Текст книги "Жестокий роман. Книга 1"

– Понятно. Но я все же полагаю…

– Что?

– Полагаю, произошла ошибка, впрочем, весьма досадная. Это похоже на истерическую беременность.

Такое случается.

– Миссис Миллер, школьный врач провел тщательное исследование, так называемый Эшлем-Зондак-тест.

Вы слышали что-нибудь о нем? Его результаты очень точны. Могу вкратце объяснить вам, что это такое, – уверенно проговорила воспитательница. – У Каролины взяли анализ мочи и проверили на беременность. Нет никаких сомнений.

– Ну ладно, – кивнула Жаклин, – но может, она просто совершила ошибку?

– Миссис Миллер, – с иронией отозвалась классная дама, – мне очень жаль. Я знаю, что вы хотите сказать, но никогда не пойду на это. Ну а сейчас не выслушать ли нам Каролину?

– Вы правы, – тихо согласилась Жаклин.

Возвращаясь домой в машине, мать и дочь напряженно молчали. Каролина была бледна и несколько раз просила мать остановиться: ее тошнило. Жаклин наблюдала за дочерью из окна машины, пока та корчилась у обочины.

Добравшись до дому, мать быстро поднялась в свою комнату.

– Я поговорю с отцом, когда он вернется с работы, – сказала она и закрыла за собой дверь.

После ужина они набросились на Каролину. Истерические вопли сменились спокойным тоном, и семья принялась основательно обсуждать возможные перспективы. Каролине сообщили о разговоре с близкой приятельницей Жаклин, работавшей гинекологом в Лондоне. У нее были обширные связи в медицинских кругах, которые могли оказаться весьма полезными в данный момент. Родителей больше всего устроило бы, если бы Каролину положили в какую-нибудь отдаленную больницу в сельской местности.

Решив главный вопрос, они поинтересовались, кто отец ребенка и когда это случилось. Каролина сообщила им о своей связи с Джилом и долго выслушивала гневные обличительные тирады. Стэнли позвонил Дадли-Лейсестеру и попросил его срочно приехать.

Каролина чувствовала себя отвратительно и без обиняков сообщила об этом родителям. Они великодушно отпустили дочь в ее комнату и разрешили остаться там до окончания разговора. Бросившись на кровать, она с тревогой прислушивалась к громкой брани в гостиной, которой ее родители осыпали бедного Дадли-Лейсестера.

Поздно вечером Жаклин вошла в комнату Каролины и долго смотрела на дочь, после чего сказала, что завтра они должны вместе отправиться в Лондон. Каролина не посмела спросить зачем.

Затем последовали длинные нудные беседы, осмотры, анализы, ощупывания, оханья, аханья, глупые вопросы о том, когда у нее был последний половой акт и так далее. Вскоре Каролина оказалась на узенькой кровати в небольшой сельской больнице в далеком графстве Нортумберленд. Там ее снова осматривали и ощупывали. Испытывая ужасную боль, она проклинала все на свете.

– Ну ладно, – сказал местный врач, осмотрев девушку. – Думаю, мы можем кое-что сделать для вас.

Подготовьте ее немедленно к операции.

Медсестры тут же напялили на нее больничный халат, усадили в кресло и покатили по длинному коридору к операционной. Каролина умирала от страха, совершенно не представляя себе, что ее ожидает.

В операционной стоял тот же врач с высоко закатанными рукавами. Он надел на ее лицо маску и снисходительно улыбнулся:

– Ну вот, будем надеяться, что ты получишь хороший урок.

Погружаясь в сон, Каролина почувствовала, что он быстро раздвинул ей ноги и закрепил их на кресле. «Начнем», – послышался его глухой голос. Она не помнила ничего, кроме ужасной боли. Ей хотелось кричать, но мешала маска. Затем вес поплыло у нее перед глазами, и она потеряла сознание.

Когда Каролина очнулась, все тело ныло от ужасной боли. Она свесила голову с кровати, и ее вырвало в заботливо подставленный медсестрой тазик. Каждое движение отдавалось резкой болью, глаза слезились так, что она почти ничего не видела. Каролина лежала под шерстяным одеялом, рубашка и простыня пропитались кровью. Увидев это, Каролина испугалась и нажала кнопку вызова сестры.

– Что случилось? – спросила та, вбегая в палату.

– У меня кровотечение, – простонала девушка. – И очень больно. Это… Это так и должно быть?

Сестра посмотрела на нее с презрением.

– Ты должна радоваться, что у тебя течет кровь, Вы, девушки, все одинаковы. А чего же ты хотела?

– Не знаю, – безропотно ответила Каролина и немного успокоилась.

Она действительно не знала, чего ожидать после такой операции, не предполагала, что будет так больно и так много крови. За этим последовали и другие неприятности: гинекологический осмотр на следующий день, невыносимая слабость, а главное – ощущение никчемности жизни, гнетущее разочарование.

Мать самым унизительным образом игнорировала Каролину, относясь к ней как к провинившейся служанке. Правда, отец старался приободрить дочку, всячески выказывая доброе отношение к ней. При этом он ни разу не упомянул о случившемся, делая вид, будто ничего не произошло.

Очень заботилась о Каролине Дженни, успокаивая ее ласковыми словами, принося девушке горячий чай и книги из библиотеки. Но и Дженни не говорила о ее проблемах.

Недели две спустя Каролина почувствовала себя лучше. Она сидела на кухне, потягивала горячий шоколад и читала газету, оставленную поварихой. Вдруг хлопнула дверь, и в дом вошел Джек Бэмфорт.

Джек Бэмфорт, их конюх, работал в доме почти с рождения Каролины. В детстве он научил ее ездить верхом и однажды принес девочку на руках домой, когда она упала с лошади и сильно испугалась. Джек часто брал ее с собой на охоту. Каролина всегда говорила, что он се лучший друг, и повторяла это еще чаще, поняв, что ее слова раздражают мать.

У невысокого и довольно хрупкого тридцатипятилетнего Джека было на редкость красивое и тонкое лицо.

Его серые простодушные глаза всегда сияли, а чувственные губы, казалось, самой природой предназначены для страстных поцелуев.

Жена Джека, крупная, весьма сексапильная женщина, отличалась острым языком и резкими повадками.

Он, как поговаривали в округе, ле упускал случая, чтобы поразвлечься на стороне, что создало ему репутацию женолюба и сердцееда.

Однажды в полдень Каролина и Джек ехали верхом на лошадях. У четырнадцатилетней Каролины как нарочно начались месячные. Ее бриджи вскоре пропитались кровью, и девушка не знала, что делать. Джек заметил это.

– Пожалуй, мисс Каролина, – сказал он с сочувствием, – лам лучше вернуться домой. У вас усталый вид, да и лошадь почему-то прихрамывает.

Каролина очень смутилась, хотя Джек сделал все, чтобы се успокоить.

– Этого никто не заметил, мисс Каролина, – сказал он. – Никто, кроме меня, поскольку я должен был следить за вами.

После этого случая ее доверие к Джеку еще более возросло.

В другой раз она пошла на спортивную площадку и долго простояла там одна, так как никто не захотел играть с ней в паре. Джек приблизился к Каролине и положил ей руку на плечо.

– Какие глупые дети, – заметил он.

И снова его слова утешили ее. Ведь он мог промолчать.

Джек остановился на пороге кухни, и Каролина пыталась понять, знает ли он о том, что с ней произошло. Джек держался очень серьезно, но и виду не подал, что до него дошли какие-то слухи. Каролина же твердо решила никому не рассказывать о своей беде и молча пережить позор, хотя от этого душевная боль становилась еще острее.

– Доброе утро, мисс Миллер.

– Доброе утро, Джек.

– Как ваши дела?

– Хорошо, спасибо, – сухо ответила Каролина.

– Ладно. А если честно?

– Ну конечно же, честно, – твердо сказала она. – Зачем мне врать?

– Вы не слишком хорошо выглядите, – заметил он.

– Нет, все в порядке, – быстро проговорила Каролина и неожиданно разрыдалась.

– Успокойтесь, бедняжка. – Джек по-отцовски обнял ее. – Ну ладно, все обойдется. – Он вел себя, как брат, которому можно полностью довериться. От него пахло потом и лошадьми. Она с детства привыкла к этим запахам, и они давали ей чувство покоя и надежности. – Вот носовой платок, – заботливо сказал он. – Вытрите слезы.

– Спасибо, спасибо, Джек, – бормотала она сквозь слезы. – Я не хотела этого. Просто.., все так случилось…

– Хотите поделиться со мной своими неприятностями? – участливо спросил он.

– Что? Чем я должна с тобой поделиться?

– Ну.., рассказать о своей болезни, об этом вирусе, который не дает вам нормально жить. Ваша мать говорила мне. Мне очень жаль, мисс Каролина.

– Ах да, – быстро отозвалась она, вспомнив, что мать распространяет в округе слух, будто Каролина подхватила какой-то странный вирус и некоторое время провела в больнице. Посмотрев в глаза Джека, Каролина поняла, что тот догадался обо всем. Его глаза лучились добротой, мягкостью и дружеским сочувствием. – Нет, Джек, со мной не случилось ничего страшного.

Сейчас мне намного лучше. Я просто.., ну, немного устала, вот и все.

– Ну что ж, – он ласково погладил ее по руке, – значит, все прекрасно.

– Да. Во всяком случае, все уже позади.

– Хорошо. Я пришел сказать вам, что я всегда рядом и готов оказать любую помощь, если в этом возникнет необходимость.

– Спасибо тебе, Джек. Большое спасибо.

Каролину отправили в другую школу – мрачное заведение в графстве Мидленд. Когда она пожаловалась матери на суровый режим школы, предписывающий принимать холодный душ и ежедневно бегать в любую погоду, а также на дурное питание, Жаклин только ухмыльнулась, посоветовав дочери довольствоваться тем, что нашлась хоть одна школа, согласившаяся принять се.

Но Каролина проучилась там всего два семестра. Ее поведение отличалось такой непредсказуемостью, что это ставило в тупик почти всех воспитателей. Каролина дерзила, отказывалась выполнять тоскливые задания, ссорилась с одноклассниками и часто прогуливала уроки. В конце концов терпение учителей лопнуло, и ее исключили из школы.

– Тебе уже семнадцать лет, – раздраженно сказала Каролине мать, когда вещи девушки внесли в дом. Каролина лежала на кровати и размышляла о том, что теперь с ней будет. – Я не могу заставить тебя получать образование, если ты не проявляешь к этому ни малейшего интереса. Поэтому оставайся дома и постарайся принести хоть какую-нибудь пользу. Дженни уходит от нас, она нашла работу на какой-то фабрике во Фрамлингхэмс. Война всему виной. Так что будешь выполнять ее обязанности. Да и наша повариха нуждается в помощи. Полагаю, мы с отцом должны позаботиться о твоем будущем, но не представляю, чем ты способна заниматься, разве что выйти на панель Пиккадилли.

– Ладно, – отозвалась Каролина, – уж лучше я выйду на панель, чем буду помогать поварихе.

Жаклин размахнулась и дала дочери пощечину.

– Я потеряла всякую надежду найти с тобой общий язык, – заявила она.

– Ну, это еще полбеды, – заметила Каролина и быстро вышла из комнаты, чтобы мать не видела ее слез.

Джек Бэмфорт сказал ей то же, что и мать, но более мягко. Он специально зашел к ней спросить, не хочет ли она пойти с ним в конюшню и немного поболтать.

– Не знаю, о чем с тобой говорить, – резко возразила она.

– Отлично знаете, мисс Каролина, – сказал он, – и это должно пойти вам на пользу. Пойдемте. Заодно поможете мне забить гвозди.

Уже в конюшне Каролина неожиданно проговорилась:

– По-моему, я настоящая неудачница. А как по-твоему, Джек?

– Не знаю, – ответил он. – Мне вы кажетесь вполне нормальной женщиной, мисс Миллер.

Каролине очень не нравилось, когда он называл ее «мисс Миллер». Это всегда заставляло ее чувствовать дистанцию между ними.

– Джек, – попросила она, – называй меня по-прежнему Каролиной. Я… Мне кажется, мы с тобой настоящие друзья, вернее, ты мой единственный друг.

Я не хочу, чтобы ты держался так отчужденно.

– Хорошо, – согласился он, – но при ваших родителях я буду называть вас мисс Миллер, договорились?

– Конечно, – согласилась она.

– Почему вы так себя ведете?

– Как?

– Ну, вас то и дело исключают из школы.

Каролина тяжело вздохнула и открыла банку с мылом для седла.

– Может, потому, что я хочу добиться определенной реакции от некоторых людей. Отец всегда твердит мне: «Поговори с мамой, расскажи ей обо всем – и о хорошем, и о плохом». Но мать держится со мной отчужденно и не желает ни о чем разговаривать. Мне хотелось бы пробудить в ней какие-то эмоции. Хотя бы гнев или злость. Как-то на днях она дала мне пощечину, и я почти испытала удовольствие. Это звучит ужасно, правда?

– Да пет, только несколько необычно, однако я не вижу ничего страшного. Но вы перечеркиваете свое будущее ради того, чтобы вызвать определенную реакцию матери.

– Понимаю, – согласилась она и тяжело вздохнула, посмотрев ему в глаза. Вместо улыбки у нее получилась грустная гримаса.

Воцарилось молчание. Каролина сняла с крючка поводья.

– Они тоже грязные, Джек, – сказала она и почему-то снова расплакалась.

Джек положил руку ей на плечо и попытался успокоить.

– Бедная девочка, – тихо сказал он. – Бедная маленькая девочка.

– Не такая уж я и маленькая, – выдавила она сквозь слезы. – Я уже взрослая и должна разбираться во всех премудростях жизни, так говорят родители.

– О-о-о, – протянул он, начав чистить седло. – Могу сказать по собственному опыту, что люди довольно часто ошибаются. Едва ли мы когда-нибудь постигнем эту сложную жизнь. Не только вы, но и я. Как вы думаете, они найдут вам другую школу?

– Нет. Они уже сказали, что не станут искать. Я должна сидеть дома и помогать поварихе. Во всяком случае, пока. Возможно, когда начнется настоящая война, я подыщу для себя достойное занятие. Как ты думаешь, война все-таки начнется? Папа считает, что нет.

– Начнется, – уверенно сказал Джек. – Нисколько в этом не сомневаюсь. Ваш отец ошибается. Война непременно начнется в недалеком будущем, через несколько месяцев, полагаю.

– Тогда есть надежда, что моя жизнь изменится к лучшему, – весело проговорила она. – Буду с нетерпением ожидать этого.

К 1942 году, когда Каролине исполнилось двадцать лет, она уже три года вела жизнь затворницы, ее охватило такое отчаяние, что хотелось все бросить и убежать куда глаза глядят. Читать она никогда не любила, хотя в последнее время постоянно просматривала женские журналы, особенно «Женщина и красота». Шить ей тоже не нравилось. Она немного отвлекалась, лишь играя на пианино, что доставляло ей удовольствие. В школе Каролину считали одаренной пианисткой, и она даже получила несколько премий па школьных фестивалях, но это, конечно же, была не классическая музыка Шопена, Баха и Брамса, которая довольно часто звучала сейчас в их доме, а простенькие мелодии из хит-парадов и ритмы Гленна Миллера. Чаще всего Каролина играла замечательную мелодию под названием «В хорошем настроении». Мать даже жаловалась на то, что уже устала от этой музыки.

Жаклин тоже чувствовала себя отвратительно. Ее постоянные головные боли превратились в хронические приступы мигрени, и она нередко лежала в своей комнате целыми днями и стонала от боли. В такие дни ее состояние было таким плохим, что она могла упасть с лестницы.

Каролина не раз порывалась высказать матери сочувствие и хоть как-то утешить се, но из этого ничего не получалось. Она понимала, что в ее отношении к матери нет искренности. Просыпаясь и слыша громкие стоны матери, она почему-то испытывала злорадство.

Два раза в неделю в Вудбридж отправлялся автобус, и если это совпадало с приступами мигрени у Жаклин, Каролина отправлялась на нем в городок немного поразвлечься. Но и это не приносило ей истинного удовольствия. Несколько раз она заходила в местные пабы поболтать с завсегдатаями, но они держались с ней настороженно, опасаясь общаться с девушкой из высшего общества, и шли к местным девчонкам, а Каролина оставалась одна. Тогда она снова садилась на автобус и ехала домой несолоно хлебавши. После этого она чувствовала себя еще более одинокой, чем прежде.

Единственными мужчинами в этой глуши были военнопленные, но даже Каролина не решалась приближаться к ним.

– Я начинаю подумывать о том, – сказала она как-то Джеку, когда они ехали верхом, – не бросить ли все и не уйти ли в монастырь. Думаю, это не хуже, чем жизнь в этом проклятом месте.

– Вы ошибаетесь, – возразил Джек, – это гораздо хуже. Начнем с того, что вам уже не удастся кататься на лошади. Выше нос, Каролина. Не отчаивайтесь. Скоро все изменится к лучшему.

– Джек, я знаю, что ты ошибаешься. В нашем мире ничего не изменится. Это просто исключено.

Глава 2

1942-1945

Временами Брендону Фитцпатрику, который последнее время довольно часто засиживался в пабе «Краун» в Вудбридже за кружкой пива, казалось, что Адольф Гитлер заслуживает всяческого уважения. Как ему удалось навести порядок в своей стране и подчинить себе этих холодных, рассудительных и чертовски высокомерных немцев?

Брендон провел в этих краях более трех месяцев, а последние три недели они прятались в густых лесах неподалеку от городка Мартлешам-Хит, куда прибыли из Глазго. Большая группа американских летчиков проходила обучение в сельской местности Англии. Американцы полагали, что местное население встретит их как героев-освободителей, но этого не случилось. – Повсюду к ним относились враждебно, как к врагам.

Правда, их неоднократно предупреждали об этом. В циркуляре военного начальства было черным по белому написано, что лишь две вещи препятствуют установлению дружеских отношений с англичанами: если у них отнимают девушку или высказывают недовольство действиями английской армии. Военное начальство американских вооруженных сил неплохо знало психологию местного населения.

Черт возьми, подумал Брендон, ну что в этом дурного? Едва он столкнулся по службе с англичанами, у него появилось жгучее желание не только увести какую-нибудь местную девчонку, но еще и потрясти пачкой долларов перед носом местных жителей.

Брендон уже понял, что гражданские относятся к ним еще хуже, чем военные. Все эти люди в магазинах, пабах и на улицах воспринимали желание познакомиться как прелюдию к изнасилованию или хулиганству. Американцы держались с местными жителями весьма любезно, учтиво называя всех женщин «мадам», а всех мужчин старше двадцати пяти лет – «сэр». Они часто угощали местных знакомых, выказывая несвойственную англичанам щедрость. Брендон неоднократно покупал завсегдатаям паба по кружке пива, раздавал жевательные резинки и сигареты «Лаки Страйк» и нередко подвозил их на своей машине, встречая кого-либо на пустынной дороге, хотя это было строжайше запрещено армейской инструкцией.

Только местные детишки относились к американцам дружелюбно. Они часто бегали за ними, выпрашивая жевательную резинку и подражая их армейской манере отдавать честь. Но как только рядом появлялся кто-нибудь из взрослых, они убегали.

– Местные ведут себя так, словно мы собираемся похитить их или ограбить, – сказал как-то Брендон своему командиру. Тот похлопал Брендона по спине и постарался успокоить.

– Не все ведут себя одинаково, – заметил он. – Попробуй поставить себя на место этих людей. Они одиноки и очень напуганы, да и жизнь у них сейчас не из легких. Поэтому они так настороженно относятся к нам. По их мнению, мы бездельничаем, болтаемся по пивным барам и мечтаем соблазнить их дочерей. Дай время, и все станет на свои места.

– А сколько, по-твоему, нужно времени? – спросил Брендон. – Несколько лет или десятилетий?

Даже сельский ландшафт разочаровал Брендона, Он неплохо знал старых английских художников и надеялся увидеть здесь нечто похожее на известные полотна Констебля – золотистые поля, прелестные домики под лазурно-голубым небом. Однако его глазам предстали мрачный сероватый ландшафт и унылое, беспросветное небо, которое угнетало его. У них появилась ходячая шутка: в Англии есть только два сезона – зима и июль.

Брендону, впрочем, она не казалась веселой. г В обычных ситуациях Брендон отличался душевной уравновешенностью. Он родился в большой семье, имел двух старших сестер и двух младших, обладал сангвиническим темпераментом и был жизнерадостным и веселым. Его семья жила в Бруклине и в сыне души не чаяла. Брендон вырос уверенным в себе, общительным и обаятельным. Еще в школьные годы он увлекался театром и проявил недюжинный талант к актерскому мастерству, Сначала он играл в школьных спектаклях, а после изучал актерское мастерство в небольшой студии, откуда и попал в военно-воздушные силы, когда началась война. И вот он в Англии, в стране Шекспира, которая дала миру так много прекрасных актеров. И лучших из лучших – Лоуренса Оливье, Джона Гилгуда и Ральфа Ричардсона. Брендон даже подумывал остаться в Англии после окончания войны и поучиться в каком-нибудь известном театральном коллективе.

Пребывание в Саффолке томило его своей неопределенностью и невыразимой скукой. Брендон был типичным жителем Нью-Йорка. Этот город заражал его своей энергией и напряженным ритмом жизни. Здесь все было иначе. Застойное болото глухой провинции засасывало его, лишая сил и обрекая на мучительную тоску. В первые дни Брендон с друзьями довольно часто отправлялся в город, надеясь пообщаться с людьми, найти какую-нибудь девушку – даже не для флирта, а просто для того, чтобы поболтать. Но из этого ничего не вышло. Местные сторонились американских солдат.

Как и многие другие американцы, Брендон был открытым парнем и не понимал, почему к ним относятся здесь так враждебно. Даже если ему удавалось потанцевать с какой-нибудь местной девушкой, обитатели городка начинали смотреть на нее как на распутницу.

Это открытие настолько испортило Брендону настроение, что он стал все реже и реже выходить в город, поняв бесплодность своих попыток. Американцы продолжали обучаться па своей базе, по настоящих боевых вылетов пока не предвиделось. Это еще более угнетало их. Брендон и сам не понимал, как удалось друзьям вытащить его сегодня вечером в этот скучный паб под названием «Краун». Его друзья пытались хоть как-то развлечься, но Брендон не принимал в этом участия.

Попивая пиво, он думал о том, что только чудо может вырвать его из этого тоскливого и мрачного места.

В тот же самый вечер по тихой улочке к пабу «Краун» направлялась Каролина Миллер. Она была в отвратительном настроении, но в отличие от Брендона ее не покидала надежда. Каролина страстно ждала перемен и ради этого была готова на все.

Разумеется, Каролина уже знала о появлении в городке американских военных. Все только об этом и говорили.

– Ты уже видела их? – спросила ее миссис Блейк в продуктовом магазине недели две назад, подобрав Каролине все необходимое и не спеша заворачивая покупки.

– Кого, миссис Блейк?

– Американцев, кого же еще? – удивилась та. – Говорят, в нашем городке появилась большая группа американских летчиков. Что ты еще хотела купить? Чай?

– Да, пожалуйста, – сказала Каролина, думая о своем. – Расскажите мне подробнее об этих американцах, миссис Блейк, – попросила она.

– А что тут рассказывать? Кажется, это летчики, поскольку их база в Мартлсхэм. Их прислали сюда помочь нам отражать налеты немецкой авиации. По крайней мере так утверждают все. Я летчиков не видела, но думаю, что они и сами не знают, куда их потом отправят. Но из Америки сюда не близкий путь, и если уж их прислали в такую даль, значит, к чему-то готовят, верно?

– Откуда мне знать? – ответила Каролина. – Полагаю, им скажут, что нужно делать.

– Конечно, – согласилась миссис Блейк. – Но мне не нравится эта идея. И зачем направлять в такую глушь столько иностранцев? С нас хватает и сотен военнопленных. Но с этими хоть нет никаких проблем. Они всегда под присмотром, а чаще всего под замком. А американцы совсем не такие, какими я их себе представляла. Никто не знает, что они могут выкинуть. Господи, они совсем дикие! Но мы вполне можем догадаться, на что они способны, не так ли, дорогая?

– Да, – согласилась Каролина. – А не скажете ли мне, когда прибыли сюда эти американцы?

– Примерно две недели назад, – охотно ответила продавщица. – Я слышала, что они почти каждый вечер торчат в барах Ипсвича, но бывают также и в Вудбридже. Похоже, у них нет недостатка в бензине. Даже досадно: мы экономим каждый литр, а они разъезжают по всей округе. Но самое странное, что у них полно денег. Они получают в пять раз больше, чем наши солдаты. И к тому же привезли с собой кучу всяких вещей.

– Каких именно? – с нескрываемым любопытством спросила Каролина.

– О, самых разных. Нейлоновые чулки, например, или конфеты, которые они называют сладостями, жевательную резинку и прочее, – ответила миссис Блейк. – Я также слышала, что они постоянно пристают к нашим девушкам, – добавила она с таким видом, словно это было самым тяжким преступлением, с которым ей довелось столкнуться. – Они угощают их алкогольными напитками, сигаретами, приглашают поужинать. Но я думаю, что ни одна порядочная девушка не согласится пойти с ними. Не могут же они так низко пасть.

– Конечно, нет, – рассеянно обронила Каролина и удалилась.

Она медленно шла по улице, когда ее догнала военная машина – большой джип, заполненный молодыми людьми: веселыми, жизнерадостными, здоровыми и необыкновенно шумными. Каролина делала вид, что не замечает их, но любопытство одолевало ее. Ей казалось, будто она проголодалась, а ей вдруг подсунули тарелку с самым лакомым блюдом. Парни, заметив, что она смотрит на них, весело рассмеялись. Она гордо вскинула голову и отошла в сторону. Машина остановилась, и американцы спрыгнули на дорогу. Каролина прибавила шаг, но они поспешили за ней. Как только она пошла медленно, американцы начали шутливо копировать ее походку. Так они миновали почти весь поселок. Зайдя на почту, Каролина направилась к дому. Они последовали за ней.

Сначала это забавляло ее, но потом надоело и стало раздражать. Она решительно повернулась к ним.

– Неужели вы и дома так себя ведете? – сурово спросила она.

Парни несколько растерялись. Тот, кто был впереди, вытянулся по стойке смирно и отдал ей честь.

– О нет, мадам, – вежливо сказал он. – Мы себя так не ведем. Мы не хотели обидеть вас, мадам.

– Тогда, полагаю, вам лучше отправиться в казарму и заняться более полезным делом, – бросила Каролина, удивленная вежливым ответом.

Американцы молча повернулись и побрели по улице, иногда оборачиваясь, чтобы взглянуть на нее. Девушка смутилась оттого, что держалась с ними так недружелюбно, и почувствовала жалость к этим парням, оказавшимся далеко от родины. Но она не хотела признаться себе, что испытала невыносимый сексуальный голод.

– Мне необходимо поехать завтра в Вудбридж, – сказала Каролина матери, упрямо вздернув подбородок.

– Зачем?

– Ну.., мне нужны новые туфли. Я уже не могу ходить в этом старье. Я собрала несколько купонов. К тому же завтра пятница, и обязательно будет автобус.

Хорошо?

– Ну поезжай, но не забудь, что последний автобус отправляется обратно очень рано. Не опоздай на него.

Ты же знаешь, что у нас нет лишнего бензина, чтобы заехать за тобой.

– Не опоздаю, – заверила она мать, – Кстати, я могу поехать туда на велосипеде. Тогда у меня будет больше времени.

– Больше времени? Для чего?

– Мама, я устала от твоих расспросов.

– А я устала от тебя, Каролина, поверь. Мне очень не хочется, чтобы ты ехала на велосипеде. Вудбридж не так близко, а кроме того, я пообещала дать твой велосипед нашей поварихе.

Каролина не поверила матери.

Утром, проснувшись и услышав громкие стоны в соседней комнате, она поняла, что сам Бог пришел ей на помощь. У матери начался очередной приступ мигрени, а отец звонил по телефону, пытаясь вызвать врача. Теперь она может спокойно выбраться из дома, так как матери уже не до нее, а отец скоро уйдет на фабрику.

– Да, я возьму их, – сказала Каролина, примерив единственную пару туфель своего размера. – Они подойдут. А как насчет чулок? – осторожно спросила она.

– Чулки? – перепросила девушка. – О да, вам очень повезло. Сейчас чулки есть, только у янки. Попробуйте поговорить с ними, и они дадут вам пару чулок. Ничего страшного в этом нет, – добавила она, хитро улыбаясь. – К тому же у них чулки из настоящего нейлона.

– Ну что ж, – сказала Каролина, – попробую, если, конечно, найду кого-нибудь из них.

– О, это совсем нетрудно, – обрадовалась продавщица. – Гораздо сложнее избежать встречи с ними.

– Правда? – удивилась Каролина. – А я слышала, что они не приезжают в Вудбридж, а предпочитают Ипсвич.

– Не знаю, с кем вы говорили, но они обожают наш городок и довольно часто бывают здесь. Вы можете встретить их каждый вечер в нашем кинотеатре и, конечно, в пабе «Краун».

– Неужели? Никогда не слышала об этом, да и не видела их здесь. Может, вы слишком рано уходите домой? – любопытствовала продавщица. – Они появляются здесь не раньше восьми часов вечера и гуляют до полуночи.

– А-а, – протянула Каролина. – Вот в чем дело.

Для меня это слишком поздно.

Брендон Фитцпатрик никогда не считал себя слишком застенчивым, но, увидев в барс симпатичную девушку, почувствовал, что язык не подчиняется ему.

Именно такой он всегда представлял себе настоящую леди. Она грациозной походкой вошла в бар и спокойно осмотрела, зал в поисках свободного места. Он хотел бы предложить ей свое общество, но так и не решился это сделать. Брендону казалось, что его ноги приросли к полу, и он решил пропустить еще рюмку виски, а уже потом заговорить с девушкой.

Каролина тотчас почувствовала, что на нее пристально смотрит незнакомый парень, и это обрадовало се.

Она считала себя весьма привлекательной, но, несмотря на это, ее удивило, что он сразу обратил на нее внимание. Каролине казалось, что он вполне подходит для ее целей – высокий, широкоплечий, с большими и сильными руками, темными, чуть вьющимися волосами и голубыми глазами, опушенными длинными ресницами.

Загорелое лицо, чуть заметные веснушки на носу и на лбу, а главное – рот, пухлый и необыкновенно чувственный.

Каролина внимательно смотрела на него. Возможно, она так и не отважилась бы подойти к нему, но в этот момент в паб вошли очень симпатичные девушки, и это побудило Каролину к действию. Она направилась к его столику, остановилась, а затем, отбросив сомнения, спокойно сказала:

– Добрый вечер. Не угостите ли меня сигаретой?

Брендон Фитцпатрик ничуть не удивился. Ему сразу же приглянулась эта девушка с се типично английскими чертами лица, высокая, рыжеволосая, голубоглазая, с высоким лбом и необыкновенно светлой кожей. Брендону понравились ее красиво очерченный нос, полный и чуть насмешливый рот. Твидовый костюм подчеркивал стройность ее фигуры.

Брендон молча полез в карман, достал пачку сигарет и протянул ей. Каролина вытащила одну сигарету для себя, а вторую – для него. Этот жест показался ему вполне уместным и весьма дружелюбным.

– Спасибо, – сказала она, мило улыбаясь и возвращая ему пачку. Порывшись в сумочке, она извлекла оттуда свою любимую зажигалку «Данхилл». – Закуривайте.

– Благодарю. – Брендон взял в рот сигарету и позволил ей зажечь ее.