Текст книги "Простые чудеса. Новые истории, изменившие жизнь"

Так что нам очень хотелось понять видение отца Ефрема относительно сегодняшней ситуации. Ведь как раз тогда в политической жизни было обострение и усилилось противостояние между разными странами, вовлечена была и наша. И слова батюшки очень нас успокоили.

Развил он и еще пару интересных мыслей, связанных с политикой. Это, между прочим, удивительный момент. Вот перед нами сидит человек, святой старец. Он ни телевизор не смотрит, ни радио не слушает, интернета у него нет, однако в прозорливости своей говорит на самые разные темы, и его слова попадают в самую суть любой вещи.

Впрочем, иногда политика сама приходит в церковь, в нашем глобалистичном мире от нее трудно полностью укрыться даже за стенами монастыря. В частности, так получилось, когда в 2018 году в украинской церкви произошел раскол. Тогда Священный синод Константинопольской церкви отменил документ семнадцатого века о переходе Киевской митрополии под юрисдикцию Московского патриархата и объявил о начале процесса предоставления автокефалии Церкви Украины. Это больно ударило по всему православному сообществу. РПЦ в свою очередь прекратила евхаристическое общение с Вселенским патриархатом, иными словами, православным верующим из России запретили причащаться и участвовать в других таинствах в храмах, входящих в юрисдикцию Константинополя. Поскольку к таковым относятся и монастыри горы Афон, все были весьма опечалены этой вестью.

Добавили неразберихи и некоторые журналисты, не вполне верно освещавшие позицию и действия афонских монахов в этой ситуации. Однако отец Ефрем не раз говорил, что украинским церквям нужно доверять РПЦ и молиться, что раскол – это самое страшное для любой церкви, и братья из Ватопедского монастыря против этого раскола. Но при этом нужно понимать, что святогорцы не могут не исполнять указания Вселенского патриархата. Владыка Ефрем сказал: «Мы молимся, молимся за патриарха. Например, этот введенный запрет на причащение. Мы, по идее, должны его выполнять, но почему? Ведь такие вещи каждый человек решает для себя сам: причащаться или не причащаться ему в греческом монастыре».

Кстати, в жизни игумена Ватопеда случился удивительный и чрезвычайно сложный момент, непосредственно касающийся этих событий, однако о нем я расскажу отдельно. А так у местных монахов, конечно, трудное положение. С одной стороны, они должны подчиняться своему патриарху, а с другой, сами братья не согласны с происходящим. Так что есть у них эта боль и сожаление, что их неправильно трактуют. Впрочем, все это действительно тонкие материи, нужно хорошо в них разбираться и не ломать дров, не увеличивать энтропию в Церкви.

Но вернемся к нашей истории. После беседы с батюшкой прошла еще одна служба в храме, а затем в семь вечера нас пригласили побеседовать с игуменом Ефремом уже поодиночке. Каждому сказали: «Можете задать владыке до пяти вопросов». Я задал те, которые меня очень волновали, из них три личных, один политический (так или иначе я все же имею отношение к российской политике) и один, касающийся материальной сферы. И дальше снова было удивительно: я только начинаю говорить, иеромонах меня переводит, а отец Ефрем этак руку поднимает: «А!» И дальше отвечает мне, невероятным образом подытоживая все, о чем я размышлял, что я думал на эту тему. Просто говорит «делай так и так», иногда даже называя конкретные даты. Когда я личный вопрос задавал по поводу одного человека, он сказал: «У тебя мама-монахиня. Дай ей послушание от меня – пусть молится за него». Это было поразительно. Батюшка обладает истинной прозорливостью и четким видением проблемы, буквально зрит в корень. Так что теперь мне нужно выполнить то, что он посоветовал, и я намерен последовать его словам и мудрости.

Также нам повезло попасть на праздник тезоименитства отца Ефрема, то есть именины – день, когда празднуется память святого, имя которого дали ребенку при крещении.

Тридцать лет отец Ефрем находится на престоле настоятеля Ватопеда. И, надо сказать, при нем монастырь возродился и расцвел. Очень много делается с его подачи, много всего строится. Архимандрит поддерживает добрые связи с Россией, именно он в 2011 году привез к нам главную святыню монастыря – Пояс Пресвятой Богородицы, чтобы православные верующие в нашей стране получили возможность прикоснуться к нему.

Праздник прошел замечательно. Во время него, помимо прочего, я обратил внимание на незначительную, но забавную деталь. С едой на Афоне, в целом, сложно, по большей части у них все привозное, поэтому монахи занимаются выращиванием мальков и рыбной ловлей. И отец Нектарий, у которого такое «рыбное» послушание в монастыре, в день тезоименитства выложил на праздничный стол огромных сибасов, каждый больше полуметра в длину и весом, наверное, не меньше пяти килограммов. В Средиземном море таких нечасто увидишь! Так что здесь все время есть рыба – Господь и Богородица покровительствуют афонцам, помогая им в выживании.

Еще один любопытный момент, который я подметил в этой поездке – отношение монахов к браку и семье. Как-то я смотрел прямой эфир с отцом Ефремом, и одна женщина, приехавшая на паломническом корабле, спросила его: «Батюшка, я уже двадцать лет молюсь о замужестве, может, уже не молиться?» Он покачал головой, ответил ей: «Нет-нет, молись, скоро решится все». А когда он что-то говорит, это будет совершенно точно. Он не отмахнулся от нее, мол, что ты со своими мирскими вопросами ко мне пристала. Наоборот, выслушал внимательно и с любовью дал ответ.

Казалось бы, вот они монахи, которые выбирают аскезу, одиночество, целибат, что им вообще наши переживания по поводу обретения вторых половинок или заключения брачных союзов? Однако они понимают всю важность этого для простых верующих. Первый вопрос, который задают взрослым женатым мужчинам, когда те приезжают на Афон: «Ты венчан?» И если нет – ни к исповеди, ни к причастию тебя не допустят.

Один раз я услышал, как человек говорит отцу Ефрему:

– Батюшка, я занимаюсь благотворительными делами, и времени на все не хватает. Семья обижается, что я редко с ними бываю, но ведь благотворительность – это же так важно!

Владыка покачал головой, ответил:

– Ты не прав. Семья на первом месте.

Подумать только, человек занимается полезным делом, сотням людей помогает. Но нет! Семья должна быть на первом месте. Потом уже остальное: и твоя благотворительность, и твоя общественная работа, и прочие вещи. И так все время: отвечая на разные вопросы людей, отец Ефрем подчеркивает – семья главнее всего. Удивительно! Человек, который отказался от семьи в принципе, говорит, что она – важнее.

Есть четкое разделение. Мужчины, которые идут по монашескому пути, это воины Христовы, монахини – Христовы невесты; они соблюдают обет безбрачия, хранят невинность, добровольно берут на себя одиночество, как послушание, как свою миссию. И этого достаточно. Все остальные люди в миру, наоборот, должны выполнять завет, который дал Бог: плодиться и размножаться. Сам Господь, когда жил на земле, подтвердил этот завет, процитировав Писание всем спрашивавшим Его: «Оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью». Именно поэтому мужчинам на Афоне задают вопрос: «Венчан?» Если да, тогда будешь допущен к причастию и приложиться ко всем святым дарам тебя благословят. А не венчан, извини, с таким грехом сюда не заходи.

И меня это поразило!

У нас в группе был человек, верующий, очень богобоязненный, такой искренний молельник, что я даже иногда его в пример другим привожу. Но при этом, я знаю, у него есть семейные проблемы. Он не может венчаться, потому что сейчас женат в третий раз (ну, так уж жизнь сложилась), а со второй женой в свое время был венчан, и нужно через многое пройти, чтобы совершить повторный церковный брак. Хотя бывших жен он поддерживает, всех своих семерых детей содержит и обеспечивает, два храма построил. Однако его не допустили к таинствам. Мне так стало за него обидно, что я попытался заступиться. Сказал иеромонаху, который нас сопровождал, мол, смотрите, вот какой человек замечательный, как же его не пустить-то! А тот мне тихо ответил: «Здесь протекции не работают. Пусть решит свои вопросы, тогда все и будет. Мы видим, он хороший человек, но извини…» Вот так. Настолько это для них серьезный вопрос.

На Афоне хранится огромное количество святынь, в том числе восемь чудотворных икон. Семь из них – в Ватопедском монастыре. У каждой своя интересная история. Об одной из них, иконе Богородицы «Всецарица», я уже писал выше, но и другие не менее достойны упоминания. Расскажу о самых известных.

Первая встречает вас прямо при входе. Это икона Богородицы «Пироволифиса» (то есть «Простреленная»). Она большого размера, вмурована в стену, и можно заметить, что на одной руке Богоматери присутствует дыра, которую монахи не стали полностью заделывать.

Однажды в восемнадцатом веке, когда Греция была под турецким владычеством, на Афоне с корабля высадился отряд вооруженных солдат. Сойдя на берег, они отправились в Ватопедский монастырь. Подошли, стучат в ворота, кричат: «А ну, открывайте, мы тут гулять будем! Несите еду, вино и ваше золото». На крики вышел игумен и попросил турок покинуть Святую гору. Ведь на Афоне нельзя находиться с оружием; это не столько человеческий закон, сколько установление самой Божией Матери, которое люди стараются соблюдать. Настоятель объяснял им, умолял послушаться, говорил:

– Нельзя вам сюда, не гневите Богородицу, иначе с вами может случиться что-то страшное. Накличете на себя беду.

Те, конечно, не поверили.

– Да какую беду? Что ты выдумываешь!

Но игумен все продолжал их уговаривать, и в конце концов один турок не выдержал, разъярился, схватил ружье и выстрелил ему прямо в грудь. Тот упал, обливаясь кровью, монахи подбежали, отнесли раненого в келью. А турок разошелся не на шутку, прицелился заново, на этот раз в икону, и пробил пулей руку Богородицы.

И тут случилось невероятное… Из образовавшейся дыры вылетел зеленый луч света и ударил прямо в турка. Тот повалился на землю, принялся корчиться в судорогах. Кричал, что у него внутри все горит, просил воды. Потом кинулся к морю, видимо, надеясь хоть как-то охладить свой жар, но это не помогло. Тогда он, совершенно обезумев, нашел веревку и прямо на глазах оцепеневших товарищей повесился на ближайшем оливковом дереве.

Видя такое, солдаты присмирели, остались на ночь за стенами монастыря.

В это время игумен уже готовился принять смерть. Но внезапно в келье появилась Богоматерь, Она подошла к умирающему и прикоснулась рукой к его ране на груди. Кровотечение сразу прекратилось, рана затянулась на глазах. Игумен попытался приподняться, чтобы пасть на колени перед Пресвятой Девой, но Та удержала его и сказала оставаться в постели до утра, чтобы полностью окрепнуть, а затем исчезла.

Всю ночь настоятель молился Царице Небесной, благодарил за чудесное исцеление и защиту всех братьев. Наутро же турки, осмелев, опять захотели вломиться в обитель, причем особенно усердствовал начальник отряда, чей племянник погиб вчера. Едва они приблизились к воротам, навстречу им вышел игумен, полностью здоровый и невредимый. Все застыли, не веря своим глазам. Как так?! Он ведь должен был давно умереть! Впрочем, как только он попытался урезонить турок и снова начал просить их уйти с афонской земли, их оцепенение прошло, и они с ружьями наперевес кинулись на штурм.

Однако вновь из дыры на руке Богоматери вылетел сноп зеленого света, на сей раз поразив гораздо больше захватчиков. Тут уже оставшиеся в живых не выдержали, бросились обратно на корабль. Отплыв обратно в Константинополь, они доложили обо всем султану. Поскольку было много свидетелей произошедшего, султану пришлось им поверить, и в скором времени он издал указ, повелевающий туркам не высаживаться на Афоне, из-за того, что это место «заколдовано». Так икона Богоматери защитила Ватопед и всю Святую гору, обретя новое имя «Простреленная».

Вторая икона Божией Матери, история которой не менее любопытна, называется «Алтарница». С давних пор она находится на горнем месте алтаря соборного храма монастыря.

В десятом веке все Средиземноморье страдало от нападений арабов, не избежал этой участи и Афон. В один из дней враги ворвались в монастырь, чтобы разграбить его. Юный служитель по имени Савва успел заскочить в храм, взять икону Богородицы и крест Константина Великого, чтобы спрятать их. Затем он побежал к колодцу и опустил святыни внутрь, туда же поставил и зажженную свечу, которая всегда горела перед иконой в храме, не хотел ее гасить. Сверху прикрыл колодец каменной плитой, чтобы никто не заметил. Он надеялся потом вернуться и достать святыни, но все вышло иначе. Арабы разграбили монастырь, поймали Савву и многих других монахов и продали их в рабство на остров Крит. Чудом уцелевшие насельники обители посчитали, что икона вместе с другими святынями утеряна навсегда.

Прошло семьдесят лет. Остров Крит был освобожден от арабских пиратов, и Савва – к тому времени уже глубокий старец – вернулся на Афон. Найдя нового игумена монастыря, он рассказал ему, где укрыл святыни, и попросил, чтобы поискали в колодце. Конечно, надежды было мало: столько времени прошло, икона все эти годы находилась в воде, скорее всего, она уже не подлежала восстановлению. Но когда колодец открыли, все ахнули. Икона и крест стояли на воде. Просто стояли прямо на воде, а перед иконой все так же горела зажженная семьдесят лет назад свеча.

Это было признано двойным чудом: и реликвии невероятным образом не погибли, и свеча не погасла за столько лет.

Икону перенесли в алтарь, а перед ней поставили лампаду с той самой свечой. И она горит до сих пор, только на сей раз поддерживается неугасаемой благодаря стараниям монахов, год за годом, век за веком подкладывающим в нее воск. Любой паломник может попросить у алтарника разрешения приложиться к чудотворному образу.

Есть в Ватопеде еще одна икона Богородицы, под названием «Елеоточивая» (по-гречески – «Элеовритисса»). Она очень маленькая, размером 28×22 см, но украшена красивым большим окладом, написана в четырнадцатом веке. Стоит образ, как ни странно, в хозяйственном помещении, где хранится миро для службы и запас масла, которое используют для еды.

Предание повествует о том, что в пятнадцатом веке во время неурожая на Афоне в Ватопедском монастыре почти закончилось масло, остался всего один сосуд. Дохиар[3]3
  Дохиар (греч.) – эконом или келарь монастыря.


[Закрыть] обители преподобный Геннадий решил сохранить эти остатки для церковных лампад и перестал выдавать масло монахам для трапезы. Однако игумен верил в помощь Небесной Заступницы и приказал ему все-таки выставить масло на стол. Дохиар повиновался. Прошло несколько дней, Геннадий в очередной раз вошел в хранилище в полной уверенности, что найдет кувшин пустым, ведь в прошлый раз он вычерпал все почти до дна, но увидел, что сосуд полон доверху, более того, масло переливается через края и течет по полу. Подняв глаза, он заметил, что икона Богоматери, висевшая в дохиарной, мироточит. Все братья вознесли благодарственную молитву Божией Матери за явленное милосердие, а чудесная икона с тех времен и до наших дней стоит в том же помещении и источает прекрасное благоухание.

С нами в группе был один человек, который собирает свидетельства обо всех чудесах Господних. Он снял видео, как держит в руках эту иконочку, а из нее капает и капает миро, и переполняется подставленный под нее сосуд, за край переливается.

Также стоит упомянуть икону «Парамифия» (то есть «Увещание»). Раньше это была фреска с изображением Богородицы и Младенца Христа, которая находилась во внешнем притворе соборного храма, однако после случившегося чуда ее перенесли в особый придел.

Ее история тоже весьма примечательна. В январе 1320 года игумен возле иконы передавал привратнику ключи от внешних ворот монастыря, чтобы тот открыл их поутру. Внезапно Божия Матерь с образа заговорила, сказав: «Не открывайте ворота, сегодня придут пираты, поднимитесь на стены и прогоните их». Следом фреска ожила, Младенец Иисус попытался ручкой закрыть уста Богородицы, и раздался уже Его голос: «Не надо, Мать моя, не говори им. Пусть они получат то, что заслужили, потому что небрегут о своих монашеских обязанностях». Однако Царица Небесная, дерзнув, отвела руку Сына от своих уст и еще раз обратилась к игумену: «Не открывайте сегодня ворота обители, прогоните пиратов. Но, смотрите, покайтесь, потому что Сын Мой гневается на вас». И писанные образы вновь замерли на иконе, однако уже не в том виде, что прежде, а в том, какой мы можем увидеть сейчас: Божия Матерь удерживает ручку Христа чуть ниже Своих уст, голова Ее повернута в попытке уклониться от нее. То есть икона изменила свои изначальные очертания, став поистине нерукотворной, сотворенной в нынешнем облике благодатью Божией.

Оказавшись свидетелями такого чуда, монахи кинулись на стены монастыря и действительно обнаружили, что пираты окружили их и ждут, когда ворота по обыкновению откроются. Разумеется, их никто не пустил, и обитель была спасена.

И последняя святыня, про которую хочется рассказать, это Ксенофонтская икона Божией Матери «Одигитрия» (в переводе – «Путеводительница»). Она в чем-то оправдывает свое название, так как самостоятельно «ушла» из одного монастыря в другой.

Многие века она хранилась в Ватопедской обители, но в 1730 году однажды исчезла из соборного храма, хотя все двери были заперты. Сначала монахи подумали, что образ похитил кто-то из своих, и стали искать по кельям, но через некоторое время до них донеслась весть, что икона обнаружена в Ксенофонтском монастыре, который находится в трех часах ходьбы от Ватопеда. Туда немедленно послали делегацию, которая спросила у местных монахов, что случилось. Те с удивленными лицами сообщили, что нашли икону в своем храме, но понятия не имеют, как она туда попала.

Святыню вернули в Ватопедскую обитель и, подозревая, что все-таки кто-то из братьев совершил святотатство, ввели самые строгие меры защиты (закрытые двери, сторожа), чтобы подобного не повторилось. Но прошло совсем немного времени, и икона Богородицы вновь покинула место обитания, непостижимым образом оказавшись в Ксенофонте. На сей раз монахи Ватопеда убедились, что «человеческим» путем она просто не могла этого сделать, и поняли, что такова воля самой Божией Матери. Икону оставили в Ксенофонтском монастыре, воздав все почести Небесной Царице за явленное чудо. Образ до сих пор находится там, паломники могут увидеть его и приложиться к нему.

Отдельного разговора достойна сама гора Афон. В тот раз мне не удалось выкроить время, чтобы взойти на нее, но вообще очень хочется достичь вершины. Что, кстати, тоже считается своеобразным небольшим духовным подвигом, ведь именно на ней было очень много явлений Богородицы, поскольку Божия Матерь покровительствует Афону.

Высота горы чуть больше двух тысяч метров, восхождение занимает от шести до восьми часов, спуск примерно столько же. То есть если ставить перед собой такую задачу, нужно уходить практически на сутки.

Взойти наверх вместе с группой, ведомой священником, встретить там рассвет, отслужить службу, причаститься наверху – это отдельный опыт, который хотелось бы получить. Но, говорят, гора, как и весь Афон, тоже не всех пускает. Неслучайно без благословения туда вообще нельзя соваться, ведь в восхождении могут возникнуть неожиданные искушения, так как там происходит много совершенно необъяснимых явлений и событий с разными людьми.

О таком мне рассказывали люди, которые сами не смогли подняться. Например, один человек был в паломнической поездке и пожелал взойти на гору вместе с группой. Только они начали свой путь, как он вдруг ни с того ни с сего переполошился, все бросил и просто убежал обратно. Когда все спустились, то спросили его, что произошло. А он даже не смог объяснить толком, что с ним случилось. Произнес только, что какая-то сила не дала ему продолжать дорогу, не пустила, и все.

А еще мы как-то беседовали с моим знакомым, тоже побывавшим на Афоне, и он рассказал такую историю…

«Мы решили взойти на гору и шли вместе с батюшкой. Есть там места, где паломники останавливаются, чтобы передохнуть и немного подкрепиться пищей, такие небольшие терраски. Вот мы остановились на одной площадке, а у меня настроение бодрое, шагал бы еще и шагал. Говорю остальным:

– Слушайте, давайте я пойду вперед, а вы меня догоните.

Я же спортивный, крепкий, что мне эта дорога!

Они отвечают:

– Ну, иди, если хочешь.

– Хорошо, – киваю и показываю рукой: – Я вот здесь срежу и на следующей террасе буду вас ждать.

И пошел. Иду, природой наслаждаюсь, птицы поют, что-то вокруг меня шебуршит. Гляжу на часы, по времени уже много прошел. Опять иду-иду, раз – решил остановиться, чуть дух перевести. Смотрю, а рядом эти же люди сидят и смотрят на меня странно-престранно.

– О! – говорю. – Вы меня догнали?

– Да нет, – отвечают.

– А как вы тогда здесь очутились?

Они переглядываются:

– Знаешь, мы тут сидим и два с половиной часа глядим на тебя. Как ты ходишь по кругу с довольным лицом…

То есть, представь, я два с лишним часа топтался практически на одном месте, а мне казалось, что я поднимаюсь на гору. Что это было, не знаю! Будто бы провалился во времени и пространстве».

Кто-то еще рассказывал мне, что несколько раз люди не смогли дойти до верха, хотя физически никаких препятствия не имелось.

В общем, это отдельный духовный опыт, отдельные переживания, отдельные ощущения, которые еще надо получить. И мне очень бы хотелось, конечно, совершить такое восхождение. Правильно, не спеша, как положено: с молитвой, с послушанием, с причастием и службой.

В последний день нашего пребывания на Афоне мы поехали в Свято-Пантелеимонов монастырь.

Традиционно эта обитель считается русским оплотом на Святой горе. Первое поселение монахов-славян появилось здесь еще тысячу лет назад. В какой-то период истории монастырь перешел в руки греков, но в XIX веке вернулся под русское крыло, и сейчас там живет больше ста братьев.

В обители хранится много драгоценных православных святынь: частица Креста Господня, мощи святого великомученика и целителя Пантелеимона, части мощей святого пророка Иоанна Предтечи, праведного Иосифа Обручника, великомученика Георгия Победоносца, святителя Иоанна Златоуста и многих других святых, а также фрагменты мощей апостолов Андрея, Луки, Петра, Филиппа, Фомы, Варфоломея и Варнавы. Еще монастырь славен своей уникальной библиотекой, в которой находится 1500 греческих, 550 славянских, 400 русских, 43 иноязычных рукописных кодекса и свыше 42 000 печатных книг.

Нас там приняли очень тепло, дали осмотреть монастырь, все показали, обо всем рассказали. Отвели и в часовню, где выложена основная часть мощей святых, к которым мы с благоговением приложились. Собственно, это и было основной целью нашей поездки. При соприкосновении с подобными святынями внутри возникает особое, ни с чем не сравнимое чувство. Помню, когда в Ватопеде мы стояли на коленях и над нами держали пояс Богородицы, читая молитву, состояние было такое, будто не просто все камни с плеч упали, а вообще того и гляди взлетишь. Очень необычные ощущения, захватывающие душу.

Также в Пантелеимоновом монастыре нам удалось увидеть знаменитый светописанный образ Богородицы, который в увеличенном виде висит на стене обители – о нем я уже подробно рассказывал раньше в одной из историй про двадцать первое августа. Тогда же я вскользь упомянул про монахов, живших в скитах и пещерах, и хотел бы добавить, что их и сейчас очень много. На Афон люди бегут от мирских соблазнов и славы. В нашем суетном мире это то редкое место, где можно остаться наедине с самим собой и понемногу, по капле познавать Бога и себя в Нем. Некоторые насельники горы объединяются в скиты, но есть и отшельники. Идешь по дороге – раз, а там в хижине сидит человек. Просто приехал, живет на Святой горе, молится. Кто-то из них уже и святым при жизни считается.

Есть, например, старец, которого все зовут папа Янис. Мы до него не доехали, но пока я был на Афоне, слышал про него множество историй. Ему уже за девяносто, во рту остался один-единственный зуб, причем золотой. И когда начинаешь расспрашивать про него, все такие: «А! Папа Янис с золотым зубом!» Но как бы это ни было забавно, он, тем не менее, многими почитается. Люди говорят, что он издалека тебя видит и все про тебя может рассказать. Сейчас он живет один в каливе в скиту Святой Анны, однако к нему частенько приходят паломники. Так что по иронии судьбы или по промыслу Божию, даже став отшельником, не всегда получается убежать от славы.

В общем, мы пробыли в Пантелеимоновом монастыре несколько часов, пообщались, задали монахам разные вопросы, и пришло время отправляться домой…

Мы уезжали после трех удивительных дней, проведенных на Афоне, и у меня было четкое ощущение, как будто моя жизнь разделилась на «до» и «после». Первый раз такое случилось, когда 21 августа 1988 меня чуть не убило током. Тогда я тоже переступил подобную черту, по одну ее сторону осталось прошлое, а по другую – началось что-то новое. И на Афоне это произошло второй раз.

Здесь я очень многое переосмыслил в своей жизни. Я увидел людей, которые молятся по четырнадцать часов в храме и потом в кельях, которые несут свою невидимую многим службу. Когда мы стояли на ночной литургии, я почувствовал, что вот на них, на этих людях, держится весь наш мир. Перестанут они молиться, и он просто рухнет, планета разорвется, и наступит Апокалипсис. Ведь мир погряз в таких грехах, которые даже страшно представить. Смотришь на то, что происходит, когда на естество человеческое, сотворенное Богом по образу и подобию Его, идет постоянная атака и посягательство, и ужасаешься. Чего только не выдумали сейчас, начиная с шестидесяти четырех полов и заканчивая всевозможными экспериментами: трансгендерность, чайлдфри и все в таком духе. И нет этому конца, изощряются все больше, придумывают еще что-то, абсолютно противоестественное природе человека. Ради чего? Чтобы нас всех поскорее ввергнуть в ту дьявольскую тьму, где только «плач и скрежет зубов»? Зачем? Не понимаю. Но такова война врага рода человеческого.

И вот я увидел, что эти монахи, воины Христа, стоят и молятся. Ведут брань духовную. За нас. За весь мир. И понял, что только благодаря их службе он еще не рухнул.

Очень многие вещи мне стали понятны там. Например, я получил свое личное маленькое откровение о чудесах.

С людьми, постоянно живущими в молитвенном подвиге, так же постоянно происходят вещи, которые мы называем чудесами. Но они, эти люди, относятся к ним по-другому. Так, как сказал однажды в своей проповеди митрополит Антоний Сурожский: «Чудо – это момент, когда восстанавливается гармония, нарушенная человеческим грехом». Вот афонские монахи находятся с Богом в подобной гармонии, потому что нет ничего более правильного для вхождения в это состояние, чем молитва. Причем не из серии «ой, да я сейчас “Отче наш” прочитаю, и все у меня случится», а постоянная, нескончаемая молитва. Такая, как у них.

Кстати, монахи отличаются от обычных верующих еще и тем, что читают молитвы на двух уровнях, а самые просвещенные – на трех. Существует молитва на сознательном уровне, молитва на подсознательном уровне и молитва внутри сердца, внутри души, как они это называют.

Допустим, известное всем «Господи, помилуй меня, грешного»…

Приведу в пример Иосифа Исихаста, о котором я узнал, когда приехал на Афон. Он был почитаемым старцем и духовным наставником для многих святогорских монахов, жил отшельником в хижине, сделанной из дерева, прутьев и глины. Свое прозвание он получил потому, что соблюдал принципы исихазма. Исихазм – это неутомимая молитва, совмещенная с контролем за всеми исходящими изнутри помыслами. Такое состояние способствует очищению ума и сердца и подготавливает человека к Богосозерцанию. Так вот преподобный Иосиф описывает, что он научился произносить молитву «Господи, помилуй» так, чтобы она постоянно звучала внутри. Как некий ритм, как сердце, которое стучит вне зависимости от воли нашего ума, вот так же идет эта молитва: «Господи, помилуй, Господи, помилуй…»

И подобным образом у монахов она звучит постоянно. Даже когда они произносят какую-то другую, более сложную, длинную молитву, или участвуют в пении полиелея, или ведут службу, все равно внутри идет молитва: «Господи, помилуй». То есть она у монахов в уме и сердце постоянно, фоном, а дальше, поверх, звучат основные молитвы, которые они в данный момент читают. Удивительно, что человек может дойти до такого молитвенного состояния, но вот афонцы, как я узнал, доходят.

И когда ты все это видишь, то понимаешь, ощущаешь, что тебе до такого очень далеко, что это настоящий подвиг и, повторюсь, – что на этих людях держится весь наш мир.

Покидая Афон, ты уезжаешь, с одной стороны, с легким сердцем, потому что прикоснулся к этому, а с другой стороны – с тяжелым, потому что понимаешь, что сейчас опять окунешься в обычную рутину, в постоянную суету сует. Снова тебя будут раздирать на части, подвергать искушениям и соблазнам; ты и сам будешь соблазнять и искушать других.

И когда я вернулся в Москву, я почувствовал, как полученная на Святой горе благодать по кусочкам, по каплям уходит, утекает из меня. Каждый последующий день я просыпался и ощущал, что ее стало меньше. Ведь то с близкими повздоришь, то на работе что-то плохо сделаешь, то поступишь не так, как надо бы поступить верующему человеку: от чего-то, на что надо посмотреть, отвернешься, а на что-то, на что не надо засматриваться, наоборот, засмотришься. И я реально, физически чувствовал, как уходит Божья благодать.

Буквально через несколько дней мы встретились с ребятами из нашей афонской группы. И оказалось, что у всех ровно такое же ощущение. Думаешь, Господи, да как же это сохранить-то, как удержать?! Но удержать благодать можно только так, как мы видели в монастыре, когда ты четырнадцать часов на службе, да и все остальное время тоже молишься и благодаришь Господа. По-другому никак.

Однако поездка на Святую гору и пребывание там – это такая духовная практика и такой опыт, которые обязательно нужно получить. И теперь у меня появилась новая мечта: взять своих сыновей и поехать на Афон уже с ними вместе. Причем не на три дня, а на неделю или даже две. Чтобы побыть там, походить по монастырям, взобраться на гору, помолиться всем вместе, достигнуть духовного единения, что для меня очень важно.

Когда мы беседовали с отцом Ефремом, он сказал мне: