинул пробный камешек Марино.

– В Лондон. Я прилетел туда, и меня сразу же известили о случившемся. Я возвратился следующим рейсом, даже не покидал Хитроу. Потом сразу же выехал сюда.

Он опустил голову.

– На чем вы приехали, сэр?

– На своем «чероки». Я оставлял его в Даллесе[11]11
  Даллес – аэропорт, обслуживающий Вашингтон и округ Колумбия.


[Закрыть] на долгосрочной стоянке.

– У вас есть квитанция?

– Разумеется.

– Как насчет «мерседеса» у вашего дома? – продолжал Марино.

Спаркс нахмурился:

– Какого «мерседеса»? У меня нет «мерседеса». Я всегда покупаю только американские машины.

– Мы обнаружили за домом «мерседес». Он тоже сгорел, поэтому никакой конкретной информации у нас пока нет. По-моему, модель не из последних. Такой приземистый седан.

Спаркс лишь покачал головой.

– Тогда остается предположить, что машина принадлежала жертве, – сделал вывод Марино. – Может быть, кто-то пожаловал, не предупредив заранее? У кого еще был ключ от вашего дома и кто мог знать код охранной системы?

– Боже! – Спаркс ненадолго задумался. – Джош. Это мой конюх, абсолютно честный парень. Он ушел от меня по нездоровью, но мне и в голову не пришло поменять замки.

– Где мы можем его найти?

– Джош бы никогда... – начал Спаркс, но вдруг остановился, как будто вспомнил что-то. – Господи! – прошептал он. – Господи... Вы, кажется, упомянули, что у нее светлые волосы?

Его встревоженный взгляд метнулся ко мне.

– Да.

– А что-нибудь еще сказать можете? Как она выглядела?

– Пожалуй, худощавая. Вероятно, белая. Одета в джинсы и какую-то рубашку. На ногах ботинки. Такие высокие, со шнуровкой.

– Рост?

– Не могу сказать. Мне еще нужно осмотреть тело.

– Как насчет украшений?

– У нее не было рук.

Спаркс снова тяжело вздохнул, а когда заговорил, в его голосе уже не было недавней уверенности.

– Волосы... Длинные, примерно до середины спины, и с бледно-золотистым оттенком?

– Мне так показалось, – ответила я.

– Была одна молодая женщина... – Он запнулся, откашлялся и покачал головой. – Боже... У меня есть дом в Райтсвилл-Бич, там я с ней и познакомился. Она студентка, училась, если можно так сказать, в университете. Наши отношения продолжались недолго, не более пяти или шести месяцев. Несколько раз она оставалась у меня на ферме. Там же мы встретились и в последний раз, когда я сказал, что больше у нас ничего не будет.

– У нее был старый «мерседес»? – спросил Марино.

Спаркс покачал головой и, пытаясь собраться, закрыл лицо руками.

– Нет. Она ездила на каком-то «фольксвагене» голубого цвета, – пробормотал он. – У нее совершенно не было денег. В конце, когда она уходила, я дал ей немного. Тысячу долларов наличными. Посоветовал вернуться в университет и закончить учебу. Ее зовут Клер Роули. Подозреваю, что ей ничего не стоило прихватить мои запасные ключи. Возможно, она смогла подсмотреть и код охранной сигнализации, когда я открывал дверь.

– И у вас не было никаких контактов с Клер Роули на протяжении года? – спросила я.

– Абсолютно никаких. Все это кажется таким далеким. Глупый порыв, не более того. Я увидел, как она пытается заниматься серфингом, и заговорил с ней там же, на пляже в Райтсвилле. Она была одной из самых красивых женщин, которых я когда-либо знал. Я потерял контроль над собой, но потом опомнился. Слишком много проблем и осложнений. Клер требовался человек, который заботился бы о ней, а я на эту роль не годился.

– Мне нужно знать о ней все, что вы можете рассказать. Откуда она, где живет ее семья. Пригодится любая информация, которая поможет либо опознать Клер Роули, либо вычеркнуть ее из списка потенциальных жертв. Разумеется, я свяжусь и с университетом.

– Должен признаться, доктор Скарпетта, что, как это ни печально, мне самому известно о ней очень мало. Наши отношения ограничивались главным образом сексом, и я лишь помогал Клер деньгами и по мере сил старался решать ее проблемы. Она действительно была дорога мне. – Он помолчал. – Но ничего серьезного я не планировал. То есть вопрос о браке не поднимался.

В дальнейших объяснениях не было необходимости. Спаркс обладал властью. Его могущество и влияние ощущал каждый, кто оказывался рядом с ним, особенно женщины. Он мог заполучить практически любую. Судить о том, как Спаркс пользовался ими, не входило в сферу моей компетенции.

– Мне очень жаль. – Кеннет Спаркс поднялся. – Могу лишь сказать, что она хотела быть актрисой, но при этом проводила большую часть времени, гуляя на пляже и осваивая серфинг. Спустя какое-то время после нашего знакомства я начал замечать, что с Клер что-то не так. Меня настораживало в ней отсутствие мотивации, да и в поведении стали проявляться определенные тревожные черты.

– Она злоупотребляла алкоголем? – спросила я.

– Не сказал бы. В нем ведь слишком много калорий.

– Наркотики?

– У меня были такие подозрения, и я не мог допустить, чтобы мое имя в какой-либо связи упоминалось рядом с именем наркомана. Не знаю.

– Пожалуйста, напишите ее имя.

– И прежде чем вы уйдете, сэр, – вставил Марино, и я распознала в его тоне нотки «плохого копа», – позвольте еще один вопрос. Вы уверены, что речь в данном случае не идет о самоубийстве? Предположим, она уничтожает, предает огню все, что у вас есть, и сама гибнет в пламени пожара? У нее не было причин совершить нечто в таком духе?

– Если уж на то пошло, я ни в чем не уверен, – ответил Спаркс, останавливаясь у двери.

Марино тоже поднялся.

– Что ж, не очень-то вы нам и помогли. Напоминаю, что мне нужно увидеть ваши билеты и квитанцию за парковку. И думаю, у АТО возникнут вопросы по поводу обнаруженного в вашем подвале виски и автоматического оружия.

– Я коллекционирую оружие периода Второй мировой войны, и все оно приобретено совершенно легально и зарегистрировано, – сдержанно выговорил Спаркс. – Что касается бурбона, то я купил его на одном заводике в Кентукки лет пять назад. Они сворачивали бизнес и, наверное, не имели права совершать такую сделку, а мне, видимо, не следовало его покупать. Но... что есть, то есть.

– Полагаю, у АТО есть дела поважнее, чем ваши бочки, – сказал Марино. – Так что, сэр, если квитанция и билеты у вас с собой, то будьте любезны передать их мне.

– Что дальше, капитан? – Тяжелый взгляд Спаркса уперся в Марино. – Прикажете мне раздеться и подвергнете обыску?

Марино выдержал его взгляд, не дрогнув.

– Сначала вам придется поговорить с моим адвокатом, – продолжал, не дождавшись ответа, Спаркс. – А потом я с радостью окажу вам любое содействие.

Я поняла, что пришло время вмешаться.

– Капитан, разрешите мне поговорить с мистером Спарксом наедине.

Не ожидавший такого подвоха с моей стороны и явно раздраженный, Марино молча повернулся и вышел за дверь. Несколько цесарок устремились за ним. Мы остались вдвоем. Спаркс был поразительно красив – высокий, подтянутый, с седыми волосами. Его глаза напоминали янтарь, черты лица отличались аристократизмом, прямой нос придавал некоторое сходство с Джефферсоном, а кожа была темная и гладкая, как у юноши. То, как он сжимал рукоять кнута, вполне соответствовало его настроению. Кеннет Спаркс был способен прибегнуть к насилию, но, насколько я знала, никогда не переходил опасную черту.

– Ну? Что вы задумали? – недоверчиво глядя на меня, спросил он.

– Я лишь хотела уверить вас, что разногласия между нами, имевшие место в прошлом...

Он покачал головой и не дал мне закончить.

– Прошлое – это прошлое.

– Нет, Кеннет. Уверяю вас, я не испытываю к вам никаких враждебных чувств. То, что происходит сейчас, никоим образом не связано с нашими спорами.

Однажды, в ту пору, когда Спаркс проявлял больше интереса к издаваемым на его деньги газетам, он обвинил меня в расизме после того, как я опубликовала статистические данные об убийствах в среде афроамериканцев. Мне лишь хотелось показать связь между убийствами и такими явлениями, как наркотики, проституция или обычная внутриобщинная ненависть.

Его репортеры вырвали несколько моих цитат из контекста, исказили остальное, и все закончилось тем, что вечером Спаркс вызвал меня в свой роскошный офис в центре города. Я до сих пор помню, как меня ввели в огромный кабинет с дорогушей обстановкой в колониальном стиле и свежими цветами в вазах. Магнат приказал мне, как будто имел на то полное право, демонстрировать в дальнейшем большее уважение к черному населению и публично опровергнуть собственные данные и оценки. Сейчас, глядя на человека с потным лицом и навозом на сапогах, я с трудом узнавала в нем того самоуверенного дельца. Руки Спаркса дрожали, а от самоуверенности не осталось и следа.

– Вы дадите мне знать, если что-то выясните? – спросил Спаркс, по-прежнему высоко держа голову, хотя в его глазах уже блестели слезы.

– Расскажу, что смогу, – уклончиво пообещала я.

– Мне лишь нужно знать, Клер это или нет и не страдала ли она.

– Большинство погибающих при пожарах людей не страдают. Они теряют сознание, надышавшись угарным газом, и уже ничего не чувствуют.

– Слава Богу. – Он посмотрел вверх. – Слава Богу...

Глава 5

Домой в тот день я попала к обеду, готовить который мне совершенно не хотелось. Бентон оставил три сообщения, и ни на одно из них я так и не ответила. Мной владело странное чувство, точнее, предчувствие чего-то ужасного, и вместе с тем я испытывала душевную легкость, которая и побудила меня пойти в сад. Я проработала там допоздна, выпалывая сорняки, а потом срезала несколько свежих роз для кухни. На сей раз выбор пал на розовые и желтые; тугие, еще не раскрывшиеся бутоны напоминали свернутые перед боем знамена. Наступили сумерки, и я вышла прогуляться, жалея, что у меня нет собаки, и размышляя о том, какую стоило бы завести, если бы обстоятельства позволили столь рискованный шаг.

Я остановилась на предпенсионного возраста борзой, спасенной от неминуемой смерти. Конечно, жизнь со мной не сулила домашнему питомцу частых радостей. Скорее, наоборот. Размышляя об этом, я и встретила одного из моих соседей, вышедшего из дому с маленьким белым песиком.

– Добрый вечер, доктор Скарпетта, – хмуро проговорил сосед. – Надолго в город?

– Сама не знаю, – ответила я; перед глазами стояла придуманная мной борзая.

– Слышал о пожаре. – Он покачал головой. – Бедняга Кеннет.

– Вы ведь, наверное, знали его, – заметила я, вспомнив, что сосед когда-то работал хирургом.

– Да, конечно.

– Неприятный случай. Скажите, а какой породы ваша собачка?

– Я называю ее винегретом. Всего понемногу.

Сосед пошел дальше, раскуривая на ходу трубку, поскольку супруга, несомненно, не разрешала ему курить в доме. Я миновала соседские дома, все разные и в то же время одинаковые – кирпичные или оштукатуренные и не очень старые. Чуть дальше, в конце квартала, по каменистому ложу неспешно, как и все последние двести лет, несла свои спокойные воды река, и эта неспешность как-то гармонировала с одинаковостью зданий. Ричмонд трудно назвать городом перемен.

Дойдя до места, где в последний раз уединился разозлившийся на меня Уэсли, я постояла немного у того же дерева, пока и орел в небе, и скалы у реки не стали расплываться в сгущающейся темноте. Квартал погружался в ночь, оставляя изолированные четырехугольники светящихся окон. Нужно было возвращаться, но я не могла сдвинуться с места, словно мысль о том, что Кеннет Спаркс может быть либо жертвой, либо убийцей, высосала из меня всю энергию.

За спиной послышались тяжелые шаги, и я резко повернулась, сжав пристегнутый к связке ключей баллончик с перечным газом.

Из темноты выступила коренастая фигура, и раздался знакомый голос:

– Тебе не следует разгуливать здесь в такое позднее время.

Наверное, в другой раз я бы напомнила ему, что имею полное право проводить вечер по своему усмотрению, но сейчас спорить не было сил.

– Как ты меня нашел?

– Подсказал один из соседей.

Я промолчала.

– У меня тут рядом машина, – продолжал Марино. – Пойдем, отвезу домой.

– Ты когда-нибудь оставишь меня в покое? – беззлобно возмутилась я, зная, что его назойливость объясняется заботой обо мне.

– Может быть, но только не сегодня. У меня плохие новости, и, думаю, тебе лучше присесть.

Первая мысль была о Люси, и у меня сразу же подогнулись колени. Сознание будто раскололось на миллион кусочков, я пошатнулась и ухватилась за его плечо. Я всегда знала, что однажды может прийти день, когда кто-то сообщит мне о ее смерти, и сейчас меня словно парализовало, захватило бурлящим водоворотом, втягивавшим, всасывавшим в свое темное, страшное нутро.

Наверное, я бы упала, если бы не Марино.

– Боже! – воскликнул он. – Давай-ка я отведу тебя к машине. Тебе надо сесть.

– Нет, – пробормотала я, потому что прежде должна была все услышать. – Как Люси?

Мой вопрос, похоже, несколько смутил его.

– Ну, думаю, она еще ничего не знает, если только не успела услышать в новостях.

– Что?

Застывшая было кровь снова пришла в движение, возвращая меня к жизни.

– Кэрри Гризен сбежала. Сегодня, во второй половине дня. Они спохватились только к вечеру, когда пришло время вести заключенных на обед.

Мы быстро прошли к машине.

– И при этом ты разгуливаешь здесь в темноте с каким-то баллончиком, – продолжал Марино, распаляясь от собственного страха. – Вот дерьмо! Черт бы ее побрал! Не делай так больше, слышишь? Мы понятия не имеем, где эта тварь, но одно я знаю наверняка: пока она на свободе, ты в опасности.

– Все в опасности, – пробормотала я, забираясь в машину и думая о Бентоне, одиноко разгуливающем по далекому пляжу.

Кэрри Гризен ненавидела его почти так же, как ненавидела меня. По крайней мере я так считала. Бентон работал над ее профилем и был разработчиком той игры, что завершилась в конце концов поимкой Кэрри и смертью Темпла Голта. Бентон использовал все ресурсы Бюро, чтобы убрать ее за решетку, и пока это срабатывало.

– Может ли она каким-то образом узнать, где сейчас Бентон? – спросила я, когда мы уже ехали домой. – Он же там совершенно один. Разгуливает по пляжу без оружия и думать не думает, что его кто-то ищет.

– Как и кое-кто еще, – вставил Марино.

– Приму во внимание.

– Не сомневаюсь, что Бентон уже знает, но я все же позвоню ему, – пообещал Марино. – По-моему, Кэрри и не догадывается о существовании такого места, как Хилтон-Хед. У вас же там ничего и не было, когда Люси рассказывала ей все ваши секреты.

Машина свернула на подъездную дорожку и остановилась.

– Ты несправедлив к Люси, – сказала я, открывая дверцу. – У нее и в мыслях не было ничего подобного. Она вовсе не хотела...

– В данный момент не важно, хотела она или нет, – перебил Марино, выпуская дым в окно.

– Как Кэрри удалось сбежать? Психиатрический центр находится на острове, и попасть туда, равно как и выбраться оттуда, не так-то легко.

– Никто ничего не знает. Ее исчезновение обнаружилось часа три назад, когда милых дам повели на обед. Охрана спохватилась, а ее уже и нет. Если помнишь, в миле от центра есть пешеходный мост через Ист-Ривер, который ведет в Гарлем.

Он швырнул окурок на дорожку.

– Возможно, Кэрри ушла именно этим путем. Других вариантов пока нет. Сейчас там повсюду копы. Патрулируют вертолеты на тот случай, если она еще прячется где-то на острове. Но я так не думаю. Уверен, побег был спланирован заранее и время выбрано точно. Держу пари, мы еще услышим о ней.

Войдя в дом, я тщательно проверила все двери и включила сигнализацию, после чего сделала то, что делала очень редко и что всегда меня нервировало: достала из ящика стола девятимиллиметровый «глок» и обыскала все комнаты на каждом этаже. Я переступала порог, держа пистолет в обеих руках и чувствуя, как гулко колотится сердце. К тому времени воображение превратило Кэрри Гризен в чудовище, наделенное сверхъестественными силами. Мне уже казалось, что она способна преодолевать любые охранные системы, проходить сквозь запертые двери и материализовываться из тени в тот самый момент, когда я чувствую себя в полной безопасности.

Удостоверившись в том, что в доме, похоже, нет никого, кроме меня самой, я налила стакан красного вина и переоделась в халат. Потом снова позвонила Бентону и ощутила неприятный холодок в груди, когда он снова не ответил. Вторая попытка, предпринятая ближе к полуночи, также не дала результата.

– Господи... – глухо прозвучал мой голос в пустой комнате.

В мягком свете настольной лампы трюмо и столики отбрасывали тени, кажущиеся на полу темными пятнами. Я никогда не покрывала их лаком, и мне нравилось видеть их трещинки, потертости и другие отметины времени. Вентиляторы легко шевелили бледно-розовые шторы, и каждое их движение как будто еще сильнее натягивало мои и без того дрожащие от напряжения нервы. Страх постепенно овладевал мной, и я тщетно пыталась отогнать связанные с Кэрри Гризен и настойчиво лезущие из памяти жуткие образы прошлого. Бентон не звонил. Снова и снова я говорила себе, что все в порядке и что нужно уснуть. На какое-то время мне удалось отвлечься чтением Шимуса Хини[12]12
  Шимус Хини (англ. Seamus Heaney) – ирландский поэт, лауреат Нобелевской премии за 1995 г.


[Закрыть].

Телефон зазвонил в два двадцать. Я вздрогнула. Книга соскользнула на пол.

– Скарпетта.

Сердце уже колотилось, как бывало всегда, когда меня будили среди ночи.

– Кей, это я, – сказал Бентон. – Извини, что звоню так поздно, но ты, наверное, пыталась связаться со мной, а у меня, как назло, испортился автоответчик. Вечером я уходил поужинать, а потом прогулялся по берегу. Меня не было часа два. Ты, похоже, уже знаешь новость.

– Да.

Я напряглась. От сонливости не осталось и следа.

– Ты в порядке? – спросил Бентон – он хорошо знал меня.

– Прежде чем ложиться, обшарила все шкафы, заглянула за все шторы и обошла все комнаты. Пистолет у меня под рукой.

– Я так и подумал.

– Знаешь, у меня такое чувство, как будто мне по почте отправили бомбу.

– Не совсем так, Кей. Потому что мы не знаем ни откуда придет эта бомба, ни когда, ни в какой форме. Это часть ее игры. Заставить нас гадать.

– Бентон, ты знаешь, как она ненавидит тебя. Мне очень не нравится, что ты там один.

– Хочешь, чтобы я вернулся?

Я подумала, но так и не нашла что ответить.

– Давай я сейчас же сяду в машину и приеду. Если только ты этого хочешь.

И тогда я начала рассказывать о трупе, найденном в руинах дома Кеннета Спаркса, о встрече с магнатом на Совиной ферме. Я говорила, и говорила, и говорила. Рассказывала и объясняла, а он терпеливо слушал.

– Проблема в том, – заключила я, – что все ужасно осложняется и основная работа еще впереди. Какой смысл тебе прерывать отпуск. К тому же Марино прав. Кэрри не знает о Хилтон-Хед. Там ты в большей безопасности, чем здесь.

– А я бы хотел, чтобы она приехала сюда, – жестко сказал Бентон. – Я бы познакомил ее с моим «зиг-зауэром», и тогда мы бы раз и навсегда покончили со всем этим и закрыли проблему.

Я поняла, что он действительно, по-настоящему хочет убить ее, и в определенном смысле это было худшим из всего, что могла сделать с нами Кэрри Гризен. Бентон никогда не допускал, чтобы тень зла, с которым он боролся много лет, упала на его совесть и душу, он никогда не оправдывал насилие, и сейчас, слушая его, я тоже чувствовала себя виноватой.

– Видишь, что с нами происходит? Мы говорим о том, как было бы хорошо пристрелить ее, посадить на электрический стул или сделать ей смертельную инъекцию. Она победила, Бентон. Отравила нас своим ядом. Потому что, да, я тоже хочу видеть ее мертвой, хочу этого так, как не хотела ничего другого.

– Думаю, мне все-таки лучше приехать, – снова сказал он.

Мы поговорили еще немного и пожелали друг другу спокойной ночи. Никто не пришел ко мне из темноты, и моим единственным врагом оказалась бессонница. Она лишила меня тех немногих часов, что еще оставались до рассвета, разорвав их короткими, разрозненными видениями, объединенными лишь беспокойством и ужасом. Мне снилось, что я опаздываю на важную встречу, что я увязла в снегу и не могу набрать нужный номер. В том сумеречном состоянии я не находила ответов, проводя заурядное вскрытие, и мне казалось, что жизнь моя окончена, а потом я вдруг попадала в страшную автомобильную аварию и оказывалась окруженной окровавленными телами, не имея возможности ни помочь, ни даже пошевелиться. Я крутилась на кровати, перекладывала подушки и поправляла одеяло, пока небо не просветлело и на нем не появились звезды. Тогда я встала и сварила кофе.