Текст книги "FOMO sapiens. Как избавиться от страха упущенных возможностей и начать принимать правильные решения"

Глава 5
Печальная история человека, получившего все, чего он хотел

Получить все, чего хочешь, легко, если сначала научиться обходиться без того, что не можешь получить.

ЭЛБЕРТ ХАББАРД

В детстве, когда я только познакомился с кино, я нечасто страдал от FOBO. Тогда не было Netflix, Amazon Prime и прочих сервисов, которые сегодня предлагают безграничный выбор. Я обходился тем, что показывали по HBO, и катился бы этот FOBO к черту. Поэтому я смотрел фильм «Вилли Вонка и шоколадная фабрика» несчетное количество раз. И хотя я не видел его уже много лет, я все еще могу процитировать последние три реплики фильма по памяти. Сразу после того, как мистер Вонка отдает свою шоколадную фабрику юному Чарли Бакету и они устремляются вверх на стеклянном лифте Вонки, между ними происходит следующий разговор:

Мистер Вонка: И не забывай, что случилось с человеком, который вдруг получил все, чего хотел.

Чарли Бакет: А что с ним случилось?

Мистер Вонка: Он жил долго и счастливо.

Даже если проигнорировать проблемы корпоративного управления, которые должны неминуемо возникнуть при передаче сложного производственного объекта подростку, я всегда удивлялся этой концовке, по настроению такой же приторно-сладкой, как вся продукция фабрики Вонки. С возрастом я также начал понимать: сама вера в то, что можно получить все желаемое, – это эмоциональный эквивалент знаменитого кондитерского достижения Вонки – вечного леденца. Конечно, это здорово, вкусно и обещает длиться вечно, но пищевая ценность леденца невелика, а в конечном итоге от него портятся зубы.

Миф о том, что можно получить все, строится на очень серьезной предпосылке: человек действительно знает, чего он хочет, и в состоянии это выбрать. На самом деле нет ничего труднее. Даже если вы, как Чарли, получите именно то, чего хотели, будете ли вы после этого жить долго и счастливо? Кто вообще сказал, что Чарли хотел управлять шоколадной фабрикой? Когда Вонка вручает ему ключи от своего предприятия, у Чарли просто нет другого выбора – он настолько беден, что у его бабушек и дедушек одна кровать на четверых, в которой они и доживают свой век. Только сумасшедший не согласился бы.

А теперь будет полезно рассмотреть альтернативный сценарий. Что, если бы на тот момент, когда Вонка предложил ему фабрику, у Чарли уже было множество других возможностей, помимо того, чтобы стать шоколадным магнатом? Как бы он отреагировал, если бы раздумывал, чем заняться: поступить в колледж в другом городе, отправиться с одним рюкзаком в Азию или стать соло-гитаристом в рок-группе? Смог бы он в этом случае жить долго и счастливо?

Если бы он увидел свое будущее глазами поэтессы и писательницы Сильвии Плат, ответ был бы отрицательным. Вместо того чтобы радостно купаться в море бесконечных возможностей, она видит в умножении вариантов только угрозу. Посмотрите: в этом отрывке из автобиографической книги «Под стеклянным колпаком» расширение выбора настолько парализует героиню, что в итоге она вообще ничего не получает:

Я почувствовала, как жизнь моя простирает надо мной свои ветви, как смоковница из прочитанного рассказа.

С конца каждой ветви, подобно сочной смокве, свисало и подмигивало, маня, какое-нибудь лучезарное будущее. Одна смоква означала мужа, детей и полную чашу в доме, другая – судьбу знаменитого поэта, третья – карьеру университетского профессора, четвертая, по аналогии с Джей Си, превращала меня в Э Ги – выдающуюся издательницу и редактрису, пятая звала в Европу, и в Африку, и в Южную Америку, шестая отзывалась именами Константина, Сократа, Аттилы и еще доброго десятка других возлюбленных с непроизносимыми именами и непредставимыми профессиями, седьмая сулила мне звание олимпийской чемпионки по гребле, а выше на ветвях виднелись и другие плоды, ни названия, ни назначения которых мне пока не дано было угадать.

Я представила себе, как сижу под этой смоковницей, умирая от голода только потому, что не могу решиться, какую именно смокву сорвать. Мне хотелось сорвать их все сразу, но выбрать одну из них означало бы отказаться от всех остальных – и вот, пока я в колебании и нерешительности там сидела, плоды начали морщиться и чернеть и один за другим падать мне под ноги[40]40
  Плат С. Под стеклянным колпаком. – М.: Амфора, 2000.


[Закрыть].

Безжалостное видение Плат – смоковница, окруженная собственными гниющими плодами, – полярная противоположность эскапизму Вилли Вонки. Оно скорее знакомо тем, кто изо всех сил пытается осмыслить многообразные пути, которые предлагает каждому из нас жизнь. Даже если вам посчастливилось и вам доступны поразительные возможности, одна из самых больших трудностей заключается в том, что, делая выбор, вы должны отбросить остальные варианты. Хотя я уверен, что кому-то все удалось, большинство людей не может одновременно вести счастливую семейную жизнь, иметь кучу возлюбленных с непроизносимыми именами, путешествовать по всему миру и побеждать на олимпиадах. Чтобы выбрать свою колею, вы должны пойти на компромисс и отказаться от всех прочих экзотических, захватывающих и невероятно разнообразных приключений. Но какой путь выбрать? Какая именно колея – ваша? Если вы не знаете, чего хотите (а большинство людей этого не знает), перспектива выбора одного варианта действий и отказ от остальных способен напугать. Она кажется очень рискованной.

Выход из логического тупика вроде бы довольно очевиден: нужно научиться вырабатывать критерии, которые позволят выбирать из всех имеющихся вариантов. Интуиция подсказывает, что и критерии эти достаточно ясны: вы хотите получить лучшее из лучшего. Как минимум наилучшее из доступных вам возможностей. Тут не поспоришь, правда? Никто, конечно же, и не подумает выбирать худшее, и с какой стати соглашаться на средненькое?

Но, как выясняется, не все так просто. FOBO – так же, как и FOMO – в значительной степени обусловлен биологическими факторами. Естественное человеческое стремление к лучшему в сочетании с нарциссизмом и морем возможностей, когда почти все, что душе угодно, оказывается доступным, может стать вашей личной смоковницей. Когда на вас воздействуют все эти три фактора сразу, ориентироваться в жизни становится на удивление трудно – даже в мелочах, с которыми сталкиваешься ежедневно.

В самом по себе желании иметь выбор и получить лучшее изначально не заложено ничего дурного. Если честолюбивые люди не будут стремиться использовать по максимуму возможности – и свои собственные, и окружающего их мира, темп прогресса резко замедлится. Это стремление просто необходимо. И оно встроено в человеческую психику. Тех самых охотников и собирателей, которые так боялись быть изгнанными из своего доисторического стада, инстинкт тоже заставлял использовать ресурсы по максимуму. Именно поэтому они отличались большой мобильностью: заметив, что поиск пищи стал слишком трудным и отнимает чересчур много времени, они снимались с места и перекочевывали на другое. Такое поведение – естественный эквивалент принципа «время – деньги».

Если вы охотник-собиратель или пчела в поисках пыльцы, критерии для принятия решения о том, следует ли стремиться к лучшему, отправившись на новое место, довольно просты. Прекрасно зная, что вам требуется для жизни и процветания, вы легко можете понять, достаточно ли уже имеющихся ресурсов. Если нет, решение за вас принимает сама жизнь. Единственный выбор – ввести новшества, заняться земледелием, создать источник пропитания, который больше не потребует кочевого образа жизни. Так вы и поступите, и именно от этого выбора будет зависеть, выживете вы или нет (и никакого давления извне).

Но выбор бывает не только вопросом жизни и смерти; он также делает жизнь лучше и интереснее. Как было бы скучно, если бы нельзя было выбирать вещи, которыми пользуешься каждый день! Чем больше возможностей, тем лучше получается согласовать то, что потребляешь, со своими реальными желаниями и нуждами, таким образом сэкономив время и деньги. Выбор порой становится инструментом самовыражения, с помощью которого можно реализовать себя. Проблемы же возникают, когда неуклонно расширяющийся набор переменных делает определение лучшего варианта сложным и трудоемким.

В книге «Парадокс выбора», ставшей уже классической, психолог Барри Шварц доказывает, что чем больше вариантов, тем труднее и болезненнее выбрать один из них. Автор прослеживает влияние этого соотношения на «максимизаторов», или людей, которые «ищут только наилучшее и ни на что другое не согласны»[41]41
  Шварц Б. Парадокс выбора. – М.: Добрая книга, 2005. – С. 99.


[Закрыть]. «Максимизатор» оценивает все возможные альтернативы, чтобы убедиться, что сделал правильный выбор. При этом он тратит гораздо больше времени и энергии, чем те, кто не так тщательно изучает альтернативы перед тем, как принять окончательное решение. Это резко контрастирует с поведением «умеренных» – тех, кто способен «останавливать выбор на том, что достаточно хорошо, и не волноваться по поводу возможности существования чего-то лучшего»[42]42
  Там же, с. 100.


[Закрыть].

Ирония судьбы – или, по Шварцу, парадокс – в том, что, даже если сделанный выбор действительно окажется лучшим, «максимизатор» все равно не будет им доволен. Это происходит потому, что, будучи фанатом выбора, то есть человеком с FOBO, он оценил такое количество вариантов, что заработал стресс и отвращение к риску, а теперь испытывает раскаяние и сожаление о совершенном поступке. Если подумать, в этом бездна иронии. Он хорошо подготовился и принял лучшее решение. Выбранные им дом, партнер, автомобиль или отель лучше, чем у «умеренного» соседа, но он не может должным образом насладиться плодами своего труда. Даже если он получил все, чего хотел, как Чарли Бакет, то не будет жить долго и счастливо.

Стремление к лучшему обусловлено не только биологией, но и мощной культурной составляющей, которая формируется воспитанием, национальной принадлежностью и социальным положением. Например, если вы живете в США и принадлежите к среднему классу, то, скорее всего, сызмальства приучены верить, что на свободе и независимости, понимаемых как возможность делать все, что вы хотите, зиждется основополагающее право на «жизнь, свободу и стремление к счастью», прописанное в Декларации независимости. Вас учили, что в США свобода самовыражения и выбора – часть общественного договора. Именно эта идея побуждает предпринимателей стремиться к воплощению безумных идей, убеждает детей, что они могут стать кем угодно, если только захотят, и раскрепощает художников, готовых своими работами бросить вызов существующей системе. По этой и по многим другим причинам ценность наличия выбора, скорее всего, кажется вам и мне самоочевидной.

Но так ли это? Работая вместе со Шварцем, Хейзел Роуз Маркус из Стэнфордского университета обнаружила, что восприятие выбора широко варьируется в зависимости от культуры и социального положения[43]43
  H. R. Markus and Barry Schwartz, “Does Choice Mean Freedom and Well-Being?” Journal of Consumer Research 37, no. 2 (2010): 344-355, https://works.swarthmore.edu/fac-psychology/5/.


[Закрыть]. Например, в то время как в североамериканском обществе ценится индивидуализм, а выбор рассматривается как важнейшая культурная норма, в более коллективистских обществах, например в Восточной и Южной Азии, гораздо больший упор делается на взаимозависимость и то влияние, которое ваши личные решения и действия окажут на других людей. Более того, американцы из рабочего класса склонны учить детей тому, что мир не вращается вокруг них и что если они хотят преуспеть, то должны следовать правилам и вписываться в систему. Таким образом, если в особняках Бруклина богатые родители твердят маленьким Поппи или Джеку, что весь мир принадлежит им, то рабочая семья в соседнем Квинсе или далекой Бангладеш внушает своим отпрыскам совершенно другие взгляды.

Если вы выросли в убеждении, что вольны сами вершить свою судьбу, независимы, а широта выбора – это то же самое, что и свобода, то и свою возможность выбирать принимаете как должное. Но возможность выбора, как и многие жизненно важные ресурсы, распределена по миру неравномерно. Именно этим избытком или недостатком вариантов в конечном счете обусловлен процесс принятия решений.

На протяжении большей части истории люди были так озабочены удовлетворением первичных жизненных потребностей – таких как еда, одежда и крыша над головой, занимающие нижние уровни пирамиды Маслоу, – что у них не было времени для проблем более высокого уровня вроде FOBO. Сегодня все намного сложнее. Там, где Homo habilis должен был правильно принять всего несколько действительно важных решений, современные люди, особенно в богатых обществах, сталкиваются с гораздо более сложными расчетами – как в серьезных вопросах, так и в мелочах. Надеюсь, вы согласны со мной, что труд Барри Шварца о выборе и удовлетворенности весьма убедителен, и странно подумать, что книга «Парадокс выбора» была опубликована в 2004 году – примерно в то же время, когда мы с друзьями впервые начали поддразнивать друг друга тем, что позволили FOBO влиять на нашу жизнь. Каким смешным сегодня кажется наше тогдашнее мельтешение! Это было до появления iPhone, социальных сетей, текстовых сообщений и, возможно, самого большого генератора выбора – Amazon Prime. По сути, это был каменный век выбора. За последние 15 лет все эти новые технологии и услуги до предела облегчили возможность сделаться «максимизатором» и поддаться соблазнам FOBO.

Сегодня мы, вероятно, располагаем гораздо более широким выбором, чем самые привилегированные члены общества всего лишь столетие назад. Где бы вы ни жили, даже не будучи особенно богатым и не имея хороших связей, у вас есть огромный выбор в отношении большинства предметов ежедневного потребления. Выбор стал товаром, и нетрудно представить, какие последствия таит в себе его выход на массовый рынок для тех, кто оказывается в выигрыше от всех этих новых альтернатив. Выбор может ошеломлять. Мы в самом буквальном смысле им испорчены, и если не в состоянии управлять процессом, то будем постоянно попадать в ловушку нерешительности.

Как вы уже знаете, при отсутствии выбора никакого FOBO быть не может. Избыточность выбора, вызванная изобилием, – вот первопричина этого заболевания. Напротив, если вы не ожидаете, что вам вот-вот подвернется новый вариант, то неприятности закончатся, не успев начаться. Представьте, что вы ждете пересадки органа, и вот удача: из больницы позвонили и сказали, что донор найден. Едва ли в таком случае вы спросите врача, не появится ли на следующей неделе другой орган, получше. Вы не станете ждать донора помоложе, поздоровее или такого, что в жизни не брал в рот спиртного. Наоборот, вы хватаете сумку, садитесь в машину и всю дорогу до больницы благословляете свое везение. Это единственный вариант, и, не получив его, можно умереть в буквальном смысле, поэтому вы берете то, что есть, и благодарны за это.

Возьмем для сравнения типичное субботнее утро в Starbucks на вашей улице. Во-первых, здесь речь не идет о жизни и смерти даже для самого закоренелого кофемана. Во-вторых, продукт, который стоит всего несколько долларов и приготовление которого занимает менее пяти минут, представлен в безумном количестве вариантов. И вот Starbucks – это то самое место, где человек проскальзывает к стойке и говорит бариста: «Сегодня мне, пожалуйста, большой холодный “Дольче латте” на основе ристретто, напополам с бескофеиновым, поменьше сиропа, без сахара, с обезжиренным соевым молоком и корицей». Благодаря таким заказам Starbucks может похвастаться больше чем 80 000 вариантов напитков.

Обилие вариантов в Starbucks – не единичный случай, но показательный пример того, как богатая выбором среда неоправданно усложняет даже самые пустячные решения. Прогресс в промышленности, переход от материальных товаров к цифровым и быстрые темпы глобализации помогают предприятиям предлагать гораздо больше продуктов, зачастую подогнанных именно под ваши желания и потребности. Они дают потребителям выбор, который еще 20 лет назад казался фантастическим. Путь идеи от подиума до розничных магазинов всего мира у ритейлеров быстрой моды вроде Zara или H&M занимает всего две недели. Выбор на Amazon в 10 000 раз больше, чем в супермаркете, не говоря уже о том, что сайт работает круглосуточно и оптимизирует цены под конкретного потребителя, и все это за один клик позволяет наслаждаться миллионами книг, песен и фильмов, не слезая с дивана.

Но ведь все это хорошо, правда? Разве все проблемы с FOBO не решатся сами собой, если кто-то даст вам именно то, чего вам хочется? Но притом что экспоненциальный рост выбора и кастомизации на первый взгляд кажется панацеей, на самом деле все совсем наоборот. Пусть вы хотите, чтобы весь мир подстраивался под ваши желания, потребности и симпатии, – но, чтобы сказать «да», вам все равно нужно знать, каковы ваши желания, потребности и симпатии.

Привычка как можно дольше не отказываться ни от каких вариантов – верная предпосылка FOBO, еще более взрывоопасная в случае, если ваше стремление все контролировать коренится в голом эгоизме. У каждого есть приятель, член семьи или коллега, который никогда не берет на себя никакой ответственности. Этот человек делает покупку, а спустя неделю или месяц возвращает в магазин – он, видите ли, передумал. Разговаривая с вами на вечеринке, он постоянно озирается по сторонам в надежде найти более интересного собеседника. Он никогда не соглашается сесть за первый же столик, который ему предлагают в ресторане, или въехать в первый предложенный номер в отеле. Он хочет проверить и другие номера или осмотреть весь обеденный зал, чтобы оценить плюсы и минусы. Мой вам совет: если будете вместе обедать, обязательно садитесь от него как можно дальше. Он не в состоянии остановиться на одном блюде из меню, а потому будет приставать ко всем сотрапезникам, чтобы ему дали попробовать то, что они едят.

Но человек, страдающий FOBO, не видит в этом ничего странного. «То есть как это, – возмущенно возразит он, – почему я должен соглашаться на второй сорт?!» Конечно, в определенном уровне притязаний нет ничего дурного, но есть большая разница между наличием базовых критериев и бесконечными поисками лучшего, в результате которых ориентиры утрачиваются, принятие повседневных решений усложняется, а жизнь становится намного труднее, чем следует. Если вы подходите к жизни как к переговорам, где условия постоянно меняются, вам с партнерами едва ли удастся прийти к золотой середине. Поскольку середины для вас не существует, единственное, на что вы способны, – это причинять неудобства окружающим, и ваши взаимоотношения все больше похожи на торг. Желая и рыбку съесть, и косточкой не подавиться, вы никогда ни в чем не уступите. Наоборот, считаете, что на уступки должны идти все остальные.

В погоне за совершенством вы сами себе вредите, страдая от серьезного личностного недостатка – нарциссизма. В июне 2017 года в The New York Times была опубликована статья колумниста Дэвида Брукса «Золотой век безответственности» (The Golden Age of Bailing), которая, по крайней мере на несколько часов, приковала к себе всеобщее внимание (а это весьма впечатляющий результат в эпоху FOMO!). В ней доходчиво описано, как FOBO проник в отношения между людьми:

Совершенно ясно, что мы живем в золотой век безответственности. Люди по всей Америке в понедельник решают, что было бы круто пропустить по стаканчику с X в четверг. Но, когда приближается четверг, они понимают, что гораздо круче будет прийти домой, плюхнуться на кровать и посмотреть телевизор. И вот они снимают с себя обязательства, отправляя письмо или сообщение: «Мне так жаль! Накрылась наша выпивка. Я в шоке. Моя бабушка только что заболела бубонной чумой…»[44]44
  David Brooks, “The Golden Age of Bailing,” opinion, The New York Times, July 7, 2017, https://www.nytimes.com/2017/07/07/opinion/the-golden-age-of-bailing.html.


[Закрыть]

Понять, что вашим поведением движет нарциссизм, нетрудно. Когда вы не приходите на встречу с бывшей сослуживицей, разве вы поступаете так ради нее? Разве вы думаете про себя «Я просто хочу дать ей передышку – ей будет гораздо приятнее сутки напролет смотреть сериалы на Netflix, чем повидаться со мной»? Ничего подобного! Люди с FOBO берут на себя множество социальных и профессиональных обязательств, но на самом деле никогда не запирают за собой дверь, пока в назначенное время не войдут в комнату. А до этого момента – неважно, за день или за час – считают вправе снять с себя ответственность. Они посылают сообщение или письмо с оправданиями, реальными или выдуманными, и переходят к выбору варианта, который, по их мнению, окажется в данный момент лучше. Их нарциссизм основан на простом соображении: «мое время ценнее вашего».

Одна из причин этой череды нарушенных обещаний, безусловно, высокие технологии. В аналоговом прошлом, лет этак 15 назад, если вы хотели отменить встречу или изменить планы, нужно было позвонить и лично поговорить с человеком. Тогда нельзя было получить посреди вечера сообщение, которое убедило бы вас все бросить и выбрать что-то другое. Сегодня есть множество легких способов нарушить планы, даже если вы уже начали их реализовывать. Кроме того, всегда можно спрятаться за высокими технологиями, что делает процесс увиливания достаточно безболезненным. Пусть вы чувствуете себя слегка неловко, но сталкиваться с прямыми последствиями своего поведения вам не придется: обмен парой электронных посланий – и все.

Нарциссизм пересекается с FOBO, когда навязчивое желание иметь все варианты под рукой становится определяющей характеристикой жизни. Каждому человеку время от времени приходится менять планы или вынуждать других так или иначе подстраиваться под себя. Но если вы держите в напряжении множество людей, прежде чем ответить на простые вопросы, постоянно заставляете помощника задерживаться на работе, чтобы составить полсотни вариантов программ для вашей командировки, или требуете, чтобы аналитик работал по выходным, внося бесконечные и, возможно, бессмысленные изменения в презентацию бизнес-плана, значит, у вас FOBO, а расплачиваются за это окружающие. И такое поведение свойственно не только высокопоставленным членам советов директоров с Уолл-стрит. Оно встречается среди сотрудников всех уровней в самых разных организациях, будь то малый бизнес в Германии, высокотехнологичный стартап в Найроби или отдел корпоративных продаж в Майами. Оно повсюду.