Текст книги "Роковая ошибка"

Пенни Джордан
Роковая ошибка

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Она опаздывала. Задержавшись у перехода, Джорджия с сожалением призналась себе, что в последнее время опаздывает постоянно, и поспешно перебежала дорогу.

А все дело в том, что ей никак не удавалось поставить машину поблизости от агентства, которое регулярно обеспечивало ее работой на дому, заказывая составление компьютерных программ. Проблема с парковкой – досадная мелочь, но это обстоятельство заставляло девушку передвигаться по городу пешком; пусть расстояние было и небольшим, но вынужденная прогулка выбивала ее из довольно жесткого графика, – а она сейчас просто не имела права терять ни минуты. Она должна хорошо зарабатывать, и тратить время впустую в ее ситуации – все равно что сорить деньгами.

Усилием воли Джорджия остановила поток невеселых размышлений. Она старалась твердо придерживаться правила: когда выходишь из дома навестить тетю Мей, надо ненадолго забыть о своих заботах, а то, не дай Бог, родственница догадается о денежных затруднениях, и это может ее встревожить. А если тете суждено поправиться, то покой ей необходим в первую очередь.

Если суждено… Нет-нет, никаких «если». Джорджия с негодованием отогнала сомнения. Тетя Мей обязательно выздоровеет. Разве буквально на прошлой неделе врачи не сказали ей, что уже есть изменения в лучшую сторону?

При мысли о двоюродной бабушке, которую девушка привыкла называть «тетя Мей», выражение суровой сосредоточенности на лице Джорджии тут же смягчилось, и она замедлила шаг. Необыкновенная, замечательная тетя Мей и в семьдесят с лишним лет сохранила свой неугомонный нрав. Именно она в трудный час вошла в жизнь Джорджии, заменив девочке отца и мать, погибших в авиакатастрофе, окружила вниманием и лаской, помогла перенести сильную психическую травму; именно она стала столь заботливым и мудрым воспитателем, что Джорджия не чувствовала себя обездоленной, а порой была просто уверена, что имеет гораздо больше любви и понимания, чем ее благополучные сверстники. Когда же пришло время расправить крылья и выпорхнуть из стен школы, покинуть дом, чтобы поступить в университет, а после его окончания приехать в Лондон и устроиться на работу, тетя Мей вдохновляла и поддерживала каждый ее шаг.

Будучи любознательной, честолюбивой, здравомыслящей и уживчивой – а именно так отзывались о Джорджии ее коллеги, – девушка быстро поднималась вверх по служебной лестнице; она умела не только точно намечать цель, но и продвигаться к ней энергично и решительно. Джорджия гордилась тем, что ей прочили блестящую карьеру, что про нее говорили: «Эта птица высоко взлетит». Но в душе она всегда знала: настанет день, когда ее положение в обществе будет достаточно прочным, когда она добьется всего, чего хотела, накопит необходимые знания и опыт, – и вот тогда можно будет успокоиться и всерьез подумать о спутнике жизни, да и о детях тоже.

Обосновавшись в столице, Джорджия не забывала родственницу: проводила у нее Рождество, вырывалась и на другие праздники, не раз принимала дорогую гостью в своей тесной лондонской квартирке, купленной за большие деньги в одном из престижных районов.

Будущее виделось девушке таким безоблачным, ничто не предвещало помех на избранном пути, и вдруг на нее обрушился этот страшный удар…

Как-то у Джорджии неожиданно выдалось несколько свободных дней, и она отправилась в город своего детства – Манчестер, где и узнала горькую правду. «Опухоль», «новообразование» – какими словами это ни называй, означают они одно: полную безысходность, невозможность представить и до конца осознать случившееся.

Проигнорировав настоятельное требование тети Мей вернуться в Лондон и заниматься своими делами, Джорджия взяла дополнительные отгулы и вместе с ней пошла по врачам. Они проконсультировались у специалистов, и, когда после всех анализов картина болезни прояснилась, уехать все же пришлось, но ненадолго. Джорджия задержалась в Лондоне ровно настолько, чтобы уволиться с работы и второпях продать квартиру, не успев ничего на этом выгадать.

Затем она совершила поездку в Чешир и, заплатив немыслимо огромную сумму в качестве задатка, купила в рассрочку дом в одном из маленьких городков, куда тетя Мей всегда мечтала перебраться. Мизерные гонорары, которые Джорджия теперь получала в агентстве независимо от объема заказов и затраченного времени, не шли ни в какое сравнение с доходами высокооплачиваемой служащей из солидной столичной фирмы. К расходам прибавилось также лечение бабушки в специализированной клинике, расположенной неподалеку от их нового жилища.

Каждый день, утром и вечером, Джорджия навещала родственницу, и сегодня, безумно встревоженная, она шла и, мучительно сознавая, как слаба еще больная, отчаянно молилась, чтобы тетя Мей не сдавалась… чтобы тетя Мей поправилась…

Узнав о коварной болезни, Джорджия вдруг отчетливо поняла, что может остаться в этом мире одна-одинешенька. И тогда душа ее переполнилась страданием, ее охватил безудержный панический страх. Подобное состояние не очень-то свойственно молодым людям. Не было оно привычным и для Джорджии, вполне взрослой и самостоятельной особы неполных тридцати лет от роду. Она, безусловно, любила тетю Мей и страстно желала ее выздоровления, но ощущение абсолютной беззащитности и этот жуткий страх никак не проходили. То, что она сейчас испытывала, было гораздо невыносимее мук и терзаний, свалившихся на нее после смерти родителей. Иногда ей даже казалось, что она вот-вот перестанет владеть собой и окончательно и бесповоротно попадет в плен опасных переживаний.

До сей поры холодную голову и выдержку Джорджия уверенно причисляла к своим достоинствам, она считала себя человеком, который способен не поддаваться порывам эмоций.

И вот теперь она уповает лишь на небеса, лихорадочно молит их о выздоровлении тети Мей. В эти трудные дни Джорджию не оставляло чувство, что, вопреки ее усилиям, бабушка медленно отдаляется от нее…

Надо было успеть в больницу, пока не истекло время, отведенное для приема посетителей. Она торопилась сдать выполненную работу, не обращая внимания на затекшие под тяжестью бумаг руки. На этот раз Джорджия попросила у женщины, руководившей агентством, дать ей задание больше обычного. Та удивилась: конечно, к ним поступает много заказов и такой блестящий специалист для провинциального агентства просто находка – но стоит ли взваливать на себя столь непосильную нагрузку?

Джорджия горько усмехнулась. А что делать, если постоянно нужны деньги? Одна рассрочка чего стоит!.. На прошлой неделе она посетила строительную организацию, продавшую ей дом, чтобы выяснить, нет ли какой-нибудь возможности ослабить бремя расходов.

Очень милый управляющий с пониманием выслушал ее и подбросил идею пустить в дом жильцов. В их районе международные корпорации начинали разворачивать производство и открывать свои филиалы, так что комнаты пользовались большим спросом.

Только этого еще не хватало! Такой вариант Джорджия оставляла на самый крайний случай. Дом был куплен для тети Мей, мечтавшей о тихом пристанище на склоне лет, и она вовсе не собиралась расставаться с ним – во всяком случае, до тех пор, пока больная продолжала бороться за свою жизнь.

И все же, как ни противно, сегодня вечером ей предстоит встреча с будущим квартирантом. То, что это мужчина, Джорджию не особенно смущало – опыт ее лондонской жизни показал, что мужчина и женщина вполне могут мирно сосуществовать вместе: то есть делить крышу над головой без всяких прочих проявлений повышенного интереса друг к другу. В свое время она сама снимала комнату в квартире, где, кроме нее, было еще двое жильцов, и оказалось, что ладить с Сэмом гораздо легче, чем с соседкой. Так что пол постояльца не имел значения – было тошно от самой необходимости впускать в дом постороннего человека.

Колокола местной церкви пробили час, и Джорджия спохватилась, что стоит в задумчивости и теряет драгоценное время. Она шагнула вперед и едва не столкнулась с молодым мужчиной, спешившим навстречу.

Он отпрянул в сторону, она сделала то же самое, и в результате началась знакомая всем неразбериха, забавная для наблюдателя и неловкая для самих участников, когда, дергаясь одновременно, пешеходы безуспешно пытаются обойти друг друга, словно исполняют какой-то причудливый танец.

В конце концов молодой человек, грустно улыбнувшись, первым замер на месте, открывая Джорджии путь.

Он был высокого роста и очень хорошо сложен: широкоплечий, узкобедрый; глядя на его подтянутую гибкую фигуру, можно было предположить, что он часто занимается физическим трудом. Легким и быстрым движением руки мужчина придержал Джорджию, уже готовую вскипеть от нетерпения и досады.

Неожиданное прикосновение, не имеющее ничего общего с уличным приставанием, слегка остудило ее, и, перестав метаться, девушка подняла глаза и посмотрела в лицо незнакомцу. Пылающий взгляд, в котором без труда читались беспокойство и раздражение, явно застал его врасплох.

Мужчина продолжал улыбаться, и, несмотря на грустный изгиб губ, золотисто-карие глаза его искрились весельем. Сильный загар незнакомца неопровержимо свидетельствовал о продолжительной работе на свежем воздухе, а выгоревшие на солнце волосы подтверждали это впечатление.

Джорджия вынуждена была отметить, что он весьма недурен собою – просто мечта тех, кому нравится тип красавца мужчины. Но лично ее всегда больше привлекали хорошие мозги, чем развитая мускулатура. А сейчас и вовсе было неподходящее время для сердечных переживаний.

Рассерженная и уязвленная, Джорджия ощетинилась без всякой видимой причины и, вместо того чтобы ответить ему такой же дружеской и приветливой улыбкой, хмуро уставилась на молодого человека и мрачно потребовала:

– Дайте же, наконец, пройти!

Спустя несколько минут, все еще разгоряченная и взвинченная своим опозданием, она была в пяти шагах от автостоянки и, пережидая у перехода поток машин, обернулась и увидела в витрине магазина свое отражение. Да, удручающее зрелище: угрюмое лицо с поджатыми губами и такая напряженная осанка… Джорджия приказала себе слегка расслабиться.

Но тут зажегся зеленый свет, и она бросилась через дорогу, так и не успев принять нормальный человеческий вид. Однако, взглянув на себя со стороны и воочию убедившись, как изменили ее события последних месяцев, она была неприятно поражена: от былого чувства юмора и оптимизма не осталось, увы, и следа.

Уже на стоянке, вспоминая разыгравшуюся уличную сценку, она вновь испытала неловкость за свое дурацкое поведение с незнакомцем, который искренне и вполне доброжелательно попытался сгладить ситуацию и вместо раздраженных реплик обменяться веселыми улыбками. Видела бы тетя Мей, как она его отбрила! Словно никто и никогда не учил ее приличным манерам, а главное – внимательному и сердечному обращению с людьми! Меж тем бабушка была дамой старой закалки и воспитывала девушку в традиционных правилах хорошего тона, далеко не всегда подходящих современному ритму жизни.

К своему стыду, Джорджия прекрасно сознавала, что годы, проведенные в Лондоне, и нынешний продолжительный стресс далеко не лучшим образом сказались на ее отношениях с окружающими. Но теперь поздно сожалеть о грубости, проявленной по отношению к случайному прохожему, уже ничего не поправишь. А ведь она едва не кинулась за ним с извинениями, когда приветливая улыбка застыла на его лице, встретив со стороны девушки холодный и почти яростный отпор.

Джорджия отворила дверь и, усталая, вошла в дом. Посещение больницы совершенно выбило ее из колеи. Что бы ни говорили врачи, чувство страха не притуплялось, потому что она видела, как бабушка с каждым днем худеет, а ее бледная кожа становится все прозрачнее. В то же время от больной веяло каким-то нездешним душевным покоем, и эта просветленность смертельно перепугала Джорджию, ей казалось, что тетя Мей все больше и больше отдаляется от нее, словно воспаряет над обыденностью, над привычным течением жизни…

«Нет!» Услышав собственный крик, Джорджия зажала ладонью рот. Она не может потерять тетю Мей, только не это…

Только бы не остаться одинокой и несчастной, как плачущий в темноте ребенок. Впрочем, она тут же осудила себя за эгоизм, за то, что не может не думать о своих переживаниях и невзгодах…

Во время свидания Джорджия пребывала в полном отчаянии, но ей удалось держаться достаточно бодро. Она рассказывала про домашние дела, про сад, и обычные слова словно становились магическим заклинанием, непременным залогом того, что тетя Мей скоро вернется домой и погладит кота, который вполне у них прижился, своими глазами увидит замечательные бутоны на розовых кустах, посаженных ими вместе прошлой осенью. Тетя Мей была страстным садоводом и всегда тосковала по укладу жизни маленького городка, где она выросла. Она мечтала вернуться к своим корням, и Джорджия подарила ей такую возможность, но сейчас… дом осиротел, и внучка тоже…

К горлу подкатил комок, и Джорджия, в ужасе пытаясь загнать его вглубь, поняла, что уже не в состоянии бороться со слезами, и дала им волю.

Их дом был совсем невелик: наверху три спальни, ванная и тесная кладовка, приспособленная под кабинет, а внизу – просторная удобная кухня, крошечная уютная гостиная и столовая, которой они почти не пользовались, предпочитая посидеть на кухне. Зато участок был обширный и довольно запущенный – настоящие райские кущи с рядами фруктовых деревьев, зарослями ягодных кустов, маленьким прудиком и аккуратно разбитыми грядками. В отличие от Джорджии тетя Мей… Что и говорить, она была прирожденным садоводом.

Джорджия, всхлипнув, проглотила слезы и вспомнила выражение бабушкиного лица, когда они впервые увидели свой будущий дом. В этом взгляде было столько детского удивления и неприкрытой радости, что все сомнения испарились, и она сделала столь ответственный шаг на пределе своих финансовых возможностей. Ради тети Мей. Однако через три месяца после переезда здоровье бабушки резко ухудшилось, врачи начали поговаривать об операции, и Джорджия уже не смогла самостоятельно ухаживать за больной.

Подавив приступ жалости к самой себе, Джорджия отправилась наверх, прихватив папку с бумагами. Даже не заглядывая в них, она знала, что работа займет весь остаток дня и почти целую ночь. Но какое это имеет значение, если нужно содержать дом, чтобы тете Мей было куда вернуться из больницы. Она непременно выйдет оттуда. Она вернется. Она должна.

Джорджия в изнеможений добралась до кладовки, где стоял компьютер. Дом был старым, и под его крышей, видимо, сменился не один десяток поколений ласточек. Нынешние обитатели гнезд шумно и деловито скреблись над самой головой Джорджии, когда она работала в своем «кабинете». Первое время они беспокоили и раздражали ее, но теперь она привыкла к этим звукам и даже находила их приятными. Изначально дом принадлежал семье сельскохозяйственных рабочих, но был продан владельцем вместе с земельным участком. Если верить агентам по недвижимости, приобретение Джорджии представляло собой довольно перспективный вариант. Размеры участка позволяли перестроить дом, пожелай она расширить жилое пространство. Уединение было абсолютно гарантировано удаленностью от шоссе и надежной защитой изгороди. Но заниматься преобразованиями Джорджии было не по карману. Она едва сводила концы с концами: кроме немыслимых взносов за дом и трат на лечение, часть доходов съедал маленький автомобиль, и, пока тетя Мей в больнице, от него никак не откажешься, а еще ведь надо и жить на что-то.

У нее разболелась голова, и буквы на экране затуманились и поплыли. Джорджия потерла веки, взглянула на часы – и глазам своим не поверила. От долгого сидения за компьютером все тело, ломило, а кости ныли словно от побоев.

За последние месяцы она похудела, хотя это было ей совсем ни к чему. При небольшом росте и тонких чертах лица худоба придавала ей довольно измученный вид.

Белокурые прямые волосы, привыкшие в лондонскую бытность к безупречной стрижке, и аккуратной укладке, отросли до плеч, и, честно говоря, на уход за ними не оставалось ни сил, ни денег. Зато кожа теперь, когда естественные солнечные лучи заменили вечные лампы дневного света, приобрела мягкую гладкость персика. Джорджия никогда не считала себя особенно чувственной или сексапильной, да и не стремилась казаться такой – ее вполне устраивала собственная внешность: точеное личико, серьезные серые глаза.

Из-за отсутствия мужского внимания страдать ей не приходилось, поклонники у нее были: молодые люди, как правило слишком занятые, подобно ей самой, восхождением по служебной лестнице и избегающие прочных привязанностей. Восхищаясь ею и оказывая знаки внимания, воздыхатели всячески поощряли ее карьерные устремления. Они ее уважали.

Она же всю свою энергию сосредоточила на достижении деловых успехов, но так длилось лишь до тех пор, пока она не узнала о болезни тети Мей. Конечно, та была категорически против, чтобы ее воспитанница уезжала в какую-то глухомань, бросала престижную работу, меняла образ жизни, но Джорджия проявила твердость. Один из лондонских друзей как-то обмолвился, что она излишне сурова к самой себе и напрасно губит свое будущее. Но решение о переезде пришло так естественно, без всякого насилия над собой, и было продиктовано вовсе не надуманным чувством долга, а любовью, самой настоящей любовью, вот и все. И с тех пор она ни единой секунды о нем не пожалела. Сожалеть можно было только о том, что по своей занятости она приняла его несколько позже, чем следовало.

Шум за окном заставил Джорджию встрепенуться: по ухабистой дорожке к дому подъезжала машина. Будущий жилец, скорее всего, задержится здесь, в их городке, на несколько месяцев, пока не уладит все финансовые вопросы с местным филиалом.

Джорджия почти ничего не знала об этом мужчине, но в агентстве, с которым она сотрудничала, его отрекомендовали как человека в высшей степени порядочного и заслуживающего всяческого доверия. Джорджия выразила сомнение в том, что люди его положения и достатка – а он был главой перспективной и прибыльной компании – вряд ли стремятся поселиться в чужом доме вместо того, чтобы снять себе отдельное жилье; в ответ Луиза Мейтер, возглавлявшая агентство, пояснила, что Митч Флетчер не укладывается в стереотипные представления о преуспевающих бизнесменах и вообще-то он обратился к ней с просьбой подобрать ему в штат новых сотрудников, а в разговоре случайно обронил, что ищет жилье и может довольствоваться просто местом для ночлега, если, конечно, остальные домочадцы не будут беспокоить бесконечными хождениями туда-сюда у него под носом. Агитируя Джорджию сдать ему комнату, Луиза особенно упирала на то, что он готов хорошо заплатить и таким образом девушка сможет разрешить свои материальные проблемы.

Джорджия почувствовала легкое головокружение, но заставила себя опереться на спинку стула и приподняться. Она вспомнила, что со вчерашнего дня ничего не ела.

Пожалуй, необходимость кормить квартиранта может пойти ей на пользу и вынудит относиться к еде более серьезно. С тех пор как тетя Мей легла в больницу, готовка и трапезы в полном одиночестве стали для Джорджии совершенно невыносимы. Иногда, вернувшись домой, она чувствовала себя настолько физически вымотанной и в то же время эмоционально взвинченной, что кусок не лез в горло, хотя умом она понимала, что для восстановления сил должна нормально питаться.

Она выглянула на улицу и увидела, как у ворот остановился серебристо-серый «БМВ». Рядом со скромной постройкой сверкающий шикарный автомобиль смотрелся явно неуместно.

Спускаясь по лестнице, Джорджия подумала, что Митчу Флетчеру достаточно взглянуть на ее дом, чтобы счесть его неподходящим для своей персоны. Направляясь к входной двери, она уже отчетливо сознавала, что не хочет ни этой встречи, ни новых обязанностей, которые непременно возникнут с появлением жильца. Джорджия опасалась, что неизбежное вторжение в ее жизнь будет отвлекать от главной цели, помешает ей все свободное время посвящать больной и может явиться препятствием к возвращению бабушки под родной кров.

Когда же дверь была наконец открыта, готовое дежурное приветствие так и застыло на губах смущенной до крайности хозяйки: она узнала этого мужчину. Он вошел, и Джорджия с ужасом поняла, что в его присутствии лишилась дара речи.

Гость первым нарушил молчание и протянул руку:

– Митч Флетчер. А вы – мисс Барнз? Из разговора с Луизой Мейтер я узнал, что вы хотите сдать комнату. Надеюсь, она объяснила, что я ищу пристанище лишь на время, пока не закончу здесь свои дела?

Не дожидаясь ответа, он двинулся прямо на Джорджию, и она невольно отступила, впуская его в прихожую.

И тут до нее дошло, что в полутьме тесного коридора посетитель пока не успел ее хорошенько разглядеть.

Когда же он остановился и присмотрелся, выражение его лица мгновенно изменилось – он тоже узнал девушку, с которой сегодня так неудачно столкнулся на улице, и весь его вид говорил, что повторная встреча его не очень обрадовала.

Реакция Митча Флетчера вновь всколыхнула в Джорджии чувство вины и неловкости за свое поведение. Нагрубив незнакомцу, она утешала себя тем, что они виделись в первый и последний раз в жизни и ее дурацкая выходка не повлечет за собой никаких последствий. Но все оказалось иначе – и вот теперь ей приходится краснеть, подавляя глупое ребяческое желание немедленно выставить гостя за дверь и больше не мучиться от его тягостного присутствия.

Похоже, он выжидал, когда Джорджия заговорит, и ей оставалось только сделать вид, будто ничего особенного между ними не произошло, будто она еще не понимает, что их совместное проживание под одной крышей абсолютно невозможно.

– Да, Луиза сказала об этом, – подтвердила Джорджия. – Давайте пройдем на кухню, там все и обсудим.

В разговоре с Луизой она просила никоим образом не упоминать про бабушку и ее болезнь, а то Митч Флетчер, чего доброго, подумает еще, что его хотят разжалобить.

Кухня была залита светом закатных лучей солнца. Тетя Мей особенно любила эту часть дома, напоминавшую, по ее собственному признанию, кухню ее детства. Одного слова было вполне достаточно, чтобы после переезда Джорджия отказалась от задуманного ремонта и сохранила в неприкосновенности старомодную газовую плиту, тяжелые шкафы и громоздкий стол. Чтобы доставить бабушке удовольствие, она потратила уйму сил и оттерла каменную раковину, испортив все ногти, плиту же оставила в покое, хотя электрическая им подошла бы больше. Готовить на плите она тогда еще не умела, за что не раз пришлось жестоко поплатиться. Но сейчас они со старушкой плитой живут душа в душу.

Джорджия не сомневалась, что при виде ее кухни золотые искорки в глазах Митча Флетчера тут же померкнут и, привыкший к современной чудо-технике, он не удержится от изумленной и презрительной ухмылки. Вопреки ее ожиданиям гость выглядел очень довольным и, погладив рукой стол, заметил:

– Середина девятнадцатого века, угадал? Прекрасный экземпляр… Сделано добротно и на совесть. Хорошо, просто и без ненужных излишеств. Дизайн – это мой конек, давнее увлечение, поэтому… – он осекся. – Прошу прощения. Не буду утомлять вас своими воззрениями на различные стили мебели, – сухо продолжил он и добавил, не скрывая иронии: – К тому же я знаю, что вы чрезвычайно дорожите каждой минутой.

Джорджия было решила, что он намекает на их дневное столкновение, и лицо у нее запылало, но Митч Флетчер имел в виду совсем другое.

– Луиза предупредила, что наша беседа должна быть предельно краткой. Она недвусмысленно дала мне понять, что вас устроит лишь такой жилец, который не будет особенно посягать на ваше время. – Он как-то странно посмотрел на нее и спросил, не скрывая язвительного любопытства: – Если не секрет, зачем вам понадобился квартирант?

Джорджия от усталости не могла ничего придумать – к тому же какая разница, что он услышит? Оба прекрасно понимают, что он вовсе не намерен здесь оставаться.

– Мне нужны деньги, – коротко отрезала она.

В кухне воцарилось молчание.

– Ну что ж, по крайней мере честно и прямо, – криво улыбнулся он. – Ваши мотивы мне понятны. Однако подозреваю, что вам не совсем подойдет общество человека, который…

От его проницательности Джорджию даже передернуло, словно ее укололи чем-то острым, нарочно провоцируя на резкость.

– Мистер Флетчер, Луиза ведь предупредила вас, что у меня мало времени. Мне очень жаль, что вам пришлось совершить эту бесполезную поездку, но обстоятельства таковы, что…

– Постойте-ка! – перебил он. – Вы хотите сказать, что передумали? Вы уже не собираетесь ничего сдавать?

Джорджия оторопела.

– По-моему, это вы не собираетесь…

– С чего вы взяли? – строго спросил он, сверля ее взглядом.

Джорджия не нашлась с ответом. Она почувствовала, что все лицо у нее горит, а щеки эапунцовели как маков цвет.

– Ну, дом стоит на отшибе… Он очень маленький, и я думаю… Я вполне допускаю…

– Никогда не надо притворяться, – спокойно перебил Митч Флетчер, и от его невозмутимого тона Джорджии снова стало не по себе. – Если вы считаете, что меня может отпугнуть небольшое недоразумение, которое произошло на улице… Но я вовсе не обязан вам нравиться, мисс Барнз, и, по правде говоря, в отношении вас меня удерживало только одно обстоятельство – то, что вы незамужняя молодая женщина. – Джорджия едва не задохнулась от возмущения, а он продолжал медоточивым голосом: – Было бы несправедливо обвинять в глупости весь женский пол из-за легкомысленного поведения его отдельных представительниц… Надеюсь, вам приятно будет узнать, что, пока мы с вами не познакомились, я, каюсь, полагал, что вы одна из тех…

Это уж слишком!

– Если вы подозреваете, что мне от вас нужно что-либо еще, кроме денег… – начала Джорджия, но он, не повышая голоса, оборвал ее на полуслове:

– Нет, конечно. Теперь, когда я вас увидел… Если можно, покажите, пожалуйста, комнату.

Он желает посмотреть комнату! Ну и дела! Джорджия была просто уверена, что Митч Флетчер ни за что не захочет тут оставаться. Она и сейчас уверена!

Все еще сердитая, девушка повела его наверх и открыла свободную комнату.

– В доме только одна ванная, – отрывисто сказала она.

Он подошел к окну и выглянул в сад. Под скошенным потолком мансарды гость казался еще выше ростом. Налюбовавшись видом из окна, он обернулся, и под его изучающим взглядом Джорджия почувствовала, как легкий озноб – сигнал о надвигающейся опасности – пробежал по коже. Охваченная необъяснимой тревогой, она вдруг подумала, что перед ней сильный и грозный противник.

Противник? Что за глупая мысль! Нужно всего лишь сказать, что она передумала, – только одно слово, и он благополучно исчезнет из ее жизни.

– Все замечательно. Я встаю рано и обычно до половины восьмого уже ухожу. Луиза говорила, что вы работаете дома, это правда? – Вопрос привел Джорджию в замешательство: он возник неожиданно, и что за ним кроется, она пока не понимала. – Довольно странно в наши дни встретить женщину вашего возраста и ваших способностей в таком захолустье, да еще в полном одиночестве. Вы даже работаете, не выходя из дома. Ироническая ухмылка, скользнувшая на его губах, заставила Джорджию защищаться.

– На то есть свои причины, – сухо сказала она.

– Нисколько не сомневаюсь, – согласился Митч Флетчер с подчеркнутой учтивостью.

Джорджию словно током прошибло: он знает про тетю Мей! Но откуда? И зачем ему это?

– Он, конечно, женат.

До нее не сразу дошел смысл короткого и категоричного утверждения, к тому же произнесенного с презрением и негодованием, словно обвинительный приговор.

– Что? – Джорджия решила, – что ослышалась.

– Он женат. Ваш любовник, – Митч Флетчер оставил ее изумленную реплику без внимания. – Об этом несложно догадаться: вы живете одна и даже невооруженным глазом видно, как вы напряжены и взвинчены, просто на грани срыва. Между прочим Луиза упомянула, что по вечерам вы почти не бываете дома.

Джорджия была потрясена. Так он возомнил, что у нее роман с женатым!.. Что он себе позволяет?!

– Очевидно, он не слишком богат, иначе вам не пришлось бы искать жильца. А вам никогда не приходило в голову остановиться и задуматься о том, что, вы делаете? Не ради его жены и детей, а просто ради самой себя? Вряд ли он бросит семью – такого почти не случается. И потом, что за радость делить мужчину с другой?

Джорджия слушала и ушам своим не верила. И вдруг, неожиданно для самой себя, ехидно произнесла:

– Ну что ж, раз вы категорически не одобряете мой образ жизни, то, полагаю, у вас пропало всякое желание оставаться в этом доме.

– Желание здесь совершенно ни при чем, у меня нет выбора. Легче найти песчинку золота в Северном море, чем жилье в этой округе. Итак, если вы не против, я завтра же переезжаю. И заплачу вам вперед за три месяца.

Джорджия уже собиралась разочаровать его отказом, но оплата за три месяца вперед… Она быстро подсчитала в уме и обнаружила, что сумма выходит приличная: тут хватит не только на лечение, но еще кое-что останется, чтобы внести очередной взнос за дом. Девушка собралась с духом, все еще намереваясь распрощаться с посетителем… и не смогла. Если бы дело было только в ней, она бы не колебалась, но ради того, чтобы не пострадали интересы тети Мей, стоило смирить гордыню.

Она проглотила обиду и, вместо того чтобы отправить гостя ко всем чертям вкупе с его проклятыми деньгами, бесстрастным тоном произнесла:

– Ну, если вы надумали, я не возражаю.

– Значит, решено. Его голос тоже прозвучал холодно и равнодушно, хотя Джорджия знала, что Митч Флетчер может быть совсем другим: приветливым и доброжелательным; их столкновение на улице – прямое тому подтверждение. Он направился к выходу, и, нервно наблюдая его мягкую кошачью поступь, она посторонилась и дала ему пройти.

Спускаясь по лестнице, Джорджия уже ругала себя за то, что совершила великую глупость. И все потому, что Митч Флетчер пришел к ложному и абсолютно беспочвенному умозаключению. Она не стала его разубеждать, но почему? Почему она поступила именно так? Была обескуражена подобным предположением? Но неужели нельзя было как-нибудь объясниться? Он и так разговаривал очень неприязненно, зачем же ей понадобилось подливать масло в огонь?

Пытаясь сосредоточиться, девушка потерла ладонью лоб, но чувство вины за то, что впервые после отъезда из Лондона ее мысли заняты не тетей Мей, а совсем другим человеком, не отпускало Джорджию.

Она направилась на кухню, гость шел следом; когда она вдруг обернулась, он отступил, словно уловил напряженную неуверенность хозяйки и решил держаться на почтительном расстоянии, дабы избежать новых вспышек взаимного недовольства. Она увидела, что Митч Флетчер достает из кармана пиджака чековую книжку.