Текст книги "Нелегал. Том 1"

Глава 6

Ступор долго не продлился, я перемахнул через подоконник и даже особо скорость гасить не стал – второй этаж, высота пустяковая! – приземлился на газон и метнулся к подорванному автомобилю.

Помочь Хлобу не успел – ещё только бежал через газон, когда со скрежетом распахнулась дверца со стороны переднего пассажирского сидения и комиссар самостоятельно выбрался наружу. По бритому затылку текла кровь, но держался на ногах Хлоб вполне уверенно, ещё и одним решительным взмахом руки потушил охватившее заднюю часть машины пламя. Я выволок из-за руля контуженного шофёра, оттащил его подальше и усилием воли передавил пробитое осколком бедро. Хлеставшая из рваной раны кровь почти остановилась, а там и Стройнович с аптечкой для оказания первой помощи подоспел. С ним на пару мы стабилизировали состояние раненого и заклеили комиссару обильно кровоточившую царапину на затылке. Больше никого не зацепило – в первую очередь из-за того, что непосредственно перед взрывом вездеход успел отъехать от здания метров на пятнадцать, не меньше.

«Ещё один день насмарку», – некстати подумалось мне, примерно так оно в итоге и получилось.

Сначала дожидались медиков, потом пришлось общаться с подоспевшими сотрудниками Бюро оперативного реагирования. Те оцепили место происшествия и начали опрос свидетелей, но таковых оказалось совсем немного. Никто ничего не видел, к окнам все подбежали уже только после взрыва. Попытка выяснить по горячим следам, кто именно подложил адскую машину успехом не увенчалась, поскольку вездеход стоял без присмотра никак не меньше получаса. Оперативники раз за разом терзали членов студсовета на предмет того, не подходил ли кто-нибудь на их глазах к автомобилю, но нет, нет и нет. Ничего. И, когда после прибытия сотрудников контрольно-ревизионного дивизиона, был расширен круг опрашиваемых, никакого результата это тоже не дало.

Касатон даже высказал предположение, будто автомобиль приехал в студгородок уже заминированным, но эту версию никто всерьёз рассматривать не стал – на служебных воротах весь въезжающий на территорию студгородка транспорт подвергался самой тщательной проверке. Там бы мину не пропустили.

– Дилетанты работали, – объявил один из привлечённых к расследованию экспертов. – Для обычной легковушки заряда ещё могло хватить, а вездеход больше и прочнее.

– И действовали, надо понимать, спонтанно, – отметил прибывший на место происшествия Эдуард Лаврентьевич. – Если бы целенаправленно комиссара выслеживали, знали бы, что он сзади никогда не ездит.

Тут-то мои коллеги по Бюро и напряглись пуще прежнего. Да оно и понятно: если спонтанно, значит, злоумышленник располагал взрывным устройством, которое намеревался задействовать совсем для других целей. А где одна адская машина, там и ещё с десяток запросто обнаружиться может. Не иначе в студгородке бомбисты завелись!

Проспали, получается! Проворонили!

На смену в горбольницу я самым безнадёжным образом опоздал, пришлось заступать на дежурство в шесть вечера, поэтому освободился аккурат с началом комендантского часа.

Замечательно просто! Лучше не придумаешь!

Разумней всего было переночевать в служебном помещении, но я был сыт больницей по горло, уже сам запах этот опостылел до невозможности, вот и решил освежиться. Купил в буфете кружку кваса, охладил до такой степени, что по стеклу начали сбегать струйки конденсата, и в несколько длинных глотков её осушил. Даже головой мотнул, до того зубы заломило.

Пока ужинал, размышлял о том, где и с кем провести эту ночь. Можно было заглянуть в общежитие к Карлу, можно… Ну да, для начала я по вполне объяснимым причинам решил попытать удачи с Ингой. Если к ней уже подселили новую соседку, просто отдам полученные от комиссара документы, а нет – так и задержусь, пожалуй.

Вахтёрше на проходной сослался на собрание рабочей группы, та определённо не поверила, но и препятствовать не стала. Всё же и вправду оба из студсовета, да и я здесь давно примелькался.

Инга моему появлению, такое впечатление, нисколько не удивилась.

– Заходи, Петя, – пригласила она меня в квартиру. – А я думала, ты совсем запропал.

– Дел невпроворот, – объяснил я, разуваясь.

На отсутствие повода зайти в гости ссылаться не стал, поскольку, если разобраться, у меня была как минимум одна чрезвычайно весомая причина наведываться сюда хоть каждый вечер.

– Тебя-то ни от чего важного не отвлекаю? – спросил я, проходя в гостиную.

Инга прикрыла рот ладошкой, зевнула и махнула рукой.

– Ерунда! К завтрашним семинарам готовлюсь.

На столе и в самом деле были разложены тетради и учебники, я добавил к ним ещё и полученные от комиссара записи, которые толком даже не успел просмотреть.

– Вот, информацию по курсантам получил.

Инга изобразила заинтересованность, но именно что – изобразила. Надо понимать, исключительно из вежливости.

– Что? – прищурился я. – Актуальней тему для проекта подобрала?

– Да нет, просто теперь кажется, будто это всё уже никакого значения не имеет, – призналась Инга. – С учётом того, что в стране творится!

Такой ответ меня нисколько не порадовал, поскольку записи я получил именно что для реализации проекта и, случись нашей инициативе заглохнуть уже на организационном этапе, ко мне неизбежно возникнут очень и даже очень-очень неприятные вопросы. А если не вопросы – так подозрения, но хрен редьки не слаще.

– Рано или поздно жизнь вернётся в привычную колею! – отметил я.

– Ой ли? А как по мне – так возврата к прошлому уже не будет!

Ввязываться в политическую дискуссию нисколько не хотелось, но деваться было некуда, и я похлопал ладонью по стопке листов.

– Вот именно что не будет! И только от нас зависит, каким путём пойдёт развитие республики! Мы – архитекторы будущего! Пусть даже в такой малости как улучшение учебного процесса! Разве можно упускать свой шанс? Зачем тогда вообще было избираться в студсовет?

Тут я с пафосом откровенно переборщил, но вопреки обыкновению Инга кипятиться не стала и примирительно улыбнулась.

– Всё так, – улыбнулась она и вздохнула. – Устала просто. Всё чего сейчас хочется – это лечь спать.

– Мне тоже, – признал я, из-за чего удостоился долгого испытующего взгляда.

Но никаких ремарок на сей счёт Инга отпускать не стала, спросила лишь:

– Чай будешь?

Я ответил согласием, и к изучению подготовленных в комендатуре списков мы приступили только через десять минут. Инга первым делом бегло просмотрела названия столбцов и сказала:

– Здесь просто идеальная подборка, а из ректората нам и половины нужной информации не получить. Придётся массу источников перерыть.

Увы, это и в самом деле было так. Как минимум физическую форму студентов, не говоря уже об их спортивных достижениях, в институте отслеживали далеко не столь тщательно как в комендатуре.

– Составить репрезентативную выборку будет непросто… – Инга о чём-то глубоко задумалась и даже закусила губу. – Надо будет отобрать две группы – тех, кто даже зарядку не делал, и спортсменов.

– Списки спортсменов нам в секциях предоставят.

– И в идеале брать операторов, прошедших инициацию на сопоставимых витках, – отметила моя бывшая одноклассница, сходила за чистой тетрадью и начала составлять план действий. – Петя, ты для меня допуск к личным делам студентов уже получил?

– Да, согласовали ходатайство, – подтвердил я.

– Как у тебя с загруженностью?

– Сам себе не хозяин.

– Плохо, – вздохнула Инга. – Формирование списков и обработку полученной информации я возьму на себя, но кто-то ещё должен будет заняться проведением опросов. И совершенно точно понадобится медик.

– Опросы – это понятно, – кивнул я, напряжённо размышляя о том, кого бы ещё привлечь к нашим делам. – А медик зачем? Консультацию и в частном порядке получить сможем.

– А этот консультант захочет свою подпись под рекомендациями ставить? – легко срезала меня Инга. – Если нет – нас на защите проекта с грязью смешают. Мы же на чужом поле играть станем! Да и в любом случае консультанта придётся по нескольку раз на дню дёргать.

– Думаешь? – удивился я и повёл пальцами по шапке таблицы. – Ты смотри: дни на больничном, случаи патологий внутренней энергетики, затраты на лечение. Всё есть!

– А вот это? – указала Инга на столбец, в котором фигурировали непонятные аббревиатуры обычно с примечаниями в виде первой, второй или третьей степеней. – Вот эти отклонения насколько серьёзны? Как они повлияют на способности оператора? Не всё же в мощность и продолжительность резонанса упирается! И мы сами собирались делать упор не только на темпы развития, но и на отсутствие негативных девиаций!

Мне только и оставалось, что признать правоту собеседницы.

– Придётся кого-нибудь с медицинского факультета привлечь, – вздохнул я и уточнил: – А как у тебя с Мариной Дичок отношения? Может, её опросы проводить сагитируем? Она легко с людьми сходится.

Инга покачала головой.

– Ничего не выйдет. Марина с головой в организацию женской дружины ушла. И мы ещё на Текстильке вечернюю школу открывать собираемся.

Я поморщился, отбросил один вариант, обдумал другой, потом спросил:

– А ты не хочешь Марину к себе в соседки пригласить? К тебе ведь в любом случае кого-найду подселят, а так вы и дружину свою, и вечернюю школу обсуждать сможете.

– Уже думала об этом, – признала Инга. – Но чем нам это поможет? Если условием подселения участие в проекте ставить, так это не вариант. Даже заикаться о таком не стану! Ты за кого меня принимаешь?!

– И в мыслях не было! – спешно уверил я бывшую одноклассницу. – Но если к тебе подселится Маринка, я скорее всего смогу привлечь к проекту Мефодия Карлушу.

Инга поглядела в ответ с нескрываемым сомнением.

– Этого пустомелю Карла? И какой от него толк?

Я вздохнул.

– Вспомни, как его представил Стройнович на собрании по итогам избрания в студсовет! «Всеми любимый»! И он такой и есть. Опросы и разговоры – это его. Лучше человека для этой роли не найти!

– Пожалуй, – признала Инга мою правоту. – А Марина тут причём?

Не в моих правилах было делиться чужими секретами, но раз уж сказал «а», пришлось говорить и «бэ».

– Карл к ней неровно дышит, – пояснил я.

– Серьёзно?!

– Это между нами. И ей тоже ни слова.

Инга рассмеялась, поднялась из-за стола и потянулась так, что домашний халатик обтянул поджарую фигуру и выгодно подчеркнул отнюдь не маленькую грудь.

– Останешься на ночь? – без малейшего смущения спросила она, поигрывая пояском.

– Займёмся чем-нибудь ужасно неприличным с точки зрения замшелой буржуазной морали? – улыбнулся я.

– А сам как думаешь?

И да – занялись. В том числе неприличным. И даже очень.

Что бы там Вениамин Мельник себе ни думал, но из-за собственной зашоренности он многое потерял. Ещё и потеряет, наверное.

Проснулся я на рассвете, на часах было ещё только без четверти шесть, а сна уже не осталось ни в одном глазу. Под боком тихонько сопела Инга, я осторожно выбрался из кровати, прошмыгнул в гостиную, напился и включил настольную лампу. Делать пометки на оригинале полученного из комендатуры списка не стал, для этих целей достал из портфеля чистую тетрадь. Перво-наперво отыскал в общем перечне курсантов, зачисленных в учебное отделение одновременно со мной в июне-июле позапрошлого года, и выбрал из них операторов восьмого витка.

Это – самое простое. Увы, в перечень сведений не включили ни фамилий курсантов, ни их учётные номера, ничего пригодного для идентификации не обнаружилось и среди особых отметок. Записи о досрочном выбытии в феврале этого года отсутствовали, а значит, и Барчук, и оба его приятеля успели выйти на пик румба до своего перевода в ВОХР.

Досадно, но логично. Кто б недоучек в столицу отпустил, ну в самом деле?

Ладно, движемся дальше.

Барчук вечно сутулился, но на деле был высоченным, ещё и не слишком мясистым, первым из интересовавших меня персоналий я отыскал именно его. Вероятность ошибки я расценил как минимальную, поскольку во всём учебном взводе таких каланчей можно было пересчитать по пальцам. Один из них – Матвей Пахота, но он прошёл инициацию на девятом витке, да и весил килограмм на тридцать больше Маленского.

Нет, здесь всё чётко.

Я переписал данные Барчука и относившиеся к нему особые отметки, затем помассировал виски и принялся изучать списки барышень. Физические параметры Маши Медник меня никогда особо не интересовали, да и с женским отделением я близкого знакомства в своё время не свёл, но сопоставил одни данные с другими, порылся в памяти, припомнив темп развития сверхспособностей красотки в первый месяц после инициации, и в итоге всё же вычленил её из числа других курсанток.

А вот с Михеем возникла закавыка. Был он среднего роста и среднего же сложения, ещё и прошёл инициацию на восьмом витке, а таковых в учебном взводе оказалось большинство. Крутил я данные так и эдак, но нет, нет и нет. Не нашёл.

Впрочем – плевать! В первую очередь меня интересовал Маленский, а его я вычислил. Где бы ни засветился Михей, был он там не сам по себе, а за компанию с Барчуком. Разузнаю об одном, появится ясность и с другим.

Зачем это всё? Да слишком уж сильное впечатление на меня наша последняя встреча произвела. Насторожили кое-какие моменты в этой истории, вот и решил разузнать, кто именно продвигал Барчука и его прилипалу. Поначалу это мог быть старшина Дыба, но только лишь поначалу. А дальше кто? И самое главное – зачем?

Допускаю, что это не имеет никакого значения. Допускаю даже, что сам себе всё нафантазировал, но не проверю – не узнаю. А узнать хочется. Как-то неправильно в комендатуре учебный процесс организован был. Как-то не так.

И к Городцу с этим идти пока рано. Не с чем пока к Георгию Ивановичу идти.

Да и стоит ли?

Скрипнула дверь, из спальни вышла Инга в чём мать родила.

– Уже встал? – с зевком спросила она.

– Ага, – подтвердил я, сунув тетрадь в портфель, и поднялся из-за стола. – Встал…

– Петя, прекрати! – потребовала барышня. – Я ещё после вчерашнего не отошла! Буду на раскоряку из-за тебя ходить, а у меня сегодня тренировка по волейболу!

– Сложности даны нам для того, чтобы их преодолевать! – заявил я в ответ.

Против этого Инга возражать не стала.

Карла я отыскал на большой перемене в столовой.

– Как жизнь молодая? – поинтересовался я, поочерёдно здороваясь с ним, Яном и Костей.

Здоровяк ожидаемо поинтересовался:

– Слышал, комендантский вездеход в студгородке взорвали?

– И слышал, и видел, – подтвердил я, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что последует дальше, и в итоге весь обед отвечал на расспросы студентов.

– Это плохо, – подвёл итог Карл. – Надо этим заняться.

– И как именно? – насмешливо фыркнул Ян. – Вот что мы можем сделать, скажи?

– Бдительность повысить! – заявил в ответ здоровяк, приложив по столу мясистым кулаком. – Как-то ведь протащили взрывчатку из города! Надо провести собрание студенческой дружины по этому поводу!

– Мозговой штурм нужен! – кивнул Костя.

Мы ещё немного поговорили о случившемся, а потом я отозвал Карла в сторонку.

– На два слова! – И дальше тянуть и ходить вокруг да около не стал, спросил напрямую: – Хочешь в нашем проекте поучаствовать?

Здоровяк немного помялся, но всё же ответил предельно прямо:

– Честно говоря, не очень.

– Ты ведь понимаешь, что тебя всё равно припрягут к проектной деятельности?

– Ну их! – фыркнул Карл и махнул мощной ручищей. – Отбрешусь как-нибудь. Петь! Ты же видишь, какие дела творятся?! До проектов ли сейчас? Я лучше на дополнительную смену в дружину выйду, всё больше пользы будет!

Я вздохнул.

– Не хотел сразу говорить, думал сюрприз сделать, но, так понял, Марина Дичок к Инге переезжает.

Карл хмуро глянул на меня и спросил:

– Это тут к чему? Хочешь сказать, она в вашем проекте участвовать собирается?

– Нет, насколько знаю. Но собрания мы у Инги проводить будем. Если есть желание к Маринке приглядеться – лови момент.

Слова мои студента нисколько не порадовали.

– Вот как ты, да? – насупился он.

– А что я? Не хочешь хитрить, можем без всякого проекта все вместе в кино сходить. Попрошу Ингу с собой за компанию Марину позвать. Или не интересно?

– Иди ты, Петя, знаешь куда? Змей-искуситель!

Я пожал плечами.

– Ты из меня сводника-то не делай! Я тебе участие в проекте предлагаю, дальше ты сам думай.

Карл покривился.

– Это ж научной деятельностью какой-то заниматься придётся?

– Не придётся. На тебе опросы студентов будут. Если что – припряжёшь Яна с Костей подсобить, втроём за день управитесь.

– А сам чего?

– На мне получение первичных данных.

Карл немного помялся и сказал:

– Петь, я подумаю. Но пока ничего не обещаю. Со своей ещё надо поговорить. Пока даже просто не понимаю, что у нас с ней…

Давить на приятеля я не посчитал ни нужным, ни даже просто уместным, распрощался с ним и отправился в студсовет. Ещё в коридоре расслышал редкий-редкий стук печатной машинки, заглянул в кабинет и убедился в своей догадке: это неуверенно тыкала пальцами в клавиши Ирина Лебеда. Касатона не было вовсе.

– Привет! – улыбнулся я, проходя внутрь. – Как успехи?

– У меня уже ноготь на указательном пальце треснул! – пожаловалась барышня.

– Так не жми им.

– А как ещё?

– Ты же оператор!

Ирина хмыкнула и заправила чистый лист взамен какого-то наполовину набитого приказа. Печатная машинка дрогнула, будто от сильного удара, по листу одновременно стукнули сразу несколько литер и, разумеется, их рычажки намертво сцепились между собой.

– Ой, переборщила! – хихикнула барышня и дальше уже такой ошибки не допускала, воздействовала на клавиши по отдельности. Сначала печатная машинка постукивала едва ли быстрее прежнего, но вскоре затарахтела в ритме пулемётной очереди, а потом вновь сцепились литерные рычажки.

– Не части, – посоветовал я.

Ирина кивнула, убрала испорченный лист и вернула на место приказ, после чего добила текст со скоростью профессиональной машинистки.

Я думал, выйдет полнейшая белиберда, но нет – даже корректор использовать не пришлось, не случилось ни единой опечатки.

– Да у тебя талант!

– И не только в этом! – озорно подмигнула Ирина.

– Точно! – улыбнулся я. – Ты же ещё в танцах сильна!

– Фу таким быть, Петенька! – укорила меня студентка с показной обидой. – Кто старое помянет, тому глаз вон!

– Да мне и нечего вспоминать – я ж ничего не видел!

– Вот и не увидишь!

– Как скажешь.

Я примостился с краешка стола, придвинув к тому стул, выложил несколько исписанных по возможности разборчивым почерком листков, и Лебеда немедленно поинтересовалась:

– Это перепечатывать?

– Нет, погоди. Может, у Касатона ещё правки будут.

– Тогда я пока схожу носик припудрить.

Легонько покачивая бёдрами, Ирина вышла из кабинета, и я беззвучно ругнулся:

– Вот зараза! – Потом достал тетрадь, в которую переписал сведения о Барчуке, начал просматривать их и пришёл к неутешительному для себя выводу, что вся эта затея обернулась пшиком и ничего полезного мне не дала.

Ну в самом деле – какой может выйти прок от показателей физического состояния Маленского, динамики его мощности и длительности нахождения в резонансе? Для проекта тут есть что проанализировать, я же ставил перед собой совсем другие цели. Почему-то полагал, будто доступ к этой информации поможет выйти на покровителя Барчука, но не тут-то было. Я и без того знал, что Маленский прошёл инициацию на девятом румбе восьмого витка – ничего нового мне показатели его мощности и длительности резонанса дать не могли.

Восемьдесят шесть киловатт, девяносто шесть секунд.

Стоп! Что-то было не так!

Не могу сказать, будто назубок знал таблицу показателей всех румбов, но варианты силового противостояния Барчуку я прорабатывал не раз и не два, при этом всегда держал в уме его превосходство в мощности, и в памяти у меня чётко отложилось, что изначально уступал ему не в два раза, а всё же чуть меньше. Между тем, пик моего девятого витка – сорок четыре киловатта, а у Барчука в выписке значится аж восемьдесят шесть!

Точных цифр я не помнил и вполне мог что-то путать за давностью лет, но всё же обвёл кружочком итоговую мощность Барчука, после чего взялся разбирать свои рабочие записи. За этим занятием меня и застал вернувшийся на пару с нашей машинисткой Касатон.

– Как успехи? – поинтересовался он, поздоровавшись.

– А это ты мне скажи, – усмехнулся я, зажмурился и помассировал пальцами виски. – У нас отчётность по правонарушениям идёт или по фигурантам? Если по одному случаю полтора десятка студентов проходят – мы сколько себе пририсуем: единичку или сразу пятнадцать?

Стройнович возмущённо воззрился на меня и даже подбоченился.

– Пётр Сергеевич! Что за бюрократический подход?! Мы сюда выбраны не отчётностью манипулировать, а с людьми работать! К каждому индивидуальный подход найти должны! До каждого достучаться!

– То есть – пятнадцать? – уточнил я на всякий случай.

– Разумеется! – подтвердил Касатон и погрозил пальцами хихикнувшей Ирине. – Расследование инцидентов – прерогатива Бюро! Мы – представители студенческого сообщества!

Я чего-то подобного и ожидал, поэтому выложил перед собой будто выигрышную комбинацию карт сразу три протокола.

– Основной состав сборной по сверхрегби химического факультета устроил тренировку на пятом этаже главного корпуса. Вынесли три двери, помяли пять студентов и одного аспиранта. Всего было задержано пятнадцать человек. Вот по ним рекомендации.

Касатон Стройнович принял листок и поморщился.

– Ну и почерк!

– Я разберу! – вступилась за меня Ирина.

– Возмещение причинённого ущерба с удержанием из стипендий, публичные извинения перед очередной игрой, общественные работы на стадионе, – озвучил моё предложение Касатон и кивнул. – Годится! Остальным спортсменам наглядный пример будет.

– Стоит опросить для выявления зачинщика? – уточнил я.

– Брось! – отмахнулся Стройнович. – Это ж регбисты, до них так просто не достучаться. Да и не дело командный дух подрывать. Тренера вызови, я с ним поговорю, а он уже подопечным фитиль вставит – это действенней будет. Что ещё?

Я передал ему второй листок.

– Уличное представление с задействованием сверхспособностей. Шесть оболтусов изображали йогов на бульваре Февраля.

– А вот тут я с тобой не соглашусь… – Касатон взял ручку и перечеркнул две последних строчки. – Я считаю, важным поддерживать тягу к прекрасному. Пусть не улицы метут, а в студенческой самодеятельности отрабатывают. А то все творческие личности с гонором, на себя исключительно главные роли примеряют, в массовку никто идти не хочет. Ещё что-то есть?

– Из неотложного – контрабандисты. Вчера с ними поговорить не вышло.

– Ну так вызови на завтра! – потребовал Стройнович. – Глядишь, все три дела на одном заседании рассмотрим и сразу… Сколько там персоналий набегает? За тридцать? В общем, серьёзно отчётность улучшим, а то у нас уже сроки горят. И вот ещё что… – Он расстегнул свой портфель, вынул из него стопку листов и кинул её на стол. – Первую партию характеристик в ректорате получил.

– Это по беглецам на фронт?

– По ним. Тут сплошь актив военной кафедры, я твоей идеей воспользовался и с комиссаром договорился, чтобы их на лето в учебный лагерь ОНКОР определили. Всех в один протокол включим.

– Заодно и приятелей Северянина там же упомянем, – предложил я.

Касатон прищёлкнул пальцами.

– Вот насчёт этого с тобой и хотел поговорить! Надо в их отношении предварительную работу провести, а то если апелляцию подадут, замучаемся с кафедрой кадровых ресурсов решение согласовывать. Ты с Северяниным пообщаешься или лучше мне?

– Сам с ним поговорю, – решил я после недолгих колебаний и задал уже начавший становиться дежурным вопрос: – Что на фронтах?

– Добровольческий корпус отодвигают понемногу от столицы, там серьёзные бои идут, а вот на юго-западе хорошее продвижение наметилось, как я понял. И на границе со Средином сейчас жарко, наших и части СЭЗ из Джунгарии в первую очередь именно на то направление перебрасывают, – просветил меня Касатон и снял трубку задребезжавшего телефонного аппарата. – Да, он здесь. Хорошо, передам. Сейчас подойдёт.

– Чего ещё? – насторожился я, поскольку речь определённо шла именно обо мне.

– В оперчасть Бюро зайди. По вчерашнему подрыву вопросы появились.

Я взглянул на часы и едва удержался от крепкого словца. Как же невовремя коллеги прорезались! До процедур всего ничего остаётся, а мне ещё с Северяниным пообщаться нужно!

Зараза!

Вручив Лебеде все подготовленные материалы, я повернулся к Касатону и уточнил:

– Северянин в двадцать третьем?

Тот кивнул, и я нацепил кепку, прихватил портфель и дошёл до кабинета, где проводил собрание своей инициативной группы Костя Северянин. Сагитировать ему удалось полдюжины членов студсовета, но удивило меня даже не это, а присутствие блондиночки-первокурсницы, которую Костя увёл у меня в доме отдыха. Сидела та наособицу, будто бы сама по себе, и на остальных глядела без всякой теплоты. На Северянина – тоже. Или даже – особенно?

И как это понимать?

Но никак это понимать я не стал и попросил:

– Удели минуту времени…

– Если только минуту, – проворчал Костя, вышел в коридор и спросил, притворив за собой дверь: – Чего тебе?

– В курсе ведь, что Панкрат и Слава крепко влипли?

– Допустим.

Я проигнорировал недовольный тон и от задуманного отказываться не стал, сказал:

– За этой парочкой много всего тянется, есть мнение, что пора поднимать вопрос о благонадёжности. Но сейчас много кого из актива военной кафедры в подготовительный центр ОНКОР отправлять будут, можем их в общий список включить.

– Хочешь – включай, – скривился Северянин. – Или думаешь, я тебе за это что-то должен буду? Не выгорит!

– Ну что за мелкобуржуазное мышление? – поморщился я, даже не пытаясь скрыть досады. – Мне от тебя ничего не нужно. Мне нужно, чтобы эта парочка за ум взялась и проблем больше никому не доставляла. И курсы в учебном центре корпуса для них идеальный вариант. Ты пойми, я не прошу товарищей на поруки брать. Просто ставлю в известность, что если они заартачатся и подадут на апелляцию, то впаяют им по всей строгости. Так и передай. Или не передавай, если тебе на них плевать.

– А ты прям такой добренький? Помочь им хочешь, да?

– Я свою работу хорошо сделать хочу, а волокита и бюрократическая тягомотина мне и даром не сдались! – заявил я, уловил сбоку какое-то движение и обернулся.

На удивление бесшумно для своих габаритов приблизившийся к нам Яков Беляк хохотнул и пихнул Северянина в плечо.

– Костя, ты с этим деятелем осторожней! Он Истому и Банщика в нашу секцию записаться убедил!

Мой собеседник недоверчиво склонил голову набок.

– Этих-то тюфяков?!

– Ага! Один уже доклад на тему научного подхода к рукопашному бою готовить взялся, а другой интуитивное направление основать собирается. И это они только раз на занятия сходили. Раз!

Заместитель председателя студсовета потопал дальше, и я спросил Северянина:

– Так ты с ними поговоришь?

– Тебе надо – ты и разговаривай!

Костя скрылся в кабинете, и я не без труда подавил желание распахнуть дверь и отвесить ему леща, а то и пинка.

Взбесил, просто сил никаких нет!

Но волю чувствам я не дал, ругнулся только в сердцах и рванул в Бюро. Беседовать там со мной взялся незнакомый сотрудник, который и внешностью, и повадками весьма походил на Ключника из республиканского комиссариата, пусть и был моложе того лет на пять, а то и больше. Представился опер Михаилом Игоревичем. Вести записи стал Максим Бондарь.

– Какие-то вопросы появились, так понимаю? – взял я инициативу на себя, поскольку опер начинать разговор не спешил, а меня откровенно поджимало время.

Михаил Игоревич кивнул.

– Появились. – И замолчал.

Я вытянул из кармана часы, демонстративно откинул крышку, спросил:

– И какие же?

– Куда-то спешите? – вместо этого поинтересовался опер.

Нестерпимо захотелось послать его на три известных буквы, но совладал с эмоциями и даже не ограничился саркастическим «представьте себе».

– Через двадцать минут у меня начнутся развивающие процедуры, – заявил я вместо этого и добавил: – А сразу после них – дежурство в горбольнице. Дальше пойду на тренировку, и время на общение с вами сегодня найти уже не смогу.

– Даже так? – улыбнулся Михаил Игоревич, доставая портсигар. – Ни минуты свободного времени?

– Вы меня о распорядке дня позвали поговорить?

Опер выдержал театральную паузу, закурил, потом мотнул головой.

– Нет, не об этом.

– Тогда слушаю вас внимательно.

– Вчера вы встречались с комиссаром Хлобом, – пристально глянул на меня Михаил Игоревич. – С какой целью?

Кого другого таким неожиданным переходом к разговору по существу, он бы, наверное, мог сбить с толку, я же лишь пожал плечами.

– На все вопросы компетентных органов я уже ответил. Просто поднимите протоколы. У вас ведь есть к ним доступ?

Опер ничуть не изменился в лице, но взгляд его определённым образом заострился, стал недобрым и колючим. Вопрос я задал наобум, а тут вдруг задумался: неужто и в самом деле оперчасть Бюро от расследования отстранили? Ка-а-ак интересно!

– Не желаете оказать содействие следствию? – чуть подался вперёд Михаил Игоревич.

– Следствию доподлинно известно, с какой целью я встречался с комиссаром, – ударил я в подмеченную брешь и указал на телефонный аппарат. – И следствие может в любой момент времени проверить показания, просто позвонив комиссару.

Собеседник мой жест проигнорировал.

– Мы тут не в бирюльки играем, старшина Линь! – заявил он, добавив в голос металла. – Мы пытаемся установить круг лиц, который был осведомлён о визите комиссара в институт!

– Тогда смело меня вычёркивайте, – усмехнулся я. – Я о нём и понятия не имел.

– И мы должны поверить вам на слово? – прищурился Михаил Игоревич. – Просто взять и поверить?

И вот тут я обратил внимание на то, на что следовало обратить внимание с самого начала. За всё время этого сумбурного разговора Максим Бондарь не сделал в своём блокноте ни единой пометки и не отпустил хоть какой-либо реплики – вроде бы даже и не пошевелился ни разу. Сидел себе тихонько, размеренно дышал, слушал. Только как-то очень уж отстранённо слушал и вместе с тем – крайне внимательно.

Ха! Да он не просто помалкивал, он под меня подстроился и микроколебания внутренней энергетики считывал, дабы подловить на вранье! А точнее – отслеживал, какие именно вопросы заставляли меня напрягаться.

– Не желаете верить на слово? – задумчиво произнёс я. – Если вы так ставите вопрос, в продолжении нашей беседы не вижу никакого смысла.

Я поднялся со стула и резко прищёлкнул пальцами.

– Макс! Проснись, замёрзнешь!

Бондарь вздрогнул от неожиданности, а его старший коллега потребовал:

– Сядьте немедленно!

Выполнить это распоряжение я и не подумал.

– Хотите опросить – вызывайте официально. Только уж не обессудьте – прежде чем отвечать на вопросы, я уточню в комендатуре, имеете ли вы полномочия их задавать.