Текст книги "Общий враг"

Санкт-Петербург. 6 июня 2006 года

– Здравствуйте… Павел?

– Да, добрый день.

Голос был приятный, но… незнакомый, равно как и номер, который высветился на экране мобильника. Московский? Не, не понятно. С другой стороны – его назвали по имени, а это о чем-то, да говорит. Значит, не просто так звонят. Павел сидел на работе, в своем кабинете и лениво наблюдал в окно за пешеходами, небольшой, но яркою толпой стоявшими перед пешеходным переходом. Народу собралось много, но светофор взирал на людей строго и не торопился менять цвет своего настроения.

– Меня зовут Надя. Ваш телефон мне дал Андрей Тумаркин… Вы его знаете.

– Да, Тумаркина знаю.

«Ага. Отлично. Тумаркин раздает мои телефоны направо и налево».

– Я с телеканала, и у меня есть к вам предложение… Надеюсь, оно будет интересным…

– Слушаю вас, Надя.

Когда тебе звонят с телевидения, надо слушать очень внимательно.

– Мы заняты в проекте, который рассказывает о русских, уехавших за границу. В частности – о последней, если можно так сказать, волне эмиграции.

– О последней ли…

– Ну да, хм… У вас родители живут в США…

«И об этом Тумаркин рассказал…»

– Мне об этом Андрей рассказал.

– Да я уж догадался.

– И брат. Младший.

– Да, живут в Америке. Только брат сейчас не в Америке.

– А я знаю, он служит в армии американской. Я видела фотографии на вашей страничке «ВКонтакте». Он сейчас в Ираке, да?

– Там… В Багдаде. До конца года будет еще… Хотите, чтобы я вам про него рассказал?

– Ну, можно так сказать. Рассказал и показал.

– В смысле?

– Он, вы сказали, будет в Ираке до конца года?

– Ну да, может быть в декабре или январе их часть выведут… Просто я не понял немного…

– Значит, мы успеем. Хотите брата повидать?

– Вы предлагаете мне…

– …поехать в Ирак с нашей съемочной группой. Мы снимаем документальный фильм. Сюжет-то очень интересный наклевывается. Русский парень, уехал в Америку, пошел в армию, сейчас в Багдаде…

Светофор за окном сменил гнев на милость и зажег зеленый свет. Две толпы пешеходов резко ринулись друг другу навстречу, как когда-то на полях сражений сходились «стенка на стенку» армии. Павлу даже показалось, что до его ушей долетают звуки битвы – звон мечей и сабель, крики и вопли…

– Блин…

Мысли спутались в такой клубок, что…

– В смысле – блин? – переспросила Надя.

– Да не, – Павел с трудом находил слова, – просто так вот раз – и в Багдад… Да, брательника, конечно, было бы неплохо увидеть… А кто едет еще?

– Оператор, вы, я… Я – старшая проекта… Ну так как?

– Надя, вы знаете, предложение ваше, прямо скажу, очень… э-э-э…

– Я понимаю, Павел. Сколько времени вам надо подумать?

– А есть какие-то сроки? Уже назначена дата?

– Через две недели, 20 июня. Мне нужен Ваш ответ завтра, максимум – послезавтра.

Но столько времени Павлу не понадобилось. Решение было принято практически сразу же, как только прозвучали слова «поехать в Ирак». Больше ничего, больше никаких аргументов Павлу было не нужно. Раз есть возможность, раз предлагают – надо ехать.

– Сколько дней в Ираке?

– Три-четыре дня.

– Хорошо.

– Едете?

– Обязательно.

– Отлично. Я знала, что вы согласитесь. У меня есть ваш электронный адрес – я сейчас вам скину всю информацию по проекту и что нам… Вам будет нужно для подготовки… Вы работаете?

– Пусть это вас не беспокоит.

– Ну, тогда ждите письмо. Телефон мой высветился?

– Да.

– Если какие-то вопросы – звоните в любое время.

– Договорились.

– Тогда – до связи.

– Счастливо…

Павел ошарашенно смотрел в одну точку. Гудки отбоя отзвучали, трубка была положена, но в голове продолжало гудеть. Мысли разбегались в разные стороны как тараканы. Через пешеходный переход снова туда-сюда сновали автомобили. На тротуарах по двум сторонам улиц снова накапливались свежие пешеходные силы.

– Тебя там убьют, вот увидишь!

– Не убьют, – Павел старался держать себя в руках, – мы будем в Багдаде всего семь дней.

– Там и получаса достаточно, – Ирина была готова снова расплакаться.

– Ириш, мы будем в «Зеленой зоне», в охраняемой гостинице. Утром уехали, вечером приехали…

– Я об этом и говорю!

– Нас будут охранять. Телевизионщики обо всем договорились.

– Да с кем они договорились? Какой дурак…

– Я точно не знаю, но говорили, что с англичанами, которые с Би-би-си работают. Частная охранная компания… Бронированный автобус…

– Вот пусть бы англичане и снимали эту передачу!

– Англичане снимают для англичан, а мы будем для нас. Я братишку хочу повидать… Когда еще возможность появится?

– Вот он в отпуск летом поедет – и повидаешь, в Америку поедешь. И Катьку с собой возьмешь!

– Лето – это само собой. Да не моя это идея, Ир… Я сам в Ирак не стремился и не стремлюсь.

– Вижу я, как не стремишься.

– Так, знаешь что, дорогая, заканчивай это… Я ради дела еду! Все, успокойся, пожалуйста…

– А вдруг стрелять начнут?

– И мы начнем!

– У вас же оружия нет!

– Добудем в бою!

– Дурак!

Все подобные разговоры, проходившие зачастую на повышенных тонах, неизменно заканчивались признаниями в любви и клятвенными заверениями в соблюдении строжайших мер безопасности. Только твердыми обещаниями не выходить на улицу без каски и спать, не снимая бронежилета, Павлу удавалось сбить накал страстей. Дочке решили ничего не говорить. Для одиннадцатилетней школьницы папа просто уезжал в командировку.

– А что ты мне привезешь? – первым делом осведомилась Катерина, когда узнала об отъезде.

– Ну, посмотрим, Катюха… Там видно будет, – уклончиво ответил Павел, глянув на промолчавшую жену.

На работе, кстати, пришлось взять неделю за свой счет.

Ирина перестала нервничать, когда до отъезда остался один день. Перестала потому, что поняла, что точно изменить уже ничего не сможет. Правильнее было бы сказать – спрятала тревогу глубоко внутрь. Павел прекрасно понимал ее опасения. Кое в чем она была права.

Конечно, по сообщениям СМИ, обстановка в Багдаде была существенно спокойней, чем в период вторжения и это, в общем и целом, подтверждалось регулярными письмами от Родьки. Но каждый день, утром и вечером, Павел читал в Сети новости о состоянии дел в Ираке и прекрасно знал, что взрывы и перестрелки в Багдаде и других иракских городах до сих пор случаются с завидной регулярностью. Кроме того, уверения в том, что их будут охранять, были, мягко говоря, блефом с его стороны. Точнее – могут таковым стать. Павел на тот момент не знал наверняка, будет ли их съемочной бригаде действительно выделена какая-то охрана или нет.

Чем ближе была дата вылета, тем чаще неприятные мысли сверлили мозг и не давали заснуть.

Сначала надо было ехать в Москву, а уже оттуда – в Багдад с двухчасовой пересадкой в Турции. Поначалу казалось, что проект не будет реализован по причине крайне сжатых сроков, но все визы и разрешения были получены удивительно быстро.

Москва. 20 июня 2006 года

Самолет, следующий рейсом Москва – Стамбул, резко задрав нос, начал набирать высоту. Внизу остался аэропорт Домодедово, Москва и Россия. Группа, отправившаяся в Ирак, состояла из трех человек. Руководитель и идейный вдохновитель – Надя Курочкина, оказавшаяся весьма миловидной молодой женщиной, и оператор, флегматичный философ Леонид. Третьим был Павел. Буквально в последний момент в группу включили четвертого, Сергея Бойченко, приставленного к группе в качестве консультанта. С новым членом команды никто познакомиться толком не успел, времени на разговоры не было. Да и сам Сергей показался Наде и Павлу замкнутым и неразговорчивым типом. Но они собирались наверстать упущенное во время перелета.

Павел глядел на облака, проплывающие за иллюминатором. Кто бы рассказал ему полторы недели назад, что он вот так вот – раз! – и полетит в Багдад… Ни за что не поверил бы. А тут – на тебе… И не просто так, а в составе съемочной группы телеканала…

– Почему твои родители и брат уехали в Америку, а ты остался в России?

Самолет делал вираж. По дюралевой обшивке крыла мазнул яркий блик и через иллюминаторы ворвался в салон. По сиденьям и по лицам пассажиров поползли солнечные лучи. Внизу проплывали облака, вальяжные, надутые…

– Эй…

– Да? – Павел отвлекся от созерцания облаков по ту сторону иллюминатора.

Курочкина сидела в пол-оборота к нему и держала в руках блокнот. Леонид, занимающий место в следующем ряду, опустил спинку своего кресла и, повернувшись к сидящим сзади товарищам, держал в руках небольшую бытовую видеокамеру, стеклянный глаз которой внимательно смотрел на Павла.

– О как! Уже?

– Ну а чего тянуть… Пока летим, поговорим с тобой, запишем несколько минут. Какие-то комментарии, перебивки…

– Понятно… Ну ладно, давайте, – Павел повернулся к Наде.

– Итак, почему твои родители и брат – в Америке, а ты тут?

– Ха! – Павел почесал переносицу. – Оригинальный вопрос…

– В смысле?

– Да просто мне его задают все, кто узнает о том, что родители в США… Ладно. Причина этому чисто формальная. Когда отец уезжал в Бостон, он мог взять с собой только Родьку.

– А почему так?

– Так это… возраст. Ему было меньше восемнадцати. Условия рабочей визы…

– Ясно… И ты не испытывал никакого… э-э-э… дискомфорта, обиды?

– Дискомфорта? Не-е, абсолютно никакого. А с чего? Во-первых, я про Америку ни фига… то есть, хм, ничего не знал, чтобы расстраиваться по этому поводу. Во-вторых, мы все прекрасно понимали, что они же не улетают в космос, правильно? Ну и в-третьих…

– И в-третьих… – Надя делала пометки в блокноте…

– И в-третьих, у меня в тот момент была работа. Интересная…

– Не стал бросать?

– Надя, у меня не было выбора, я не мог ехать… А если бы был, то… Пожалуй, да и в этом случае не поехал бы…

– А где ты тогда работал? Что за работа была?

– В уголовном розыске.

– Угу… – Надя быстро записала в блокноте, – а сейчас чем занимаешься?

– Безопасностью… Коммерческой.

По проходу между кресел, подталкиваемая стюардессой, катилась тележка с обедом. Наклоняясь к пассажирам с неизменной улыбкой, стюардесса выясняла кулинарные предпочтения и, в зависимости от ответа, доставала и протягивала желающим перекусить на высоте в десять тысяч метров красиво упакованные пластиковые контейнеры и бумажные полотенца.

– А… – Надя собиралась с мыслями для следующего вопроса, проглядывала записи в блокноте. – Так… Ну… Ладно… Это потом… Ага, вот. Как твой брат попал в армию?

– Ну как попал… Как следует прицелился… – попробовал пошутить Павел. – Он заканчивал школу, думал о том, как жить дальше…

– В Россию возвращаться не собирался?

– Не-е-е…

– А у него был выбор? Я не возвращение имею в виду… Он мог отказаться от службы?

– Ну, здрасьте, приехали… – Павел с легкой укоризной посмотрел на девушку. – У них армия… Добровольная. Контрактная. Либо идешь, либо… не идешь.

– И как он принял решение?

– Хы… – Павел хмыкнул, – с трудом.

Он не спал ночами, мучался бессонницей, долго взвешивал все за и против, замучил родителей и своего психоаналитика. Ну ладно, ладно. К ним в школу приходили военные, рекламировали армию. Он сначала, по-моему, в морпехи хотел, а потом передумал.

– А чего передумал?

– Это вы у него спросите, когда приедем…

– Ну… а как это все происходило?

– Вербовка? Не так, как в России, конечно… Повестку никто не присылал… Сержант побеседовал с братом, потом домой к нему приехал, с родителями познакомился… Они, я имею в виду, Родион с военным, прокатились на машине на призывной пункт. Родька какие-то тесты сдал, еще что-то… Сейчас уже не вспомню, как брат про это рассказывал… Если интерес не пропадет…

– Не пропадет, – поспешила уверить Павла девушка.

– …он сам вам расскажет. Вообще, я братишкой своим горжусь. И… Завидую, что ли… А сейчас он там… Ну, в Ираке. На «Хаммере» рассекает. Круто. Стрельба-пальба и все такое…

– О, парень, да ты, похоже, малость того… – неожиданно раздался голос Бойченко.

Леонид оторвался от камеры и с выражением огромного удивления на лице повернулся к соседу. Курочкина нахмурилась.

– Я не понял, а… – Павел попытался было ответить сидящему впереди Сергею, но Курочкина остановила его.

– Я сама.

– Что будете кушать? – стюардесса в голубой униформе протянула девушке меню.

Улыбчивые стюардессы еще не успели осчастливить обедом оставшихся пассажиров, когда Надя, наскоро промокнув губы салфеткой, встала со своего места и хлопнула Леонида по плечу.

– М?.. – вопросительно взглянул на нее оператор, неторопливо дожевывая куриную ногу в винном соусе.

– Поменяемся…

Леонид попытался было предложить повременить с передислокацией, но взгляд, которым его одарила старшая группы, не оставил сомнений в серьезности ее настроя.

Леонид коротко кивнул, взял свой поднос и продекламировал:

– Adversus necessitatem ne dii quidem resistunt![9]9
  Против необходимости бессильны даже боги (здесь и далее – лат.).


[Закрыть]

– Чего?

– Я говорю – уже ухожу… Кстати, сосед, ты будешь? – показал он пальцем на еще не распечатанный бисквит, лежащий на подносе Бойченко.

– Забирай, – коротко ответил тот.

– Спасибо, – Леонид моментально заграбастал упаковку и встал со своего места.

– Прошу вас, сударыня…

– Мерси!

– Смена пажеского караула? – осведомился Павел, едва Леонид опустился рядом с ним.

– Ага, – оператор зашуршал упаковкой пирожного, а потом оглянулся в проход, – эй, нам чаю нальют?

Курочкина уселась на место Леонида. Бойченко, не торопясь, доедал салат. Его невозмутимый и даже несколько мрачный вид красноречиво демонстрировал полное равнодушие ко всему вокруг.

– Сережа, слушай… – Надя не успела договорить. Ее откидной столик открылся с легким щелчком.

– Так… – Курочкина резким движением попыталась захлопнуть столик, но тот упорно не желал вставать на место. Девушка раздраженно хлопнула столиком еще раз. Пара пассажиров, сидевших через проход, повернули к ней недовольные лица.

Бойченко молча протянул руку и, прижав столик к спинке сиденья, закрыл его на защелку.

– Да… Хм… Спасибо… – Курочкина проводила взглядом руку Бойченко, – Слушай, у нас не было возможности поговорить о проекте… Тебя включили в группу перед самым вылетом – и я тебя практически не знаю… Конечно, раз босс сказал, что будет еще один человек, то – без проблем… К тому же ты у нас… Охранник?

Слово «охранник» покоробило Бойченко, но он не подал виду.

– Ну, типа того… Правильнее, наверное, сказать – консультантом. Или еще точнее – специалистом по стране пребывания… Организация взаимодействия с местными властями и нашими… дипломатами, – Сергей на секунду задумался, – …и с американцами.

– Понятно, – Надя откинулась в кресле, – теперь все ясно. Только у меня к тебе одна просьба: раз ты не журналист, не репортер, то ты не лезешь в мой проект. Никак. Даже вот такими репликами. Занимайся, пожалуйста, страной пребывания и взаимодействием, О’кей?

– О’кей.

Надя была настроена на длинный разговор, на спор, и такая быстрая «капитуляция» Бойченко ее удивила. Но ее внутренняя пружина была закручена туго и требовала аккуратного «ослабления». Надя решила продолжить беседу. Она посчитала до десяти, глубоко вздохнула и снова посчитала до десяти.

– Слушай, недавно наших дипломатов убили в Багдаде. Вот кошмар… Слышал что-нибудь об этом?

– Кошмар, – коротко согласился Сергей, отвернувшись к окну, – слышал.

– А ты их не знал?

– Не знал.

За толстым стеклом иллюминатора медленно проплывали вспухшие, как взбитые сливки на пирожном, облака.

– А кто их убил?

– Ну а я-то откуда знаю? – Бойченко ответил на вопрос девушки чуть более нервно, чем должен был. Сдерживаемое раздражение рвалось наружу.

– Так, нам чай вообще принесут или нет? Похоже, они тут не торопятся… – Бойченко с силой ткнул кнопку вызова стюардессы.

От Курочкиной не скрылась перемена настроения собеседника, и она решила не приставать к нему с расспросами, укорив себя за излишнюю навязчивость. Но со временем, решила журналистка, все станет на свои места.

– Давно работаете на телевидении? – Павел обратился к соседу.

– Да уж лет двадцать… С хвостиком. Даже с хвостом. Во-о-от таким, – оператор продемонстрировал размеры «хвоста», – давно, одним словом.

– А этот, – Павел кивнул на затылок Бойченко, торчащий над спинкой кресла, – вы его знаете?

– Не, не знаю. Первый раз вижу.

– Как думаете… думаешь… На «ты»?

– Без проблем.

– Как думаешь, почему он так на мои слова отреагировал…

Леонид пожал плечами.

– В чем-то, Павел, его реакция мне понятна.

– В чем же?

– Ну, понимаешь, все-таки в Ираке сейчас война идет…

– И что?

– Ты когда-нибудь был в зоне боевых действий?

– Нет.

– Тогда ты не знаешь, что завидовать-то, в общем, там действительно, нечему и некому.

– А ты был?

– Был. Много раз.

– Снимал?

– Снимал.

– Понятно… Расскажешь?

– Ну а что рассказывать. Ты сам все видел, наверное. Репортажи смотришь в новостях? Вот, примерно так все. Не все, что показывали, мое, но все, что мое – показывали.

– А где работал?

– В Югославии был, в Чечне.

– Ну… и… как? Как это…

– Страшно.

– Так ведь вы репортеры, журналисты… Броники, каски, все такое…

Леонид повернулся и встретился глазами с Павлом. Выражение глаз было такое же, как и реплика Бойченко. Павел ощутил себя полным придурком.

– Павел, тебе сколько лет? Хотя, Цицерон однажды сказал: «Temeritas est florentis aetatis», что значит «Легкомысленность – свойство цветущего возраста»… Там страшно, понимаешь? До усрачки страшно… Иногда, – Леонид говорил тихо, глядя не перед собой, а куда-то в себя, – диву даешься, что не свихнулся… «Nihil gravius audenti quam ignavo patiendum est!»[10]10
  «Храбрецу приходится страдать ничуть не больше, чем трусу».


[Закрыть] … Хотя у меня есть свой прием…

– Какой?

– В пятидесятых годах, если помнишь, были популярны такие большие машины – длинные, как корабли, «Кадиллаки»…

– Ага, было дело.

– Одного дядьку, спросили… Не помню, кто это был… Миллионер какой-то, что ли… В общем, он ездил только на таких машинах. Мол, почему вы так любите эти большие машины? Он ответил, что если попадаешь на такой машине в аварию, то она происходит где-то там, – Леонид махнул рукой вперед, как бы показывая длинный, с футбольное поле, капот роскошного лимузина.

Павел усмехнулся, представив себе такую картину.

– Так вот, – продолжил Леонид и в голосе его появились нотки горечи, – к тому, что я снимаю, я отношусь так же.

– В смысле?

– Если мне приходится работать там, где стреляют и я снимаю… – Леонид запнулся, – картинку… То я стараюсь думать, что это происходит не со мной, а где-то там. За объективом. Далеко. Понял?

– Понял… А латынь откуда?

– Филфак МГУ.

Сергей откинул спинку сиденья и закрыл глаза. Ишь ты… «Занимайся страной пребывания»… Вообще, эта Курочкина производит впечатление думающей… Но в Ирак поехала. Сама захотела. Смелая… Нет, все-таки глупая. И этот… Брат какого-то солдатика… Завидует он… Болван какой-то. Поперлись, блин, в пекло… Ладно. Они – часть легенды. Работе помешать не должны. Сообщив журналистке, что он, как «специалист по стране пребывания», будет обеспечивать их безопасность и осуществлять взаимодействие с местными, Бойченко ни на йоту не погрешил против истины. Он сказал правду. Но не всю. Он сдаст их «на руки» американцам и займется делом… Сергей немного корил себя за то, что не смог равнодушно воспринять реплику Нади о погибших дипломатах и ее вопрос о том, знал ли он их… Так… Все. Успокоились. Все идет нормально. А пока надо расслабиться.

Стюардесса принесла чай.

Москва. 6 июня 2006 года

Зазвонил телефон. Сначала Сергей ее не узнал. Машку Половцеву, Витькину жену. Но секундой позже осознание того, что с Виктором случилось что-то страшное, прорвалось сквозь истошное рыдание женщины.

– Я сейчас приеду… Никуда не уходи.

Как он добрался до дома друга, Бойченко не помнил. Одна мысль билась в голове, мысль, которую он уже не пытался отогнать, как в первый момент, – Витька Половцев, его друг, мертв.

– Витя три дня не звонил. Как уехал, а так каждый день… – Сергей сидел на диване рядом с Машей и судорожно пытался найти хоть какие-то слова утешения, а рассказ жены друга о том, что случилось, то и дело прерывался слезами, – А тут нет звонка и нет… Я не сильно волновалась, ну я же понимаю, работа у него там… сложная… Позвонила на третий день сама в посольство, а там сказали, что ничего сказать не могут, потому как не знают…

– С-с-с-суки… – со свистом выдавил из себя Бойченко…

– …А утром сегодня в новостях говорят, что в Багдаде погибли… несколько сотрудников российского посольства… Как раз три дня назад… Три дня молчали… Я как услышала, так все поняла сразу. А днем позвонили… с работы… тут… начальник… Сказал, что… – Маша закрыла лицо руками, не в силах справиться с эмоциями. – Я… Я не знаю, что делать… Сережа, я не знаю, что делать…

– Какой… Какой номер? Откуда звонили?

Маша махнула рукой на мобильник, лежащий на полу.

Сергей присел рядом с женщиной.

– Я посмотрю… – полувопросительным тоном произнес он, нажимая на кнопки аппарата, – так… журнал звонков, входящие… Этот? С «семь-три-ноль» с «пять-пять» на конце?

– Я не знаю…

Маша вытирала руками слезы, без остановки текущие из глаз, а потом, не в силах сдержаться, снова всхлипнула и обняла Сергея за плечи.

Сергей гладил ее по спине, стараясь успокоить, сам такой же потерянный и беспомощный. В другой руке он держал телефон. Смотрел на экран и запоминал номер того, кто сообщил жене друга, что она теперь – вдова.

Бойченко ходил по кухне, открывая дверцы шкафчиков в поисках аптечки. Он хотел налить Маше валерьянки. Наконец аптечка была найдена и в стеклянный стакан одна за одной упали три десятка капель. В тот момент, когда Сергей протянул лекарство Маше, зазвонила его трубка. Вытащив телефон из кармана (номер начинался на «семь-три-ноль», заканчивался на «пять-пять»), Бойченко даже немного оторопел, глядя на пиликающий в ладони телефон. Маша, подняв красные заплаканные глаза, удивленно смотрела на Сергея, не понимая, почему тот не отвечает на звонок. Телефон пропиликал, наверное раз десять, и умолкать не собирался. Звонивший, похоже, был уверен в том, что Сергей, в конце концов, снимет трубку. Так и произошло.

– Да… – телефон прижат к уху.

– Сергей Дмитриевич… – спросил на том конце сухой мужской голос. Собеседник вряд ли сомневался в том, что к трубке подойдет кто-то другой. Уточнение было формальным.

– Да.

– Нам надо поговорить.

В круге света, отбрасываемом настольной лампой с зеленым абажуром, были видны только руки собеседника. Остальное скрыто тенью – отчетливо был виден силуэт на фоне тяжелой портьеры, сквозь которую все-таки пробивался свет из-за окна – на улице светило яркое солнце. Большой лакированный стол… Мебель… Набор письменных принадлежностей… Все выглядело довольно просто, но Бойченко не сомневался, что такая «простота» – это так, для отвода неопытных глаз. Руки собеседника тоже были не из простых. Угадывалось внимание к ним хозяина. Раз в неделю маникюр, массажи, ванночки, кремы и прочие лосьоны… Из-под рукава пиджака, тоже, надо сказать, купленного не на «Черкизоне», осторожно выглядывал край корпуса часов. Золотых. Бойченко невольно взглянул на свои руки. Сбитые костяшки, куча мелких шрамов и порезов. Какие-то из них Сергей помнил, какие-то уже стерлись из памяти, но остались на ладонях – как напоминание о дорогах, которые он уже прошел, о дорогах, сложившихся в его собственную линию жизни.

Пауза затянулась. Бойченко сидел на стуле, услужливо выдвинутом помощником или ассистентом, или, хрен его знает, референтом этого, главного, сидящего напротив.

Помощник забрал Бойченко в месте, которое назвали по телефону, и привез к неприметному зданию, находящемуся где-то во дворах старого Арбата. Потом был долгий поход по пустым коридорам, по лестнице вверх, по лестнице вниз, кодовый замок на панели, еще один длинный коридор и вот – кабинет с сидящим за столом неизвестным.

Бойченко разглядывал утопающий в тени кабинет, в который его привели и молчал. Сергей решил, что раз его позвали, то пусть сами первые и начинают. Сам-то он всегда успеет задать нужные ему вопросы. Но и сидящий по ту сторону стола не торопился. Перелистывал и перекладывал три или четыре листа, лежавших перед ним… Сергей был прав – первым тишину нарушил хозяин кабинета. Голос был немного скрипучим.

– Чай, кофе?

– Потанцуем…

– Ну ладно… Нет так нет… Меня зовут… э-э-э… Николай Степанович. Фамилия моя тебе ни к чему, звание тоже. У меня… У нас, – мужчина запнулся на полсекунды, – к тебе вопрос.

Бойченко молчал и смотрел туда, где у наблюдаемого им силуэта должны были быть глаза.

– И вы думаете, что я на него отвечу?

– Думаю, да… Полковник. Ответите.

– Полковник?

– Если ответите.

Сергею показалось, что он увидел некое подобие ухмылки.

– А вы ответите на мой вопрос?

Зашелестели документы. Ухоженные руки с ухоженными ногтями тасовали листы бумаги.

– Я догадываюсь, о чем вы хотите спросить, Сергей Дмитриевич. И мне кажется, что вы получите ответ даже раньше, чем спросите.

– Откуда такая уверенность, Николай Степанович?

– Ответ, который вам нужен, отчасти содержится в вопросе, который я вам задам…

– Ну так задавайте, чего тянете…

– Сколько… э-э-э… «изделий» вы уничтожили в Ираке в 1991 году?

Вот оно… Как ни хотел он убежать от прошлого, оно все-таки его догнало. Обстоятельства операции всплыли в памяти моментально, будто дожидались этого мгновения за ближайшим углом.

– Шесть.

– Уверены?

Вопрос Бойченко не понравился. Очень не понравился. Непонятно было только, чем больше – демонстрацией плохо скрываемого недоверия в том, что задание было выполнено, или… существованием гипотетической возможности того, что они действительно что-то не доделали… В голове моментально всплыл последний разговор с Витькой.

– Вы были командиром группы? – собеседник решил не ждать ответа на свой вопрос и задал следующий.

Холодный водоворот начал было затягивать Сергея, но тот усилием воли прогнал наваждение, вынырнув на поверхность. Сердце бухало как паровой молот, но внешне Сергей ничем не выдавал своего волнения…

– Послушайте, Николай… как вас там… Вы все прекрасно знаете, похоже, и без моих ответов. Что вам надо? Я привык задавать прямые вопросы и получать прямые ответы. И от вас хочу того же самого, ясно? Что вам от меня надо, черт побери?

– Спокойно, Бойченко… – голос собеседника мгновенно покрылся стальным панцирем, – спокойно… Да, я знаю. Знаю даже больше, чем вы себе представляете. И именно этот факт дает мне полное право задавать вам любые вопросы, ясно?

Бойченко смотрел на него исподлобья.

– Вижу, что ясно, – хозяин сменил гнев на милость, – но… я не услышал ответ на мой последний вопрос: вы были командиром группы?

– Да. Я. Был. Командиром. Группы.

– Вы были единственным, кто остался в живых?

«Чтоб тебя, скотина…»

– Да. Вся моя группа была уничтожена. Нас предали.

– Стоп, стоп, стоп, Сергей Дмитриевич. Притормозите. Не будем торопиться. Факты, которыми мы располагаем, позволяют только лишь предполагать… Да и разговор наш не об этом. И мы не хотели бы ворошить прошлое, но приходится. Работа такая. Что вы скажете, Бойченко, если мы предложим вам снова съездить в Ирак?

– Кто это – «мы»?

Пауза.

– Государство.

– Знаете, что я вам скажу? Кончайте трепаться, генерал… или кто вы там по званию, я не знаю… Для чего мне возвращаться в Ирак? Ради кого?

– Вы служили в армии. Вы служили своей стране. Вы служили своему народу. Вы же настоящий патриот! Лично я в этом не сомневаюсь…

Бойченко слушал своего собеседника вполуха, немного прикрыв глаза. А представившийся Николаем Степановичем продолжал:

– Вы очень много сделали для своей Родины. И все мы… – мужчина обвел руками кабинет, – в огромном долгу перед тобой, сынок… А сейчас такой момент, когда только настоящий патриот может…

– Только не называйте меня «сынком», хорошо? Вы мне не папочка… И не надо мне втирать про огромные долги и прочую белиберду. Мне не восемнадцать лет… Я уже навоевался – во! – Бойченко провел ладонью по горлу, – хватит. Моя последняя командировка в Ирак сделала вдовами семь женщин. Четверых детишек без отцов оставила. Да, был приказ. Приказ вот этого вот государства, – Сергей ткнул пальцем в полированный стол. – И выполнял его я и мои парни. И они все погибли. Государству было насрать. У них даже могил настоящих нет. А как, скажите мне, погиб Витька-Полтава, а? Ему вы тоже про идеалы говорили? Про долг и патриотизм втирали, да? Может, вы его жене про патриотизм расскажете? А? Как и ради чего погиб Виктор? Я вас спрашиваю!

– Так! Заканчиваем лирику и утираем розовые сопли! Твой друг Половцев был настоящим солдатом. Приказов не обсуждал и вопросов лишних не задавал. И не надо на меня так смотреть!

Николай Степанович хлопнул ладонью по столу. На глянцевой поверхности стола появился и начал медленно исчезать отпечаток широкой ладони. Через секунду он исчез совсем.

– Мы тут не в бирюльки играем, ясно тебе? Витя погиб, потому как выполнял государственное задание! Доделывал твою работу, между прочим!

– Что-о-о?! Какую такую «мою работу»? – Бойченко аж приподнялся со стула.

– Сядь… – махнул на него рукой Николай Степанович. – Он искал заряд, который не был уничтожен вашей группой.

Бойченко решил, что ослышался. Полтава был прав, но как он мог тогда в это поверить?!

– Последний? Последний заряд?! Что за бред? Моя группа уничтожила все шесть ядерных зарядов. Я в этом абсолютно уверен и готов поспорить, что все шесть «изделий» до сих пор находятся во взорванной нами шахте…

– Не кипятись, Сергей. Все и так… Довольно хреново. Я расскажу тебе все, что знаю, все, что мне самому известно. А ты уже сам думай… Ты знаешь, почему американцы вторглись в Ирак?

– Я не смотрю телевизор.

Николай Степанович криво усмехнулся.

– Ладно… Они вторглись в Ирак во второй раз из-за того, что узнали о том, что у Саддама есть ядерное оружие.

– У Саддама не было ядерного оружия. Уже не было. Они вторглись в Ирак из-за нефти.

– Ну вот, а говорил, что телевизор не смотришь. Значит, слушай, что было на самом деле. В начале девяностых Союз под большим-большим секретом дает Хусейну несколько зарядов. Зачем, для чего – не наше дело. Продали и продали. Поначалу все идет гладко, но потом Хусейн рехнулся и решил, что он теперь может делать все, что хочет. Вторгается в Кувейт. Коалиционные силы отбивают Кувейт, но мы опасаемся, что Саддам может применить ядерное оружие, и посылаем в Ирак твою команду… Если бы Хусейн взорвал хоть один заряд, то нашей стране пришлось бы очень худо… Может быть, даже война. Но вы уничтожаете заряды – и все замечательно. Но спустя несколько лет начинается вторая заваруха. Предлог – наличие у Саддама оружия массового поражения. Мы не беспокоимся, так как уверены, что зарядов в Ираке нет, но совершенно неожиданно из нескольких независимых источников получаем информацию, что все-таки есть. Начинаем перепроверять и узнаем, что Саддам… Ну не сам, конечно, а один из его сыновей, Удэй, успел перетащить один заряд не куда-нибудь, а прямо в Багдад. Действия коалиции во второй войне были очень эффективны – Хусейн не успел воспользоваться зарядом. Но пока бомба лежит в Багдаде, остается большой риск ее обнаружения. И нам неважно, кто ее найдет. Все будут счастливы получить такой козырь, что местные, что американцы. Россия… Россия будет в международной изоляции, если не станет жертвой военной агрессии со стороны НАТО. В общем, как только мы убедились в том, что заряд – не блеф, не ошибка, встала задача найти его, не привлекая внимания враждующих сторон. После этого заряд надлежало вывезти или уничтожить. В зависимости от ситуации. Именно это задание и получил Половцев. Он его почти выполнил – нашел место, где лежит твоя бомба, Сережа.