Текст книги "Желтый бриллиант"

Татьяна Петровна закрыла глаза. То ли она заснула, то ли – потеряла сознание.

Сколько времени она так пролежала, она не помнила. Иногда, она просыпалась, очень хотелось пить, рот пересох, язык распух. Но доползти до кастрюли с водой она не могла. Она вообще не могла пошевелиться.

Татьяна Петровна очнулась от громкого стука в дверь. Тяжелая стальная дверь гремела, как колокол. Когда Николай уходил, он или кто-то еще закрыли дверь на замок. Чипсик лаял под дверью. Видимо, он лаял очень давно, он осип и издавал визгливые беспомощные звуки. Таня поползла к входной двери. Ей казалось, что она ползет целую вечность. Она приблизилась к двери, слабым кулаком постучала в ответ. Стук прекратился, за дверью слышался голос Ануш. Таня пыталась дотянуться до замка. Она измучилась, поясница невыносимо болела. Наконец, она ухватилась за замок, повернула небольшую защелку и легла на пол, на спину. В газах плыли черные и красные круги.

Ануш открыла дверь и зажала рот рукой, чтобы не закричать. Рядом стоял Артурчик. Он первый сообразил, что срочно нужна вода. Тане смочили губы, приподняли голову, стали поить водой. Она пила долго, захлебываясь. Затем Ануш и Артурчик бережно дотащили Таню до дивана, Ануш постелила то, что валялось на полу. Она сидела рядом, в кресле, смотрела на соседку и ничего не понимала. Артурчик обошел знакомую квартиру, юноша часто заходил к соседям – поиграть с Николаем Александровичем в шахматы. Он стал что-то говорить на армянском языке. Ануш качала головой, всплескивала руками, вытирала слезы.

В молодости в Ереване Ануш работала медсестрой, она быстро оценила состояние Татьяны Петровны. С ней случилась большая беда. И это заказное письмо, которое почтальон приносила три дня подряд, в 193-ю квартиру, но никто не открывал, только лаяла собака. Почтальон уговорила Ануш взять письмо, паспортные данные получателя она впишет потом.

Артурчик все убрал за симпатичным песиком, тряпкой протер пол. Ануш принесла кастрюлечку густого наваристого супа и из ложки покормила Татьяну Петровну. Таня наелась, даже слегка улыбнулась. Ануш крепко сжала Танину руку и протянула ей письмо. В письме сообщалось место и время судебного бракоразводного процесса. Таня спокойно восприняла содержание письма, она уже все знала.

Ануш было непонятно, связано ли ограбление квартиры и жестокое, до полусмерти, избиение Татьяны Петровны с предстоящим разводом? Как Николай Александровича, такой приятный, вежливый человек, ученый, захотел расстаться с такой чудесной женщиной? Или это – совпадение? А была такая хорошая семья!

К вечеру пришел Арам Акопян, он велел срочно вызвать скорую и полицию. Сценарий повторился. Необходима срочная госпитализация, «акт о нанесении тяжких телесных повреждений», заявление в полицию. Таня ото всего отказалась, дала расписку, ведь она любила Кольку. Ануш вызвала врача из районной поликлиники, объяснила ситуацию, «отблагодарила» за понимание. Артурчик бегал в аптеку, медсестра из Еревана лечила и кормила Таню.

До развода оставалось три недели. Неожиданно приехал Василий. Уже неделю он не мог дозвониться ни до отца, ни до матери. То, что он увидел и услышал, привело его в шок. Недослушав Ануш – она готовила маме очередной укол, Василий выскочил из дома, громко хлопнув дверью. Он собирался пожаловаться родителям, что работы нет, Аня, возможно, ждет ребенка, Лида требует купить Артемке новый велосипед, куртку для весны и резиновые сапоги.

Таня очень медленно приходила в себя. Через два дня опять приехал Василий, спокойный, задумчивый. Он сказал, что звонил отец, требовал срочно пригнать машину на стоянку около супермаркета и отдать документы и страховку.

– Ничего не делай, на звонки не отвечай, потерпи до суда. Я так просто не сдамся, – успокоила сына Татьяна Петровна.

Вдруг обнаружилось, что у нее нет телефона. Таня вспомнила, как Николай его разбил. Василий для начала отодвинул диванчик. В дальнем углу в пыли валялась невредимая сим-карта. К великому счастью, сумку Татьяны Петровны по каким-то причинам не украли. Паспорт, пенсионная и социальная карточки – в кошельке, а кошелек – в сумке. Пусть совсем небольшие, но деньги есть. Василий купил матери новый, самый простой китайский телефон.

Татьяне Петровне становилось все лучше. На лице еще оставался лилово-желтый синяк. Он постепенно «сплывал» со лба, через глаз, на щеку и челюсть. Гематома на затылке почти рассосалась, боль в пояснице купировали современными анальгетиками. Татьяна Петровна, пошатываясь, ходила по квартире, грелась на солнышке, на лоджии. Она рассматривала книги, шкафы с коллекциями и удивлялась: «Почему грабители не взяли фарфор?» Впрочем, это ясно. На упаковку хрупких чашек, блюдец, статуэток нужна неделя кропотливой работы, специальные коробки и упаковочная бумага. А времени, судя по всему, было очень мало. Книги, понятно. Кому они нужны в наше время, даже задаром. Картины, не ахти какие, особо не продашь. На «Вернисаже» на Крымском Валу художники целыми зимами мерзнут у всех на виду.

Но рыба из муранского стекла? Ее купили в Венеции, в Музее стекла. Сначала в интерьере средневековой мастерской по технологии ХVI века мастер выдувал из расплавленного стекла всякие «штучки». Затем туристы гуляли по огромному, в несколько залов, салону-магазину. Они с Колькой пошли в разные залы, долго ходили. В залах «Салона муранского стекла» сияло все величие Венеции. Оба остановились у витрины с новой коллекцией. На них смотрела рыба, похожая на гигантского карася. Алое и зеленое стекло причудливо перемешалось в рыбьей тушке, чешуя из настоящего серебра, вплавленная в рыбьи бока, сверкая и переливаясь, завораживала воображение. Чем она не понравилась грабителям? Египетскую кошку купили в «duty free», когда возвращались из Парижа, из свадебного путешествия. До вылета – целый час. Случайно набрели на «Салон копий Лувра». Каждый искал свое, но оба остановились напротив Египетской кошки. Она сидела на верхней полке магазина и гордо мудрыми и печальными глазами созерцала всех тех, кто ниже ее достоинства. Кошка была большая – 51 сантиметр в высоту, весьма тяжелая и очень дорогая. Вывернули все карманы, собрали всю мелочь, но не хватало нескольких центов. Женщина из очереди в три человека улыбнулась, и протянула один евро. Кошку Таня везла на руках, как маленького ребенка.

В Конькове Кошка поселилась в спальне, на высокой тумбе, около кровати Тани. Она также безмолвно и грустно смотрела вдаль. Таня протирала Кошку мягкой салфеткой, мордочку и лапки чистила влажной зубной щеткой. Перед сном, Таня гладила Кошку по спине и желала ей «спокойной ночи». Таня недоумевала: «Почему Кошка уцелела? Она взяла бы ее, прежде всего». Грабители забрали всю одежду, видимо, они были очень бедны и не могли купить себе даже скромную одежду на рынке. Пропажа косметики и драгоценностей объясняется присутствием в банде женщины. Ее можно понять. Откуда у этой простушки в дешевом парике деньги на косметику «от Диора»? У Татьяны Петровны были явные клинические признаки «стокгольмского синдрома», когда жертва начинает оправдывать и защищать своих обидчиков и насильников.

Таня долго смотрит в окно. А как в эту банду воров и разбойников попал ее Колька, известный физик, член-корреспондент РАН? В «цепи» происходит электрическое замыкание, мозг Татьяны Петровны отключается, сознание расплывается и перестает реагировать на действительность.

До суда оставалась неделя. Татьяна Петровна не думала о том, что ее ждет. 101-й километр, конечно, чепуха, страшилка для алкоголиков. По суду ей не так мало достанется. Васька, наконец, «возьмется за ум». Проживут не хуже других. Жалко, что нет своей машины. «Фольксваген» она недавно продала, а новую машину, получается, не успела купить. О том, что Николай ушел к другой женщине, в парике или лысой, Таня не думала. Психика «замкнула» этот блок раздражителей. В противном случае ее ждала гибель. А она хотела жить, несмотря ни на что, вопреки всему.

Светило весеннее солнце. «Наверняка, весь снег уже растаял», – думала Татьяна Петровна. Ей очень хотелось на улицу, на свежий воздух.

Она надела стеганое финское пальто, скорее – длинную куртку. Покрой был рассчитан на худых, или изящных женщин. К Татьяне Петровне до сих пор часто обращались: «Девушка!» И не только со спины. Колькина «избранница» была весьма пышногрудая. Пальто на слабых кнопках на ней просто не застегнулось, Татьяне Петровне было в чем выйти на улицу. Нашлись старые спортивные брюки для лечебной гимнастики. Голову и лицо она замотала длинной, изумительно красивой итальянской шалью, которую, видимо, не заметили грабители. Надела темные очки. Она знала, если на синяки попадет солнце, тем более мартовское, с повышенной радиацией, синяки останутся навсегда. Поэтому любую пластику лица честные врачи-косметологи делают только осенью или зимой.

Татьяна Петровна засунула Чипсика в яркий, в шотландскую клетку комбинезон, повесила через плечо по диагонали сумку с мобильным телефоном, как солдат – патронташ, и вышла на улицу.

Было значительно свежее, чем казалось из окна, дул сырой ветер, снег еще не растаял, даже на газонах перед домом. Татьяна Петровна, озираясь по сторонам, неуверенно шла в любимый парк. Ей необходимо было пройти по лиственничной аллее. Чипсик радостно вертел хвостом, лаял на всех, кого только можно, обнюхивал каждый бугорок и кустик. По боковой дороге, на которой еще лежал снег, Татьяна Петровна вышла на аллею. Было довольно скользко, пару раз она чуть не упала. От свежего воздуха и слабости у нее кружилась голова, иногда мерцало в глазах. Темные очки только мешали, она их сняла и убрала в сумку. Надела простые, «для дали». Так было увереннее идти по талому снегу. Аллея почти пройдена. Надо дойти до старинной кирпичной арки, главному въезду в Усадьбу, и по асфальту добраться до дома. Зазвонил телефон, высветился незнакомый номер. В трубке заорал голос Николая. Голос был хриплый, с одышкой.

– Ты поедешь в поселок Черноуголь, 98 километров от Москвы. Комната – в четырехэтажном кирпичном доме, есть вода и сортир. Если откажешься на суде – убью. Все остальное – мое. Все юридически доказано. Короткие гудки.

В глазах у Татьяны Петровны все поплыло. Он сошел с ума. Его надо спасать, но как? Она перезвонила по высвеченному номеру. Голос в телефоне ответил, что номер набран неправильно. Обратной связи нет, и не будет. Она шла по краю асфальтированной дороги вдоль аллеи. Неудержимо текли слезы, они накапливались на стеклах очков и полностью застилали видимость. Песик весело бежал домой.

Татьяна Петровна услышала легкий шум приближающегося автомобиля. Через мгновение, в метре от нее, на бешеной скорости, пронесся огромный джип. Воздушная волна сбила с ног, и она упала на спину. В левой руке она крепко сжимала рулетку с поводком Чипсика.

Татьяна Петровна лежала на спине, лицом к небу, на большом, очень старом кусте черемухи. Она знала это куст и всегда останавливалась полюбоваться его цветением и насладиться терпким ароматом пышных, цвета костяного фарфора, соцветий. Она не шевелилась, глаза были закрыты. Ноги, по колено – в талом снежном месиве. Между асфальтированной дорогой и парком не было тротуара или хотя бы обочины. Куст черемухи и асфальт разделяла неглубокая, в полметра, ямка. Именно в нее угодила Татьяна Петровна. На асфальте собралась небольшая группа людей, кто-то достал телефон вызывать «скорую». Но больше всего – обсуждали страшное зрелище. Женщина, гулявшая с маленьким ребенком, схватила малыша на руки, закрыла детское личико и почти бегом заспешила к выходу из парка. Мальчик постарше заплакал. На сухом от теплого весеннего солнца асфальте, на боку, вытянув перед собой все четыре лапки, лежал Чипсик. Из-под Чипсика медленно вытекала лужица крови. Плотный комбинезон прятал раздавленные внутренности маленькой собачки. Казалось, что Чипсика просто прогладили утюгом вместе с его одеждой. Люди отворачивались и быстро уходили.

Татьяна Петровна открыла глаза. Сначала она решила, что умерла, потому что ее сбила машина. Но на яблоне, которая росла за черемухой, сидел воробей и звонко чирикал. Татьяна Петровна подумала: «Навряд ли в Раю живут воробьи». Она повертела головой и привстала, затем села и поболтала ногами. Так делают дети в жару, сидя на берегу маленького теплого прудика. В левой руке она крепко держала рулетку с поводком Чипсика. Кто-то из тех, кто стоял на асфальте, громко сказал:

– Посмотрите на ее лицо, да она пьяная, алкоголичка. Протрезвеет и сама вылезет. Им – не привыкать.

И люди разошлись. Быстрее от этого кошмара.

Татьяна Петровна попыталась встать на ноги, но еще больше увязла в мокром, рыхлом снегу. Чипсик странно молчал. Она потянула за поводок. Ей показалось, что на другом конце поводка привязана большая мокрая тряпка. Не выпуская рулетки из рук, она краем шали протерла очки. Она увидела Чипсика и громко закричала:

– А…а…а.

Время было обеденное. Олег Борисович Сикорский, президент государственной компании «Промнефть», самый крупный частный акционер компании, богатейший человек. В таблоидах «Форбс» его имя постоянно передвигали: с пятого – на седьмое место, с седьмого – на четвертое место. О нем говорили почти шепотом. Истины никто не знал.

Олег Борисович, в сопровождении охранника, бессменного и надежного Сережи, вышел на послеобеденную прогулку. Он всегда прогуливался именно здесь. Совсем близко от «конторы», и есть асфальт для сопровождающего автомобиля. Господин Сикорский ездил на бронированном «Мерседесе» представительского класса.

Олег Борисович услышал громкий женский крик и, пройдя десяток метров, увидел поистине страшную картину. Собак и собачек он не любил, но крик женщины буквально раздирал душу. Олег Борисович, не задумываясь, прыгнул в снежное месиво.

«Предсказание шао-линьского монаха, похоже, начинает сбываться, – подумал он. – "Странная" немолодая женщина стоит по колено в луже. Рядом кровь, но не человеческая! Это – самое главное, не человеческая, а собачья. Это – жертвоприношение во имя Будущего, в искупление прошлых грехов!» Если каким-то чудом кто-то прочитал бы мысли господина Сикорского, его бы ждала печальная участь больного психиатрической больницы.

Татьяна Петровна инстинктивно отпрянула назад, в куст черемухи. Перед ней стоял немолодой, явно старше ее, человек и в упор смотрел на Татьяну Петровну. Это продолжалось довольно долго. У Татьяны Петровны сильно замерзли ноги. Она думала только о том, как быстрее вылезти из лужи, из этого кошмара. Гибель Чипсика она восприняла как знаковое событие. Прошлая жизнь невозвратно ушла. Поставлена последняя точка. Горло сдавил спазм. Она не могла вымолвить ни слова. Слез не было.

Тем не менее, пока женщина жива, она любопытна. Героиня из лужи рассматривала своего потенциального спасителя. Татьяну поразила желтая кожа на его лице. Такая была у мамы незадолго до смерти. Но мама была белолицая, а этот господин – брюнет, с проседью и большой лысиной. У него просто смуглая кожа. Глаза. Уставшие, мутные, с желтоватыми белками, темно-карие, но не черные. Гладко выбрит. На нем надето бежевое пальто из монгольского кашемира. Монгольский кашемир – это самая дорогая ткань в мире.

Господин приблизился к Тане.

– Позвольте, я Вам помогу.

Таня одобрительно кивнула. Она не подозревала, о какой помощи может идти речь. Таня все еще держала рулетку в побелевшей руке. Господин ласково разжал Танины пальцы, перекинул рулетку на дорогу. Все. Дальше – неизвестность. «Господи, как же хоронить Чипсика?» От этой мысли Тане стало еще холоднее, руки дрожали от ужаса и от холода. На сухом асфальте, твердо расставив ноги, стоял Сережа. Таня довольно быстро поняла – это охранник господина в кашемировом пальто, он ждет дальнейших распоряжений. Господин в кашемировом пальто взял Татьяну Петровну за руку и начал выталкивать из лужи. Было очень скользко, оба героя не отличались ни спортивной сноровкой, ни молодым здоровьем. Наконец, после долгого барахтанья в грязном снегу господин в кашемировом пальто выпихнул Татьяну Петровну на сухой асфальт. Он властно махнул рукой, вытянул руки вверх – вперед, и охранник одним движением поставил героя-спасителя рядом с Татьяной Петровной. Более комичную картину трудно себе представить. Татьяна Петровна про себя удивилась, почему из лужи ее вытаскивал не охранник – молодой, сильный, специально обученный человек, а явно не молодой, явно не очень здоровый… Кто? Татьяна Петровна не знала, что шао-линьский монах повелел Олегу Сикорскому самому, без посторонней помощи, вытащить свою спасительницу из лужи, или из бездны, в данном случае не имело значения.

Бесшумно подъехал «Мерседес». По колено мокрый и грязный, с сияющими от счастья глазами Олег Борисович галантно пропустил даму вперед, помог ей устроиться поудобнее. Водитель включил все системы отопления на полную мощность, в машине почти сразу стало очень тепло. На минуту, может быть, две Татьяна Петровна забыла, где она, что с ней. Она отогревала закоченевшее тело. Господин спаситель снял мокрые ботинки и обратился к спасенной даме:

– Снимите обувь, так ноги быстрее согреются.

Она послушно исполнила команду старшего друга. Так просидели еще немного. Вдруг Татьяна Петровна открыла дверь машины, видимо, намереваясь выйти. Босиком. Господин Сикорский схватил Таню за пальто. Сережа, который уже сидел рядом с водителем, напрягся всем телом. Он понял, операция продолжается.

– Вы куда, без ботинок, мокрая? – буквально прокричал Олег Борисович.

– Чипсик, мой Чипсик, его надо похоронить!

Наконец, Татьяна Петровна зарыдала. Слезы текли, не переставая, как весенний ручей. Сикорский достал из кармана пальто батистовый мужской носовой платок в клетку и стал вытирать Тане слезы. Он делал это нежно, внимательно, не дотрагиваясь до синяка и все еще припухшего глаза.

Через несколько минут охранник Сережа и водитель Славик нашли сухой, без снега, пригорок, саперной лопаткой выкопали глубокую ямку. Татьяна Петровна сняла свою изумительно красивую итальянскую шаль, порывалась закутать в нее Чипсика, но Сережа ее остановил.

– Не стоит, это будет не верно. Мы сделаем по-другому. Собачка будет довольна.

Он вспомнил, что в багажнике необъятного автомобиля лежит большой бумажный пакет от недавно купленного костюма. Песик Чипсик упокоился с миром. Он спас любимую хозяйку от неминуемой беды, он взял на себя боль и трагедию этой доброй женщины.

Водитель вежливо спросил:

– Олег Борисович, куда нам ехать?

– Отвезти прекрасную Незнакомку домой, – ответил Сикорский, и вопросительно посмотрел на Таню.

Она с облегчением вздохнула и уверенно кивнула головой.

– Вас зовут – Олег Борисович? А меня – Татьяна Петровна. Мой дом совсем близко, направо и во двор. Видите, бордовая высотка, в глубине квартала. Я покажу.

Сикорский улыбнулся.

– Поехали, хочется горячего чаю. Ваш муж, он не будет против незваных гостей?

– У меня больше нет мужа. – грустно ответила Таня.

– Сегодня нет, завтра – будет! – уверенно заявил господин Сикорский. Татьяна Петровна решила, что этот человек всегда во всем уверен. Подъехали к подъезду. Сережа открыл заднюю дверь, на руках, как пушинку, вынес Татьяну Петровну из машины и поставил около входной двери, затем открыл вторую дверь и помог выйти хозяину.

– Значит, можно? – уточнил господин Сикорский.

– Да.

Пока сидели в теплой машине, прощались с Чипсиком, ехали домой, одежда почти высохла. Небольшие комья глины с одежды хозяина Сережа услужливо и ловко счистил непонятно откуда взявшейся одежной щеткой. Своим сметливым деревенским умом он быстро сообразил, что Татьяна Петровна – это всерьез и надолго.

Вошли в квартиру. Квартира, явно не маленькая и не бедная. Татьяна Петровна устало села на небольшое кресло в холле. Сережа снял куртку, помог раздеться Олегу Борисовичу. В поисках вешалки для пальто он отодвинул створку раздвижного шкафа и обнаружил одни пустые вешалки. Татьяна Петровна перехватила его удивленный взгляд и, обращаясь скорее к Олегу Борисовичу, пояснила:

– Да, две недели назад или чуть больше, я точно не помню, меня жестоко избил и ограбил мой муж. Мы вместе прожили почти тридцать лет. У нас взрослый сын и внук Артемушка. Развод по инициативе мужа, кажется, через пять дней. У меня было сотрясение мозга, я плохо помню. Я вообще плохо понимаю, что происходит.

Рядом на столике лежал тот конверт. Татьяна Петровна протянула конверт Сикорскому. С мыслью: «А почему я доверяю этому человеку?» – закрыла глаза, откинула назад голову и съехала с кресла на пол.

– Воды, воды, – закричал Сикорский.

Татьяне Петровне намочили лицо, пытались дать попить, но она не приходила в сознание. Сикорский пощупал пульс. Пульс был слабый. Сикорский достал бумажник, вынул оттуда тоненький пузырек с нитроглицерином и засунул две крохотные таблетки Тане в рот.

– Где тут спальня? Или большой диван?

Сережа обошел квартиру. Детская комната. Кабинет. На столе мощный компьютер, развороченный сейф, много научных книг. По физике, что ли? Спальня. Пустые шкафы и комоды, кровати без подушек и одеял. Вот, нашел! Нарядная комната, с застеленным красивыми простынями, большим диваном. Сережа на руках отнес Татьяну Петровну на диван, накрыл одеялом и пледом, который валялся на кресле. Татьяна Петровна пришла в себя. Лицо белое, лоб в испарине. Она смотрела в потолок. Олег Борисович рассматривал фарфор, сравнивал со своей коллекцией, вернее, с коллекцией своей мамы. Он подошел к Тане, погладил ее по щеке, краем пододеяльника вытер лоб, и прошептал:

– Поверь мне, все будет хорошо, очень хорошо. Сережа, где же чай? Нам срочно нужен горячий чай! И много сахару!

Сережа принес большой поднос с чаем.

Сережа сидел на кухне. Он быстро освоился в этом, когда-то уютном доме. В кофе-машине приготовил большую кружку кофе, в холодильнике нашел колбасу, хлеб, перекусил и задремал на маленьком кожаном диванчике.

Олег Борисович и Татьяна Петровна проговорили до глубокой ночи. Таня периодически плакала, как раненая птица, взмахивала руками. У Сикорского постоянно звонил телефон, он отвечал, что очень занят, все вопросы – завтра, точнее, в понедельник.

Татьяна Петровна попросила Сережу выбросить в мусоропровод мисочку с остатками корма Чипсика, керамическую банку, пластиковую подстилку, целый пакет нарядной собачьей одежды. Она собрала в пластиковый пакет все, что у нее осталось из личных вещей, в большое махровое полотенце завернула Египетскую кошку, села в представительский «Мерседес» и поехала в деревню Барвихино, на Рублевское шоссе. Там, по словам Олега Борисовича, у него был скромный дом, вполне пригодный для жизни.

В Москве в два часа ночи даже самые загруженные трассы пустеют. Всю дорогу Татьяна Петровна и Олег Борисович дремали. Олег Борисович положил свою руку на руку Татьяны Петровны. Ладонь была потная, липкая. Татьяна Петровна, как бы невзначай, вытащила руку и засунула ее за голову. В машине было очень тепло, даже – чересчур. От тепла все запахи обостряются, наполняются особой силой. От Олега Борисовича исходил странный, сложный аромат. Конечно, самый дорогой мужской одеколон, на котором явно не экономили. Уже знакомый, устойчивый запах человека, пьющего виски, возможно, в немалых количествах. И еще, совсем неизвестный Тане, но косвенно знакомый аромат. Скорее всего, это был аромат индийских ароматических свечей или ароматических палочек, но без банальной корицы или ванили. Буквально через несколько часов Татьяна Петровна узнала, что Олег Борисович курит очень крепкий сорт Гаванских сигар. Таня физически не выносила запах сигар, хотя мало его знала и ничего не понимала в гаванских сигарах.

Дом в Барвихине показался ей дворцом. Больше Татьяна Петровна в предутреннем тумане ничего не смогла рассмотреть. По правде говоря, дом Сикорского, ограбление, предстоящий развод ее уже мало интересовали. Она опять заболела. Эта простуда – результат стояния в луже. Помимо ангины, воспаления легких, обострился правосторонний пиелонефрит, то есть воспаление почки, «подарок» отца. Температура зашкалила.

В деревне Барвихино в рамках «Перечня необходимой поселковой инфраструктуры» была сельская амбулатория. Амбулатория представляла собой современный высокотехнологичный медицинский комплекс. Максимально укомплектованный, высококлассный коллектив врачей и среднего медицинского персонала работал дружно и слаженно. Официально амбулатория являлась филиалом ЦБК (Центральной больницы Кремля) Администрации Президента РФ. Доктор Александр Иванович Пиневин был лечащим врачом господина Сикорского, а, значит, почти другом.

По срочному вызову приехала деревенская «неотложка» – «реанимобиль» «Мерседес» выпуска прошлого года. Александр Иванович осмотрел больную очень внимательно, долго расспрашивал Сикорского. Тот «нес околесицу», с точки зрения врача. Но Татьяна Петровна, действительно, была в тяжелом состоянии, она задыхалась и еле говорила тихим шепотом. Должен был приехать сын. В холле на компьютере что-то тыкал адвокат. Это был самый известный и высокооплачиваемый специалист по бракоразводным процессам в Москве. Его вытащили буквально из постели, посоветовали не отказываться от ведения процесса, так как любой, по выбору, автомобиль и путевки в любой пятизвездный отель, это – только задаток за предстоящую работу.

По просьбе Татьяны Петровны ее сыну Василию позвонил Олег Борисович. Сикорский понял, что он, наконец, нашел свою духовную «спасительницу». Он ждал «продолжения». Ему нужны были ее дети и внуки для большей надежности. По телефону Олег Борисович представился Василию, как старый знакомый мамы, еще со времен ее учебы в Институте управления. Он в целом объяснил ситуацию. Добавил, что грамотный адвокат уже ждет Василия, продиктовал адрес. Услышав адрес, Рублевское шоссе, деревня Барвихинское, ул. Березевая аллея, дом № 17, Васька удивленно поднял брови и стал очень похож на отца. Он и без этого был похож на отца. «Да, "предки" на старости развлекаются!» Он натянул старый норвежский свитер с дыркой на локте и поехал к матери. Внутри было беспокойно. Будущее – пугало. Анечка была определенно беременна и собиралась рожать, несмотря ни на что, даже на Василия. В районе Минского шоссе его стали останавливать «гаишники» и проверять документы. Грязный, с помятыми боками и нечитаемыми, в прошлогодней глине номерами автомобиль вызывал подозрение. В очередной раз, когда его остановили и потребовали документы, с намерением выписать штраф за ряд серьезных нарушений, Василий, со слезами на глазах, заорал:

– Я еду к матери, она умирает!

Гаишник вернул документы, но спросил адресок, где проживает мама.

Васька, продолжал орать:

– В деревне Барвихинской, на Березовой аллее, дом № 17.

Гаишник как-то «слинял», отдал честь. Больше Ваську не останавливали. На КПП при въезде в деревню предусмотрительно заранее подняли шлагбаум. Сотрудник «ЧОП ФИАЛКА» предложил проводить господина Большакова до «имения», чтобы не путаться в переулках. Деревня, ведь старая, дома «лепили» кому как вздумается.

Дом, вернее дворец, поразил своими размерами и нелепой архитектурой. На помпезной лестнице с каменными львами Василия ждал управляющий имением.

– Андрей Степанович Кротов, в народе – Степаныч, и протянул руку Василию. Степаныч, бывший сотрудник органов госбезопасности, лет десять назад был уволен за «нарушение воинской чести». В доме на Березовой алее Степаныча все боялись. И только Олег Борисович любил своего управляющего. Василий в ответ кивнул головой. У него была странная установка, или привычка, он никогда не здоровался с людьми за руку. Может быть – это брезгливость или повышенная планка гигиены. Скорее всего, болезненно завышенная самооценка. Его воспитывали мама – аккуратистка, бабушка – детский врач, и отец – выдающийся физик с мировым именем. Васька среди знакомых слыл высокомерным, недоброжелательным снобом и циником. Друзей после гибели Витальки у него не было.

Степаныч на мгновение сузил глаза, поджал губы и, вежливо улыбаясь, показал правой рукой на дверь.

– Проходите.

Открыл тяжелую железную дверь с головой льва в центре и провел Ваську в дом. Услужливая горничная сняла с него старую, пропахшую бензином и «Макдональдсом» куртку и повесила на полированные дубовые плечики, предложила домашние туфли.

Васька шел через анфиладу комнат, заставленных резной мебелью. Это были серванты с дорогими сервизами, горки с хрусталем, фарфором, серебром. Он натыкался на плюшевые диваны и кресла, спотыкался об углы толстых роскошных ковров. Один раз он чуть не угодил головой в хрустальную люстру с гроздьями стеклянного, бордового и зеленого винограда. Люстра висела под лестничным пролетом, ведущим на второй этаж, перед входом в лифт.

Василия провели в спальню мамы. Комната была площадью с однокомнатную квартиру. Татьяна Петровна лежала на «королевской» кровати. Из капельницы в вену медленно капало лекарство. Лицо красное от высокой температуры, пересохшие губы, прикрытые воспаленные глаза. Васька с испугом посмотрел на мать. В глазах сына блеснули слезы. Он отвернулся от невыносимого для него зрелища и стал рассматривать спальню мамы. Большая часть комнаты представляла собой эркер, обставленный бледно-розовым угловым кожаным диваном, большим, уютным креслом, мощным журнальным столом со столешницей из розового каррарского мрамора. Стол был застелен белой салфеткой и заставлен предметами медицинской помощи. На краешке дивана скромно сидела молоденькая медсестра. Она встала, приветливо кивнула Василию, поменяла марлевый компресс из уксусного раствора на лбу Татьяны Петровны, смочила ее губы водой.

Васька подошел к матери, погладил рукой одеяло и тихо спросил:

– Мам, что будем делать?

Татьяна Петровна прохрипела:

– Все, что скажет адвокат, мы с ним основное обсудили. Иди, и слабо махнула свободной от капельницы рукой в сторону двери.

Васька вышел в холл, похожий на зимний сад, с диванами, креслами, большим журнальным столом и телевизором в треть стены. В холле находились два человека. Первым представился тот, который был в зеленоватом медицинском халате и смешной шапочке:

– Александр Иванович Пиневин, заслуженный врач России. Если нет вопросов, я пойду к больной.

Васька почти выкрикнул:

– А она не умрет?

Доктор посмотрел на пальму и пошел к больной. Элегантный мужчина средних лет, в дорогом костюме, модной сорочке и галстуке, оторвал глаза от компьютера. Жестом предложил устроиться в кресле напротив.

– Я адвокат Вашей мамы, Татьяны Петровны Видовой. Вы ее сын, Василий Николаевич Большаков? Меня зовут Даниил Юрьевич Загоскин, – адвокат вручил Ваське свою визитку. – У нас будет долгий разговор, Вы готовы?