Текст книги "Время великих реформ. Золотой век российского государства и права"

9
Смерть Александра Павловича

Александр Павлович Романов неожиданно умер достаточно молодым человеком 19 ноября (1 декабря) 1825 г. в Таганроге, ему было всего 47 лет. Погребение состоялось только в 1826 г.

Пока везли тело из Таганрога в Санкт-Петербург, прошел мятеж и даже начались расследование и суд над декабристами. Похоронен Александр Павлович Романов в Петропавловском соборе Петропавловской крепости.

Через полгода, в мае 1826 г., также в возрасте 47 лет, умерла супруга Александра Павловича Елизавета Алексеевна. Похоронена рядом с мужем.

Слухи о том, что Александр не умер, возникли сразу, поскольку император ничем серьезным не болел, оставаясь всегда на публике. При этом гроб не открывали; даже считается, что были попытки сделать это насильно, но охрана получила соответствующие инструкции.

Что касается истории хождения императора по Руси, эти слухи появились гораздо позже его смерти. Они сложились вокруг Фёдора Кузьмича – странного старца, который жил в Томске, имел военную выправку, говорил по-французски и писал непонятными шифрами. Однако многие, кто верил в эту конспирологию, например Лев Толстой, собиравшийся даже написать об этом книгу, вникая в проблему, понимали, что это очередная легенда из разряда тех, которые возникают из необразованности, а главное – неинформированности населения: подобные истории были с Дмитрием, сыном Ивана Грозного, и Петром III, мужем Екатерины II.

Александр I до сих пор в значительной степени остается, по выражению П. А. Вяземского, «сфинксом, неразгаданным до гроба». С одной стороны, он соглашался с передовыми людьми своего времени, что самодержавие стало тормозом на пути цивилизационного и экономического развития России. При его правлении были разработаны пусть и косметические, но все-таки вполне прогрессивные проекты политических реформ. С другой стороны, комплексы, о которых мы говорили выше, а также стереотипы самодержавного имперского сознания российского общества не позволили эти реформы осуществить, что вызвало брожение в правящем классе страны.

Как бы то ни было, российское общество до и после Александра I – это, как говорится, две большие разницы.

10
Заключение к главе 1

Как утверждает дотошный исследователь личности Александра Павловича, его внучатый племянник Великий князь Николай Михайлович, один из немногих, кто был допущен к семейному архиву Романовых, «Император Александр I никогда не был реформатором, а в первые годы своего царствования он был консерватор более всех окружавших его советников»[89]89
  Великий князь Николай Михайлович. Император Александр I. Опыт исторического исследования. В 2-х томах. Т. 1. Текст и приложения с 19 таблицами портретов и рисунков. С.-Петербург: Экспедиция заготовления государственных бумаг, 1912. С. 24.


[Закрыть]. Если судить по делам, да: Александр не только не осуществил ни одной реформы, но даже и не приступал к ним.

Но ведь хотел. Неслучайно он побуждал своих соратников и царедворцев сочинять многочисленные прожекты этих реформ. Еще будучи цесаревичем, он в 1797 г. писал своему наставнику Лагарпу, находившемуся тогда в революционной Франции: «Благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами: существует только неограниченная власть, которая все творит шиворот-навыворот… Если когда-либо придет и мой черед царствовать, то вместо добровольного изгнания себя я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкою в руках каких-либо безумцев… Это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законною властию… необходимо будет образовать народное представительство, которое, должным образом руководимое, составило бы свободную конституцию, после чего моя власть совершенно прекратилась бы, и я, если Провидение благословит нашу работу, удалился бы в какой-нибудь уголок и жил бы там счастливый и довольный, видя процветание своего отечества и наслаждаясь им»[90]90
  Цит. по: Шильдер Н. К. Император Александр Первый: его жизнь и царствование. В 4 т. СПб: Изд. А. С. Суворина, 1897–1898. Т. 1. С. 162.


[Закрыть].

Однако, взойдя на престол, Александр задался типичным для автократа-реформатора вопросом: если я отдам хотя бы часть власти, как буду проводить реформы?

Если принять конституцию и учредить представительский законодательный орган, кто в нем будет заседать? Все те же душевладельцы, которые не допустят ни отмены крепостного права, ни новых экономических отношений. И как я смогу преодолеть их сопротивление?

Ели передать осуществление реформ в руки ответственной бюрократии, это приведет к обезличиванию власти, ее механизации что ли. Бюрократической машине нужен опытный механик, а не император и знатные вельможи, конкретно говоря, Сперанский, а не Александр. Пусть верховный правитель и формулирует цели, но куда в конечном счете вывезет бюрократическая машина, пусть и обложенная со всех сторон красными флажками законов? Предсказать трудно. Законы законами, но кто судить будет? Опять же дворяне. Неслучайно вместе со Сперанским, призванным создать ответственную бюрократию, был возвышен Аракчеев, главной задачей которого было укрепление личной власти царя.

Александр I был не только нетерпелив, но и опаслив, и, как следствие, многие проекты реформ носили имитационный характер, на деле сохраняя полновластье императора.

Наконец, есть третий путь, подсказанный молодому императору многоопытным политиком, президентом США Джефферсоном, с которым Александр вел переписку: «Разумные принципы, вводимые устойчиво, осуществляющие добро постепенно, в той мере, в какой народ Ваш подготовлен для его восприятия и удержания, неминуемо поведут и его, и Вас самих далеко по пути исправления его положения в течение Вашей жизни…»[91]91
  Цит. по: Пресняков А. Е. Российские самодержцы / Сост., авт. предисл. и прил. А. Ф. Смирнов. М.: Книга, 1990. С. 177.


[Закрыть]

Джефферсон наверняка имел в виду постоянный контроль над развитием социума с целью выделения прогрессивных тенденций и культурных норм для обеспечения их устойчивого удержания. А в русском понимании постепенность – это стихийная эволюция по принципу «куда кривая вывезет». Но это то, что предлагал Карамзин и ведомые им консерваторы, а именно: закрыть глаза на все безобразия и расслабиться, в то время как «в наших делах господствует неимоверный беспорядок, грабят со всех сторон; все части управляются дурно; порядок, кажется, изгнан отовсюду, а империя… стремится лишь к расширению своих пределов»[92]92
  Из письма Александра Павловича В. П. Кочубею от 10 мая 1796 г. (Надлер В. Император Александр I и идея Священного союза. В 5 т. Рига: Изд. книгопродавца Киммеля, 1886–1892. Т. 1. С. 15).


[Закрыть]. И как оправдать тогда кровавый переворот 1801 г.?

Получается, что в рамках самодержавия страну реформировать невозможно. Что же, уповать на революцию? Да, цесаревич Александр Павлович был увлечен Французской революцией, но только пока он был молод и она носила мирный характер. Когда из-под дверей Конвента потекли реки крови, а прекрасный лик Марианны[93]93
  Марианна – женский образ Французской революции.


[Закрыть] превратился в жуткую морду Антихриста – диктатора Наполеона, он ее убоялся и возненавидел[94]94
  В том, что революция всегда приводит к диктатуре, Александр мог убедиться на примере своего обожаемого учителя Лагарпа, который и привил ему любовь к свободе, равенству и братству, и прочим республиканским ценностям. Когда Лагарп в 1798 г. с подачи Наполеона возглавил Гельветическую республику на территории нынешней Швейцарии, он тут же ввел цензуру, развязал репрессии против оппозиции, короче, стал полноценным диктатором, за что впоследствии был с позором изгнан.


[Закрыть]. Все его усилия по созданию Священного союза были направлены на то, чтобы задавить на корню любые революционные проявления в Европе. Противовесом революции, всегда ведущей к деградации, должна стать самодержавная республика. Вот только с какого конца приступить к ее созданию?

Почти 25 лет своего правления Александр мучился синдромом сороконожки, задумавшейся, с какой ноги начать движение, да так и оставшейся на месте. Он ждал удачного стечения обстоятельств, каких-то признаков или знамений, указывающих ему на правильный выбор, но так и не дождался. В результате – никаких реформ и полный разлад системы государственного управления.

Тем не менее его правление принесло весьма значимые результаты.

Во-первых, при нем в России появилось общественное мнение, во всяком случае в крупных городах – Санкт-Петербурге, Москве, Киеве и др. Уже не общее мнение плотной кучки интересантов, а широко распространенное в городском обществе представление о тех или иных проблемах: в частности, о крепостном праве и плачевном состоянии законодательства.

Во-вторых, в этом самом общественном мнении зародилась уверенность, что реформы в Российской империи возможны. Часть общества считала приоритетным тот или иной вид реформ, другая всячески им противилась. То есть возникли своего рода протопартии, по-разному относящиеся к актуальным проблемам и полемизирующие между собой на этот счет.

В-третьих, в общественном сознании возник образ ответственной бюрократии, особенно привлекательный для молодых служащих недворянского происхождения, открывающий им широкие перспективы самореализации на чиновничьем поприще. Маяком для них служила фантастическая карьера безродного Сперанского.

В-четвертых, образовалась небольшая, но сплоченная группа заговорщиков, пришедших к выводу о бесперспективности сохранения режима самодержавия ввиду его явной неспособности к саморазвитию и готовивших его насильственное свержение.

Александр знал о назревающем заговоре. Он регулярно получал донесения на этот счет и знал фамилии некоторых заговорщиков. Наверное, он понимал, что рано или поздно дело закончится эксцессами, и их придется жестко подавлять. Но не ему же, заядлому республиканцу, заниматься этим делом. На всех донесениях он ставил неизменную резолюцию: «Продолжать наблюдение».

Младший брат Александра Николай по малолетству никак не был причастен к убийству отца и не был заражен Лагарпом республиканскими идеями, ему и карты в руки. Вопреки положениям указа Павла о престолонаследии Александр подписал манифест в пользу Николая. Константин, хоть и не санкционировал заговор против Павла, но в силу возраста и местонахождения так или иначе к перевороту был причастен. Послужило ли это причиной (одной из причин), мы не знаем, но быть императором он категорический отказывался.

В общем, Александр считал, что пора было уходить. Похоже, он начал приводить дела в порядок. Перед невозвратной поездкой в Таганрог Александр поручил своему другу князю Голицыну разобрать и привести в порядок документы в своем кабинете. Тот знал о манифесте, меняющем порядок престолонаследия, и предложил его опубликовать, поскольку империи грозит опасность в случае «внезапного несчастья». «Положимся в этом на Бога; Он устроит все лучше нас, слабых смертных», – ответил ему Александр[95]95
  См.: Шильдер Н. К. Указ соч. Т. 4. С. 350.


[Закрыть].

Говорят, люди, почувствовавшие, что их жизненное задание выполнено, покидают этот мир очень быстро. Может быть, так было и на этот раз.

Глава 2
Эпоха Николая I (1825–1855)

1
Великий князь Николай Павлович

Николай Павлович Романов родился в 1796 г., когда умерла его бабка Екатерина Великая и взошел на престол его отец Павел I. В отличие от Александра и Константина, его к императорству никто не готовил, поскольку третий сын императора по общему правилу не должен был царствовать.

Николай получил типичное дворянское образование того времени: в первую очередь военные науки, слово Божье и «геометрия с географией». Сам он увлекался естественными науками и инженерией, неплохо чертил, а вот гуманитарные науки его не очень интересовали.

Кроме того, цесаревичи, которые рано или поздно должны были стать императорами, неизбежно пользовались огромным вниманием императорского двора и придворного общества, обзаводились своим малым двором, который после прихода к власти становился актуальным и влиятельным. Соответственно, многие стремились попасть в свиту цесаревича. Наследники престола приходили во власть, как правило, со своей командой проверенных лиц. Ничего этого у Николая не было.

Александр и Константин были гораздо старше его, общались с Николаем мало и к государственным делам почти не подпускали.

Да и подданные знали его плохо. Знала его разве что гвардия, но с плохой стороны, поскольку после возвращения из заграничных походов Николай пытался ее дисциплинировать, считая разболтанной, отвыкшей от строевой подготовки и наслушавшейся вольнолюбивых разговоров. В результате произошло несколько скандалов с участием гвардейского генералитета.

В 1817 г. Николай женился на принцессе Фридерике Луизе Шарлотте Вильгельмине Прусской[96]96
  Дочь прусского короля Фридриха Вильгельма III и его супруги королевы Луизы, сестра прусских королей Фридриха Вильгельма IV и Вильгельма I, впоследствии первого германского императора.


[Закрыть], принявшей православие с именем Александра Фёдоровна. У них было семеро детей. Так случилось, что ни у кого из сыновей Павла Петровича Романова, кроме Николая, не было сыновей. У Александра и Михаила, самого младшего из братьев, рождались только девочки, да и те рано умерли, а у Константина вообще не было детей. К тому же Константин был женат на католичке и вообще не рвался в императоры, хотел жить в Польше, подальше от Санкт-Петербурга.

А вот у Николая в 1818 г. родился сын Александр, не просто великий князь, а цесаревич – настоящий наследник престола со всеми вытекающими обстоятельствами, что значительно повлияло на дальнейшие события в империи.

2
Замешательство при восшествии на престол

После Венского конгресса, который подвел итоги войн с Наполеоном, Александр I в кругу близких стал все чаще говорить о своем уходе от дел. Больше всего эту тему он обсуждал с братом, цесаревичем Константином.

Летом 1819 г. Александр I сообщил младшему брату Николаю и его супруге, что его преемником будет он, а не Константин.

Первоначально эта тема обсуждалась в семье скорее как прихоть или навязчивая идея Александра. Большого значения, кроме тревоги, этой истории придано не было.

В начале 1820 г. и далее тема о престолонаследии и наследнике обсуждалась императором с цесаревичем Константином, а также с Московским архиепископом Филаретом и князем Голицыным.

Великий князь Николай Михайлович Романов обращал внимание на то, что «вопрос назревал постепенно», но после женитьбы Константина на польской графине Грудзинской в 1820 г. «стал на очереди и подвергся семейному всестороннему обсуждению, хотя и тайному». 14 января 1822 г. Константин письменно отказался от престолонаследия, «передав сие право тому, кому оно принадлежит после меня, и тем самым утвердить навсегда непоколебимое положение нашего государства»[97]97
  Великий князь Николай Михайлович. Указ. соч. С. 311–312.


[Закрыть]. 16 августа 1823 г. Александром был тайно утвержден и подписан в Царском Селе Манифест[98]98
  Позволим себе предложить интересующемуся читателю полный текст Манифеста:
  «Божиею Милостию, Мы, Александр Первый, Император и Самодержец Всероссийский, и проч., и проч., и проч. Объявляем всем Нашим верным подданным. С самого вступления Нашего на Всероссийский Престол непрестанно Мы чувствуем Себя обязанными пред Вседержителем Богом, чтобы не только в дни Наши охранять и возвышать благоденствие возлюбленного Нами Отечества и народа, но также предуготовить и обеспечить их спокойствие и благосостояние после Нас чрез ясное и точное указание Преемника Нашего, сообразно с правами Нашего Императорского Дома и с пользами Империи. Мы не могли, подобно предшественникам Нашим, рано провозгласить Его по имени, оставаясь в ожидании, будет ли благоугодно недоведомым судьбам Божиим даровать Нам Наследника Престола в прямой линии. Но чем далее протекают дни Наши, тем более поспешаем Мы поставить Престол Наш в такое положение, чтобы он ни на мгновение не мог остаться праздным.
  Между тем как мы носили в сердце Нашем сию священную заботу, Возлюбленный Брат Наш Цесаревич Великий Князь Константин Павлович по собственному внутреннему побуждению принес Нам просьбу, чтобы право на то достоинство, на которое Он мог бы некогда быть возведен по рождению своему, передано было Тому, кому оно принадлежит после Него. Он изъяснил при сем намерение, чтобы таким образом дать новую силу дополнительному Акту о наследовании Престола, поставленному Нами в 1820 году, и Им, поколику то до него касается, непринужденно и торжественно признанному.
  Глубоко тронуты Мы сею жертвою, которую Наш Возлюбленный Брат, с таким забвением своей личности, решился принести для утверждения родовых постановлений Нашего Императорского Дома и для непоколебимого спокойствия Всероссийской Империи.
  Призвав Бога в помощь, размыслив зрело о предмете, столь близком к Нашему сердцу и столь важном для Государства, и находя, что существующие постановления о порядке наследования Престола у имеющих на него право не отъемлют свободы отрешись от сего права в таких обстоятельствах, когда за сим не предстоит никакого затруднения в дальнейшем наследовании Престола, с согласия Августейшей Родительницы Нашей, по дошедшему до Нас наследственно Верховному праву Главы Императорской Фамилии, и по врученной Нам от Бога Самодержавной Власти, Мы определили: во-первых, свободному отречению первого Брата Нашего, Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича, от права на Всероссийский Престол быть твердым и неизменным; акт же сего отречения, ради достоверной известности, хранить в Московском Большом Успенском Соборе и в трех высших Правительственных местах Империи Нашей: в Святейшем Синоде, Государственном Совете и Правительствующем Сенате; во-вторых: вследствие того, на точном основании акта о наследовании Престола, Наследником Нашим быть второму Брату Нашему, Великому Князю Николаю Павловичу.
  После сего Мы остаемся в спокойном уповании, что в день, когда Царь Царствующих, по общему для земнородных закону, воззовет Нас от сего временного Царствия в вечность, Государственные Сословия, которым настоящая непреложная воля Наша и сие законное постановление Наше, в надлежащее время, по распоряжению Нашему, должно быть известно, немедленно принесут верноподданническую преданность свою назначенному Нами Наследственному Императору единого нераздельного Престола Всероссийской Империи, Царства Польского и Великого Княжества Финляндского. О Нас же просим всех верноподданных Наших, да они с тою любовию, по которой Мы в попечении о их непоколебимом благосостоянии полагали Высочайшее на земли благо, принесли сердечные мольбы ко Господу и Спасителю нашему Иисусу Христу о принятии души Нашей, по неизреченному Его милосердию, в Царствие Его вечное».
  Завещание (манифест) было написано Филаретом со слов Александра. Оно было запечатано в конверте, на котором была надпись Александра: «Хранить в Успенском соборе, с государственными актами, до востребования Моего, а в случае Моей кончины открыть Московскому Епархиальному Архиерею и Московскому Генерал-Губернатору в Успенском соборе, прежде всякого другого действия». (См.: Корф М. А. Восшествие на престол императора Николая I; Жизнь графа Сперанского / Вступ. слово, сост. П. В. Крашенинников. М.: Статут, 2015. С. 34–36).


[Закрыть] о наследовании престола Николаем в обход Константина.

В положении самого Николая после этого ничего не изменилось: он как был бригадным генералом и главным инженером российской армии, так и остался. Ни к каким более важным государственным делам Александр его допускать так и не стал.

После смерти Александра I Николай присягнул Константину.

«Что сделали вы, Николай? Разве вы не знаете, что есть акт, который объявляет вас наследником?»[99]99
  С правовой точки зрения этот акт вызывал много вопросов, поскольку, согласно действовавшему до 1917 года павловскому закону о престолонаследии, власть могла передаваться только от отца к сыну или от брата к следующему за ним по старшинству брату. Для того чтобы наследником стал Николай, Александр должен был вернуть закон о престолонаследии, принятый Петром I, по которому царствующий монарх имел право назначать себе любого преемника, но он этого не сделал. Что касается возможности отречения Константина от престола, на который он еще не вступил, по всей видимости, ни Александр, ни Константин об этом не думали: эту юридическую шараду никто и не пытался решить.


[Закрыть] – упрекала его мать, вдовствующая императрица Мария Фёдоровна.

Константин находился в это время в Варшаве и наотрез отказался занять престол, и даже лично прибыть в Петербург, чтобы полностью разрешить дворцовый кризис. В результате в течение двух недель в Российской империи, с одной стороны, было два императора, а с другой – ни одного. В Санкт-Петербурге и Москве распространялись слухи о насильственном отречении и даже заточении Константина.

Этот казус, закончившийся невиданным до этого переприсяганием, послужил поводом для мятежа 14 декабря 1825 г. Николай знал о готовящемся перевороте[100]100
  В частности, барон Дибич сразу после кончины Александра I послал Николаю донесение с сообщением о заговоре, в котором принимают участие многие сообщники. В донесении назывались некоторые имена, в частности, Пестеля. 12 декабря император получил пакет от подпоручика лейб-гвардии Егерского полка Якова Ростовцева, в котором тот предупреждал: «Противу ВАСЪ ДОЛЖНО таиться возмущеніе; оно вспыхнетъ при новой присяге и, можетъ быть, это зарево осветитъ конечную гибель Россіи». Ростовцев был удостоен личной аудиенции Николая. Он записал весь разговор с царем и передал записку товарищу, которого подозревал в заговоре, в присутствии Рылеева. (См.: Корф М. А. Восшествие на престол императора Николая I; Жизнь графа Сперанского / Вступ. слово, сост. П. В. Крашенинников. М.: Статут, 2015. С. 70–71, 75–76).


[Закрыть] и успел опередить заговорщиков, проведя эту самую переприсягу рано утром до того, как декабристы вывели свои войска из казарм. Произошедший казус Николай Павлович попытался прояснить с помощью Манифеста о вступлении на престол.

Для этого призывается Н. М. Карамзин, но текст Николаю не понравился, и он поручает эту работу М. М. Сперанскому, который составляет Манифест о вступлении на престол Государя Императора Николая I, где подробно излагает суть путаницы, возникшей из-за отказа Константина от престола, произошедшего задолго до описываемых событий и хранившегося в тайне даже от членов царской семьи до самой смерти Александра I. «Жить единственно для любезного Отечества, следовать примеру оплакиваемого Нами Государя; да будет Царствование Наше токмо продолжением Царствования Его, да исполнится все, чего для блага России желал Тот, Коего священная память будет питать в Нас и ревность, и надежду стяжать благословение Божие и любовь народов Наших», – провозглашалось в манифесте. К сожалению, этому пожеланию не суждено было полностью сбыться. В результате мятежа погибли люди.

Мотором попытки переворота стали члены Южного (Украина) и Северного (Санкт-Петербург) тайных обществ.

Практически все декабристы были дворянами, причем многие из них относились к самым родовитым фамилиям, но выступали они отнюдь не от лица своего сословия, а, скорее, против него. Это был мятеж людей служивых, военных и штатских, которые не видели возможности приложения своих сил и способностей в рамках патримониальной бюрократической системы, характерной для доправовой патерналистской монархии.

Декабристы хотели присягнуть конституции, т. е. государству, а не персоне – императору, но сами нарушили закон. Это был первый звонок, указывавший на необходимость коренного изменения системы управления империей. Бунтовали не простолюдины, задавленные беспросветной жизнью, а дворяне, у которых в принципе все было хорошо и которым было что терять.

Двор и царская семья оказались в растерянности, надо было разбираться в причинах и следствиях, или, проще говоря, ответить на вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?»

Николай понимал, что почти 600 представителей золотой дворянской молодежи, выявленных следствием, пустились во все тяжкие не из-за скверного характера или природной склонности к заговорам. Он чувствовал некоторую правду на их стороне и приказал секретарю следственной комиссии А. Д. Боровкову составить из показаний декабристов, касающихся переустройства империи, записку с рекомендациями. В итоге появился документ, в котором все проблемы государства были расписаны по пунктам: «Крестьяне», «Земля», «Законы», «Торговля», «Система управления», «Флот» и т. д. и т. п. Николай I использовал этот документ, во всяком случае в первые годы своего правления.

3
Суд над декабристами

После подавления военного мятежа начались следственные действия, а затем и судебный процесс. Подготовить организацию и проведение суда над мятежниками император поручил Сперанскому. В мае 1826 г. Манифест об учреждении Верховного уголовного суда был подготовлен и утвержден.

Состав суда формировался в соответствии с традицией, сложившейся в России еще в XVIII в., когда крупнейшие политические процессы подлежали ведению особых судов в составе виднейших сановников империи, назначаемых монархом. Суд возглавил граф П. А. Толстой. Собственно, юридической квалификации от судей не требовалось. Сознание этих людей вряд ли можно назвать правовым, скорее, оно было основано на жизненном опыте, и от них требовалось раскрыть преступление на основе указаний императора в отношении назначенных им лиц.

К этому времени продолжало действовать Соборное уложение 1649 г., согласно которому едва ли не все подсудимые подлежали смертной казни, и вопрос стоял только о способе экзекуции. Кроме того, действовали петровские законы (Воинский регламент, Морской устав и др.). Они отличались такой же жестокостью.

Во второй половине XVIII в. была введена такая ответственность, как лишение прав состояния, которая также предусматривала прекращение имущественных и семейных отношений, а также каторжные работы и ссылку на вечное поселение в Сибирь.

Император решил провести обстоятельное следствие и публичный суд, насколько это было возможно для того времени. Ему хотелось выглядеть цивилизованным перед Европой. От этого зависело международное признание легитимности Николая I в свете убийства его отца, странной смерти Александра I и не вполне юридически чистого способа прихода к власти самого Николая Павловича. Для Николая I, понимавшего себя главой Священного союза, это было важно.

Из этих же соображений из ссылки был возвращен поэт А. С. Пушкин, главным учителем наследника был назначен В. А. Жуковский, либеральные взгляды которого не могли не быть известны императору.

Однако квалифицированных юридических кадров, способных убедительно оформить решения суда, в стране почти не было, поэтому обойтись без Сперанского было практически невозможно.

Конечно, учитывая биографию и известность Сперанского, определенный риск назначения Михаила Михайловича в состав суда существовал. Ели бы такой человек что-то сделал не так во время процесса, мало бы никому не показалось. Михаил Михайлович был необходим императору не просто как исполнитель разового, пусть и очень важного поручения, а скорее как преданный придворный для реализации его широких планов по систематизации законодательства и подготовке необходимых преобразований в государстве, системе финансов, местном управлении, образовании вообще и подготовки сына, в конце концов.

Ради пополнения своей команды таким человеком Николай готов был простить то, что было, и тем более чего не было.

И Сперанский не подкачал. Михаилу Михайловичу Николай был нужен не меньше, чем Сперанский Николаю. Он не просто исполнял возложенные на него императором поручения, но и проявил свойственную ему педантичность и инициативу, хорошо понимая, что проходит проверку на верность императору, с которым связывал надежды на новые вызовы. Михаил Михайлович знал, что Николай Павлович, в отличие от своего лицемерного брата Александра, обладал прямым характером и постоянством в симпатиях. Как говорится, своих не бросал. Его доверие было приобрести трудно, но так же трудно было и его утратить.

Сперанский занимался квалификацией состава преступления каждого из 121 обвиняемого. Более того, он готовил приговор, в том числе тем, кого лично знал много лет.

В то время в России судопроизводство было письменным, обвиняемые не вызывались, не было полноценной защиты (адвокатов просто не существовало) и т. д. Процесс был инквизиционный, как, впрочем, и другие процессы до судебной реформы 1864 г.; судьи работали не с людьми, а с бумагами.

Сперанский разработал судебную процедуру, проводил по ней процесс, расписывал роль судей, составил шкалу наказаний, определял приговор, отмерял наказание.

По мнению В. О. Ключевского, декабрьский мятеж не только был последним дворцовым переворотом, но и «им кончается политическая роль русского дворянства». Далее Василий Осипович делает вполне определенный вывод: «Не только по закону, но и по нравственным средствам дворянство должно было потерять после того прежнее значение. После 14 декабря пошли за Урал лучшие люди сословия, после которых осталось много мест, не занятых в продолжение следующего царствования. Это была потеря, которую трудно было вознаградить и при более обильном запасе нравственных сил сословия»[101]101
  Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. V // Ключевский В. О. Сочинения: В 9 т. Т. 5 / Под ред. В. Л. Янина; Послесл. и коммент. сост. В. А. Александров, В. Г. Зимина. М.: Мысль, 1989. С. 238.


[Закрыть].

Однако в результате политически активная часть общества отнюдь не сократилась, а, наоборот, выросла за счет притока значительного количества мещан, особенно образованной их части. Лидерами политических настроений, направленных против самодержавия, стали и дворяне, и выходцы из среднего сословия, такие как Герцен, Белинский, Чернышевский, Добролюбов и др. Были среди них и правоведы, может, и не отличавшиеся особой политической активностью, но в силу сугубо профессиональных воззрений противостоявшие правовому нигилизму и наиболее вопиющим язвам самодержавия, таким как крепостное право. Об одном из них мы расскажем в § 14 настоящей главы.