Текст книги "30 июня"

Дама обернулась к нему. Она, разумеется, тоже изменилась, но совсем не так, как «мистер Переверзефф». Во всяком случае, выглядела вполне ослепительно, и у Бориса не было ни малейших сомнений.

– Ну здравствуй, Боря.

* * *

– … Вот так мы и жили всё это время, Борис. Так что я теперь Джессика. Джессика и Уильям Джесс, запомни.

Они сидели в уютной гостиной, на диване, рядом с которым был сервирован столик, сплошь уставленный яствами, про существование которых Борис успел уже просто позабыть – помимо традиционных английских блюд, включая жареную оленину, тут были и блины с сёмгой, и мелкие грибочки в сметане, и даже икра двух сортов. В камине потрескивали сосновые поленья, наполняя комнату еле ощутимым запахом дыма и хвои, изгоняя вездесущую лондонскую сырость.

– Ты ешь, Боря, ешь – чуть грустно улыбалась Ярара – Ты совсем ничего не ешь, а я старалась, между прочим. Может, тебе ещё коньяку?

– У меня и без него голова кругом – попытался отшутиться Борис. Он уже успел как-то незаметно для себя рассказать всё, что произошло с ним с того страшно далёкого отсюда дня, тридцатого июня тысяча девятьсот восьмого года. Что-что, а расспрашивать Ярара умела, ненавязчиво направляя беседу так, что пациент как будто сам выкладывал ей всю подноготную.

– Вот так я и жил всё это время, Ярара.

– Так у тебя что, совсем никого не осталось?

В гостиной уже сгущались сизые сумерки, скрадывая мелкие детали обстановки в углах, и даже черты лица миссис Джесс, но Борис готов был поклясться, что в громадных синих глазах стоят слёзы.

– Совсем, Ярара. Я же тебе рассказал. Отца убили чекисты, ещё в восемнадцатом, в первую волну «красного террора». Мама и сестра умерли от тифа. А тётю Катю зарубили петлюровцы.

Борис протянул руку, взял коньяк и сам себе налил. Он вдруг перестал стесняться Ярары.

– Строго говоря, я и сам уцелел чудом. По логике, мне было место в Красной Армии – Борис жёстко усмехнулся – Большевики с сочувствием относились к бывшим каторжникам, как пострадавшим от проклятого царизма. Вот только после смерти отца я долгое время вспоминал про эту вашу штучку, которой Ухурр тогда ухлопал шулявскую шпану. Она бы мне очень тогда пригодилась.

Борис выпил стопку, занюхал маленьким, симпатичным огурчиком. Точно такие когда-то росли на огороде у тёти Кати, в том страшно далёком отсюда году.

– Ничего, обошёлся наганом – Борис снова усмехнулся – Потом подался к Деникину. Посадили меня на броневик, пригодились навыки вождения авто, спасибо Ухурру. Только для российских дорог эти европейские машинки сущее баловство. В ноябре девятнадцатого, под Воронежем, когда наших уже завернули из-под Тулы, машину пришлось сжечь, потому как дороги развезло вконец, и сцепление не выдержало.

Борис снова потянулся с бутылке, уже не так уверенно. Подумал, налил полстопки.

– За тебя, сестрёнка по разуму!

Ярара, внимательно следившая за ним, мягко убрала бутылку, принялась намазывать поджаренный тост маслом и икрой. Затем просто и естественно поднесла его ко рту Бориса, явно собираясь накормить пациента силой в случае сопротивления. Пришлось покориться.

– Потом был Перекоп – Борис прожевал наконец бутерброд – Опять повезло, подранило осколком в самом начале штурма, успели отправить в тыл. Потом Севастополь, и снова чудо – успел-таки из госпиталя на последний пароход, хотя ветром шатало. Потом Бизерта, где чуть не подох от какой-то местной арабской болезни – опять чудом выжил. Если вдуматься, Ярара, вся моя жизнь – сплошная цепь чудес.

Ярара вдруг протянула руку и тихонько, осторожно погладила его по щеке. В голове у Бориса промелькнула совсем уже дикая мысль, что человеческие пальцы для такого дела даже удобнее, чем у оррков – не надо втягивать когти. Надо было закусывать, говорено же ему…

– Всё, Борис. Лимит чудес для тебя исчерпан. Хватит, и так чересчур для одного человека. Осталось последнее чудо. Ты хотел когда-то стать астрономом… Как сейчас?

– Замечательная профессия – коньяк придал Борису изрядную смелость и немалую иронию – Вот только Королевское общество на данный момент не нуждается в астрономах.

– В астрономах нет, а в астрономе да. В одном астрономе, Боря. В тебе лично…

– Не понял…

– Это я не поняла. Да? Нет?

– Нет, так не бывает – Борис даже протрезвел.

– На свете много чего не бывает, Боря – Ярара улыбалась – Но почему-то иногда случается.

– А меня возьмут? – ляпнул Борис.

– Ну а куда они денутся? – Ярара засмеялась совсем уже откровенно – Что-то муж мой совсем заработался, не едет никак… Он просил тебя дождаться его, Борис. А потом, если хочешь, можешь тут ночевать. Или домой тебя отвезём, на выбор.

Дверь в гостиную распахнулась от мощного толчка, и в комнату стремительно вбежал тот самый бутуз, которого бабушка передавала с рук на руки матери, мисс Диане. Или всё-таки миссис?

– Артур, я что тебе сказала? Пора спать! – в гостиную вслед за малышом вошла Диана, передвигаясь скользящим, бесшумным шагом, в точности как у Ярары.

– Хочу к дяде! – малыш требовательно протянул руки к Борису, очевидно пытаясь уклониться таким образом от процедуры укладывания в кровать – На ручки!

Борис рассмеялся, так ему неожиданно стало легко. Подхватил пацана, усадил на колени.

– Как тебя звать, а? Артур?

– Артур – малыш ткнул пальчиком в живот Бориса – Ты Борис. Я слышал.

– Точно! Ну, будем знакомы?

– Будем.

Малый повернулся к бабушке.

– Дядя худой и старый. Дядя бедный?

Все рассмеялись, включая Бориса.

– Да, Артур. Пока что бедный – ответила бабушка.

– Дядя глупый? – продолжал сбор сведений о госте малыш.

На сей раз Борис рассмеялся первым.

– В самую точку, Артур.

– Ну что ты, Арт – бабушка улыбалась – Этот дядя очень, очень умный.

– А почему бедный? – резонно возразил бутуз.

– Так получилось, малыш – снова подала голос Ярара – Но это, к счастью, уже ненадолго.

Несколько секунд малыш размышлял.

– Дядя хороший и умный – подвёл он итог – Только пока бедный, худой и старый.

Ох, давно Борис так не смеялся…

Когда маленького Артура увели, Ярара зажгла свечи и подбросила в камин дров. Пламя затрещало, жадно накидываясь на свежее лакомство, в комнате вновь еле заметно потянуло дымком.

– Значит, вы удержались, Ярара – Борис рассматривал женщину, которой сейчас, при свете камина и свечей, на человеческий взгляд нельзя было дать и тридцати. Сестрёнка по разуму, бывшая оррка. Ведьма, оборотень. Ведьма-оборотень. Ну и что с того? – Значит, вы выиграли эту жизнь.

– Ты прав, братец по разуму – она снова уселась напротив него.

– Одни, против целого света…

– Неверно, Борис. Нельзя выиграть войну против всего света. Чтобы выжить, надо учиться жить в этом мире. В мире нужно жить, Боря, а не бороться с ним за выживание.

– Всё равно – невыветрившиеся остатки коньяка придавали Борису некий дух противоречия – Вас только двое. Двое среди людей…

– Мама, ты звала нас? Мы пришли – дверь в гостиную снова открылась, и внутрь один за другим входили разновозрастные ребятишки. Два, три, четыре, пять…

– Познакомьтесь, дети. Вот это и есть тот самый человек, про которого мы с отцом вам рассказывали.

Она снова обернулась к Борису. Зрачки Ярары вдруг вытянулись, превратившись в вертикальные овалы, и густую лазурь сменил яркий жёлто-зелёный блеск.

– Нас не двое, Борис. Нас давно уже не двое.