Текст книги "Гарем для пионера"

Дверь в мой «гарем» оказалась открыта, и если первая безответная любовь к Танечке разбудила во мне интерес к женщине, то Жанночка разбудила желание! Желание получать удовольствие и желание его доставлять. Я ещё не предполагал, как далеко зайду в своём поиске, как буду меняться сам и будут меняться взгляды, с каждым новым «узнаванием».

 
                                          * * *
 

– Жаль, нельзя представить себе героинь твоего рассказа, мне кажется, с иллюстрациями было бы лучше.

– Читая «Евгения Онегина» или «Войну и мир», каждый по-своему, представляет Татьяну Ларину или Наташу Ростову. В моём же случае, нельзя конкретизировать героев, тем более девочек, поэтому имена, намерено, меняются. В одном могу тебя уверить точно, что сюжет, пикантные моменты, отдельные детали, а также переживания и сомнения, все подлинные.

– Не думаю, что кому-то понадобится искать совпадения в твоём сочинении.

– Не думаю, что вообще кто-то, кроме тебя эти сочинения увидит.

– Посмотрим, что дальше, но начало, довольно интересное, хотя и немного… непривычное в своей «голой» правде. Неужели, тебе не интересно поделиться своими эмоциями с другими?

– Ты знаешь подоплёку появления этих записей. Они были для определённых целей, в период крайнего неудовлетворения и исключительно для «домашнего пользования». Не думаю, что моё мнение изменится. Мне интересны соображения по поводу поведения моего героя, сравнение сторонних отзывов с моим видением его жизни, а не популяризация бездарных способностей.

– М-да, товарищ командир. С самооценкой у тебя и тут продолжаются проблемы, – усмехнулся второй пилот.

– Тимур Кизяков, в одной из передач «Пока все дома», сказал отличную фразу на этот счёт. Боюсь переврать, но смысл передам точно: «Когда к бездарности приходит вдохновенье, ужасные случаются творенья».

– Среди читателей не так много экспертов по поводу таланта, и тем более, всем не угодишь. Дело твоё, но пока мне интересно продолжить знакомство с твоим «пионером».

Глава 9. С места в карьер

Долгожданные удачи на поприще познания женского тела, удивительным образом сказались на моём воззрении на девушек. Те моменты, коим раньше я не придавал значения, стали видимы и заставляли меня искать ответы на возникающие вопросы. Теперь, я смотрел на Танечку, да и на других девочек, совершенно другими глазами. Не обременённый половой озабоченностью, взгляд стал замечать… детали. Вроде ничего особенного, очередное «подглядывание» на уроках и переменах.

– У Танечки, как всегда, идеально белые манжеты и воротничок, у Галки и Ирки тоже. Форма отглажена идеально и юбки не мнутся даже в течении дня, – отметил я аккуратность одноклассниц.

– У Жанны – всегда серые какие-то, плюс разводы бело-рыжие подмышками! Неужели трудно постирать, как следует? И юбка, вечно мятая…

Восторженно глядя на Танечку в период влюблённости, я замечал и пушистые ресницы, и очерченные губы, и «лучики» вокруг глаз, когда она смеётся. Я замечал блеск и шелковистость волос, аккуратный маникюр и начищенные туфельки. Я чувствовал невесомый аромат свежести и млел от осознания всего этого. Глядя сегодня на Жанну, я не видел подобных деталей. Внимание «убегало» в фантазии о предвкушении голого тела. После порции запретного плода я старался и в ней рассмотреть умиление, но не видел его! Разводы от пота, разошедшийся шов на форме – видел! Помятость – видел, засаленные волосы! Облупившийся маникюр видел, комочки туши на ресницах видел, а флёра влюблённости, как не было, так и не появилось.

Узнав «тонкости» женской анатомии, я мог фантазировать теперь в отношении любой девушки. Мысль пробиралась под школьные платья одноклассниц, задирая и без того короткие юбки, стягивала вниз трусики и дорисовывала откровенные детали промежности и груди. Проснувшаяся мужская уверенность, позволяла уже не только представлять обнажённые женские тела, а и вступать с ними в придуманный сексуальный контакт. Безобидные грёзы казались обычным развлечением, тем не менее развращая неокрепшую мальчишескую психику, они ставили под сомнение чувства к Жанне. Становился очевидным тот факт, что тема притягательности женского тела стала для меня сладким дурманом, в зависимость от которого я погружался с каждым днём всё глубже, стараясь не замечать открывшихся мне деталей.

Подготовка к выпускным экзаменам ненадолго отодвинула познавательный половой процесс, хотя «бунтарь» в штанах периодически «поднимал голову» и стремился высказать мне претензии по поводу вынужденного воздержания. Особенно рьяно это проявлялось во время вечерних прогулок с Жанной, когда «масла в огонь» добавляли поцелуи. «Выпустить пар» не удалось даже перед выпускным вечером, и я почувствовал свою первую зависимость от наслаждения. Она была не обременительна и тем более не ультимативна, но не имея секса в должном количестве, мне непременно хотелось женского тела и мысли об этом появлялись в голове тем чаще, чем дольше мне не удавалось уединиться с любимой девушкой.

Укладываясь в постель, я мысленно раздевал её догола, а после, занимался с ней любовью, «загибая» в мыслимые и немыслимые позы. Несмотря на то, что представлял я Жанну, картинка в голове была далека от «подлинника». Тело было идеальным, с точёной талией и соблазнительными бёдрами, как у актрис из порно-журналов, ноги стройные, как у Галки, грудь античная, как у Венеры Милосской, и лишь лицо оставалось Жанкиным. Зачастую, я оставлял на Жанне чулки и бельё, а заодно и туфли на каблуке – всё, как в журналах. Эти безобидные «игры разума» доставляли истинное удовольствие и каждый раз обрастали новыми пикантными подробностями. Во время «полёта фантазии», мог меняться антураж, как в журналах, но неизменным оставалось то, что себя я видел неутомимым самцом с твердокаменным членом, без устали доказывающим свою страсть. Звукового сопровождения у таких видений ещё не было, потому что я не знал ещё, что такое женские стоны в процессе и на пике удовольствия, но партнёрша непременно кончала, как в книжке Кинессы, как, впрочем, и я сам, когда слишком увлекался процессом. Если бы не последнее обстоятельство, то мысли о сексе не дали бы мне закончить школу и получить аттестат о среднем образовании с одними пятёрками.

Ночью мне приснилась Танечка. Она стояла передо мной в школьной форме и спрашивала, почему я так с ней обошёлся? Вместо ответа я полез к ней целоваться. Поцелуи заставили нас забыть о правилах приличия и обо всём на свете. Я целовал её и просил прощения за то, что предал. Моих слов ей оказалось недостаточно, она отодвинулась от меня и медленно подняла подол школьного платья. Я не мог оторвать взгляд от этих стройных ножек, пока Танечка раздевалась догола.

– Я хочу, чтобы ты доказал, как меня любишь!

– Танечка, любимая!

Я стоял с торчащим «доказательством» своей любви к ней. Она счастливо засмеялась, упала на спину и развела широко свои прелестные ножки. Понимая, что почти прощён, я навалился на неё всем телом и извинялся, извинялся, извинялся, ритмичным взмахами ягодиц заставляя вздрагивать её тело и ноги, лежащие на моих плечах.

– Прости меня! Прости!

Я начал кончать, прямо в неё и чувствовал, как из меня, словно из вулкана, вырывается целая лава моей к ней любви. Волнами, толчками, заполняя её всю …и мои трусы. Я проснулся от этих волнообразных толчков. Последние обрывки сна ещё держали меня в плену и… мне отчаянно захотелось вернуться в этот сон и остаться в нём.

– Стоп! Как остаться?

– Приснится же такое! – я улыбнулся и пошёл в ванную. – Сегодня – выпускной вечер. Завтра – уже взрослая жизнь. Завтра я уеду поступать в лётное училище, а дома меня остаётся ждать Жанка. Моя любимая Жанеточка! И далась мне эта Танька!

Торжественные слова были сказаны. Поздравления и напутствия во взрослую жизнь утонули в атмосфере нетерпеливого ожидания последнего бала, последующего застолья и встречи рассвета на берегу Волги. О грядущих переменах мало кто задумывался, каждому хотелось впитать в себя последние запахи школьных десяти лет, проникнуться последним единением братства, уходящего в небытие 10Б, и проститься со стенами нашей уютной «усадьбы». Зазвучавшая музыка заставила сменить немного чопорный настрой на безудержное веселье! Ритм шлягеров вытащил выпускников на танцпол актового зала, и у нас появилась возможность последний раз поставить точку в первом важном жизненном этапе. Девчонки пока оставались девчонками, накрутившими себе причёски, надевшие «взрослые» платья и каблуки, но не ставшие от этого ничуть старше. Мальчишки кривлялись в такт музыке, пытаясь за беспорядочными дёрганьями, спрятать юношеские комплексы. В глазах пестрило и от этих суматошных движений, и от обилия розовых, голубых и белых красок.

На Жанне было платье серого цвета, сшитого мамой дома, по лекалам из «модного» журнала. Мало того, что цвет был совсем неуместным на выпускном балу, так ещё и фасончик был провокационно неприемлемым. Юбка соединялась с верхней частью сеткой с крупной ячейкой, связанной крючком, и создавалось впечатление, что обычную авоську серого цвета пришили к лифу, чтобы не упала юбка. Открытые руки и просвечивающий живот, сквозь эту сетку, делали платье вульгарным, воровали достоинства фигуры и подчёркивали отсутствие вкуса у хозяйки. Я был немного в шоке от увиденного, и мне было откровенно стыдно за Жанну.

– Сказать ей об этом – только испортить вечер, – справедливо рассудил я. – Неужели, она сама не видит неуместности такого наряда, на столь ответственном мероприятии? Я понимаю – о вкусах не спорят, но кажется, моё мнение разделяет большинство одноклассников и приглашённых.

Внешний вид Танечки и её наряд, были полной противоположностью, только что озвученному описанию. Пышная юбка кремового оттенка, скрыла девичью угловатость и добавила объёма будущим бёдрам. Глубокий вырез платья сделал и без того длинную шею просто лебединой. Грудь, плотно обхваченная тканью, выгодно выделялась за счёт широкой, сантиметров в 20, своеобразной «резинки», складками утягивающей талию. Стрижка «гарсон», под мальчика, смотрелась необычно элегантно за счёт густых волос, придающих объём и законченный вид этому удивительному творению. Белоснежная улыбка и искренняя радость в каждом жесте, резко контрастировали с неприязненным взглядом и поджатыми губами Жанны, в её сторону.

Первая медленная композиция заставляет всех разбиться по парам, и я зачарованно двигаюсь в сторону… Танечки, чтобы отдать ей этот танец и проститься с первой безответной любовью. Она непринуждённо улыбается, соглашается на приглашение, кладёт мне обе руки на шею, и мы медленно плывём под неспешную музыку, обсуждая внешний вид вчерашних учеников, учителей и абсолютно не касаемся наших отношений. Руки обнимают гибкий девичий стан и возникает закономерный вопрос: «Почему это великолепие в моих руках, так и не стало моим?»

– Ты сегодня сногсшибательно выглядишь, а причёска вообще супер! – вместо вопросов, сегодня я раздаю комплименты.

– Спасибо! Я переживала, что будет хуже, – она смеётся, закидывая голову, и я понимаю, что у меня не осталось никаких чувств в отношении этой холодной красавицы, ну, разве что… неосознанного эротического желания в моих снах.

Жанна была вне себя от ярости!

– Вали к своей Танечке! – ноздри раздувались от праведного гнева, а грудь ходила ходуном, будто меня застукали в постели с посторонней девушкой.

– Ты чего? – я протянул к ней руки, чтобы обнять.

– Ничего! Не верю ни одному твоему слову! Видел бы, какими глазами ты на неё смотрел!

– Я вообще-то ничего не говорю пока, а твоя ревность неуместна, я просто попрощался с… Таней. Теперь, все медленные танцы – твои!

– Я, как дура, ждала! Думала, вот он, первый танец! Мой! А ты?

– Какая разница? Первый, последний? Давай не будем портить себе вечер!

– Иди, развлекайся! Мой вечер ты уже испортил!

Мне стало совестно за свой поступок.

– Возможно, Жанна права, и не только она сделала такой вывод, и получается, я скомпрометировал её своим поступком.

Мне необходимо было выпросить себе прощение, ведь Жанна и впрямь, не заслужила такого отношения к себе. Воспитание снова вносило свою лепту в мои поступки. Чувство обязанности, чувство порядочности, чувство правильности отодвинули на задний план сознания более закономерные вопросы: «Почему мне стыдно за такой её вид? Почему мне неприятно выслушивать неуместные упрёки? Почему я должен своё поведение выстраивать в зависимости от её причуд? Почему?» Все эти вопросы я, конечно, себе не задавал.

– Должен, значит должен! Потому, что я с ней сплю! – слишком по-взрослому признался я себе, глубоко вздохнул и, улыбнувшись, пошёл исправлять ситуацию.

«Потому, что люблю» не только не прозвучало вслух, а даже не пришло на ум.

Вступительные экзамены отодвинули мысли о девчонках так далеко, что я не вспоминал о них до самого… провала на вступительных экзаменах в летное училище. Отличник, с одними пятёрками в аттестате, переоценил свои возможности, а если точнее, столкнулся с суровой действительностью, когда вступительную работу намеренно исправили в угоду начальникам, чьи дети, были не так продвинуты в физике, но всё же, должны были поступить в престижный ВУЗ. Я был морально подавлен и раздавлен! Свою «жилетку для слёз», мне распахнула Жанна, которая в отличии от меня, не рвалась в институт, а довольствовалась малым, поступив в педучилище, чтобы стать воспитателем в детском саду.

– Понимаешь, этого не может быть! Я всё решил правильно, но они всё равно поставили «неуд». Почему?

– Подумаешь, проблема! Ты у меня самый умный! Поступишь на следующий год!

– Да, но ведь в этом случае, сдвигается не только моя учёба, а и наша свадьба!

«Ясен пень», я, как порядочный гражданин своего времени, забравший её девственность, уже пообещал на ней жениться, ещё тогда, на выпускном, когда этим обещанием вымолил себе прощение. Теперь, с ней же, я сетовал на судьбу, что наша свадьба откладывается до лучших времён! Это в 17-то лет! Ну, «мудак», да и только, но в юные годы, естественно, так не кажется! Зато в противовес неудачам в получении образования, мне выпала возможность ещё более самоутвердиться в половом плане. Эпизодические «занятия любовью» двух влюблённых школьников превратились в регулярные «сексуальные упражнения» будущих молодожёнов. Во мне активно «запустился» генератор выработки мужского семени, а, следовательно, и мужского «хотения» регулярного выброса этого семени.

То, что в народе называется «сексуальной озабоченностью», на самом деле имеет примитивную подоплёку. В каждом мужчине природа заложила возможность производить и репродуцировать половые клетки. С возрастом, мы открываем этим клеткам вполне определённый путь. Когда этот путь, в силу определённых причин, перекрывается, мы ищем пути выхода из сложившихся обстоятельств. Мужской организм, словно жеребца, на всём скаку не остановить, не заставить с галопа перейти на шаг, поэтому мужчина и кидается в любовные авантюры. Кто-то находит выход в женитьбе, кто-то находит постоянную партнёршу без обязательств и вне брака. Самые отчаянные имеют таких партнёрш несколько одновременно и эпизодически, меняют одну на другую.

Возраст также даёт разную окраску этому хотению. Пока возможности появятся, пройдёт немало времени, поэтому юноши практикуют онанизм, кто-то не брезгует проститутками, особо «зацикленные» могут приобрести «резиновую Зину» и удовлетворяться силиконовой подружкой, хоть по сто раз на дню. Хотя последнее замечание относится уже к нашим дням, а никак не к восьмидесятым двадцатого века.

По факту, после первого положительного опыта в 16 лет, далее весь десятый класс и после этого ещё целый год, работая слесарем на заводе, я имел половую жизнь и регулярный секс! «Генератор» выработки семени «работал» без перебоев, и я регулярно «сбрасывал» «избыток продукции». Возможно, не всегда точно в то время, когда я этого хотел, но секса было предостаточно. Порою неполноценный, временами, вообще, скомканный, он, тем не менее, продолжал быть неотъемлемой частью моей жизни, секс с одноклассницей и, впоследствии, моей первой женой! Мог ли я после этого на ней не жениться? Не мог! Не имел права! Я был, в моём понятии, «последней скотиной», если бы не сдержал, данных мною обещаний! Но, лучше бы, я был «последней скотиной» тогда, чем стал ею впоследствии!

Процесс интимного узнавания друг друга продолжал давать знаний в копилку ощущений, буквально на каждом «откровенном» свидании. По сути, вместо дежурного получения удовольствия, мы каждый раз продолжали ставить своеобразные опыты. Инициатором всё время выступал я, а Жанна чаще соглашалась на мою инициативу, и то лишь, из-за большой любви ко мне. Романтика, так и не появившаяся в наших отношениях была заменена взаимными уступками, а последняя стеснительность утонула в браваде доказательств, что мы уже взрослые и самостоятельные.

Не успела захлопнуться за родителями дверь, как мы начали целоваться. Рука привычно заметалась между промежностью и грудью, не зная, какому месту больше уделить внимание. Оказаться внутри трусиков сегодня показалось предпочтительней, чем в лифчике, и я начал ласкать промежность, запустив пальчик в заветную дырочку.

– Не торопись!

– Почему?

– Мне нравится, когда ты меня там гладишь, а целуешь в губы.

Я стащил с Жанны джинсы вместе с трусиками и продолжил целоваться. Обычно, она в ответ раздевала меня, но в этот раз она не сделала этого, и сидела, раздвинув ножки в разные стороны, позволяя мне продолжать её ласкать. «Боец» в трусах уже встал и явно был настроен закончить прелюдии побыстрее, но был вынужден терпеть, удивлённый нестандартной просьбой об ожидании. Смазки стало значительно больше, Жанна оторвалась от поцелуев, чтобы перевести дыхание и лежала с закрытыми глазами, откинувшись на подушку. Сегодняшний порог стыдливости отодвинулся ещё чуть дальше, и я опустил глаза вниз, наблюдая, как пальчик полностью погружается и исчезает во влагалище. Половые губы, покрытые курчавыми чёрными волосами, словно бородатый рот, были широко открыты. Сходство усиливалось ещё и тем, что пигментация внутренних губ была более тёмной и менялась от красно-розовой до малиново-бордовой.

– На фотографиях в журнале, промежности были нежно-розовыми, а не такими хищно-кровожадными, – удивляюсь я увиденному.

Улыбнувшись сравнению и осторожно двигая пальчиком, я продолжил возбуждать это волосатое «чудо», не отводя взгляда от промежности. Два «лепестка», похожие на кожаные крылья бабочки сейчас были бессовестно примяты моим пальцем, вторгшимися внутрь. Я впервые трогал изнутри «святая-святых» и не дышал, сосредоточившись на тактильных ощущениях. Указательный палец продвинулся вглубь настолько, насколько это возможно и нащупал небольшой выступ. Миниатюрный отросток размером с фалангу на мизинце. Я описывал пальчиком круговые движения вокруг него и видел, что Жанна, также «считывает» свои ощущения. Как жаль, что пальцы такие короткие! А что если?

Смазки было так много, что я рискнул и осторожно протолкнул внутрь два пальчика. Жанка учащённо задышала, она не ожидала от меня такой наглости. Зато я оказался на сантиметр глубже и смог снова описывать круговые движения вокруг шейки матки. Я уже догадался, до каких глубин, смог сегодня «докопаться»! Жанна лежала не двигаясь, и по-прежнему не торопилась меня раздевать. Колени широко раздвинуты в стороны, мои пальцы во влагалище, и я решил подвигать рукой вперёд-назад, имитируя половой акт. Не успел я сделать несколько движений, как Жанкины пальцы вцепились мне в руку.

– Больно?

– Неприятно! Давай, лучше им!

Она так и лежала, в застёгнутой на все пуговки блузке, без трусиков и с широко раскинутыми ножками. Я не стал утруждать себя полным раздеванием, скинул джинсы вместе с трусами и вошёл в неё.

– Странно, пальчиком я чувствовал одно, а членом не чувствую.

– Перевернись, я сяду на него.

Я оказался на спине, Жанна оседлала моего «бойца», как делала уже не раз, и стала двигаться на нём вперёд-назад.

– А так?

– Всё равно не чувствую.

Она резко выпрямилась и села вертикально, даже немного откинувшись назад. Я подтянул её за ягодицы на себя, резко с силой, пытаясь вонзиться в неё снизу. Головка упёрлась в выступ внутри и соскользнула с него.

– Ай!

– Больно?

– Да! Тише!

– Ты чувствуешь?

– Конечно! Ты упираешься и соскальзываешь! Раньше ты только касался её, а теперь упираешься в неё. Он, опять, слишком большой!

– Это, он целует её изнутри.

– Кого?

– Шейку матки, – продолжал посвящать я её в тонкости анатомии.

– Уже нацеловался, давай снова перевернёмся.

– Тогда встань на колени.

Жанка недовольно заворчала, но послушно повернулась ко мне попой, ей не нравилась коленно-локтевая поза, которую мы не единожды пробовали, воплощая эротические идеи на односпальной кровати.

– Ты куда?

– Хочу поставить тебя на край кровати, а сам встану на пол.

– Вот ты, неугомонный!

– Жанеточка!

Она встала на край и выгнула спинку, оттопырив попку кверху. Я «задохнулся» от созерцания такого развратного ракурса и поспешил вернуть член в горячее «гнёздышко», которое теперь аккурат оказалось напротив торчащего пениса. Жанка снова вскрикнула.

– Ты снова там упёрся в неё, – почему-то сказала она шёпотом.

Я стал аккуратнее двигать своим достоинством. Ритмично и медленно. Каждый толчок отодвигал мою ненаглядную глубже в кровать, а я пытался удержать её на краю. Руки вцепились в бёдра, и я почувствовал, что сперматозавры побежали «на выход». Сегодня их ждал не девичий животик, а девичья попка!

– Тише ты! Всех соседей напугаешь! – снова заворчала, улыбаясь, Жанна, когда я, не в силах сдержать крик, кончил.

Жанна стала для меня отдушиной, утешительницей и «удовлетворительницей», которая всегда была «под рукой». Я был любим и «купался» в её желании мне угодить. Исстрадавшаяся мальчишеская натура, наконец получила полностью, необходимую дозу женской ласки! Влюблённая романтика была задвинута на задний план и померкла, оставляя на первом месте «голую» гимнастику и привычку ежедневных встреч.

– Разве, это правильно? Разве, вместе с «допуском к телу» исчезают нежные чувства? – спрашивал я себя.

– Зато теперь у тебя столько любви и внимания, что становится приторно от этой заботы, – то ли жаловался, то ли гордился я в ответ.

– Да, но они «дежурные»! Обычные! Стандартные! Одни и те же!

– А должны быть какие? – не понимал я.

– Возвышенные, необычные! Заставляющие умирать от восторга!

Немного «наевшись» пресловутого «запретного плода», вставал вопрос качественных изменений. Я пытался задать этот вопрос Жанке, «откапывая» запрятанную в дальний угол романтику, но она меня не «услышала». Появился «разрыв» понимания отношений. Вместо того, чтобы становиться серьёзнее и увереннее, занимаясь «взрослыми» вещами, я сопротивлялся и не торопился отказываться от прочитанных юношеских идеалов. Лишь Томка могла помочь мне разобраться в моих сомнениях и переживаниях.

– Том, я не знаю, правильно ли делаю, давая Жанке обещание жениться?

– Что тебя смущает? Вы любите друг друга. Вы… спите с ней. Вам вместе комфортно и хорошо. Что тебя не устраивает?

– Это так, но у меня не … «кружится голова», не «останавливается сердце», не «замирает дыхание». Всё не так, как об этом пишут в книгах. Я просто привык, что она всегда рядом.

– Ты её… разлюбил?

– Нет, конечно, но у нас, одни и те же разговоры, одни и те же встречи, ничего нового. Нет того праздника, о котором я читал, и о котором я мечтаю.

– Тебе скучно с ней?

– И да, и нет! Если занимаемся… сексом, мне не скучно. А потом, мне с ней не интересно, потому что у нас все разговоры об одном и том же, – пытался я объяснить свои печали, забывая, что такие откровения, в общем-то, не для девичьих ушей.

– От меня ты, что услышать хочешь? – Томка покраснела от моей вульгарной искренности.

– Ты же девочка! Знаешь, что у вас на уме!

– Мы тоже разные! Хочешь, приведи её ко мне познакомиться!

– Нет, тебе тоже будет с ней скучно! Зачем?

Честно говоря, мне не хотелось, чтобы Жанна вмешалась в наш уютный и приватный, дружеский мирок. Я… стеснялся её предъявить на Томкин суд. Мне казалось, что Тамара разочаруется не только в моей избраннице, но и во мне, а этого мне не хотелось больше всего.

– С чего ты взял? Ты боишься, что она узнает, как ты всем со мной делишься? – Тома, как всегда, была предельно откровенна.

– И это тоже. Она точно не поймёт, что мы просто дружим! Она итак, каждый раз злится, когда узнаёт, что я у тебя.

– Странно, обычно, когда любят, доверяют безоговорочно. И почему, нам с ней будет скучно?

– Интересы у неё другие, книг она не читает. Она может и не знает, про доверие и верность.

– Так дай ей почитать!

– Что? Пикуля? «Слово и дело» или «Битва железных канцлеров»? Не смеши меня!

– Дай «Три возраста Окини-сан», это не может не нравиться.

– Говорю же, читать, обсуждать героев, она не любит, говорит, что всё это придумано и не настоящее. Я подумал, ты мне поможешь разобраться, почему у неё так. У нас, – поправился я.

– Тогда не женись, пока не разберёшься! – фыркнула Томка, видимо я её «достал» своими сомнениями.

– А, как же мои обещания?

Диалоги становились всё реже и короче, а вскоре, Тома сама вышла замуж, и наши встречи сошли на нет. Замену ей, я пытался найти в общении с мамой, но она была не в восторге от моего выбора девушки и воспринимала дружбу с Жанной, как мою «блажь», надеясь, что после поступления в ВУЗ и отъезда в другой город, всё само-собой прекратится.

Сосредоточиться на поиске ответов на мои вопросы не давала подготовка к поступлению в лётное училище, а расстраиваться долго из-за отсутствия романтического антуража, не давала молодость. Провалиться повторно на вступительных экзаменах я не имел права, характер и обязательства перед Жанной не позволяли мне этого. Чередуя свои «хочу в небо» и «хочу секса», я всё же смог достойно подготовиться к экзаменам и поступил в высшее лётное училище. Впереди ждали четыре года курсантской жизни за тысячу километров от родного города…