Текст книги "На краю земли"

Стивен доброжелательно улыбнулся, приветственно склонив голову, и пригубил вино, которым до краев наполнил его бокал запыхавшийся морской пехотинец. Вино было того же отменного качества, которым накануне угощал Джека адмирал – его вкус, казалось, ласкает гортань.

– Что за восхитительное вино, – произнес доктор, не обращаясь ни к кому в особенности. – Но оно довольно крепкое, – добавил он, допивая содержимое бокала.

Из-за суматохи, царившей на фрегате, он не завтракал, выпив лишь чашку кофе. Пакет с бутербродами и фляжка холодного глинтвейна, которые он приготовил для того, чтобы захватить с собой на гору, были забыты в каюте, где теперь ими лакомились крысы и тараканы. Обычно он обедал двумя часами ранее. Вторая половина утра сложилась для него чрезвычайно неудачно и скомканно, к тому же было душно и пыльно. Доктор успел перехватить лишь кусок хлеба, поэтому вино подействовало на него еще до того, как он опустошил бокал. Голова слегка закружилась, он тут же почувствовал расположение к окружающим и желание всем угодить. «Quo me rapis? note 8Note8
  Куда ты меня тащишь (лат)


[Закрыть] – пробормотал он. – Видно, вино сковывает волю. Юпитер делал Гектора поочередно то храбрым, то робким. Так что не было ни личной заслуги Гектора в его героизме, ни вины в его бегстве. Вакх превращает меня из мизантропа в человека общительного… Но в то же время я и до этого улыбался и кланялся; во всяком случае, проявлял внешние признаки обходительности. А не я ли сам часто замечал, что имитация реальности порождает реальность?»

Прислушавшись, доктор убедился, что сосед уже некоторое время рассказывает ему о милых особенностях, которые можно обнаружить в британском законодательстве.

– … так же обстоит и с «Божьим даром», – продолжал он. – Если кто-то прыгнет на телегу, находящуюся в движении, как бы ни мала была ее скорость, и если он оступится и сломает себе шею, то телега и все, что в ней находится, становится «Божьим даром», подлежащим конфискации в пользу короля. Но в том случае, если телега стоит, а человек забирается на нее по колесу и падает, разбиваясь насмерть, то лишь колесо является «Божьим даром». По аналогии, если причиной смерти какого-то лица является ошвартованное судно, то «Божьим даром» является лишь его корпус. Но если оно идет под парусами, то конфискации подлежит и груз, поскольку к компетенции обычного права в открытом море добавляются совершенно другие правила.

– «Божьи дары», – подхватил капеллан, сидевший справа от Стивена. – Патрону моего брата, живущего в графстве Кент, предоставлено право на все «Божьи дары» в поместье Додхем. Он показывал мне кирпич, упавший на голову каменщика, ружье, которое разорвалось при выстреле, и очень свирепого быка, владелец которого не решился его выкупать. Он рассказал мне еще об одной особенности этого закона. Если ребенок падает с лестницы и гибнет, то лестница не подлежит конфискации, но если это происходит с его отцом, то она конфискуется. Я хочу сказать, что лестница становится «Божьим даром» только во втором случае.

– Совершенно верно, – подхватил юрист. – Причем Блекстон объясняет это тем, что в те времена, когда царили предрассудки папистов, считалось, что невинным младенцам незачем платить «Божьим даром» за искупительную мессу, за покаяние. Однако другие авторитеты…

Но тут внимание Стивена привлек капеллан, который коснулся его плеча со словами:

– К вам обращается доктор Харрингтон, сэр.

– Уверен, вы поддержите меня, коллега, – обратился к нему через стол Харрингтон. – Я утверждаю, что едва ли один человек из десятка наших людей гибнет от рук неприятеля или умирает от ран, полученных в бою. Почти все они становятся жертвами болезней или несчастных случаев.

– Конечно, поддержу, – отозвался Стивен. – Пожалуй, можно сказать, что эти цифры указывают на то, что далеко не все находится во власти как строевых, так и нестроевых офицеров.

– Можно сказать и иначе, – воскликнул побагровевший от вина офицер морской пехоты, явно гордясь своим остроумием. – На каждого, убитого врагом, приходится девять человек, убитых нашими костоправами, ха-ха-ха!

– Не забывайтесь, Бауэре, – одернул его адмирал. – Доктор Харрингтон, доктор Мэтьюрин, ваше здоровье.

К тому времени гости принялись за французское красное вино (по случаю приема адмирал опустошил погреб своей гибралтарской резиденции). Смакуя благородный напиток, Стивен подумал: «Надо будет напомнить Харрингтону, чтобы он нашел мне помощника».

Он отыскал его среди порозовевшей, сытой и веселой компании офицеров, стоявших с кофейными чашечками на шканцах и корме в ожидании прихода шлюпок.

– Дорогой коллега, вы не смогли бы помочь найти мне помощника? Как вы знаете, я обычно обхожусь без него. Но приходится плыть на двухпалубном корабле, нам предстоит продолжительное плавание, и, как мне представляется, нужен какой-нибудь сильный молодой человек, поднаторевший в удалении зубов. Сам я не мастер по этой части. В моей молодости врачи относились к зубодерам как к коновалам. Я так и не выработал сноровки, а в последнее время было и вовсе не до того. Конечно, если набить руку, может что-то и получиться, но чаще всего я удаляю зуб слишком медленно, да еще в несколько приемов, что пациента никак не устраивает. Если у нас на судне появляется цирюльник с железной хваткой, то я обычно поручаю такие операции ему. Но при возможности отправляю больного в госпиталь.

– Странное дело, – заметил доктор Харрингтон. – Ведь я наблюдал за тем, как быстро и ловко вы проводите ампутации.

– Ничего удивительного, – возразил Стивен. – Кто способен на большее, не обязательно способен на меньшее, как говаривала одна известная мне сестра милосердия. Я был бы чрезвычайно благодарен, если бы вы подыскали мне какого-нибудь ловкого молодого человека с крепкими руками и нервами.

– Если речь идет только об удалении зубов, – отвечал доктор Харрингтон, – то я знаю одного малого, ловкость рук которого вас удивит. Посмотрите, – продолжал он, широко открыв рот и повернувшись к солнцу. – Посмотрите, – повторил он, указывая на брешь и говоря придушенным голосом, – на второй коренной сверху справа. – Затем своим обычным голосом добавил: – Прошло всего пять дней, а ранка, как видите, почти затянулась. Невероятно, но он проделал это одними пальцами. Правда, молодым человеком его уже не назовешь. Между нами, Мэтьюрин, – Харрингтон, наклонился к Стивену и прикрыл рот ладонью, – он скорее смахивает на знахаря. Разрешит ли Палата принять его на службу, не знаю. Похоже, что латыни он не знает совсем.

– Если он так ловко рвет зубы, то, по моему убеждению, можно обойтись и одним английским, – отвечал доктор Мэтьюрин. – Скажите, ради бога, где его можно найти?

– В госпитале, а зовут его Хиггинс. Но я ручаюсь лишь за его сноровку. Вполне возможно, что в остальном он обыкновенный лекарь-недоучка.

– Доктор Мэтьюрин, прошу вас, сэр, – произнес посыльный, который проводил Стивена в кабинет секретаря адмирала, где его уже поджидали мистер Ярроу и мистер Покок.

Мистер Покок сообщил, что получил письмо доктора, которое следовало доставить с почтой мистеру Рею, и что почта уже отправлена. Стивен поблагодарил его, заметив, что тем самым, по всей вероятности, будет сэкономлено много времени, что очень важно для него. Затем возникла непродолжительная пауза.

– Мне несколько неловко начинать, – признал Покок, – поскольку сведения, которые я должен сообщить, были получены мною в преднамеренно неопределенной форме. Поэтому я вынужден говорить, как бы скрывая многие вещи, которые должны показаться странными и, возможно, даже обидными для доктора Мэтьюрина.

– Напротив, – возразил доктор. – Если, как я предполагаю, речь идет о конфиденциальных вопросах, то мне хотелось бы знать лишь те подробности, которые касаются только меня. В таком случае никакой промах или оплошность с моей стороны не смогут раскрыть противнику картину общего замысла.

– Превосходно, – отозвался мистер Покок. – Похоже на то, что правительство отправило некоего господина в одну или несколько южноамериканских колоний Испании с крупной суммой денег. Он плывет из Кейптауна под именем Каннингем на пакетботе «Даная» – быстроходном бриге. Однако министр очень опасается, что «Даная» может быть захвачена «Норфолком». И если «Сюрприз» встретит пакетбот, то он должен предупредить его о грозящей ему опасности и, если операция не будет связана с большой потерей времени, эскортировать его в один из южноамериканских портов. Но если это невозможно или если порт окажется на восточном, то есть Атлантическом, побережье, необходимо принять другие меры. У господина два сундука металлических денег, каковые будут оставлены в его распоряжении. Однако в его каюте также находится гораздо более крупная сумма в купюрах, облигациях и других ценных бумагах. Об этом ему неизвестно, хотя я предполагаю, что лицо, которому эта более крупная сумма предназначена, получило указания, каким образом отыскать ее. Во всяком случае, вот указания, – проговорил он, протягивая доктору листок бумаги. – Они помогут вам обнаружить пакет. А вот записка, которая гарантирует, что господин поймет ситуацию. Это все, что мне требовалось сообщить вам.

В течение какого-то времени «Каледония» была наполнена знакомыми звуками: топотом сотен ног матросов, выхаживающих шпили, свистками и возгласами, обычными на корабле, который снимается с якоря. Наступила пауза, и Ярроу произнес:

– Такое впечатление, будто они тащат кота, прежде чем подцепить рыбу.

– Возможно, им придется использовать пса, – заметил Покок.

– А у меня такое впечатление, что они поймали мышь, использовав вместо приманки лису, а под конец довольствуются ящерицей, – произнес Стивен.

– Господи, что за жаргон используют эти честные люди! – воскликнул Покок, хохоча от души впервые за время их знакомства. – Неужели используются такие термины?

– А то как же! – отозвался Стивен. – А где-то возле мачты имеются и гончие.

– Не зря я упомянул кота и рыбу, – сказал Ярроу. – Шкипер объяснил мне эти названия только вчера. Он упомянул также лошадей, дельфинов, мух, пчел, словом, всех обитателей Ноева ковчега, ха-ха-ха!

– Прошу прощения, господа, – произнес высокий суровый флаг-лейтенант, появившийся в дверях, и все штатские перестали улыбаться. – Адмирал желает вам всего наилучшего.

Катер с «Сюрприза» уже успел доставить его капитана и гребцов на корабль, где они принялись за работу. Парадный трап флагманского корабля был давно поднят. Со шкафута Стивен смотрел на крутой и опасный спуск, на неспокойное море, где свежий зюйд-вест срывал гребни волн, на управляемую двумя какими-то типами утлую шлюпку, которая подпрыгивала на волнах словно пробка. Он неуверенно шагнул к борту, и Покок, видя его нерешительность, заметил:

– Если вы сделаете один шаг, держась за меня, а мистер Ярроу будет держаться за мою вторую руку, ухватившись в то же время за это кольцо, то мы, пожалуй, сможем, изображая живую цепь, продвигаться вместе, не особенно подвергая себя опасности.

По-видимому, со стороны они являли собой забавное зрелище, но предложенный способ оказался вполне пригодным, и в то время, как флагманский корабль, идя круто к ветру правым галсом, с величественным видом проследовал в сторону мыса Европа, ставя один парус за другим, наемная шлюпка доставила доктора Мэтьюрина, совершенно сухого, к «Сюрпризу», экипаж которого по-прежнему пребывал в хлопотах. Часы его по-прежнему шли (они то и дело страдали от частых погружений доктора в воду), а секретные, написанные убористым почерком бумаги, которые он только что получил, оказались неподверженными воздействию морской воды. Стивен поднялся на корабль по кормовому трапу и оказался в самом центре бурной деятельности. Джек Обри, успевший снять щегольской мундир, стоял у шпиля и отдавал приказания матросам, которым предстояло подтянуть корабль на расстояние двух якорных канатов в наветренную сторону. Моряки с серьезными, сосредоточенными лицами сновали мимо Стивена, толпились на сходнях, шкафуте и особенно на полубаке.

– Это вы, доктор! – воскликнул капитан, завидев Стивена. – Извините, что пришлось покинуть вас, но, как говорится, куй железо, пока горячо. Мы как раз подтягиваемся к причалу Грязного Дика – будем грузить пушечное сало, уголь, смолу, деготь. Так что, если у вас есть дела на берегу, самое время туда отправиться. Несомненно, вы уже подумали о запасах для своего лазарета: переносных термосах, шинах и прочих вещах с мудреными названиями?

– Тотчас же отправлюсь в госпиталь, – отозвался Стивен и, едва с фрегата бросили сходни на причал, был таков.

– Скажите, пожалуйста, мистер Эдвардс, – спросил Стивен главного врача госпиталя, – вы знаете мистера Хиггинса?

– Я знаком с одним мистером Хиггинсом, мы вызываем его время от времени по мере необходимости. Мистер Оукс нередко поручает ему операции по удалению зубов. Признаюсь, нашему цирюльнику эта конкуренция совсем не по нутру, но у мистера Хиггинса настоящий талант. Он умеет удалять еще и мозоли, – добавил мистер Эдвардс с пренебрежительной усмешкой. – Между прочим, Хиггинс вытащил зуб у доктора Харрингтона, так что, если вам нужны его услуги, я пошлю за ним. Нынче он пользует своих пациентов в прачечной.

– Хотелось бы увидеть, как он работает. Не беспокойтесь, прошу вас, дорогу я знаю.

Даже если бы Стивен и не знал дороги в прачечную, грохот барабана подсказал бы ему, куда идти. Он открыл дверь под участившийся ритм барабанной дроби и увидел мистера Хиггинса в одной рубашке, склонившегося с засученными рукавами над каким-то моряком. Целая скамья ожидающих своей очереди матросов так и ела кудесника глазами. Бой барабана зазвучал еще чаще и громче; моряк издал придушенный крик, и Хиггинс победно выпрямился, держа в пальцах зуб. Все пациенты облегченно вздохнули. Повернувшись, зубодер увидел Стивена.

– Чем обязан подобной честью, сэр? – учтиво поклонившись, спросил Хиггинс, зачарованно глядя на форму Стивена: мундир судового врача был почти столь же великолепен, как и капитанский, но в глазах безработного лекаря он представлял гораздо больший интерес, поскольку лицу, облаченному в такой мундир, мог понадобиться помощник.

– Прошу вас, продолжайте, сэр, – произнес доктор. – Мне хотелось бы понаблюдать за вашей работой.

– Извиняюсь за несусветный грохот, сэр, – ответил Хиггинс, смущенно улыбнувшись, и подвинул доктору Мэтьюрину стул. Это был низенький жилистый мужчина с коротко остриженными волосами и приветливым выражением, несколько неуместным на давно немытой щетинистой физиономии.

– Ну что вы! – отозвался Стивен. – Любой шум, отвлекающий пациента от боли, законен, даже похвален. Прежде я и сам использовал пушечные выстрелы.

Хиггинс нервничал, и, возможно, это мешало ему. Но работал он все равно замечательно. Отыскав больной зуб, он давал знак барабанщику, который понимал его с полужеста, и, как только начинал звучать барабан, Хиггинс наклонялся, что-то громко говоря пациенту прямо в ухо; вцепившись ему в волосы или ущипнув за щеку одной рукой, пальцами другой руки он ощупывал десны. Очередной кивок, бой барабана становился неистовым, под звуки крещендо пациент начинал терять сознание, и тут Хиггинс щипцами, а иногда и одними пальцами, плавным, ловким, привычным движением вырывал больной зуб.

– Я врач с фрегата «Сюрприз», – представился Стивен после того, как пациенты разошлись с сияющими физиономиями, ритуальным жестом прижимая к лицам чистые платки.

– Сэр, каждый, кто занят по медицинской части, знает доктора Мэтьюрина! – воскликнул Хиггинс. – А также замечательные публикации доктора Мэтьюрина, – добавил он после некоторого колебания.

Поклонившись, Стивен продолжил:

– Я ищу себе помощника по зубной хирургии. Доктор Харрингтон и мой офицер мистер Мейтленд высоко отзываются о ваших способностях. К тому же я видел, как вы оперируете. Если пожелаете, то я поговорю с капитаном Обри, чтобы вас назначили на наш корабль.

– Был бы весьма рад служить под вашим началом, сэр, – отвечал Хиггинс. – Могу ли я спросить, куда держит путь «Сюрприз»?

– Официально об этом не сообщили, – сказал Стивен. – Но, насколько я могу судить, на край земли. Я слышал, что называли Батавию.

– Ах вот как, – упавшим голосом отозвался Хиггинс. Батавия была известна своим опасным климатом, более опасным, чем климат Вест-Индии, где всю команду в одночасье могла скосить желтая лихорадка. – И все равно я был бы рад возможности подзаработать, плавая на корабле под командой такого везучего по части захвата призов капитана.

Это была правда. В свое время Джек Обри захватил столько призов, что на флоте его прозвали Счастливчик Джек. Молодым командиром неуклюжего маленького четырнадцатипушечного брига он заполнил гавань Магона трофейными французскими и испанскими коммерческими судами так, что вконец расстроил торговлю противника. Когда же тридцатидвухпушечный испанский фрегат-шебека под названием «Какафуэго» был отправлен специально для того, чтобы пресечь его художества, Джек Обри умудрился присоединить к прочим своим трофеям и вооруженного до зубов испанца. Затем, став командиром фрегата, он, помимо прочего, захватил испанский корабль, битком набитый золотом, и получил большую долю военной добычи, доставшейся ему при взятии острова Маврикий, что составило один из богатейших призов из всех, когда-либо взятых на море. Разумеется, Адмиралтейство отобрало у него испанские сокровища под тем предлогом, что официально война не была объявлена. К тому же, по своей простоте, он позволил разным бесчестным крючкотворам обвести себя вокруг пальца, лишившись львиной доли захваченного на Маврикии богатства. Остававшимся у него состоянием он распорядился так, что ни сам Обри, ни его адвокаты не могли определить степень близости незадачливого капитана к полному финансовому краху. Однако, несмотря на все эти передряги, он сохранил прежний ореол любимца фортуны и прозвище «Счастливчик Джек».

Мистер Хиггинс был не одинок в своем желании разбогатеть: когда новость о дальнем походе «Сюрприза» облетела гавань, то от добровольцев не стало отбоя. На этом этапе войны лишь фрегаты могли рассчитывать на участие в славных делах, в которых за один день можно заработать столько же, сколько за сто лет безупречной службы. В то же время некоторые родители, а также дядюшки и тетушки испытывали сильное желание, чтобы их чада оказались на шканцах корабля под командой капитана, который умеет не только побеждать, но и заботиться о воспитании своих мичманов. Желание отправить их на борт «Сюрприза» было велико, даже несмотря на то что корабль, по слухам, направлялся к гнилым, зараженным лихорадкой болотам Явы.

Когда Джек Обри командовал кораблем в Средиземном море, служить к нему почти никто не напрашивался, поскольку все знали, что походы будут недолгими. Но даже теперь, хотя положение изменилось, речь все-таки не шла о продолжительной службе, где он мог бы заняться основательной подготовкой молодых офицеров. Если повезет, то он перехватит «Норфолк» задолго до того, как тот достигнет мыса Горн. И даже если это ему не удастся, он надеялся вернуться через несколько месяцев. Вот отчего Джек не стал бы принимать на службу протежируемых юнцов, если бы не одно «но». У него самого подрастал сын Джордж. Обри уже обеспечил его будущее, взяв слово с нескольких капитанов принять юношу к себе на службу, когда придет время. И теперь, когда эти капитаны или их родственники обращались к нему с подобной же просьбой, ему было не очень-то удобно отказывать им. Он также считал неразумным распространяться о нездоровом климате Батавии, поскольку ему было хорошо известно, что туда они не пойдут. Все это была нехитрая уловка Стивена с целью ввести в заблуждение возможных неприятельских агентов, находящихся в Гибралтаре или его окрестностях, а также некоторых нейтралов, проплывавших в оба конца по проливу и зачастую заходивших в порт за припасами и новостями. В результате, кроме Кэлами и Уильямсона, у него на судне появилось еще четыре недоросля – приятные, довольно чистоплотные, воспитанные отпрыски морских семейств, которые все-таки были для него обузой.

– Я вам объясню, как обстоят дела, – сказал Джек Обри доктору во время одной из их редких встреч в городе, когда оба покупали струны, канифоль и ноты. – Придется завести на корабле учителя. Вместе с Кэлами и Уильямсоном у нас будет шестеро обормотов. Хотя я смогу преподавать им навигацию, когда на судне все будет спокойно, и жучить, когда им это окажется полезно, мне кажется, нехорошо, если они будут жить на свете, не имея представления об истории, французском языке или основах латыни. Морская практика – дело полезное, но это не единственная наука, которая нужна в жизни, тем более в жизни на суше. Я сам часто чувствовал недостаточность своего образования и нередко завидовал тем грамотеям, которые могут без помарок настрочить официальное письмо, пощебетать по-французски и щегольнуть латинскими, а то и греческими цитатами – молодцам, которые знают, кем был Демосфен или какой-нибудь Джон Такой-Сякой. Вы меня запросто можете срезать какой-нибудь латинской фразой. Не так-то просто заставить нормального здорового мальчишку корпеть над «Обучением вежливым манерам» Грегори или «Кратким очерком истории древнего мира» Робинсона, если он не вундеркинд наподобие Сент-Винсента note 9Note9
  Граф Джон Джервис Сент-Винсент (1735-1823) – британский адмирал Поступил на флот в 1749 г В 1759I. стал капитаном шлюпа «Скорпион», а год спустя получил чин капитана первого ранга.


[Закрыть] или Коллингвуда note 10Note10
  Барон Катберт Коллингвуд (1750-1810), британский флотоводец, в одиннадцать лет отправился в первое плавание на фрегате «Шеннон», которым командовал ею кузен. В 1776 г стал лейтенантом шлюпа «Хорнет». Командовал разными судами, участвовал в блокаде Тулона и сражении под Сен-Венсаном (февраль 1797 г.). Коллингвуд похоронен в лондонском соборе Св. Павла рядом с адмиралом Нельсоном.


[Закрыть]. Для того, чтобы он сидел над книгами, нужен учитель.

– Как мне представляется, вы, морские офицеры, не очень-то высоко цените литературу, – произнес Стивен. – Я не раз встречал неучей, которые могут провести корабль до страны антиподов и обратно с отлично выставленными парусами, но которые, к их стыду, не могут связать и двух слов, не говоря о том, чтобы их написать.

– Сущая правда. Я хочу, чтобы мальчики избежали именно этого. Но оба учителя, которые мне попадались, математики, к тому же горькие пьяницы.

– А вы не обращались к отцу Мартину? Он не слишком силен в математике, хотя, насколько мне известно, разбирается в основах навигации. Зато он очень прилично говорит по-французски, его знание латинского и древнегреческого вполне удовлетворительно для служителя церкви. Кроме того, он весьма начитан. Ему приходится несладко на его нынешнем судне, и когда я сказал, что мы поплывем на край земли – куда именно, я не стал уточнять, – он ответил, что готов остаться без ушей, лишь бы оказаться вместе с нами. Да, он так и сказал: «готов остаться без ушей».

– Говорите, ему приходится несладко? Разумеется, он же капеллан, а матросы считают церковников невезучими, – подумав, отвечал Джек Обри. – К тому же большинство плавающих капелланов не прочь заглянуть в рюмочку. Что бы вы ни говорили, моряки привыкли к отцу Мартину, они любят его, как человека, так же, как и я. Он очень порядочный и хорош как собеседник. Матросов хлебом не корми, дай только навести блеск в церковном хозяйстве. Сам я никогда не плавал с капелланом, но отец Мартин – совсем другое дело: он, возможно, гораздо более святой жизни человек, чем мы с вами, но никогда этим не кичится. Кроме того, я никогда не видел его пьяным. Стивен, если его намерение серьезно, то, прошу, сообщите ему, что если перевод возможен, то я буду счастлив находиться в его обществе во время плавания на край земли.

«На край земли», – повторил он про себя, направляясь в сторону старого мола, и тут в конце улицы увидел необыкновенно привлекательную молодую женщину. Джек всегда без промедления обращал внимание на красивые женские лица, но эта дама заметила его первой и пристально разглядывала капитана. Она наверняка не была одной из многочисленных гибралтарских женщин легкого поведения (хотя и вызывала плотские желания), и когда их глаза встретились, она потупилась, правда незаметно улыбнувшись. Не означал ли ее первый настойчивый взгляд, что если бы он решил приударить за дамой, то она не стала бы проявлять непреклонность? Он не был в этом уверен, хотя наверняка дама была не слишком юной, а значит, имела известный опыт. Когда Джек был помоложе, он всегда принимал вызов, когда ему шли навстречу и когда этого не делали. Он тотчас переходил на нужную сторону улицы, чтобы выяснить, каковы его шансы. Но сейчас, будучи капитаном первого ранга, которому предстояла деловая встреча, он остался на тротуаре и лишь окинул даму пристальным, оценивающим взглядом.

В походке черноглазой красивой молодой дамы было что-то особенное, словно она была утомлена после поездки верхом. «Возможно, я снова увижу ее», – подумал Джек Обри, и тут с ним поздоровалась другая молодая женщина – не такая привлекательная, но очень пухленькая и веселая. Это была мисс Перкинс, которая обычно сопровождала в плаваниях капитана «Бервика» Беннета, правда лишь тогда, когда на борту не было капеллана. Они пожали друг другу руки, и она сообщила, что «Гарри надеется отправить этого мрачного старого попа в очень долгий отпуск, и тогда они снова займутся конвоированием судов, торгующих со Смирной, среди этих очаровательных средиземноморских островов». Но когда она пригласила его отобедать вместе с ними, он был вынужден отказаться, поскольку, увы, уже приглашен и должен нестись со всех ног, чтобы поспеть к назначенному часу.

На трапезу Джека пригласил Хенидж Дандес. Оба славно пообедали в небольшом кабинете на втором этаже ресторана Рейда, с окнами, выходившими на улицу Уотерпорт. Спускаясь вниз, они обменивались замечаниями по поводу своих друзей и знакомых.

– Вон этот осел Бейкер, – произнес Дандес, кивнув в сторону капитана «Ириса». – Вчера он поднялся на борт моего судна и попытался переманить к себе бакового матроса по фамилии Блу.

– В своем ли он уме? – спросил Джек Обри.

– Дело в том, что Бейкер одевает гребцов своего катера во все цвета радуги, а цвет должен соответствовать имени. У него есть Грин, Браун, Блэк, Уайт, Грей и даже Скарлет note 11Note11
  Зеленый, коричневый, черный, белый, серый, пунцовый (англ.)


[Закрыть]. Ему давно хотелось заполучить моего Джона Блу note 12Note12
  Синий (англ.)


[Закрыть]. Он обещал мне за него бронзовую девятифунтовую пушку, которую отобрал у одного французского капера. Кто-то, по-видимому, сообщил ему, что «ирис» по древнегречески означает «радуга», – добавил Дандес, увидев на лице Джека удивленное, если не глупое выражение.

– В самом деле? – отозвался Джек Обри. – А я и не знал. Но Бейкер, возможно, обошелся без подсказки. Он довольно ученая ворона: просиживал штаны в школе до пятнадцати лет. А что бы он стал делать, если бы командовал «Амазонкой»? – Джек от души расхохотался. – Но если серьезно, то я не люблю, когда матросов превращают в обезьян. Смотри, он посылает воздушный поцелуй какой-то даме на нашей стороне улицы.

– Это миссис Чейпел, – отозвался Дандес, – жена старшего интенданта. – После краткой паузы он воскликнул: – Посмотри! Это тот самый человек, о котором я тебе рассказывал, Аллен, большой знаток китобойного промысла. Но ты, думаю, уже поговорил с ним.

– Сам я с ним еще не разговаривал. Я послал людей к нему на квартиру, но его дома не оказалось. Родственники сказали, что он уехал на пару дней в Кадис. – Пока Джек говорил с Дандесом, он внимательно смотрел на Аллена – высокого, прямо державшегося джентльмена средних лет, с приятным энергичным лицом, в простом мундире штурмана королевского флота. Когда он снял треуголку, приветствуя старшего по чину офицера – лейтенанта, которому не было и двадцати, – Джек увидел, что у него седые волосы. – Он мне нравится, – произнес капитан Обри. – Господи, как это важно, когда существуют разные чины – люди, которые знают свои обязанности и не ссорятся между собой из-за места под солнцем.

– Еще бы, – согласился Дандес. – Особенно если ты поднялся ближе к светилу. Тебе удалось как-то укомплектоваться лейтенантами?

– Да, – отозвался Джек Обри. – По-моему, я решил эту задачку. Том Пуллингс очень любезно согласился служить у меня добровольцем, как я и ожидал. И даже если Роуэн не успеет вернуться с Мальты до нашего отплытия, я могу назначить исполняющими обязанности лейтенанта Хани или Мейтленда. В конце концов, и мы с тобой, когда были моложе их, исполняли обязанности лейтенантов и были вахтенными офицерами.

– А что ты скажешь насчет адмирала порта и его протеже?

– Пусть его протеже отправится в же… – отрезал Джек Обри. – Что же касается адмирала порта, то черт бы его побрал.

– Хотел бы я послушать, как ты скажешь ему об этом, – засмеялся Дандес.

К счастью, такой необходимости не возникло. Едва Джек вошел в кабинет адмирала Хьюза, как тот воскликнул:

– Обри, боюсь, придется вас разочаровать на счет юного Меткафа. Его мать определила его на службу в Англии. Но вы садитесь, садитесь, у вас такой усталый вид.

И было с чего. Джек Обри был высоким, грузным мужчиной, и таскать свои двести с лишним фунтов веса по раскаленным улицам Гибралтара с утра до вечера и даже позже, пытаясь заставить неповоротливых интендантов шевелиться, ему было очень нелегко.

– Но зато, – продолжал адмирал, – я нашел штурмана, который вам нужен. Он плавал с Колнетом. Вы слышали про Колнета, Обри?

– Видите ли, сэр, я полагаю, что большинство офицеров, интересующихся своей профессией, довольно хорошо знакомы с капитаном Колнетом и его книгой, – отвечал Джек Обри.

– Он плавал вместе с Колнетом, – повторил адмирал, кивнув головой. – Судя по всем отзывам, это отличный мореход. – Он позвонил в колокольчик. – Пригласите мистера Аллена.

Хорошо, что Дандес высоко оценил мистера Аллена, иначе Джек Обри не обратил бы на него внимания; тем более что сам Аллен совсем себя не ценил. С самой юности Джек был человеком открытым, дружелюбным, который всех любил и рассчитывал на то, что его тоже любят; и хотя он отнюдь не был развязным и чересчур самоуверенным, никакой робости в нем не наблюдалось. Ему было трудно представить себе, что простые человеческие чувства могут смущать мужчину лет пятидесяти, а то и старше. Аллен был скован настолько, что махнул рукой на свою карьеру, никогда не улыбался и не разговаривал, разве только отвечая на прямые вопросы.

– Превосходно, – произнес адмирал, по-видимому столь же разочарованный. – Мистер Аллен прибудет к вам на корабль, как только будет готов приказ. Ваш новый старший канонир уже должен был представиться. Ну вот, кажется, и все. Не стану вас больше задерживать. – С этими словами он позвонил в колокольчик.

– Прошу прощения, сэр, – сказал Джек, поднимаясь с кресла, – но еще не решен вопрос об экипаже. У меня очень большой недобор матросов. И, конечно же, мне нужен капеллан.

– Матросов? – удивленно воскликнул адмирал, словно впервые узнав об этом затруднении. – Где же я вам их достану? Из-под земли выкопаю? Я вам не какой-нибудь там Кадмус note 13Note13
  Кадм, Кадмус – в древнегреческой мифологии сын финикийского царя; считается создателем греческого алфавита (на основе финикийского письма; в концеIX – началеVIII в. до Р.X.)


[Закрыть].