Текст книги "Поцелуй тигрицы. О дикой природе, таежных странствиях, жестоких испытаниях судьбы и спасении легендарных хищников"

Лучшее время для охоты

Тигр вылизал лапу, из которой сочилась кровь уже с примесью гноя, и, тяжело хромая, побрел искать пищу.

Северный ветер с материка все чаще приносил холод, а пролетающие над перевалами гуси извещали о начале зимы. Первый снег уже лежал по высоким становикам (горным хребтам) и блестел на осеннем солнце. Шестилетний красавец-тигр жил в кедровой глуши, еще не тронутой пилой и топором лесорубов, у таежной реки, круто спускавшейся с отрогов Сихотэ-Алиня к Японскому морю. Он отстоял эту землю у соплеменников и доказал всем свое право занимать участок, по площади равный двум Люксембургам. В его владениях жили четыре самки, к которым он захаживал в гости. Рождались тигрята и тигрята тигрят. Жизнь шла своим чередом…

Год выдался урожайным на кедровый орех, желудь и лещину, и многочисленные стада кабанов пришли из-за перевала полакомиться лесными дарами и нагулять жир для благополучной зимовки. Вместе с ними на орехи пожаловала и лесная мелочь: бурундуки, белки, потом соболь. Первыми до таежных богатств добрались белогрудые медведи – они залезали на деревья, ломали ветки с молочными шишками и старательно складывали их под себя, сооружая «гнезда». Многочисленные кедровки и сойки истошным криком извещали округу о великом празднике урожая.

Пришел в тайгу и человек. По разбитой дороге, единственной вдоль побережья, натужно ревя на перевалах, шли машины с людьми. Кто ехал на заготовку кедровых орехов, кто на охоту на кабана и изюбря, а кто и на барсучка с капканом. Но основная масса народа направлялась на белковку. В такой хороший по белке год даже не очень опытный охотник мог легко добыть за день двадцать-тридцать зверьков, а это неплохая прибавка к семейному бюджету.

Тигр старался избегать дорог. Ему не нравился запах людей и пугал шум проезжающих машин, но осенью, когда везде лежал толстый слой сухой листвы, по ним можно было почти бесшумно передвигаться и подкрадываться к добыче. Да и зимой отсутствие здесь снега здорово облегчало передвижение. И в этот раз тигр двигался по дороге к вершине ключа. Он точно знал, что там есть стадо кабанов с уже потолстевшими вкусными поросятами. У устья он почувствовал запах барсука, который, как и кабан, тоже отъелся на орешках и готовил нору для зимовки. Городище барсучков в этом месте появилось давно, тигр знал его с детства и иногда заставал врасплох зазевавшегося толстячка. Запах добычи шел из норы – видимо, зверек еще не вылез на ночную кормежку.

Тигр стал обходить городище, вглядываясь в зияющие в вечерних сумерках норы. Пройдя несколько шагов по барсучьей тропе, он уже решил вернуться на дорогу, как вдруг раздался лязг металла, и переднюю лапу пронзила острая боль. Тигр взвился свечкой и, приземлившись, рванул с места, но невидимая сила не пускала его. В ярости укусил больное место, надеясь наказать обидчика, но клыки заскрежетали по железу, и в ноздри ударил тяжелый запах двуногого.

Наступила темнота, но боль в лапе не прошла, а усилилась. В зажатых дугами капкана пальцах стучал пульс. Стальной тросик одним концом был привязан к капкану, а другим обхватывал небольшой дубок на краю барсучьего городища. Ночь была мучительна. Хотелось пить. Каждый рывок вызывал нестерпимую боль. К утру лапа сильно опухла и начала кровоточить, хотя ночной холод немного успокоил боль. От многочисленных рывков трос в нескольких местах образовал петли, но три пальца, попавшие в дуги, сжимались все сильнее при каждой попытке вырваться из захвата. Целый день тигр пролежал, вылизывая лапу. Мимо проехали две человеческих повозки, разбрызгивая грязь и выбрасывая в воздух вонючий дым. Он затаился, и люди его не заметили.

Ночью ударил мороз. К утру лапа стала болеть меньше, но опухоль увеличилась.

Совсем отчаявшись, тигр сделал еще один бросок в попытке вырваться и… О, чудо! Трос не выдержал рывка двухсоткилограммового зверя и лопнул на петле.

Сломя голову тигр бросился от этого страшного места и не останавливался, пока не взошло солнце. Напившись воды из ручья, он забылся тяжелым сном. На его опухшей лапе по-прежнему висел барсучий капкан. К вечеру страшно захотелось есть. Он вылизал лапу, из которой сочилась кровь уже с примесью гноя, и, тяжело хромая, побрел искать пищу. Сумерки сгущались. Наступало лучшее время для охоты…

Табун кабанов пасся в километре от места последней лежки тигра. Выбрав подветренную сторону, он как можно тише двинулся к небольшому поросенку, хрустевшему шишкой чуть в стороне. Железка на лапе предательски позвякивала. Подходить ближе было нельзя – шорох листвы мог испугать кормящихся животных. Кабаны потихоньку перемещались в его сторону. Тигр затаился. Он лежал без движения, не спуская глаз со своей жертвы. Черно-белые полосы делали охотника невидимым в осенне-зимнем лесу, и только дрожащий от возбуждения кончик хвоста выдавал его. Но кабаны были увлечены трапезой и ничего не замечали. Дистанция сокращалась. Пятьдесят, тридцать, двадцать метров. Пора! Тело, как стрела, привычно вытянулось в броске. Короткие ножки буксанули на месте, затем кабан тоже ускорился. Стадо с шумом бросилось вверх по распадку. Один прыжок, второй, третий… Обычно охота заканчивалась четвертым. Передняя лапа подбивала задние ноги жертвы, она замедляла бег, падала, и страшные челюсти хищника с хрустом смыкались на ее шее. Но сейчас – пятый, седьмой, десятый, и… кабан ушел в отрыв. Тяжело дыша, тигр остановился и лег. Лапа мучительно болела, кровь сочилась тонкой струйкой на подернутый изморозью дубовый лист.

Прошла неделя. На побережье выпал первый снег, но нагретое за летние месяцы море быстро с ним справилось, и южные склоны уже к вечеру оттаяли. Ночные заморозки начали сковывать льдом ручьи, а лужи со всей подводной живностью уже давно замерзли. Тигр тяжело брел по лесу, звеня капканом, как кандалами. Лапа стала деревянной – тяжелой и неповоротливой. От нее исходил неприятный запах. Из-под дужек капкана проглядывали кости, перетертые металлом. Зверь голодал. Он еще пытался охотиться на кабанов и изюбря. Крупный бык-олень услышал его за сто метров и не дал даже малейшего шанса подойти на дистанцию броска. Несколько раз тигр находил ободранных охотниками белок и жадно, не жуя, проглатывал их. Но эта еда только усиливала голод. Периодически он выходил на следы двуногих, слышал их выстрелы и даже несколько раз видел, но природная осторожность держала тигра на дистанции.

Так прошел месяц. Последний тайфун принес в тайгу тридцать сантиметров снега. Это отличные условия для охоты – пушистый белый ковер глушил все звуки при подкрадывании к зверю, но, увы, не теперь. Тигр шел вверх по реке по тропе двуногих: по нетронутому снегу идти было слишком тяжело. Он старался выбирать чистые, без кустарников, места, чтобы капкан не цеплялся за ветки, причиняя нестерпимую боль. Его шкура свалялась и клочьями висела по бокам, ребра выпирали, дыхание стало тяжелым. Он уже почти не чувствовал запахов и плохо видел, пораженный сепсисом.

На высоком берегу реки стояло человеческое жилье, и тропа вела прямо к нему. Тигр остановился. Его высохший нос вдруг почувствовал знакомый запах – незабываемый запах двуногого, который поставил капкан. Как мучительно слышать его вновь! Шерсть хищника невольно поднялась на загривке, и в горле стали перекатываться мягкие хрящи, издавая звук смерти.

Человек приехал недавно. Чуть больше месяца назад он зашел в тайгу заготовить немного кедровых орехов и попутно поймать несколько барсуков на жир. Но срочные дела заставили его вернуться домой. Он даже не успел проверить капканы, которые поставил на городище барсуков. Вернувшись в лес спустя месяц, обнаружил в ловушках двух протухших зверьков. Один капкан сработал вхолостую, а еще один пропал. В него явно кто-то попался, но снег скрыл все следы, и охотник не стал вдаваться в подробности произошедшей трагедии. Он заспешил в зимовье на ночевку. Завтра предстоял отличный день для охоты на белку, а если повезет, можно и кабанчика добыть. В километре от избушки на тропинке он увидел след тигра. Охотник частенько встречал в тайге следы этой редкой кошки, но сейчас отпечатки лап его сильно заинтересовали. Было видно, что на передней правой лапе у тигра что-то висит и мешает ему передвигаться. В углублениях от следа виднелась светлая сукровица, успевшая подмерзнуть на вечернем морозе. След был свежим. На всякий случай охотник проверил предохранитель и дослал малокалиберный патрон в ствол ружья.

Тигр приблизился к жилью человека. Раньше он никогда этого не делал. Он боялся людей, хотя в любой момент мог легко убить этих неповоротливых и беззащитных существ. Нестерпимо страшный запах, обрекший его на голодную смерть, был здесь повсюду. Тигр подошел к избушке. Рядом увидел три обглоданных мышами трупика белок и жадно их проглотил. Слюна текла с его нижней челюсти и замерзала белой пеной на морозе. Он обошел зимовье. Солнце уже коснулось горизонта, и по замерзшей реке покатился треск ломающегося льда. Тигр вздрогнул, как от тяжелой мысли, лег за углом избы, прижавшись боком к поленнице, и стал ждать.

Далеко на излучине реки появилась маленькая точка идущего человека. Сумерки сгущались. Близилось лучшее время для охоты…

Упорный

Он не боялся ни запаха металла, ни запаха людей. В его жизни пока не случалось никаких связанных с ними неприятностей – он был еще молод. Поэтому, когда прямо перед носом тигр почувствовал резкий запах железа и человека, он не насторожился. Наступив в свой вчерашний след чувствительной голой пяткой, упорный ощутил жесткий металл. Но было поздно.

Мама назвала его Упорным. Из трех тигрят, родившихся ранним весенним утром под огромным кедровым выворотнем, он был самым слабым. Но бог тайги, не давший ему при рождении силу, наградил его упорством. Он всегда занимал лучшее место около матери-тигрицы, когда она подставляла полные молока соски голодным котятам. Он упорно, до последнего, бежал за тигрицей, когда та уходила на охоту, и только ее грозный рык возвращал тигренка в логово под корни дерева. В первых тренировочных охотах на слегка придавленных тигрицей зайцев он показывал выдающиеся успехи по сравнению со своими братом и сестрой. Под уютным выворотнем они прожили почти полгода, а когда падающие с неба белые холодные мухи покрыли землю, они с матерью стали отходить от логова все дальше и дальше.

Мать добычу уже не приносила, а подводила тигрят к мелким животным, чтобы они охотились без ее помощи. Она постепенно приучала детей к самостоятельности, оставляя их сначала на три дня, потом на неделю, а один раз и вовсе ушла на десять дней. К следующей весне тигрят осталось двое: он и его брат. Сестра в восемь месяцев заболела, проглотив целлофановую упаковку на свалке таежного поселка, куда они забрели, путешествуя без матери. Животы болели у всех, но умерла только сестра. После этого тигрица увела семейство подальше от этих мест.

Пролетел год. Молодые тигры ходили вместе. Братские узы все еще были сильны. Они сообща охотились на мелких животных. Их излюбленной добычей были кабанчики – шумное стадо позволяло приблизиться к себе на дистанцию броска, да и вкус у поросят был отменный. Иногда тигрята делали загоны. При обнаружении кабанов один из них затаивался, а другой потихоньку гнал животных на брата. Постепенно они научились охотиться самостоятельно и стали пересекаться все реже и реже, а потом и совсем разошлись. С матерью теперь они встречались редко, и чаще всего обнаруживали только следы друг друга, метки на «почтовых» деревьях и поскребы на тропах. По отдельности жить было сложнее.

Вторая зима жизни Упорного началась трудно. После череды снегопадов ранней осени глубокий снег осложнил передвижение не только копытных, но и самих хищников. Проламывая тяжелый мокрый снег в поисках добычи, он забрел в места, где никогда раньше не бывал: это были низкорослые дубняки, и животных там водилось мало. На длинноногих изюбрей охотиться у него еще не получалось, а осторожные косули бегали очень быстро даже в таком глубоком снегу. Барсуки и еноты, которых он без труда ловил летом, забрались в норы до весны. Он неделю бродил в поисках добычи, но так ничего и не нашел. Последний снегопад добавил еще десять сантиметров плотного мокрого снега. Пробивая этот панцирь, дикие звери в кровь резали ноги. Кровь на передних лапах появилась и у тигра. Упорный упорно искал еду.

Поздним вечером он почувствовал запах людского жилья. Одна из деревенских собак от крайнего дома учуяла его приближение. Слабый ветерок донес до носа старой лайки ненавистный страшный запах, и она начала неистово лаять. Лай перешел в обреченный вой, который подхватили другие псы, извещая друг друга о приближающейся собачьей смерти.

Уже совсем стемнело, когда тигр вышел на крайнюю улицу деревни. Прокравшись вдоль длинного забора, он двинулся в глубь поселения. Почти все собаки смолкли, забившись в будки, голосили только те, что жили на противоположном краю деревни. Ему было страшно, но голод толкал его вперед. Он понимал, что эти крикливые животные чем-то похожи на волка, – одного такого как-то раз убила его мать. Но тот зверь был серый, и от него исходила угроза, а эти – трусливые и разноцветные. Пройдя маленькую деревню насквозь, он подошел к сплошному забору, за которым слышался лай пса. В одном месте между забором и снегом была большая щель, в которую он и пролез. Здоровый кобель бегал посреди двора на длинной цепи. Увидев тигра, он бросился бежать, но было поздно. Задавив собаку, Упорный тем же путем выбрался наружу с долгожданной добычей в зубах.

Все проделки голодного тигра видел сторож нефтебазы, на которую Упорный забрался за поживой. Сослепу приняв хищника за чужую большую собаку, которая забралась на территорию базы и теперь гоняется за его сторожевым псом, он решил выйти и прогнать ее. Но что-то заставило его остаться в вагончике и позвонить в полицию. Полицейские сообщили в МЧС, а МЧС – в охотинспекцию. Сотрудники специальной группы Хабаровского края по минимизации конфликтов с хищниками приехали на следующий день. Расспросив сторожа о происшествии и изучив следы зверя, они расставили на подходах к базе специальные ловушки и стали ждать. На нефтебазе жили еще две собачки, за которыми, считали охотоведы, тигр должен был вернуться.

Оттащив добычу в ближайший мелкий дубнячок с еще не опавшей листвой, Упорный, не мешкая, приступил к долгожданной трапезе. Псина была большой и упитанной, килограммов под двадцать, но голодный хищник буквально проглотил ее. Свернувшись клубком по-кошачьи, Упорный закрыл глаза, заснув почти сытым.

Недалеко от места его лежки проходила дорога, по которой к месту происшествия ехала машина с надписью «Конфликтный тигр». Это он конфликтный? Эх, если бы он мог рассказать людям, почему стал таким!

А заодно спросил бы их, почему в окрестных лесах почти нет кабанов, а косулю и изюбря днем с огнем не сыщешь, почему люди и зимой и летом, и днем и ночью прочесывают тайгу с оружием в поисках добычи – его еды, при этом они вовсе не похожи на голодных; почему вырубают последнюю полноценную тайгу, а что остается, каждый год сгорает в огне осенних и весенних пожаров.

Но Упорный молчал, а вернее, просто спал. Проснулся он под вечер снова голодный. Мороз поджимал. Со стороны деревни пахнуло дымом, и послышался далекий лай собак. Он рывком поднялся, потянулся, прогнув спину. Обратным следом осторожно двинулся в сторону людского жилья. Легкость, с которой он добыл еду, и неутоленный голод толкали его на этот шаг. Перескочив дорогу, он забрался в кусты рядом с забором, где вчера ночью поживился собачкой. За забором, забившись в будку и тонко повизгивая от страха, сидела еще одна жертва. Упорный дрожал от нетерпения и близости пса. Перепрыгнуть забор? Сгруппировавшись, он подпрыгнул, но мягкий глубокий снег не позволил оттолкнуться изо всех сил. Зацепившись за краешек неожиданно зыбкого препятствия, он сполз вниз, царапая острыми когтями металл профнастила. Нет, надо по-другому. И он начал красться вдоль забора к знакомому отверстию, через которое вчера беспрепятственно проник на территорию.

Ловушки были поставлены в трех местах на вчерашних следах конфликтного животного. Охотоведы легко расшифровали отпечатки его лап на снегу и поняли, где он заходил в поселок и выходил из него. Они догадывались, что голодный хищник, скорее всего, где-то рядом на склоне мелкого дубнячка, но смысла беспокоить зверя не было. Они должны были не отпугнуть хищника, а поймать его. Сами они сидели в автомобиле и следили за приборами, извещающими о срабатывании ловушек.

Он не боялся ни запаха металла, ни запаха людей. В его жизни пока не случалось никаких связанных с ними неприятностей – он был еще молод. Поэтому, когда прямо перед носом тигр почувствовал резкий запах железа и человека, он не насторожился. Наступив в свой вчерашний след чувствительной голой пяткой, Упорный ощутил жесткий металл. Но было поздно. Хитроумная пружина ловушки выпрямилась, набросив на правую переднюю лапу зверя тонкую металлическую петлю, которую он сам рывком и затянул. Рычажок, прикрепленный к петле, сорвал насторожку сигнализатора, и мгновенно радиосигнал полетел в автомобиль охотоведов – ловушка сработала! Мотор завелся, машина сорвалась с места.

Тигр был пойман правильно, «по фэн-шую», за переднюю лапу, и еще не успел обмотаться вокруг небольшого деревца, за которое был привязан трос ловушки. Он лежал, приготовившись к борьбе за жизнь. Рычал, скалился молодыми белыми клыками. Охотоведы решили стрелять транквилизатором с максимально дальнего расстояния, чтобы лишний раз не тревожить зверя. Попасть нужно было или в область передних лопаток хищника, или в заднюю ногу, где мышцы были самыми толстыми. Тигр упорно не подставлял бок и встречал противника грудью, ослепляемый ярким светом фонарика. Тогда люди пошли на хитрость. Один из них зашел с другой стороны, отвлекая внимание зверя от человека с ружьем. Как только тигр развернулся, незамедлительно, с легким вздохом, сработало ружье. Шприц, как оса, впился ему в лопатку и повис, впрыскивая препарат в мышцу. Он рванулся, пытаясь схватить красный яркий хвостик зубами, но не достал. Лекарство попало ему в кровь, и через несколько минут Упорный захотел лечь и забыть этот кошмар.

Дальше все процедуры шли в штатном режиме. На носилках тигра вытащили из кустов, на задней лапе выстригли шерсть и набрали кровь для анализов, быстро сделали основные промеры, поставили несколько уколов. Заботливые руки прощупали каждый сантиметр его тела, определяя возможные повреждения, проверили и замерили его зубы, закапали в глаза. На морду положили полотенце, сквозь которое он немного различал свет, чувствовал запахи и шепот поймавших его людей. Потом его куда-то повезли по тряской дороге. Упорный как будто бы спал, но в то же время все чувствовал и понимал. Но ничего поделать не мог – все тело парализовало. Злобы не было, как и страха, – ему было все равно. Постепенно он очнулся и снова захотел есть. Полотенца на глазах уже не было. Тигр различал утренний свет, пробивающийся сквозь круглые отверстия транспортировочной клетки. Было тихо. Он попытался встать, но высота клетки не позволила выпрямиться в полный рост. Так, немного присев, он пытался прийти в себя. Пришло еще с полчаса. К клетке подошел человек, и в одной из дырочек появился его голубой с зеленым отливом глаз. Упорный рыкнул – глаз исчез.

– Думаю, можно выпускать, – сказал один из охотоведов, отойдя от клетки. – Зверь уже встает, рычит, да и по времени уже должен отойти от наркоза. Открываем дверь!

Вертикальная дверца транспортировочной клетки со скрежетом уползла вверх, освободив пленнику дорогу в просторный вольер, обнесенный четырехметровым прозрачным забором с козырьком. Путь был свободен, но пленник упорно не хотел выходить, будто чувствуя, что для него это тоже тюремный застенок, только большего размера.

Утренние птицы, тихонько попискивая, коготками царапали по его клетке, как будто говоря: «Ну что ты? Выходи, там лучше».

– Смотри-ка, упорный какой! Выходить не хочет, – произнес старший. – Давайте оставим зверя, пусть освоится. Может, Упорным назовем?

Через полчаса Упорный осторожно вышел из клетки. Нашел самое глухое место в вольере и залег там, с тревогой ожидая своей дальнейшей участи.

Первой неожиданностью для него стал солидный кусок мяса, который он обнаружил к вечеру возле большой клетки в углу вольера. Заходить внутрь он боялся, но голод пересилил природную осторожность, и Упорный зацепил кусок когтями и вытянул его наружу. Унес его в свое импровизированное логово и, урча от удовольствия, съел. И такие куски мяса или иногда живой, но практически мертвый от страха кабанчик стали появляться в его загородке с заботливой периодичностью. Он начал поправляться, освоился, жизнь почти удалась. Правда, поначалу тигр пытался бежать, но податливая высокая металлическая сетка пресекала все его попытки, отбрасывая назад. Так без особых потрясений прошла зима. Его никто не тревожил, только маленькие видеокамеры, неусыпно следившие за ним, тихо жужжали на морозе.

Стаял снег. По утрам Упорный ложился на самом высоком месте и с величайшей тоской смотрел на пробуждающуюся тайгу, манящую весенней зеленью и свободой. Сейчас запах воли он чувствовал особенно остро. Как бы он хотел раствориться в лесу всей своей роскошной полосатой шкурой!

Как-то раз клетка, в которую он зашел за очередной порцией мяса, с лязгом захлопнулась, чуть не прищемив ему хвост. Он подпрыгнул от неожиданности и недоумения. Что? Опять? Он попробовал рвануть толстые металлические прутья зубами, чуть не сломав свое главное оружие – клыки. Клетка не поддалась. Он обиженно рявкнул на судьбу и забился в угол.

На выпуск Упорного в реабилитационный центр «Утес» приехала целая делегация: журналисты, специалисты, ветеринары, активисты. Но Упорного это интересовало меньше всего. Сейчас его внимание привлек человек, который подкрадывался к его клетке с уже знакомым ружьем наизготовку. Он сделал бросок, пытаясь напугать пришельцев. И снова шприц с препаратом впился в лопатку. Через пятнадцать минут – привычное забытье, полотенце на глазах и шепот людей.

Трясло безбожно. Полностью в сознание Упорный пришел уже в дороге. Он хотел пить, но вода в поилке, заботливо налитая охотоведами, почти вся расплескалась на ухабистой дороге. Пришлось довольствоваться ее остатками, вылизывая дочиста миску. Но через отверстие в клетке была видна тайга! Огромные пойменные тополя склонялись над дорогой. Темные «гнезда» белогрудых медведей, лакомившихся прошлым летом черемухой Маака, висели вдоль его пути. Кедры, будто приветствуя его, махали разлапистыми ветками. Там была свобода! Ради этого тигр был готов на все: тряску, уколы, шум и гам вокруг его персоны. Он терпел неудобный и стесняющий его ошейник, зачем-то прицепленный на шею. Быстрее! Упорный уже чувствовал этот миг, когда со скрежетом взлетит вверх дверца темницы и он бросится от всех без оглядки.

Поляна, куда доставили клетку с Упорным, была большой и с одной стороны граничила с дорогой. Через нее протекал обрывистый ручеек, а на противоположной стороне рос кедрово-широколиственный лес, полный тайн и опасностей. Над кронами деревьев в синеющей дали высились каменные столбы скал-останцов. Место выпуска охотоведы выбрали заранее, проанализировав все данные о нахождении в этих краях других хищников, копытных животных и мелких зверей, которыми питается тигр, приняв во внимание близость населенных пунктов и другие факторы, которые могли повлиять на его благополучную жизнь в дикой природе. Но перед этим они долго просматривали видеозаписи о его жизни в вольере. Их интересовало буквально все: как он ест, спит, как скрадывает добычу и реагирует на разные раздражители и человека. От этих сведений зависело, можно ли выпускать тигра на волю, может ли он безопасно для себя и людей жить в тайге. Не найдя изъянов в поведении тигра, его решили вернуть в дикую природу. По стечению обстоятельств место нового жительства Упорного называлось «Тигриный дом», рядом были обнаружены следы молодой тигрицы – все для него. Но у Упорного были свои планы на жизнь.

Долгая и нервная подготовка к выпуску всех немного утомила. Наконец люди в безопасности, фото– и видеокамеры «на товсь». Веревка привязана к вертикальной дверце, отделяющей тигра от долгожданной свободы. Скрежет несмазанного шарнира, яркий свет, качающаяся под напором весеннего ветерка трава и… Упорный не выходит из клетки. Он сидел за решеткой и смотрел на мир снаружи, не веря, что там свобода и нужно сделать всего один шаг. Он боялся, что это мираж, и что он сейчас шагнет и уткнется носом в холодную сталь. Стук по клетке привел его в чувство. Кто-то барабанил по металлу длинной палкой.

И Упорный пошел! Отбросив в сторону все прошлое, как в воду, бросился он в зеленую весеннюю траву и помчался в сторону леса.

После долгого нахождения в тесной клетке лапы затекли, и, оступившись, тигр чуть не упал. Но он спешил, спешил к себе домой, туда, где он не был долгих полгода! Подбежав к кромке леса, Упорный обернулся. Позади среди автомобилей одиноко стояла его транспортировочная клетка, и парнишка махал ему вслед рукой.

Страшно хотелось пить после долгой и тяжелой дороги, препаратов, жаркой тесной клетки. Отбежав полкилометра, он вылакал почти до дна небольшую лужу и только тогда понял, что он на свободе, что его никто не преследует. Упорный поднялся на поросший мелким кедрачом склон, нашел выворотень и уснул под ним сном свободного тигра. Без сновидений, до раннего утра.

Ночью, когда над Дальним Востоком на высоте в двадцать тысяч километров пролетал спутник глобальной системы позиционирования, ошейник тигра отправил в космос пакет из двенадцати сигналов. Почти мгновенно компьютерная система обработала обратный сигнал, и на экранах мониторов охотоведов, с нетерпением ждавших известий об Упорном, появились долгожданные точки. Они говорили о том, что тигр жив, что, возможно, отдыхает и, наверное, очень счастлив. Что ж, большому кораблю – большое плавание. По просторам дальневосточной тайги идет тигр с гордым именем Упорный.

Он двинулся на север. Какая-то неведомая сила тянула его туда, где сияла Полярная звезда.

Он стоял на старой лесовозной дороге. Надо было искать еду. Запахи нового места давали ему огромный объем информации об окружающем мире. На склоне недавно было стадо кабанов и пробегала пара енотов, оставив на грязи цепочку следов. Пугливая косулька, с трудом пережившая тяжелую глубоко снежную зиму, испуганно перескочила открытый участок просеки. Здоровый буряк (бурый медведь) нашел погибшего зимой сайка – изюбря-прошлогодка – и с урчанием хрустел его тонкими косточками. Косолапый, конечно, достойная добыча, но не сейчас, когда силы к тигру еще не вернулись. Рисковать в этом случае нельзя: в тайге больниц нет.

Склон хребта, вдоль которого двигался Упорный, плавно перешел в плоскогорье, а потом и вовсе выположился в марь[7]7
  Марь – заболоченная территория в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Выположился – стал пологим.


[Закрыть] – великая долина Амура тянулась на сотни километров вдоль могучей реки до Татарского пролива, иногда достигая в ширину пятидесяти километров. Кабан сюда заходил редко, косуля и изюбрь тоже не стремились к этим открытым болотистым местам, а лось, коренной житель, был уже почти весь выбит в лихие девяностые оголтелыми охотниками на снегоходах да вертолетах. Перекусив по дороге зазевавшимся барсучком, еще жирным после долгой зимней спячки, Упорный направился через марь в сторону Амура.

«Плохо, что он пошел к реке. Там трасса, там опасно», – совещались в кабинете охотоведы. Все надежды на то, что тигр «загнездится» в том месте, где его выпустили, рушились. С такой тщательностью выбранный участок не устроил молодого самца, и он пошел своей дорогой. Впрочем, так поступали почти все другие самцы до него – уходили от мест выпуска на большие расстояния, порой на четыреста-пятьсот километров, прежде чем находили свой участок обитания, свой дом.

Среди огромного количества запахов, которые Упорный почувствовал на свободе, один его насторожил и не давал покоя – запах другого тигра-самца. На краю великой мари он обнаружил старую корявую лиственницу, не раз битую молниями. Запах был старый, но он понял, что к пограничному дереву незнакомец наведывался стабильно примерно раз в месяц. В прошлом Упорный уже сталкивался с соплеменниками-самцами, и ничего хорошего за этим не следовало. Все показывали, что не рады гостю и готовы защищать свою территорию до смерти. Он, молодой тигр, старался избегать таких встреч, понимая, что их силы неравны. Вот и сейчас, услышав запах хозяина этих мест, он решил убраться и поискать для себя другое местечко. Но выбранный путь не сулил пока ничего хорошего. Идти по мари было тяжело. Сплошные кусты леспедецы (растение семейства бобовых) вперемешку с орешником не позволяли видеть дальше своего корпуса, а болотный кочкарник с начавшей пробиваться зеленой сочной травой заставлял петлять. Иногда Упорный попадал в болотистые места, и приходилось переплывать старицы Амура. Уже нагретая весенним солнышком вода охлаждала шкуру, искусанную ранней голодной мошкарой.

Хотелось есть. Все инстинкты вернулись, а чувство голода их обострило, но на этой безжизненной равнине добычи не было. Уже к ночи он подошел к дороге, по которой с грохотом неслись автомобили. Воспоминания о мытарствах в узкой, гремящей и тряской клетке были еще свежи, и тигр отошел от трассы и двинулся на северо-восток. Переплыв небольшое озерцо, Упорный снова почувствовал запах медведя. Он осторожно шел вдоль воды, стараясь не шуметь, почти скользил, как змея, огибая болотные кочки и редкие кустики леспедецы.

Медведь оказался молодым прошлогодкой, впервые самостоятельно перезимовавшим в старом дупле липы на краю большой мари. Прошло почти два месяца, как весеннее солнце разбудило и выгнало его из теплой берлоги. Подкожный жир, накопленный осенью на кедровых орешках, уродившихся на покатых западных склонах Сихотэ-Алиня, позволил ему спокойно дожить до сочной и вкусной молодой зелени. Он шел навстречу своей смерти, ни о чем не подозревая, а попутный ветер предательски не сообщил ему о надвигающейся опасности. Для Упорного это была легкая добыча. Неопытный белогрудка направлялся прямо к нему в лапы, ничего не замечая. Тигр затаился среди кочкарников и метров с семи сделал два прыжка. От неожиданности медведь присел, развернулся, чтобы убежать, но мощные челюсти Упорного, истосковавшиеся по охоте и еде, уже сжали лохматую шею, ломая позвонки.