Текст книги "Участники рынка"

Девочка для Мариванны

Галстук был хорош всем – красивый, приятный на ощупь, но вязался отвратительно. А выяснилось это только сегодня, когда, впервые его одев и опаздывая на встречу, Глеб стал завязывать узел. Всю дорогу до Москвы он ощущал неудобство, злобствовал, думал перевязать гада, но дорожная обстановка этому не способствовала. Почти доехав до места, он выслушал телефонный звонок об отмене встречи и извинениями, облегченно вздохнул, сорвал галстук с шеи и отправился в офис. Дата и время были назначены еще до отпуска, в его отсутствие неоднократно подтверждались, и вот…

Как всегда, по возвращении из более или менее цивилизованной заграницы, Москва задавливала шумом, скоростью, духотой и невидимым, не имеющим запаха, но явно, шестым московским чувством различаемым, умственным смогом. Слово «чума» само вспухало на губах… Вдоль Тверского бульвара густо текла утренняя толпа, в поисках парковки в правом ряду бестолково ворочались автомобили, снежинки тополиного пуха парили в воздухе. Один охранник открыл шлагбаум, преграждающий въезд через арку в тесный дворик, другой отодвинул заграждение, резервирующее место для машины председателя правления и приветственно улыбнулся. «С возвращением, Глеб Сергеевич!» – читалось в его глазах, но рта он открыть не посмел. Дрессированный.

Не заходя к себе, он сразу направился к заместителю – узнать новости. Стена за письменным столом сияла грамотами: «Настоящий сертификат выдан Станиславу Леонидовичу Умецкому в том, что…». Достойнейший Станислав Леонидович, широко улыбаясь, встал из-за стола.

– Как съездили? Могиле Герцена поклонились?

– Она в Лондоне.

– Забыл!

Глеб вытер моментально остывший пот со лба.

– Ну и кондиционер у тебя.

– Ага, настоящий, как в морге.

Письменный стол был загроможден двумя мониторами, завален стопками финансовых журналов и газет, внутри высокого, стоящего в углу кабинета, аквариума шевелились разноцветные рыбки. Утреннее солнце сквозь широкое окно освещало «красный угол» кабинета – часть стены, украшенную иконой Путина и призами за победы в гольф-турнирах. Потирая руки Стас докладывал.

– За неделю ничего плохого не случилось и есть хорошая новость. – Он с интересом посмотрел на собеседника: как тот прореагирует? – Палыч хочет свою долю продать. Нам предлагает.

Глеб потер подбородок. Который раз Палыч манил их этой морковкой, но в последний момент всегда давал задний ход. И каждый раз Станислав Леонидович чрезвычайно, в предвкушении иного порядка распределения дивидендов, возбуждался. А после очередного облома также чрезвычайно расстраивался, хотя, после третьей попытки пора было бы уже научиться воспринимать Палычевы посулы более спокойно. Глеб сдержанно, не глядя Стасу в глаза, произнес.

– Давай подумаем, это интересно… Что еще?

– Мариванна девочку хочет взять, одна зашивается.

– Полковник завизировал?

Стас кивнул.

– Это ее дальняя родственница, и Мариванна ручается и Полковник не против.

– Что за девочка? Ты ее видел?

Станислав Леонидович пожал плечами.

– Двадцать один год, энергетический закончила. Мариванна ее сто лет знает. Костя говорит: симпатичная, скромная.

Глеб слегка приподнял брови.

– Ты что не стоял за стеклом, когда Костя или Полковник?…

– Глеб… – Утомленный подробностями, Станислав Леонидович повел плечом.

Глеб преувеличенно, изображая изумление, вытаращил глаза. Его собеседник посмотрел на аквариум, бессмысленно пошевелил на столе мышкой. Пора было что-то отвечать.

– Можно объявить ей второе интервью, я постою за стеклом… ты сам, если хочешь…

После паузы Глеб полюбопытствовал:

– Не жалко?

– Чего?

– Девочку…

Стас скорчил кислую мину. Разговор этот начался еще во времена царя Хамураппи, на самой заре борьбы страха с жадностью, и смысла в нем не было никакого…

– Слушай, тогда надо только смертельно больных или законченных подонков на работу брать. Никто – ни одна девочка из РКО, ни все остальные девочки, беременные и не очень – никто, на хрен, не застрахован. Придут, положат лицом вниз, а потом все выяснится, всех простят и отпустят… Ты ж знаешь про Льва. А там – сама невинность, там все… практически стерильно.

Двигая по столу три мобильных телефона жестами наперсточника Глеб мрачно слушал собеседника.

– Нигде, на хер, не стерильно… – Он оттолкнул от себя все трубки разом. – Ты что, не понимаешь, о чем я? Ты ее к Мариванне берешь, а не в беременное РКО.

Стас акробатически шевельнул плечами.

– Глебаня, Байда есть везде. Везде сидят девочки и интеллигентные Кости ими рулят. От Байды никто не откажется, даже самые крупняки. А мы – просто не можем, это три четверти наших доходов…

Он развел руками:

– Мне вообще непонятно, почему я тебя агитирую. Ты что, нажил сотку грина и стал честным?

Его собеседник задумался, это был системный, основополагающий, базовый, на хрен, вопрос. Ответить на него можно было по-разному – в зависимости от аудитории, настроения, количества выпитого, ну и прочих, менее важных факторов. Наконец, он ответил.

– Ну, раз мы не кидаем клиентов и не бежим в Бразилию, то мы честные.

– А я тебе про что? А в другом смысле…

– А в другом – меня не волнует. Не я выдумал капитализм. Есть правила, мы по ним играем… Все очень просто, информационная безопасность – это вопрос благополучия нашей жопы.

– Так я и…

– Дай договорить… – Разозлившись, Глеб встал с кресла. – Нашей жопы! А ты кладешь на свои обязанности по отбору кадров.

– Один раз, Глеб! Она не с улицы. Я всю неделю пил с Палычем и переманивал зама в пластик… Полковник завизировал. Костя назначит второе интервью, я поприсутствую. – Исчерпав аргументы Стас вздохнул… – Знаешь, как говорят недалекие от посылания на хуй жены и любовницы? Мой милый, что тебе я сделала?

Глеб держал паузу, и собеседник трепетно ждал реплики, наконец, отвернувшись в сторону, председатель правления неохотно буркнул:

– Жены и любовницы малость по-разному говорят…

– Не так, Глеб!!! – Стас уже развеселился. – Жены и любовницы, СУКИ, малость по-разному говорят!

Глеб подавил смешок.

– Ладно.

Психомодель поведения

Обычно он надевал темные очки и поднимал воротник плаща, потому, что сегодняшнему идиоту нравилось играть в шпионов, но в этот раз кривляться не стал. Из тех же соображений, чтобы угодить клиенту, раз и навсегда было выбрано место: грязненький, полутемный бар в спальном районе, стоящий в окружении серых многоэтажек неподалеку от железной дороги. Человек сидел здесь уже два часа, потягивал кислое пиво, курил и скучал. За час до назначенного времени он приехал по многолетней привычке, потому, что это было правильно, именно так и надо было делать. А второй час образовался из-за опоздания идиота, возможно – извинительного, ведь рабочий день у него был ненормированным.

Все это было ужасной рутиной, но он привык делать все тщательно и добросовестно, без халтуры. Кроме приварка к пенсии это давало некоторое ощущение куража, напоминало молодость и не давало скучать. Он был еще в очень приличной форме, бегал трусцой в парке рядом с домом, зимой часами ходил с внуками на лыжах, и только изредка у него начинал ныть бок, да так лихо, что на несколько дней приходилось превращаться в скрюченного полупаралитика. А потом опять отпускало…

Активный пенсионер сидел у окна и, помимо бармена и местных гопников, видел вход, часть двора перед ним и желтую стену бомбоубежища напротив. Черный BMW последней модели лихо подкатил к ступеням, водительская дверь открылась. Идиот снова приехал на машине к самому месту, хотя сколько раз было говорено…

Субтильный мальчишка в очень хорошем костюме уселся напротив. Веснушки на его щеках, особая примета, в красноватом полумраке забегаловки выглядели контрастнее обычного. Пришелец из мира бизнеса вывалил на стол плоский, не толще блокнота, ноутбук, многозначительно оглянулся по сторонам, завел шарманку, развернул экран так, чтобы было видно им обоим. Пенсионер вежливо наклонил голову. Оба персонажа пока помалкивали, мальчишка, подчеркивая свою значимость, ждал первой реплики от собеседника, а тот, понимая, чего от него ждут, немного сопротивлялся, держал паузу, собираясь уступить чуть погодя, помассировав мазохистскую струну в душе контрагента. Первый курс той самой школы, «психомодель поведения». Можно было бы этого и не делать, но пенсионер просто не умел халтурить. Наконец он негромко и проникновенно произнес:

– Я начал беспокоиться.

– Сегодня… ладно, не в-важно. Смотрите! – Парень, заелозил пальцем по обезьяньей площадке ноутбука.

На экране возник двуязычный текст, в русской части которого можно было разглядеть слова «проект контракта…», «… районе Китая», «государственные гарантии», а дальше шли длинные колонки цифр и красивые графики.

– Это б-б-удет подписано через месяц-два, но все уже договорено, задний ход никто не включит… Короче, это стратегия …, – парень сделал нервный жест рукой, заменяя им имя собственное, – на ближайшие три года. Тут еще есть разные доки, но суть в этом, остальное – г-г-он, приложение.

Он очень коротко, не удержавшись, хоть и давал себе зарок никогда так не делать, взглянул на собеседника, затем уставился в окно. Пенсионер сделал необходимую по сценарию паузу, во время которой в очередной раз подумал, какого еще черта надо этому сопляку с физиономией старшекурсника, получающему кучу денег за непыльную работу на одного из самых богатых людей страны, имеющему нехуевую хату, новый BMW, и, наверное, кучу девок – при всей своей неказистости и заикании, потому, что бабки красивее самой гладкой рожи. Чего ему надо, молодому засранцу, даже не сумасшедшему, не наркоману (по состоянию на месяц назад, а там, кто его знает), происходящему из благополучной семьи? Какого черта? Какого? Они все заражены сифилисом предательства, тягой к уничтожению того, что имеют, инстинктом смерти? Парень не похож на глупого, но, видно, у молодых свой ум… Пенсионер не собирался отвечать своему собеседнику сразу, у него было время подумать, но не про китайский же контракт, в самом деле…

– Пожалуй, это интересно – протянул пенсионер, и показал своему визави два вытянутых пальца, средний и указательный. – Так могу.

Мальчишка сделал важное лицо.

– Хорошо. И еще один момент. П-помните, зимой вы спрашивали о его личном участии, как дольщика?

Пенсионер сосредоточенно кивнул.

– Я тут нарыл… – молодой человек скривил губы, очевидно полагая, что это придает ему вид опытного, хорошо умеющего торговаться переговорщика. – Н-но хотелось бы п-поинтересоваться, как это будет оценено.

– А в чем суть?

– Он, как физическое лицо, акционер банка, занимающегося сомнительными д-делишками.

Пенсионер пожал плечами.

– По-моему, все банки такие.

– Д-да, но обычно реальный хозяин отгораживается от владения таким бизнесом подставными лицами, всякого рода п-прокладками, а тут фигурирует лично. Может быть, просто по забывчивости, не знаю, но это редкая, для п-персонажей его уровня, ситуация. Итак?

Пенсионеру показалось, что деньги в данном случае для мальчишки не очень важны. Ему просто хочется продемонстрировать свою ценность и ответственное отношение к делу. Сейчас он выдаст еще какие-нибудь подробности, похвалится содеянным…

– Тридцать процентов от обычной единицы. Пока непонятно как это использовать. Так… про запас…

Мальчишка быстро кивнул.

– Ок, д-договорились. На самом деле это – открытая информация, но не зная, что искать – б-бесполезно… Так что я п-просто пишу название на б-бумажке, а вы сами сможете проверить.

После ухода молодого человека пенсионер просидел в баре еще полчаса, наблюдая быт и нравы национальной окраины. Завтра у него будет еще одна встреча, на этот раз, почти в центре, рядом с метро Динамо. Гарью там, конечно, от Ленинградки хорошо тянет, даром, что Петровский парк рядом… А на выходные можно будет поехать на дачу, к внукам.

Закрытие сезона

Глеб помог сыну уместить хоккейную сумку в багажник джипа, Светлана проверила крепления детского кресла. В выходные они ездили на Пашины тренировки всей семьей. Сын тренировался уже два года, катался он уже очень хорошо, а клюшкой ворочал пока не здорово, как все семилетние, силы в плечиках не хватало.

Рядом с ледовым дворцом копошилось множество машин, мальчики с огромными баулами спешили ко входу. Выскочив из джипа, Павлик взвалил сумку на плечо и побежал догонять ребят. Светлана поздоровалась с женщинами, и, подойдя к широкоплечему седому мужчине в спортивном костюме, протянула ему конверт. Глеб подошел к группе мужчин, где ему сразу же протянули бутылку пива, и отрицательно помотал головой, демонстративно подкинув на ладони автомобильные ключи. Шагнувшая из-за спины Светлана отобрала у мужа ключи, и, взяв у мужиков бутылку пива, вручила ее Глебу.

Мужчина бычьей внешности в спортивных штанах придвинулся к Глебу с широкой улыбкой, обнял его за плечи.

– Здравствуй, Глебаня, дорогой!

Глеб улыбнулся, хлопнул быка по плечу:

– Здорово, Серега!

– Сегодня Люберецких надерем!

Могучий Серега растопырил ручищи.

– Слушай, восьмикратный предлагает спорткласс организовать, тут гимназия рядом. Можно договориться, ну, чтобы учителя там нормальные… И лед рядом. Пусть пацанчики вместе в первый класс идут, и кататься будут каждый день. Как ты думаешь, потянем?

Глеб залпом проглотил половину бутылки, вытер рот рукой.

– С директрисой надо поговорить. Давай к ней сунемся… я не думаю, что сильно дорого будет.

Бык радостно кивнул.

– Класс!

– Надо чтобы они не только на лед ходили, а учиться – тоже…

Бычара, растопыривая огромные пятерни, рассмеялся.

– Это пусть училки смотрят. И матери!

Он кивнул в сторону Светланы, которая разговаривала с очень красивой, высокой и полной женщиной, чем-то неуловимо похожей на быка Серегу.

Под потолком огромного зала рядами висели флаги. Цветные кресла пустых секторов круто шли вверх, родители расположились на первом и втором рядах, рядом с белым овалом льда, сразу за скамейкой запасных. Здесь был ощутим низкий рокот холодильных установок, легким ознобом брало ноги. Крошечные хоккеистики в ярко-красной форме гуськом потянулись на площадку, постукивая коньками по резиновой дорожке и переваливаясь на ходу как идущие к трапу космонавты. Пробравшийся к самой скамейке Бык заколотил кулаком по бортику:

– Настроились, мужики!

Два щекастых крепеньких паренька, проходя мимо отца, приветственно взмахнули клюшками – «Два Ивана», «яркая демонстрация умственных способностей моего муженька» – по ядовитому замечанию Лены.

После разминки команды выстроились для приветствия, оставили на льду стартовые составы, судья вбросил шайбу, и площадка наполнилась деревянным стуком клюшек, хрустом скользящих по льду коньков и глухими резиновыми ударами шайбы. Отцы вскакивали с места, размахивая руками и рассыпая чипсы из пакетиков, издавали разочарованные стоны и хватались за головы. Матери вели себя поспокойнее, в основном переживая чреватую ушибами и синяками борьбу у борта.

Предсказание Быка сбывалось, «Люберецкие», в основном держали оборону, преимущество было у наших, но счет не был открыт. Оба Ивана упустили по верному моменту, и отцовский кулак сокрушил по этому поводу соседнее пластиковое кресло. Лена даже не стала шипеть на мужа, просто пересела от него подальше. Первый период подходил к концу, когда красные намертво заперли ярко-синих люберецких в зоне, и те, отчаянно обороняясь, метались по площадке. Вдруг закрывающий зону защитник красных споткнулся на ровном месте, и упущенная им шайба, встав на ребро, покатилась вдоль борта к середине площадки. Рванувшись вдогонку Паша и синий хоккеист столкнулись друг с другом прямо над шайбой и, не устояв на ногах, с силой врезались в борт рядом с Глебом. Светлана ахнула. Красный и синий цвета формы, малиновая линия разметки, золотистый шлем сына – все разом посерело у Глеба в глазах, превращаясь в черно-белую картинку. Давно забытая тошнота подкатила к горлу, он увидел себя подъезжающим к борту с залитым кровью лицом, протягивающим руки в самодельных крагах к отцу, стоящему за бортиком.

– Папа, смотри, кровь, я весь в крови!

Отец быстро ощупал лицо мальчика.

– Слава Богу, перелома нет.

Маленький Глеб глазами полными слез смотрел на отца, клюшка в его руках ходила ходуном. Прожевав губами непонятное слово, отец развернул Глеба лицом к площадке.

– Иди играй. А кровь – она высохнет!

Операционная модель

Мариванне было под пятьдесят, но выглядела она отменно: ухоженная и, вместе с тем, очень домашняя дама. Ее аура распространялась на все оказавшиеся рядом предметы и большинство людей, во всяком случае тех, кто не сопротивлялся этому добродушному воздействию. Поэтому ее рабочее помещение тоже было очень домашним, до некоторого, даже, неприличия. Ладно, цветы в горшках на подоконнике, но подушечка на кресле! Ладно – подушечка, но календарь на стене с портретом внука… Комнатушка находилась на втором этаже здания, из окна был виден памятник Есенину и часть фасада МХАТа. Может быть, на атмосферу уюта влияло еще и отсутствие мужчин – менеджер среднего звена Костя обретался в следующем кабинете, куда из комнатушки, с появлением Насти иронически прозванной им «дамской», вела стеклянная дверь. Цветы на подоконнике, картины и календари на стенах, аккуратно стоящие на столике чайные приборы, поздравительные открытки. Но дело делалось здесь свято, без сбоев и проволочек, «по правильному».

– Рубли, доллары?… Хорошо, на завтра. До свидания.

Мариванна положила телефонную трубку и, сделав отметку в компьютере, повернулась к сидящей за соседним столом девушке.

– Ну, как ты, Настя? Освоилась?

Та встряхнула длинными светлыми волосами и улыбнулась.

– Да, уже почти совсем. Спасибо, Мария Ивановна, вы мне очень здорово все объяснили.

Работа оказалась простой, для того чтобы ее выполнять было достаточно школы, знания, полученные в ВУЗе, оказались почти невостребованными. Обычный конторский дребезг, требующий аккуратности и понимания таких вещей как «поток» и «запас». Ее обязанности, часы работы, поведение других людей, как коллег, так и клиентов, оказались именно такими, какими она себе их представляла. Работа с компьютером оказалось элементарной до смешного, а бумаг в их кабинетах было даже меньше, чем можно было ожидать. Скоросшиватели с инструкциями Центрального банка, письмами Минфина и финансовыми бюллетенями занимали несколько шкафов, но папок с надписями «Клиенты» и «Договора», или хотя бы «Архив 200… год» – того, что можно увидеть в любом офисе – здесь не было вовсе.

Новый звонок телефона. Мариванна сняла трубку, коротко ответила, повернулась к Ане:

– Отец.

Та посмотрела на монитор.

– Есть.

Мариванна ответила клиенту:

– Поступили… На завтра? После трех.

Она положила трубку и тут же приняла следующий звонок.

– Кинг-конг.

– Есть.

– Да, поступили. Завтра после трех.

Было двенадцать часов дня, время зачисления средств, и звонки шли один за другим.

– Красавчик.

– Нет, не вижу. – Покачала головой Настя.

– Пока нет, когда Вы отправляли? А номер платежки?… 548, от вчерашнего числа.

Настя напряженно всмотрелась в экран, с сожалением повела плечом.

– Ничего нет.

– Не видим пока. – Резюмировала Мариванна. – Позвоните, пожалуйста, после четырех… Не за что, Вам спасибо.

В ожидании следующего звонка Настя оторвала взгляд от экрана. За окном бульвар кишел праздношатающимися молодыми людьми, собачниками, очумело крутящими головой гостями столицы. До окончания рабочего дня все радости свободного времяпрепровождения стали ей недоступны. Ничего не поделаешь, студенческая жизнь кончилась, пришло время тянуть лямку. Она умненькая, воспитанная, симпатичная девушка. Это ее первая работа, она осваивает отношения начальствования и подчинения, всем интересуется, внимательно слушает окружающих, уважительно к ним относится. Пока на ее рабочем столе нет ничего кроме клавиатуры, блокнота и ручки. Постепенно он обрастет чашками, канцелярской дребеденью, фотографиями в рамочках, а работа превратится в рутину и займет второстепенное место в жизни.

Отношение начальствования и подчинения… Костя, был их начальником, но Насте показалось, что Мариванна находится в более близких отношениях с руководством, чем Костя. Ей еще предстояло в этом разобраться… А может быть, она и не будет изучать эти тонкости. К чему? Она же молодая, а у них, по выражению Станислава Леонидовича, «ни чести, ни совести, у них все впереди».

Пользуясь паузой в телефонных звонках, Мариванна поправила цветочные горшки на подоконнике.

– Все, Настя, завтра сама будешь отвечать на звонки.

Настя, оторвав голову от компьютера, кивнула. На стене за рабочим столом ее наставницы, среди множества поздравительных открыток, почти затерялось объявление: «Не забудь про второй рейс».