Текст книги "Превосходный супруг"

– Да, я знаю, – ответила Оливия. – По-моему, это чудесно, что Руфь и Грант договорились проводить по полгода то на ее родине, то на его.

– Решение, достойное Соломона, – согласился Сол с улыбкой. Но улыбка его улетучилась, едва он повернулся к Талле и резко и напряженно кивнул ей, а потом кратко пожелал обеим дамам доброй ночи.

Талла едва дождалась, пока за спиной Сола захлопнулась дверь, и хрипло спросила:

– Ливви, ты не станешь возражать, если я лягу спать? У меня немного разболелась голова…

– Конечно, конечно, иди, – подбодрила ее Оливия. Талла понимала, что ее враждебность по отношению к Солу смущала подругу, но все равно не могла ни извиниться, ни сказать, что берет свои слова обратно.

Час спустя, прильнув в кровати к Каспару, Оливия сонно пробормотала:

– Никак не могу понять, почему Талла так враждебно настроена к Солу. Он и в самом деле самый приятный человек, какого только можно встретить. Дядя Хью всегда говорил: это просто здорово, что Сол решил пойти в промышленность, ведь он, несмотря на всю его квалификацию и профессионализм, не обладает таким агрессивным, жестким нравом, который необходим, чтобы взобраться на вершину адвокатской карьеры, У Люка это есть, конечно же, и…

– Гм, мне тоже кажется, что она его недолюбливает, – согласился Каспар и поцеловал жену в макушку, а потом бодро добавил:

– Просто тебе не стоит рассматривать его как потенциального отца детей Таллы, раз уж ты решила, что она мечтает о детях. – Эта мысль развеселила его, и у него вырвался смешок.

– Сол и Талла… Вряд ли из этого что-нибудь получится, – улыбнулась Оливия.

– Папочка…

– Что, дорогая? – ответил Сол и, нагнувшись, откинул прядку со лба младшей дочери. Она заплакала во сне: ей привиделся кошмар – один из тех, что начали ей являться, пока она находилась в Америке с Хиллари и ее новым мужем. Сол успокоил дочурку и нежно посмотрел на нее при мягком свете ночничка, ожидая, когда она закончит начатую фразу.

– Ты никогда больше не уйдешь и не бросишь нас?

Солу едва удалось преодолеть в себе желание выхватить ее из кровати и крепко прижать к себе.

– Ну, иногда мне нужно выходить по делам, – спокойно и как само собой разумеющееся ответил он, – а иногда и ты уезжаешь, когда наступает время возвращаться к мамочке. Но я обещаю тебе, что никогда надолго не уйду от тебя, крошка.

– А я должна уезжать к маме, если я этого не хочу?

У Сола защемило сердце.

Он изо всех сил старался как можно лучше объяснить детям, что они принадлежат Хиллари так же, как и ему, и что она любит их и желает их видеть. Двое старших, Роберт и Джемайма, это понимали, хотя и страстно выражали свое желание остаться с отцом. А Мег оказалась гораздо трудней объяснить, что мать принимает участие в ее воспитании не потому только, что это ее законное требование. Сол был уверен, что на определенном жизненном этапе все трое детей захотят общаться с матерью. Если же он одобрит их нежелание видеться с нею, то окажется виновным в разрушении эмоциональных связей детей с матерью. Он считал, что со временем дети обвинят его в том, что он позволил им принять решение, которое они в силу своего юного возраста не были готовы принять. И поэтому он терпел такие муки ради детей, стремясь к тому, чтобы развод с Хиллари и последовавшие за ним опекунские соглашения как можно меньше травмировали детей. И все же он не скоро забудет звонок от Хиллари. Она позвонила ему три месяца назад и истерически потребовала, чтобы он немедленно прилетел в Америку и забрал детей, потому что они разрушают ее брак с новым мужем, предложившим ей выбирать между ним и детьми от первого брака.

Зная Хиллари, можно было не сомневаться, что она выберет нового мужа. К тому же она никогда не была хорошей матерью. Они поженились как-то стремительно, толком не зная друг друга. Сол до сих пор испытывал чувство вины оттого, что, видя, какой не подготовленной к материнству оказалась Хиллари, как раздражают ее двое маленьких детей, все же поддался ее желанию родить третьего, чтобы восстановить разрушающийся брак. Однако, в отличие от Хиллари, Сол никогда не сожалел, что у него есть Мег. Малышка никогда не узнает, что оказалась последним гвоздем, вбитым в гроб развалившегося брака ее родителей.

– Я не хотела иметь детей! Я не люблю детей! – обрушилась на него Хиллари во время одного из частых скандалов.

И вот теперь Сол со стыдом вспоминал, как злобно ответил ей тогда:

– Ты, конечно же, не любишь моих детей. Что ж, они, безусловно, мои по закону и по рождению.

– Но как ты собираешься со всем этим справиться? – взволнованно спросила Сола его мать Анна, когда он в первый раз сказал ей о решении взять полную опеку над детьми. – Разумеется, я сделаю все, что смогу, но…

– Послушай, – сказал Сол матери, – у вас с папой своя жизнь. Мы все знаем, как папа мечтает выйти на пенсию. Я справлюсь, не беспокойтесь.

И до поры до времени он справлялся, хотя иногда, как, например, сегодня, когда постоянная нянька не смогла приехать, ему приходилось, поправ гордость, обращаться к родственникам за помощью.

С одной стороны, можно было бы, конечно, нанять человека, который постоянно жил бы в доме, но тогда дети почувствуют, что он перебрасывает их на кого-то другого. Он не хотел, чтобы они подумали, будто он не любит их и не хочет жить вместе с ними. Особенно это касалось малышки Мег, которая вернулась из Штатов с разбитым сердечком. Она такая незащищенная и привязчивая…

– Ты хорошо провел время у тети Ливви? – спросила Мег.

– Спасибо, очень хорошо, – солгал Сол. Когда Оливия по телефону пригласила его на обед, а заодно взволнованно рассказала ему о своей подруге, переехавшей сюда работать в той же фирме, что и он, и напомнила ему, что он виделся с Таллой на их с Каспаром свадьбе и на крещении Амелии, Сол даже вообразить не мог, что ему сулит этот вечер.

Да, он помнил Таллу. А какой бы нормальный здоровый мужчина не обратил бы на нее внимание? Ее внешность, прекрасная фигура производили неизгладимое впечатление на сильный пол. Было нечто такое в приятном сочетании густых блестящих кудрей с кремовой кожей и в точеном, с плавными округлостями теле, что предполагало скрытую чувственность и яркий темперамент. И это оказывало мгновенный и куда более сильный эффект на мужские гормоны, нежели созерцание костлявых манекенщиц.

Какой мужчина, глядя на полные, мягкие губы Таллы и ее пышную нежную грудь, мог бы устоять от мечты прикасаться к ней, ласкать, целовать ее, заниматься с нею любовью?

И какими бы «некорректными» ни были эти мысли, они, без сомнения, составляли важную часть того, что делало мужчину мужчиной. А Сол считал, что вполне способен не выпускать эти грезы из-под контроля. Тем более, что сегодня Талла показала ему: она обладает неподражаемым умением убеждать мужчин, что все их фантазии с ее участием несбыточны.

Очевидно, все дело в ошеломляющем контрасте между женственным теплом, исходившим от нее, и враждебной, почти агрессивной манерой ее поведения. А может, это взыграло мужское тщеславие, ведь она была так откровенно пренебрежительна к нему, словно презирала его. Но почему? Солу с трудом удалось удержаться от того, чтобы не ответить на ее агрессивные колючие реплики. Он чувствовал, что Талла за что-то осуждает его.

Проблема заключалась не только в том, что Талла – подруга Оливии. Главное – она будет работать в той же фирме…

Мег слегка засопела, и это означало, что она наконец-то заснула. И когда Сол наклонился, чтобы нежно поцеловать ее в щечку и подоткнуть одеяло, то с обидой подумал о том, что судьба несправедлива – навалила на него столько проблем.

Сначала женитьба на Хиллари, потом недавние трудности с Луизой, а теперь вот это… Он устало вернулся в свою спальню, бросил на стул халат, а потом откинул одеяло и лег в постель.

Он наслаждался возможностью спать одному. Для него было таким облегчением просыпаться и не видеть по утрам рядом с собой Хиллари. Они уже с утра готовы были начать очередной раунд своей непрекращающейся схватки.

И он утомленно закрыл глаза.

Сол с удовольствием застонал во сне, вдыхая чувственный аромат женщины, которую держал в своих объятиях. От нее исходило не изысканное благоухание дорогих духов, но собственный, исконно женский запах. Он был каким-то особенным, эротичным. Сол слышал этот запах уже во время обеда у Оливии, и тогда ему мучительно хотелось сделать то, что он делал сейчас: ощутить ее аромат, целуя ямочку на горле, а потом на щеке и на губах…

Волосы ее напоминали тяжелое шелковистое покрывало, и там, где соприкасались с кожей, они издавали тот же легкий аромат, что и тело. Руки ее были такие же округлые, как и остальные женственные контуры тела. Он старался продлить удовольствие от поцелуя.

Сол провел губами по бархатистой руке женщины, ощутил, как затрепетало ее тело, и кончиком языка стал нежно ласкать впадинку у нее на локте до тех пор, пока она не отняла руку. Но она тут же обняла его и стала умолять заняться с нею любовью «как следует».

– Как следует… что значит «как следует»? – хриплым голосом дразнил он ее, а она в это время прижималась к нему все теснее и теснее, твердые соски ее упирались ему в грудь, и он совсем терял разум из-за чувственного восторга.

– Прекрати болтать и поцелуй меня, – прошептала она, настойчиво поворачивая его лицом к себе. Губы ее уже раскрывались…

– Талла… – Сол провел рукой вдоль ее тела, не давая себе нигде задерживаться, даже на бархатистой коже ее бедер. А женщина трепетала под его ласками. – Я так крепко поцелую тебя! – сдавленно сказал он ей, а она снова протестующе простонала и с жадностью прильнула к нему. – Я буду целовать тебя, пока твои упоительно мягкие, неотразимые губы не…

– Папочка… папа! Проснись. Мне нехорошо…

Сол с трудом открыл глаза и посмотрел на сына.

– Мне нехорошо, – настойчиво повторил Роберт. – Я…

– Иди сюда… – Сол вскочил на ноги, подхватил на руки Роберта и поспешил в ванную.

В раннем детстве Роберт пережил очень серьезный приступ желудочного расстройства. Доктор даже предупредил их, что мальчик может не выжить. Бобби выжил, однако после болезни осталась повышенная чувствительность пищеварительной системы.

По опыту Сол знал, что приступы дурноты Роберта болезненны, но, к счастью, скоротечны. Когда они вернулись в детскую и сын уснул, Сол понял, что самому ему поспать больше не удастся. Ничего плохого в этом не было, если принять во внимание в высшей степени эротичный и совершенно нереальный сон, от которого его пробудил Роберт.

Подсознание – странная вещь, очень странная, решил Сол, прогоняя соблазнительные видения обнаженной Таллы, которая лежала в его постели, все еще теплая после любовных ласк.

И так плохо, что она ему приснилась, но еще хуже то, что он наслаждался этим сном. Видение настолько его возбудило, что он даже не хотел просыпаться, когда его тормошил сын.

Он не мог припомнить, когда в последний раз ему снился подобный сон. Если быть честным, он не мог вспомнить, когда вообще был так возбужден.

Глава 3

– Готова биться об заклад, что ты купишь этот коттедж, – сказала Оливия, обнимая Таллу на прощание.

Талла виновато подумала, что на сей раз она оказалась не самым лучшим гостем в этот уикенд. Ее независимая натура восставала против того, чтобы ею манипулировали. Она не могла делать вид, что разделяет всеобщее восхищение Солом. Оливия явно смотрит на него сквозь розовые очки. Однако она не хотела уезжать, не сделав по крайней мере попытки объяснить Оливии, почему почувствовала такую враждебность к этому типу.

– Ливви, что касается вчерашнего вечера, – немного смущенно начала она, – я понимаю, тебе кажется, что я несколько переусердствовала в своей антипатии к Солу, но…

– Что ж, ты и в самом деле очень удивила меня, – грустно призналась Оливия. – Право же, ты первая женщина, которая, насколько мне известно, так реагирует на Сола. – Талла открыла рот, чтобы сказать, что на свете существует по крайней мере еще одна женщина, которая реагирует на него так же, иначе он не был бы разведен, но прежде чем она что-то произнесла, Оливия продолжила:

– Ситуация сейчас достаточно сложная, ведь Луиза сильно страдает из-за любви к нему.

– Да, – с готовностью посочувствовала Талла. – Я понимаю, что для ее родителей все это ужасно неприятно. Я заметила, как расстроилась Дженни, когда Сол спросил ее о Луизе. – В голосе Таллы прозвучали неприязнь и отвращение к Солу, который не только позволил Луизе так безудержно влюбиться в него, но и подталкивал ее к этому. – Он совершенно не отдает себе отчет в том, что может обидеть Джона и Дженни, говоря с ними о Луизе. Я понимаю, он твой кузен, Ливви, – подчеркнула Талла. – Но какой нормальный зрелый мужчина, будь он трижды привлекателен для женщин, нуждается в том, чтобы тешить свое «я», соблазняя молоденьких наивных девчонок?

Талла замолчала, переводя дыхание, и заметила, что Оливия с изумлением смотрит на нее.

– Мне очень жаль, – извинилась Талла. – Я понимаю, конечно, что ты не разделяешь моих взглядов на Сола и что твое мнение о нем обусловлено вашими прежними отношениями.

– Талла, Сол и я… – начала было Оливия, но тут ее отвлекла Амелия, которая играла рядом во дворе и вдруг испуганно закричала.

– Наверное, она пытается поймать пчелу, – пояснила Оливия Талле.

– О Боже! – воскликнула Талла. Подруги порывисто обняли друг друга, и Оливия бросилась спасать свою дочурку, а Талла направилась к машине.

– Я знаю, почему Талла настроена так враждебно к Солу, – несколько часов спустя после отъезда подруги сказала Оливия Каспару.

– Да? Ты хочешь сказать, что у нее, женщины здравомыслящей и со вкусом, есть на то причина?

– Ты бы догадался, если бы знал кое-что о прошлом Таллы. Ее родители развелись, когда ей не было и пятнадцати, и вскоре после этого один человек, друг семьи, к которому она испытывала огромную привязанность, понял, что она ищет, кто заменил бы ей отца, кто стал бы нежно любить ее, как любил отец… Так вот, этот человек решил воспользоваться наивностью Таллы, чтобы утвердиться в своем мужском самолюбии. Ей было всего шестнадцать, и она подумала, что он любит ее. Он говорил ей, что его брак распался. Разумеется, так все обычно говорят, и она поддалась его уговорам. А теперь она пришла к совершенно неверному выводу, будто Сол точно так же поступает с Луизой.

– А-а… кажется, начинаю кое-что понимать. Пожалуй, ты права. – С этими словами Каспар положил себе вторую порцию пудинга.

– Да… Амелия пыталась снова поймать пчелу, и, когда я освободила несчастное насекомое и успокоила Амелию, было уже поздно. Талла уехала. Неужели ты и правда думаешь, что съешь все это? – как бы невзначай спросила она мужа. – В этом креме столько холестерина, ты…

– Мне нужна энергия, – возразил Каспар. – Или ты передумала и не собираешься усложнять существование нашего начинающего пчеловода соперничеством братишки или сестренки?

– А я думала, ты не привезешь их, – тепло сказала Оливия Солу, когда он с детьми подошел к ним в зале ожидания.

Вся семья собралась, чтобы проводить Руфь и Гранта, отправлявшихся, как у них было заведено, на полгода в Штаты.

После пятидесяти лет разлуки, когда каждый из них считал, что один предал любовь другого, они снова воссоединились в счастливом браке и теперь подтрунивали друг над другом, как в давние времена. И вот теперь они вновь погрузились в семейную жизнь и жили попеременно то в Хэслвиче, то в родном городе Гранта в Новой Англии.

Оливия признавала, что больше всех по ним скучали Бобби и американская внучка Руфи. Джоссу, младшему сыну Джона и Дженни, и брату Оливии Джеку разрешили поехать с пожилой парой в Новую Англию, навестить американскую родню.

– Я боялся, что у нас вообще не получится приехать, – ответил Сол, ласково обняв Руфь и обменявшись рукопожатием с Грантом. – Роберт опять плохо спал ночью.

– О Боже, что с ним?

– Сейчас все в порядке, – заверил ее Сол.

– С этими недомоганиями Роберта и ночными кошмарами Мег тебе никогда не удается выспаться, – посочувствовала ему Оливия.

– Почти никогда, – печально согласился Сол, – и не только из-за ребят.

Но когда Оливия вопросительно посмотрела на него, он просто покачал головой.

– Надо же, просто поразительно, что Луиза и Кэти скоро закончат первый год в университете, – задумчиво произнесла Дженни, обращаясь к Джону, когда они возвращались домой после проводов Руфи и Гранта.

– Да, быстро летит время, – ответил Джон.

– Я надеялась, что теперь, став студенткой, Луиза сумеет справиться со своей страстью к Солу. Он так тактично ведет себя. Но она так упряма и такая однолюбка!

– Не тебе мне об этом говорить, – сухо заметил Джон. – Ведь Луиза – из семьи Крайтон.

– Боюсь, ей в жизни придется нелегко, если она не научится быть немного более гибкой, – вздохнула Дженни. – Трудно поверить, что они с Кэти близнецы. У них настолько разный темперамент…

– Все это не так уж серьезно, – прокомментировал Джон. – Погляди на Дэвида и на меня.

Дженни посмотрела на супруга. Спустя столько лет и несмотря на все, что сделал Дэвид, Джон по-прежнему ставит своего брата-близнеца выше себя.

– Как ты думаешь, мы когда-нибудь еще услышим о нем? – спросила она, имея в виду тот факт, что после сердечного приступа брат Джона и отец Оливии мало с кем общался.

– Кто знает? Хочется надеяться.

– Так что же нам делать с Луизой? – продолжала Дженни. – В последний раз, когда она приезжала домой, у нее были сплошные неприятности, она все время принимала приглашения Хью и Энн… А теперь, когда Сол будет жить так близко, все будет еще хуже.

– Она твоя дочь, – ответил Джон и язвительно добавил:

– К тому же это твой материнский долг.

– Но она и твоя дочь. – Дженни не стала терять время на то, чтобы отплатить ему тем же, и торжествующе закончила:

– И, как ты сам только что сказал, она типичная Крайтон. Но шутки в сторону, Джон, нам надо что-то сделать. Например, если бы это была Кэти, она пришла бы в ужас от одной только мысли, что мы переживаем за нее. Хотя она никогда не стала бы преследовать кого бы то ни было, как Луиза преследует Сола.

Джон, соглашаясь, кивнул головой. – Жаль, что Руфь уехала, она хорошо умеет улаживать подобные вещи. Хорошо бы Сол нашел себе кого-нибудь другого… и снова женился.

– Сол? Снова женился? – нахмурилась Дженни. – Ты думаешь, это возможно? Он пережил сильный удар, когда они с Хиллари расстались. Я помню, тогда он мне говорил, что у него такое ощущение, будто он проиграл. И проиграл не только Хиллари, самому себе и детям, но и родителям, семье, своим воззрениям и воспитанию…. Он был настолько порядочен, что заявил о своей готовности сохранить брак ради детей, несмотря на то что больше не любит Хиллари. Кстати, а что ты думаешь о гостье Оливии, приглашенной на этот уикенд? – с любопытством спросила мужа Дженни. – Она была так настроена против Сола…

– Правда? – На лице Джона появилось глуповатое, восторженное выражение. – Я не слишком много внимания обращал на ее слова, – признался Джон, улыбнувшись.

– Если бы ты не вел машину, – предупредила его Дженни, – я бы с удовольствием вытолкала тебя из нее. Почему так получается, что, когда мужчина видит более или менее симпатичную девчонку, он мгновенно забывает обо всем на свете?

– Я не забываю, – возразил Джон. – Хотя совершенно очевидно, что она умна, и высококвалифицированный специалист, и… ну, она…

– Сексуальна? – подсказала ему Дженни елейным голоском.

– Сексуальна? – округлил глаза Джон. – Это все равно что назвать Большой каньон долиной. Она…

– Прекрати молоть чепуху, Джон! – посоветовала Дженни. – Ты становишься похожим на слюнявого старичка. Имей в виду, – благоразумно добавила она, – Талла очень пришлась мне по душе. И вряд ли типчик, который попытается флиртовать с ней или воспользоваться ею, особенно преуспеет.

– Да, Талла слишком серьезна. И все же, если она будет жить в Хэслвиче, ей придется немного сбавить обороты. Кстати, когда собираются приехать Макс и Мадден?

Дженни посмотрела на него проницательным взглядом.

Макс, их старший сын, был преуспевающим адвокатом и имел в Лондоне сеть престижных контор. Он также был дядей Дэвидом в миниатюре – со всеми его грехами, к которым добавил еще и свои. Вдобавок ко всему он обладал привлекательной внешностью и был женат на очень милой молодой женщине, дочери члена Верховного суда.

Учитывая то, что Макс с его непостоянным характером не желал иметь ребенка и не делал из этого секрета, а также принимая во внимание несколько богатых и с хорошими связями клиенток, он, если верить дошедшим до них сплетням, имел все, чего желал. И поэтому сердце Дженни каждый раз обрывалось при одной мысли о том, что Макс может познакомиться с Таллой.

Он, разумеется, клюнет на нее, ибо всегда был неравнодушен к женскому полу, но, слава Богу, Талла не лишена благоразумия.

Услышав вздох жены, Джон посмотрел на нее. В глазах его мелькнули искорки.

– Что ж, разумеется, не моя вина, что твои сын и дочь так сексуально притягательны, – с видом воплощенной добродетели заметил он.

Глаза Дженни округлились от возмущения, но она тут же поняла, что муж просто поддразнивает ее, и улыбнулась.

– Разве? А как же тогда насчет прошлой ночи?

– А что? – невинно спросил Джон, слегка покраснев.

– Мне пришлось солгать Джоссу и Джеку, что я осталась еще на час в постели оттого, что у меня разболелась голова.

– Это оправдание, чтобы затащить жену в постель и заняться с нею любовью, – тихо произнес Джон и добавил:

– Ну а сегодня нам не понадобится никакое оправдание, не так ли? В нашем распоряжении целый дом.

– Всего два раза в неделю! – шутливо посетовала Дженни.

– Ну, вот и последняя. – Сидя на корточках, Талла с улыбкой посмотрела на мать поверх аккуратно сложенных коробок. – Спасибо, что помогла мне. – Она печально покачала головой. – Я и понятия не имела, что у меня столько барахла.

– Невозможно дожить почти до тридцати лет и не обзавестись кое-какими вещами, – ответила ей мать.

Талла искоса поглядела на нее.

– Ты сожалеешь о том, что я не удосужилась обзавестись мужем и парочкой детишек, не так ли?

Несмотря на разрыв с отцом Таллы, когда тот ушел к своей секретарше, Джин оставалась все таким же неизлечимым романтиком. Она вышла замуж во второй раз, когда Талле было чуть больше двадцати, за человека, с которым познакомилась во время отпуска.

Талле нравился отчим, он обожал ее мать, был добрым, нежным. Его первая жена умерла лет за десять до того, как он встретился с Джин. У него не было ничего общего с отцом Таллы.

– Дело не только в том, что я хочу видеть тебя замужней, дорогая, – заговорила Джин. – Просто… я все время думаю о том, что если бы мы с твоим отцом не развелись и этот ужасный человек не…

– Развод произошел не по твоей вине, – напомнила ей Талла, – а что касается того ужасного человека… Мне надо было самой разобраться, что он собой представлял.

– Дорогая, тебе было всего шестнадцать, возразила мать. – Но теперь, когда ты уезжаешь из Лондона, то, возможно, встретишь какого-нибудь хорошего человека…

– Сомневаюсь. Хэслвич – это территория Крайтонов, и судя по…

– Территория Крайтонов? – У Джин был озадаченный вид. Талла засмеялась.

– Извини, это просто шутка. Помнишь Оливию Крайтон? Я с ней вместе когда-то работала, теперь она живет в Хэслвиче. А ее родня – из этих мест.

– Оливия… Помню, ты ездила к ней на свадьбу.

– И на крестины ее дочери. Она приглашала меня в прошлом месяце к себе, когда я должна была там встретиться с агентом по недвижимости.

Талла пошла в маленькую кухоньку и налила воду в чайник.

– Да? У тебя не слишком-то радостный голос. Вы что, поссорились?

– Да нет, все в порядке. Просто у Оливии был ее кузен – Сол. Тот еще тип… Джин пришла к ней на кухню.

– Если ты собираешься заварить кофе, то мне двойной, – сказала она дочери. – А кто это?

Мою матушку, улыбнулась про себя Талла, сбить с толку невозможно.

– Сол – это… Сол, – произнесла со вздохом Талла, разливая кипящую воду по чашкам.

И тихо добавила:

– В общем, это Ральф номер два… только хуже. – Выдержав паузу, она продолжила:

– У него трое детей, две девочки и мальчик.

– А какой он? Симпатичный?

Талла настороженно поглядела на мать. Иногда проницательность Джин удивляла ее. Срабатывал материнский инстинкт или еще что-то? Талла этого не знала. Она помнила, как была благодарна матери, когда та сказала ей, что догадывается об их отношениях с Ральфом, и побудила рассказать ей все.

Она была так несчастна, когда поняла, что Ральф не любил, а просто обманывал ее! Теперь эта боль угасла, вместе с полудетской любовью к нему, однако унижение, страх и чувство вины по-прежнему терзали ее. И только понимание матери, то, что она не отвергла дочь, а поддержала ее, оказалось единственным островком спасения для Таллы.

– Гм… Наверное, – уклончиво ответила Талла, не глядя в глаза матери. – Может, тебе нравятся такие типы, а мне – нет. В любом случае, – заключила она с вызовом, – это легкомысленно – воспринимать в мужчине только его смазливую внешность.

– Ты права, – напустила на себя серьезность Джин. – Красивое лицо и даже хорошая фигура ничего не стоят, если они не приправлены…

– ..хорошими мозгами, – перебила Талла.

– И добрым сердцем, – закончила мать. – А он, похоже, сексуальный?

– Сексуальный… – Талла попыталась придать себе суровый вид, однако у нее ничего не вышло, и глаза ее играли тем же весельем, что и глаза матери. – Да, поэтому, наверное, у него и трое детей…

– Это ничего не доказывает. Любой может…

– Ты права: он сексуальный, – произнесла Талла и замолчала, пораженная своим признанием.

– Значит, он симпатичный, сексуальный, и у него трое детей. Тогда скажи мне, что же у него не в порядке?

– Он разведен. Это Ральф номер два, и он мне просто не нравится, – резюмировала Талла.

– А у Оливии есть еще двоюродные братья?

– Мама!

– Ну ладно, ладно, – миролюбиво произнесла Джин. – Только не вини меня: я уже немолода, мне хочется порадоваться внукам и… Да что там… Лучше скажи, какие коробки мы оставим здесь, а какие ты заберешь с собой?

– Я хотела бы большую часть этих вещей пока оставить у тебя, – сказала Талла. – До тех пор, пока коттедж не отремонтируют и не сделают электропроводку. Ведь я пока буду жить всего в одной комнате.

Она купила коттедж! И этот дом скоро будет принадлежать ей. При этой мысли Талла испытала незнакомое ей раньше чувство довольства собой.

– Люсинда говорит, Стаффорд уже по-настоящему смеется, – с улыбкой заметила Джин.

Талла уставилась на мать. Как так получается? Она ведь тоже подумала об этом. Иногда ей казалось, что ее мать имеет отношение к белой магии. Талла еще раз внимательно посмотрела на нее: никаких признаков коварства. Но почему она выбрала именно этот момент, чтобы упомянуть о новорожденном внуке?

– Он еще мал, чтобы по-настоящему улыбаться, – поспешно ответила Талла. – Ливви как-то говорила, что младенцы не умеют улыбаться, пока им не исполнится по крайней мере шесть недель. А Стаффорду всего десять дней…

– А ты улыбалась с самого рождения, – спокойно парировала мать.

Талла посмотрела на нее. Куда это она гнет?

– Сол… – пропела мать, – хорошее имя для мужчины, не правда ли? Какое-то ответственное… надежное…

– Превосходный материал, это ты хочешь сказать? – с язвительной сладостью в голосе произнесла Талла. – Меня всегда поражает, почему мужчины вроде него всегда так настаивают на своих опекунских правах? Чаще всего они это делают лишь для того, чтобы расстроить своих бывших жен.

– Талла, – прервала ее мать, – ты же всего не знаешь.

– Он не смог отказаться даже от обеда у родственников, так ему не хотелось сидеть с детьми, – убежденно ответила Талла. – И этого для меня достаточно.

– Хорошо, что ты не заседаешь в суде, иначе тебя наверняка назвали бы судьей-вешателем.

– Да, и представь себе, я была бы рада видеть людей вроде Сола Крайтона на виселице, – спокойно подытожила Талла.