Текст книги "Оазис"

Глава 20

Тед Дарнелл задержался допоздна в полицейском участке. Наконец, уже в одиннадцатом часу вечера, он решил, что пора отправляться домой. В небольшой ванной, смежной с его кабинетом, начальник полиции посмотрелся в зеркало, убедился в том, что галстук завязан правильно, провел расческой по волосам и вышел из кабинета, заперев за собой дверь.

Когда он шел по коридору в приемную, до него донеслись взрывы хохота.

Облокотившись о конторку, два офицера обменивались шутками с сержантом Верном Уэбстером, который в тот вечер дежурил на телефоне.

– Что тут у вас смешного, парни? – спросил Дарнелл.

Офицеры тотчас посерьезнели.

– Сержант рассказал нам о вызове, который только что поступил, – ответил один из них. – Какая-то женщина сообщила, что жившие у нее в доме птицы зарезаны.

– Я не вижу в этом ничего забавного. Помимо всего прочего, эти птицы могут стоить чертовски дорого. Кто эта женщина?

– Та самая сумасбродная дамочка… Зоя Тремэйн, которая возглавляет движение против…

– Не важно, кто она такая, – перебил офицера Дарнелл. – Она гражданка нашего города и налогоплательщица, и тут явно имело место преступление.

– Разумеется, шеф, – сказал сержант Уэбстер. – Я как раз собирался выслать туда полицейскую команду.

Дарнелл внезапно принял решение:

– Не стоит. Я сам этим займусь. Это не так уж далеко от моего дома.

Одним из немногих предметов роскоши, которые позволил себе Дарнелл при своем спартанском образе жизни, был «мерседес». Он предпочитал приобретать американские товары, однако за последние годы его мнение о качестве отечественных автомобилей резко упало, а немцами он всегда восхищался за их педантичность.

По пути Дарнелл размышлял о том, что же произошло в доме Зои. Он был совершенно уверен, что это зверство – уничтожение птиц – напрямую связано с ее общественной деятельностью. Днем он видел пикетчиков перед зданием муниципалитета, и ему говорили о выступлении Зои на митинге. Он ожидал телефонного звонка от разгневанного Отто Ченнинга, однако аппарат молчал. К слову сказать, последние несколько дней Отто вел себя до странности тихо. И почему он не использовал полученные им сведения о Зое, чтобы шантажом заставить ее замолчать? Или же она просто не обратила внимания на его угрозы?

Когда Дарнелл притормозил перед особняком Тремэйн, свет там был включен. Он нажал на кнопку звонка и стал ждать. Наконец Зоя открыла дверь, и Дарнелл сразу заметил на ее лице следы недавних слез. В первый раз за то время, что он ее знал, Зоя выглядела на свои годы.

– Начальник полиции Дарнелл? – Голос ее прервался. – Я удивлена, что именно вы откликнулись на мой вызов.

– Остальные были заняты, а я как раз собирался домой, – объяснил он. – Что здесь произошло?

– Пойдемте со мной, и я вам покажу.

Она проводила его через вестибюль в атриум.

– Вот, – она повела рукой, – взгляните!

Дарнелл окинул взглядом трупики растерзанных птиц. Ему не раз случалось видеть людей, павших в сражениях, и это в значительной мере ожесточило его сердце. В представлении Дарнелла смерть была неотъемлемой частью любой войны. А вот это зрелище потрясло его гораздо сильнее, потому что выглядело бессмысленным зверством, словно какой-нибудь избалованный, капризный мальчишка вздумал отомстить за пренебрежительное отношение к своим прихотям.

– Я вернулась домой примерно час назад, – объяснила Зоя. – Дверь кухни оказалась незапертой, и когда я вошла, то… – ее душили рыдания, – то я обнаружила вот это! – Она зажгла сигару и выпустила облачко дыма. – Кто вообще мог пойти на такое?

– У вас ничего не пропало?

Она покачала головой:

– У меня не было времени для тщательного осмотра, но думаю, что все на месте.

– А в вашем доме есть какие-нибудь ценные вещи?

– Да, есть кое-что. – Она словно пронзила Дарнелла взглядом. – Но какое отношение это имеет к делу?

– Иногда грабители, если им нечего взять, обозлившись, убивают любых домашних животных, какие попадаются им под руку, – ответил начальник полиции, чувствуя себя крайне неловко.

– Но мы оба прекрасно знаем, что это не было простой кражей со взломом, не правда ли?

Зоя направилась к столу в дальнем углу атриума и протянула руку, на которую тотчас вскочила большая белая птица. Склонив голову с хохолком набок, птица зловеще посматривала на Дарнелла.

– Я вижу, одну они все же пропустили, – заметил он.

– Да, Мадам спряталась в углу за кустом.

Дарнелл изумленно уставился на Зою:

– Мадам?

– Да, так меня называли в публичном доме. – Она бросила на него суровый взгляд. – Ведь это вы передали Отто информацию относительно моего прошлого? Разумеется, это могли быть только вы. Мне бы следовало это предвидеть.

Дарнелл хотел было солгать ей, но передумал.

– Да, Зоя. Отто явился ко мне прямо с вашего последнего приема и принес пепельницу, на которой были ваши отпечатки пальцев. Он и мэр Уошберн потребовали от меня провести негласное расследование. Если бы я отказался, они просто пустили бы в ход другие средства.

Он мысленно упрекнул себя за то, что в его голосе звучали виноватые нотки.

– Иначе это могло стоить вам вашего места?

Он неопределенно пожал плечами:

– Я не одобряю их действий и хочу, чтобы вы знали это. Насколько мне известно, вы пока что не совершили здесь, в Оазисе, никаких преступлений, и не думаю, что вы должны и дальше страдать из-за своего прошлого.

– Что ж, и на том спасибо. – На ее губах появилось слабое подобие улыбки. – Но давайте вернемся к тому, что здесь произошло. Нам обоим хорошо известно, что Отто Ченнинг либо сам сделал это, либо нанял кого-нибудь за деньги. Он решил отомстить мне за ту речь, которую я произнесла сегодня на митинге.

– Мне очень жаль, Зоя. Я не знаю ничего об этом. Нет никаких доказательств, что за этим преступлением стоит Отто. Я проверю отпечатки пальцев, однако сомневаюсь, что мне удастся что-либо обнаружить. Но обещаю вам, что проведу расследование.

– Буду вам очень признательна, начальник полиции Дарнелл.

* * *

В Клинике настал день выписки.

Джим, пилот авиалинии, закончил месячный курс лечения, и ему пришла пора получить свой сертификат.

Пациенты Клиники собрались в комнате для встреч, чтобы понаблюдать за церемонией и пожелать Джиму всего наилучшего. Джим и его жена Мэри Энн, стройная миловидная женщина лет сорока, только что получили консультацию относительно видов Джима на будущее и о той помощи, которая ему потребуется от близких.

Теперь они стояли рядом, взявшись за руки. Лицо Мэри Энн светилось счастьем, глаза блестели от слез.

В торжественной обстановке Ноа сначала передал сертификат Бетель. Документ представлял собой лист бумаги в рамке, очень похожий на аттестат об окончании средней школы. В нем констатировалось, что Джим Бакстер прошел четырехнедельный курс лечения полностью и, хотя он навсегда останется алкоголиком, теперь он в состоянии себя контролировать.

– Мне было очень приятно познакомиться с тобой, Джим, – сказала Бетель. – Пусть твоя жизнь отныне станет счастливой и изобильной, без употребления алкоголя.

Следующим был Рем.

– Ты уже провел здесь некоторое время, Джим, когда я только попал в эту «школу». Однако теперь я считаю тебя своим старым другом и горжусь тем, что мне довелось тебя узнать.

Свидетельство передавалось из рук в руки, и каждый говорил при этом несколько добрых слов.

Когда настала очередь Джеффри, он пожелал только:

– Удачи тебе, Джим! – после чего передал документ Лейси.

– У тебя все будет в порядке, Джим. Я в этом уверена! – произнесла та с глубоким чувством.

Когда очередь дошла до губернатора Стоддарда, тот сказал:

– Я знаю, через какой ад тебе пришлось пройти, Джим, и, конечно, я буду молиться за тебя.

Настал черед самого пилота. Он долго рассматривал сертификат, затем поднял повлажневшие глаза.

– В течение первых двух недель, которые я провел здесь, мне казалось, что тот день, когда я выпишусь отсюда, станет самым счастливым в моей жизни, ведь мне не придется больше чуть не ежедневно говорить вам всем: «Привет, меня зовут Джим, и я – алкоголик». Теперь-то я понимаю, что говорить и думать об этом мне предстоит до последнего вздоха, однако меня это нисколько не пугает. И я сомневаюсь в том, что мне удалось бы с этим справиться без поддержки каждого из вас. Потому-то я люблю вас всех и еще раз говорю вам: «Спасибо!»

– Давайте возьмемся за руки, – предложил Ноа.

Когда руки всех собравшихся сомкнулись, он скомандовал:

– А теперь все вместе!

– Удачи тебе, Джим!

Затем круг распался, и все обступили Джима, чтобы на прощание пожать ему руку. Некоторые с жаром его обнимали. Когда проводы завершились и пациенты стали расходиться, Джеффри сказал Лейси:

– Полагаю, тебе уже недолго осталось ждать своего счастливого дня.

– Я пока что не решила для себя, – отозвалась та задумчиво. – Я чувствую себя здесь в полной безопасности, но снова оказаться брошенной на произвол судьбы, как только я выйду отсюда… – Она вздрогнула. – Не знаю, смогу ли я это пережить.

– Ты сможешь, Лейси. Я уверен, – утешал он ее. – В тебе есть внутренняя сила, о существовании которой, как мне кажется, ты никогда не подозревала.

– Даже если и так, я понятия не имею, где она пряталась все эти годы.

– Все дело в том, что ты слишком часто чувствовала себя обойденной. Разве тот день в «Змеином логове» не вернул тебе определенную долю любви и доверия к другим людям?

– Верно, если только этого хватит надолго. Но за пределами Клиники мне станет так одиноко, Джеффри. – Она не сводила с него глаз. – А как насчет тебя? Ты думаешь, что сможешь справиться? Ты собираешься снова участвовать в автогонках?

Внезапная смена темы поставила его в тупик, и ему понадобилось некоторое время, чтобы привести мысли в порядок.

– Я в этом сомневаюсь. Если я вернусь на трек, то скоро опять возьмусь за старое.

– Тогда чем же ты хочешь заняться?

– Пока что не решил. – Он улыбнулся. – Тише едешь – дальше будешь.

– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы попробовать свои силы в кино? Ты наделен привлекательной внешностью и яркой индивидуальностью, а я всегда гордилась своим даром первооткрывателя новых талантов.

Он издал изумленное восклицание:

– Сниматься в кино? Тебе не кажется, что это уже немного поздно?

– Сниматься в кино никогда не поздно. Я знаю людей, которым их первая роль досталась в пятьдесят, а то и в шестьдесят лет.

– Знаешь, это очень странно, – произнес он медленно, – но я когда-то брал уроки актерского мастерства.

– Почему же ты их бросил?

– Когда я увидел множество других претендентов, возможно, более способных, чем я, меня одолели сомнения, стоит ли продолжать.

– Упорство – главный ключ к успеху, Джеффри. Оно ничуть не менее важно, чем талант, а я искренне верю в то, что у тебя есть подлинный талант. – Она потрепала его по руке. – Пообещай, что подумаешь над моим предложением, ладно?

Тед Дарнелл вошел в офис Ченнинга без приглашения.

Отто в этот момент говорил по телефону и бросил на него изумленный взгляд.

– Я вам перезвоню, – сказал он в трубку и тут же опустил ее.

– Итак, Тед? Чему обязан такой честью?

– Я проезжал мимо и решил заглянуть к тебе на минутку.

Внимание его сразу же привлекла правая рука Ченнинга, тыльная сторона которой была заклеена несколькими полосками пластыря.

– Я не видел тебя вот уже несколько дней и не слышал от тебя ни слова. Мне любопытно знать, как ты поступил с Зоей Тремэйн. Ты уже воспользовался той информацией, которую я тебе передал?

Ченнинг небрежно пожал плечами, отводя глаза в сторону:

– Я решил, что сейчас это будет неуместно.

Дарнелл не поверил своим ушам.

– Ты решил… что? Неуместно? – Он внезапно рассмеялся. – Ну конечно! Ты пустил в ход свое оружие, но она не намерена сдаваться. Ты слышал ее вчерашнюю речь, Отто?

– Меня там не было, но я уже в курсе, – отозвался Ченнинг угрюмо.

– Готов поспорить, что так. – Взгляд Дарнелла снова привлекли полоски пластыря. – Что у тебя с рукой, Отто?

Ладонь Ченнинга дернулась, и он убрал ее под стол.

– Я… я поскользнулся и упал, ударился о дверь душевой и разбил зеркало. Но мне повезло. Я не слишком сильно порезался.

– Так вот, значит, как все случилось? А ты уверен, что это не сделала маленькая птичка, Отто? Или несколько маленьких птичек?

Ченнинг быстро перевел дух и посмотрел в сторону:

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Да? Все птицы Зои Тремэйн были убиты вчера вечером. Я скажу тебе, что я думаю. По-моему, ты узнал о той речи, которую она произнесла вчера на митинге, и пришел в такую ярость, что просто сорвался с цепи. Ты отправился к ней домой, проник внутрь и перерезал ее птиц. Там было устроено настоящее побоище, вот до чего довела тебя твоя злоба. Но одна из птиц или сразу несколько поранили тебя.

Ченнинг посмотрел на него с вызовом:

– Ты не сможешь доказать, что я имею к этому какое-либо отношение. И если даже тебе это удастся, какое обвинение ты собираешься мне предъявить? – На его губах появилась глумливая усмешка. – Убийство нескольких безмозглых птичек?

– Дорогих птичек, Отто. Таким образом, имело место незаконное проникновение в дом путем взлома, а также уничтожение ценного имущества. Вероятно, добавятся и другие обвинения. Знаешь, что я о тебе думаю, Отто? Ты просто больной человек, и мне стыдно, что я так долго не мог этого взять в толк.

– Не смей так со мной говорить! – Ченнинг наклонился вперед, его мрачное лицо напоминало маску. – Неужели ты принял сторону этой старой шлюхи?

– Обеспечивать соблюдение закона – моя работа.

– Ты получил эту работу только благодаря протекции, Тед. Никогда об этом не забывай. Если ты пойдешь против меня, можешь распрощаться с должностью начальника полиции. И это еще не все. Против тебя могут быть выдвинуты обвинения в суде.

– Если такое когда-нибудь случится, то вы с мэром окажетесь на скамье подсудимых вместе со мной. Что же до моей работы, я не так уж держусь за нее. Но одно мне все же не совсем понятно, Отто… Объясни мне, почему ты не предал гласности то, что тебе стало известно о прошлом Зои. Только не пытайся убедить меня, что ты сделал это исключительно по доброте сердечной. У тебя нет сердца.

– А вот это тебя уже совсем не касается, черт побери! С каких это пор ты стал святошей? Но одно я должен тебе сказать… Скоро эта женщина проклянет тот день, когда решила переехать в Оазис!

– Только постарайся, чтобы все было в рамках закона, Отто, не то я сам примусь за тебя. Можешь положиться на мое слово. И если я смогу доказать, что это ты уничтожил птиц, тебе будут предъявлены обвинения.

Ченнинг уже отчасти обрел прежний апломб.

– И давно ли у тебя появилась совесть, Тед?

– Полагаю, я в конце концов решил остановиться и присмотреться к себе получше, и мне оказалось не по вкусу то, что я увидел. В жизни я не раз делал вещи, которыми вряд ли могу гордиться, однако быть в сообщниках у тебя и мэра для меня хуже всего.

– Но благодаря этому твой банковский счет заметно разбух, не так ли? Ты забирал свою долю без видимых угрызений совести и запросто можешь отправиться за это в тюрьму.

– Не надо мне угрожать, Отто, – тихо сказал Дарнелл. – Я все изложил на бумаге – все наши сомнительные сделки – и спрятал документы в сейф. Не забывай об этом. – Начальник полиции развернулся и, не прощаясь, вышел.

Жизнь Отто Ченнинга рушилась – и все по вине Зои Тремэйн. Но ведь должен же быть какой-нибудь выход!

У самого его локтя зазвонил телефон, и он, вздрогнув, схватил трубку:

– Алло?

До него донесся визгливый голос мэра Уошберна:

– Отто, что ты собираешься делать с этой проклятой женщиной? Все утро мой телефон разрывается от звонков по поводу той гнусной речи, которую она произнесла вчера.

– Что я собираюсь делать? – огрызнулся Ченнинг. – Почему все всегда норовят свалить на меня? Ты сам рискуешь ничуть не меньше.

– Такого рода дела по твоей части, Отто. Я у всех на виду. Я не могу затевать личную вендетту, в особенности против столь популярной женщины, как Зоя Тремэйн. Это будет стоить мне голосов избирателей.

– Не забывай, кто помог тебе получить эти голоса, Чарльз.

– По-твоему, я не помню об этом, Отто? – В голосе мэра послышались плаксивые нотки. – Но если мы не заставим ее замолчать, она наверняка отпугнет инвесторов и даже может добиться того, что эта проклятая инициатива пройдет. И тогда нам конец!

– Ты думаешь, я не понимаю этого?

– Ты ведь просил Теда раскопать какие-нибудь сведения о ее прошлом, чтобы мы могли заткнуть ей рот.

– Пока что ничего обнаружить не удалось, – солгал Ченнинг. – Надеюсь, что в скором времени удача нам улыбнется.

– Лучше, если это произойдет как можно скорее. Самое меньшее, что ты можешь сейчас сделать, Отто, – держать на привязи свою собственную дочь.

Пальцы Ченнинга судорожно сжали трубку, сердце подскочило.

– Что ты имеешь в виду? При чем тут Сьюзен?

– Она спит с доктором Ноа Брекинриджем.

Ченнинг с облегчением вздохнул:

– Как, по-твоему, это выглядит? Главная сторонница Тремэйн занимается любовью с ведущим доктором Клиники. Судя по всему, он на ее стороне.

Мозг Ченнинга лихорадочно заработал.

– Ты уверен в этом?

– Абсолютно. Мой шофер снимает квартиру в том же доме, что и доктор Брекинридж, и он видел, как твоя дочь потихоньку вышла из дверей квартиры доктора в два часа ночи. Не играли же они там в такое время в жмурки!

– Я сам с этим разберусь, Чарльз.

Ченнинг положил трубку, мысли его путались. Если это правда, у него в руках окажется козырь, которого ему так недостает!

Он просмотрел свой электронный дневник и нашел номер одного частного детектива из Палм-Спрингс, известного своей неразборчивостью в средствах. Ченнинг уже дважды прибегал к помощи этого человека и добивался хороших результатов.

Глава 21

Небольшая группа людей собралась вокруг пустой цветочной урны во внутреннем дворике реабилитационного отделения. Ноа подошел к Карле и несколько церемонно вручил ей блокнот, после чего отошел назад и встал рядом с Джеффри. Рем смял в комок газету, бросил ее в урну и поднес спичку.

– Что все это значит? – спросил Джеффри у Брекинриджа. – Похоже на костер в лагере скаутов.

Ноа не без удивления взглянул на Лоуренса.

– Сегодня очередь Карлы сжечь блокнот.

– Сжечь блокнот? Кажется, я тут что-то пропустил.

– Это своего рода традиция, когда пациент завершает четвертую и пятую ступени курса. Вы пробыли здесь почти три недели и ни разу не присутствовали при сожжении?

– Раз или два я видел, как тут собирались люди, однако не придавал этому значения.

Ноа улыбнулся:

– Скоро настанет и ваша очередь, Джеффри.

Карла между тем стала вырывать из своего блокнота страницы и бросать их одну за другой в огонь.

– И в чем суть этой церемонии? – спросил Джеффри.

– Карла составила полный список всех ошибок, которые она совершила, злоупотребляя алкоголем, и занесла их в блокнот, как бы исповедуясь в своих грехах перед Богом и людьми. Теперь она должна сжечь свой блокнот.

– И тем самым вернуть себе душевное спокойствие? Мне такое решение кажется слишком прямолинейным.

– Однако оно помогает. Этот метод является составной частью программы «Общества анонимных алкоголиков», и мы применяем его здесь. Из тех лекций, которые вам довелось тут прослушать, вы должны были понять, что методы «Общества анонимных алкоголиков» срабатывают даже тогда, когда все остальное оказывается безуспешным.

– Но ведь она могла просто регулярно посещать собрания «Общества» и при этом сэкономить деньги, которые пришлось заплатить за пребывание здесь?

– За один месяц лечения в Клинике вы получаете больше, чем за год занятий в «Обществе анонимных алкоголиков», не говоря уже о дополнительной помощи и рекомендациях.

Внезапно раздались сразу несколько голосов:

– Мы уважаем и понимаем тебя, Карла. Ты уже выслушала всю чушь, которую мы тут несли. Теперь тебе незачем сердиться и обижаться. Да пребудет с тобой мир!

Карла сожгла последний лист, из ее глаз струились слезы. Все поздравляли ее.

– Как я уже сказал, скоро придет и ваша очередь, Джеффри. – И Ноа направился в сторону здания.

Лейси подошла поближе к Джеффри.

– Я с нетерпением ожидаю того дня, когда сожгу свой блокнот. – У нее вырвался застенчивый смешок. – Наверное, мой костер будет самым большим из всех, которые тут когда-либо видели.

– Едва ли у тебя больше грехов, чем у других людей.

– В свое время я очень многим причиняла вред, Джеффри. Я не только доставляла хлопоты своим друзьям и коллегам, но из-за моей наркозависимости во время съемок не раз возникали финансовые проблемы. А промедления, вызванные тем, что мне необходимо было прийти в норму, а сцены, которые приходилось переснимать снова и снова, потому что я была не в состоянии произнести ни слова из роли? Тебе это трудно понять.

Лейси взяла его под руку. Лоуренс ощущал тепло ее тела и, встретив доверчивый взгляд, в который раз почувствовал уколы совести. Откашлявшись, он предложил:

– Осталось еще полчаса до сеанса терапии в «Змеином логове». Не выпить ли нам по чашке кофе?

– Нет, кофе я не хочу, а вот от холодного лимонада не отказалась бы. Я уже выпила здесь столько кофе, что по нему можно было бы плавать в лодке, как по морю!

В закусочной Лейси перегнулась через стол и прошептала:

– Знаешь, на этой неделе я нарушила одно из главных правил Клиники.

Его брови приподнялись.

– Не думаю, что это так уж серьезно.

– Во всяком случае, это отвлекает, а здесь, как тебе известно, не одобряют подобных вещей. Ты ведь помнишь, что в прошлое воскресенье меня не было в солярии?

– Разумеется, и мне очень тебя не хватало, но я подумал, что у тебя посетитель.

– Так оно и было. Мой агент приехал навестить меня.

– Не понимаю, что тут такого ужасного.

Лейси осмотрелась вокруг. Они были почти одни в закусочной.

– Он тайком пронес мне сценарий. Видишь ли, сразу после выписки я собираюсь закончить картину, над которой работала. Однако съемки продлятся не более месяца, поэтому мой агент нашел для меня очередную роль.

– Мне казалось, ты захочешь некоторое время отдохнуть после пребывания здесь.

Она покачала головой:

– Нет, из этого ничего не выйдет. Мне нужно чем-нибудь себя занять. И к тому же обычно приходится просмотреть множество сценариев, прежде чем удастся найти подходящий. Я прочитала прошлой ночью тот сценарий, который принес мой агент, и он оказался просто великолепным. Это комедия положений под названием «Воришки». Я буду играть роль наследницы знатного рода, которая живет на Ривьере и уже успела промотать почти все свое состояние. Героиня не имеет никакой профессии и пребывает в полном отчаянии, не зная, как ей жить дальше. Она могла бы выйти замуж за богатого плейбоя, который готов помочь ей решить любые финансовые проблемы, но она его не любит. И вот однажды ночью к ней в дом врывается грабитель…

Джеффри похолодел. Ему понадобилась вся сила воли, чтобы сохранить невозмутимость. Неужели она знает? Или по крайней мере что-то подозревает? Это казалось ему невероятным, однако столь же невероятным было и такое поразительное совпадение.

А Лейси между тем продолжала:

– Этот грабитель по неосторожности будит мою героиню. Он никогда еще никого не убивал и не находит в себе сил поднять на нее руку. Они проводят почти всю ночь за беседой, и он влюбляется в свою жертву. Тогда грабитель предлагает ей выход из затруднительного положения. Ему нужна сообщница – женщина, которая имеет доступ во все богатые дома на Ривьере. От нее самой не требуется участвовать в ограблениях, и потому она соглашается работать с ним.

Джеффри с трудом выговорил внезапно пересохшими губами:

– И чем же кончается фильм?

– Ну, поскольку речь идет о комедии, все кончается благополучно. После нескольких удачных операций они понимают, что действительно любят друг друга, и решают оставить преступный мир, начав новую жизнь вместе. Но в сценарии есть одна остроумная находка, Джеффри. Зрители до самого конца фильма ни разу не видят главного героя без маски. А это значит, что роль грабителя могут поручить неизвестному актеру. – Она тихо рассмеялась. – Никто из знаменитостей не согласится взяться за роль, где его лицо останется скрытым от зрителей до самых последних кадров. Я думаю, ты подойдешь для нее как нельзя лучше. По крайней мере я обладаю достаточным влиянием в кинематографических кругах, чтобы тебя попробовали на эту роль, и готова поставить свои бриллианты, что ты ее получишь.

– Бриллианты, которых у тебя больше нет.

Он не понимал, как могли эти слова сорваться с его губ. Лейси только пожала плечами:

– Ты ведь понимаешь, что я имею в виду.

– Ты на самом деле готова пойти ради меня на все эти хлопоты?

– Да, и с большим удовольствием, Джеффри.

Неужели у нее хватило коварства сочинить историю о предлагаемом сценарии, чтобы поймать его в ловушку? Трудно было в это поверить. И все же мог ли он позволить себе такой риск?

– Тебе не нужно принимать решение сию же минуту. Но ты хотя бы подумаешь над моим предложением? Дай мне слово.

– Хорошо, Лейси. Я подумаю над этим.

Обещание далось ему достаточно легко, ибо Джеффри твердо решил убраться отсюда и из жизни Лейси Хьюстон в течение ближайших суток.

Было уже поздно. Ноа и Сьюзен возвращались в Оазис из Палм-Спрингс, где они обедали.

Они ехали молча. Вдруг Ноа словно прорвало:

– Не знаю, какого черта я здесь делаю! Это пустая трата моих способностей, если только они у меня вообще есть.

– И что тебя навело на эту мысль? – спросила Сьюзен, положив руку ему на колено. – Ты уже давно не упоминал ни о чем подобном, дорогой.

– Это происходит со мной каждый раз, стоит мне только приехать в Спрингс. В Оазисе и так уже довольно скверно, но Палм-Спрингс – своего рода Беверли-Хиллз посреди пустыни, притон для богатых и знаменитых. Чем я только занимаюсь, выхаживая баловней судьбы?

– Но они тоже нуждаются в помощи – не меньше, чем простые смертные… – Сьюзен рассмеялась. – Ты слышишь? Еще совсем недавно я пускала в ход те же самые доводы в спорах с тобой.

– И ты была права, черт побери! У меня такое ощущение, словно я работаю для галочки, и у меня не хватает мужества, чтобы вырваться на свободу. В этом вся трудность, если работаешь в заведении, подобном Клинике. Оно притягивает тебя, деформирует твою душу до тех пор, пока ты не перестаешь сознавать, что важно, а что – нет.

– Не будь так суров к себе, Ноа. Ты превосходно справляешься со своим делом.

– Я бы мог справиться с ним гораздо лучше в каком-нибудь другом месте, – проворчал он, свернув на парковочную площадку рядом со своим домом.

Выключив зажигание, он обернулся к ней, и лицо его озарилось улыбкой.

– Извини меня, малышка. Мне просто необходимо было выговориться. Но сегодня об этом больше ни слова, клянусь тебе. – Он быстро перекрестился.

Они вышли из автомобиля и направились рука об руку к дому. Как только дверь квартиры закрылась за ними, Ноа спросил:

– Включить музыку? Может, ты хочешь аперитив?

– Нет, милый. Ты – вот все, чего я хочу. Я соскучилась по твоим объятиям. Видишь, из-за тебя я совершенно потеряла стыд!

– Вряд ли что-нибудь польстило бы мне больше, Сьюзен. Иди сюда, потешь мое тщеславие.

– Наверное, надо потешить кое-что еще, – отозвалась она с лукавым смешком.

– Ах ты, бесстыдница!

Сьюзен упала в его объятия, и после долгого страстного поцелуя они пошли в спальню, на ходу сбрасывая одежду.

Сегодня они предавались любви с особым неистовством. В момент пика страсти Ноа прошептал:

– Я люблю тебя, малышка!

– И я тебя тоже! – простонала Сьюзен.

Несколько минут спустя, лежа в его объятиях, она не без удивления спросила:

– Ты понимаешь, что ты только что сказал? Ты признался мне в том, что любишь меня.

– А разве я не говорил этого прежде?

– Ты же знаешь, что нет, – ответила она, слегка ударив его в грудь кулачком.

– Что ж, это правда. – Теперь он говорил уже серьезно. – Пожалуй, мне понадобилось время, чтобы это понять. Такого со мной никогда не случалось, и я еще никому прежде не говорил этих слов.

– Даже тогда, когда был в постели с другой женщиной?

– Да, даже тогда.

– Знаешь, я тебе верю. – Она нежно поцеловала его. – И я тоже люблю тебя, Ноа, однако не могу сказать, что со мной это случилось впервые. Когда я училась в средней школе, то влюбилась в капитана нашей футбольной команды. Он был на год старше меня.

– Детское увлечение не в счет.

– Я рада, что ты так на это смотришь, Ноа. Следующий вопрос: как нам быть дальше?

– Ну… – Он явно колебался. – Боюсь, придется нарушить собственную клятву не касаться темы Клиники. Вряд ли мне стоит брать на себя какие-либо обязательства сейчас, когда я еще не решил, останусь в Клинике или нет. Само собой разумеется, я не могу бросить на произвол судьбы пациентов, с которыми сейчас работаю. Для меня такой шаг совершенно невозможен. – Он вздохнул: – Каждый раз, когда прибывает новая группа пациентов, я очень скоро начинаю видеть в них своих друзей, даже в самых богатых и знаменитых. Конечно, есть и исключения. Вот, например, Билли Рипер.

– Но к тому времени, когда они заканчивают курс лечения, в Клинику уже поступает новая группа.

– Знаю, – рассмеялся Ноа. – В этом вся загвоздка. Мне кажется, что эти люди зависят от меня, хотя это, конечно, полная чушь. Я не считаю себя незаменимым.

– Я могу и подождать, Ноа. Я не стану торопить тебя с решением.

– Ты очень чуткий человек. – Он крепко сжал ее руку.

– Я вот о чем вспомнила… Зоя устраивает прием в следующую субботу, и она просила тебя прийти.

– Передай ей, что я с радостью принимаю приглашение.

– Ты как-то сказал мне, что пациентам не позволено покидать Клинику до окончания срока. Бывают ли исключения из этого правила?

– Бывают, но очень редко. Кого ты имеешь в виду?

– Рема. Тодда Ремингтона.

– При чем тут он?

– Зоя хочет пригласить его на прием.

– Привести Рема на вечеринку, где спиртное течет рекой? Ты ведь помнишь, что произошло на последнем приеме у Зои, который он чуть было не сорвал. И я не уверен, что его можно подпускать к бару.

– Но ведь так ему придется избегать всяких вечеринок до конца жизни. В особенности если он вернется в Голливуд и в мир кино.

– Но к тому времени его курс лечения будет завершен.

– У меня есть предчувствие насчет Рема, Ноа. Он нравится мне, и я полностью ему доверяю. Поверь моей интуиции.

– Мне он тоже нравится. Да и кому нет, черт побери? Но подпускать его к алкоголю… И почему именно его?

После некоторого колебания Сьюзен поведала ему кое-какие факты из прошлого Зои, на что та сама дала ей согласие.

«Если ты считаешь, что на твоего доктора можно положиться, – сказала Зоя, – то расскажи ему о моем прошлом, по крайней мере в той его части, которая касается Рема. Вряд ли для меня будет иметь серьезное значение, если об этом узнает еще один человек. Но я бы предпочла, чтобы ты не упоминала о Кэсси».