Текст книги "Самый лучший пионер"

Удивительно быстро адаптируюсь. Причина проста – не было шока. Не успел осознать смерть, не успел отрефлексировать перерождение – болячка отожрала все ресурсы организма, – да даже ходить и думать одновременно трудно было! И потом – первое время я тупо спал. «Чик-чик», – сказала реальность, переключившись на другое время и место. А я и не против – там я уже все понял и потерял интерес. А здесь, да еще с читами – хо-хо! Главное – КГБ не злить, я же совсем не Джейсон Борн – расколют как нефиг делать и запрут в подвале. Нет, если Родине нужно, я согласен и на подвал, но лучше до этого не доводить. А еще – по совершенно непонятной причине страшно выходить на улицу. И печальное – когда нет ценных социальных связей, гораздо проще обрести новые.

– Сережка теперь еще и композитором стать решил, – порадовала мама соседку новостью.

– Ни пуха, – пожелала та, поставила чайник на плиту и отказалась от поспевшей картошечки.

Поужинав, я отвоевал право помыть посуду, и мы с мамой вернулись в комнату – ритуально смотреть программу «Время», которая появилась на свет только в нынешнем январе.

* * *

– Я и не знала, что ты такой талантливый, – с мечтательной дымкой в глазах сделала вывод аж шестнадцатилетняя Оля, обладательница длинных, собранных в «конский хвост» каштановых волос, голубых глаз, маленького, чуть курносого носа и красиво очерченного ротика, положив подбородок на ладони опертых на голые коленки – на ней синий сарафан, из-под которого торчат предательски белые лямки лифчика, – рук.

– Сказка как сказка, – ощутив ревность, фыркнул ее штатный бойфренд Артем – он такого же возраста, а еще – боксер пугающих для своего возраста габаритов, затянутых в клетчатую рубаху с коротким рукавом и синие шорты.

Буду стараться смотреть на Олю пореже.

– Я бы хотел в Московскую академию волшебства, – вздохнул рыжий, засеянный веснушками по самое не могу двенадцатилетний – почти ровесник – тощий Вовка.

Мама позвала тупо всех, кого нашла во дворе, и никто не отказался – а в СССР много интересного досуга? – этим объясняется столь разновозрастная компания.

Еще «сказку» слушал семилетний Славик – брат Артема, «мамка за*бала, присмотри да присмотри», – пояснил он после рукопожатия. Слева от него – девятилетняя Василина, милейший светловолосый ребенок в бежевом платьице. За ними, на полу, независимо привалившись спиной к шкафу, тринадцатилетняя Таня, сейчас упершая лоб в колени, свесив длинные распущенные черные волосы. Чисто девочка-призрак из японских ужастиков, и белое летнее платье с подолом чуть ниже колена только усиливает впечатление. А вот бретелька сиреневого лифчика – наоборот, портит.

Еще был одиннадцатилетний чумазый Мефодий, но его почти сразу после процедуры приветствия за ухо утащила откуда-то взявшаяся разгневанная бабушка.

Татьяна шмыгнула носиком. Книжка работает! А вот Славику ожидаемо пофиг – вот были бы картинки, тогда – да.

– Чаю попьем, может? – приземленно предложил Артем.

– Сам налей – чайник на кухне, общий, – предложил я, не желая подчиняться альфачу.

Вот если он меня сначала от*издит, тогда – да.

Боксер не стал придираться к больному и пошел на кухню.

– Таня, ты плачешь? – опустилась со стула на пол поближе к подруге Оля и приобняла ее за плечи.

– Да не реви ты, – фыркнул Вова: – У меня тоже батя бухает, но я-то не реву!

Таня заревела в голос, подскочила и выбежала в коридор, едва не врезавшись в посторонившегося Артема. Через пару секунд раздался звук открываемой и закрываемой двери.

– Дурак! – заклеймила Оля рыжего.

– Во, видел? – показал ему альфач профилактический кулак.

– Видел, – грустно подтвердил Вовка.

– Жалко, – вздохнул я.

– Да че ей будет? – проявил черствость Артем. – Есть конфеты?

– Есть, – гостеприимно признался я и повел «выживших» на кухню.

– А, Сережка, друзей привел? – выглянула в коридор пожилая, немного согнутая женщина в цветастом платочке на голове и выцветшем халатике – Зинаида Матвеевна.

– Здравствуйте! – почти хором поздоровались вежливые мы, и я ответил:

– Чай идем пить. Давайте с нами?

Улыбки ребят несколько померкли – оно, конечно, уважение к пожилому человеку, но чай пить…

– Да ну, куда я с вами, с молодыми? – с улыбкой отмахнулась она и вернулась в комнату.

Дальше по коридору – мое слабое место: зеркало, ни в одно из которых я так до сих пор и не отважился заглянуть. А ну как урод? Но теперь, когда перед глазами маячат Олины ножки, я должен знать, на что могу рассчитывать.

Не… плохо? Даже скорее с уклоном в «хорошо». Действительно – с тем самым Андроповым совершенно никакого сходства, и слава богу. Средней высоты лоб, «модельно» подстриженные черные волосы, не ушастый – это немаловажно! Следы аварии все еще при мне: зеленые впавшие глаза лихорадочно блестят – это очень выгодно подчеркивают синяки под ними. Пошлепал бледно-розовыми тонкими губами, подвигал челюстью туда-сюда. Даже если бы дали выбор, ничего другого я бы и не взял!

– Ты на нее, что ли? – отреагировал на шлепанье Артем, кивнув на Олю.

– У меня сотрясение, дергает, – оправдался я.

– А, ладно, – с явным облегчением на лице – не больно-то ему хочется жертву аварии в ее же доме угнетать – он хлопнул меня по плечу.

Больно, блин!

Вошли, расселись, я достал конфеты – мама велела не жадничать, чайник закипел, и Оля взяла на себя функции хозяйки, заварив нам «тридцать шестого». Прожевав конфету, попросил ребят рассказать о себе – мы же толком не знакомились, так, по именам.

– Да че я, я как все, – пожал плечами Артем.

– У меня батя бухает, – выдал Вовка уже известный факт.

– А у меня родители – учителя! – гордо заявила Оля. – Мама – химик, а папа – математик!

Может, и сходим – нужно же как-то омепразол «слить»? Почему бы не через маму-химика? С другой стороны – слабоваты связи, поэтому пока не торопимся.

– А мой папа – автомеханик! – подала голосок девятилетняя Света. – А мама – библиотекарь! А ты почитаешь нам книжку, когда напишешь еще?

– Почитаю, – охотно пообещал я.

– Лучше бы про космос написал, – буркнул боксер.

– У него батя – товаровед, – сдал боксера с потрохами Вовка. – Торгаш!

– В нашей стране любой труд является почетным, – встал я на защиту отпрыска будущего самого важного человека на районе – вот наберет дефицит обороты, и все сразу это поймут.

Артем, к моему удивлению, благодарно на меня посмотрел. Да он же комплексует!

Кстати…

– А к вам на бокс записаться можно? Когда ребра заживут.

– У нас всех отличников берут, – кивнул Артем и подозрительно спросил, покосившись на Олю: – А тебе зачем?

– Если на меня в следующий раз машина нестись будет, я ей ка-а-ак втащу!

Ребята заржали, мне такая реакция понравилась, и остаток чаепития я, к огромной их радости, травил анекдоты. Напоследок они пообещали навещать меня чаще и пошли на улицу. Ну что, надо воровать книжку дальше!

Глава 3

После ухода ребят я наконец-то додумался залезть в документы – как-то и в голову не пришло, что в СССР их уже освоили. Зарывшись в шкаф, откопал свое свидетельство о рождении.

Все так: Андропов Сергей Владимирович, дата рождения – тридцатое августа 1955 года. День рождения не за горами!

Мать – Ткачева Наталья Николаевна, 02.01.1940 г. р.

Отец – Андропов Владимир Юрьевич, 01.01.1940 г. р.

Один день разницы и «залет» в четырнадцать маминых лет. А еще – запрет абортов в тот исторический период. Повезло моему реципиенту – мог и не появиться на этот свет. Маму о влиянии запрета на ее судьбу, конечно же, спрашивать не буду – плохая тема для разговора.

Однако яснее не стало – «скриншот» «википедии» из головы говорит про рождение Владимира в сороковом году, но, увы, автор странички не осилил указать точную дату. Что ж, едва ли мы бы жили в коммуналке со всемогущим дедушкой, значит, и вправду однофамильцы. А было бы жутко прикольно! Получается, я ранний ребенок, но на «ошибку молодости» совсем не похож – мама буквально на цыпочках вокруг меня бегает.

Вечером она пришла расстроенная – пыталась скрывать, конечно, но я же вижу.

– Случилось что-то?

– Нет, все хорошо, – попыталась она отмазаться.

– Но я же вижу, что ты грустная, – не сдался я.

– Да козлы! – раздраженно махнула она рукой и пошла за ширму переодеваться. – «Нет на август путевок!» – передразнила кого-то. – Сволочи профсоюзные, сами-то с санаториев не вылезают, а здесь ребенок… – осеклась и грустно вздохнула.

В лагерь меня отправить хотела, подлечиться.

– Там, поди, на два года вперед все расписано, – предположил я.

– Как бы не на пятилетку, – согласилась мама, появляясь из-за ширмы.

Задумчиво на меня посмотрела и решительно кивнула:

– Мы с тобой на следующее лето в Крым поедем! Дикарями!

– В палатке будем жить? Из котелка питаться? – сымитировал я сыновний энтузиазм.

– И ночью в море плавать! – с улыбкой добавила мама Наташа, и мы отправились ужинать.

– Как ребятам твоя книжка? – спросила она, проглотив ложку борща – сегодня у нас именно он.

– Очень понравилась, – без ложной скромности признался я.

– Давай я сама первую тетрадку Антонине Петровне отнесу, – предложила мама.

– А как я ей первого сентября цветы дарить буду, не познакомившись? – придумал я вялую отмазку.

Страшно активизироваться вот так сразу. Мне бы в школу походить, друзей завести… Ну уж нет. Прокрастинации – бой!

– Еще успеешь, – грустно улыбнулась мама.

– Неси, – решился я. – Под лежачий камень вода не течет.

– Верно, – одобрила она.

Сразу после ужина она позвонила классной руководительнице и, не откладывая в долгий ящик, понесла тетрадку. Я же прилег дописывать вторую. Хорошая продуктивность объясняется просто – сидеть дома в эти времена просто жуть как скучно! Книги с полок я читал почти все – кроме Ленина и Маркса. Как-то вот не довелось. Но теперь, с учетом вновь открывшихся обстоятельств, надо будет скушать и частично зазубрить – у нас же здесь теократия, и без цитирования канонических текстов уважения мне не будет.

* * *

Антонина Петровна, которая сейчас в отпуске, пришла следующим же утром. Классная руководительница оказалась женщиной под пятьдесят, полуседые волосы собраны в «бублик», на глазах – очки в неудобной на вид оправе. Одета она была в закрытое летнее белое платье, расписанное цветочками.

– Здравствуйте! – поприветствовал я гостью.

– Здравствуй. Ты меня не помнишь, Сережа? – первым делом спросила она.

– Извините, – покачал я головой.

Она вошла в комнату, я закрыл дверь и предложил:

– Чаю?

– Спасибо, но не стоит, – отказалась она и посмотрела на диван.

– Присаживайтесь, – запоздало предложил я.

Она уселась, поставила на колени сумочку, я аккуратно опустился рядом.

– Тогда давай знакомиться! – жизнерадостно заявила она. – Меня зовут Антониной Петровной, я – классный руководитель бывшего шестого «бэ» и будущего седьмого.

Да я же семиклассник! Это потому, что в школу пошел в семь лет – повезло мне в августе родиться, а не в октябре, пришлось бы еще год ждать – а начальная школа в эти времена четыре года, вот и «натикало», так сказать. Если не принимать во внимание потенциальный экстернат, учиться мне еще минимум четыре года – десятилетка же обязательная.

– А я Сергей, если сдам экзамены в августе, буду учиться в вашем классе, – представился я в ответ.

– Повезло тебе тридцатого августа успеть родиться! – улыбнулась. – Родись ты после пятнадцатого сентября, пришлось бы в первый класс в восемь лет идти. – И спросила: – А ты школьную программу помнишь?

– Помню, но немецкий как корова языком слизнула, – развел я руками. – Мама принесла мне пару самоучителей, постараюсь освоить заново хотя бы на троечку.

– Моя подруга преподает немецкий на дому, – предложила репетиторские услуги классная руководительница.

– Мама говорила, но я сначала сам попробую, – отказался я. – Алфавит уже выучил! – похвастался достижениями.

А чего мне, с абсолютной памятью? Открыл, «сфотографировал», и все – уже в голове. Мне теперь секретные документы лучше даже мельком не показывать – «развидеть» уже не получится.

– Ну, если что, мой номер у вас есть, – проявила она понимание и достала из сумочки тетрадку. – Я тебе ее не отдам, – заявила она.

– Потому что понесете дальше? – с улыбкой предположил я.

– Именно! Я в районо пойду, но только ты обязательно продолжение пиши.

– А вот, дописал вторую вчера, – выдал классной руководительнице вторую тетрадь.

– Только, Сережа… – Она замялась. – Тебе точно мама не помогала?

– Совершенно точно! – покачал я головой. – Если хотите, прямо сейчас займусь третьей тетрадкой.

– Я тебе верю, но лучше проверить, – согласилась она.

Делать нечего – уселся за стол и начал возить карандашиком по бумаге. Карандашом удобнее, стер и исправил, если что не так. Прошло минут сорок, когда Антонина Петровна сочла эксперимент успешным. Ознакомившись с содержимым, убедилась, что это то же самое, и пообещала позвонить, когда у нее будут новости. Науськанный мамой, подарил ей на прощание шоколадку – за суету, так сказать.

Не желая проблем, честно засел за немецкий.

– …Ду… Ду хаст… – отложив «впитанные» самоучители, с гитарой валялся на диване.

– Шпрехен зи дойч? – весело спросила мама, входя в комнату.

– О, я! – подтвердил я.

– Я в школе тоже его учила, – по-немецки сообщила родительница.

– А я вроде вернул и еще добавил сверху, – выговорил я на том же языке.

Акцент придется долго вытравливать, но так даже лучше – добавляет хоть какого-то реализма.

– А что за песня? – спросила она.

– Да так, балуюсь, – отложил я инструмент. – Антонина Петровна…

– Отнесла книгу в районо, – кивнула она. – Знаю! Только ты теперь ни в коем случае не бросай.

– Не брошу, – заверил я ее.

Будто у меня занятий много!

– Ну-ка давай проверим наш немецкий, – подхватив самоучитель, мама приземлилась рядом.

* * *

Выйти из дома первый раз я решился первого августа. Ребра не беспокоили уже почти неделю, и я старательно откладывал этот момент как мог, но теперь нужно ехать делать рентген. Действо состоится в Детской городской поликлинике, к которой я «прикреплен». Идти совсем недалеко – буквально пяток кварталов. После облучения взявшая отгул мама поведет меня в пресловутое районо – пить чай с Антониной Петровной и важными тетеньками: «Миша Добрин» им понравился, поэтому будем решать, что делать дальше.

День обещает быть жарким, поэтому надел синюю футболку, зеленые шорты и отечественные, по ощущениям – деревянные сандалии. Мама нарядилась в светлое клетчатое платье и бежевые туфельки. На голову мне положена кепка, ей – белая шляпка с искусственным цветочком.

– Такая вся летняя и воздушная! – отвесил я родительнице комплимент.

– Вот спасибо! – хихикнула она, и мы вышли в подъезд.

Его я видел, поэтому неинтересно. На двор тоже насмотрелся – из окна. Между двух домов расположена детская площадка – песочница, металлические горка, турники, брусья и опоры для натянутых веревок – в числе прочих сушатся здесь и наши вещи. Никто не ворует, нет – а кому оно надо? Редкие обладатели джинсов драгоценные штаны сушат дома. У домов и на площадке – окрашенные синей краской скамейки. Тут и там растут развесистые тополя. Неподалеку от выезда со двора припаркован одинокий «Москвич».

Помахал рукой с невыносимой скукой на лице наблюдающему за болтающимся на турнике младшим братом Артему. Тот обрадовался и начал вставать, но за мной из подъезда появилась мама, и боксеру пришлось плюхнуться обратно. Не судьба!

Покинув двор, выбрались на улицу Короленко и пошли вдоль нее. Обилие зелени оживляло пейзаж, но в целом – серенько! Нет рекламы, нет ярких витрин. Да ничего нет – даже фонари висят редко. Мрачновато здесь по ночам. Буду стараться долго не гулять – ну его на фиг, зарежут еще начинающего попаданца.

Улица просто пронзительно пуста, и, кроме редко прогуливающихся пенсионеров и играющих во дворах детей, не встретилось совсем никого – рабочий день же. Автомобильный трафик отсутствовал как таковой – тупо пустая дорога, хоть в лапту играй. С машинами вообще беда – по пути к Стромынке (такая улица) насчитал всего пяток образчиков. Эта улица была уже оживленнее – даже трамвай проехал! Помимо него, время от времени проезжали грузовики разного тоннажа и совсем редко – легковушки.

Перешли дорогу, прогулялись по дворам и вошли в обшарпанную, пахнущую хлоркой – а чем еще? – поликлинику. Уши сразу наполнились детским плачем, шумом тихих разговоров и редкими окриками. Отстояв очередь в регистратуру, отстояли очередь к травматологу, который отправил нас стоять в очереди на рентген. Некоторые вещи в родной стране совсем не изменились.

Снимок отдавать сразу никто и не подумал – придется прийти сюда завтра, уже с тетей Надей в качестве сопровождающей – отгулы у мамы не резиновые. По пути в районо, не удержавшись, угостились мороженым. Вкусно, блин! Вот и районо – старая кирпичная двухэтажка с плотно засаженной елями территорией. Кусочек был отдан под парковку – два «Москвича» и один «Запорожец». Невелики шишки, получается, раз «Волгу» не выделили. Мама быстренько меня просветила:

– Главный сейчас в отпуске, поэтому нас примет его заместитель – Степанида Ивановна.

– Запомнил! – отрапортовал я, и мы по крылечку из выщербленного мрамора вошли в очередное казенное здание.

Да что ж у вас с ремонтом-то так плохо?

– Нам к Степаниде Ивановне, – доложила мама бабушке-вахтеру.

– А, маленький писатель! – сверкнула она очками. – Проходите в 203-й.

Поблагодарили и пошли.

– Может ли человек быть великим на первом этаже? – глубокомысленно заметил я на лестнице.

– Это ты хорошо придумал, – хихикнула мама.

Постучали – можно? – и вошли в кабинет.

Вот тут обстановка уже получше – даже обитый дерматином диван есть! Еще – настоящая пальма в кадке, канцелярские шкафы, печатная машинка на столе секретаря – отдельной площади ей, видимо, не полагается – и женщина со строгим лицом в очках в почему-то показавшейся импортной оправе, в белой блузке и черной юбке. Волосы заплетены в косу, немножко омолаживая эту даму «за сорок».

Кроме этих двоих, в помещении нашлись классная руководительница и симпатичная девочка – моя ровесница, одетая в юбку, гольфики, белую рубаху с длинным рукавом и пионерский галстук. Черные волосы собраны в две косички, рядом на столе лежит красная пилотка. На левом рукаве, над пионерским значком – матерчатая полоска с тремя маленькими пластиковыми красными звездочками. Мне почему-то стало неловко – на мне-то галстука нет!

– Здравствуйте, – поздоровались все со всеми, и нам с мамой предложили присесть.

– Я – Степанида Ивановна, – представилась и. о. начальника. – С Антониной Петровной вы знакомы. Это – Алла Викторовна, мой секретарь, а здесь у нас… – Указала на мою ровесницу: – Солнцева Екатерина, член районного пионерского штаба.

Ути боже, какие мы важные!

– Наталья Николаевна, – представилась мама. – Это Сережа.

– Наш начинающий писатель, – добавила хозяйка кабинета.

– Хорошую ты сказку написал, Андропов! – с улыбкой похвалила меня пионерка.

– Спасибо! – поблагодарил я.

– Так… – Степанида Ивановна залезла в стол и достала оттуда пять тетрадок – именно столько занял первый том. – Это я возвращаю, Аля копию напечатала.

– Спасибо! – поблагодарил я обеих, пока мама убирала драгоценные рукописи в сумочку.

– С этой копией я пойду в гороно, – поделилась планом начальница. – А уже они, если им понравится – а им обязательно понравится, – добавила она с улыбкой, – отправятся дальше, до самого «Детгиза».

– Спасибо вам огромное! – снова поблагодарил я, а мама выставила на стол конфеты – «чаю попить».

Оплату приняли как должное, и в дело вступила моя ровесница:

– Через неделю у нас в ДК мероприятие, посвященное безопасности дорожного движения. Я бы хотела попросить тебя прийти и рассказать про аварию.

Бесплатная известность нам нужна!

– Саму аварию я не помню, – признался я. – Но могу рассказать, как невесело после нее выздоравливать.

– Годится! – одобрила девушка и грустно вздохнула: – Ты и вправду все забыл.

– Мы в одном классе учимся? – предположил я.

– Да! Я – твоя староста, – раскрыла она свою личность.

– Извини, – покаялся я.

– Ничего, ты же просто болеешь, – со светлой улыбкой покачала она головой.

– А расскажи, пожалуйста, Сережа, как ты такую сказку придумал? – перешла к более актуальной теме Степанида Ивановна.

В ответ я толкнул десятиминутную речугу на тему «фашизм», «геноцид», «правящие элиты», «несправедливость капиталистической системы» и так далее. К ее концу глаза у всех присутствующих были размером с пятак.

– А может, ты с первого сентября будешь политинформацию проводить? – ловко воспользовалась моментом новообретенная староста.

– Могу попробовать, – не стал отказываться я.

Мне же в партию вступать, такой пункт в резюме лишним явно не будет. Кроме того – как отказать такой милахе? Жаль, мала, но я готов подождать пару лет.

– Что ж, – кашлянув в кулачок, вынесла вердикт и. о. – Теперь у меня не осталось никаких сомнений – ты действительно способен написать такое. Извините, – покаялась перед нами с мамой.

Заверили, что ничего страшного, и пионерка вызвалась проводить меня до дома. Посмотрел на маму, получил одобрительный кивок, попрощался, и мы покинули кабинет.

– А ты правда ничего не помнишь? – спросила спутница, сложив ручки за спиной и заглядывая мне в лицо.

Какое замечательное любопытство в голубых глазках!

– «Ничего» – это слишком сильно, – уточнил я. – Я помню все, что не касается меня и окружающих меня людей. Еще разговариваю странно и почерк сильно испортился, – добавил то, что слышал от других.

– Бедняжка! – сочувственно вздохнула она. – А школьные предметы?

– Экзамен точно сдам, – уверенно кивнул я.

– Ты всегда хорошо учился, – покивала девочка и попрощалась с вахтершей: – До свидания, теть Свет!

– До свидания! – попрощался и я.

Бабушка махнула нам рукой, и мы вышли в пахнущее тополями лето. Новая жизнь мне очень нравится!

– Чего это ты такой довольный? – заподозрила неладное Катя.

– Дома месяц сидел, – улыбнулся я. – А ведь каникулы! Радуюсь, что гулять можно. – И предложил: – Может, лучше я тебя провожу?

– Мне в ДК нужно, – заметила она.

– И хорошо – как раз покажешь, где он. Город-то я тоже забыл, – развел руками.

– А ты не заблудишься? – проявила она заботу.

– Не тайга же! – самоуверенно фыркнул я и спросил: – А в этом ДК английскому учат?

– В нашем ДК, – поправила меня Катя. – Там все есть – и английский, и французский, и немецкий, и испанский, и даже японский, но на него мало кто ходит – там эти, роглифы!

– Иероглифы, – поправил я.

Девушка покраснела и фыркнула:

– Просто оговорилась!

Гордо поправив косу, она ускорила шаг. Пришлось ускориться и мне.

– А как проводят политинформацию? – спросил я.

– Ты и это забыл? – вернулась она к прежнему любопытному режиму. – Но я подумала…

– Я мылю глобально! – широко развел я руками.

– «Мыслю»! – захихикала она, прикрыв рот ладошками.

– Оговорился, – улыбнулся я. – А вот некоторые социально-общественные знания и навыки утеряны. Возьмешь надо мной шефство?

– Возьму, – с улыбкой пообещала она. – Например, можно взять газету и рассказать о том, что в ней написано.

Чисто как комментаторы новостей в ютубе.

– Это я могу! А почему никто из класса меня не навещал?

Девушка осеклась и устремила взор на асфальт:

– Я только вчера вернулась из деревни, все лето там просидела. А ребята… – Шаркнула сандаликом. – Тоже, наверное, разъехались?

Добрая какая! Ладно, так и запишем – Сережа с одноклассниками не шибко ладит. Странно даже – вроде по советским меркам образцовый школьник.

– Ты мрачный был, – видимо проиграв схватку с совестью, вздохнула Катя. – Нелюдимый совсем. Смотрю на тебя и не узнаю – как подменили! – Просветлев, убедила саму себя: – Ничего, я слышала, что у творческих людей такое бывает. Как Ньютону яблоко на голову упало, только тебя – машиной задавило, – хихикнула она и осеклась.

– Смешно! – улыбнулся ей я, и Катя расслабилась.

Вот и клуб Русакова Союза Коммунальников, по совместительству – «Школа Коммунизма» и «Профсоюзы» – именно эти надписи были отлиты на выступающих архитектурных элементах здания.

– Прекрасный образчик конструктивизма, – заметил я.

– Архитектор – Константин Степанович Мельников, – добавила Катя, и мы вошли в прохладное после уличной духоты здание.

– Языки – на третьем этаже, – поведала спутница после обмена приветствиями с дежурной бабушкой. – Пойдем, я покажу!

К моему огромному удивлению, она схватила меня за руку и потащила вверх по лестнице. Ничего такого, само собой, но все равно приятно!

– Ну что, куда будешь записываться? – обернувшись, спросила она.

– На английский пока, а там видно будет, – честно признался я.

«Роглифы» я бы поучил – там много технически вкусных штук, может, и получится наладить обмен на ворованную интеллектуальную собственность из будущего. Но это уже потом – сначала делаем вид, что осваиваем инглиш.

Взяли меня без проблем, и теперь трижды в неделю буду ходить сюда, заниматься. Мне даже выдали учебник – щедра советская власть. Катя предложение тоже записаться отклонила, и мы с ней попрощались на лестничной площадке второго этажа:

– Мне – туда, – показала она рукой на проход.

– Тогда до встречи! – махнул я ей. – Спасибо, что показала, как тут и что.

– Пока! – махнула она в ответ.

Покинув ДК, хлопнул себя по лбу и вернулся. Спросив у бабули, где тут музыке учат, записался еще и на гитару: дед Леша – это замечательно, но лучше вот так. Вот теперь все, можно идти домой.