Текст книги "Записки коменданта Кремля"

Взрыв в Леонтьевском переулке

25 сентября 1919 года в помещении Московского комитета РКП(б), в Леонтьевском переулке, собрался московский партийный актив. Заседание открыл секретарь МК РКП(б) Владимир Михайлович Загорский. Первым был заслушан доклад одного из руководителей московских большевиков в 1917 году, старейшего члена партии, заместителя народного комиссара просвещения, крупного советского ученого-историка Михаила Николаевича Покровского о вражеской деятельности и ликвидации «Национального центра».

Я был на заседании актива. Когда Покровский закончил доклад и актив перешел к очередным делам, мне пришлось уйти. Надо было возвращаться в Кремль, сегодня же решить ряд срочных вопросов.

Когда я вышел из здания МК, уже стемнело, наступил вечер. Разыскав в темноте свою машину (уличные фонари не горели, переулок освещался слабым светом, падавшим из окон близлежащих домов), стоявшую невдалеке, я уселся на переднее сиденье. Шофер вылез и принялся ожесточенно крутить заводную рукоятку. Машина, открытый «Паккард», как назло, не заводилась.

Я собрался было выйти из машины и помочь шоферу, как вдруг блеснула ослепительная вспышка и вечернюю тишину рванул оглушительный грохот. Из окон соседних домов с дребезгом посыпались стекла.

Ничего еще не соображая, не поняв еще толком, что произошло, я рывком махнул через дверцу машины и кинулся к зданию МК, откуда вышел всего несколько минут назад, где остались мои товарищи, мои боевые друзья, актив московской партийной организации большевиков…

Ни в одном из окон Московского комитета РКП(б) свет не горел. Да и были ли окна, был ли дом?.. В сгустившемся внезапно мраке передо мной высилась страшная, изуродованная стена, зиявшая пустыми глазницами выбитых окон. На голову, на плечи оседало густое облако кирпичной пыли, трудно было дышать, под ногами хрустело стекло. Из глубины дома неслись приглушенные стоны, крики о помощи, чьи-то рыдания…

Я попытался проникнуть в здание – тщетно. Вход засыпало, ничего в темноте нельзя было разобрать. Тогда я бросился к машине. Шофер, дрожа, сидел за рулем. Мотор работал. Когда он его завел, ума не приложу. Я велел ему мчаться в Моссовет – ведь рядом! – позвонить в ЧК Дзержинскому, в Кремль, вызвать пожарных и скорее возвращаться назад, а сам побежал в ближайший дом в надежде раздобыть хоть какую-нибудь лампу.

Между тем безлюдный до того переулок ожил. Со всех сторон раздавались голоса, неистово хлопали двери соседних домов, по тротуарам, по мостовой к месту катастрофы бежали десятки людей.

Я торопился, медлить было нельзя. Кто знает, не скрываются ли в густевшей толпе преступники, совершившие злодеяние, не готовят ли они новый удар, стремясь добить тех, кто чудом уцелел в полуразрушенном здании Московского комитета?

Ворвавшись в первую попавшуюся квартиру, я крикнул:

– Лампу, скорее давайте лампу! Какая-то старушка, открывшая мне дверь, на мгновение застыла от ужаса, затем спохватилась, поспешно засеменила в одну из комнат и через минуту вернулась, неся керосиновую лампу. Я тут же ее зажег и выскочил на улицу.

Расталкивая встречных, я подбежал к зданию МК. Вновь сунулся к дверному тамбуру, быстро прошел вдоль стены. Нет, света моей лампы было недостаточно, пробраться внутрь здания не было возможности. А оттуда все неслись и неслись стоны и крики, и я ничем, ровно ничем не мог помочь.

К счастью, в этот момент в конце переулка замаячили фары стремительно мчавшейся машины, второй, третьей… Оглушительно рявкнул сигнал, заскрежетали тормоза. Из первой машины выскочил председатель МЧК Манцев, за ним еще люди, еще. Со стороны Тверской раздался топот множества бегущих людей. К месту катастрофы мчались бегом, прямо с заседания, члены пленума Московского Совета, все в полном составе.

Замелькали огни карманных фонариков. Как на штурм, кидались к дому, карабкались друг другу на плечи, лезли в окна члены Моссовета, чекисты, добровольцы. Большая группа рассыпалась по переулку в цепь, оттесняя любопытных, охватывая кольцом дом, квартал.

Вдалеке пронзительно взвыли сирены. Все ближе, ближе, и вот уже несутся по переулку огромные пожарные машины. Десятки пожарников, с ярко пылающими факелами в руках с ходу устремляются в развалины.

Закипела бешеная работа. Чекисты, пожарники разбирали обрушившиеся балки, стены, извлекая из-под обломков жертвы ужасного преступления. Одних несут на руках, другим помогают идти, третьи, освободившись из-под развалин, идут сами. Их много, очень много. Ведь на активе присутствовало свыше ста человек, лучшие из московских большевиков.

Вот, тяжело опираясь о плечо рослого пожарника, прихрамывая, шагает Михаил Степанович Ольминский.

Под руки ведут раненого Мясникова. Бодрится и пытается вмешаться в общую работу легко раненный Емельян Ярославский… Живы, живы товарищи, целы! А где же Загорский, где Владимир Михайлович? Его нет. Нет среди живых, нет среди мертвых. Нашли Загорского только некоторое время спустя, а на следующий день выяснились подробности гибели секретаря Московского комитета партии большевиков Владимира Михайловича Загорского.

…Александр Федорович Мясников, председательствовавший на собрании, только что предоставил слово очередному оратору, как в окне, выходившем в небольшой сад, с треском лопнуло стекло и в гущу собравшихся грохнулась, шипя и дымя, большая бомба. Все на мгновение оцепенели, затем шарахнулись к двери, давя и толкая друг друга. Моментально образовалась пробка.

В этот момент прозвучал спокойный, решительный голос Загорского:

– Спокойно, товарищи, спокойно. Ничего особенного не случилось. Сейчас мы выясним, в чем дело…

Загорский стремительно встал, вышел из-за стола президиума и уверенно, твердыми шагами направился к дымящемуся чудовищу. При звуках его голоса суета и давка прекратились, восстановился порядок. Многие успели выйти в дверь, другие отодвинулись подальше, а он шел в мертвой тишине, решительный и неустрашимый, прямо на бомбу.

Все это заняло считанные секунды. Загорского отделяло от бомбы пять шагов, три, два… Он протянул руку, стремясь вышвырнуть за окно шипящую смерть, уберечь товарищей от страшной гибели, и тут грохнул взрыв…

Почти никто из находившихся в президиуме не пострадал, ведь стол президиума стоял в отдалении от места падения бомбы, а Загорский… Труп Загорского опознали лишь через несколько часов после взрыва. Он был изуродован больше, чем какой-либо другой.

Владимир Михайлович Загорский был на редкость обаятельным, мужественным человеком, закаленным революционером, большевиком. Он был совсем молод, ему едва исполнилось 36 лет, из них восемнадцать он отдал партии, вступив в ее ряды еще в 1901 году. За плечами у него были тюрьмы, ссылки, каторга, годы вынужденной эмиграции после одного из удачных побегов…

Загорский приехал в Москву в 1918 году и вскоре был избран секретарем МК. Я его чаще всего встречал у Якова Михайловича, с которым Загорский был очень дружен еще с давних времен, с мальчишеских лет.

…Я и не заметил в горячке, когда приехал Феликс Эдмундович, всего вернее одним из первых, когда я вместе с другими разгребал развалины. Мы извлекли из-под обломков девять трупов, еще трое вскоре умерли от ран. Двенадцать человек было убито, погибло двенадцать большевиков: Загорский, Игнатова, Сафонов, Титов, Волкова… Пятьдесят пять человек было ранено, многие серьезно.

Сразу по прибытии на место Феликс Эдмундович возглавил работы по спасению жертв катастрофы и одновременно начал расследование обстоятельств злодейского преступления. В сопровождении группы чекистов он тщательно обследовал садик, прилегавший к зданию МК со стороны Большого Чернышевского переулка, осмотрел все вокруг. Постепенно восстанавливалась вся картина.

Преступники, как видно, хорошо знали обстановку. Они проникли в сад через небольшую калитку, которая обычно была заперта, предварительно взломав замок. Очутившись в саду, террористы метнули бомбу именно в то окно, против которого сидело больше всего народу, и поспешно скрылись. Бомбу они изготовили сами, начинив ее взрывчаткой страшной разрушительной силы.

Все это выяснилось, но кто подготовил взрыв, кто совершил это чудовищное злодеяние, кто повинен в гибели наших товарищей – ответа на эти вопросы пока не было. Правда, кое-какие факты говорили о многом. Не вызывало сомнения, что преступники неоднократно бывали в здании до взрыва, отлично знали дом, знали расположение комнат. Иначе чем объяснить, что бомба так точно была брошена?

Бывший особняк графини Уваровой, где помещался в 1919 году Московский комитет большевиков, ранее, в 1918 году, занимали ЦК и МК левых эсеров. Кто же, как не они, мог в совершенстве знать дом? Не среди ли левых эсеров следовало искать преступников? Так и поступила ЧК.

Вскоре было установлено, что одним из организаторов взрыва в Леонтьевском переулке является бывший член ЦК левых эсеров, активный участник левоэсеровского мятежа Донат Черепанов.

Шаг за шагом распутывали чекисты зловещий клубок. Оказалось, что взрыв был осуществлен преступной бандой так называемых «анархистов подполья», насчитывавшей около тридцати человек, занимавшихся грабежами, политическим бандитизмом, распространением антисоветских листовок. Были в составе банды и два меньшевика, а направлял ее борьбу против советской власти эсер Черепанов.

Спустя некоторое время после взрыва вся банда была выявлена и ликвидирована.

Жизнь между тем шла своим чередом, каждый день выдвигая все новые вопросы, ставя новые задачи. Гибель товарищей вызывала не растерянность, не уныние, а стремление работать еще плодотворнее, еще больше на благо общего дела, которому отдали свою жизнь товарищи, друзья, еще крепче защищать завоевания пролетарской революции. Врагов революции, пытавшихся организовать в Москве заговоры и мятежи, неизменно настигала суровая кара, со многими контрреволюционерами было покончено, но до полного разгрома белогвардейцев и интервентов было еще далеко, еще вовсю пылало пламя Гражданской войны.

В эти дни, осенью 1919 года, рвался к Москве Деникин. Белые захватили Курск, взяли Орел, подступали к Туле. Московская партийная организация объявила мобилизацию коммунистов на фронт. Становились под ружье коммунисты Питера, Иваново-Вознесепска, Твери, Саратова, Симбирска… Сотни и тысячи коммунистов вливались в Красную армию, цементируя и сплачивая ее ряды, увлекая бойцов личным примером, закладывая основы грядущей победы.

Вызвал меня как-то Николай Ильич Подвойский и предложил, чтобы я выделил сто человек курсантов на фронт. Я запротестовал. Не могу, говорю, мне тогда Кремль не с кем будет охранять… Подвойский, однако, настаивал, и я решил обратиться к Владимиру Ильичу. Выслушав мою жалобу, Ильич глянул на меня и покачал головой:

– Эх вы, чудак-человек! Конечно, надо курсантов дать. Сейчас фронт – главное. Если белые дойдут до Москвы, Кремль поздно будет защищать, да и незачем. Нас с вами тогда рядом на телеграфных столбах повесят. Непременно.

Ильич на минуту задумался. Потом хитро улыбнулся, поманил меня пальцем и вполголоса, тоном заговорщика произнес:

– А знаете, батенька, что я думаю? Ведь контрреволюционерам-то у нас внутри, в Москве, Питере, по всей стране, все труднее становится. Народ против них стеной идет. Да и основные кадры заговорщиков мы повыбили, а где же им новых, таких же матерых взять? Негде! Не в ту сторону жизнь идет! Остались, конечно, враги, и не мало. Будут нам пакостить и дальше, но чем дальше, тем меньше их будет. Глядишь, скоро сможем отказаться от крайних мер, будем все решительнее водворять законность. Думаю, что и Кремлю теперь не угрожает такая опасность, как прежде, а скоро, очень скоро никакая опасность не будет угрожать Кремлю. Так-то.

Владимир Ильич встал, вышел из-за стола, несколько раз прошелся по кабинету, остановился возле окна. Потом повернулся ко мне:

– Был тут у меня вчера один товарищ, весьма ответственный. Трудно, говорит, тяжело. Что-то дальше будет, удержимся ли? Смотришь на него, слушаешь и диву даешься: до чего же у человека нервы расшалились! Трудно, конечно, и впереди тяжелого немало, только разве в этом главное? Главное в том, что каждый день, каждый час миллионы рабочих и крестьян на собственном опыте убеждаются в нашей правоте, и этот опыт – лучший учитель большевизму. Буржуазия старается затемнить сознание трудящихся силой и обманом, но все ее труды разлетаются, как карточный домик, перед растущим сознанием пролетариата и беднейшего крестьянства, и в этом вернейший залог нашей неминуемой победы.

Я молча стоял и как зачарованный слушал Ленина.

…Прошло столько лет! За окном шумит жизнерадостная, веселая, бодрая Москва. Бесконечным потоком идут по просторным улицам люди, не знающие нищеты и угнетения, хозяева собственной жизни, своего города, своей страны. Проносятся тысячи автомобилей, сделанных на наших, советских заводах. Гудят под землей поезда метро, сделанные нашими руками. Высоко в небе реют чудесные воздушные корабли, равных которым нет в мире, – плод вдохновенного труда наших, советских конструкторов, инженеров, рабочих. А еще выше, в безбрежном эфире, бороздят космос наши, советские спутники Земли. Хорошо жить на свете!

1955–1960 гг.

Москва

Послесловие
Первый комендант Кремля

Павел Дмитриевич Мальков (1887–1965) вошел в историю как первый комендант Смольного и первый комендант Кремля. Он родился 17 ноября 1887 года в селе Кукарка Вятской губернии в бедной крестьянской семье. Окончив 2‑классное училище, Павел начал трудиться подсобным рабочим в частных конторах. В 1904 году он вступил в партию большевиков и стал участником первомайской маевки на реке Пижме. Во время революции 1905 года Мальков распространял антивоенные листовки и помогал политическим ссыльным. Зимой 1905/06 года он организовывал забастовку с требованием повышения зарплаты и введения 8‑часового рабочего дня в родной Кукарке на фабрике Стрельникова, производящей валяную обувь. В 1907 году Павел Дмитриевич участвовал в организации выступления армейских призывников, за что его арестовали и год продержали в яранской уездной тюрьме. В 1909 году Мальков приехал в Петербург, где с помощью видного большевика Соломона Захаровича Розовского устроился на работу в порт. Сестра Розовского Берта Захаровна вскоре стала женой Малькова. В 1911 году он был призван на Балтийский флот, где служил старшим санитаром на крейсере «Диана» в Гельсингфорсе и был членом подпольной организации РСДРП. Мальков стал активным участником Февральской революции в Гельсингфорсе, где прошла массовая расправа над офицерами. В начале апреля он участвовал в работе первого Гельсингфорсского общегородского собрания представителей большевистских партийных организаций от крейсера «Диана», в ходе которого был избран членом Гельсингфорсского комитета РСДРП(б), а вскоре и членом Центробалта. 20 октября 1917 года Мальков выехал в Петроград, где вместе с легендарным «матросом Железняком» – А.Г. Железняковым захватил царскую яхту «Штандарт» и 22 октября переправил ее в Кронштадт. После этого Павел Дмитриевич остался в Петрограде в распоряжении Я.М. Свердлова. 24 октября во главе матросского отряда он участвовал в закрытии газеты «Биржевые ведомости» и журнала «Огонек», а затем участвовал в организации штурма Зимнего дворца. Утром 25 октября 1917 года он вместе с Н.И. Подвойским, П.Е. Лазимиром и В.А. Антоновым-Овсеенко составил план захвата Зимнего дворца, а ночью руководил матросскими частями при штурме. 26 октября Мальков стал членом Временного Морского революционного комитета, а с 29 октября исполнял обязанности коменданта Смольного, будучи назначен на эту должность заместителем председателя Военно-революционного комитета Подвойским. 3 ноября Мальков был утвержден в этой должности. К марту 1918 года в его распоряжении был вооруженный отряд из 500 латышских стрелков. Вскоре после Октябрьской революции Мальков участвовал в ликвидации юнкерского восстания в Петрограде, в разоружении отрядов петроградских анархистов, а в начале марта 1918 года был среди тех, кто арестовал в Колпино и доставил в Смольный великого князя Михаила Романова. Тогда же Мальков участвовал в организации переезда правительства в Москву. Но затем он задержался в Петрограде, так как потребовалось разоружить некоторые ненадежные части. Поэтому первым временным комендантом Кремля 11 марта 1918 года стал Яков Андреевич Стрижак (1891–1924). Мальков прибыл в Москву 21 марта, а 26 марта стал комендантом Кремля. В этой должности Павел Дмитриевич оставался вплоть до апреля 1920 года. Уже 12 апреля 1918 года Мальков со своими подчиненными участвовал в операции по разоружению анархистов в Москве. 6 июля того же года ему пришлось ликвидировать восстание левых эсеров. Как комендант Кремля, Мальков организовал охрану арестованных лидеров левых эсеров во главе с М.А. Спиридоновой и других членов этой партии, отвечал за охрану в Кремле покушавшейся на Ленина Фанни Каплан. В конце 1918 года отборные части латышских стрелков были отправлены на фронт. После этого функции Малькова свелись непосредственно к охране Кремля, а также к охране крупных партийных мероприятий. 23 сентября 1919 года он чуть не стал жертвой взрыва в Леонтьевском переулке, покинув помещение за несколько минут до трагедии. Павлу Дмитриевичу довелось участвовать в расследовании взрыва в Леонтьевском переулке и дела белогвардейского «Национального центра». С мандатом инспектора Библиотечного отдела Наркомпроса на имя Павла Дмитриевича Маркова под видом знакомства с работой библиотеки Военной школы в Кусково он искал там нити заговора. 11 октября Политбюро решило, что Кремль, ранее подчинявшийся ВЦИК, будет подчиняться общему командованию Московского гарнизона на правах самостоятельного 8‑го сектора. Комендантом Кремля был назначен председатель Рязанского губисполкома В.С. Корнева, а Мальков стал его помощником по военной части. Однако Коренев в должность так и не вступил. Мальков же неоднократно просился в отставку с должности коменданта. В начале апреля 1920 года, после завершения IX съезда партии, охрану которого осуществлял Мальков, его просьба была, наконец, удовлетворена. Затем он непродолжительное время работал в системе Наркомата просвещения в Петрограде, но вскоре был направлен в 15‑ю армию Западного фронта. После демобилизации Мальков в 1921–1927 годах работал в Москве членом коллегии Горного совета, в Харькове начальником снабжения Украинского совнархоза, затем в Москве начальником снабжения Наркомата путей сообщения, заместителем уполномоченного Казанской железной дороги и членом правления Киево-Воронежской железной дороги. Здоровье у бывшего коменданта Кремля пошаливало. В конце 1927 года он был отправлен в отпуск по болезни, продлившийся около года. Потом Малькова назначили в конце 1928 года заведующим транспортной частью Торгпредства в Финляндии. В 1929–1930 годах он занимал такую же должность в Германии и Чехословакии. После возвращения из-за границы Павел Дмитриевич в течение 5 лет был членом правления Госстроя, заместителем начальника Всесоюзного объединения Авторемонтснабжения, начальником капитального строительства Наркомата водного транспорта. С мая 1935 года по состоянию здоровья Мальков больше не работал. В марте 1936 года он получил персональную пенсию от Совнаркома СССР.

Однако уже в сентябре 1936 года бывший комендант Кремля был исключен из партии – как «не доказавший на практической работе своей искренности перед партией и допустивший засорение Союзавторемснаба контрреволюционными троцкистами». Ему инкриминировали то, что в 1927 году к нему пришел участник троцкистской оппозиции Петр Владимирович Переверзев (1885 года рождения, в 1933 году арестован по делу групповой троцкистской организации И.Н. Смирнова, Е.А. Преображенского, В.А. Тер-Ваганяна и др. Дальнейшая судьба не установлена) и предложил подписать оппозиционную платформу восьмидесяти трех, что Мальков и сделал. В этом проступке он в сентябре 1936 года честно покаялся перед парткомиссией. Отделался Мальков тогда сравнительно легко, тем более что через год он вновь стал кандидатом в члены ВКП(б), а в 1941 году – полноправным членом партии и был назначен директором райпищекомбината в родной Кировской области, а после войны вернулся в Москву. Но 21 января 1948 года Павел Дмитриевич был арестован в Москве. ОСО при МГБ СССР 25 декабря 1948 года приговорила его по ст. 58–10, 58–11 как «троцкиста» к 8 годам ИТЛ. После смерти Сталина Павел Дмитриевич был освобожден 28 октября 1954 года, до конца года реабилитирован и получил персональную пенсию союзного значения. Возможно, на арест Малькова повлияла его дружба с сыном Я.М. Свердлова Андреем Яковлевичем Свердловым (1911–1969), который в дальнейшем помогал бывшему коменданту Кремля писать мемуары. А.Я. Свердлов действительно был убежденным троцкистом и в 1935 и 1937 годах арестовывался за резкие антисталинские высказывания, но оба раза был освобожден благодаря хлопотам матери. В 1938 году А.Я. Свердлов стал заместителем начальника и начальником отделения, а позже заместителем начальника отдела «К» 2‑го главного управления госбезопасности НКВД СССР. В октябре 1951 года после ареста главы МГБ В.С. Абакумова А.Я. Свердлов был опять арестован и обвинён в том, что «вынашивал антисоветские убеждения, находился в преступной связи с особо опасными преступниками и как их сообщник проводил подрывную деятельность, направленную против ВКП(б) и Советского государства» в рамках будто бы существовавшего в МГБ «сионистского заговора». После смерти Сталина А.Я. Свердлов был освобожден, реабилитирован и восстановлен в партии.

В 1957 году к 40‑летию Октябрьской революции Мальков был награжден орденом Ленина. А в 1959 году вышло первое издание его мемуаров «Записки коменданта Кремля», сразу ставших бестселлером и впоследствии неоднократно переиздававшихся.

Павел Дмитриевич Мальков умер в Москве 22 ноября 1965 года и был похоронен с воинскими почестями на Новодевичьем кладбище.

Стоит отметить, что тот факт, что после ухода с поста коменданта Кремля Мальков не сделал большой номенклатурной карьеры, оставаясь на второстепенных должностях, возможно, спас его от гибели в период Большого террора. Если бы Павел Дмитриевич занимал какой-то достаточно высокий пост, например, в РККА, то уцелеть ему было бы гораздо труднее…

Одним из наиболее сенсационных эпизодов мемуаров Малькова стало подробное описание расстрела покушавшейся на Ленина Фанни Ефимовны Каплан (Фейги Хаимовны Ройтблат) (1890–1918), который лично осуществил Павел Дмитриевич, чем и вошел в историю. До публикации мемуаров Малькова в СССР были распространены слухи о том, что Каплан была помилована Лениным и заключена в лагерь, причем эти слухи даже проверяла НКВД. К сожалению, в последующих изданиях этот эпизод был сильно сокращен. Считаем необходимым привести его полный текст по изданию: Мальков П.Д. Записки коменданта Московского Кремля. М.: Молодая гвардия, 1959. С. 160:

«Меня вызвал Варлам Александрович Аванесов.

– Немедленно поезжай в ЧК и забери Каплан. Поместишь ее здесь, в Кремле, под надежной охраной.

Я вызвал машину и поехал на Лубянку. Забрав Каплан, привез ее в Кремль и посадил в полуподвальную комнату под детской половиной Большого дворца. Комната была просторная, высокая. Забранное решеткой окно находилось метрах в трех-четырех от пола. Возле двери и против окна я установил посты, строго наказав часовым не спускать глаз с заключенной. Часовых я отобрал лично и каждого сам лично проинструктировал. Мне и в голову не приходило, что латышские стрелки могут не усмотреть за Каплан, надо было опасаться другого: как бы кто из часовых не всадил в нее пулю из своего карабина.

Прошел еще день-два, вновь вызвал меня Аванесов и предъявил постановление ВЧК: Каплан – расстрелять, приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову.

Расстрел человека, особенно женщины – дело нелегкое. Это тяжелая, очень тяжелая обязанность, но никогда мне не приходилось исполнять столь справедливый приговор, как теперь.

– Когда? – коротко спросил я Аванесова.

У Варлама Александровича, всегда такого доброго, отзывчивого, не дрогнул на лице ни один мускул.

– Сегодня. Немедленно. – И, минуту помолчав: – Где, думаешь, лучше?

Мгновение поразмыслив, я ответил:

– Пожалуй, во дворе Авто-Боевого отряда, в тупике.

– Согласен.

– Где закопаем?

Аванесов задумался.

– Это мы не предусмотрели. Надо спросить Якова Михайловича…

Мы вместе вышли от Аванесова и направились к Якову Михайловичу, оказавшемуся, к счастью, у себя. В приемной сидело несколько человек, кто-то был у него в кабинете. Мы вошли. Варлам Александрович шепнул Якову Михайловичу несколько слов, Яков Михайлович молча кивнул, быстро закончил беседу с находившимся у него товарищем, и мы остались одни. Варлам Александрович повторил Якову Михайловичу мой вопрос: где хоронить Каплан? Яков Михайлович глянул на Аванесова, на меня. Медленно поднялся и, тяжело опустив руки на стол, будто придавив что-то, чуть подавшись вперед, жестко, раздельно произнес:

– Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа…

Вызвав несколько человек латышей-коммунистов, которых лично хорошо знал, я отправился вместе с ними в Авто-Боевой отряд, помещавшийся как раз напротив Детской половины Большого дворца.

Во двор Авто-Боевого отряда вели широкие сводчатые ворота. Этот двор, узкий и длинный, со всех сторон замыкали высокие, массивные здания, в нижних этажах которых находились обширные боксы, где стояли машины. Налево от ворот двор кончался небольшим чуть изогнутым тупичком. Я велел начальнику Авто-Боевого отряда выкатить из боксов несколько грузовых автомобилей и запустить моторы, а в тупик загнать легковую машину, повернув ее радиатором к воротам. Поставив в воротах двух латышей и не велев им никого впускать, я отправился за Каплан. Через несколько минут я уже вводил ее во двор Авто-Боевого отряда.

К моему неудовольствию, я застал здесь Демьяна Бедного, прибежавшего на шум моторов. Квартира Демьяна находилась как раз над Авто-Боевым отрядом, и по лестнице черного хода, о котором я забыл, он спустился прямо во двор. Увидев меня вместе с Каплан, Демьян сразу понял, в чем дело, нервно закусил губу и молча отступил на шаг. Однако уходить он не собирался. Ну что же! Пусть будет свидетелем…

– К машине! – подал я отрывистую команду, указав на стоящий в тупике автомобиль.

Судорожно передернув плечами, Фанни Каплан сделала один шаг, другой… Я поднял пистолет… Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года. Возмездие свершилось.

Приговор был исполнен. Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота, комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков, – собственноручно. И если бы история повторилась, если бы вновь перед дулом моего пистолета оказалась тварь, поднявшая руку на Ильича, моя рука не дрогнула бы, спуская крючок, как не дрогнула она тогда».

Борис Соколов

При работе над статьей использованы следующие источники:

Капчинский О. Комендант Кремля Павел Мальков: «Исполнил собственноручно…» // Родина. 2018. № 8; https: //rg.ru/2018/08/30/rodina-komendant-kremlia-pavel-malkov.html? ysclid=ldbofabl3b961505252; Капчинский О.И., Ратьковский И.С. П.Д. Мальков – комендант Смольного и Кремля (1917–1920) // Петербургский исторический журнал. 2021. № 1. С. 282–291; Черушев Н.С. Коменданты Кремля в лабиринтах власти. М.: Вече, 2005.