Текст книги "Адмирал Колчак, верховный правитель России"

Витгефт побывал на каждом миноносце, поблагодарил команду. Многие, однако, недоумевали. «Я этот выход миноносцев до сего времени не могу понять, – писал боцман Бегичев, – зачем нас послали… в погоню в 12 часов дня на цельную японскую эскадру. Какой мы могли принести вред средь белого дня таким сильным судам? Если бы была ночь, тогда другое дело. Ночью можно близко подойти и выпустить мины. Но днём не допустят и расстреляют артиллерийским огнём». Как бы в ответ на такие вопросы Бубнов отмечал, что стрельба расшатывала переборки повреждённого броненосца и в этом отношении выход миноносцев всё же сослужил службу. «Яшима» не дошёл до базы, затонув в пути.

Несомненно, однако, что Витгефт не ожидал такого успеха. Не было разработано соответствующего плана, не было предпринято таких действий, которые на языке военно-морского научного жаргона называются «эксплуатацией победы». Витгефт располагал силами, способными разгромить остатки блокирующего отряда, но кроме миноносцев и лёгкого крейсера «Новик» никто не вышел в море. Витгефта, возможно, удерживало то соображение, что русская эскадра, выйдя на внешний рейд, сможет вернуться назад только ночью, в следующий прилив. Кроме того, адмирал страшно боялся нарваться на минную банку.[253]253
  Русско-японская война 1904–1905 гг. Работа Исторической комиссии… Кн. 2. С. 37; Бубнов М. Указ. соч. С. 112; ПФАРАН. Ф. 47. Оп. 5. Д. 1. Л. 37 об.


[Закрыть]

Утратой двух броненосцев не закончились злоключения японского флота. 4 мая столкнулись две канонерские лодки, одна из которых затонула. В тот же день в виду Порт-Артура попал на мину и ушёл на дно миноносец «Акацуки».

В течение четырёх дней после катастрофы 2 мая японской эскадры совсем почти не было видно. Японское морское командование приходило в себя. Но русская эскадра в эти дни так и не вышла в море. Только миноносцы выходили в ближние разведки и тралили рейд.[254]254
  Бубнов М. Указ. соч. С. 115.


[Закрыть]

В одну из таких разведок, в ночь на 28 мая, вышли восемь миноносцев первого и второго отрядов под командой капитана 2-го ранга Криницкого. Было дано задание осмотреть близлежащие острова Риф, Айрон и Мяо-Тао и в случае обнаружения противника атаковать его. Пройдя мимо Рифа и Айрона, отряд повернул к Мяо-Тао. Командир приказал увеличить ход до 18 узлов. Почти у всех миноносцев, за исключением трёх, появились из труб факелы. Это означало, что они идут на предельной скорости.

При подходе к Мяо-Тао заметили судно, оказавшееся китайской джонкой. Проверили её, отпустили, дошли до Мяо-Тао и легли на обратный курс. Когда поворачивали назад, раздался звук, напоминающий взрыв. Командир отправился на миноносце в хвост колонны выяснить, в чём дело. Оказалось, что столкнулись два миноносца, но оба держатся на воде. Отсутствовал, однако, «Сердитый». Из расспросов выяснилось, что он отстал ещё до встречи с джонкой.

Обеспокоенный командир повёл отряд в Голубиную бухту, чтобы дожидаться там рассвета. В этой бухте был обнаружен «Сердитый». Колчак доложил, что, отстав от отряда, он решил ожидать его именно здесь.

Утром был сильный туман. С семафора на береговом посту сообщили, что подходят пять японских миноносцев. Отряд приготовился к бою, вышел из бухты, но обнаружил лишь пять джонок. С берега приказали возвращаться, когда позволит туман. Туман позволил лишь наутро. Так в бесполезной погоне за джонками и в пережидании тумана закончилась эта двухдневная разведка. Витгефт был недоволен тем, что Мяо-Тао проскочили на скорости, вместо того чтобы выслать два миноносца, которые тихо подкрались бы и внимательно всё осмотрели.[255]255
  Русско-японская война 1904–1905 гг. Работа Исторической комиссии… Кн. 2. С. 129–132.


[Закрыть]

Где-то в середине мая капитан 2-го ранга Е. В. Клюпфель, бывший командир «Сердитого», перешедший на береговые работы, подал рапорт адмиралу Витгефту. Он предлагал привести в порядок транспорт «Ангара» (бывший пароход «Москва»): ввести его в док, очистить днище, перебрать машину, а затем отправиться на нём в крейсерство на линиях движения японских транспортов. «Ангара», которая могла развить скорость до 20 узлов и нести запас угля на 40 дней хода, вооружённая двадцатью пушками, была в состоянии внести немалое расстройство в японские морские коммуникации. По исполнении крейсерской задачи предполагалось идти либо во Владивосток, либо навстречу эскадре Рожественского (которая, правда, тогда ещё не вышла из Кронштадта). Самой опасной частью плана считался прорыв через блокаду у Порт-Артура. Клюпфель предполагал сделать это ночью, в свежую и пасмурную погоду.

Витгефт согласился с этим планом и разрешил Клюпфелю набирать по своему усмотрению офицеров из числа добровольцев. Клюпфель пригласил на должность штурмана Сергея Тимирёва с «Победы», старшим офицером – Николая Львова, вахтенными начальниками – Анатолия Бестужева-Рюмина, Александра Колчака и Павла Плена. Все загорелись этой идеей, которая, как казалось, давала, наконец, возможность каждому по-настоящему проявить себя. План держался в большом секрете. Для обсуждения его подробностей шестеро офицеров, как заговорщики, совещались в Морском собрании. Выход в море был назначен на конец мая. Но где-то в двадцатых числах Витгефт всё отменил.[256]256
  РГАВМФ. Ф. 763. Оп. 1. Д. 219. Л. 10 об. – 11.


[Закрыть] Возможно, ему не хотелось терять артиллерию на «Ангаре» и боевых офицеров. Порт-Артур для него был превыше всего. Пушки с «Ангары» передали на сухопутный фронт. Транспорт был переделан в госпитальное судно, а когда крепость пала, стал добычей японцев.

Тральные работы, отнимавшие много сил и времени, продолжались изо дня в день, и тем не менее в главном фарватере постоянно попадались японские мины. Витгефт распорядился установить ночное дежурство миноносцев в бухте Тахэ, надеясь, что они однажды подловят японские катера и минные заградители за их работой. «Сердитый» и «Скорый» начали дежурить с 1 июня и в дальнейшем выходили, обычно в паре, на дежурство через один-два дня.

13 июня, на рассвете, «Сердитый» и «Скорый» заметили два силуэта неприятельских миноносцев. Прикрываясь некоторое время берегом, Колчак и Хоменко повели за ними свои корабли, и вскоре удалось рассмотреть, что это номерные (маленькие) миноносцы. Обнаружив преследование, они стали уходить, причём сразу обнаружилось их превосходство в скорости. «Сердитый» и «Скорый» открыли огонь. Преследование, однако, пришлось прекратить, когда навстречу показался целый отряд японских миноносцев. Береговая батарея отогнала их, но один из неприятельских миноносцев успел принять с берега двух человек.[257]257
  Работа Исторической комиссии по описанию действий флота… Кн. 2. С. 226.


[Закрыть] В окрестностях Порт-Артура действовало огромное число японских шпионов.

Японцы узнали о дежурствах в бухте Тахэ и приняли свои меры. 11 июля там находился усиленный наряд миноносцев («Боевой», «Грозовой» и «Лейтенант Бураков»). С ними затеял перестрелку отряд японских миноносцев. В это же время неприятельские минные катера, невидимые в темноте и неслышимые в грохоте артиллерии, зашли с тыла и выпустили торпеды. «Боевой» и «Грозовой» получили повреждения, а «Бураков» затонул. Это был лучший миноносец порт-артурской эскадры, который мог развивать скорость до 33 узлов.[258]258
  Бубнов М. Указ. соч. С. 151; Хронологический перечень. С. 152, 156, 159, 173.


[Закрыть] Все жалели «Буракова», а Колчак словно во второй раз потерял своего товарища по выпуску.

Простудившись на ночных дежурствах, Колчак впервые в своей жизни тяжело заболел. «…Я не рассчитал своих сил, которые уже за всё это время были подорваны, – рассказывал он впоследствии, – я получил очень тяжёлое воспаление лёгких, которое меня заставило слечь в госпиталь». Колчак провёл на больничной койке около месяца и вернулся на миноносец уже в июле.[259]259
  АРР. Т. X. С. 191.


[Закрыть]

В это время минные банки стали ставить не только с катеров и минных транспортов, но и с миноносцев. 23 июля Витгефт доносил Алексееву о том, что испытано устройство для постановки десяти мин с одного миноносца, «и ночью лейтенанты Рощаковский, Ковалевский, Колчак и Волков поставили в двух местах заграждения».[260]260
  Русско-японская война 1904–1905 гг. Работа Исторической комиссии по описанию действий флота в войну 1904–1905 гг. при Мор ском генеральном штабе. Кн. 3. Пг., 1915. С. 23.


[Закрыть]

К концу июля Порт-Артур опутала густая сеть минных заграждений, поставленных обеими сторонами. Неприятель почти не имел возможности с моря подойти к крепости. Её защитники оставляли для себя несколько проходов. Главный фарватер поддерживался в относительной чистоте благодаря непрерывному тралению. Не проходило почти и дня, чтобы кто-то не подорвался: миноносец, пароход-тральщик, землесос или портовый баркас. Частые подрывы бывали и у японцев.[261]261
  РГАВМФ. Ф. 763. Оп. 1. Д. 219. Л. 12 об.


[Закрыть]

Тем временем сухопутный фронт всё ближе подходил к Артуру. 13 мая японские войска начали штурм позиций на перешейке Кинчжоу. В помощь сухопутным войскам в залив Кинчжоу вошли японские канонерские лодки и миноносцы, начавшие обстрел русских позиций. В свою очередь канонерская лодка «Бобр» (самая мелкосидящая) и миноносцы «Бойкий» и «Бурный» зашли в залив Даляньвань и открыли огонь с другого фланга. На одном фланге японцы упорно наступали, форсируя залив чуть ли не по горло в воде, а на другом их пехота была рассеяна, а батареи подавлены.

Решающую роль сыграло девятикратное численное превосходство японцев. 5-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, защищавший позиции, потерял до трети своих солдат и около половины офицеров. Генерал-майор А. В. Фок, командовавший обороной Кинчжоу, не прислал в подкрепление сражающимся ни одного солдата.[262]262
  Бубнов М. Указ. соч. С. 123–125; История русско-японской войны. С. 165–170.


[Закрыть] Как говорили в Артуре, Фок получил задание: имея пять полков, как можно дольше задержать японцев, чтобы дать возможность закончить самые необходимые укрепления крепости. Фок действовал хладнокровно и цинично, как шахматист: он отдавал на съедение противнику передовую часть своих войск, не давая вовсе ей подкреплений. Так он пятился к Артуру около двух месяцев, раз за разом обрекая на гибель какую-то часть своей дивизии. По многим причинам, а прежде всего потому, что от него нельзя было ждать помощи в трудный момент, Фок был очень непопулярен в армии.[263]263
  РГАВМФ. Ф. 763. Оп. 1. Д. 219. Л. 9–9 об.


[Закрыть]

15 мая в Порт-Артуре хоронили убитых в Кинчжоуском бою (тех, кого смогли вынести). На нескольких подводах привезли 43 пропитанных кровью парусиновых мешка и сложили в общую могилу. Люди крестились и вздыхали: «Когда же придёт Куропаткин?»[264]264
  Нева. 1990. № 3. С. 197.


[Закрыть]

После Кинчжоу пришлось спешно оставлять Дальний. Подвод на всех не хватило. Простые обыватели, захватив самые необходимые вещи, шли в Порт-Артур пешком, чтобы хлебнуть горя и там. Когда поднялись на перевал, в вечерних сумерках увидели зарево над оставленным городом. Это горел военный вокзал, только что построенный. Затем послышались взрывы.[265]265
  Новый край. 1904. 19 мая.


[Закрыть] Однако ни портовые сооружения, ни склады полностью разрушить не успели, и они попали в руки неприятеля.

Несколько дней, до прихода японцев, Дальний был в руках разбойничьих шаек (хунхузов). Они грабили лавки и частные дома, ночевали в роскошных отелях, устроили множество пожаров. Когда пришли японцы, грабители превратились в мирных торговцев. В китайских лавках русские товары потеснили традиционную китайскую экзотику, а лучшие сорта шампанского, которое китайцы приняли за содовую воду, шли за сущую мелочь. И лишь необычный интерес покупателей к этому напитку вызвал у торговцев подозрение и заставил взвинтить цены.[266]266
  Ашмед-Бартлет Э. Порт-Артур. Осада и капитуляция. СПб., 1908. С. 11.


[Закрыть]

«Вот придёт Куропаткин» – эта фраза не сходила с уст не только простых портартурцев, но и начальников. Поначалу казалось, что осада продлится недолго, а потом набравшаяся сил Маньчжурская армия сбросит неприятеля в море. Стессель, правда, не был уверен, что Порт-Артур продержится и месяц. От имени командующего Квантунским укреплённым районом в штаб Маньчжурской армии и к наместнику шли панические депеши с мольбой о скорейшем спасении.

Алексеев и Куропаткин вняли, наконец, этим призывам и отправили на выручку Порт-Артура корпус генерала Г. К. Штакельберга. Правда, Куропаткин пожадничал и дал ему 32 батальона вместо 48. 1–2 июня близ железнодорожной станции Вафангоу произошло сражение этого корпуса с превосходящими силами японцев. Штакельберг едва не попал в окружение и отступил, не прорвавшись к Порт-Артуру. Осаждённая армия в эти дни вела себя пассивно, видимо, не зная о происходивших событиях. И только «Новик» и оба отряда миноносцев 1 июня выходили в море для обстрела неприятельских береговых позиций.[267]267
  История русско-японской войны 1904–1905 гг. С. 156–161; РГАВМФ. Ф. 763. Оп. 1. Д. 21. Л. 8 об.


[Закрыть]

Не только население Порт-Артура, но и командование гарнизона и эскадры было плохо осведомлено о положении дел на маньчжурском театре военных действий. Поэтому успокоительные телеграммы из штаба наместника понимались буквально. 25 мая Витгефт собрал совещание адмиралов и командиров больших кораблей («флагманов и капитанов», как говорили тогда). Перед ними был поставлен вопрос: надо ли эскадре сделать попытку прорваться во Владивосток? Большинство высказалось в том смысле, что выход бесполезен и опасен: суда подорвутся на минах, будут потоплены сильнейшим врагом, а крепость лишится судовой артиллерии и нескольких тысяч защитников. За выход эскадры подал голос только командир «Севастополя» Н. О. Эссен.[268]268
  Бубнов М. Указ. соч. С. 138.


[Закрыть] Витгефт тоже был против попыток прорыва. Он считал, что Порт-Артур – это главный приз войны. Если эскадра уйдёт, крепость вскоре падёт. Вполне возможно, что в глазах адмирала ценность Порт-Артура даже превышала ценность эскадры.

Мнение флагманов и капитанов было сообщено Алексееву и вызвало с его стороны горячие возражения. Наместник считал, что флот имеет свои специфические задачи: действовать на морских коммуникациях противника, стараясь отрезать от базы снабжения действующие в Маньчжурии войска. Если Порт-Артур падёт, эскадра будет почти задаром отдана противнику. А после Вафангоу деблокирование крепости стало проблематичным.

Из штаба наместника в Порт-Артур поступали сведения, что после майских событий японский флот сильно ослаблен, так что русская эскадра в настоящий момент явно сильнее.[269]269
  Там же. С. 140; РГАВМФ. Ф. 763. Оп. 1. Д. 219. Л. 11.


[Закрыть] Под давлением Алексеева выход был назначен на 10 июня. Газета «Новый край» красочно описывала это событие: «Ночь звёздная. Полная тишина на рейде. Артур спал своим обычным чутким сном. Прекратилась всякая езда, и спокойствие ночи нарушалось лишь редкими окриками часовых на вахте… Но вот раздались на одном из судов свистки боцманских дудок. Их повторило и другое судно. Повторила затем и вся эскадра: „Команде вставать!“ Было 3 часа ночи».[270]270
  Новый край. 1904. 11 июня.


[Закрыть]

Однако выход эскадры затянулся до 9 часов утра, а потом обнаружилось, что на внешнем рейде множество мин. Пока их вылавливали, солнце прошло через зенит. А вскоре после того, как двинулись в путь, впереди обрисовались силуэты японских кораблей. Когда сблизились примерно на 45 кабельтовых, окончательно убедились, что в общем числе боевых кораблей русская эскадра уступает неприятельской. Правда, под командованием Витгефта было пять броненосцев, а у Того – четыре. Но по числу броненосных крейсеров соотношение было четыре к одному в пользу японцев, не говоря уже о миноносцах, которых было видимо-невидимо. К тому же с некоторых русских кораблей было снято много пушек и передано на береговые позиции.

Эскадры не открывали огня. Поколебавшись, Витгефт дал приказ возвращаться в Артур. На обратном пути, когда стало уже темнеть, русская эскадра подверглась яростной атаке японских миноносцев. Они не отступили даже тогда, когда флот вошёл под защиту береговых батарей. Атаки продолжались всю ночь, пока флот стоял на якоре, ожидая прилива. Но все усилия миноносцев оказались тщетными. Эскадра уже научилась от них отбиваться. Артиллеристы утверждали, что они потопили несколько миноносцев. По японским источникам, были сильно повреждены три миноносца. Утром эскадра в полном составе вернулась в гавань. Пострадал лишь «Севастополь», наткнувшийся на мину. Его отправили в ремонт.[271]271
  Бубнов М. Указ. соч. С. 142–143; Хронологический перечень. С. 170.


[Закрыть]

В середине июня, когда начались летние проливные дожди, японцы перешли в наступление. Теперь ими командовал боевой генерал, суровый воин, барон Ноги Маресуке. 13 июня для обстрела русских позиций к берегу подошли один лёгкий крейсер и 10 миноносцев, а на горизонте виднелись пять больших кораблей. Крейсеры «Новик» и «Всадник», три канонерские лодки и 14 миноносцев вышли в море и отогнали японские суда. Большие же корабли не рискнули приблизиться, опасаясь мин.[272]272
  Бубнов М. Указ. соч. С. 145.


[Закрыть] Генерал Фок продолжал медленно отступать к Артуру. Была оставлена гора Куинсан, защитники которой не получили подкрепления. Потом спохватились: гора господствовала над портом Дальним, а кроме того, с неё открывался прекрасный вид и на русские позиции. 20 июня части порт-артурского гарнизона перешли в наступление, чтобы отбить гору. Сначала, по наивности, шли с музыкой и знамёнами. Потом прибегли к тактике внезапных ночных атак. Всё было тщетно. Японцы успели хорошо укрепиться, и даже артиллерия крейсера «Новик» и обоих миноносных отрядов не смогла сбить их с вершины. Бои за Куинсан обошлись очень дорого русским войскам и закончились безрезультатно.[273]273
  Там же. С. 147–148.


[Закрыть] Японцы возобновили наступление. 17 июля, после тяжёлых боёв, они подошли к передовым укреплениям Порт-Артура.

Стессель продолжал слать панические телеграммы, и это производило плохое впечатление на Куропаткина. Именно на Стесселя он возлагал ответственность за неудачу поспешной и недостаточно подготовленной экспедиции Штакельберга. После одной из таких телеграмм Куропаткин сделал наместнику представление об удалении Стесселя из Порт-Артура. Алексеев запросил мнение Витгефта. «По совести считаю, – отвечал адмирал, – что у генерала Стесселя нет твёрдой уверенности в имеемых средствах, быстро меняет убеждения, настроение под влиянием обстановки и окружающих лиц. Авторитетен лишь в силу старшинства». Получив этот отзыв, Куропаткин направил Стесселю телеграмму: «Так как Ваше командование укреплённым районом окончилось и Вы вошли в крепость, то… предлагаю Вам сдать… командование крепости коменданту её и прибыть выбранным Вами путём, например, на миноносце, в Маньчжурскую армию, где при первой возможности Вы займёте положение командира корпуса». Одновременно на имя коменданта Порт-Артура генерал-майора К. Н. Смирнова была послана телеграмма, в которой, для сведения, воспроизводился текст телеграммы Стесселю.

Обе телеграммы попали в руки и. о. начальника штаба укреплённого района полковника В. А. Рейса. Он доложил о них Стесселю, а потом приказал штабным офицерам считать их неполученными и никому о них не говорить.

Куропаткин ещё раз повторил телеграмму, а 19 июня послал Стесселю предписание сдать все дела и прибыть в Маньчжурскую армию. Стессель снова не подчинился, доказывая в ответном письме, что его удаление вредно отзовётся на обороне Порт-Артура. Куропаткин на письмо не ответил и больше не настаивал на отъезде Стесселя. А Смирнов до конца осады ничего об этом не знал.[274]274
  Русско-японская война 1904–1905 гг. Работа Военно-исторической комиссии… Т. 8. Ч. 1. С. 353–355.


[Закрыть]

Таким образом, в штабе укреплённого района возник своего рода заговор, и Стессель, человек и без того внушаемый, попал в зависимость от Рейса, своего сообщника. Рейс, возможно, уже тогда в душе был капитулянтом, хотя до поры до времени этого не обнаруживал.

Пока фронт приближался к Порт-Артуру, город опоясывался спешно возводимыми укреплениями, которые смыкали в сплошную линию прежний пунктир недостроенных сооружений. За несколько месяцев на сухопутном фронте была проделана более значительная работа, чем за предыдущие шесть лет. Некоторые из вновь построенных долговременных и полевых укреплений не были предусмотрены прежним проектом.[275]275
  История русско-японской войны… С. 188.


[Закрыть] Работой руководил начальник сухопутной обороны генерал-майор Р. И. Кондратенко. В период последних боёв перед плотной осадой крепости к нему фактически перешло руководство военными действиями на суше. В критические моменты он, случалось, сам вёл войска в атаку. С этих пор он стал душой обороны крепости. Ему долго сопутствовало необыкновенное везение. Однажды на передовой позиции разорвавшимся японским снарядом были убиты командир батареи и его помощник, а стоявший в нескольких шагах от них Кондратенко остался невредим.[276]276
  Новый край. 1904. 5 авг.


[Закрыть] Судьба словно берегла его, чтобы дать возможность раскрыться его яркому военному дарованию. Дарованию, которое так неожиданно заблистало в Порт-Артуре и затем вдруг в одночасье погасло.

В воскресенье, 25 июля, после литургии в порт-артурской церкви, духовенство и многочисленные миряне совершали крестный ход. Процессия прошла по Бульварной, Набережной и Пушкинской улицам на городскую площадь. Здесь началось молебствие о даровании победы. И когда народ преклонил колени, вдруг раздался свист пролетающих снарядов. Это была первая бомбардировка Артура с сухопутного фронта. Она не вызвала паники. Только матери с детьми торопливо поднялись с колен и, боязливо озираясь, заспешили по домам, наивно надеясь, что под черепичными крышами можно спастись от японских фугасов.[277]277
  Бубнов М. Указ. соч. С. 160; Новый край. 1904. 27 июля.


[Закрыть]

С этого времени бомбардировки происходили почти каждый день, в основном по Старому городу и порту. Закрылись многие магазины, даже аптеки. Холостым и оторванным от семьи людям стало негде обедать. В дневнике петербургского рабочего П. Ф. Дылевского приводится характерная сценка в ресторане «Саратов»: «Когда я допивал бутылку кваса, рядом [на улице] разорвался снаряд. Хозяин спросил: „Вы что же, будете обедать до тех пор, пока снаряд не разорвётся на тарелке?“ В это время у самой двери разорвался очередной снаряд. Окна и двери вылетели вон».[278]278
  Нева. 1990. № 3. С. 200.


[Закрыть] В порту разлетались в щепки и вдребезги штабеля со смирновской водкой. К разбитым ящикам и растекавшейся зазря живительной влаге отовсюду сбегались солдаты, матросы и рабочие, пренебрегая опасностью со стороны японской артиллерии и портовых патрулей. Людей можно было понять, ибо с начала войны Стессель объявил в городе сухой закон, сделав исключение лишь для господ офицеров. Так что в ход пошёл уже мебельный и паркетный лак, из которого умельцы научились извлекать спирт.[279]279
  ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 521. Л. 88; Новый край. 1904. 14 июля.


[Закрыть]

Обстрел города и порта в это время вёлся почти вслепую. Но поскольку корабли в гавани стояли тесно, то начались попадания и в них. Один снаряд разметал всю мебель в боевой рубке флагманского броненосца «Цесаревич». Витгефт, в этот момент находившийся там, чудом остался жив и был слегка контужен. После этого он перебрался в рулевое отделение под броневой палубой.[280]280
  Щенснович Э. Н. Указ. соч. С. 42–43.


[Закрыть]

Господствующие высоты находились ещё в руках русских, и ответный огонь корабельной артиллерии был прицельным. Как говорили, на японских солдат наводили ужас разрывы 12-дюймовых снарядов с русских броненосцев.

Около 26 июля Витгефт получил от наместника категорический приказ, подкреплённый ссылкой на волю императора, идти на прорыв во Владивосток. «Напоминаю, – писал Алексеев, – Вам и всем начальствующим лицам подвиг „Варяга“ и что невыход эскадры вопреки высочайшей воле и моим приказаниям и гибель её в гавани в случае падения крепости лягут… неизгладимым пятном на Андреевский флаг и честь родного флота».[281]281
  Русско-японская война 1904–1905 гг. Работа Исторической комиссии… Кн. 3. С. 24.


[Закрыть] После этого было принято окончательное решение, и Витгефт быстро и хорошо провёл подготовку, забрав, вопреки сопротивлению сухопутного начальства, с позиций на корабли почти всю позаимствованную артиллерию.

Витгефт неоднократно говорил, что он не собирался и не готовился быть флотоводцем, предпочитая штабную и научную работу.[282]282
  РГАВМФ. Ф. 763. Оп. 1. Д. 219. Л. 15.


[Закрыть] Но когда судьба указала на него, он не пытался уклониться от ответственности или отсидеться. Витгефт был человеком долга и фаталистом. А потому перед отплытием ответил с суровой решимостью на чьё-то пожелание доброго пути: «Нечего желать, я убеждён, что меня убьют».

Многие советовали выйти с ночи, чтобы проскочить мимо главных сил неприятеля, базирующихся в Дальнем и Чемульпо. Витгефт отклонил этот совет, сказав, что он гораздо больше боится заградительных мин, чем неприятельских кораблей. Действительно, ночью было гораздо трудней идти точно вслед за тралами, и один или два корабля могли подорваться.[283]283
  Там же. Л. 16 об.


[Закрыть] Очевидно, Витгефт не хотел ослаблять себя перед боем, который считал неизбежным.

Выход эскадры был назначен на 28 июля. Накануне снова был сильный обстрел, и «Ретвизан» получил большую пробоину. Её наскоро заделали железным листом, который оказался маловат и держался ненадёжно. «С такой негодной затычкой броненосец был в бою 28 числа», – писал Колчак.[284]284
  Там же. Ф. 763. Оп. 1. Д. 192. Л. 9.


[Закрыть]

Стало известно, что с эскадрой пойдут миноносцы первого отряда, а второй будет конвоировать тралящий караван и вместе с ним вернётся в Артур. Накануне выхода Колчак зашёл на «Бесшумный» к Бегичеву, и они попрощались.[285]285
  ПФАРАН. Ф. 47. Оп. 5. Д. 1. Л. 39.


[Закрыть] Больше они, наверно, не виделись. Жизнь развела, и закончилась дружба между офицером и боцманом. В своих воспоминаниях Бегичев не сказал о Колчаке ни одного плохого слова, несмотря на то, что писались они уже в советское время.

Около двух часов ночи эскадра начала выходить. В 7 часов неприятель начал бомбардировку из полевых орудий, но в это время большинство судов было уже на рейде. Заметив их на рассвете, японские миноносцы помчались с докладом к начальству.

В половине девятого эскадра направилась в море. Впереди шли землесосы, пароходы и катера с тралами. Их конвоировал второй отряд миноносцев, а также канонерские лодки «Бобр» и «Гремящий». Пройдя около десяти миль, адмирал отпустил тралящие суда вместе с конвоем.

Эскадра скрылась из виду. Конвой, проводив тральщиков до входа в гавань, отправился в бухту Тахэ обстреливать неприятельские позиции. В опустевшей порт-артурской гавани из больших кораблей остался лишь «Баян», незадолго до выхода эскадры наскочивший на мину.[286]286
  Бубнов М. Указ. соч. С. 165.


[Закрыть]

Город как бы осиротел, а особенно ожесточённая бомбардировка в этот день усиливала чувство обречённости. О судьбе эскадры не поступало известий вплоть до утра.

На рассвете 29 июля с наблюдательных постов увидели на внешнем рейде «Ретвизан», «Севастополь», «Пересвет», «Палладу» и один миноносец – им оказался «Бойкий». Позднее подошла «Победа» с двумя миноносцами. Когда они прошли в гавань, портартурцы заметили, что корпуса кораблей зияют пробоинами, трубы в дырах, мачты побиты. Стали свозить на берег убитых и раненых. Среди последних Колчак мог увидеть своего однокурсника лейтенанта Александра Рыкова, у которого была оторвана нога. Где «Цесаревич», «Аскольд», «Диана», «Новик» и остальные пять миноносцев, никто не знал. Разнёсся слух, что адмирал Того убит.[287]287
  Там же. С. 176; Баумгартен О. А. Указ. соч. С. 124; Нева. 1990. № 3. С. 200; РГАВМФ. Ф. 763. Оп. 1. Д. 219. Л. 22 об. – 23.


[Закрыть] Это немного поддержало дух портартурцев, хотя слух оказался ложным.

* * *

Вскоре после боя 28 июля Колчак завёл тетрадь в чёрном клеёнчатом переплёте, в которую время от времени записывал свои наблюдения и размышления. Порт-артурская тетрадь Колчака вместила в себя две пространные записки («О действиях артиллерии во время обороны Порт-Артура» и «Бой 28 июля»), несколько мелких заметок и, наконец, дневник последних двух месяцев осады, озаглавленный автором «Батарея Скалистых гор».[288]288
  РГАВМФ. Ф. 763. Оп. 1. Д. 191. Последняя часть дневника была издана С. В. Дроковым под названием «Порт-артурский дневник Колчака» // Советские архивы. 1990. № 5.


[Закрыть]

В первой из этих записок затрагиваются вопросы сугубо военно-технические. Колчак описывает, по рассказам и собственным наблюдениям, действие японских снарядов – бронебойных и фугасных, причём о первых высказывается критически, а вторые считает очень эффективными. Изучив направление разлёта их осколков, он пишет, что при ударе о твёрдый предмет масса осколков летит назад, при взрыве в мягком грунте – в основном вперёд. А при взрыве о воду направление разлёта угадать трудно. Однажды, сообщает Колчак, он сидел в шлюпке, когда над ней пролетел шестидюймовый снаряд и ударился о воду на расстоянии одной сажени. И ни один из осколков не попал ни в шлюпку, ни в людей на её борту.[289]289
  РГАВМФ. Ф. 763. Оп. 1. Д. 192. Л. 3.


[Закрыть]

Записку о сражении в Жёлтом море 28 июля 1904 года Колчак написал со слов очевидцев. На таком же источнике построен рассказ об этом событии в книге М. Бубнова. С. Н. Тимирёв, старший штурман на «Победе», писал по собственным впечатлениям. Если основываться на их рассказах (с привлечением некоторых других источников), то получается картина, несколько отличающаяся от официального описания Исторической комиссии Морского генерального штаба, составленного на основании рапортов командиров кораблей.

Отпустив тральщики и миноносцы второго отряда, адмирал Витгефт поднял сигнал: «Флот извещается, что государь император приказал идти во Владивосток». Это означало, что приказание должно быть выполнено во что бы то ни стало.

Вскоре на горизонте показались японские броненосцы, спешившие на перехват русской эскадры. Позади них темнели силуэты японских крейсеров. Подсчитывая боевую мощь главных сил обеих сторон, Колчак отмечал, что если исходить из общепринятых коэффициентов, то силы были равны. Но на деле, писал он, равенства не было, так как на русскую эскадру с сухопутного фронта вернули не всю артиллерию. Очень много осталось на берегу шестидюймовых орудий. В общем, делал вывод Колчак, преимущество японской эскадры складывалось на величину одного первоклассного крейсера.[290]290
  Там же. Л. 5 об. – 6.


[Закрыть]

Витгефт приказал эскадре построиться в три кильватерные колонны – миноносцы, крейсеры и броненосцы. Командующий, видимо, считал важным сохранить движение по заданному курсу. Колчак, со свойственной ему резкостью, назвал такое решение бессмысленным. Поскольку неприятель оказался в голове колонны броненосцев, то концевым кораблям стрелять по нему было крайне неудобно, и они вынуждены были немного выходить из линии. Авторы официального описания боя тоже считали, что тактика Витгефта «отвязаться» от неприятеля и уйти своим путём была неудачна, поскольку эскадра не имела преимущества в ходе. Лучше было бы, наверно, принять какой-то другой боевой порядок и сражаться наступательно, а не убегая.

Сражение началось, когда расстояние до флагманского корабля «Микаса» сократилось до 70 кабельтовых. Витгефт приказал стрелять по «головному» – по «Микасе». Через мгновение около броненосцев вода закипела от множества рвущихся снарядов. «Благодаря чудной погоде и мёртвому штилю, – вспоминал Тимирёв, – картина получилась очень красивая: корабли казались как бы опоясанными кипящим и пенящимся морем».

Первый бой продолжался полтора часа. Японцы пересекли линию курса нашей эскадры, перешли на правую сторону и постепенно удалились, следуя на соединение со своими крейсерами. Витгефт дал сигнал: «Команда имеет время обедать» – и запросил о повреждениях и потерях. Серьёзных повреждений не оказалось, потери были небольшие.[291]291
  РГАВМФ. Ф. 763. Оп. 1. Д. 219. Л. 17 об. – 18 об.


[Закрыть]

В этот день, с самого выхода в море, адмирал Витгефт всё время был на мостике. В самом деле, как руководить плаванием и боем, находясь под бронированной палубой?! Когда начался бой, ему предложили перейти в боевую рубку. Адмирал отвечал, что там и без него тесно. И не может он перейти сам, а штаб оставить на мостике. Тогда его попросили подняться на верхний мостик, куда меньше залетало осколков. Витгефт сказал, что всё равно, где помирать.[292]292
  Русско-японская война 1904–1905 гг. Работа Исторической комиссии… Кн. 3. С. 49.


[Закрыть] Когда японцы вышли из боя, «Цесаревич» увеличил ход до 14,5 узла. «Севастополь» и «Полтава» стали отставать. Оба были тихоходы, а на «Полтаве» к тому же существовали проблемы с одной из машин. Японцы, догоняя нашу эскадру, стали стрелять по концевым броненосцам. «Полтава» открыла ответный огонь, не дожидаясь приказа. Второй бой начался около 4 часов пополудни.[293]293
  РГАВМФ. Ф. 763. On. 1. Д. 192. Л. 6.


[Закрыть]

С. Н. Тимирёв вспоминал, что «японцы стреляли хорошо, но целились слишком высоко, видимо, желая сбить боевые рубки». Поэтому больше всего страдала верхняя часть кораблей – трубы, мачты и мостики. Выяснилось одно важное преимущество японской артиллерии: неприятельские снаряды при взрыве давали большое облако чёрного или желтовато-бурого цвета. Видя попадание своих снарядов, японцы хорошо корректировали стрельбу. Русские же снаряды давали лёгкое малозаметное облачко, которое быстро рассеивалось.