Текст книги "История одной страсти"

Не помня себя, пытаясь убежать от невыносимой боли, Йэн устремился в лес, простиравшийся за речкой позади дома. Он убегал от своего прошлого, навсегда оставшегося в далекой Шотландии.

Он бежал, пока не иссякли силы. Вдруг перед ним широкой лентой блеснула водная гладь. Река. Йэн, тяжело дыша, упал на густую траву у самой кромки воды.

Уже наступила ночь, тьма обступила его со всех сторон. Глядя на небо, усеянное мириадами звезд, Йэн спрашивал себя, видит ли их сейчас Кэти. Жива ли она? Загадочно мерцающее небо было торжественным и роскошным, словно дорогая ткань. За время долгого заточения он отвык от великолепия природы. Но небо не дарило надежду, оно было чужим и равнодушным.

Йэн уткнулся головой в колени. Пустота, которую он ощущал внутри, была разрушительнее смертельной раны. Он никогда в жизни не плакал, но сейчас слезы струились по лицу, и он не пытался их остановить, давая выход горю, запертому в сердце.

5.

Шотландец все не возвращался. Фэнси с Джоном прождали его до поздней ночи, надеясь уловить хоть шорох в темноте. Но дом и двор были погружены в тишину.

Наконец Джон пошел к конюшне и запер ее. Он не мог рисковать лошадьми, оставив конюшню открытой. Джон не стал делиться с Фэнси своими опасениями, но она догадывалась о них. Джон боялся, что Сазерленд вернется, чтобы украсть одного из его бесценных скакунов.

Когда Джон вернулся в дом, он выглядел как человек, потерпевший самое горькое поражение в своей жизни.

Фэнси как могла успокаивала мужа. Она заварила чай из целебных трав и без конца повторяла, что Сазерленд обязательно вернется, но и сама не верила в свои слова.

Наконец они пошли спать. Однако Фэнси не смогла заснуть почти до самого рассвета, слушая, как беспокойно ворочается Джон. Наконец она погрузилась в тревожное забытье.

* * *

Ее разбудили первые лучи солнца. Стараясь не разбудить Джона, Фэнси тихо встала с постели. Радуясь, что муж не проснулся, она подошла к окну и посмотрела в сторону конюшни. Вернулся ли Сазерленд? Ради Джона Фэнси молилась о его возвращении.

Утро принесло надежду. Солнце только что показалось над горизонтом, освещая ровное пустое поле, где скоро будет посажен табак. Золотое сияние рассеяло серую предрассветную дымку, но в свете нового дня она никого не увидела.

Вздохнув, Фэнси вернулась к постели. Джон не просыпался. Странно, обычно он вставал на заре.

Фэнси смотрела на мужа, неподвижно лежавшего под простынями, и страшная догадка пронзила ее. Сердце на миг замерло, потом забилось, как птица в клетке.

Она медленно приблизилась к кровати, пытаясь унять дрожь в руках. К горлу подступил комок. Сев рядом с Джоном, она всмотрелась в черты лица, ставшего столь дорогим для нее. Медленно, очень медленно, она коснулась щеки мужа.

Его кожа была холодной, лицо умиротворенным. Сквозь сомкнутые губы не прорывалось дыхание. Жизнь угасла в нем.

Фэнси горько разрыдалась. Опустившись на колени перед кроватью, она положила голову на подушку рядом с головой Джона.

– Джон, – прошептала она. – Милый Джон…

* * *

Йэн проснулся на рассвете. Подставив лицо солнечным лучам, он несколько минут лежал, наслаждаясь утренней прохладой. На миг ему почудилось, будто он снова в Шотландии: воздух был так же свеж и небо – так же бездонно…

Затем он вспомнил события прошлого вечера.

Наверное, Джон Марш уже оповестил констеблей и окрестных фермеров о сбежавшем каторжнике, и охота на беглеца уже началась.

Чувствуя облегчение после всплеска эмоций, Йэн медленно поднялся с земли. Покачнувшись и с трудом удержав равновесие, он впервые ясно понял, сколько сил потерял за прошедший год. Прошлой ночью он не думал о силе; им управлял лишь инстинкт. Но, остыв и придя в себя, он вынужден был признать: когда он рухнул здесь вчера, он не смог бы двинуться с места, даже если бы от этого зависела его жизнь.

Не мог он продолжать мучительный бег и сегодня. Его поиски займут не больше нескольких часов. После отсутствия в течение целой ночи его без сомнения сочли беглецом и продлили срок приговора. Было так заманчиво продолжать побег, но Йэн прислушался к голосу разума, понимая, что бессмысленно бежать в таких обстоятельствах. У него нет ни денег, ни оружия, ни пищи, вдобавок он совершенно не разбирается ни в здешних местах, ни в здешних людях.

Ему следует вернуться. Хотя в определенном смысле добровольное возвращение в неволю было хуже, чем риск быть пойманным.

Йэн осмотрелся, пытаясь сориентироваться. Перед ним простиралась широкая река, переливающаяся золотыми бликами под ярким утренним солнцем. Вдоль берега, на сколько хватало взгляда, повторяла изгибы реки узкая полоса песка с выброшенными на него ракушками и водорослями. У воды не росли деревья, лишь странная высокая трава с коричневыми пушистыми макушками. Лишь на расстоянии пятидесяти футов от берега начинался густой сосновый лес.

Йэн не имел представления о том, где очутился и как далеко находится ферма Маршей. Черт возьми, он не узнавал даже растения, растущие в этой диковинной стране. Природа этих мест казалась ему чужой и негостеприимной. Однако он определил, что река течет на юго-восток, и вспомнил, что она протекает через владения Джона Марша.

Йэн решил идти вдоль берега до фермы. Конюшня должна быть видна с реки.

Превозмогая слабость, Йэн пошел навстречу восходящему солнцу.

* * *

Фэнси одела Джона и, когда проснулись дети и Фортуна, сообщила им печальное известие.

Фэнси привела детей в спальню, чтобы они попрощались с отцом. Ноэль понял, что папа умер, но Фэнси видела по его лицу, что он еще не до конца осознал, что такое смерть. Что до Эми, то еще долго после того, как они покинули спальню, она спрашивала, когда папа проснется.

Фэнси сказала детям, что их папа улетел на небеса к ангелам. Она всегда старалась привить им мысль о том, что небо – это замечательное место, где близкие души встречаются после смерти, чтобы больше не расставаться. Когда умирали их питомцы, Фэнси объясняла, что зверьки улетают туда, где смогут целыми днями играть и лакомиться вкусной едой.

Эми спросила, будет ли папа теперь играть целыми днями. Фэнси лишь кивнула в ответ, не в силах говорить от сдавленных рыданий.

– А когда папа вернется? – вновь спросила малышка.

– Он не вернется, золотко, – мягко сказала Фэнси. – Но когда-нибудь ты снова встретишься с ним.

Эми немного успокоили заверения матери, но реакция Ноэля очень беспокоила Фэнси. Мальчик стоял бледный, осунувшийся, не проронив ни слезинки. Он вел себя как взрослый мужчина.

Фэнси помнила, какую пустоту и беспомощность она чувствовала, когда умер их с Фортуной отец. Она не хотела, чтобы ее дети когда-нибудь испытали такое.

Но как она могла внушить детям уверенность в будущем, когда сама не могла оправиться от утраты? Как ей теперь вести дела фермы в одиночку?

И кто сообщит Роберту о смерти брата? У нее засосало под ложечкой. Роберт постарается захватить все, а она не была уверена, что готова для борьбы. «А бороться мне придется в одиночку», – подумала Фэнси, глядя, как Фортуна пробирается к двери. Перед лицом трагедии сестра терялась.

Подойдя к двери, Фортуна посмотрела на Фэнси умоляющими глазами.

Фэнси кивнула:

– Иди. Но прошу тебя помочь мне сегодня с Эми.

Одарив сестру печальным, но благодарным взглядом, Фортуна исчезла.

Фортуна воспринимала все очень остро – и, чтобы осмыслить происшедшее, ей требовалось одиночество.

Вздохнув, Фэнси посмотрела на детей.

– Пойдем со мной, – она хотела отвлечь их и отвлечься сама. – Нам нужно накормить лошадей.

Обычно Ноэль с энтузиазмом помогал родителям, радуясь, что ему доверяют взрослые обязанности. Но сегодня он оставался тихим и серьезным. Обняв сестру, он пошел с ней к конюшне.

Дверь была закрыта. Ну конечно. Фэнси забыла, что Джон запер конюшню накануне.

– Ноэль, ты знаешь, где лежат ключи. Мальчуган растерянно осмотрелся и вопросительно взглянул на нее.

– Он ушел прошлой ночью, – пояснила Фэнси.

Ноэль расправил худенькие плечи, словно решив, что теперь на нем лежит еще больше ответственности. Не говоря ни слова, он повернулся и направился к дому.

Фэнси с трудом сдерживала слезы. Она не хотела, чтобы дети видели ее плачущей. На них и так свалилось тяжелое испытание – им предстояло похоронить отца.

Нужно заказать гроб, договориться со священником о службе, позаботиться о погребении. Она понятия не имела, где заказать гроб. А священник? В их краях был лишь разъездной священник, но его не будет ближайшие десять дней.

Мысли о похоронах леденили душу, но печальные хлопоты помогали отвлечься, не оставляя времени на раздумья о более важных вещах. О том, как они теперь одиноки.

Ноэль прибежал с ключами. Фэнси позволила ему открыть тяжелый замок конюшни. Не дожидаясь указаний, он вошел внутрь и направился к мешкам с кормом. Эми не отставала от брата. Взяв у Ноэля ведро, она умудрилась удержать его ровно, пока Ноэль насыпал овес для лошадей. От усердия малышка закусила губу – девочка наконец поняла, что случилось что-то непоправимое и нужна ее помощь.

Потребовался час, чтобы накормить лошадей, намного больше, чем требовалось для этого Джону. Еще и половины работы не было сделано, а Эми, забавляясь, начала резвиться, карабкаясь на ступени лестницы и прыгая на охапках сена. В ее возрасте было неудивительно, что все происходящее она воспринимала как увлекательную игру, однако напряжение, с которым им далась эта рутинная работа, еще раз напомнила Фэнси, как сложно будет управляться с фермой одной.

Вернувшись с детьми домой, Фэнси отослала Ноэля поиграть с Эми в гостиной, чтобы немного побыть с Джоном.

Прижавшись лицом к его ладоням, Фэнси отдалась горю. Но это было горе, смешанное с чувством вины. Она любила Джона, но без страсти. Если бы в ее чувстве к нему было больше влечения, кто знает, может, это продлило бы его жизнь, усилило бы вкус к ней. Она чувствовала, что обманывала его, хотя никогда не услышала от него ни слова жалобы.

Сердце Фэнси разрывалось от сожаления о том, чего никогда не было. Джон всегда казался довольным их браком. Почему же она не была довольна? Почему в ее любви к нему всегда был привкус… да, разочарования? Разве дружбы не было достаточно для счастливой семейной жизни? Почему в ее душе жила уверенность, что должно существовать что-то большее?

Все же ей будет очень недоставать Джона. Он был ее лучшим другом, ее защитником, ее тихой гаванью. С его смертью в ее душе образовалась зияющая пустота.

Раздумья Фэнси прервал стук в дверь.

У Маршей редко бывали гости. Фэнси заставила себя встать и подойти к двери. Открыв, она замерла от удивления.

На пороге стоял шотландец. Одежда его была измята и запачкана, на коротких волосах и лице блестела влага – он явно постарался привести себя в порядок у колодца во дворе.

– Вы вернулись… – только и сказала Фэнси. Застигнутая врасплох, несколько секунд она просто смотрела на него, затем в ней проснулся гнев.

Разумом она понимала, что Джон уже давно был болен и дни его были сочтены. Но, поддавшись порыву, она с готовностью ухватилась за возможность обвинить в несчастье беглого каторжника. Без сомнения, его внезапный побег был последней каплей, погубившей Джона.

– Мой муж умер, – сдавленно сказала она. Сазерленд нахмурился, смутившись.

– Он умер этой ночью, – продолжала Фэнси, удивляясь спокойствию, с которым звучал ее голос. В душе у нее клокотала ярость.

Смущение на его лице сменилось бесстрастной холодностью. Неужели он думает, что ему представился шанс сбежать?

В эту минуту Фэнси возненавидела его. Она ненавидела его за то, что он дал Джону надежду только для того, чтобы тут же отнять ее. Она ненавидела его за то, что он стоит перед ней, живой и невредимый, тогда как ее муж мертв.

Но, вглядевшись в темно-зеленые глаза шотландца, в глубине которых таилось неведомое ей чувство, она вдруг остыла. Гнев и ненависть покинули ее, оставив лишь пустоту. Йэн Сазерленд был чужеземцем, оказавшимся здесь против своей воли. Было бы глупо и несправедливо обвинять его в чем-то, тем более в смерти Джона.

Фэнси прикусила губу и отвернулась. Ища опору, она прислонилась к стене за дверью.

По крайней мере, Сазерленд не сказал, что сожалеет. Она бы не выдержала подобного лицемерия.

– Что мне нужно сделать? – спросил он хрипловатым голосом, лишенным всяких эмоций.

Что же ему ответить? Фэнси знала, что у нее дрожит подбородок, и ненавидела себя за это. Она хотела казаться сильной, но на ее руках остались двое детей, сестра, предпочитавшая лес людскому жилью, животные, о которых нужно заботиться, лошади, требующие объездки, и ферма, которую она не в состоянии содержать. А ее муж умер.

Шотландец продолжал стоять в ожидании ее ответа.

Призвав остатки гнева, испепелявшего ее еще минуту назад, она спросила:

– Где вы были?

Фэнси боялась, что, позволив иссякнуть ярости к беглецу, она поддастся той силе, которую инстинктивно чувствовала в нем.

– Вниз по течению реки, – ответил Сазерленд. – Я не знаю, где именно. – После короткой паузы он спросил: – Что произошло с вашим мужем?

– Он умер во сне. Его сердце… остановилось. Я не знала, пока не… – Голос ее дрогнул, рука взлетела в беспомощном жесте, словно защищаясь от него.

Фэнси сделала шаг от стены, но от слабости покачнулась. Йэн подхватил ее за локоть, чтобы не дать упасть. Тепло его руки обожгло ей кожу. Она отпрянула от него как от прокаженного.

– Вы подумали, что я обижу вас? – Мягкость его тона удивила Фэнси.

Она действительно так решила. Фэнси вспомнила других людей, обещавших помочь, когда умер их отец, а вместо этого укравших его сбережения и выставивших их с сестрой на торги. Как же она могла довериться этому человеку с ледяными глазами, не скрывавшему своей враждебности?

Кроме того, она не имела права показывать свою слабость в его присутствии, чтобы не дать ему повод думать, будто он сможет воспользоваться ее плачевным состоянием.

Оставив его вопрос без ответа, она произнесла:

– Я хочу, чтобы вы поехали со мной к старшему брату Джона. Нужно сообщить ему о смерти мужа.

Его первым побуждением было отказаться. Фэнси ясно видела, что он колеблется, бросая взгляды в сторону конюшни. Для него это был шанс сбежать. Никто бы не остановил его, никто бы не отправился в погоню.

– Ваши бумаги находятся у друга Джона в Честертоне, – неохотно выдавила она. – Мой деверь позаботится о том, чтобы вас поймали.

Ее слова были пустой угрозой. Она бы не стала делать ничего подобного и не допустила бы, чтобы Роберт распоряжался судьбой этого человека – как и любого другого. Но если таким образом она заставит шотландца остаться на несколько дней или недель, возможно, он поймет, что они смогут договориться на условиях, выгодных обоим.

Фэнси очень нуждалась в нем. Он необходим на ферме. Кроме того, она никогда бы не подвергла его опасности оказаться во власти Роберта.

Сазерленд не сводил с нее пристального взгляда. Если прежде в его глазах и мелькало сочувствие, то теперь от него не осталось и следа. Несмотря на истощение и усталость, в нем чувствовалась сила, пугавшая Фэнси.

Внезапно он насмешливо поклонился.

– К вашим услугам, госпожа. Я запрягу коляску.

– Я должна подождать, пока не вернется Фортуна. Она посидит с детьми.

– Где она?

– Она ушла в лес, чтобы побыть одной. Она часто так делает.

Шотландец прислонился к дверному косяку, и впервые Фэнси поняла, насколько он ослаб, хоть и пытается это скрыть. Но сейчас в его поведении было еще что-то, чего она раньше не замечала, – тень сомнения, смешанного с раскаянием.

Фэнси заставила себя отвести взгляд от Сазерленда. Она нуждалась в его помощи, но не в жалости. Он был всего лишь слугой. Ее слугой.

– Вы можете найти ее? – спросил он.

– Да, но я не могу оставить детей. Последовала пауза.

– Я за ними присмотрю. Она нерешительно взглянула на Сазерленда.

– Если вы доверяете мне, – уточнил он.

– А я могу вам доверять? Он пожал плечами:

– Возможно, нет. Разве муж не говорил вам, что нельзя доверять рабу?

У Фэнси заныло сердце при упоминании о Джоне.

– Вы не раб, – с нажимом произнесла она.

– Вы сами себе противоречите, госпожа. Минуту назад вы напомнили мне о моих бумагах, где черным по белому написано, что я принадлежу вам.

– Нам принадлежат ваши услуги, а не вы. Его взгляд потемнел.

– Без разрешения я не могу покинуть ваши владения, не могу иметь собственность, не могу написать ни буквы.

Сазерленд замолчал, но на его челюстях заходили желваки, словно он едва сдерживается, чтобы не продолжить. Наконец он обрел самообладание.

– Я даю вам слово, что останусь, пока не похоронят вашего мужа. Я присмотрю за вашими детьми, и со мной они будут в безопасности. Больше я ничего не могу обещать.

Она поверила его обещанию. Возможно, потому, что он так четко обозначил границы своей преданности.

Впрочем, у нее не было выбора.

– Пойду поищу сестру, – сказала Фэнси.

Сазерленд посмотрел на нее сверху вниз. Когда они стояли рядом, разница в росте бросалась в глаза. Рядом с ним Фэнси ощущала себя маленькой и беззащитной. Ее вновь начали терзать сомнения – можно ли доверить ему детей, самое дорогое, что у нее есть?

– Со мной дети будут в безопасности, – увидев ее нерешительность, уверенно повторил он и неожиданно добавил: – У меня есть сестра, примерно одного возраста с вашим сыном. Я никогда не причиню зла ребенку.

«Странно, – подумала Фэнси, – чем сильнее становится его шотландский акцент, тем меньше я боюсь его. И тем сильнее ему верю».

Женщина была немногословна в течение всей поездки к брату Джона, чей дом находился в шести милях от фермы Маршей. Для визита к деверю она надела темное строгое платье, а волосы убрала под скромную шляпку. Погруженная в свои мысли, она ничего не замечала вокруг.

Йэн правил лошадьми очень осторожно, стараясь не замечать печальное задумчивое лицо вдовы Джона Марша, а сосредоточиться на дороге, которая была немногим шире лесной тропы.

Он отмечал в памяти каждый поворот, каждую тропинку, каждое дерево, которое могло служить ориентиром. Самой главной особенностью леса было обилие воды, обширные болота, заросшие странной высокой травой с пушистыми коричневыми верхушками. Узкие и широкие ручьи, сливаясь в один поток, затем снова разветвлялись, будто морщины, избороздившие лицо старика.

А лицо это было, надо сказать, очень плоским. Для уроженца гор странно было очутиться в краю, где, куда ни кинь взгляд, не было ни холма, ни кочки.

Единственным преимуществом этого однообразного и скучного пейзажа, по мнению Йэна, была легкость передвижения верхом. Он чувствовал себя преступником, запрягая в повозку великолепных скакунов Джона Марша, которые были слишком хороши для столь прозаической участи. Нужно признать, что Джон Марш тратил свои деньги на улучшение породы скаковых лошадей, а не на покупку рабочих кляч.

«И все же одну рабочую клячу он купил», – усмехнулся Йэн. Стоило ему вспомнить о своем незавидном положении, как краски дня померкли вокруг него. К тому же он не мог отогнать от себя чувство вины за случившееся. Возможно, Джон Марш был бы все еще жив, если бы Йэн не исчез прошлой ночью…

Он не признался в своих мыслях жене Марша, но муки раскаяния жестоко терзали его. Видит бог, он не хотел быть причиной еще одной смерти и не хотел, чтобы по его вине грусть навсегда поселилась в глазах детей фермера.

Женщина подарила ему взгляд, преисполненный благодарности, когда, вернувшись из леса с сестрой, застала Ноэля и Эми мирно играющими перед домом.

Йэн спрашивал себя, почему она не взяла их с собой, и почему сейчас так напряжена. Однако его это не касалось, он не хотел знать чужих тайн, которые еще больше привязали бы его к их семье. Ее деверь позаботится о ней и о детях, а он сможет вернуться в Шотландию.

Он строил планы побега, когда нежный голос прервал его мысли.

– Благодарю вас, – сказала она.

– За что, госпожа? Я лишь исполняю ваши приказания, как подобает хорошему слуге.

– Не думаю, что из вас выйдет хороший слуга, – парировала она.

Йэн лишь крепче сжал вожжи, удержавшись от ответа. Он не хотел вступать в разговор. Не хотел лучше узнать ее. Не хотел тревожиться за нее. Тем не менее он кожей ощущал ее присутствие. Ее окутывал нежный шлейф цветочного аромата, огромные карие глаза были бездонными. И она продолжала удивлять его присутствием духа и решимостью бороться с горем. Он видел на ее лице следы слез. Однако она была слишком гордой, чтобы плакать в его присутствии.

Ему захотелось обнять и успокоить ее. Но он остановил себя, зная, что за одним добрым жестом последуют другие, и он опомниться не успеет, как свяжет себя ненужными узами. Он не мог позволить себе тратить душевные силы, когда в них нуждались те, кто остался на далекой родине.

– Да, вы правы, я никогда не стану хорошим слугой, – после нескольких минут молчания откликнулся он.

Йэн заметил ее взгляд, скользящий по его рукам с мозолями от многолетних тренировок с оружием.

– Вы были земледельцем в Шотландии? – спросила она.

– Мой клан занимался разведением овец и коров, – резко сказал он.

Он понимал, что ей нужно выговориться, но не хотел вступать с ней в общение.

Она больше не пыталась завязать разговор, но, когда на повороте она слегка придвигалась к нему, до него доносился легкий аромат ее духов, сводивший его с ума. Едва уловимый аромат отличался от тяжелых духов его былых возлюбленных, но был едва ли не более пьянящим.

Он запрещал себе думать о ней. Она только что овдовела. Даже если бы он был свободным человеком, он не имел права проявлять интерес к ней.

Однако Йэн уже так давно был лишен женского общества.

Следуя ее указанию, Йэн свернул на узкую аллею и был поражен, увидев большой кирпичный дом, окруженный хорошо возделанными полями. Приглядевшись, он различил множество людей, работавших в полях. Йэн не ожидал увидеть все это великолепие, считая брата Джона Марша мелким фермером, таким же, как он сам.

Йэн взглянул на свою спутницу. Ее лицо было сосредоточенно, а тело напряжено, словно она готовилась к серьезной битве. Она непроизвольно сжала кулаки. Йэн вынужден был признаться себе, что поведение жены Джона Марша заинтриговало его. Он знал, что рискует быть втянутым в ее жизнь, задавая вопросы и получая на них ответы. Он знал, что ее судьба станет ему небезразлична, если он узнает ее лучше, и боялся этого.

Тем не менее Фэнси Марш интересовала его. Ему захотелось спросить, почему ее муж так нуждался в помощи, что купил каторжника, если у его брата так много работников, возделывающих поля. Он хотел знать, почему Фэнси вышла замуж за человека намного старше ее. Наконец, он хотел знать, почему ее сестра абсолютно не похожа на нее, не говорит и больше напоминает лесную фею, чем живого человека.

Удержавшись от расспросов, он направил лошадей к подъезду дома. Когда экипаж остановился, к нему подбежал мальчик лет двенадцати и взял у Йэна поводья. Йэн спрыгнул на землю, помог сойти миссис Марш и повернулся, услышав звук открываемой двери. На пороге стоял высокий негр в черно-белой ливрее.

Йэн заметил, как миссис Марш расправила плечи, прежде чем спросить:

– Мистер Марш дома?

Взгляд лакея задержался на Йэне, но, увидев его простую одежду, негр все внимание обратил на миссис Марш.

– Мистер Марш в поле, – важно ответил он.

В этот момент Йэн увидел всадника, скачущего к дому по аллее. Женщина тоже увидела его и повернулась, следя за его приближением.

Йэн стоял рядом с ней, инстинктивно чувствуя, что этот всадник, должно быть, ее деверь и что по неведомой ему причине Фэнси Марш не любила и, возможно, боялась его.

Брат Джона спешился, отдав поводья мальчику, и быстрым шагом направился к ним. Неприязненно и оценивающе взглянув на Йэна, он перестал его замечать, полностью сосредоточившись на миссис Марш.

– Я увидел вашу коляску еще в поле, – сообщил он, снимая перчатки для верховой езды и поигрывая кнутом. – Какое неожиданное удовольствие видеть тебя.

От Йэна не укрылось, что, несмотря на учтивый тон и подобающие случаю слова, выражение его глаз отнюдь не было родственным, как и властный жест, которым он сжал руку миссис Марш в своей. Поведение деверя нельзя было назвать братским.

Фэнси отдернула руку.

– Джон умер, – резко сказала она. – Сегодня утром. Я посчитала, что ты должен знать об этом.

Рука мужчины на миг застыла, потом опустилась.

– Как это случилось? – спросил он.

– Сердце, – коротко ответила Фэнси. Несколько секунд его лицо оставалось бесстрастным, потом на нем появилось скорбное выражение.

– Бедный Джон, – покачал головой его брат. – Ты должна позволить мне позаботиться обо всем.

Что-то в его словах и тоне насторожило Йэна. Забота этого человека была показной – он был готов поклясться в этом, – а в голосе явно звучало удовлетворение.

Отступив на шаг, Йэн окинул Роберта Марша долгим взглядом. Он был немногим старше Джона Марша, хотя выглядел энергичным и здоровым. Не отличаясь высоким ростом, он был гораздо грузнее покойного брата, однако не дряблым, а крепким и сильным. Держался он с высокомерием, которого был лишен его брат. Волосы Роберта начали редеть, а близко посаженные глаза на безжалостном лице сверкали голубым льдом.

– Мне не нужна твоя помощь, Роберт, – сказала миссис Марш. – Я лишь хотела сообщить тебе о смерти Джона. Мы похороним его сегодня под старым дубом, а службу проведем на следующей неделе, когда вернется священник.

Йэн был удивлен твердостью, с которой прозвучали ее слова, особенно вспомнив испуг, который он видел в ее глазах до разговора с Робертом.

– Ты, твоя сестра и дети, конечно, переберетесь ко мне, – тоном, не терпящим возражений, сказал Роберт.

– Нет! – отрезала Фэнси. – У меня есть свой дом.

– Ты же прекрасно понимаешь, что не справишься с фермой в одиночку, – настаивал он.

– Смогу, если ты не будешь запугивать соседей, желающих помочь мне, – с вызовом произнесла она. – Это ты виноват в смерти Джона. Но ферму ты не получишь.

– Ты несправедлива ко мне, Фэнси, – возразил Роберт. – Все, о чем я всегда волновался, – это здоровье Джона. Ему не следовало самому вести дела. Ферма является частью поместья. – Несмотря на все попытки казаться заботливым родственником, в его голосе все явственнее прорывались стальные нотки.

Йэн почувствовал, как в нем растет ненависть к этому человеку.

– Нет, теперь ферма принадлежит мне, – решительно сказала Фэнси.

Роберт пожал плечами.

– Скоро ты сама убедишься в моей правоте и придешь ко мне. – Повернувшись, он впился глазами в Йэна: – Кто это?

Йэн ждал унизительных слов, четко обозначающих его положение.

– Это Йэн Сазерленд, – представила его Фэнси. – Он… работает у нас.

Роберт окинул Йэна оценивающим взглядом, словно покупатель, выбирающий лошадь или корову.

– Он не здешний.

– Нет, – коротко подтвердила она.

– Ты не очень многословна.

Йэну так сильно захотелось ударить высокомерного деверя Фэнси, что у него зачесались руки, а пальцы сами сжались в кулаки. О нем говорили, намеренно не замечая его присутствия, как будто он был вещью.

Заставив себя сохранять спокойствие, Йэн тем не менее не отвел взгляд от Роберта, не доставив негодяю радости думать, что смог запугать его.

– Он сильнее, чем кажется на первый взгляд, – нехотя признал Роберт. Уголки его губ поползли вверх, но никто не осмелился бы назвать его гримасу улыбкой. – Я плачу лучше всех в здешних краях, – сказал он, обращаясь к Йэну.

Йэн в жизни не слышал более чудовищного предложения, целью которого было лишить вдову его брата единственной помощи, на которую она могла рассчитывать.

Роберта не смутило даже присутствие Фэнси. Теперь Йэн понимал, почему миссис Марш так нервничала перед поездкой в Марш-Энд.

Тем не менее Фэнси скрыла от деверя истинное положение Йэна на ферме, и он чувствовал, что обязан поддержать ее в противостоянии с Робертом.

– Я запомню ваши слова, – процедил он. – Но сдается мне, что у вас и без меня много помощников. Роберт брезгливо поморщился.

– Это рабы. Каторжники. Я всегда буду рад услугам свободного человека, который помог бы моим надсмотрщикам. – Его пытливый взгляд скользил по рукам Йэна, ища изобличающее клеймо. Однако Йэн предусмотрительно спрятал большие пальцы в кулаки.

Ничего не обнаружив, его взгляд вновь вернулся к невестке.

– Думаю, мы должны похоронить Джона в семейном склепе.

– Нет, – ответила Фэнси. – Он любил старый дуб на ферме. Он просил меня… – Ее голос прервался. Роберт оставил ее слова без внимания.

– Я прикажу своим людям привезти тело Джона.

– Нет, – твердо повторила Фэнси.

– Послушай, Фэнси, – как маленькому капризному ребенку, начал объяснять Роберт, – так положено. Вдова и молодая девушка не могут жить на ферме одни, лишь с этим… чужеземцем, – закончил он с явной неприязнью.

Йэн призвал на помощь все свое самообладание, чтобы оставаться спокойным. Считая, что прошедший год многому научил его, он делал все возможное, чтобы сдержать желание защитить другого человека, потому что лишь Кэти могла рассчитывать на его поддержку. Но, видя, как хрупкая женщина вынуждена сражаться с мерзким негодяем в день смерти своего мужа, он ничего не хотел так сильно, как встать на ее защиту. Черт возьми, его единственным желанием было как следует ударить Роберта, чтобы стереть с его лица самодовольную ухмылку.

Несмотря на обещание покровительства и заботы, в тоне Роберта слышалась неприкрытая угроза. От Йэна не укрылся плотоядный блеск в глазах Роберта. Похоть завладела им настолько, что он перестал контролировать себя. Он вновь коснулся руки невестки, но взгляд его не отрывался от ее груди.

Фэнси отступила назад, ближе к Йэну, и Роберту не оставалось ничего другого, как отпустить ее руку.

– Я собираюсь похоронить Джона под старым дубом, – вновь повторила Фэнси. – Но есть кое-что, что ты можешь сделать.

Йэн готов был поклясться, что ей невыносимо просить деверя об одолжении.

Роберт вопросительно поднял брови.

– Гроб.

Переступая с ноги на ногу, он взвешивал ее слова.

– Если Джон будет похоронен здесь, рядом со своими предками.

– В таком случае мы обойдемся без гроба.

Фэнси повернулась на каблуках и направилась к коляске. Йэн молча последовал за ней, помог сесть и забрался на место возницы. Он потянул вожжи, и лошади медленно двинулись к аллее.

Йэн украдкой взглянул на вдову Джона Марша. Ее лицо казалось высеченным из мрамора. Гордо расправив плечи, она смотрела прямо перед собой.

Повернувшись, Йэн увидел, что Роберт Марш смотрит им вслед со злобной ухмылкой, поигрывая кнутом.