Текст книги "Астролог. Код Мастера"

Снова наши дни

Андрей Успенский тряхнул головой, отгоняя морок. Сам он называл такое состояние сумеречным. Подобные провалы с видениями начали посещать его после случившейся с ним катастрофы.

Он не знал, сколько времени пробыл вне сознания, но по предыдущему опыту полагал, что недолго. Дождь все не прекращался. Затылок сильно ломило, словно по нему и в самом деле врезали чем-то тяжелым. В голове крутились обрывки мыслей, которые постепенно складывались в отдельные фразы, а те, в свою очередь, – в короткие строчки. Он знал это особое свойство своего сознания. Или подсознания?

Собственно, способностью складывать слова в связные предложения большей или меньшей длины обладал не он один. Таких специалистов на земле набиралось миллиардов пять–шесть. У некоторых даже получалось делать это в рифму. Но вот составлять короткие четверостишья, которые потом имели свойство сбываться, умели немногие. Андрей знал двоих. Одним был Мишель де Нотрдам, известный также как Нострадамус, вторым – он сам. Как это делал Нострадамус, Андрей мог только догадываться. У него же самого это получалось непроизвольно. Само собой. Вот и сейчас в его мозгу как бы что-то щелкнуло, и обрывки неизвестно откуда взявшихся строчек сами собой выстроились в четверостишье. По–французски подобные четверостишья и назывались катренами.

Размер, рифмы и стихотворная форма оставляли желать много лучшего, но автора это не заботило. Он никогда не стремился снискать лаврового венка поэта. Андрея интересовало содержание, вернее, его смысл. Сейчас это выглядело так:

 
Знанием смерть привлечешь.
Малое зло руки большому развяжет.
В Чаше разгадку найдешь.
Хвост Скорпиона решенье подскажет.
 

Что это значило? Он не знал. Пока не знал. Но то, что ничего хорошего – в этом у него не было ни малейшего сомнения. Горький опыт, и немалый, у него имелся.

Память сохранила и другие воспоминания. Человек, которого называли Михаилом Афанасьевичем Булгаковым, поющие хором обличители врага народа Радека, мертвая женщина и кольцо со змеей, кусающей собственный хвост. Он знал, что со временем вспомнит и детали. Сейчас было не до этого. Где-то в глубине парка женщина, которую он принял за свою пропавшую жену Маргариту, звала на помощь.

Он все еще стоял, вцепившись в прутья решетки. Окончательно он пришел в себя от окрика.

– Дядя, ну ты лезешь или будешь мечтать на холодке? А то у меня сейчас мочевой пузырь лопнет!

За его спиной стоял один из постоянных посетителей пивной. Видимо, он воспринимал парк исключительно как бесплатное отхожее место. Андрей протиснулся в лазейку, освобождая страждущему проход. Но, прежде чем броситься на поиски женщины и зловещей пары, спросил любителя пива:

– Слушай, ты не знаешь случайно, кто те двое, которые торчали в углу пивной? И с чего это все так их боятся?

Абориген распивочной замер и съежился, словно его ударили.

– Случайно знаю, – словно через силу произнес он. – Бесы они, кто же еще. А боятся их, потому что имеют основание. Вкурил, дядя?

– Вкурил.

Ответ порождал еще больше вопросов, но Андрей понял, что толку не добьется, и, не обращая больше внимания на случайного собеседника, почти побежал вдоль аллеи. И неожиданно замер. В этой части парка ему раньше никогда не приходилось бывать. Его поразил ряд старых лип, образовавших подобие аллеи. Стволы их были наклонены в одну сторону, а толстые нижние ветви напомнили перекладины виселиц. Андрей готов был поклясться, что уже видел эту аллею. Но где?

Через несколько шагов он остановился и прислушался. Из зарослей не доносилось ни звука. Уже медленнее он пошел дальше. Странные деревья–виселицы уводили вглубь парка, главная же аллея сделала плавный изгиб и вывела Андрея к небольшому старинному особняку в два этажа. Немного в стороне возвышался кинотеатр, возведенный лет пятьдесят назад.

Когда-то это место являлось центром культурной жизни района и кипело огнями и публикой. Сейчас оба здания были погружены в темноту, только в особняке, в верхнем его этаже, светились два окна. И только коробка общественного туалета по соседству празднично сияла круглыми окошками–иллюминаторами.

Андрей остановился, не зная, куда дальше идти. Ни женщины, ни пары так называемых бесов, вообще никого видно не было. Он растерянно оглядывался по сторонам, когда дверь особняка хлопнула, на порог выкатилось шарообразное существо в халате уборщицы, в грязной, когда-то белой кроличьей шапке, и пронзительно заголосило.

– Врача! Скорее! Доктора! Женщина помирает!

Андрей вздрогнул. С одной стороны, он уже не работал врачом. Но, с другой, от клятвы Гиппократа его пока никто не освобождал. Тем более другие врачи на зов уборщицы явиться не спешили.

– Я врач, что случилось? – спросил Андрей у перепуганной бабы.

– Так это, там лежит, дверь заперта мы открыли, а она. – Уборщица едва переводила дух то ли от того, что быстро бежала, то ли от волнения.

И дух этот содержал изрядный процент алкогольного выхлопа.

– «Скорую» вызвали? – поморщившись, резко спросил Андрей.

– Конечно, вызвали. Так ведь, пока они приедут, десять раз помереть можно! – возмущенно заявила уборщица.

Она вытаращила на Андрея светлые, водянисто–белесые глаза. Странно, но астрологу показалось, что от ее взгляда его обдало могильным холодом. Где-то он уже видел такие глаза. Но сейчас вспоминать было некогда.

Андрей не стал спорить и по скрипучим ступенькам вслед за колобком в халате поднялся на второй этаж. В помещении пахло деревом и сыростью. Оно явно нуждалось в ремонте.

В коридор второго этажа выходило десять дверей. Одна была распахнута настежь. Андрей обратил внимание на вывернутый и погнутый язычок замка. Дверь явно выламывали. Он шагнул в комнату. Это был большой кабинет, обставленный с изысканной роскошью. На диване он увидел женскую фигуру. В стороне, на уголке массивного стола, пристроился белобрысый молодой человек лет тридцати.

Молодой человек выглядел растерянным. При появлении Андрея и уборщицы он вскочил.

– Вы врач?

– Да. Что тут случилось? – спросил Успенский.

– Я следователь прокуратуры, – представился белобрысый. – Моя фамилия Доронин. Мы тут рядом работаем, ведем проверку. А тут вот она. – Он кивком указал на уборщицу. – Посмотрите, говорит, там хозяйка заперлась и не отвечает.

– Ага, – подтвердила та. – Все так и было. Заперлась хозяйка, и ни гу–гу. Я стучу – не отвечает. Позвала вот его, – она указала на белобрысого следователя Доронина, – он дверь выломал. Вошли, хозяйка лежит. Как мертвая. Я вниз и побежала.

Андрей слушал ее вполуха. Ему с первого взгляда стало ясно, что помочь женщине, лежавшей на диване, уже невозможно. Он наклонился над телом, чтобы пощупать пульс. В глаза бросился локтевой сгиб руки со следами уколов. В пепельнице на столе лежали осколки ампул.

– Она мертва, – безапелляционно заявил Андрей.

– Я думаю, это передозировка наркотиков, – сказал белобрысый следователь. Экспертиза установит точнее, я уже вызвал оперативно–следственную бригаду.

– Так вы же вроде тоже следователь, – удивился Андрей.

– У меня другой профиль, – развел руками белобрысый Доронин. – Впрочем, я бы с интересом поработал над этим делом. Все лучше, чем над бумажками корпеть.

«Вот так устроен мир, – подумал Успенский. – Для кого-то смерть человека – это трагедия, а для кого-то – интересная перспективная работа».

– Я уже не нужен? – спросил он. – Помощь никому больше не требуется?

– Думаю, помощь не нужна. Я сначала за помощницу беспокоился. – Следователь оглянулся на уборщицу, которая подозрительно тихо копошилась за распахнутой дверцей стенного бара. – Но, вижу, она и без лекарств справляется.

Та уже приложилась прямо к горлышку дорогущего «Джонни Уокера» с синей этикеткой на бутылке.

– Не спилась бы, – сочувственно произнес Андрей. – Так я пойду?

Следователь Доронин кивнул.

– Конечно, идите, поздно уже. Только вот здесь распишитесь и телефончик оставьте на всякий случай.

– Каждая подпись – шаг к тюрьме, – проворчал Андрей, но послушно наклонился над тумбочкой, чтобы записать свои данные.

Как вдруг он увидел под диваном, на котором лежало тело женщины, что-то круглое и блестящее. Он протянул руку. Это был медальон, и Успенский поднял его за длинную разорванную цепочку.

Следователь Доронин через плечо Андрея также уставился на находку.

– Забавная штучка, – заметил он.

Медальон имел форму кольца в виде змеи, кусающей собственный хвост. В центре кольца сиял глаз, представляющий собой какой-то довольно крупный драгоценный камень. Может быть, даже бриллиант.

– Тем более расписаться придется, – вздохнул следователь. – Теперь мы с вами ответственны за материальную ценность, она же улика номер один.

– Улика? – насторожился Андрей. – Значит, вы все-таки считаете, что здесь произошло убийство?

Следователь Доронин покачал головой.

– Не считаю, но допускаю. С малой степенью вероятности. Повторяю, слово за экспертами. Я вас больше не задерживаю. Только распишитесь вот здесь, – напомнил он.

Андрей взялся за медальон, который до этого болтался на цепочке, и протянул его следователю. И снова вдруг почувствовал, как сознание меркнет, вытесняемое очередным наваждением.

Где-то на Балканах. 222 год после Рождества Христова

В пещеру вел узкий вход, скорее, лаз. Внутри собралось человек сорок – пятьдесят. Все были облачены в грубые балахоны с капюшонами, прикрывающими лица. Но и без капюшонов разглядеть личности собравшихся было бы невозможно – внутри пещеры царила кромешная темнота. Взгляды всех были устремлены вверх, в узкое горло прохода.

Собравшиеся пребывали в гробовом молчании, словно чего-то ожидали. Вскоре стало понятно чего. На черном небе, затянутом редкими тучами, кусок которого был доступен наблюдению через входной лаз, вдруг появилась звезда. По яркости она превосходила все известные звезды и могла бы соперничать с Луной. Пространство пещеры озарилось мерцающим светом.

– Свет! – закричали все. – Свет явился!

– Возблагодарим Великого Змея, даровавшего нам Свет!

– Да погибнет порочный мир и восторжествует совершенный Свет! О, Магистр, яви нам Свет Истины!

Вперед вышел высокий человек, облаченный, как и остальные, в балахон. По всей вероятности, это и был Магистр. Он повернулся спиной к выходу и приподнял капюшон. Поскольку звезда светила ему в затылок, лица видно не было. Он снял с шеи медальон и поднял над головой.

Все собравшиеся знали этот символ – Великий Змей, кусающий собственный хвост, символ неразрывного Кольца Предопределения, основы бесконечных перерождений и земных страданий. В центре медальона сиял прозрачный драгоценный камень в форме глаза. Сейчас, когда сквозь него проходил свет звезды, этот глаз, казалось, горел сверхъестественным огнем.

Голос Магистра прогремел под сводами пещеры, перекрывая шум толпы.

– Имеющий хотя бы один глаз да увидит Свет, посланный нам солнечным богом Атоном–Гелиосом! Возблагодарим же Великих Светочей! Тех, кто пытался разорвать порочный круг Предопределения. Первого Светоча – праотца нашего Каина. Ради этого он принес в жертву своего брата. Возблагодарим и второго возлюбленного Светоча – сладчайшего Иуду. Он принес еще более ценную жертву – своего учителя. Мы собрались здесь для того, чтобы подготовить пришествие Третьего, Грядущего Светоча! И мы принесем ему бесценную жертву. И вы знаете какую! Обнимемся, братья и сестры, во имя любви истинной! Ибо жизнь – страдание, смерть – освобождение!

Толпа заволновалась в радостном оживлении. Вопреки последнему призыву, умирать никто не собирался, как раз наоборот. Все готовились к жизни, счастливой и бесконечной. Умирать же должны были другие.

Жертвы не подозревали о своей печальной участи. Они избирались из числа вновь обращенных путем жребия – одна жертва из тринадцати новичков. Ритуал был отработан. Так бывало уже не раз. И палачи, и их будущие жертвы, и предвкушающие экстаз очищения зрители из числа собравшихся закрыли глаза и затянули монотонный гимн. Никто из них не представлял, что ждет их всех в самом скором времени.

Магистр оглядел пещеру. Убедившись, что собравшиеся безукоризненно соблюдают строгие требования обряда и не обращают на него никакого внимания, он принялся карабкаться к выходу.

Выбравшись на поверхность, он неожиданно, чуть ли не нос к носу, столкнулся с невысоким, но массивным римским центурионом. Оказалось, что выход из пещеры окружен легионерами. Было их чуть меньше манипула, человек сто.

Центурион бесцеремонно протянул руку, чтобы схватить незнакомца, но тот вдруг сбросил балахон и предстал перед римлянином в кольчуге и римском военном плаще.

– Именем императора Марка Аврелия Антонина! – проревел он.

И протянул центуриону клочок пергамента. Яркого света звезды было достаточно, чтобы разобрать на пергаменте оттиск императорской печати. Увидев его, центурион с почтением поклонился.

– Мы здесь, чтобы служить тебе, Магистр. Приказывай.

Человек в военном плаще, которого центурион назвал Магистром, жестом указал на вход в пещеру.

– Отправляйтесь туда и убейте всех, кого найдете. Чтобы ни одна собака не ушла. И прикажи легионерам быть осторожнее, чтобы друг друга не перерезали. Там темно и тесно.

Центурион кивнул и подал знак. Легионеры зажгли факелы, обнажили мечи и бросились в пещеру. Спустя мгновение оттуда послышались истошные крики. Собравшиеся там для принесения жертвы никак не предполагали, что жертвой окажутся они сами.

Впрочем, сама их смерть была лишь частью жертвы. Главным же служили предсмертный ужас и паническое отчаяние, охватившие злополучных сектантов. Их страдания должны были до краев наполнить жертвенную чашу Великого Змея. Магистр обманул их не только в этом. Ему лучше всех из людей было известно, что Кольцо Предопределения разорвать невозможно.

Он вздохнул, снял медальон со своей шеи, затем стянул с пальца кольцо и сунул их в небольшую сумку на поясе. На кольце, как и на медальоне, было выгравировано одно и то же изображение – змей, кусающий собственный хвост.

Человек в военном плаще, именуемый Магистром, замер, прислушиваясь к звукам, которые доносились из пещеры. Казалось, сама земля кричит от смертного ужаса и боли. Он поправил сумку, снова набросил на плечи свой балахон и, не дожидаясь завершения резни, направился по едва заметной тропинке вниз под гору.

Снова наши дни

– Где расписаться?

Собственный голос донесся до Андрея как бы со стороны. Он встряхнул головой, расписался в месте, указанном следователем, потом кивнул ему на прощанье, спустился вниз и вышел на улицу. Дождь прекратился, можно было возвращаться домой.

Но, перед тем как уйти, Андрей вопросительно посмотрел на следователя.

– Вы в истории разбираетесь?

– Немного, – признался тот. – До юридического я закончил два курса истфака. А что?

– Слышали когда-нибудь об императоре Марке Аврелии Антонине?

Следователь ответил недоумевающим взглядом.

– Конечно. Был такой великий римский император, в фильме «Гладиатор» его Ричард Харрис играл. Да, а позже еще один император был с таким именем. Трансвестит и извращенец. Его еще называли Гелиогабалом. Он утверждал, что поклоняется солнечному богу Атону, по–гречески Гелиосу. Сегодня такое назвали бы сатанизмом. Важной частью этой религии являлись человеческие жертвоприношения. А что?

Но Андрей уже вышел из кабинета. Он шел и думал о медальоне. Символ – змея, кусающая себя за хвост, и глаз в центре – определенно имел глубокий смысл. И какова была природа посетившего его видения? Было ли это отражение реально происходившего в прошлом события или только игра воображения? Ответа на этот вопрос у доктора Успенского не было.

Уже выходя на улицу, он затылком вдруг ощутил ледяной взгляд. Астролог резко обернулся. В коридоре никого не было, только в дальнем конце уборщица возила по полу мокрой шваброй, недовольно приговаривая.

– Ходют тут всякие, топчут.

Словно это не она только что звала Андрея на помощь.

Глава 2.
Валькирия

Несмотря на вчерашнее возлияние, Василиса поднялась даже раньше обычного. Она обладала железным здоровьем, при этом ранний подъем был одним из условий его сохранения. Она собиралась приехать в редакцию до того, как утренние пробки плотно закупорят улицы столицы.

В качестве утренней зарядки она выполняла комплекс собственного изобретения: кое-что из индийской йоги, кое-что из китайского тай–чи и цигуна. Когда-то, в юности, она бегала по утрам в соседнем парке. Потом знакомый боксер объяснил ей, что бегать лучше вечером. С вечерними пробежками так ничего и не получилось, а от утренних она успела отвыкнуть. Купила велотренажер. Прибор оказался незаменим в качестве вешалки.

Перепробовав множество разных тренажеров, она отказалась и от них, так как всегда боялась брутального мужеподобия, к которому порой стремятся представительницы прекрасного пола. Напротив, ей нравилась отточенная грация и сокрушительное изящество восточных единоборств. Поэтому дважды в неделю, надев черные шаровары с белыми иероглифами на правой штанине, она под руководством опытного наставника, сифу или шифу, усердно постигала тайны боевого стиля Вин–Чун.

Утренние физические процедуры она завершила контрастным душем, оттуда прошла на кухню и включила чайник. Пока тот закипал, она позвонила Аде, но та не отвечала. Вероятно, улеглась только под утро и теперь отсыпается. Чайник закипел. Василиса налила кипяток в стеклянную колбу френч–пресса и засыпала в нее молотый кофе, вложила в тостер пару ломтиков хлеба. Подрумяненные тосты смазала черничным джемом. Такой вот английский королевский завтрак. Она исходила из того, что завтрак должен давать энергию, а не отнимать.

Позавтракав, Василиса спустилась в подземный гараж. Здесь ждал ее четырехколесный друг системы «Пежо 308». Она считала себя заправской автомобилисткой, и тому имелись все основания. Она могла не только самостоятельно заправить бак бензином, но и проверить уровень масла в двигателе, электролита в аккумуляторе или замерить давление в шинах. Однажды даже сумела без посторонней помощи сменить пробитое колесо.

Машину она выбирала, в первую очередь, по внешнему виду. «Фольксваген» забраковала по причине высокой цены. А вот от «Пежо» пришла в восторг. Изящная форма машины и ее компактность сочеталась с достаточно мощным двигателем. Управляемость оказалась выше ожиданий. Недостатком автомобиля можно было считать его «неторопливость» при разгоне, но Василиса не собиралась участвовать в ночных гонках по улицам столицы.

Приятно удивил и удобствами, и комфортом салон машины. Цвет авто Василиса выбрала красный. Оттенок помады и сапог был здесь не причем. Просто машину должно быть видно, даже в тумане или в пасмурную погоду.

В среде автомобилистов принято ругать «французов». Поездив на «Пыжике», Василиса убедилась, что в данном конкретном случае претензии необоснованны. В общем и целом выбором своим она осталась довольна.

Ей удалось проскочить по пустым еще улицам. Когда она вошла в редакцию, здесь еще никого не было. За исключением председателя редакционной коллегии господина Лелянова. Во–первых, он жил в доме напротив, поэтому из всех возможных дорожно–транспортных задач решал только одну – не попасть под колеса при переходе улицы. Во–вторых, он все еще надеялся, что хозяйка журнала, то есть госпожа Ада Винтер, все-таки назначит его нормальным главным редактором. Высокая должность председателя редколлегии господина Лелянова не устраивала. Ненадежно как-то, несолидно. И вообще, пионерской стенгазетой попахивает. Вот и выслуживал, как мог.

Несколько лет назад он безуспешно пытался волочиться за Василисой. Работала она не меньше шефа, часов по двадцать пять в сутки. Но мысль поставить раскладушку возле рабочего места никогда не приходила ей в голову по одной простой причине: в редакции она проводила куда меньше времени, чем за ее стенами.

В кругу коллег и подчиненных господин Лелянов носил неприличное прозвище Лелик. Сообщавшие об этом хулиганские оскорбительные надписи иногда возникали в мужском туалете, а один раз – даже в женском. Когда дверь открывалась, ее хорошо было видно в проеме. Она украшала дальнюю стену.

Господин Лелянов и раньше знал, что такое чувство локтя – это когда близко, но не укусишь, но в полной мере прочувствовал его впервые.

Лелик завтракал. Он пил растворимый кофе из большой фаянсовой кружки и уплетал бутерброд с вареной колбасой. Кофейная банка стояла перед ним. Увидев Василису, Лелик первым делом убрал банку в стол. Он знал, что Василиса растворимого кофе не пьет, но сделал это просто на всякий случай, автоматически. Как Глеб Жеглов переворачивал секретные документы, если кто-то подходил к его столу.

– Привет, старуха! – поприветствовал он сотрудницу.

Лелик считал себя большим либералом и ко всем окружающим обращался, в зависимости от половой принадлежности – «старик» или «старуха».

– Слушай, старуха, – продолжал он, – ты не подскочишь к твоему колдуну?

Василиса приблизилась к шефу на расстояние вытянутой руки и вдруг, неожиданно для него, крепко ухватила двумя пальцами за кончик носа.

– Лелик, во–первых, он не колдун, а астролог, во–вторых, не мой, а в третьих, попрошу вас, синьор папарацци, не совать свой длинный и грязный нос в мои чистые отношения. Оторву.

– А не промахнешься? – в глазах председателя редколлегии стояли слезы, вызванные болью и обидой.

– Исключено. По Зодиаку я Стрелец, промахиваться – не мой стиль. Кстати, ты у нас Дева и Овца. Тебе сегодня лучше было провести весь день в постели.

– С кем? – обиженно протянул председатель.

Но Василиса резко отрубила.

– Не начинай, проехали. Зачем тебе астролог?

Шеф сменил тон на деловой.

– Номер горит, – озабоченно сообщил он. – Нужен «подвал», срочно. Лучше всего подойдет развернутый астрологический прогноз. Особенно интересно, как наши сыграют с немцами и кому при разводе достанется ребенок Авдотьи Розмариновой. Ей или мужу?

Василиса презрительно усмехнулась.

– Слушай, Лелик, у тебя же есть мальчики из «Криминальной хроники», девочки из «Скандалов и сплетен». «Светское обозрение», наконец. Вот их и загружай ерундой. Причем здесь мои «Секретные материалы»?

Но тот лишь беспомощно развел руками.

– Все в разгоне. К тому же, скоро день ангела нашей рабовладыни, Ады. Ты разве не хочешь порадовать ее эксклюзивным гороскопом? Слушай, уговори своего хироманта как-нибудь намекнуть ей насчет повышения зарплаты журналистам.

Василиса усмехнулась.

– А тебе это зачем? Ты разве тоже журналист?

– А кто же я, по–твоему?! – обиженно надулся Лелик. – Я что, совсем не имею отношения к журналистике?

Василиса пожала плечами.

– Ну, почему? Имеешь. Как гинеколог к порнографии. Объект исследования общий, а квалификация разная. Ладно, оставайся на хозяйстве, я покатила.

Редакция постепенно наполнялась сотрудниками. Сейчас помещение вызывало банальное сравнение с пчелиным ульем. Гул, рабочая суета и обилие трутней. Василиса внесла в это определение поправку – улей африканских пчел–убийц. В средствах массовой информации журнал «Модус вивенди» был известен как змеиное гнездо папарацци и медиакиллеров.

Улицы успели заполниться машинами. Те, что двигались в центр столицы, уже плотно стояли в пробках. Василису выручало то, что астролог Успенский, к которому она направлялась, жил и работал в одном из спальных районов. В этом направлении еще можно было проехать. Но и здесь то и дело возникали проблемы.

Василиса ехала в левом ряду. Неожиданно из застывшего потока встречных машин вырулил недорогой, тысяч за двести евро, черный «Мерседес S 500» с затемненными стеклами. Заморгав фарами дальнего света и стробоскопами, он рванулся навстречу «Пыжику» Василисы. Вероятно, водитель собирался успеть проскочить в образовавшуюся впереди брешь между автобусом и «Жигулями». Но не успел, поэтому стал искать виноватых. Посмотреть в зеркало на идиота, который всегда с тобой, он, понятно, не догадался и решил выместить досаду на ближнем. К тому же, ближней оказалась «баба за рулем».

«Мерседес» замер в полуметре от «Пыжика». Дверь водителя открылась, и из нее показался раскрасневшийся взъерошенный здоровяк. Похоже – шофер. Из другой двери показался лысоватый толстяк, видимо, хозяин машины и шофера. Лоб его с правой стороны украшала приличных размеров шишка.

Василисе показалось, что она его где-то видела. Но где – так и не вспомнила. В этот момент водитель оглянулся на своего хозяина в ожидании приказа. Тот молча, кивком, поощрил его к активным действиям.

Получив команду «фас», здоровяк ринулся в бой, сопроводив свою атаку потоком площадной ругани.

– Что встала, мочалка?! – заорал он на Василису. – Сдай назад!

Василиса, которая каким-то чудом успела вовремя затормозить, немного растерялась. Она ждала извинений, но никак не хамства. Поэтому отреагировала не сразу.

– Куда же я сдам? За мной люди стоят! Это у тебя позади пустая трасса. Поэтому включай заднюю передачу и пяться до ближайшего разворота.

В подтверждение ее слов застрявшие по вине взъерошенного типа водители разразились гудками и сиренами самых разных тональностей. Но нарушитель не смутился. Взятый «в аренду» автомобильный номер с буквами «ЕКХ» – «Еду как хочу» – делал его неуязвимым. Но не в этом случае.

– Что ты сказала, мочалка? – снова рявкнул он и пообещал с угрозой. – Ты у меня сейчас сама раком пятиться будешь! Шеф, можно инструмент? Ща я ей тачку маленько подрихтую, если дорогу не освободит!

Толстяк с шишкой на лысине с брезгливой улыбкой вытащил откуда-то из-под сиденья бейсбольную биту и бросил ее своему шоферу. Василиса с ужасом представила, как злобный придурок сейчас разобьет ей фары или, того хуже, помнет капот. Бросок вышел неловкий. Шофер попытался поймать биту. Почти поймал, но неудачно. В последний момент ручка орудия выскользнула из его пальцев и воткнулась в лобовое стекло томившегося рядом в пробке «Порше Кайена».

– Еш твою медь! – вырвалось у шофера.

А из поврежденного «Кайена» уже вылезали двое крепких смуглых парней. Буквы «КРА» на номерном знаке кроссовера говорили о том, что его владелец – важная шишка, и не только у себя в республике. Тот, который был за рулем, вытащил из пробоины в стекле прилетевшую биту и звезданул обидчика по макушке. Тот распластался на асфальте рядом со своей машиной.

Затем джигит обернулся к толстяку и с гортанным возгласом запустил битой в него. Стремительно вращаясь, бейсбольный инвентарь врезался закругленным концом толстяку прямо в лоб, уже украшенный одной шишкой. Раздался глухой стук, и в месте соприкосновения моментально выросла вторая шишка, теперь уже с левой стороны лысой головы. Толстяк вслед за своим шофером также опустился на асфальт, только по другую сторону своего авто.

Василиса не стала ждать развязки. Она нырнула за руль, вывернула вправо и с трудом протиснулась на свободную полосу. После этого наконец она смогла продолжить прерванный путь. За спиной она слышала мелодичный звон – это разъяренные джигиты с помощью биты и монтировки громили «Мерседес», пока его хозяин и водитель еще не пришли в себя.

«А ведь этот жирный идиот будет во всем винить меня. Никак не вспомню, где его видела», – с досадой думала Василиса, прибавляя скорость. Она принялась размышлять на тему: «Почему ей так не везет с мужиками». Взять хотя бы дорожно–транспортные происшествия. Вот у подруг все как у людей.

Одна на бензоколонке с генералом не смогла разъехаться. Познакомились, потом она замуж за него вышла. Другой подруге на трассе какой-то чумазый водитель «Майбаха» колесо помог сменить, оказалось – машина его собственная, а он сам нефтяной олигарх. Тоже поженились. Третья врезалась в машину модного фотохудожника. Тот, правда, оказался геем, но познакомил ее со своим двоюродным братом, тот имел нормальную ориентацию. Третий год живут душа в душу. В смысле – подруга с этим двоюродным.

И только Василисе почему-то попадаются одни моральные уроды. Нет, тот, которого только что был окучен «травяной» клюшкой, даже внешне вызывал у нее лишь отвращение. Хозяин его тоже не в счет. Но и у других, которые будто бы только что сошли с рекламы «Мальборо», при более близком знакомстве оказывалась куча недостатков. А главное, они не были мужиками.

И дело было не в наличии или отсутствии денег, не в жадности или щедрости, не в росте и не в размере воротничка или бицепса. Это вообще невозможно было описать конкретными словами. Так, впечатление, не больше. Но оно сразу определяло ее дальнейшее отношение к кандидату в женихи. Не мужик – и все тут.

Единственным исключением из этого непреложного закона был Андрей Успенский. На вид он отнюдь не производил впечатления богатыря. Но и задохликом не казался. Среднего телосложения, чуть выше среднего роста, не красавец, но и не урод. На вид – самый заурядный. И все же чувствовалась в нем какая-то внутренняя сила, которая позволила Василисе причислить его к исчезающему виду настоящих мужчин.

* * *

Она влюбилась в него с первого взгляда. Это случилось на встрече Нового, 2009 года, куда ее пригласила школьная подруга, Диана. Зная, что Василиса не любит шумных сборищ, та заверила ее, что приглашены только свои. И в качестве убойного аргумента закончила: «Возможно, будет один известный астролог». Василису астрология никогда особенно не увлекала, но раз подвернулась такая оказия, почему бы и не посмотреть на знаменитость?

На встречу Нового года она чуть не опоздала. Едва успела после работы заскочить домой, чтобы переодеться. Уложив подарок для хозяйки в фирменную сумку «Биркин», емкую, квадратную, с длинными ручками, она отправилась ловить такси. В прошлый Новый год ей с трудом удалось уговорить водителя отвезти ее в Солнцево за три тысячи рублей.

Но тут, не успела она поднять руку, рядом с ней, гремя железом, лихо затормозила старая «Дэу Нексия». Василиса открыла дверь, наклонилась и обратилась к водителю.

– На Ленинский подбросите?

В темноте салона сверкнули его белые зубы.

– Садись, э! Дорогу покажешь?

Василиса заколебалась и бросила взгляд на проезжую часть. Но в поле ее зрения попадали только такие же колымаги, именуемые в народе «шахид–такси». Три из них с проворством стервятников, пикирующих на падаль, тут же подлетели и выстроились в хвост первому соискателю. Тот не на шутку встревожился.

– Чего ждешь? Садись, э! Совсем дешево отвезу!

И в самом деле, цену за проезд он объявил вдвое меньше обычной. Василиса даже заподозрила ловушку. Но главная опасность, как выяснилось, исходила не от человека, а от природы.

После бесснежного начала зимы, словно по заказу, в последний день декабря повалил густой снег. Городские власти снега, понятное дело, не ждали. Ржавая «Нексия», обутая в лысую летнюю резину, пробивалась сквозь снежные заносы с упорством каравеллы Колумба.