Текст книги "Повести (сборник)"

* * *

С утра побывав на реке, пообедав и отдохнув, Виктор пошёл в городское отделение милиции. Для визита оделся «по-парадному»: белоснежная рубашка, кремовые брюки, светло-коричневые туфли – всё соответствовало облику журналиста областной газеты. Время визита тоже было выбрано не случайно. Разговор с человеком, хорошо пообедавшим, принявшим – в этом Виктор был уверен – некоторое количество алкоголя, будет намного продуктивнее, чем беседа с голодным, задёрганным службой милиционером.

О капитане Лобанове Виктор знал только то, что он предпенсионного возраста.

Дежурный милиционер в застеклённой будке ответил на «здравствуйте» Виктора, опять уткнулся в кроссворд, опубликованный в городской газете, и Виктор, беспрепятственно дойдя до двери с табличкой «Начальник милиции», без стука вошёл в кабинет. Вскинув глаза на вошедшего, сидевший за столом Иван Никитович сноровисто застегнул пуговицы форменного кителя, глянул на фуражку, лежащую справа от него на столе, но надевать не стал.

Виктор молча, улыбаясь, прошёл путь от двери до стола Лобанова, протягивая руку для пожатия. Иван Никитович встал и пожал руку.

Капитан Лобанов оказался плотным коротышкой с гордо выпирающим животиком. Главным украшением его внешности были, пожалуй, глаза. Живые и быстрые, они обшаривали посетителя и даже как-то не вязались с мясистым круглым носом и чуть обвисшими щеками человека, какому за пятьдесят, любящего покушать с доброй рюмкой крепкого напитка. Тонкие губы плотно сжатого рта не приспособлены для улыбок.

Виктор достал красную книжечку редакционного удостоверения, но капитан движением ладони остановил жест гостя и указал на стул. Виктор присел, с удовольствием ощущая прохладу, которую приносил ровно гудящий кондиционер – приятная неожиданность в таком отдалении от центров цивилизации.

Иван Никитович молчал, рассматривая гостя.

– Иван Никитович, здесь я частное лицо и не представляю газету… – Виктор назвал областной орган печати, – в которой работаю, но лично заинтересован в выявлении виновника, или виновников, гибели парня. Он сын моего друга, погибшего на производстве. Я полагаю, что вы больше всех знаете, ближе всех к истине.

Капитан даже не попытался улыбнуться, слушая наивную лесть гостя в свой адрес. Закрыв папку лежащего перед ним на столе дела, он несколько секунд смотрел на Виктора в упор.

– Э-э… Дорогой мой… Как вас величают?

– Виктор Петрович…

– Вот именно, Виктор Петрович. Расследование в самом начале. Что-то определённое сказать не могу. Следствие идёт. Следователь молодой, но настойчивый. Подозреваемые есть, но, сами понимаете, в интересах следствия назвать не могу.

Виктор слушал эту составленную из готовых штампов жвачку, уже ясно представляя, что здесь никакой информации он не получит. «Конечно, в интересах следствия дело и следствие будут вести так, чтобы и волки были сыты, и овцы, по возможности, целы».

Капитан встал, надел фуражку, всем видом давая понять, что больше говорить не о чем.

– Ну что ж, до свидания. – Виктор тоже встал, утвердил авторучку в карманчик обложки блокнота, так и не сделав никакой записи, – Надеюсь, что ещё до моего отъезда дело будет завершено?

– Не могу обещать. Следствие покажет, – официальным тоном заключил капитан, – а вообще, Виктор Петрович, – переходя на доверительную тональность добавил Лобанов, – вам не стоит волноваться, всё будет как надо, всё по закону.

Виктор вышел из дверей кабинета уверенный в том, что всё уже решено и всё сделают «по закону» и «как надо». Он вспомнил плакавшую у него на груди Клавдию. Какое бы суд ни принял решение, её горе не уменьшится. Выяснить истину в этом трагическом случае для Виктора теперь уже профессиональная задача.

Виктор вышел на крыльцо райотдела и увидел, что, словно его поджидая, стоит милиционер в звании сержанта. Широченный, громоздкий, он стоял в позе борца перед поединком, расставив ноги, опустив кисти рук с пальцами-бананами.

– Можно вас на хвылынку? – сержант двинулся навстречу Виктору.

– Можно, – откликнулся тот с некоторой задержкой от неожиданности. – Пожалуйста!..

Виктор сделал несколько шагов навстречу сержанту, вспоминая недавнюю встречу с ним в парке. И опять Виктора поразил скользящий, оценивающий взгляд милиционера.

– Для вас у меня вопросец есть. – Милиционер говорил врастяжку, вроде бы лениво. – Вы у нас тут человек новый и вроде бы корреспондент из области?

– Корреспондент. Но не совсем новый. Здесь родился, здесь учился. А чем всё же я вас заинтересовал?

– Я к тому, что видел вас в нашем парке…

– Да, да. Я теперь вспомнил. Видел вас одетым не по форме у павильона пивного.

– То ж не на работе, отдыхал. Это не запрещено, пивка попить…

– Я тоже отдыхать приехал, не на работе нахожусь, – в тон сержанту ответил Виктор, пытаясь своим взглядом встретиться с ускользающим как обмылок взглядом милиционера. Казалось, что в узких щелях его век шныряют только чёрные точки зрачков.

– Я, опять же, к тому, что в нашем парке по вечерам опасно одному ходить. Приезжих у нас не любят. – Сержант критически, как показалось Виктору, оглядел его с ног до головы.

– Это вы о ребятах той компании, с которыми пили пиво?

– Не пил я с ними! Я сам по себе, – глаза сержанта вновь испуганно забегали. – Эта компания с Центра ещё ничего, а вот приходят зареченские – лучше не попадайся.

– Учту твоё предупреждение, сержант! – Виктор шутливо козырнул.

– Так что я вас попередил! – скрытая угроза звучала в словах сержанта.

С ловкостью циркового медведя он изобразил воинское приветствие.

«Банда из Центра во главе с пацаном Косолаповым наверняка под «крышей» этого увальня».

Два года службы в воздушно-десантных войсках кое-чему научили Виктора, но встретиться со «стаей» подкуренных подростков не желательно. Это он учтёт.

* * *

Иван Никитович постоял, глядя, как корреспондент закрывает за собой дверь, потом снял фуражку, расстегнул пуговицы кителя и сел за стол.

Неспроста заходил этот областной щёголь к нему. Лобанов вспомнил и фамилию, уже не раз виденную им под уголовными материалами в областной газете. «В. Алексахин» Пишет неплохо, но подаёт материалы после завершения дела. Надо и здесь дело завершить так, чтобы ни сучка ни задоринки. Пускай потом пишет. Версия, по которой парень утонул из-за несчастного случая, вполне подходит. Поскользнулся, ударился о камень головой. Что был пьян, записано в акте вскрытия. Надо только подкрепить вещественными доказательствами, а они найдутся, если поискать повнимательней. Тогда дело об убийстве закроется прокурором. За драку привлечь зачинщика…

Всё. На сегодня хватит… Застегнув китель на все пуговицы и надев фуражку, Лобанов прошествовал мимо стеклянной загородки. Дежурный вытянулся, отдавая честь. До дома всего один квартал, и Иван Никитович идёт не спеша. Встречные должны видеть, что идёт человек, отвечающий за порядок и безопасность в городе. «Здравствуйте, Иван Никитович!» – слышится на пути, и капитан солидно отвечает, иногда прикладывая руку к головному убору. Порой ему представляется, что на плечах его кителя уже погоны с двумя просветами и большой звёздочкой. Вот-вот и он услышит поздравление с новым званием…

* * *

И вторая неделя отпуска не приносила Виктору ничего нового в расследовании. Следователь, лейтенант Митюков, худощавый остроглазый парень, при первом знакомстве довольно словоохотливый, с каждой новой встречей теперь только улыбался, поглаживая короткую русую причёску. Он уклончиво отвечал на вопросы, давая понять, что занят важным делом, а отпускнику-журналисту лучше всего спокойно отдыхать. Прощаясь, энергично жал руку Виктора и уходил стремительной походкой спешащего к работе человека.

* * *

Погода стояла отличная, и по утрам Виктор ходил на реку, купался и загорал в своё удовольствие, а в послеобеденное время выяснял у тёти Даши положение дел многочисленных родственников. Племянники и племянницы, двоюродные и троюродные, населяли окрестные села, обо всех помнила его мать, перед которой, конечно, нужно будет отчитаться по приезде.

По вечерам Виктор раскрывал свой блокнот, делал краткие записи услышанного и свои размышления по ходу расследования. У него ещё оставалась небольшая надежда докопаться до истины, вычислить убийцу. О планах написания криминального очерка он решил сообщить шефу, главному редактору областной газеты.

Побывать в редакции местной городской газеты было бы тоже не лишним. Возможно, кто-то из сотрудников тоже вёл расследование.

Газета издавалась под названием, привычным для трёх, а то и четырёх поколений горожан: «Ленинская искра» была первым печатным изданием, где Виктор прочитал свою фамилию. Виктор ещё в школе начал писать стихи для стенгазеты, печатался и в городской. Публикации способствовало то, что он дружил с сыном главного редактора, Виталием. Тот тоже писал стихи, подписываясь псевдонимом: «В. Громов», Виталий поступил в военное училище, а для Виктора первые публикации определили выбор профессии журналиста.

В редакции Виктор застал одного сотрудника. В комнате с табличкой «Зам. главного редактора» светловолосый парень лет тридцати в сильных очках печатал на машинке. Увидев входившего Виктора, он встал и, выходя из-за стола, подал руку:

– Здравствуйте! Я слышал, что вы приехали в город, и очень рад с вами встретиться. Меня зовут Василий…

Всё это парень выпалил залпом, старательно сжимая ладонь Виктора.

– Василий… А по отчеству?

– Василий Борисович… Зовите по имени…

– Так что вас, Василий, интересует?

– Виктор Петрович, я в газете веду несколько направлений, но главное для меня – культура. Я занят сбором материалов прошлых лет: публикаций рассказов, юморесок, стихов… Ваши стихи нашёл. Вы по-прежнему пишете стихотворения?

– Нет, не пишу. Перешёл на прозу, притом криминальную… Вот, приехал отдохнуть, а у вас такой криминал, парня убили.

– Да-да. Я в это дело не вникал, главный занимается.

– Олег Иванович Пухов?

– Нет. Пухов давно на пенсии. Другой. Сейчас на больничном, дома.

«Значит, никто здесь и не собирается выяснять или расследовать. Пройдёт суд, дадут информашку…»

– Много неясного в деле этом, как по-вашему?

– По-моему, всё ясно. Парня крепко побили, пошёл к реке умыться, головка закружилась – бульк! И утонул… – Василий улыбчиво сощурил голубые глаза за толстыми стёклами очков.

– Вон как просто! – Виктор засмеялся. – У меня впечатление другое. Хотя вам на месте виднее.

Пожав руку Василию, Виктор вышел из заведения, толкнувшего его на нелёгкий, иногда скользкий путь журналиста. Впрочем, в другом качестве Виктор себя давно не представлял.

* * *

Виктор подходил к дому тёти Даши, когда увидел коротко остриженную голову выглянувшего из-за забора Витьки, с каким уже познакомился. Пацан глянул испуганно и нырнул за забор.

– Эй, тёзка! Ты что не здороваешься»?

Пацан опять выглянул из-за забора, набычившись, пробубнил:

– Здравствуйте…

– Как твои дела? – Виктор подошёл к забору. – Случилось что-то?

– Случилось… К следователю наверняка потащат. Кто-то заложил, что я на площади был, когда там Рыжий с Валеркой дрался.

– Тебе-то что? Ты же Валерку не бил, правда? Как свидетеля, может, и вызовут. Скажешь, что видел, и всё…

– Мало ли чего я видел…

– Кирпич в руке Рыжего видел?

– Не было у него кирпича!..

– Вот и говори правду, не бойся…

Пацан был явно напуган. Его напугала жизнь, в которой, как оказалось, было много тёмного и страшного, в которой была смерть. Он помнил красивого парня Валерия, а потом видел его лицо в гробу – отёкшее, зеленовато-бледное, с навсегда закрытыми глазами. Лицо смерти…

* * *

В четверг следователь прокуратуры Митюков не был расположен к работе по делу об убийстве. Не связывались концы с концами. Не находилась свидетельница, звонившая по телефону, не были известны парни, участвовавшие в драке. Звонок начальника милиции, приглашающего для важного разговора, Митюкова не обрадовал. Сидя в кабинете Лобанова, он со скучающим видом разглядывал скудное оформление. Единственным украшением кабинета был, если так можно сказать, портрет Железного Феликса… Уезжая в командировку, прокурор просил оказывать помощь начальнику милиции, и поэтому Митюков принёс с собой все материалы по делу и ждал, когда Лобанов с ними познакомится. Время уходило, и Митюков стал беспокоиться, что опоздает на встречу с учительницей истории Риммой Васильевной. Роман с Риммой успешно развивался, и Митюков думал совсем не о следствии.

– Алексеи Степанович! – дошёл до Митюкова басок капитана. – У вас, по-моему, достаточно материала по несчастному случаю с Валерием Степновым. Версия о падении погибшего на камень из-за неосторожности при спуске по тропе, размытой дождём, убедительна. Проведите совместно с сержантом Городько повторный осмотр места происшествия, и вы наверняка будете иметь нужные вещественные доказательства. И дело это закроем.

«Понятно, куда гнёт капитан. Валерия всё равно не воскресить, как он попал в воду – не так уж важно, а Городько уж постарается вещдок найти». Просчитав в уме всю выгоду от этого хода дела для себя, лейтенант исподтишка глянул на наручные часы, и это не прошло мимо глаз Лобанова.

– Понимаю, что спешишь. Я уже закончил. Действуй. А с драчунами разберёмся отдельно. Вам только надо выяснить причину драки… Хотя, какая причина! Молодые, подпитые. Кто-то кому-то наступил на ногу – пошёл мордобой…

Когда дверь кабинета за лейтенантом закрылась, Иван Никитович достал из папки и перечитал заявление киоскёрши Виктории Павловны Смушковой.

Викторию Павловну капитан Лобанов знал как недовольную своей судьбой женщину, мать двоих дочерей и жену пьяницы Виктора Смушкова, которого никто иначе как Витьком не называл. В далёком девичестве Виктория была соперницей Маргариты Ильиничны, тогда выпускницы ПТУ, в борьбе за Семена Косолапова. Желая насолить Маргарите Косолаповой, она и сообщила о том, что была свидетельницей ссоры Эдуарда Косолапова с Валерием Степновым из-за девушки, и привела слова угрозы Эдика в адрес Валерия.

Немного подумав, Иван Никитович переложил заявление в другую папку. Папку убрал в нижний ящик стола.

* * *

В пятницу Виктор в почтовом отделении заказал разговоры по телефону с матерью и с редакцией своей газеты. Домашний телефон не ответил. Скорее всего, мать на рынке. А в редакции шла обычная в это время летучка, и Виктору пришлось подождать – и как он про неё забыл? Отпуск…

Летучка всегда проходила организованно. Педантичный главный редактор требовал кратко и ясно излагать свои мысли. «Мы – солдаты слова. Каждое слово как пуля в десятку…» – было его любимой поговоркой. Готовясь к разговору, Виктор мысленно составлял его конспект.

Оператор связи, миловидная круглолицая девушка, принимая заказ, чуть ли не после каждого слова, прочитанного ею в бланке, поднимала голову, посылая улыбку Виктору, наклонившемуся к окошечку.

Связь с областью была отвратительной, Виктору пришлось кричать в трубку, пальцем зажимая второе ухо, чтобы как-нибудь понять редактора. Ему стало всё же ясно, что Пётр Алексеевич дал добро на подготовку материала по криминалу в городе Вяземске. «Как обычно, на подвальчик…»

Девушка дозвонилась и по домашнему телефону Виктора, и он подробно отчитался по всем родичам, успокоил мать по вопросу своего здоровья. О трагедии в городе не сказал ничего.

Когда Виктор оплачивал разговор, вид у девушки был недовольный – она ничего не узнала по делу Валерия.

* * *

После обеда в кафе с Риммой лейтенант Митюков с сержантом милиции Городько и в присутствии понятых вновь осмотрел место, где, как предполагалось, Валерий Степнов получил травму черепа. Бродя в сапогах вблизи камня в воде, сержант нашёл маленькую пуговицу белого цвета. Её единогласно признали за пуговицу с рубахи Валерия. Таким образом, версия, предложенная следователем Митюковым и поддержанная начальником милиции Лобановым, нахождением вещественного доказательства в виде пуговицы блестяще подтвердилась.

Кто участвовал в драке на площади, Митюков узнать не мог, но в частной беседе сторож магазина Мефодиевич назвал имена друзей Эдика Косолапова. В первую очередь Мефодиевич назвал Жорку Рыжего, то есть Егора Шарова.

– Этот Жорка отсидел за драку. – Мефодиевич говорил, понизив голос. – Бандит да и только. Весь в наколках.

– А кто, по-вашему, драку начал?

– Не скажу. Не видел… Этот Жорка и начал, бандюга!..

Ещё не нашлась женщина, звонившая по телефону дважды. Многие в городе, в том числе и Римма Васильевна, считали, что организовал избиение Валерия Степнова сын мэра, но улик на него не было.

Митюков решил первым на беседу пригласить Егора Шарова. Эдуарда Косолапова вызывать не стал. Пока.

* * *

Адвокат, Иосиф Борисович, официально практикой не занимался, жил на скромную пенсию, но проводил платные консультации.

Жил он в Центральном районе, и Маргарита Ильинична по телефону договорилась с ним о встрече.

Иосиф Борисович жил в доме с небольшим земельным участком. На участке не пустовало ни пяди земли, клумбы пестрели цветами, деревья белели стволами, дорожки солнечно желтели песочком.

Маргариту Ильиничну встретил невысокого роста полный благообразный мужчина с уходящей за темя лысиной. Узкое лицо с крупным висловатым носом и живыми тёмными глазами излучало благожелательность и готовность оказать любую помощь.

Сбивчивую речь Маргариты Ильиничны адвокат терпеливо выслушал до конца, поощрительно кивая годовой.

– Мальчика надо спасать! – воззвала Маргарита Ильинична, трагически кривя тонкие губы и прижимая сухонькие ладошки к тому месту, где у женщин бывает грудь.

Она передала в руки мэтра юриспруденции конверт, и он, не вскрывая, ощутил весомость гонорара.

Убрав конверт в карман фланелевой куртки, Иосиф Борисович улыбнулся добрейшей улыбкой.

– Дорогая Маргарита Ильинична, вы напрасно так волнуетесь, – тёмные глаза его масляно поблёскивали. – Вы и ваш муж, уважаемый Семён Семёнович, естественно, не хотите, чтобы Эдуард рассматривался как подстрекатель, – это грозит статьёй. Такого можно избежать. Это непросто, – Иосиф Борисович сделал выразительную паузу. – Непросто, но выполнимо. Во-первых, вы должны встретиться с матерью Егора и предложить ей уговорить сына взять организацию драки на себя. Егору, за участие в драке и нанесение побоев впоследствии погибшему парню грозит срок, а вы поможете этой неблагополучной семье материально, сразу вручив некоторую сумму. Без свидетелей, конечно. Все остальные, кто присутствовал при драке Шарова со Степновым, в том числе и ваш сын, будут просто свидетелями. Я постараюсь поговорить со следователем. Он молодой ещё, но понятливый, – Иосиф Борисович ещё раз мило улыбнулся.

Немного успокоенная, Маргарита Ильинична вернулась домой. Из комнаты Эдуарда доносились привычные звуки громкой музыки.

* * *

Егора Шарова следователь вызвал к восьми утра. Пригласив его присесть. Митюков сел за пишущую манишку.

Жорка уселся перед Митковым непринуждённо, попросил разрешения закурить и, к удивлению следователя, не стал отираться или ловчить, сразу рассказал о драке с Валерием на площади. Он сообщил имена и клички парней, какие присутствовали при драке. Митюков еле поспевал за ним печатать.

– С чего началась драка? По какой причине? – Митюкову надо было найти наличие умысла, мотива события.

– А ни с чего. Валерий зареченский, а у нас в Центре ошивался. Перекинулся я с ним парой слов, какие в протокол записывать не стоит. Зацепило его, видно. Он тут мне вмазал… Потом я ему…

– А ребята? Видели, что Валерий тебя бьёт, и не помогли?

– Нужны они мне, такие помощники. Пацанва. – Жорка смотрел на следователя, прищурив светлые наглые глаза. Справа на скуле у него красовался бурый синяк. При улыбке мелькнула щербатина.

– Фонарь тебе Валерий поставил? Он и пары зубов лишил тебя?

– Фонарь он, с левой… – Жорка помолчал. – А зубы мне раньше выбили ребята в форме.

Настучав на машинке пару строк, Митюков спросил:

– Куда ты нанёс удар Валерию?

– В голову пришлось. Только не кирпичом, как все болтают, а кулаком. Вот!. – Жорка показал кулак правой руки. – Сбил кожу даже…

Митюков опять постучал на машинке, занося слова Жорки в протокол.

– Так. А был у тебя разговор с кем-нибудь из парней о Валере до драки?

– Ни с кем я не говорил!

Митюков допечатал протокол и передал Жорке. Тот, прочитав, подписал.

– За дачу ложных показаний знаешь, что бывает?

– Знаю, гражданин начальник, – Рыжий усмехнулся. – Не впервой.

– Подписку о невыезде с тебя не беру, но из города никуда! Может, вызову ещё, после разговора с твоими дружками.

– Видал и этих дружков!

Жорка вышел из кабинета, и Митюков расслабился, глянул на часы. Он дослал бутерброд с колбасой, налил в стакан кофе из термоса – впереди ещё разговоры с другими свидетелями, в том числе с гражданкой Самохиной Лидией Ивановной, неработающей домохозяйкой. О ней сообщила оператор почтового отделения, откуда звонила Самохина в милицию.

* * *

Собрались на квартире Лемура. Квартира трёхкомнатная. Мать Виталика на работе. Кроме Эдика и Рыжего – Косой и Бура. И ещё двое малолеток. Лемур принёс консервную банку с травкой. Завернули косяки, закурили. Все, кроме Эдика. Он, опустив веки, следил за Рыжим. Тот чем-то ему не нравился, – вёл себя необычно тихо, жадно курил. Малолетки тоже сидели тихо. Раскурили один косяк на двоих. Косой вполголоса что-то бубнил Буре. Лемур ушёл на кухню. Варил еду к приходу матери.

– Ну что, братва, приуныли? – подал наконец голос Жора. – Базара нет, раскроем карты…

Эдик настороженно глянул на Жору, перевёл взгляд на парней. Косой приоткрыл рот, Бура почему-то хихикнул, малолетки вжали головы в плечи.

– Чего это ты, Жорик, придумал? – растягивая слова, в своей обычной манере спросил Эдик.

Жора и ухом не повёл на вопрос Эдика, оглядывая остальных.

– Пока вы утром в своих постельках потягивались, я у Митюкова побывал, побеседовал с ним по душам.

– Кто это Митюков? – Косой вытянул вперёд свой длинный нос, прищурил глаза. Слипшиеся патлы волос упали на прыщавый лоб.

– Узнаешь, Косой. Домой придёшь, а там у тебя повесточка в прокуратуру. Познакомишься со следователем Митюковым. И тебе, Бура, будет повестка. И Лемуру… Я вас всех сдал. Кстати, и тебя тоже, Эдичка.

– Ты что, Рыжий, офонарел? Всё ему выложил? – Эдик заёрзал глазами, ища поддержки. Все молчали, глядя с испугом на Жорку.

– Всё, конечно. Мне ведь терять нечего, а кое-кому придётся познакомиться с Уголовным кодексом. Вот побеседует лейтенант со всеми, передаст дело в суд, и сядем рядышком с тобой, Эдя, на скамейку.

– Ну, это ты сядешь, ты его бил…

– Всё правильно. Я его бил, он меня бил… Но есть, Эдичка, статья в УК – подстрекательство, организация. Вот тебе по этой статье и припаяют, понял?

– Не докажут! Вот они, пацаны. Никто не скажет!

– Найдутся, Эдик, свидетели… – Жорка улыбался, глядя на растерянного Эдуарда. – Заёрзал? То-то!

– Ты падло, Жорка! Ссучился!..

– Не гони, Эдик. Слова прибереги для зоны… – Жорка опять выдержал паузу, глядя на Эдика, на бледном лице которого появились красные пятна. – Ладно, не бзди. Это я тебя на понт взял. Знал, что ты хлипкий, гадёныш, но проверил ещё разок… А теперь слушайте сюда… Я всё взял на себя и подписался под протоколом. Я затеял драку спьяну. Дрались мы с Валерой вдвоём, никто не встревал, а вы все там просто были. Почему так сказал? Это моё дело. А ваше дело – следователю говорить одно: «Жорка затеял, Жорка бил. Валерку встретили случайно. Поняли? Так что, Эдичка, выкладывай пару червонцев, и пусть сбегают парни за водярой, отметим это.

Эдик расслабился, платком вытер вспотевший лоб, кривая улыбка заскользила на губах. Из кармана рубашки достал деньги.

– Крыса, сгоняй за водкой. Три пузыря, и закусить что-нибудь, – голос Эдика окреп.

Один из малолеток вскочил на ноги.

– Лемур! – крикнул в сторону кухни Эдик. – Дай пакет парню!

Жорка, прищурившись, наблюдал за Эдиком. Гнида. Корчит из себя пахана. Не будет же он говорить ему, что вчера приходила к матери Маргарита Косолапова, умоляла выручить её сыночка, вручила пакет с деньгами. Да ещё обещала заплатить за адвоката. Мать деньги взяла, знала, что в любом случае Жорке зоны не миновать. Срок если дадут, то небольшой, а деньги пригодятся. Отец совсем спился, почти год без работы.

– Давай ещё по косяку, – Эдик закурил, ловя кайф, откинулся на спинку стула. Понимал, что без вмешательства матушки Риты тут не обошлось, но не ожидал, что всё так просто.

Так. С Валеркой покончено, но Ленка долго будет упираться, гордячка! Всё равно надо её оприходовать до отъезда в институт, куда папаша его толкает… А Жорка займёт своё законное место на нарах…

– А здорово тебе Валера с левой врезал… – глядя на пятно синяка на скуле Жоры, лениво протянул Эдик, и сразу пожалел, увидев, как вскинул на него глаза Рыжий.

– Ты бы, гадёныш, сдох на месте от такого… – Жорка в упор глядел на развалившегося на стуле Эдика.

– Ну, что ты всё гадёныш, гадёныш… Я ведь и обидеться могу…

– На себя обижайся, дохляк, – Жорка отвернулся. – Лемур, вруби что-нибудь весёленькое.

Загремела музыка, Жора откинулся на стуле с руками за головой. Эдик хотел что-то сказать, но промолчал, сжав кулачки ухоженных рук, со злобой глядя на широкую спину Жорки.

Крыса уже хлопотал у стола, освобождая пакет. Лемур из кухни нёс на подносе разномастную посуду.

– Косой, разливай! – Эдик пытался сохранить достоинство лидера перед своей командой, молча слушавшей перепалку.

Взяв налитый стакан, Жорка выпил, не дожидаясь тоста, какой хотел наверняка выдать Эдик. Разломив ломоть хлеба, занюхал и вновь наполнил стакан; не обращая внимания на остальных, выпил. Его лицо густо порозовело. Поочерёдно оглядел всех светло-голубыми, в белых ресницах, глазами, произнёс:

– Пожалуй, я здесь с вами в последний раз. Митюков торопится дело закрыть. Ему осталось вас опросить, запротоколировать и прокурору передать. Будет суд. Вы все будете свидетелями, чистенькими, и этот гадёныш, какой вами тут командует, тоже… А Валерий, такой парень классный, спортсмен, из-за него пропал! Гадёныш ты, Эдька. Жируешь на папашкиных деньгах, малолеток спаиваешь… По тебе зона плачет… Там из тебя живо петуха сделали бы, пидора…

Жорка налил в свой стакан, но пить не стал, отставил.

– Хочу с тобой, Эдуард Семёнович, попрощаться, а то потом времени не будет.

Жорка встал, не спеша обошёл стол и стал напротив Эдика, вжавшегося в стул. – Не бойся. Эдик. Будет больно, но недолго…

Жорка сгрёб рубаху Эдика на груди, рывком поднял его со стула и ударил кулаком прямо в середину лица, в переносицу, между выпученных от страха глаз Эдуарда, не успевшего даже поднять руки. Жорка бросил Эдика на стул, и тот двумя руками, между пальцами которых обильно потекла кровь, прикрыл глаза и то, что осталось от носа.

– На человека станешь похожим, – сказал Жорка, вытирая кулак о рубашку Эдика.

В два глотка влив в себя водку, Жорка с размаху ударил пустой посудиной по паркету.

Не глянув на компанию, застывшую от мгновенного ужаса, вышел из квартиры, хлопнув дверью.

* * *

Было около одиннадцати, когда Виктор у киоска увидел Митюкова. Виктор подошёл к киоску и поздоровался с Митюковым. Заметив, что настроение у следователя хорошее, спросил без подхода, как дела со следствием.

– Нормально, – Митюков не скрывал радости, – прокурор закрыл дело об убийстве ввиду доказательства несчастного случаи. Случай драки выделен в отдельное делопроизводство.

– То есть, убийства не было?

– Понятно, что не было. Вина Егора Шарова в нанесении побоев, способствовавших несчастному случаю с Валерием Степновым, будет, я полагаю, доказана… Суд определит наказание. Вот и всё…

– И суд будет скоро?

– К концу следующей недели наверняка.

Продавец подал Митюкову журнальчик кроссвордов, и тот, кивнув Виктору «пока», пошёл через площадь к себе.

Следователю лейтенанту Митюкову до конца рабочего дня пятницы нужно опросить вызванных участников драки. Отпускнику Виктору Алексахину делать было нечего. Купив свежий номер областной газеты, Виктор направился тоже к себе, прямо к обеду. Из переулка, нетвёрдо ступая, вышел Жорка Рыжий, держа путь в кафе.

После обеда в своей комнате Виктор раскрыл блокнот, исписанный неровным скачущим почерком почти до половины. Готовые куски очерка перемешались в нём с записями фрагментов высказывании действующих лиц и выписками из Уголовного кодекса. После разговора с Митюковым Виктор окончательно решил в будущем очерке дать простор читательскому воображению при определении настоящего убийцы.

Виктор уже не один год наравне с работниками областной прокуратуры и следственными органами распутывал криминальные узлы, которые завязывала – преднамеренно или случайно – сама жизнь. Здесь, в глубинке, он столкнулся также с нерасторопностью милиции, подтасовкой фактов, нежеланием прокуратуры произвести доследование. У самого Виктора была уверенность в том, что в этой драме был третий, истинный убийца, а местом случившегося был не камень, а мост. Но эта уверенность опиралась на подсознание, на интуицию, и не имела никаких вещественных доказательств иди показаний свидетелей. Поэтому и будущий очерк скорее будет художественным рассказом, где главным будут не факты, а рассуждения автора.

Закрыв блокнот, Виктор снял с полки книги Честертона, Чейса, Чандлера, Кристи, и стал листать. Лихие детективы с пистолетом в кобуре под мышкой, с набором ключей и отмычек, позволяющим без спроса проникать в чужие жилища или номера отелей, балансируя на грани смерти и нарушения законов, выходят победителями в казалось бы неравной борьбе с мафией и коррумпированной властью… Но это там, в Нью-Йорке, Чикаго или Майами, а не в Вяземске.

Виктор убрал блокнот в чемодан, В своей квартире за остаток отпуска он весь этот ворох записей разберёт, свяжет, пригладит…

За окном стемнело. По чёрно-белому телевизору шло кино десятилетней давности. Не досмотрев фильм до конца, Виктор заснул.

* * *

В субботу, когда Виктор сидел за обеденным столом, пришёл Николай Сорокин. От предложенного тётей Дарьей обеда он отказался, но стаканчик водки выпил с удовольствием.

– Витек, я с предложением к тебе, завтра порыбачить. Как ты?

– Ещё как, с удовольствием!

– Тогда заканчивай обед – и ко мне. У меня заночуешь. Тётя Даша, не волнуйся…

– Переодеться тебе надо, Витя!

– И за это не беспокойтесь. Найдётся рыбацкая одёжка. Может, в длину не совпадёт, зато в ширину с запасом. Так что, Виктор, приходи, я жду.

В детстве рыбалка была страстью Виктора. С Колькой Сорокиным и Борькой Арзамасцевым летом, после школы, пропадали с удочками и раколовками на реке, к обеду приносили домой улов – полосатых окуней, подлещиков, или, по-местному, «лоскариков», речных пучеглазых бычков – «попов». После школы, во взрослой жизни, рыбачить не приходилось, но охотничий инстинкт остался.