Текст книги "Пуговицы и кружева"

Первой моей реакцией было стать между ними и защитить упавшего на пол человека. Но тогда Боунс мог разгадать мою ложь и, вполне возможно, убить меня. Так что мне оставалось лишь стоять позади и надеяться, что все окончится благополучно.

Но все кончилось плохо.

Боунс выстрелил мужчине в голову. По полу мгновенно растеклась лужа крови. Глаза несчастного так и остались широко открытыми.

Звук выстрела заставил меня вздрогнуть. Желудок спазматически сжался. К горлу подкатила тошнота, и меня едва не вырвало. Я была потрясена до глубины души этим убийством – даже больше, чем теми гнусностями, что Боунс делал со мной. Но я ничем не выдала своего волнения. Нужно вытерпеть, иначе я никогда не вырвусь из ада. Жизнь – вот моя цель.

Боунс подул на дымящийся ствол и убрал пистолет обратно в кобуру. Спокойно переступив через тело, он повернулся ко мне, следя за моей реакцией на произошедшее.

Я выдержала его взгляд, хотя не понимала, какого рода эмоции он хотел видеть на моем лице.

– Вот она, власть, – сказал он, перекрывая заводской шум и совсем не заботясь о том, что его слушают рабочие. – Ни жалости, ни чувства вины. Просто нажал на спуск, и стало хорошо.

Он повторил мои же слова, сказанные в машине. Но кое в чем он ошибался.

Убить, защищая свою жизнь, и убить только потому, что ты – конченый мудак, совершенно разные вещи.

Боунс кивнул в сторону продолжавших работать людей. Те прилежно водили своими кисточками, не обращая никакого внимания на плавающее в луже крови тело их товарища.

– Они прекрасно знают, что будет, если кто-нибудь переступит черту. – Нет, это не власть. Это управление через страх. Совершенно разные вещи… – Путь к абсолютной власти тяжел и тернист. Но когда ты пройдешь его до конца, все остальные склонятся перед тобой.

Я никогда не склонюсь перед тобой…

Боунс взял меня за руку и вывел из комнаты. Я не сопротивлялась – я сама хотела уйти подальше от окровавленного трупа. Я хотела перестать слышать запах смерти. Мое нынешнее положение показало мне, насколько я слаба. Я всегда считала себя твердой, как сталь, но теперь понимала, как сильно заблуждалась на сей счет.

Вернувшись в особняк, Боунс проследовал за мной в мою комнату. С каждым шагом меня настигал страх: я хорошо понимала, что сейчас будет. Боунс дал мне около недели, чтобы оправиться и прийти в себя. Может быть, из-за этого у меня и возникло ощущение безопасности, впрочем, совершенно ложное?

Боунс шел следом за мной, постепенно освобождаясь от одежды, которую он бросал прямо на пол.

Страх становился все сильнее.

А что, если мой план не сработал? И мои слова лишь распалили его страсть и желание мучить меня?

Боунс сорвал с меня манто и бросил его на пол, где уже валялась его одежда. Он с яростью разорвал мое платье, невзирая на то, что оно стоило целое состояние. Деньги не значат ничего, когда их слишком много.

Он схватил меня за шею и с силой швырнул на кровать.

Жизнь вошла в привычную колею.

Боунс залез на меня сверху и с размаху ударил по заду. В общем-то, это показалось мне не столь болезненным, как раньше. Тоже, конечно, мало приятного, но все же терпимо. Своей лапищей он сорвал трусы и вонзил в меня свой член.

Лежа на животе, я старалась сохранять спокойствие. Опыт показал – чем больше сопротивляешься, тем больнее.

Боунс трахал меня со всей своей удалью, но все же не так жестоко, как раньше. Он стал со мной, как бы выразиться… нежнее, что ли. Его движения напоминали накат волны на берег. Он прижался ко мне грудью и не отнимал лица от шеи. Вдыхая мой запах, он двигал своим х*ем и постанывал.

За все время это был самый ласковый секс с ним.

Но все же мне было противно. Я оставалась суха и не могла скрыть своего омерзения. Я ненавидела его за то, что он брал меня без моего на то желания. Его длинный член раздражал. Но все же мне было лучше, чем в прошлые разы.

Это было терпимо.

Меня не били по лицу, не стегали ремнем. Меня не е*ли в задницу или в рот. Все делалось нежно, осторожно. На мне лежало теплое тело, правда, я сама напоминала набитый соломой мешок.

Боунс положительно изменился.

Может, сработало? Может, мне удалось заставить его взглянуть на меня с другой стороны? И банального траханья станет поменьше? И моя жизнь станет более сносной? И рано или поздно мне удастся уговорить его отпустить меня на свободу?

Эти мысли несколько отвлекали от действительности. Я почти не слышала его хрюканья, пока он елозил по мне. Я почти не обращала внимания на пот, что капал с его груди мне на спину. Я думала только о свободе. О том, насколько же близок этот час.

Глава девятая
Кроу

Я свернул с тропинки, что петляла среди оливковых деревьев, и побежал по грязной дороге в сторону дома. Грудь ломило от напряжения, мышцы ног судорожно сокращались при движении.

Впрочем, ничего нового – просто обычная утренняя пробежка. Я дождался, когда солнце выглянет из-за вершины холма, заливая долину неверным светом, от которого сразу же заблестят капельки росы и налитые соком виноградные грозди. Ночью чуть подморозило, и теперь прохладный утренний воздух обжигал мне легкие при каждом вдохе.

Я перешел на шаг. Скинул капюшон. Передо мною величественно громоздился трехэтажный дом, сложенный из дикого камня. Старинные окна, казалось, глядели в далекое прошлое, а увивший всю восточную стену плющ придавал зданию особое очарование – этакий замок в Затерянном Мире.

Из дома я почти не выходил – только лишь по делам. Остальное меня мало интересовало.

Я поднялся по ступеням, что вели ко входу. Оттуда появился один из моих охранников с бутылкой холодной воды. Я кивнул ему, взял бутылку и вошел в дверь.

Ларс, мой дворецкий, приветствовал меня:

– Как ваша пробежка, сэр?

– Нормально.

Я опустошил почти полбутылки и после блаженно вытянул ноги.

– Вас ожидает мистер Кейн. Он в чайной комнате.

Я беспокойно дернулся:

– Что ему нужно?

– Он говорит, что это личное дело.

Черт, у него всегда личные дела…

– Хорошо. Я встречусь с ним после душа.

– Разумеется, сэр. Что прикажете к завтраку?

Дворецкий проследовал за мной до лестницы и принял пустую бутылку.

– Черный кофе. Яичница без желтков.

Это был мой неизменный завтрак, но Ларс все равно каждое утро задавал мне этот вопрос.

– Будет готово к вашему приходу, сэр.

Ларс с пластиковой бутылкой в руке удалился.

– Спасибо, Ларс!

– Всегда к вашим услугам, сэр…

Я не хотел видеть брата и поэтому не слишком спешил. Последнюю неделю я сделался до крайности раздражительным. Меня преследовали ночные кошмары. Стоило закрыть глаза, как перед внутренним взором сразу же, словно путеводная звезда, появлялось мертвое лицо Ванессы.

Чтобы избавиться от еженощных наваждений, Ларс посоветовал мне побольше заниматься спортом. Но ни бег, ни бокс, ни плавание – ничего не помогло. Каждый мой сон заканчивался одинаково – мертвое тело Ванессы у меня на руках.

Чтобы отвлечься от тягостных мыслей, я придумывал способ, которым я расправлюсь с Боунсом. Это нужно было сделать эффектно. Подобные ему, да и мне, крепки на боль, и, значит, следовало придумать нечто такое, что заставило бы его помучиться. Можно содрать с него заживо кожу. Или медленно втыкать ему в глаза иголки, пока он окончательно не ослепнет. Или отрезать его собственный член и заставить смотреть, как его жрут собаки.

Я всегда очень тщательно продумывал свои планы. Мне чужды поспешность и суетливость. Прежде чем сделать первый шаг, я должен быть уверен в десятом.

В некотором смысле я аккуратист.

Мой братец сидел в чайной комнате в кресле у камина. Едва лишь я вошел, как появился Ларс с завтраком на двоих. Он бесшумно, но быстро и ловко расставил приборы на столике. Не прошло и нескольких мгновений, как все было готово, а дверь плотно затворилась за спиной дворецкого.

Я присел на второе кресло, но не притронулся к еде. Мы не хотели говорить при Ларсе. Конечно, я был уверен в своих людях, но все же не стоит болтать при посторонних.

– Что тебе?

Кейн налил себе кофе и уселся, положив ногу на ногу. На нем был деловой костюм – значит, только что вернулся с «работы». Несмотря на родство, внешне он совсем не походил на меня. Его лицо выглядело несколько полноватым, да и вся фигура из-за могучих мышц казалась грузной. Я же всегда отличался резкостью черт и подтянутостью. Мне нравилось ощущать легкость и стремительность. Я был проворнее брата, быстрее его и поражал с первого же удара. Если хотите знать, в детстве я всегда колотил Кейна, так как из-за своей комплекции он оказывался медлительнее меня, а его реакция не поспевала за моею.

– Ты всегда такой брюзга по утрам? – произнес брат. – Жаль Ларса.

Он взял свою чашку и манерно отпил из нее. Тоже мне, принц крови…

– Да вот как только тебя увижу, сразу настроение портится.

Я также налил себе черного и выпил по примеру брата – только так можно было ощутить всю полноту вкуса. Много раз я просил брата не приходить ко мне. Единственный человек, с кем я мог общаться, был Ларс. Он не задавал вопросов. Ему ничего не требовалось объяснять. Он просто выполнял свой долг, без рассуждений и лишних разговоров. Он безмолвно возникал передо мною, когда я нуждался в его присутствии, и мгновенно исчезал, когда я хотел остаться один.

– Ну как пробежечка?

Вот терпеть не могу пустую болтовню!

– Ты ради этого приперся?

– Ох, всегда только по делу… – Кейн вынул из кармана сложенный листок. – У меня есть кое-какая инфа насчет Боунса.

– Что-то важное?

Что там у него? Роман с прислугой? Или с кем-нибудь из работников? Но нам давно бы было известно…

– Ну, разумеется. Кажется, Боунс приобрел себе новую рабыню сразу после… – Кейн не договорил. Впрочем, договаривать и не требовалось. Мы и так понимали друг друга с полуслова. – Она американка.

– И что с того?

Мне было плевать, кто там стал очередной жертвой Боунса. Дай бог ей быстрой и безболезненной смерти!

– Наш человек из его команды рассказал, что он привозил ее на свою фабрику в Северной Италии.

Я отставил чашку:

– Он что, устроил ей экскурсию?

Кейн кивнул:

– Ага. Говорят, он застрелил одного из сотрудников, которому стало плохо. Чисто показал понты. – Кейн хмыкнул и еще раз пробежал глазами листок. – Но вот что самое интересное. В эту субботу он идет в оперу. Угадай, кто будет с ним?

Да и так было все понятно. У Боунса всегда были сексуальные рабыни. Но он не выпускал их из дома, дабы те не стали свидетелями его развлечений. Он творил с ними что хотел, а потом выбрасывал, словно мусор. Он никогда не показывался с ними на публике, держа их вместо собак.

Но значит, эта не из той породы.

– И что ты думаешь?

– Пока ничего, – отозвался Кейн. – Впрочем, мне кажется, что он к ней неравнодушен. – Я уже это понял. – Но ты ни за что не догадаешься, сколько он за нее заплатил.

Обычно цена не превышала миллиона.

– Ну, полтора.

Кейн снова заглянул в свою бумажку и ухмыльнулся:

– Три.

Я собирался отпить из чашки, но рука сама остановилась. Я даже перестал слышать аромат кофе. В ушах звучал лишь голос моего брата.

– Три миллиона долларов?

Кейн снова кивнул:

– Да, он выложил за нее трешку.

Никогда мне еще не приходилось так удивляться. Три лимона баксов за рабыню? Да зачем тратить такие деньги за то, что сдохнет через пару-тройку лет?

– Говорят, она очень даже.

– Очень даже?

– Именно. Она великолепна. Прямо богиня. Нечто не от мира сего. Один из моих людей сказал, что еще никогда не видел такой красивой женщины. Представь: длинные каштановые волосы, голубые глаза, а ноги… – Кейн присвистнул. – Ноги, как говорится, от ушей! Я должен ее увидеть!

Ну что ж. Красавицы приходят и уходят. И у меня были такие. Я трахал таких… Но заплатить три миллиона за женщину? Да, меня трудно чем-то впечатлить и еще труднее соблазнить. Мое сердце давно превратилось в камень и билось только для того, чтобы гонять кровь по жилам. Даже в самых тяжелых случаях я оставался хладнокровным. Понятия «любовь» для меня не существовало. Да и секс особо не привлекал. Мною владела лишь страсть к разрушению.

– Ну, не знаю. Туфта, наверное.

– Но он-то что-то нашел в ней, – сказал Кейн. – Даже такой богач, как Боунс, не будет понапрасну швырять деньгами. Если он потратил три миллиона, то знал ради чего.

– Ну, на вкус и на цвет…

Впрочем, мнение Боунса насчет женщины меня не интересовало. Да и мнение брата тоже. Мы с ним были обозлены, но по-разному. И если он считал эту женщину чего-то стоящей, то не факт, что я должен был с ним соглашаться.

– Думаю, имеет смысл посмотреть на нее.

Меня раздражала тяга брата к красивым женщинам. Он думал в большей степени не головой, а головкой. Я же больше всего ценил уединение и оберегал его, словно сокровищницу с золотом. В моей жизни не было места ни чувствам, ни привязанности. Стоило мне обратить на кого-нибудь внимание, как его сразу же убивали. Так что наплевать, хороша новая «подружка» Боунса или же страшна как смертный грех.

– Вот меньше всего мне интересно пялиться на эту бабу, – сказал я брату.

– Я хочу понаблюдать за обоими, – отозвался Кейн. – Нужно видеть, как он к ней относится. Тогда и выводы будем делать.

А что, идея, в принципе, неплохая. Если эта женщина всего лишь очередная рабыня, то он вряд ли будет таскать ее с собой. Интересно, неужели Боунс посадит ее рядом как равную? Или же она простоит около своего хозяина на коленях, демонстрируя покорность? Или будет весь вечер подносить ему напитки? Зачем она ему, когда у него и так не счесть служанок? Чертовы вопросы сыпались как из рога изобилия.

– Где у них места?

– Левый балкон, – сказал брат, заглядывая в свой листок. – Место уединенное, но так даже лучше.

– Он заказывал билеты под псевдонимом?

– Есс-но…

– Значит, он будет уверен, что мы туда не заявимся.

Конечно, можно было бы послать в театр кого-нибудь из наших людей, но для нас с братом это было дело принципа. Мы должны видеть его своими глазами. Мы должны видеть все. Ибо только мы можем сделать правильные выводы.

– Конечно же уверен. Этот гондон и не догадается…

Глава десятая
Перл

– Сегодня мы идем в оперу. – С этими словами Боунс открыл шкаф и показал великолепнейшее платье, которое мне предстояло надеть вечером. – Отправимся сразу после обеда. Дают мою любимую вещь.

Значит, я снова выйду из этого дома.

Я не могла поверить своему счастью.

О, как же мне надоели этот скучный особняк, эти бесцветные обои на стенах, это убожество! Как меня достало ходить босой по колючему, жесткому, дешевому ковру! А теперь я увижу других людей, я буду слушать, как они говорят по-итальянски, на одном из самых красивых языков в мире. И быть может, мне удастся сообщить кому-нибудь о моем похищении. Есть шанс, что я смогу попросить о помощи. Ведь должна же быть там полиция?

– Я никогда не бывала в опере.

– О, тебе понравится. Это великолепно.

Н-да, хоть это и был отъявленный мерзавец, но не без тяги к прекрасному. На прошлой неделе он прострелил человеку голову, а вот сегодня желает послушать женский вокал.

– Благодарю за приглашение.

Я почтительно склонила голову, но в моем голосе прозвучали стальные нотки. Боунсу нравился мой вздорный характер. Ему импонировало, что именно он может разжечь во мне огонь негодования.

– Я хочу вывести тебя в свет, чтобы в плане красоты ты заткнула за пояс даже итальянок.

Это был первый раз, когда Боунс сказал мне комплимент. И при этом не прозвучали слова «сиськи» и «жопа». Это было почти приятно. Он хотел показать местному бомонду свою рабыню… Или, может быть, он хотел дать понять, что я его подруга, то есть свободный человек?

– Ну, не знаю насчет итальянок… но все равно спасибо.

– Так одевайся, и идем.

Боунс вышел из спальни. Кстати, дверь мне так и не поставили.

– Хорошо.

О, как же я ненавидела свой покорный тон, даже если Боунс просил, а не приказывал. Но ничего не попишешь – нужно было притворяться, ибо в этом и состоял план.

Так что пришлось взять себя в руки и делать, что было сказано. Зато там, в опере, я смогу найти способ бежать, вырваться на свободу. Так что лучше пока следить за своим языком и говорить только то, что нравится Боунсу. И тогда мне удастся спастись.

Просто делай, что должна…

По прибытии в оперу нас проводили в частную ложу. Кроме нас и слуги, замершего в ожидании приказаний Боунса, там никого не было.

Я стала разглядывать людей в зрительном зале. Мелькали дамские платья, смокинги; голоса сливались в однообразный гул, несколько раз по залу прокатилась волна негромкого смеха. Я вслушивалась в звуки итальянской речи. Нет, никогда еще я не слышала более приятного уху языка. В Штатах мне доводилось слышать испанскую речь, но итальянский, хоть и похожий по фонетике, прельстил меня окончательно.

Боунс взглянул на меня. На мне было брильянтовое колье; бирюзовое платье великолепно гармонировало с темными волосами и светлой кожей. Атлас мягко обволакивал ноги.

– И о чем ты задумалась?

– Просто слушаю, как они говорят, – ответила я, не отрывая взгляда от толпы.

– Зачем?

– Мне нравится звучание итальянской речи.

Боунс произнес длинную фразу по-итальянски. Разумеется, я ничего не поняла и тупо уставилась на Боунса. Заметив мое замешательство, он перешел на английский:

– Если хочешь, я научу тебя говорить по-итальянски.

После того что он вытворял со мной, я не могла поверить своим ушам: ничего себе предложение! Всю неделю до этого он приходил ко мне каждый вечер и лупил по заднице до изнеможения. Правда, нужно отметить, что бил он теперь не до крови, как раньше. Но все-таки продолжал практиковать анальный секс, так как знал, что я этого терпеть не могу. Конечно, все это было довольно гнусно, но все же Боунс явно изменился в лучшую сторону. И когда к нему однажды зашел Альфонсо, Боунс уже не предлагал меня в качестве развлечения.

Ох, как же я была ему благодарна за это!

Значит, мой план работал. И хотя по-прежнему мне не выпадало шанса на побег, но все же мое положение значительно улучшилось.

Боунс смотрел на меня, ожидая ответа.

– Это было бы великолепно, – наконец вымолвила я. – Мне очень хочется понимать, о чем все эти люди разговаривают.

– Ну, когда не понимаешь, что именно говорят, – хмыкнул Боунс, – язык кажется красивее, чем на самом деле. Французский, английский, итальянский… никакой разницы. Люди всегда говорят об одном и том же. И все они злы.

Ну, кто бы говорил!

К нам подошел слуга и, заложив руку за спину, осведомился:

– Вино, шампанское?

Мне никогда не позволялось в таких случаях проявлять свою волю. Боунс делал все сам.

– Два бокала вина. Но только не от Бар-сетти. – Тут в его голосе прозвенела жестокая нотка. – Красное.

– Слушаюсь, сэр. – Слуга исчез за портьерой и тотчас же появился снова с бокалами в руках. – Что-нибудь еще, сэр?

– Нет, – небрежно отмахнулся Боунс.

Слуга мгновенно исчез, не издав ни звука.

Я взяла свой бокал и как следует глотнула вина. Нужно было выпить, чтобы успокоить нервы. Я должна была найти способ ускользнуть от Боунса. Если бы он позволил мне отлучиться хоть на минуту, это был бы верный шанс на успех. Однако нельзя было торопиться в таком деле. Нужно набраться терпения.

– Почему ты не любишь Барсетти?

– Да потому, что это лошадиная моча, а не вино, – раздраженно бросил Боунс. – А теперь заткнись и пей свое вино.

И хотя меня покоробило от его внезапной вспышки, я послушно опустила взгляд. Видно, я коснулась предмета, о котором он не любил рассуждать. Ну что ж, припасем эту информацию на будущее.

Она может пригодиться.

Глава одиннадцатая
Кроу

– Свет погашен, занавес поднят, – сообщил Кейн, глядя в щель в потолке. – Поехали.

Я снял кожух с вентиляционной трубы. Открылось отверстие около фута в ширину. Мы находились где-то в районе левого края сцены, и нам был виден почти весь зал. От голоса певицы звенело в ушах.

– Чего она орет? – проворчал Кейн. – Терпеть не могу оперу.

А мне, наоборот, опера очень нравилась. Если бы я не был мизантропом, то, наверное, не вылезал бы из зала.

– Помолчи… и давай за работу.

Кейн достал штатив с укрепленной камерой. Затем он просунул конструкцию сквозь отверстие заподлицо с поверхностью потолка, так чтобы никто из зала не смог заметить объектив. Я вынул телефон и проверил экран – запись шла в режиме реального времени.

– Больше вправо.

Кейн нажал на пуск. Камера заработала.

– Увеличь изображение.

Кейн навел объектив на балкон, где расположились Боунс и его женщина.

– Чуть-чуть правее.

Кейн хрипло вздохнул, но выполнил указание:

– Так хорошо?

Я поправил настройки света на экране, так что изображение стало гораздо лучше. Увидев их обоих в кадре, я замер. С того самого вечера я больше не видел Боунса, и теперь внутри меня вновь проснулся гнев. Я вспомнил, как он вынул пистолет из внутреннего кармана пиджака и выстрелил прямо в затылок Ванессе.

У меня затряслись руки.

– Так хорошо? – повторил Кейн.

Я перевел взгляд на женщину, что сидела рядом с ним. Бирюзовое, явно авторской работы, платье, казалось, было сшито специально на нее и идеально подчеркивало ее стройную фигуру. У нее были маленькие округленные плечи; руки, хоть и тонкие, имели правильную, гармоничную форму. Вероятно, раньше она занималась либо стрельбой из лука, либо была альпинисткой. Из-за балконной ограды я не мог рассмотреть ее ниже пояса.

На шее я заметил ожерелье с огромным брильянтом. Такую шикарную, дорогущую вещь она явно не могла купить сама. Точно – подарок. А ведь Боунс никогда раньше не делал своим рабыням подарков.

В ее голубых глазах я не заметил никакого интереса к происходящему вокруг. Она витала мыслями где-то далеко, думала о чем-то своем… Губы ее пламенели от ярко-красной помады, глаза мерцали. Выразительное лицо обрамляли глянцевитые кудри. Да, она определенно была красавицей, как и говорили.

Но все же я не впечатлился.

– Кроу!

– Что? – Я досадливо повернулся к брату. – И давай тише, мать твою, пока нас не застукали здесь!

– Камера нормально работает? Я тебя уже два раза спрашиваю.

– Нормально. Вон, смотри.

Я протянул ему свой телефон. Кейн взял его свободной рукой, взглянул на экран и присвистнул точно так же, как он сделал это на прошлой неделе. Я демонстративно закатил глаза.

– Чтоб меня, да она обалденна!

Я посмотрел вниз. Певица тянула и тянула. Музыка натурально выжимала слезу. Речь шла о любви и смерти, и я видел, как грудь женщины Боунса вздымается с каждой нотой. Я-то ее хорошо понимал.

– Я не прочь позабавиться с такой, – раздался голос Кейна. – Сунуть бы ей в рот по самые гланды!

Я отобрал у него телефон:

– Давай об этом потом как-нибудь. А сейчас нам надо понять, что она значит для Боунса.

– Да ты видел этот гребаный брильянт у нее на шее? – отозвался мой братец. – Это же вещь с самого «Титаника»!

– Да, но он ни разу к ней не прикоснулся.

– И что? Ясно, что она для него особенная. Ты-то уж знаешь, как он относился к своим прежним. Он даже на минуту не выпускал их из дома! А сейчас он сидит спокойно и, видимо, совсем не боится, что она попытается бежать.

Женщина, не отрываясь, глядела на сцену, но, судя по всему, не видела самого представления. И, даже не зная, кто она такая, я сразу понял, о чем она думает.

– Она собирается свалить отсюда прямо сейчас!

– С чего ты взял?

Я ткнул пальцем в экран:

– Смотри. Видишь, как она нервничает? Вся покраснела и едва дышит. Она дико боится.

– Ну естественно, испугаешься, когда рядом с тобой сидит псих.

– Нет… Она хочет бежать.

– Ну, не самая хорошая идея, – заметил брат. – У него тут наверняка куча охраны. А если ее поймают, то он просто замочит ее на месте. Так что лучше бы ей не дергаться, пока мы не вытащим ее из дерьма.

– Ага, как будто у нас ей будет лучше…

– Ну, мы хотя бы выглядим ничего так, – пожал плечами брат. – Да и, возможно, она совсем не против отсосать у нас.

Я посмотрел на часы:

– Спущусь-ка в фойе. На тот случай, если она выйдет.

– И что ты ей скажешь? – недоверчиво спросил брат.

– Сам не знаю. Чего-нибудь придумаю. Так что сиди тихо и дай знать, как только она выйдет.

– А с чего ты так уверен, что она собирается выйти? – спросил Кейн, когда я уже вылезал из вентканала.

– Я хорошо умею читать по лицам.

– А, поэтому ты и мизантроп! – хмыкнул Кейн, словно это была бог весть какая смешная шутка.

А ведь он был абсолютно прав.

– Ты, главное, держи меня в курсе!