Текст книги "Самый Главный Господин"

Римская молитвенница

Неподалеку от Капитолийского холма, на одной из самых шумных туристических улиц Рима, есть совсем небольшой бутик. Шарфы, платки, галстуки мыслимых и немыслимых расцветок и узоров. Прохожу мимо – а дай-ка загляну, может, какой подарок и домой привезу. Улыбчивая продавщица интересуется, откуда я. «О, Россия! Серафим Саровский!» – с искренним восторгом она поднимает большой палец кверху. И тут я замечаю – а на руке-то у продавщицы деревянные четки! Заметив мой взгляд, она с гордостью сообщает, что она вот уже три года постоянно творит умную молитву. Через пару минут разговора выясняется, что она – еврейка, обратившаяся в католичество. Все, что происходит вокруг, – для нее имеет особый духовный смысл, который Сам Бог открывает ей разными способами, прежде всего в пророческих снах. Такие сны она видит постоянно. И в них получает ответы на все свои жизненные вопросы. «Счастливая! – думаю про себя. – Наверное, и про то, что сегодня к ней православный священник придет, – тоже знала».

Из глубин памяти всплывает другой опыт – афонский. Там, в этой монашеской республике, Иисусову молитву творят все. И в тишине уединенных келий, и в медленном и чинном ритме жизни больших общежительных монастырей. Она буквально висит в воздухе. Но – в отличие от римской молитвенницы – ей никто не бравирует. Так же как никто не хвалится тем, что он дышит. Не хочешь – так не дыши, никто не заставляет. И какого-то особого, исключительного подвига в этом тоже никто не видит. Любой нормальный, здравомыслящий человек, если понимает, что почему-то перестал дышать, начинает срочно искать причину – а то ведь и умереть можно. Он не говорит себе: «А что здесь такого? Хочу – дышу, хочу – не дышу!»

Хорошо, когда человек посреди мирской суеты творит молитву. Сергей Фудель рассказывал о швейцаре одной из московских гостиниц, который творил непрестанную Иисусову молитву, находясь постоянно в потоке приезжающих и отъезжающих. Его мысль о Боге так крепко соединилась с сердечным чувством, что внешняя суета уже никак не задевала. Он тщательно выполнял все свои обязанности – но при этом внутренне был совершенно свободен и независим, предпочитая стоять вниманием рядом со Христом – и радоваться Ему. Не знаю, как вам – а мне по-хорошему завидно такой абсолютной свободе: быть полноценно включенным в обычную жизнь – и в то же самое время уже находиться рядом с Небесным Отечеством.

Только навряд ли захочешь об этом рассказывать всякому встречному. Надеюсь, когда-нибудь и наша римская молитвенница дойдет в своих молитвах до той глубины, о которой никаких слов не хватит, чтобы рассказать.

Фотик

Когда у меня бывают поездки, я люблю фотографировать. Да так, чтобы камера профессиональная и объектив достойный. Потом качественные фотографии разбирать – сплошное удовольствие, словно опять погружаешься в атмосферу другой страны, а то и целой цивилизации.

Когда мне предложили поехать на Пасху в Китай, я, конечно же, взял с собой правильный фотоаппарат. Дело серьезное: когда еще Бог приведет посетить Поднебесную! В первый же день приезда – благо дело было днем – отправились на прогулку. Все другое, неожиданное, привлекательное. Щелкает затвор, отбивает новые кадры, записывает файлы на карточку. Солнце уже клонится к западу, пора бы и подкрепиться.

Заходим в небольшой ресторанчик. Пока мои спутники разбираются с меню, отправляюсь прогуляться. Смотрю, на самом видном месте небольшая статуя какого-то местного божка. В красном и золотом. На Будду не похож. Вокруг валяются мелкие деньги и какие-то бумажки, похоже, просьбы. Подсветка так и соблазняет сделать пару эффектных кадров. Соблазн. Борюсь. Неудобно как-то. Это же каким надо быть циником, чтобы бесцеремонно, прямо в лоб, снимать чьи-то святыни, пусть и другого народа, иной веры, но все равно – почитаемые предметы. Соблазн все растет и растет. А вдруг у них только в этом ресторане такой милый божок и больше нигде не встретится? Что я покажу своим студентам, когда вернусь? Этот помысл окончательно сбивает с ног, оглядываюсь, вроде все заняты своими делами, никто внимания не обращает – и быстро делаю серию снимков.

Хорошо поужинав непривычной, но оказавшейся очень даже вкусной, постной пищей, возвращаемся в гостиницу. По дороге обращаю внимание на неожиданную картину: на обочине стоит машина, водительская дверь распахнута – и из нее торчат чьи-то ноги! Туфли, аккуратно поставленные тут же на асфальт, говорят, что все в порядке, просто кто-то решил немного передохнуть. «Какой отличный кадр!» Включаю камеру, и – о ужас! – автофокус не работает вообще. Тот, который никогда в жизни не подводил! Туда-сюда, включаю, выключаю – никакого результата. Вручную еле-еле настроив фокус и совершенно расстроившись, делаю снимок. Все, поездка испорчена. Что же это будет за фотосессия, когда на каждый кадр надо руками ловить фокус!

Меня начинают одолевать тяжкие мысли. Ну почему же так, Господи? Я тащил с собой эту тяжелую камеру, чтобы в первый же день она стала лишь ненужным грузом? Понимаю, что поворотный момент – фотографирование языческого божка. Есть над чем задуматься…

Немного успокоившись уже в номере, я впадаю в какое-то странное состояние. «Я, может, чего-то не понимаю, Господи: скажи мне, кто в этом мире хозяин? Ты – или этот какой-то уродливый божок? Может, это он мне захотел навредить – и поэтому камера перестала работать? Вот перекрещу трижды ее Твоим крестным знамением – которым Ты всякую бесовщину побеждаешь – и посмотрим, что будет!» Невидимым образом ложится троекратное священническое благословение на грустно лежащий фотоаппарат – минута ожидания – будь что будет – щелчок выключателя – и о чудо! Автофокус жужжит, словно ничего и не было!

Правда, желание охотиться на чужие предметы религиозного почитания у меня отпало надолго. Пусть Сам Господь Бог с ними разбирается. Не мое это дело!..

Пята

Однажды мне подарили планшет. Понятно, что в семье с подростками он очень быстро перекочевал из кабинета в детскую. Увидев в очередной раз сына, целиком погруженного в планшет, я серьезно задумался. Надо что-то делать. «А давай так договоримся, – предложил я сыну. – Хочешь играть полчаса на планшете – надо прочитать пятьдесят страниц книги». «Да не вопрос!» – ответил сыночек. Благо читал он всегда достаточно шустро.

То, что это была моя стратегическая ошибка, я понял через неделю. Когда в единственный выходной день в дверь спальни раздался робкий стук. Смотрю на часы – половина седьмого. «Папа, а можно я возьму планшет – я уже сто страниц прочитал!»…

Что остается делать многодетному отцу в ситуации такого полного педагогического фиаско? Только одно: переадресовать проблему на решение в Высшую Инстанцию – то есть Господу Богу. Я так прямо Ему и сказал: «Господи, ну прости дурака. Я не знаю, что делать. Меня ситуация беспокоит – но рычагов воздействия пока нет. Просто забирать и запрещать я не хочу. Потому что найдет, где играть. Сам вразуми его, пожалуйста!»

Сколько времени прошло, я уже не помню. Но то, что немного, – это точно. Прихожу я как-то вечером домой – и вдруг на пороге меня встречает старший брат с решительным выражением лица. «Стой! – говорит он. – Пообещай мне, что сына сильно наказывать не будешь!» В сердце у меня екнуло. Это же что надо было натворить, чтобы брат включился в качестве заступника! На все мои попытки понять, что же произошло, брат требовал сначала дать обещание.

Деваться некуда, пришлось дать. Тогда открывается дверь, и я вижу своего зареванного старшего сына. «Папа, прости меня, пожалуйста», – сквозь всхлипывания слышу булькающие слова. «Да что же ты натворил, в конце концов?» – «Папа, я раздавил своей пяткой твой планшет!» – «Как раздавил?» – «Ну, мы играли с ним на полу, там было одеяло, потом почему-то все перемешалось – мы стали баловаться и прыгать, и я на него со всего размаху наступил. Вот, посмотри, что от него осталось», – и с этими словами он протягивает мне планшет, ставший похожим на двускатную крышу. Одним словом, восстановлению не подлежит.

И тут меня разобрал смех. Я вспомнил, как просил Бога помочь справиться с этой зависимостью. Да, помогли. Более чем эффективно. Говорю сыну: «Смотри: ты понимаешь, что произошло? Ты раздавил мой планшет. Твоей ногой. Ты понимаешь, что я не буду себе покупать другой планшет. Неспроста ты его „попрал своей пятой“! Не я у тебя его отнял силой, а ты у меня!» И сынок успокоился. Все-таки трудно представить себе смеющегося папу, одновременно лихорадочно соображающего, как бы наказать безобразника.

Без планшета, конечно же, жизнь стала куда скучнее. Образовался некий вакуум, который чем дальше, тем сильнее хотелось заполнить. И вдруг я случайно заметил, что мой сынок стал сам читать книги, да еще и с таким увлечением – чего раньше за ним не замечалось.

Я, конечно же, вовсе не враг гаджетов и прочих высоких технологий. Но прежде чем кормить ребенка вкусными десертами, пусть сначала к нормальной и полезной пище привыкнет!

Воскресное утро священника

«Надо же, – думаю я, открывая глаза. – Красота какая! Уже выспался, а будильник еще и не звенел! Отлично! Можно без спешки правило к воскресной службе прочитать». Одевшись и умывшись, открываю молитвослов. «Благословен Бог наш…» Читаю предначинательные молитвы. Ум постепенно успокаивается от утренней встряски, приглядывается к словам – понемногу начинает включаться и сердце. «Во причастие святынь Твоих како вниду недостойный?»

– Папа, я ночью обдулся! – резкое выныривание из еще не начавшегося молитвенного умиления. Вариантов нет: надо идти спасать ребенка из мокрой постели. Благо времени еще предостаточно.

Покончив с гигиеническими процедурами, убедив дите, что вполне еще может поспать часик-другой в сухой и теплой постели, возвращаюсь к иконам. «Очисти, Господи, скверну души моея, и спаси мя, яко человеколюбец!» Ум никак не хочет снова сосредоточиться на словах молитвы. Остается одно: просто читать дальше. Умиление, похоже, сегодня нас не посетит. Ну да ладно, хотя бы вычитать положенное.

– Папа, я заснуть не могу!

О Боже.

– Ну раз спать не хочешь – тогда вставай, одевайся.

– Нет, я хочу, но не могу. Посиди со мной, пожалуйста.

– Хорошо, посижу – только мне надо правило дочитать.

Счастливый ребенок закрывает глаза – а улыбка с довольной физиономии еще долго не сходит. Знаю же, что не заснет, манипулятор мелкий, – ну да ладно, хотя бы сидя домолюсь. «Окропиши мя иссопом, и очищуся, омыеши мя, и паче снега убелюся…»

Из-под нависших снежных тяжелых туч едва брезжит рассвет – и затаенная тишина утра снова прорезается сочным голоском – только теперь куда более высокой тональности:

– Папа, доброе утро! Ты где?

Так, теперь и дочка проснулась. Ох, сейчас начнется настоящий шурум-бурум в доме и будет совсем не до молитвы…

В голове уже начинает мигать желтая лампочка: время! Я сегодня в храме – начинающий, опаздывать нельзя! Так, все ясно. Хотя бы молитвы без канона прочитать. Ум давно уже проснулся и легко переходит в турборежим. «Не бо яко презираяй прихожду к Тебе, Боже…» Что-то подозрительно тихо. Слишком тихо для нашего дома, в котором проснулась младшая дочка. Ладно, надо срочно домолиться. Все равно тихо. Словно все вымерли.

– Дочка, а ты где?

Тишина. Иду в спальню – никого. В детской – тоже. Спускаюсь вниз – сердце чует недоброе. Мимо лестницы ведет в коридор цепочка белоснежных отпечатков маленьких ножек. Это еще что такое?! В коридоре сидит совершенно счастливый ребенок и слизывает с пальцев ароматный творожный крем.

– Как ты торт достала? Он же на самой верхней полке холодильника… лежал…

Довольное дите молчит – рот занят едой. Подхожу к холодильнику. Картина кремом: распластавшийся по полу основанием вверх торт – и размазанные отпечатки маленьких босых ног. Меня разбирают одновременно гнев и смех. С правилом к Причастию на сегодня покончено. Две минуты на то, чтобы отмыть ребенка – и вручить мучительно пытающейся проснуться маме. С добрым утром, любимая! Я убежал на службу. Теперь дети – твои!

Медовый бочок

Какое удовольствие, когда ты наконец-то получил права, обзавелся шустрой машиной и теперь можешь с высоко поднятой головой возить семью куда угодно! Прыгающие от счастья дети обследуют задний диванчик автомобиля, супруга садится на переднее сиденье. Куда ехать – вопрос даже не обсуждается: конечно же, купаться! Всего полчаса езды от города – и вот желанная цель: небольшое лесное озеро с зеркальной гладью. Вечер буднего дня, но на просторной стоянке сиротливо стоит всего одна ярко-красная иномарка. «Слава Богу, доехали!» – думаю я, и напряжение дороги меня отпускает. Теперь можно показать своим, насколько мастерски я овладел вождением. Сейчас сделаем красиво – и аккуратненько рядышком припаркуемся. Подъезжаем к машине, как раз остается пара метров, теперь рычаг на заднюю передачу, газку – и взревевшая машина торпедой врезается в бок припаркованной иномарки. Я ничего не понимаю, но похолодевшее сердце подтверждает – приехали. Не там задняя передача, не там оказалась почему-то!..

Услышав громкий удар, только что собравшийся прыгнуть с мостков в озеро пожилой мужчина замирает в изумлении. Совершенно растерянный, настолько, что даже не может выругаться, подходит ко мне. «Ты что? Посмотри, сколько места – вся стоянка пустая! Она что, медом намазана? Зачем ты в нее так въехал?» А что мне ответить – понятно, что виноват.

Хозяин внимательно осматривает повреждения. Дверь – точно менять, всю искорежило. Крылья – еще можно отремонтировать. Самое неприятное – стойка погнулась. Это долгая история. Я лихорадочно прикидываю, во сколько мне обойдется наше так и не состоявшееся купание. Настроение у всех никакое, в воду лезть никому уже неохота. Дальнейшая история понятна: многочасовое ожидание ДПС, протоколы ДТП, освидетельствование – уж не пьян ли водитель, едкие усмешки гаишников и рекомендация повесить табличку «путаю педали!»…

Уже сильно затемно возвращаясь домой, до боли вглядываясь в чуть подсвеченную одной уцелевшей фарой дорогу, вдруг вспоминаю случай из патерика – когда лежащему на смертном одре старцу Сисою ученики задают вопрос: «Отче, неужели и ты боишься умирать?» А старец отвечает: «Не знаю, братья, положил ли я хоть начало покаянию!»

Насчет покаяния – тема отдельная, а вот к чему приводит излишняя самоуверенность, когда до финиша осталось совсем чуть-чуть, мне запомнилось надолго…

Наказание

Уже и не помню, что именно она сделала. Но я был в ярости. Внутри меня бушевал океан гнева, захлестывая своими многометровыми волнами. Пытаясь хоть как-то сдерживаться, я громко выговаривал ей мое недовольство, мучительно стараясь не дать голосу сорваться в крик.

Она стояла у лестницы, с нежными тонкими кудряшками, и печально смотрела в пол. Такая маленькая очаровательная куколка. Хрупкая и нежная. В свое оправдание она ничего так и не произнесла. Она даже не плакала. Стояла растерянная и молчала. В какой-то момент она подняла на меня свои необычайно красивые глаза – и вдруг до меня дошло. Она так ничего и не скажет в свое оправдание. И прощения она не попросит. Ее можно наказать, вылить ведра горьких и обидных гневливых слов, лишить сладкого на месяц, запретить смотреть мультики, но свое решение она не поменяет. Нет, она не перестанет меня так же любить, как и раньше. Но сквозь этот чистый детский взгляд проглядывал стальной стержень, и я понял всю абсурдность ситуации, которую сам же создал. Она – девица с характером. Если что-то решила – уже себе не изменит.

Я стоял ошарашенный случившимся открытием. В растерянности от внезапно осознанного полного бессилия. Вот почему я и готов был кричать: от бессознательного ужаса, что передо мной скала, с которой я ничего не сделаю. Хоть и весит эта глыба всего несколько килограмм. С таким я еще не сталкивался. Передо мной стоял беззащитный человечек, полностью зависимый от меня – и при этом совершенно от меня свободный. И сколько бы ты ни гнул свою линию, давил, убеждал, пытался манипулировать – решение будет приниматься только ей самой.

С этого момента я понял: нет ничего более глупого, вредного и травматичного, чем кричать на своих детей или тем более применять телесные наказания, даже самые минимальные. Все это – отчаянная попытка перелить собственную злобу и неумение любить в этот маленький сосуд, который потом всю жизнь будет носить в самой глубине сердца этот некогда впрыснутый родительский яд. Мы кричим и наказываем детей не от большой любви к ним, а от остро уколотого их непослушанием эгоизма. Мы не хотим дать им право быть совсем другими, чем мы, – жить не по нашим шаблонам, а свободно и вдохновенно творить свою, не нашу, жизнь.

Как можно кричать или наказывать ребенка, когда перед тобой только начинающий раскрываться тонкий бутон, из-под зеленых листочков которого едва-едва проглядывают намеки на дивный, невиданный цветок? Когда перед тобой чудо жизни, дарованное тебе Богом – как садовнику – на бережный уход и взращивание? Ты, главное, поливай, создавай условия, люби и лелей – а вот вырастет то, что не тобой было задумано и спроектировано. И главный подвиг родительской любви в том и состоит, чтобы уже сейчас, пока росток совсем мал, суметь полюбить его просто и безусловно.

О воле Божией и воле человеческой

Было время, когда мы с детьми регулярно ездили в бассейн. Поплавать в свое удовольствие, размять косточки, ощутить таинственную водную стихию, а потом погреться в баньке – что может быть лучше после загруженного суетой дня! Конечно же, дети всякий раз были в полном восторге! И вот однажды, накупавшись и напарившись вдоволь, мы отправляемся на машине домой. Настроение у всех – чудесное. Все – абсолютно довольны. В состоянии полнейшего благодушия задаю вопрос: «Ну что, детки, хотите еще куда-то поехать?» И тут начинается самое интересное. Младшая дочка восклицает: «А давайте поедем в магазин, купим чего-нибудь вкусненького к чаю, может, тортик?» Ей резонно отвечает старший сын: «Нет, не надо, на ночь неправильно есть много сладкого.

Давайте лучше поедем в магазин игрушек, там как раз сегодня должны новый каталог „Лего“ привезти – посмотрим, что там новенького». И тут я замечаю, что младший сынок – Ваня – молчит. «Ванюша, а ты куда хочешь?» И тут неожиданно он произносит такую фразу: «Папа, а я хочу поехать туда, куда ты хочешь!»

Ответ ввел меня в ступор. Это было сказано так просто и безыскусно, из глубины, что я не мог ему не поверить. Ему и так уже хорошо. Потому что он – с семьей и папой – источником этой «хорошести». Он просто любит своего отца и верит: куда он ни повезет своих детей – везде им будет хорошо. Поэтому какая разница, куда ехать: с ним везде интересно и здорово.

И тут меня пробило. Многократно читанные-перечитанные истории о благословенном послушании, которое отворяет небеса и делает из совершенно никчемных людей великих святых, вдруг подсветились совершенно неожиданным оттенком. Так вот, оказывается, что такое послушание! Не «вкручивание себя штопором» в дисциплинарную повинность начальству, которое в глубине души презираешь и не любишь. Не вынужденное исполнение возложенных на тебя обязанностей – потому что если не сделаешь, накажут. Не насильственное отсечение собственного ума и рассуждения – потому что кто-то сказал, что надо от «лжеименного разума» отречься. Все оказалось гораздо проще. Если ты на самом деле любишь и вверяешь свою жизнь другому – родителю, духовнику, наставнику или близкому другу, – ты всегда будешь рад предпочесть чужую волю твоей собственной. Не потому что ты в депрессии и тебе уже все равно. Напротив: для тебя гораздо важнее быть рядом с любимым человеком, нежели чем его использовать для каких-то своих целей. И такое послушание – и правда – светлое и радостное. Даже когда для внешнего наблюдателя – мучительно и невыносимо, на грани возможного.

Вот почему для того, чтобы сказать «не моя воля, но Твоя да будет!» – надо быть не каким-то суперменом с титановой волей – а просто уметь любить. Сильно-сильно.

Божья кухня

Когда моя старшая дочь стала стремительно взрослеть, у нее неожиданно пробудился интерес к кулинарии. Казалось бы, все замечательно: ну что же это за женщина, которая не дружит с кухней и не может приготовить чего-нибудь вкусненького? Но как-то оказавшись рядом – в самое время готовки – меня, как говорят, просто накрыло жутким раздражением. Ну кто же так делает? Ну разве эти ингредиенты совместимы? Ну почему нельзя как следует обезжирить миску, прежде чем взбивать в ней белки? Ну зачем сыпать столько цедры в крем – он же будет горьким? Ну почему лень натереть нормальный свежий имбирь – а обязательно использовать магазинный порошок, в котором и запаха-то уже не осталось? Конечно, мне хватило выдержки озвучить лишь пару вопросов из того вихря, который вовсю кружился в моей голове. Дочке мои замечания явно пришлись не по душе. Ответ был один: я готовлю по рецепту из интернета. Там так написано! В итоге – после того как все было испечено – папа оказался в непростой ситуации. Сказать, что это в принципе, конечно, при желании есть можно, – почти обидеть человека. Не сказать, что это почти есть нельзя, – значит обмануть и не помочь другому стать лучше. Я уже не помню, как вышел из этой ситуации – но дочка все поняла. Всякое желание еще что бы то ни было готовить у нее пропало напрочь – на пару месяцев.

Оглядываясь теперь на этот уже почти забытый казус, я начинаю думать… нет, не о кулинарии – а о Боге. Точнее, о том, что весь мир – это Его, Божья кухня. И Он с нами поступает совершенно не так, как я пытался «помочь» дочке. Его бесконечная мудрость заключается в том, что Он никогда не стоит «над душой», когда мы что-то кашеварим в нашей жизни. Даже когда от нашей «готовки» идет к нему острый запах подгоревшей каши или сбежавшего молока – Он не прибегает с криком: «Что тут у вас происходит? Вы что, дом сжечь хотите?» Он терпеливо ждет итогового результата. И когда мы торжественно подносим Ему нечто сделанное нами – каким бы это ни было кривым, косым, бесконечно далеким от совершенства, – Он, как ласковый и любящий Отец, искренне радуется. Тому, что мы сделали это – для Него, а не только для самих себя. Тому, что пусть немного – но все же у нас что-то да и получилось. Тому, что лучше сделать что-то не очень хорошо, нежели чем проваляться весь вечер на диване перед очередным бесконечным сериалом. Его педагогическая мудрость заключается в том, что Он умеет находить хорошее и светлое даже там, где, казалось бы, ничего такого и не предполагается. Среди вороха всякой грязи и пепла Он умудряется не только разглядеть все еще не потухший уголек – но и раздуть его так, что непонятно откуда – вдруг появляется яркое пламя. Ему хватает веры в нас – чтобы прорываться сквозь нами построенные баррикады, блокировки, отговорки – и доставать из-под завалов в нашей душе ту искорку Его Царства, благодаря которой душа все еще теплится.

Насколько бы изменилась наша жизнь в семьях, если бы мы почаще вспоминали об этой Божьей кухне – и не стояли бы надзирателями над делами других, а лишь молча, про себя, молили бы нашего Главного Повара – Господа Бога – вразумить, помочь, вдохновить – и исправить!