Текст книги "Самый лучший пионер. Том 2"

Глава 2

Обычая обращаться к народу под Новый год советские правители еще не изобрели, поэтому поздравляло нас, так сказать, коллективное бессознательное – обращение зачитали совместное, от имени ЦК КПСС, Верховного Совета и Совета министров СССР. А где-то в морге тем временем как минимум один грустный Громыко смотрит на своего покойного зама, а как максимум – это делает еще множество людей. Параллельно, в ряде МИДовских квартир, Новый год встречают с новыми надеждами – когда умирает настолько важный чиновник, открывается целая куча карьерных возможностей. Фурцеву жалко – будет встречать праздник чуть ли не рядом с гробом.

Но выкинем из головы – я-то причем?

– Вкусно? – с улыбкой спросила уминающего картошку с котлетами меня сидящая справа мама.

Слева сидит Таня, за ней – ее мама и папа. Напротив, на диване (там на самом деле не удобно, поэтому законы гостеприимства сыграли нам с родительницей на руку) – семья Судоплатовых, начиная с одетого в костюм Павла Анатольевича. В тюрьме он ослеп на один глаз и пережил три инфаркта. Инвалид второй группы, а до этого успешно несколько лет притворялся сумасшедшим. Даже представлять не хочу, как его в дурке «лечили». Сломать так и не вышло – выправка строгая, плечи – широко расправлены, зрячий глаз словно душу наизнанку вытряхивает. Хорошо, что Павел Анатольевич особо не всматривался – Сережа же пионер, вон какая лыба, чего в нем ковыряться?

Далее – Эмма Карловна, в девичестве – Кримкер. Подполковник госбезопасности, между прочим, но внешне – фиг догадаешься: обычная седеющая дама почти пожилых лет и очень интеллигентными манерами. Одета в темно-серое закрытое платье, на шее – нарядно вышитый платочек, на руках, кроме обручального кольца, ни одного украшения. Пришли они с дядей Толей, а дядя Андрей – второй сын старших Судоплатовых со своей женой остались отмечать Новый год вдвоем, в пустой Судоплатовской квартире – мы там были в гостях, знакомились, тоже хорошие люди, как и новые дедушка и бабушка. Бывает же такое, что в семье ни одного урода? Повезло, что кровный отец-алкаш с нами не живет, ой не факт, что я бы это терпел. А в Сокольниках укромных уголков хватает.

– Вкусно! – подтвердил я маме.

– Вот, возьми еще это и это! – положила она мне салатов.

– И мне! – разохотился Павел Анатольевич.

– Очень вкусно, Наташенька, – похвалила Эмма Карловна.

Мама просветлела и положила свёкру добавочки.

Все хорошо и мирно – именно так, как мне нравится больше всего!

А вот Голубой Огонек не понравился совсем. Не знаю, что там было в прошлые годы – а зачем мне это было смотреть? – но конкретно нынешний прямо удручает. Это же натурально уровень школьной самодеятельности! И он очень сильно вряд ли вырастет в ближайшие годы. Вывод – я туда не хочу! Это же полный старперский отстой! С другой стороны – а чего я ждал? Карликов, великанов и бородатых женщин? Взрослым и Тане, впрочем, очень нравится, и даже три «баритона» с унылыми песнями подряд им нипочем, а у меня уже уши вянут. А еще им добавляет интереса ожидание Зыкиной и Хиля с песнями на стихи Сергея Владимировича Ткачёва и музыку его же и Александры Николаевны Пахмутовой. Еще была ее песня в соавторстве с Добронравовым – «Голос Родины, голос России», ею Голубой огонек и открывался. Баритон, да!

На общем фоне Хиль с детским хором центрального Дома железнодорожников и «дважды-два – четыре» смотрелись откровенно чужеродно, потому что, казалось, телевизионщикам приказали убрать все веселье. Это всегда так, или из-за Праги? Спросим!

– А нынешний Голубой огонек хуже или лучше прежних? Я их не помню, к сожалению. Это я не про наши с Александрой Николаевной песни – они не в счет! – на всякий случай уточнил я.

Взрослые разулыбались – скромничает мальчик! – и поделились мнением – маме и дяде Толе прошлые нравятся больше, а деда Паша «откинулся» только в этом году, поэтому не знает. Эмме Карловне нравится нынешний – она вообще считает, что хорошего баритона не бывает много. Родителям Тани старые огоньки тоже нравятся больше.

После классики в виде отрывка из оперы «Кармен» – вот это я бы из эфира точно выкинул, на*уй он нужен? Я что, в оперу на целую «Кармен» не схожу? – стало немного интересно, потому что показали отрывок выступления цирка животных. Таня в восторге, а меня в прошлой жизни цирк веселить перестал годам к одиннадцати, но у меня-то контент был, а не Голубой огонек с баритонами раз в год. Надо будет ее в цирк Никулина сводить. Может и с самим познакомиться получится? Цирк сменил фортепианист-виртуоз Симон Каган. Жарит как надо, но репертуарчик ограниченному мне не понять, зато пожилые Судоплатовы прямо тащатся. После дедушки-виртуоза вновь показали деточек – в этот раз без взрослых певцов, с песней про «Аврору». Дедушка с бабушкой немного взгрустнули и похвалили меня вместе с остальными – во как, уже две песни показали!

Про «государевы дела» с дедом Пашей принципиально не разговариваю, но потихонечку подбиваю его засесть за пересказ своей интересной жизни в художественной форме, а он отшучивается – ну не делиться же со светлоликим пионером уверенностью в том, что его никогда и ни за что не напечатают? Особенно теперь, когда есть неприятный инцидент с зэком-Солженицыным и общее закручивание гаек из-за Дубчека. Я мог бы наобещать деду Паше много всего – и печатные мощности, и реабилитацию, и рано или поздно это все сбудется, но зачем? Лучше потом обрадую, когда все будет готово, зачем попусту воздух сотрясать?

– Странный ты, Сережка – вон уже третий раз твою песню крутят, – прокомментировал он поющую про «Три белых коня» Зыкину на экране. – А ты будто и не рад!

– Я всю радость уже испытал, когда меня вообще до информационного пространства допустили, – пожал плечами я. – Телевизор – это здорово, но я же знал, что покажут, поэтому не удивлен.

Зыкина оказалась единственной, кому дозволили спеть две песни, а вторую еще и про любовь – те самые «Рябиновые бусы», из-за которых меня заклеймили пессимистом. Нормально, проверка всесоюзного масштаба пройдена, можно работать дальше. Буду на следующем Голубом огоньке как маленький Децл с Кобзоном плясать. А вот и он сам, исполняет про «Ленина, партию и комсомол». Тут уже без Пахмутовой – воровать так воровать, а «стихи и музыка – Сергея Владимировича Ткачева». Николай Николаевич новый гимн СССР уже сочинил – оказалось достаточным просто сказать ему, что так можно, и остальное он сделал сам. После праздников понесет – «как на казнь», по его собственным словам.

Досмотрели передачу – еще понравился Райкин и эстонский вокальный девичий ансамбль, которому разрешили, так сказать, чуть более фривольную песенку, чем другим: вот так вот русский народ колонизирует и угнетает, давая чужим больше, чем своим – и пошли прогревать «Москвича» – дядя Толя повезет родителей домой. С неба падал снег, отовсюду доносились веселый смех и поздравления друг другу с Новым годом. Гуляющих – толпы, все как и в моем времени, в общем-то, только фейерверков нет, а веселье более веселое, как бы тупо это не звучало. Деда Паша не стеснялся ловить языком снежинки – гвозди бы из таких людей делать!

* * *

Сидя в кресле в уютном кабинете Александры Николаевны Пахмутовой, я пил чай и рассказывал о том, как глубоко меня травмировало горе Екатерины Алексеевны.

– Поэтому сочинилась грустная песня! Покажу?

Композитор кивнула, и я показал «Ноктюрн» https://www.youtube.com/watch?v=znBgOs1HXjk&ab_channel=%D0%A1%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D1%82%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B5%D1%82%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5.%D0%93%D0%9E%D0%A1%D0%A2%D0%95%D0%9B%D0%95%D0%A0%D0%90%D0%94%D0%98%D0%9E%D0%A4%D0%9E%D0%9D%D0%94

Александра Николаевна прикрыла глаза, заулыбалась и слушала песню немножко покачиваясь в такт мелодии. По завершении «прозрела» и одобрила:

– Екатерине Алексеевне такой подарок точно поможет! Надо Магомаеву позвонить, – решила она и начала вставать.

Магомаева брать можно – его «опала» из-за левых гонораров прошла, сам дед Юра заступился. А Фурцева и рада была «прогнуться» – это же ее любимый певец! Говорит всем наверное, как он осознал и исправился. Странно, что дед, которому нравится Высоцкий, не попросит Екатерину Алексеевну и за него. Слишком рискованно или сильно много за это останется должен? Я на встрече об этом ничего, конечно, не скажу – рано, и сразу дедушка руль от страны мне не выдаст.

Позвонив, Пахмутова меня мощно «расстроила»:

– Он на гастролях, и прилетит только послезавтра.

Не успеваю, значит – сегодня уже второе число. Она ведь знает, что я уезжаю в «санаторий».

– Ну ничего страшного, в другой раз с Муслимом Магомедовичем познакомлюсь. Давайте запишем тогда, и я побегу с девочкой гулять?

– С какой девочкой? – заинтересовалась Александра Николаевна, выдавая мне нотную бумагу и карандашик.

– С японкой советского происхождения, – похвастался я, записывая песню. – Саяка зовут, для друзей – Сойка.

– Удивительно! Чистокровная?

– Дочь военнопленного и его японской жены, – подтвердил я. – Но Сойка родилась и выросла здесь.

– Повезло тебе, – с улыбкой порадовалась она за меня.

– Да, не удивлюсь, если во всей Москве она одна такая. Про страну ничего не скажу – она у нас очень большая. – закончив, протянул Пахмутовой запись и попросил. – Александра Николаевна, а можно жутко нескромный вопрос задать? Я никому ничего не скажу, мне сугубо в образовательных целях.

– Это какой? – поощрительно улыбнулась она.

– А сколько у вас денег? Мне вот за песни за три месяца больше тридцати тысяч накапало. А вы, извините, в этом деле очень давно, и песни ваши звучат от Калининграда до Сахалина, и это я еще страны-союзники в расчет не беру.

– Тебе деньги нужны? Много? Кто-то вымогает? – озабоченно спросила она.

– Говорю же – в общеобразовательных целях! – с улыбкой покачал я головой. – У нас все есть и все хорошо, но меня тронула ваша забота.

Пахмутова поправила лежащий на плечах платочек и смущенно призналась:

– Много.

Такой вот он, СССР – неприлично много денег иметь. Да тут по факту столько и не нужно – откровенной нищеты я не видел. Нищета – это когда жрать нечего, имею ввиду. Ну и сильно оборванных тоже нет – пусть и не очень стильных, но шмоток полно.

– Сколькизначная сумма? – не сдался я.

– Шести, – скорбно вздохнула Александра Николаевна.

– Близко к семи?

– Довольно близко! – уже раздраженно ответила она и всплеснула ручками. – А что я сделаю? Знаешь, сколько детдомов мы с Николаем Николаевичем объездили? А сколько я в Фонд Мира отправляю? Да я уже в сберкассу не хожу, потому что хочется кричать на кассиршу «Горшочек, не вари»!

– Александра Николаевна, да я же вас ни в чем не упрекаю! – кинулся я ее утешать. – Оно же само приходит, от государства. Вы-то здесь причем? Честно заработали же, своим талантом и умениями! У меня со временем не меньше будет. А зачем вы в детдома сами ездили? Можно же через сберкассу?

– С детьми играть тоже через сберкассу? – фыркнула она.

Я ощутил, как у меня краснеют уши. Удобно, конечно, денег дал и типа хороший.

– И вообще – через сберкассу может и не дойти, – понизив голос, поведала Александра Николаевна удивительное.

Даже здесь воруют чтоли?! Совсем о*уели?!!

– Так что, Сережа, лучше съезди и сам с заведующими поговори – они скажут, чего им не хватает. Лучше купить и привезти сразу вещи.

– Спасибо, так и сделаю в следующий раз! – кивнул я. – Пойду я, спасибо, Александра Николаевна.

– Ну беги. Маме привет передавай! – наказала она мне вслед.

* * *

С тортом «Наполеон» в руках направляясь к дому Саяки в полдень третьего января, повторял про себя полученные от нее инструкции: «Мама и папа долго жили в СССР, поэтому не переживай сделать что-то не так. Но они все-таки японцы, поэтому, пожалуйста, не удивляйся и не обижайся, если они начнут задавать странные вопросы».

Про знакомство с японскими родителями я в прошлой жизни смотрел видосы на ютубе. Просто от скуки, тогда казалось абсолютно бесполезной информацией. И смотри-ка, пригодилось! Зашел в подъезд, на лифте доехал до пятого этажа, вышел из кабины, поправил волосы и галстук – я пришел в костюме, да! – и позвонил в нужную дверь.

Открыл мне, судя по узким глазам за очками в роговой оправе, немного вытянутому гладковыбритому лицу и полуседым волосам, японский отец. Сантиметров на десять меня выше всего. А вот дяде Толе я до середины плеча едва-едва достаю. Фигня, мама у меня высокая – сантиметров на пять ниже отчима – значит и мне еще расти и расти. Одет в уморительно смотрящиеся на нем советские тельняшку и синие треники. Не осуждаю – дома каждый волен ходить так, как ему нравится.

– Коничива, – старательно выговорил я и поклонился так, как по моей просьбе научила Сойка.

– Коничива, – без тени улыбки важно кивнул он мне и велел. – Заходи, Сергей.

Я зашел, встретил в коридоре маму Саяки – черные волосы, карие глаза весело смотрят из щелочек на симпатичном, почти лишенном морщин, лице. Ростом на пару сантиметров выше меня. Такой Соечка и будет, получается. Впрочем, с питанием в наши времена получше, может и перерастет. Фигурой, как ни странно, уже переросла – мама у нее совсем плоская. Одета в закрытое черное платье – это у них праздничный цвет, как бы нескромно не прозвучало.

– Коничива! – отвесил я поклон и ей, и с поклоном же протянул двумя руками торт. – Поздравляю вашу семью с прошедшим Новым годом!

Глава семьи – у них тут типа патриархат, но, по словам Сойки, вертят они им как хотят – недовольно пожевал губами, но обижаться на меня за неправильную выдачу подарка не стал и закрыл за нами дверь. Тоже подарок заслужил, получается!

Сняв со спины портфель, достал оттуда вырезанную из янтаря небольшую фигурку тигра:

– Наше знакомство – честь для меня, Каташи Ичирович (а что мне его, «-саном» погонять?). Пожалуйста, примите этот маленький сувенир в его честь! – и тоже с поклоном и двумя руками.

– Ты сам это вырезал? – спросил он, не спеша принимать подарок.

– Нет, я это честно купил, – честно ответил я. – На честно заработанные собственным трудом деньги.

Я же «фарцовщик».

– В таком случае спасибо, – сухо поблагодарил он и соблаговолил взять статуэтку.

Смешной такой! «А у меня тесть – японец, ух строгий!».

– Простите, не представился как полагается – нервничаю! – с покаянной улыбкой развел я руками и полез в карман. – Сережа Ткачёв, писатель! – предъявил главе семейства книжку члена союза писателей в открытом виде.

Не удержавшись, Эйка Кацуевна едва слышно хихикнула на потрясающую гамму эмоций на лице мужа. Я убрал книжку, он откашлялся:

– Такой успех в столь юном возрасте по-настоящему поразителен!

Столь же поразителен, как и стремительно преображающийся из сурового, решившего «наставить меня на путь истинный» изваяния в радушного мужика средних лет глава семейства!

– Теперь я понимаю, что моя дочь имела ввиду, когда говорила, что все эти подарки для тебя мелочь, – с явным облегчением добавил он.

Теперь-то все, жизнь удалась, и доченька супер надежно устроена. Не осуждаю и сугубо одобряю такой подход, когда дело касается любимого меня – я ведь тут именно за этим, а главное – мне целиком и полностью можно доверять, я же хороший.

– Пойдем в гостиную, Сережа, – пригласила к этому моменту раздевшегося – пальто на вешалку повесил лично тесть! – меня тёща и указала на дверь. – Ванная у нас здесь!

Помыв руки, отправился в комнату, ко всем. Диван – сейчас сложен, но на нем здесь и спят, кровати-то нет, пара кресел и разложенный стол-«книжка», уставленный, судя по виду, приготовленными по японским рецептам советскими продуктами. Имеется и стенка с черно-белым телевизором, под ногами – мягкий ковер стандартной советской геометрической раскраски. А вот и Соечка – сидит на диване, рядом с мамой, одета – о боже мой! – в юкату с красно-золотым узором. Волосы собраны в высокую сложную прическу, щечки – немножко подбелены. Устроили мне тут облегченную версию средневековых смотрин! С другой стороны – выглядит Саяка просто ух как!

– Привет, – поздоровался я с ней одними губами, она едва заметно улыбнулась.

Стоящий у стола Каташи Ичирович махнул рукой на стул напротив своего – во главе, так сказать – и уселся. Сел и я, немножко покушали – хозяева разочарованно вздохнули, когда я сразу же «научился» пользоваться палочками, видимо привыкли потешаться над гостями – очень вкусного минтая (как будто вывернутый наизнанку в плане съедобности школьный!), риса и супа из морской капусты.

– Как у вас так получается, Эйка Кацуевна? Это же те же продукты, что и везде, но вкус совершенно потрясающий!

– Просто ты никогда не жил у моря, Сережа! – «л» в ее устах немного отдавал в «р», но в целом акцента почти не ощущалось.

А вот в глазах и улыбке – легкая тоска. По морю, надо полагать. Домик в Крыму подойдет? Я ведь могу!

– Тогда я не буду просить у вас рецепт, – подыграл я.

– Наша Саяка готовит ничуть не хуже! – прорекламировала она доченьку.

Да пусть хоть совсем беспомощная, готовить я и сам умею, но так, само собой, лучше.

– Это – очень здорово!

Глава семьи кашлянул, налил мне и дочери лимонада, себе и жене – грузинского вина. Обычай «чокаться» данными японцами освоен, поэтому выпили за знакомство, и слово взял Каташи Ичирович:

– Я – человек старых привычек, поэтому предпочитаю старые книги, – он обвел рукой стенку, целиком набитую книгами. Часть – с иероглифами на корешках. – Поэтому, прости, но твоих я не читал. Мои жена и дочь, – голосом заставил он дам поежиться. – Я полагаю, читали твои произведения?

А вот у него акцента нет вовсе.

– Читали. Они очень хороши, – ответила Эйка за обеих. – Но ты много раз слышал его песни, по радио.

– А, Сергей Ткачев! – дошло до мужика. – А ты еще и член союза композиторов?

– Да! – ответил я и показал вторую корочку.

– Удивительно! – сделал японец единственный возможный вывод. – Моя дочь рассказывала, что ты пытаешься учить японский язык?

На японском я и ответил, стараясь минимизировать акцент:

– Да. Мне очень нравится его фонетика. Когда нужно – он звучит благородно и возвышенно. Когда нужно – тихо и доверительно. Не говоря уже о том, что когда на нем разговаривает ваша дочь, мои уши радуются так, будто наслаждаются лучшими творениями эпохи Эдо.

Хе, а теперь у всех троих глаза почти как у европеоидов!

– Вот как? Ты разбираешься в японской литературе, Сергей? – на японском же спросил меня глава семьи.

– Читал все, что можно найти в наших библиотеках, – кивнул я. – Например…

И разразился десятиминутной компиляцией цитат из «Сказок дождя и луны» Уэды Акинари. В оригинале, да.

Глаза вот-вот выпадут!

– Потрясающе, Сергей! – воспользовавшись моим вдохом, прервал поток Каташи Ичирович и перешел к более приземленной теме. – Скажи, сколько ты зарабатываешь?

Сойка ехидно ощерилась – она видела сберкнижку, не потому что хвастался, а потому что объяснял, почему можно спокойно принимать любое число подарков.

– Доходы пока нестабильны, – развел я руками.

Лицо мужика приняло всепрощающе-добродушное выражение – не переживай, мол, мальчик, мы тебя и «на вырост» возьмем.

– Я получал зарплату три раза. Сначала – две тысячи пятьсот рублей, потом – двенадцать тысяч шестьсот один рубль. В начале декабря – двадцать две тысячи, так что я не могу прогнозировать, как будет дальше. Но, уверяю вас, я обеспечу вашей дочери самое лучше будущее! – заявил прямо в лоб о своих намерениях.

Соечка залилась краской, а родители еще полчаса промурыжили меня вопросами о будущем – куда поступать, где жить и вот это вот все. Ответы их устроили, и на прощание меня напоили чаем с моим же «Наполеоном», а потом мы с Саякой долго целовались в подъезде в ожидании такси.

Что ж, все дела сделаны, к встрече с дедом Юрой, как и положено пионеру – готов!

Глава 3

«Просыпаться рано» можно по-разному. Вариант первый – в строгом соответствии с выстроенным режимом, это хорошо и приятно. Вариант второй – как раз мой сегодняшний, в долбаную половину шестого утра, поэтому я зябко ёжился и зевал, на автомате поглощая выданный нервничающей мамой завтрак в компании чуть менее нервничающего дяди Толи.

– Да не переживай ты, – в очередной раз успокоил я маму, поцеловал подставленную щеку и повесил на плечо спортивную сумку – я же на три дня, в портфель столько шмотья не влезет. – Не знаю, можно ли будет оттуда звонить, но я совершенно точно вернусь домой как было обещано, – подхватил с пола упакованную в чехол «Эрику» и попрощался окончательно. – Все, я побежал!

Чмокнув маму снова, пожал руку дяде Толе и пошел вниз, где в 402-м «Москвиче» меня дожидается дедовский посыльный, замаскированный под таксиста. Система на смерть замминистра отреагировать уже успела – вдоль домов из чего попало соорудили изгороди, показывающие где тут «снег башка попадет», а неподалеку матерящийся дворник сбивал сосульки с фонаря. Узнаю Родину – сейчас пару недель поимитируем бурную деятельность, а дальше будем жить как жили.

– Здравствуйте! – Поздоровался я с «таксистом», закидывая сумку, машинку и себя на заднее сиденье. – Знаете анекдот про таксиста?

– Доброе утро. Не знаю, – по порядку ответил он, осветив фарами двинувшейся машины пушистый, падающий с еще ночного неба, снег.

Рассказал про сворованную шапку, КГБшник вежливо «хекнул» и не предпринял никаких попыток поддержать диалог.

– А вас как зовут, товарищ КГБшник? – поинтересовался скучающий я.

– Можешь называть меня Сашей, – разрешил он.

– Дядя Саша тогда. А в каком вы чине, товарищ дядя Саша? – Просунув руку между сидений, включил радио, и оттуда раздался сочный Магомаевский голос. Песня не моя, а «Лучший город Земли».

Довольный результатом, уселся обратно, слушать ответ дяди Саши:

– Извини, у тебя нет допуска.

– Ох уж эта страна секретов и советов! – вздохнул я. – Курить есть?

– Есть! – мужик спокойно достал из кармана пачку «Примы» и протянул мне.

– Не курю, – признался я. – Просто проверил.

– Правильно не куришь, – одобрил дядя Саша, убирая пачку на место. – Я тоже не курю.

– Вам за всякими нехорошими бегать надо, – согласно кивнул я.

– И это тоже, – хмыкнул он.

И снова молчание.

– А вы моих фарцовщиков душить не будете? Я-то к шмоткам равнодушен, а вот девочки мои не настолько сознательные.

– Так может перевоспитаешь? – не без ехидства покосился он на меня в зеркало заднего вида.

Невольно вспоминается диалог с «Вилкой». Может и трясли уже, в рамках подготовки. Пофигу.

– Не буду, они очень мило радуются, получая новые девочковые штуки! – с улыбкой покачал я головой. – Дамам у нас можно чуть больше, дядь Саш, они же после войны считай на себе все вытянули. Второе поколение уже с дефицитом мужиков, и каждый второй – козел или алкаш. Пусть порадуются новым штанишкам хотя бы.

Мужик ожидаемо промолчал.

– Не люблю фашистов, – открыл я ему страшный секрет.

– А кого еще? – заинтересовался он.

– Врагов всех видов, – немного подумав, ответил я.

– И кто же у тебя враги?

– А как у всех – враги Родины. Персонально мне никто никаких проблем больше не причинял – одни сплошные радости.

– И какие у Родины враги? – продолжил допытываться дядя Саша.

– Внутренние и внешние. Внутренних я не знаю, но, если вдруг такой попадется, обязательно сообщу куда следует, – пообещал я.

– Обязательно сообщай, – поощрил он меня.

И тишина.

– А вы всегда такой необщительный? – спросил я.

Магомаев сменился Зыкиной – тоже не моя песня, про «Волгу».

– А ты как думаешь? – ответил он вопросом на вопрос.

– У меня три варианта, – с многозначительным видом ответил я. – Первый – вы такой скучный по жизни. Маловероятно – вас же должны учить налаживать контакты, и с нелюдимым характером ничего не выйдет. Второй – приказ деда, сидеть и не отсвечивать. Вариант третий – дед ничего не приказывал, но вы на всякий случай решили контактировать с «объектом» поменьше – а ну как в немилость впаду, чревато!

КГБшник до ответа решил не снисходить.

– Игнорщик – хуже пи*ораса! – расстроился я.

Сотрудник гоготнул. Во, контакт налаживается.

– А дед меня уже на месте ждать будет?

– Нет, приедет к обеду.

– Нафиг тогда меня в такую рань поднимать? – вздохнул я. – У меня же режим, буду весь день с тяжелой головой ходить. Хотя, может оно и к лучшему.

На лице дяди Саши мелькнуло что-то отдаленно похожее на любопытство. Мне хватит!

– Нервничаю, – доверительно признался я ему. – Я же жутко странный! Вот посадит меня дед до конца дней в научные катакомбы для изучения, а я, стало быть, буду бездарно тратить время на чушь, пытаясь помочь нашим ученым выводить уберменшей промышленным способом.

КГБшник на термин среагировал:

– Мы же не фашисты! Да и не тянешь ты на уберменша.

– Обидно! – охотно надулся я. – Буду надеяться на лучшее, кровь-то она не водица, не станет деда Юра внука мо́рщить, да и сам понимать должен, что на воле я буду для страны полезнее. У меня девочка-японка, представляете, дядь Саш? У кого еще такая есть?

Дядя Саша про это очевидно знал, но виду не подал, сымитировав вежливое любопытство:

– Ничего себе! Настоящая?

– Этнически – да, самая настоящая. Но родилась и выросла здесь, что мне особенно нравится. А еще у европеоидов с азиатами красивые дети получаются, при нормальных родительских данных, конечно. А мы с ней – пара красивая.

– Совет да любовь, – одобрил наш с Саякой союз КГБшник.

– Есть какая-нибудь потешная служебная байка, дорогу скоротать? – по радио заиграло что-то сильно периферийно-этническое, и я сделал потише.

– Есть, – не подвел дядя Саша.

Помолчали.

– Жесть ты унылый! – окончательно обиделся я, аккуратно поставил «Эрику» на пол, растянулся на сиденье, сунул сумку под голову – там в основном вещи, поэтому мягко, и прикрыл глаза.

Уже даже как-то и не трясет – ну сколько можно? Это я лицо перед мамой держал, бодрился, а на самом деле малолетний Штирлиц сегодня близок к провалу, как никогда. Если все пройдет удачно – просто буду спокойно жить дальше, держа в голове круглосуточное за мной наблюдение и прослушку. С этим смириться я могу – да, «акционировать» станет несколько сложнее, но, с другой стороны, я могу тупо приводить «хвост» куда мне надо. Например – прямо в момент совершения преступления маньяком. Или покатаюсь в том самолете, который грузинские террористы угнать попробуют – вот будет ржака! Дело за малым – не спалиться перед целым Андроповым, который в силу профессиональной деятельности просто обязан быть жутко подозрительным и колоть молодых-шутливых типа меня как орешки. Что я вообще о нем знаю? Ой много! Что из этого правда, а что нанесли ветра времён? Фиг его знает! Но житуха у него была дай боже, и опыт работы в специфических условиях в наличии – иначе такую карьеру просто не построить. Пофигу, короче, планы в такой ситуации составлять – только хуже делать, дед любой отрепетированный шаблон моментально выкупит и сломает. Буду как со всеми – травма, память, Родина, конвейер. Пока работало. Ну какой из меня, например, пробудившийся «спящий» агент ЦРУ? У деда вся моя жизнь в папочке буквально по часам есть, уверен.

Мудро забив на сомнения и опасения, я начал проваливаться в дрему, но тут нормальная дорога кончилась, и мы весело запрыгали на колдобинах.

– Если день сразу не задался – его уже не спасти, – простонал я и добавил громкости радио, где как раз деточки из Центрального Дома Железнодорожников запели про «Аврору».

– А это за че за кнопка? – спросил я и тут же ткнул на явно «притюнингованную», легкомысленно-желтенькую кнопку неподалеку от радио.

Двигатель взревел раза в три громче, чем было, и КГБшник тут же отпустил газ.

– Это не трогай больше, – спокойно щелкнул кнопкой снова и повернул на развилке налево.

– А тут чистят! – заметил я очевидное.

– Иначе мы бы даже на служебной не проехали, – без нужды пояснил дядя Саша.

– А тут кроме двигателя еще что-нибудь меняли? – с любопытством огляделся я.

– Ага, под капотом у нас ракеты, а еще можно переключиться на режим подводной лодки, – с серьезной миной кивнул КГБшник.

– Не, на такую фигню даже я не поведусь, – отмахнулся я. – Я про Джеймса Бонда читал, «дырок» там немеряно, но на то оно и шпионский детективный роман. А вы как вообще, круче, чем англосаксонские разведки? Только честно!

– Я по другому направлению работаю, не измерял, – пожал плечами мужик.

– А это по какому? – ловко воспользовался я моментом.

– Бумажки перебираю, – отмазался дядя Саша.

– А мог бы бандитов ловить, – осудил его я.

– Бандитов у нас тоже есть кому ловить.

Бесконечное терпение у мужика! Интересно, а как такое тренируют? Вывозят из дурдома шизофреников и заставляют недельку их замечательные рассуждения слушать? Спрошу!

– Это – служебная информация, – ожидаемо ответил дядя Саша, но по легкой мимической судороге на его лице я понял, что не так уж далек от истины.

– А я вот по Сокольникам с Саякой – это девочку мою так зовут, – чисто ради глума пояснил я. – Гулял, и там пару раз в кустиках онанисты попадались. Соечка хорошая, поэтому разрешила мне о них не пачкаться, но в какой-то момент они все пропали – а ведь бабушки с района мне рассказали, что раньше их как грязи было. Это ваши постарались?

– Онанистов у нас смежники ловят, – ухмыльнулся дядя Саша.

А я ведь два и два сложил – инфобомба была найдена в парке, и буквально за три дня всех эксгибиционистов выловили, реагируя на такой раздражитель – меня или другие послания искали, а эти так, под руку подвернулись. Но доброе дело себе в «плюсик» записываю. И ведь совершенно без задней мысли!

– Непорядок – наших женщин таким не испугаешь, но извращенцы ведь и дальше пойти могут. Вот на бокс похожу пару лет, заматерею, и буду по ночам ходить асоциальные элементы арматурой пи*дить, раз ваши смежники совсем мышей не ловят. У нас вот дядю Колю из соседнего подъезда прямо в новогоднюю ночь до исподнего раздели, звери, благо близко было – не замерз.

– Милиция старается, – не очень уверенно ответил на это дядя Саша и посоветовал. – Только с арматурой лучше не ходи, зарежут.

– А я у деда пистолет попрошу! – нашел я выход, сложил пальцы тем самым пистолетом и «стрельнул» в проносящуюся за окном ёлку. – Бах!

– Точно не даст! – наконец-то заржал в голос КГБшник.

– Он электроник, он электроник! Он не различает: иудей или католик. Насильника учует в темноте построек – увидев красные глаза, беги как кролик, – процитировал я и пояснил. – Меня в школе Электроником называют!

– Это из книги? – спросил он.

– Некультурный вы человек, дядя Саша! – осудил его я. – Дети-то поди есть? Вот им почитайте, хорошая книжка. И вообще с детьми почаще время старайтесь проводить, им полезно будет, это я вам как безотцовщина ответственно заявляю.

КГБшник ответил привычным молчанием.