Текст книги "Самый лучший комсомолец. Том 7"

Грохот стоял некислый, поэтому нам пришлось подойти к грузчикам поближе. Товарищ полковник проорал:

– Гражданин Пирогов Григорий Васильевич!

Мужики прервали процесс и опасливо покосились на молодого коллегу. Высокий кудрявый голубоглазый блондин лет двадцати двух со спортивной фигурой мог бы послужить натурщиком для иллюстраций книг «Мира полудня», но, увы, этот товарищ коммунизм строить не хочет.

– Я гражданин Пирогов, – аккуратно поставив ящик в контейнер, спокойно кивнул он.

– Пройдемте с нами, – пригласил его Юрий Николаевич.

– А вы кто? – включил он дурака.

– Накосячил – отвечай, – буркнул на него грузчик средних лет.

Товарищ полковник тем временем продемонстрировал красную корочку в открытом виде:

– Сам пойдешь или помочь?

– А на каком основании? – сложив руки на груди, спросил Пирогов.

– Ой идиот, – вздохнул грузчик средних лет.

– На основании подозрений в шпионаже, – не стал скрывать Юрий Николаевич.

Мужики отшатнулись от падшего коллеги как от прокаженного. Через пару секунд на него посыпались матюги – предателей у нас в стране ОЧЕНЬ не любят.

– Берите непонятливого, – скомандовал подчиненным товарищ полковник.

Гражданин шпион с совершенно блаженным, великомученическим выражением на лице вздернул подбородок и высокомерно заявил:

– Я – не шпион и не преступник! Я никуда с вами не пойду!

Будто его спрашивают. Дяди Толя и Вася заломали борцу с кровавым режимом руки за спину, надели наручники, и мы покинули склады. Задержанного погрузили в «Таблетку», мы с товарищем полковником и дядями залезли туда же. Водитель вырулил на дорогу и повез нас в сторону жилых районов, а полковнику вручили папочку, которую тот начал частично цитировать:

– Пирогов Григорий Васильевич, 1947 года рождения, не судим, не привлекался, закончил школу с медалью, отличник боевой и политической, грузчиком работаете по «зову души». Все верно?

– Все верно, – с отстраненным видом глядя в окно, пожал плечами задержанный.

– Как давно занимаетесь шпионажем в пользу стратегического врага?

– Не понимаю, о чем вы говорите, – ушел Пирогов в отказ. – В нашей стране – принцип презумпции невиновности, и, бросаясь подобными обвинениями, будьте добры предъявить доказательства.

– Видишь какой шпион пошел, – пожаловался мне Юрий Николаевич. – Юридически грамотный, наглый и глупый.

– Я требую адвоката, – заявил на это Пирогов.

– Ногти вырвать может? – предложил я.

– Это вот такой ты на самом деле, Ткачев? – презрительно фыркнул на меня задержанный. – Пёс режима и садист, готовый пытать невиновного человека! Чего еще ждать от внука диктатора?

– О*уеть, – опешил я от такого наезда.

Может я и вправду вот такой? Да ну, полный бред – Ильич говорил, что коммунизма в белых перчатках не построишь, а метафорические весы показывают совершенно потрясающий перекос в сторону благих дел. Делаю жизнь народа лучше, делаю веселей, а значит идет этот шпион нахрен.

– Как можно спокойно жить в стране с формальным социализмом, где ребенок, – ткнул в меня пальцем Пирогов. – Непонятно почему строит города, распоряжается государственным бюджетом и самое главное – возвращает бесчеловечный институт «троек» под видом так называемых ревизоров?!

– Жертва «голосов», – вынес я вердикт. – Светлоликий эльф, не выдержавший несовершенства государства рабочих и крестьян.

– В моих словах – правда, и я от нее не откажусь! – продолжил он юродствовать. – Эта страна построена на крови и вранье! За время правления Николая II население увеличилось на 60 миллионов человек, а Ленин выполнял задание английской масонской ложи!

– Прирост населения, очевидно, никак не связан с тем, что акушеры начали мыть руки перед родами и появился пенициллин, – кивнул я.

– Списывать достижения Империи на общечеловеческий научно-технический прогресс – это любимый иезуитский прием совков, – фыркнул он. – А ведь Эйфелеву башню строили из русского железа!

– Читай – продукта низкого передела, оно же – сырье, – пожал я плечами. – В чем заслуга-то? В том, что тендер выиграли? Так надо глубже смотреть – низкая стоимость сырья возможна либо при очень технологичном производстве, которого на Уральских заводах в те времена нихрена не было, либо при очень маленькой зарплате рабочим. Получается Эйфелева башня построена из угнетения простого русского человека.

– Ты отыгрываешь роль, – отмахнулся он. – Потому что тебе за это дают возможность делать что хочешь.

– Типа того, – согласился я, потеряв интерес.

С сумасшедшими спорить бесполезно. Замолчал и Юрий Николаевич – ждет доказательства, чтобы взяться за Пирогова уже основательно. Подъехав к рабочему общежитию номер шесть, мы выгрузились из машины, и дядя Федя оформил курящих у входа товарищей (выходной у них, видимо) в качестве понятых.

Пока поднимались, я дал понятым автограф, а они поделились мнением:

– Гришка-то и шпион? Да мы с ним на той неделе все выходные гуляли, не мог он!

– А ты думаешь шпион тебе сразу будет рассказывать, какой он нехороший? – спросил Юрий Николаевич. – Кто у вас политинформацию проводит?

– Семакин, – ответил понятой номер два. – Про бдительность все время рассказывает, это мы так, от неожиданности. Мы, если что, ему, – указал на продолжающего рассекать воздух высоко поднятым подбородком Пирогова. – Про работу ничего не рассказывали, мы же под подпиской!

– Разберемся, – пообещал полковник, заставив понятых погрустнеть.

Ничего им не будет – максимум опросят и выбросят рассказ о пьянке за ненадобностью.

В комнате Пирогов проживает один – общаг у нас много, можем себе позволить обеспечить пролетариям личное пространство – и по итогам обыска у него нашли замаскированный под утюг радиоприбор. Диск выступает регулятором частоты, а днище снимается, позволяя выдвинуть антенну и обнажая окруженный радиоэлементами микрофон.

– Спаял, – пожал плечами Пирогов. – Я – радиолюбитель, и паять рации законами СС, – усмехнулся, проговорив новое название страны, мол, символично. – Не запрещено!

Понятые расписались в протоколе, и мне пришлось покинуть сцену – время тикает, дела не ждут.

Глава 7

До Хабаровска переться не пришлось – сенсея в Хрущевск привезли почетным кортежем из «Чаек». С ним прибыл японский посол Синсеки Киния, с нашей стороны от КГБ курирует визит привычный дядя Витя, по линии МИДа – Афанасий Викторович Петряшин, сорокалетний мужик, который пять лет проработал в японском посольстве. Встретив гостей у ресторана с отечественной кухней (таково было пожелание Акиры), обменялся рукопожатиями – всех успели предупредить воздержаться от поклонов.

– Такой маленький поросенок и такой грандиозный успех! – с улыбкой похвалил меня Куросава.

– Просто повезло, Куросава-сенсей, – скромно покачал я головой. – В этом году на Рождество приготовили слишком мало семейных фильмов, поэтому у «Четвероногого малыша» не нашлось достойных конкурентов.

Детское кино вообще в эти времена недооценивают. Америка угарает по вестернам и потихоньку проникается темой Вьетнама, в Европе снимают МОЩНЫЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ – «Клоуны» Феллини например – в Японии вообще своя атмосфера, и толстые «пиджаки»-киноделы зачем-то пытаются делать вид, что кинематограф – это искусство, а не бизнес, не осознавая, какие чудовищные доходы могут обеспечить дети, если дать им полуторачасовое кинцо про потешных зверяток.

Пока я отвечал, мы зашли в ресторан, и предупрежденный персонал с поклонами помог высоким гостям и мне раздеться. Япошки выглядят довольными – не ожидали такого сервиса. Сев за стол, ознакомились с меню и заказали пельменей с чесночным соусом (просто раздавленный чеснок в майонезе и сметане), салат из помидоров-огурцов, пирожки с вишней и по порции ухи. В напитки для себя я выбрал какао, и, к моему удивлению, гости решили присоединиться.

А я думал водочкой наливаться начнут – в Россию приехали же!

– По пути сюда мы видели тигра, – поделился интересным сенсей в ожидании рассказа. – И я придумал сцену для фильма. Найдешь для меня не слишком кровожадного тигра?

– Найдем, – пообещал я.

– Я тоже нашел для тебя тигра, – хохотнул сенсей. – Вакаяма Томисабуро согласился сыграть главную роль в твоем фильме.

– Спасибо, Куросава-сенсей, – поблагодарил я. – Вопрос с авторскими правами почти решен, и, как только сойдут снега, мы начнем подготовку к съемкам.

В Японию поеду на пару недель – там снимать ни о чем, быстро справлюсь.

– Вопрос авторских прав – крайне важен, – одобрил Акира. – Один очень хитрый итальянец, Серджио Леоне, украл мой фильм «Телохранитель», превратив его в спагетти-вестерн, и это дорого ему обошлось.

– В воровстве нет чести, – кивнул я.

– Нет! – согласился он.

«Одинокий волк и его ребенок» – манга за авторством Кадзуо Коикэ – на данный момент только набирает популярность. С сентября прошлого года печатается, поэтому покупка прав обошлась нам в три жалкие тысячи долларов в йеновом эквиваленте. Издатели от восторга на ушах стоят – это ж какая реклама, если целый внук северного царя разглядел прелесть истории вставшего на путь мести убийцы с ребенком. На выходе получится сразу полнометражка «Убийца Сёгуна», в моей реальности смонтированная из кусочков шести других полнометражных фильмов. Их, возможно, сами япошки потом снимут вместе с сериалом, но это уже не мое дело.

– Предложенный вами сценарий мне очень понравился, – продолжил сенсей. – Преданность Ивана Сусанина, обыкновенного крестьянина, долгу, более чем достойна быть увековечена на пленке. А теперь, посмотрев на вашу природу, я доволен еще больше – заснеженный лес с волками и тиграми обеспечит фильму прекрасную визуальную составляющую.

– Я очень рад этому, сенсей! – с улыбкой кивнул я. – Могу ли я попросить вас после съемок немного задержаться в Хрущевке для съемок в моей передаче? Мы собираемся показать по новому телеканалу «Восток» все ваши фильмы (за это уплочено еще давно, у нас Куросаву и прокатывали, и по телеку показывали), и наши граждане будут очень рады, услышав ваши комментарии и рассказы о съемках.

– Пришли предложение моему агенту, – попросил сенсей денег.

Дружба дружбой, а йены – йенами. И нет, ничего плохого в этом нет – у них же там капитализм.

– Спасибо, сенсей, – поблагодарил я.

– Но если я погибну от когтей таежных зверей, наша договоренность отменяется, – хохотнул сенсей.

Посмеялись и мы с остальными.

– Юный Китано с отличием закончил курсы сценаристов, – выкатил он неизвестную мне новость.

Не очень у нас в Японии с разведкой, о выделении «топтунов» для наблюдений за интересующими меня япошками даже мечтать не приходится. Да и какой смысл? Такие не пропадут.

– Спасибо, что присматриваете за ним, сенсей, – поблагодарил я. – Я еще молод, и это прозвучит очень нескромно, но Вселенная даровала мне чутье на таланты. Китано Такеши еще покажет себя.

– Пока он «показывает себя» в пьяных драках и в комедийных выступлениях в барах для нищих, – ухмыльнулся Куросава. – Но молодости свойственны горячность и стремление нарушать общепринятые правила.

Не пырнули бы Такеши, а то неловко получится – «ночная жизнь» в Японии этих времен по-настоящему опасная, потому что экономический бум обеспечивает тучные времена и процветание многочисленным бандам якудза – им банально есть чем поживиться, а значит количество бандитов растет соразмерно «кормовой базе».

Но это уже точно не мои проблемы!

– Позвольте принести вам наши искренние соболезнования в связи с недавним инцидентом, – подключился к разговору посол. – Вся Япония переживала за вас.

– Спасибо, Синсеки-доно, – поблагодарил я. – Но соболезновать лучше тем, кто за океаном – эта торпеда стоила им очень дорого.

– Коварство американцев велико, – поддакнул Куросава. – И я бы очень расстроился, если бы им удалось лишить мир такого великого таланта, как ты.

Ух как приятно!

– Огромное спасибо за такую высокую оценку моих скромных навыков, сенсей, – не удержавшись, я отвесил благодарный поклон. – Я приложу все возможные усилия, чтобы выживать и дальше.

Народ поржал. О Кимах, естественно, ни слова – Японцы корейцев ненавидят, поэтому зачем портить такой хороший обед грустными темами?

– Мамофуку Андо вчерашним утром подписал контракт, – поделился посол приятной новостью.

– Обещаю обеспечить вашим специалистам достойные бытовые условия, чтобы они могли сконцентрироваться на работе, – кивнул я. – Спасибо за прекрасные новости, Синсеки-доно.

– Скажи, Сергей, а как у вас получилось… – и Куросава перечислил ряд сцен из фильма про поросенка.

Я рассчитываю как минимум на Оскар за лучшие визуальные эффекты – кино мы снимали на английском (пришлось переозвучивать потом с английского «советского» на английский нормальный), так что участвовать будет в общем зачете. Так же буду снимать и остальные «экспортные» фильмы, потому что статуэтки «за лучший иностранный фильм» меня не устраивают – очень шовинистический конкурс этот «Оскар», папуасы, мол, отдельно между собой конкурируют, а у нас тут серьезное кино.

– Спецэффектами занималась отдельная группа товарищей, – ответил я. – В ее главе – наш мастер Павел Владимирович Клушанцев.

– «Планета бурь»? – уточнил Куросава.

– Да, сенсей, – кивнул я. – В отличие от вас, я не могу лично вникнуть в каждую составляющую кинопроизводства, поэтому предпочитаю положиться на товарищей – только усердный труд множества людей позволяет достичь достойного результата. Устроить вам встречу с Павлом Владимировичем?

– Я был бы очень рад немного поговорить с ним, – кивнул Куросава. – Но сначала – съемки, мы ведь подписали контракт. В нарушении договоренностей нет чести.

– Когда-то за ложь и коварство приходилось платить жизнью, – кивнул я. – Но общество изменилось, породив множество падших людей, чьи слова дешевле рисовой соломы. Работать с ними – значит оскорбить память предков.

– Прекрасные слова, Сергей! – одобрил Акира и поднял стакан с какао. – Выпьем за долгое, достойное и продуктивное сотрудничество.

– С удовольствием! – поддержал я тост.

Покушав, доехали до студии и я толкнул короткую вдохновляющую речь для сидящей на чемоданах – метафорически – съемочной группы, напомнив о важности порученного им Родиной дела. Бедолаг успели заинструктировать по самое «не могу», поэтому меня они слушали с облегчением на лицах – наконец-то поедут в тайгу делом заниматься, не тратя время на опостылевшие кабинеты и скучных функционеров.

Тепло попрощавшись с сенсеем, я напросился прокатиться с послом до выезда из Хрущевска, чтобы поговорить о важном:

– Синсеки-доно, позвольте еще раз поблагодарить вас за помощь нашим съемочным группам в поездке по Окинаве и помощь с арендой земли под лагерь.

– Благодарить меня совершенно не за что, Ткачев-сенсей, – улыбнулся он. – Это ведь мои прямые должностные обязанности.

– Московский зоопарк просил меня по возможности обсудить с вами возможность приобретения японских белок, японских барсуков, японских кабанов и тануки – мы сможем обеспечить им достойные условия для жизни.

Вынув из внутреннего кармана пиджака блокнот, посол записал такую-то важную просьбу. Да, прямо не по рангу, но большими делами занимаются большие дядьки, и мне в заводы лезть смысла нет. Ну и через посла, раз уж у меня есть такая возможность, получится гораздо быстрее.

Зоопарки по всей стране потихоньку слезают с шеи государства. Схема простая – в наших крайне скудных на рекламные возможности условиях кооператоры руками и ногами вцепились в возможность взять на содержание зверька-другого. В обмен они получают установленную около вольера табличку типа: «Козел Васька опекается кооперативом «Шорты от Людмилы», телефон и адрес такие-то».

Попрощавшись с послом, пересел в «Москвич» под управлением дяди Димы, и мы поехали к школе.

– Только остановитесь подальше, – попросил я.

Чтобы дети не заметили, а то к началу вещания «Востока» опоздаем.

– Не учи, – гоготнул дядя Дима.

– А вам не обидно, что шпиона ловить не позвали? – спросил я.

– На службу не обижаются, – пожал он плечами. – У каждого свои обязанности – кто-то шпионов ловит, а кто-то тебя бережет. Я не тунеядец, но тебя беречь мне больше нравится: по ночам спишь, днем – работаешь, по выходным отдыхаешь. Нормальный человек! – хохотнул. – Я раньше не скажу кого охранял, так там никакого режима – захотел среди ночи объект на пьянку съездить, будь добр с ним «веселиться» едь. Вот там обидно было, честно признаюсь: все в мехах, бриллиантах, коньяки буржуйские под икру хлещут – чисто бал дворянский. А у меня комната в общаге и зарплата двести тридцать рублей. Это разве социалистическая справедливость? – посмотрел на меня в зеркало заднего вида.

– Маузер бы, – мечтательно вздохнул я.

– Ох и не говори! – хохотнул он. – Сейчас-то Юрий Владимирович погань к ногтю прижал – половина этих «меховых-бриллиантовых», кто подпольные цеха в кооперативы не переделал, сидят теперь за подпольную экономическую деятельность. А раньше – «знаем, что цеховик, но трогать пока нельзя – он же герой соцтруда и вон туда…», – указал пальцем в крышу. – «Как к себе домой ходит».

– В Сталинские времена за попытку создать кланово-мафиозную структуру просто ставили к стенке, – кивнул я. – Потому что каждая такая структура суть параллельный официальному управленческий контур. Как верные ученики Ленина, мы не должны забывать, что именно выстроенный революционными силами управленческий контур позволил свергнуть прогнившую имперскую власть. Стоило ослабить гайки, и количество клановых структур начало расти по всей стране, причем на советско-управленческой основе. По сути – сопротивление центральной власти с целью перераспределения материальных благ себе в карман. Сейчас так делать уже чревато да и смысла особо нет – экономический контур для особо пронырлевых товарищей выделили, а в контуре управленческом закрутили гайки обратно. Выбирай – либо народу служить, либо обогащаться легальными методами.

– Я не запомню, – расстроился дядя Дима и открыл бардачок, достав оттуда рекордер. – Можешь сюда повторить?

Я повторил под запись. Так-то антисоветчиной пахнет, но мне ли не все равно? Я тут самый комсомольский комсомолец!

Убрав рекордер, дядя Дима продолжил:

– А теперь – хорошо, нормальный рабочий график с дежурствами и выходными. И престижно, чего уж тут – до тебя кого попало не допускают, вон как капиталистам хвост накручиваешь, любо-дорого посмотреть. Вот и смотрю, интересно.

– Это пока стрелять не начали, – хрюкнул я.

– Как анекдоте про пожарных, – гоготнул дядя Дима. – Слышал?

Я слышал, но хороший анекдот послушать всегда приятно, поэтому покачал головой.

Дядя Дима траванул классику про «как пожар – хоть увольняйся!», и к школе мы подъехали с хохотом.

– Вообще, конечно, хреново, что цеховики теперь кооператоры и уважаемые члены общества, – в ожидании Оли развил я тему. – Прямо неправильно и противно, но альтернатива-то хуже, в виде массовых посадок и арестов. Народ нынче не тот, что перед войной был – «Голоса» слушает, привык к спокойствию и стабильности. Враги бы под шумок проблем подкидывали, вплоть до новых незаконных санкций. Нам оно не надо – пусть лучше кровопийцы честно, прости-господи, работают, налоги платят. Наверху, кстати, налогам очень рады – прямо пополняется казна родная.

– Получается выбрали меньшее зло, – кивнул дядя Дима.

– Получается так, – согласился я. – Зло маленькое, тщательно контролируемое и экономически целесообразное.

Из школьных ворот повалили дети, среди них вычленилась компашка из четырех девочек – Оля с подругами – певица осмотрелась и с улыбкой помахала подружкам рукой «пока», направившись к нам.

– Хорошая у Юрия Николаевича дочка, – заметил дядя Дима. – Вся страна любит, а она не зазналась, не разленилась – пашет побольше многих взрослых.

– Очень хорошая, – согласился я. – Лучшая моя находка, остальные-то мои артисты взрослые, и мне их, считай, сверху выдали. Это хорошо и правильно, к тому же делом доказали – справляются на твердую «отлично». Но найти что-то реально ценное самому гораздо приятнее, чем получить из чужих рук.

– Не поспоришь, – улыбнулся дядя Дима. – Я когда из армии демобилизовался, меня всей деревней сватать за всех подряд начали. Я не выдержал, в город убежал, в КГБ на работу взяли, там свою Катюшу и нашел.

– Вам же про личное рассказывать не рекомендуется, – напомнил я.

– Это же «рекомендации», а не запрет, – пожал он плечами. – Хочу, чтобы ты когда по телевизору мою фотографию показывать будешь, про Катю рассказал. Ей приятно будет.

– Лучше все-таки не показывать, – вздохнул я. – Но я запомнил, дядь Дим. Если что – сделаю.

Грусть момента развеяла открывшая дверь и забравшаяся вместе с волной мороза ко мне на заднее сиденье Оля:

– Успеваем? – первым делом спросила она. – Здрасьте, дядь Дим.

– Здравствуй, – поздоровался в ответ КГБшник.

– А со мной поздороваться? – обиделся я.

– Да мы с тобой каждый день видимся, – фыркнула подружка. – Только время на эти привет-пока терять!

– Смотрите, дядь Дим, такая маленькая, а уже всей душой тянется к любимой нашими производственниками рационализации, – шутканул я.

КГБшник гоготнул и повез нас к дому.

– Охрану так использовать нечестно, – фыркнула она. – Ты – самый важный, а я – дочка полковника. Дяде Диме в наших спорах участвовать из-за этого нельзя профессионально-этически.

Нахваталась от мамы с папой.

– Извините, дядь Дим, – признал я правоту ее слов.

– Да мне-то чего, – отмахнулся он. – У нас, рабочих и крестьян, чинопочитания нет, а значит и профессиональная этика от ваших споров не страдает.

– Заедем за вкусняшками? – перевела тему на более важную подружка.

– Заедем!