Текст книги "Литовское государство. От возникновения в XIII веке до союза с Польшей и образования Речи Посполитой и краха под напором России в XIX веке"

Но несмотря на раздробленность политическую, литовцы крепко связаны были своим, общим всем племенам, религиозным культом. Последний проявился у них также и многими видимыми признаками народного единства, именно: центральным для всех племен литовских святилищем Ромове; общим сословием жрецов и общим почитанием и безусловным повиновением их главному первосвященнику Криве-Кривейто. Справедливо говорит профессор В.Б. Антонович, что если бы литовцев не тревожили извне и дали бы им возможность развиваться самим по себе, то у них образовалось бы теократическое государство. Но этого не случилось, и не случилось потому только, что напор соседей заставил их сплотиться в более сильный и крепкий политический центр. Явление это обнаружилось в литовском племени во второй половине XIII в., и то не на собственной чистой литовской территории, а на чужой, русской. Но об этом после.

Законы. К числу объединяющих признаков раздробленных литовских племен на бесчисленное множество маленьких самостоятельных политических единиц относятся их общие древние законы. Законов этих было немного. Вот они:

1. Никаких богов, кроме отечественных, не принимать без позволения и повеления Криве-Кривейто.

2. Богам угодно, чтобы Криве-Кривейто был верховным правителем и толкователем их воли, а вайделотам оказывалось уважение.

3. Богов должно чтить и им покоряться: ибо по их милости имеем землю, на которой живем и которая нас питает, а после дадут еще обильнейшие земли.

4. Соседей, чтущих наших богов, должно считать друзьями, а противящихся нашим богам никогда не принимать в дружбу и вести с ними войну.

5. Каждый может иметь трех жен, с тем условием, чтобы первая была из нашего рода, остальные могут быть из рода туземцев или пришельцев.

6. У кого будут болезненные жены, дети, братья, сестры, челядь или сам будет удручен болезнию, тому позволительно и похвально себя сжечь или страждущее лицо, потому что слуги наших богов должны смеяться, а не стенать.

7. Кто в здравом рассудке захочет себя, свое дитя или кого-либо из челяди сжечь в жертву богам, тому не запрещать, потому что чрез огонь люди освящаются и становятся достойными жить и веселиться с богами.

8. Кто нарушил супружескую верность – муж или жена, – того по уличении сжечь в отдалении от лица богов, прах рассеять по дорогам, а потомство лишается права поступать в вайделоты.

9. Если жена не слушается мужа, то он волен ее сжечь, а сестры ее покроются стыдом за то, что не учили ее покорности богам и мужу.

10. Кто грубо оскорбит женщину, того она может сжечь, потому что он наслаждался ее смущением.

11. Кто обидит честную девицу, тот должен жениться на ней; если же он женат, то его затравить собаками, потому что он обидел состояние богов, которые или женаты, или остались в девстве.

12. Кто убьет человека, того отдать родственникам убитого, и в их воле убить его или оставить живого.

13. Кто украдет, того в первый раз высечь, во второй – отколотить палками, а в третий – отдать на растерзание собакам в отдалении от лица богов.

14. Тот признается благородным, кто умеет ловко ездить на своих лошадях.

15. Никто не может принуждать к работе другого, для этого нужен взаимный договор.

16. У кого умрет жена, тот должен немедленно приискать себе другую, потому что неприлично долго тужить по жене.

17. Если умрет муж, оставив жену бездетную, то она может выйти замуж, не согрешая пред богами, но может поступить и в вайделотки.

Все эти законы были не писаны, а передавались народом из уст в уста по преданию. Писатели XV и XVI вв. говорят, что эти законы даны литовцам Брутеном и Вайдевутом. Они же передают также, что жена сына Вайдевута Варла, по имени Ерма, прибавила еще несколько законов, именно: если жена нарушит супружескую верность, то привязать ей на шею четыре камня и водить ее из селения в селение, пока криве не снимет с нее этого греха; если жена оскорбит мужа, то подвергнуть ее телесному наказанию розгами или палками; если жена ударит мужа, то отрезать ей нос.

Вообще, в древней Литве все преступления наказывались строго, особенно же за убийство; но если убийца убегал в места, посвященные богам, то был свободен от наказания.

Военное дело. Древние литовцы, поселившись в стране, по своим физическим условиям малодоступной для нападения соседей, первоначально совсем не вели войны и питали к ней отвращение, как это видно из сохранившихся древних песен. Но с течением времени привыкли к ней, полюбили ее и стали считать военные занятия благородным делом.

Войско литовцев делилось на конницу и пехоту. Вооружение его состояло из стрел, кривых сабель, пик, бердышей, стальных молотков и т. и.; огнестрельное оружие стало входить в употребление со времен Витовта. Во время битвы литовцы всегда обнаруживали необыкновенное мужество и стойкость. Для ограждения страны от вторжения неприятеля любили укреплять свои границы крепкими замками, в которые помещали сильные гарнизоны. При осаде крепостей употребляли стенобитные машины.

По словам Чацкого, у древних литовцев собирали войско посредством следующего оригинального способа: князь резал козу, в кровь ее погружал стрелу и затем вместе с обгоревшим куском дерева посылал от дома до дома; это было знаком, чтобы все собирались в поход и являлись к князю, в противном случае будут наказаны огнем и смертию. Выступая против неприятеля, литовцы имели обыкновение гадать: если из-за границы, наблюдали они, летели в Литву орел, белый голубь, ворон, журавль, драхва, то предвещали победу; если же встречались им на пути олень, волк, рысь, больной человек, то предвещали неудачу. В войске всегда имелось несколько хоругвей с изображением петуха или надписи богу Курко.

Сношение древних литовцев с норманнами, русскими, поляками и немцами в легендарный период их истории

Много веков прошло, как нужно полагать, замкнутой и уединенной жизни древних литовцев со времен поселения их в областях 3. Двины и Немана до первого знакомства с иноземными народами. Но кто первый из соседей проник к ним в эту глушь? Какой иноземный народ первый вошел в сношение с древними литовцами в доисторический период их жизни? Ни хроники немецкие, ни русские летописи, ни польские писатели раннего периода не дают нам положительного ответа на этот вопрос. Но нам дают ответ на этот вопрос народные предания древних литовцев. Правда, народные предания по большей части представляют такие рассказы, которые не соответствуют ни фактам действительной жизни, ни логическим выводам мысли. Но тем не менее, как бы ни были народные предания обезображены фантазиею, основание их всегда составляет факт несомненно исторический. Чем фантастичнее и неправдоподобнее представляется народное предание, тем оно менее в своих частностях заслуживает признания несомненности и тем более основание его лежит в седой древности; но чем менее народное предание обезображено фантазиею и чем естественнее подходит к действительности, даже в своих частностях, то тем более оно заслуживает доверия и тем ближе стоит к историческому времени. Литовские народные предания, из которых мы можем узнать о том народе, с которым литовцы раньше всех познакомились, и относятся именно ко второй категории народных преданий, то есть таких преданий, которые мало обезображены народной фантазией и ближе стоят к историческому времени. Эти предания – о Брутене и Вайдевуте, о Гелоне и Немоне (Палемоне). Из этих преданий мы видим, что первые проникли чрез глухие дебри к литовцам и завели с ними сношения норманны.

Сношение древних литовцев с норманнами. В VII в. нашей эры полуостров Скандинавии населен был норманнами, народом германского племени. С конца VIII и начала IX в. народ этот стал группами выселяться из родной страны. Ученые находят три причины этому выселению.

1. Окружающая природа. Скандинавский полуостров, как известно, представляет собой страну мрачную, угрюмую и в высшей степени холодную. Климат и теперь суровый, а за 1000 лет до нашего времени был еще суровее и неприветливее. Почва каменистая и бесплодная: полей, необходимых для земледелия, и пастбищ для скотоводства тогда совершенно не было, а потому норманны, терпя на негостеприимной и скудной земле холод и голод, принуждены были массами покидать родную почву и искать лучшей доли в соседних странах.

2. Религия. Языческая религия древних норманнов проникнута была в высшей степени воинственным духом и запечатлена характером трагической доблести и страданий[51]51
  Примечание. Суть языческой религии древних норманнов состояла в следующем: главный бог у норманнов был Один, который вместе с 12 белокурыми азами (полубоги, помощники Одина) создал мир видимый. Сначала, говорят скандинавские саги (эпические произведения), был золотой век; но дочери гигантов, жителей мрака и тьмы (холодного севера), нарушили тишину и спокойствие, – и вот началась упорная борьба с гигантами. На первых порах вели ее Один и азы, а затем стали продолжать герои. Во время битв над сражающимися летают богини валькирии: они подбирают тела убитых героев и уносят их в чертоги Одина, где трупы эти снова оживали и герои начинали вести борьбу между собою; борьба обыкновенно происходит днем, а ночью все ожившие герои мирятся и кутят в залах высшего бога. Конец борьбы, по словам скандинавских саг, страшно трагический: в последнее время этой борьбы примут участие в ней и боги, и люди; «тогда, – говорит одна сага, – разорвутся все связи мироздания, холод и огонь вышлют враждебных демонов; восстанут все силы природы, и в последней отчаянной борьбе погибнет от огня весь мир, погибнут люди и погибнут самые боги вместе с Одином». Но, в заключение, прибавляет сага, из волн морских явится новый мир, в котором не будет зла и страданий, и будет мир и счастие. Управлять миром этим будет один из высочайших азов – кроткий Бальдер.


[Закрыть]. Поэтому норманны, воспитанные на ней, неудержимо стремились из своего отечества в далекие страны на битвы и подвиги ратные.

3. Общественное устройство скандинавов в VIII и IX вв. В древности Скандинавия разделена была на мелкие владения, из коих каждое имело своего конунга (князя, литовского кунигаса). По смерти конунга достоинство его обыкновенно переходило к старшему сыну; младшие же получали известный участок земли и, будучи по большей части недовольны им, собирали отважную дружину, пускались в открытое море и с военными песнями плыли куда глаза глядят.

Когда приезжали к чужому берегу, то по течению рек плыли во внутренность страны и там с яростию кидались на города и селения, грабили, жгли и увозили, что могли. А возвратившись на родину, обыкновенно рассказывали землякам про свои подвиги. Эти рассказы воспламеняли мужество у других, и те с наступлением весны пускались в открытое море для набегов, подобно предшественникам.

В IX в. об этих удалых дружинниках уже знала вся Европа. Особенно сильно страдали от норманнских пиратов прибрежные страны западной Европы. Когда их суда показывались на реках и их военный рог раздавался на берегу, то все жители немедленно оставляли свои жилища и стремглав бежали в города, монастыри, леса, пещеры и т. п. Ужас от этих дружинников так велик был в западной Европе, что составлена была особая молитва, которую читали в церквах «об избавлении от набегов норманнов».

Но в конце IX и начале X в. воинственный пыл скандинавских выходцев стал остывать; в это время они не только уменьшили свои разбои и грабежи, но стали оседать в покоренных странах, основывать новые владения и даже сливаться с покоренными народами; так было в Англии, Франции и Италии, так было и в России. Оседание норманнских пиратов и основание ими поселений в чужих краях как раз совпадает с общественным и религиозным переворотом в самой Скандинавии.

В конце IX и начале X в. в Скандинавии мы видим два великих явления: а) мелкие владения, на которые тогда разбит был Скандинавский полуостров, теряют свою самостоятельность и слагаются в большие государства; б) языческой религии скандинавов наносится удар от христианства: сначала Ансгарий, монах корвейского монастыря на Везере[52]52
  Ансгарий умер в 865 г.


[Закрыть], а за ним его ученик Горза распространяют и утверждают христианство среди скандинавских народов. Последние два переворота в Скандинавии – политический и религиозный – усилили эмиграцию норманнов в чужие страны: они целыми тысячами стали выселяться не только в европейские государства, но даже в отдаленный север: на острова Ферерские, на остров Исландия и полуостров Гренландия, унося с собою и политические традиции, и языческую религию. Но только теперь скандинавы удаляются из своей страны в означенные местности не как пираты, с целию грабежа и разбоя, на время только – а потом снова вернуться на родину, – нет, теперь они удаляются из родины навсегда и являются в чужие земли как мирные пришельцы, селятся там и сливаются с туземцами.

Из этого краткого очерка древней Скандинавии мы видим, что выселение норманнов из Скандинавии в чужие страны по своим целям и по своему характеру распадается на два периода: первый период выселения норманнов (от половины VIII до половины IX в.) можно назвать пиратским, разбойническим; второй же (от конца IX до начала XI в.) – периодом мирного и спокойного выселения.

Но если норманны в первый и во второй периоды своего выселения являлись в Англию, Францию, Италию и даже на отдаленный север, куда и теперь, при усовершенствовании способов мореплавания, небезопасно плыть, то неужели они могли оставить страну литовцев без внимания, страну, которая лежала у них, так сказать, пред глазами? Само собою разумеется, что нет (хотя и не имеем ясных указаний в летописях); в первый период своих выселений норманны, очевидно, являлись в литовские владения, как и во все другие, набегами, с целию грабежа и разбоя, а во второй – как мирные поселенцы: селились в них, принимали нравы и язык туземцев и сливались с этими последними. К первому периоду, очевидно, относится предание литовцев о Гелоне. Это народное предание говорит о нападении на литовцев с севера и востока каких-то людоедов, которые все жгли, разоряли и опустошали. Кто же были эти людоеды? Какой народ от моря мог попасть к литовцам? Очевидно, норманны. Название нападающего народа на литовские земли «людоедами», конечно, нельзя считать за факт несомненно истинный; таким названием норманнов литовцы окрестили, так сказать, по их жестокому обращению с пленными. Давно ли, например, западная Европа перестала считать людоедами русский народ (москалей)? Очень может быть, и теперь еще есть уголок в Италии или Испании, жители которого, благодаря католическому духовенству, до сего времени считают русских «схизматиков» одноглазыми людоедами. Если теперь еще возможно обозвать, да не только обозвать, а придать неповинному народу эпитет «людоедов», то тем более это возможно было во времена варварские, когда сами нападающие подавали к тому много поводов.

Ко второму периоду, то есть периоду политического и религиозного переворота в Скандинавии и мирного выселения норманнов, относятся предания о Брутене и Вайдевуте и о Немоне. Что предания эти прямо указывают на переселение в Литовскую землю жителей Скандинавии, то это ясно видно, во-первых, из того, что первое предание прямо называет Брутена и Вайдевута скандинавскими выходцами; во-вторых, из того, что путь Немона, через который он проник в Литву, именно таков, по которому и могли только прибыть скандинавы; в-третьих, из того, что самые имена Брутена, Вайдевута и Немона – скандинавские, и, в-четвертых, наконец, из того, что из местечка Эйрогола, основанного, по преданию, скандинавом Немоном, вышел Лютове, родоначальник жмудской или Гедиминовой династии, многие потомки которого носили скандинавские имена.

Итак, из литовских народных преданий мы видим, что скандинавы сначала являлись в Литву как разбойники и грабители, а потом как мирные поселенцы[53]53
  Древнейшие скандинавские саги также дают некоторое основание предположить, что норманны первые проникли к литовцам и завели с ними сношение. Из поэтических преданий древних жителей Скандинавии видно, что в VIII в. в Швеции был замечательный конунг Ивар Видфаме, который с дружиною своею завоевал южные берега Балтийского моря; внук его Горальд Златозубый покорил восточные берега Балтийского моря, а сын Горальда Сингур Ринги очень дружил с куронами и эстами, которые часто помогали ему в битвах.


[Закрыть].

Но вот вопрос: что норманны, поселившись между литовцами, внесли скандинавского в политическую и религиозную жизнь литовского народа? Что касается перемен политического строя литовцев, произведенных скандинавами, мы решительно ничего не можем сказать; но относительно перемен в религии литовцев, произведенных скандинавами, можем кое-что сказать. Из литовского народного предания о Брутене и Вайдевуте мы видим, во-первых, что Брутен и Вайдевут в стране ульмигеров (литовцев, живших, как говорили выше, между Неманом и Вислою) заповедуют литовцам поклоняться трем богам: Перкуну, Поклюсу и Потримпосу; во-вторых, что они привозят истуканов из Скандинавии, и, в-третьих, что они устанавливают правила избрания Криве-Кривейто. А все это показывает, что пришельцы-скандинавы (пусть будут Брутен и Вайдевут имена вымышленные, что очень может быть) были реформаторами религии древних литовцев. Они, вероятно, прибыли в Литву из Скандинавии в то время, когда на родине их христианство стало распространяться. Эти пришельцы принадлежали к той части норманнов, которые, спасая свою религию языческую, бежали из Скандинавии в разные страны. По прибытии к литовцам скандинавы, конечно, не могли предложить им своих богов: Одина и азов, иначе бы они вооружили литовцев против себя. Скандинавы, как умные люди, хорошо воспользовались уже готовыми литовскими божествами, чтобы именем их повелевать литовцами; а для большего страха скандинавы, очень может быть, принесли из своей родины и истуканов.

Справедливость предания о Брутене и Вайдевуте, указывающего на скандинавов, как на реформаторов литовской религии, видна из того, во-первых, что Ромове сделалось исторически известным именно в том месте, где указывает это предание, то есть в Пруссии; во-вторых, что избрание Криве-Кривейто совершенно было похоже, как говорят, на избрание первосвященника в Скандинавии, г. Упсале.

Таким образом, из всего вышесказанного можно вывести следующее заключение: а) первые пришли в литовские дебри скандинавы; б) сначала скандинавы являлись сюда как разбойники и грабители, а потом мирные поселенцы; в) скандинавы второй категории были реформаторами древней литовской религии, и г) наконец, они были, как и потомство их, предводителями литовских дружин, а впоследствии и великими князьями Литовского государства.

Сношения русских с литовцами. Вслед за скандинавами вступили в сношение с литовцами и русские. Сношения эти прежде всего начались вследствие частых поездок русских, когда они были еще язычниками, к литовцам на поклонение их кумирам. Так, Адам Бременский, писатель XI в. (он был каноником латинской церкви, ум. 1076 г.), в своей хронике между прочим сообщает, что русские, будучи еще язычниками, дружно жили с литовцами и часто ездили «в Жмудь и Коронию на поклонение их кумирам». Почти то же самое мы находим и в Иакимовской летописи. «Храмы и жрецы земголы, – говорится в ней, – находятся в глубоком уважении у русских славян». Затем сношения эти еще более усилились по поводу торговли, производимой новгородцами и полочанами в Литве. По свидетельству известного литовского историка Нарбута, торговля эта совершалась еще в доисторические времена в Литве, то есть в X, XI и XII вв. Наконец, сношения русских с литовцами окончательно упрочились, когда русские начали заводить свои поселения на литовской территории.

Начало русских поселений в Литве относится к глубокой древности. Профессор Московского университета Беляев в своем сочинении «Очерки истории Северо-Западного края» говорит, что еще до призвания северными славянами варяго-русских князей из Новгорода, Полоцка и Смоленска начала распространяться колонизация по всему Литовскому краю, придерживаясь течения рек, по которым, как по дорогам, устроенным самою природою, новгородцы, полочане и кривичи проникли в глубь непроходимых лесов литовских пущ.

В XI и XII вв. развитие русских поселений в Литве получило особую силу благодаря содействию киевских великих князей. Так, Ярослав I, по словам польского историка Длугоша и литовского Нарбута, завоевавши юго-восточную часть литовской территории, основал на ней несколько военных поселений, подчинил их особому наместнику и дал ему часть своего войска для хранения порядка.

Из литовской летописи, известной под именем Быховца, видно, что русских поселений в XII в. особенно много было в местности, лежащей между Вилиею и Припятью, так что составитель ее называет эту местность русскою.

Во второй половине XII в., а еще более в XIII в. связь литовцев с русскими уже настолько сильна была, что многие русские князья, становясь во главе их ратей, защищали их интересы против немцев, как свои собственные. В то же время литовские города и села были переполнены русскими. Русский язык сделался господствующим среди высшего сословия литовской народности. А по свидетельству польских и литовских историков: Ярошевича, Стебельского, иезуита Кояловича и Нарбута, с конца XII в. литовские князья один за другим стали принимать православие. Так, принял православие удельный литовский князь Гинвил Мингайлович вместе с именем Юрия (род. в 1123, ум. 1199 г.); затем: Борис Гинвилович (род. в 1146, ум. 1206 г.), Рогвольд Борисович, Глеб Рогволдович и дочь последнего Параскевия, признанная святою даже в Риме (ум. в 1235 г.) и т. д.

В XIV в., когда в Литве вступила на престол Гедиминовская династия, дружественные отношения литовцев с русскими и влияние последних на первых достигли своего апогея; но об этом будет сказано после.

Такая тесная связь литовской народности с русскою и культурное влияние последней на первую было следствием глубокого природного гуманного чувства, присущего русской нации. Русские, как это доказали сотни исторических фактов, приобретши влияние на какой-нибудь народ, никогда не имели в виду порабощения его, и, подобно западным католическим народам, никогда не прибегали к огню и мечу, если только он сам, по каким-либо причинам, не прибегал к этому средству. Даже завоевавши какой-нибудь народ, если этого требовала политическая необходимость, русские никогда не трогали его внутренней жизни, не насиловали свободы совести и не прибегали к мерам террорическим, с целию обрусить. Так было и при сношении русских с литовцами в легендарный период истории последних. «Русские привлекали симпатии литовцев бескорыстием, доброжелательством, чистосердечием и откровенностью», – говорит один западный ученый, занимавшийся исследованием влияния соседних народов на литовцев в древний период их истории.

Сношения поляков с литовцами. После скандинавов и русских в сношения с литовцами вступили и поляки. Начало сношений поляков с литовцами положено было королем Болеславом Храбрым по поводу мученической кончины в земле литовского племени пруссов одного из католических миссионеров св. Войтеха. Св. Войтех (по-немецки Адальбут) около 1002 г., оставивши должность пражского епископа, задумал отправиться к пруссам проповедовать христианство. Польский король Болеслав Храбрый снабдил его судном и вооруженным конвоем. Св. Войтех, выйдя из Данцига, повернул на восток, вдоль берегов Пруссии, и чрез несколько дней высадился на территорию этого литовского племени. Здесь епископ отослал обратно польский конвой и в сопровождении только двух монахов углубился вовнутрь страны. Первые туземцы, попавшиеся ему навстречу, опросили миссионера о причине его прихода, на что Войтех отвечал: «Я пришел к вам в качестве проповедника истинной веры, чрез которую получается вечное спасение; вы должны оставить ваши истуканы и узнать истинного Творца вашего, истинного Господа, которому следует верить и поклоняться». Туземцы на слова св. Войтеха с гневом закричали: «Мы имеем общую веру и общие обычаи с жителями всей страны, у входа в которую живем. Вы же, иноземцы, исповедуете веру чуждую нам; до истечения суток удалитесь из нашей земли, иначе подвергнетесь опасности смерти». Миссионеры должны были отправиться ночью в дальнейший путь; на рассвете они расположились отдохнуть в одной роще; но эта роща оказалась заповедною; туземцы сочли эту невольную ошибку за святотатство, окружили спящих и, под руководством жреца, убили св. Войтеха в качестве очистительной жертвы богам.

Когда узнал об этом Болеслав Храбрый, то немедленно послал послов к прусскому племени, с просьбою отдать тело св. Войтеха. Литовцы согласились, но с условием, чтобы король заплатил им за него столько серебра, сколько весит тело мученика. Болеслав исполнил требование их и получил просимое.

Отправка Болеславом Храбрым в Пруссию послов своих с просьбою возвратить тело св. Войтеха считается первым сношением поляков с литовцами. Но в то же время сношение это считается и единственным, которое носит на себе мирный характер в продолжение первых трех столетий, то есть XI, XII и XIII, потому что вслед за этим сношением начинаются страшно опустошительные походы польских королей на литовцев. Первый такого рода поход совершен был на литовцев тем же Болеславом Храбрым по поводу мученической кончины в Пруссии другого католического миссионера ев. Бруна.

Св. Брун был архиепископ саксонский. Сгорая желанием, подобно Войтеху, сделаться миссионером, он с дозволения великого киевского князя Владимира предпринял путешествие к печенегам для проповедования христианства. Архиепископ пробыл там пять месяцев и крестил до 30 человек. В начале 1009 г. св. Брун был приглашен Болеславом Храбрым в Краков. Оттуда он отправился на новую миссию, в Пруссию. В сопровождении 18 духовных лиц св. Брун странствовал некоторое время по прусской земле, проповедуя христианство. Наконец ему случилось попасть к одному из местных начальников, по имени Нетимор; выслушав речь миссионера, Нетимор сказал: «У нас есть свои боги, которых мы почитаем, а потому чужим верить не хотим». Св. Брун, раздраженный этими словами, схватил стоявшего тут одного литовского идола и бросил его в огонь. Тогда прусский начальник Нетимор обратился к присутствующим с следующими словами: «Если огонь должен составлять испытание истинности веры, то бросьте на костер этого иностранца; если он сгорит, то будем знать, что проповедь его лжива, если же останется жив, то мы все немедленно уверуем словам его». Товарищ и жизнеописатель св. Бруна, монах Виперт, прибавляет, что архиепископ находился в пламени все время, пока его спутники пропели 7 псалмов, и сошел с костра невредимым. Чудо это побудило Нетимора и 30 лиц, окружавших его, принять христианство. Но вслед за тем, прибавляет Виперт, соседний прусский начальник, озлобленный их обращением, напал на Нетимора и казнил смертию св. Бруна вместе с несколькими из его сподвижников.

Получивши известие о мученической кончине второго католического миссионера, Болеслав Храбрый решился наказать прусское племя за их поступки. В глубокую осень 1010 г. польский король с огромным войском вторгнулся в страну означенного племени. Он с огнем и мечом вдоль и поперек прошел ее; самое святилище литовцев Ромове разорил и идолов перебил. В заключение Болеслав захватил огромное число пленных и вернулся с ними обратно домой.

После разорения Болеславом Храбрым Пруссии сношения поляков с литовцами прекращаются ровно на сто лет. Возобновляются они при Болеславе III, или Кривоустом. Подобно Болеславу I, и Болеслав III также совершил опустошительный поход на прусское племя. Он, как уже говорено выше, в 1110 г. разрушил много литовских сел и деревень, собрал огромную добычу и вывел оттуда бесчисленное множество пленных.

С Болеслава III Кривоустого о военных походах поляков на литовцев все чаще и чаще упоминается в источниках. Так, по словам краковского епископа Викентия Кадлубка, в 1146 г. Болеслав Кудрявый ходил на пруссов, а в 1191 г. Казимир Справедливый – на ятвягов.

Мирные сношения поляков с литовцами начинаются только с первой половины XIV в., когда на польском престоле сидел Владислав Локоток, а на литовском – Гедимин.

Сношения немцев с литовскими племенами. Нынешний Эсто-Латышский край в VIII и IX вв. населен был литовско-финскими племенами; так, в Эстляндской губернии жили эсты, или чудь, народ финского племени; в Лифляндской губернии или так называемой в древности Ливонии жили ливы, народ тоже финского племени; в Курляндской губернии жили летголы, земголы и корсь или куроны, народы, как мы уже знаем, литовского племени.

Из русских летописей и немецких хроник мы видим, что первые из соседей проникли сюда и внесли свою цивилизацию русские. В X и XI вв. они брали дань с летголы, земголы и ливов и построили здесь несколько укрепленных местечек и между прочим город Юрьев (Дерпт); в XII же веке уже вся Ливония и земли, лежащие по нижнему течению р. Двины, где жили летголы и земголы, находились в зависимости от полоцких князей, которые посылали туда своих миссионеров для распространения православия.

За русскими в Эсто-Латышский край проникли немцы. В начале XII в. на Балтийском море, на о. Готланд бременские и гамбургские купцы завели торговлю с новгородскими купцами. В конце же этого столетия немецкие купцы познакомились с Ливониею и основали в ней свои дворы для склада товаров. Бременский архиепископ Гертвиг, узнавши от купцов, что в Ливонии и соседних с нею странах живут язычники, около 1185 г. послал туда августинского монаха Мейнгарда для обращения туземцев в католичество.

Мейнгард, прибывши в Ливонию, поселился в местечке Искул (в 35 верстах от 3. Двины на север). Но так как Ливония в это время зависела от русского полоцкого князя Владимира[54]54
  Полоцкое княжество лежало по среднему течению 3. Двины. Оно завоевано было Владимиром Святым у Рогвольда, на дочери которого, Рогнеде, он женился. Пред смертию Владимир отдал это княжество своему сыну от Рогнеды Изяславу. Замечателен был внук Изяслава Всеслав. Летописец говорит, что он родился от волхвования. У него на голове была язвина (рана), а потому он носил какую-то таинственную повязку, отчего был немилостив и кровожаден. «Слово о полку Игореве» представляет его каким-то чародеем. После Всеслава княжили один за другим сыновья его: Роман, Давид и Рогвольд (так говорят русские историки, польские историки к этому времени относят других лиц в качестве князей полоцких). Сын Владимира Мономаха Мстислав I изгнал полоцких князей в Грецию. После них, какие князья были в Полоцке, трудно сказать. Знаем, что в 1151 г. там сидел какой-то Рогвольд Борисович. В конце XII и начале XIII в. в Полоцке был князем Владимир. Но какого он рода – неизвестно. Знаем, что от него зависели некоторые литовско-финские племена, жившие по нижнему течению 3. Двины. Вообще, история Полоцка очень темна. Литовские летописи говорят, что в XII в. в Полоцке сидели литовские князья, а русские говорят, что от полоцких князей произошли литовские.


[Закрыть], то Мейнгард прежде всего постарался войти в дружественные сношения с сим последним, а потом вкрался в такое доверие русского князя, что тот позволил ему крестить ливов и других соседних народов. Дело пошло очень быстро: в продолжение двух лет Мейнгард крестил многих язычников и построил четыре костела. Но затем, боясь, чтобы русский князь из зависти, вследствие удачного успеха его проповеди, не изменил бы к нему своего дружеского расположения и не напал бы на него врасплох, построил две крепости. 25 сентября 1188 г. Мейнгард сделан был папою епископом.

Но миссионерские труды Мейнгарда недолго сопровождались успехом: когда он потребовал от ливонцев подчинения бременскому архиепископу и десятины на церковь, то дело миссии пошло хуже, а потом и совсем приостановилось. Ливонцы и слышать не хотели ни о том ни о другом, то есть ни о подчинении бременскому архиепископу, ни о десятине на церковь. Они ясно поняли, что миссионеры имеют в виду не столько спасение их душ, сколько завладение их территориею и порабощением их самих. Сначала начался среди туземцев глухой ропот, а потом и открытое восстание. Мейнгард, чтобы усмирить своих новообращенных в католичество духовных чад и привести их к повиновению, прибег, как к самому радикальному средству, употребляемому обыкновенно в подобного рода случаях католическими проповедниками Слова Божия, огню и мечу. Это еще больше раздражило ливонцев. Те, которые крестились, стали бросаться в волны 3. Двины, желая этим самым смыть крещение или же найти покой и безопасность на дне реки от преследования немецких миссионеров. Мейнгард донес о всем папе и просил помощи. Папа объявил Крестовый поход (это было как раз в эпоху Крестовых походов) против ливонцев и полное отпущение грехов всем тем, кто примет участие в походе. Мейнгард не дождался помощи – он умер в 1196 г. На его место с крестоносцами явился в Ливонию другой монах из Бремена Бертольд, но он скоро был убит в битве с туземцами. Страшно отомстили крестоносцы за смерть своего апостола: тысячи ливонцев поплатились за это жизнию; огнем истреблены были многие поселения и самые пожарища политы кровью туземцев. Ливонцы, раньше принявшие крещение и оставшиеся в живых, в ужас пришли и, не видя другого исхода, приняли католических священников и согласились на все условия крестоносцев. Но как только те ушли, ливонцы снова начали отступать от крещения и снова погружаться в волны Двины.

В 1200 г. из Бремена в Ливонию прислан был новый епископ, по имени Альберт, человек умный, ловкий, хитрый и в высшей степени энергичный. Он прибыл к устью Двины с огромным войском крестоносцев. Но и его ливонцы приняли так же, как и Бертольда. Завязалась кровавая борьба, борьба на жизнь и смерть. И очень может быть, борьба эта кончилась бы на самых первых порах весьма печально для проповедников католичества, если бы хитрый Альберт не употребил одного вероломного поступка. Дело было вот в чем: Альберт, по прибытии в Ливонию, засел с крестоносцами в крепости Гольме, но тут его окружили со всех сторон ливонцы; миссионерам приходилось одно из двух – или умереть с голоду, или же сдаться живыми в руки туземцев и быть ими перебитыми. В таких крайних обстоятельствах ловкий Альберт обратился к осаждающим с предложением мира и с изъявлением намерения удовлетворить всем требованиям ливонцев. Ливонцы приняли предложение. Для окончательных переговоров Альберт пригласил всех старшин в крепость; те, не подозревая ничего худого, доверчиво вошли в нее; но тут Альберт приказал всех их арестовать и при этом объявил, что если они не снимут осады, то будут или умерщвлены, или же отосланы пленниками в Германию. Старшины, страшась за жизнь свою, дали слово снять осаду крепости, как только будут выпущены на свободу, и не предпринимать ничего против миссионеров. Но Альберт не поверил словам старшин: для обеспечения договора он потребовал от них, в качестве заложников, их собственных детей. Дети, в количестве 30 мальчиков, были представлены Альберту, и мир был заключен согласно желанию епископа. По выходе из крепости Альберт всех этих 30 мальчиков отправил в Германию; там они были крещены и воспитаны в духе христианском. Впоследствии эти мальчики возвратились в Ливонию и были хорошими помощниками Альберту в деле распространения католичества.