Электронная библиотека » Петер Эстерхази » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 1 июля 2014, 13:13


Автор книги: Петер Эстерхази


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Мэрилин Монро несет товарищу Пеку его порцию. Зайчик-побегайчик громко топает ножками. Томчани разглядывает кровавый сувенир на своем столе. Обстоятельно размешивает кофе. Влетает Мэрилин, поправляя волосы. Имре, на доклад. Парень вскакивает как ужаленный. Осторожно, не наделай глупостей. Андриш Бекеш смотрит с сочувствием. Адам считает деньги. В дверях Томчани оглядывается. Что будет?

Приветствую, сурово здоровается он в кабинете. Приветствую, отвечает Грегори Пек и поправляет какую-то бумагу на столе. Роется. Мне приятно, что ты меня вызвал, начинает наступление Томчани. Глаза у Грегори Пека округляются, и с меланхолией пятидесятилетнего человека он говорит: клал я на твое «приятно»!

Глава IV, в которой мы нос к носу сталкиваемся с интермедией из двух частей

Томчани сжимается, как сталь на морозе. Его душевные мышцы готовы к прыжку! Он готов с места опровергать все подряд! Все, что критикует исследование и могло бы оправдать соколов. Расслабься. Ты напряжен, как девица на своем первом балу. Неправда?! Товарищ Пек дружелюбно шурится. Неправда, встает в позицию Томчани. Грегори Пек барабанит по столу какую-то мелодию. (Звучит? Нет. Ни Бетховен, ни Барток [венгр!], ни Гайдн.) До меня доходят слухи, говорит он. Затем смягчается. Говорит в телефонную трубку. Дорогая Мэрилин. Будьте добры, два кофе. Да, снова. Милая и смышленая девушка. Томчани кивает. Грегори Пек прочищает горло, а потом, будто случайную мысль или прискорбную случайность, сообщает: я не видел тебя на первомайской демонстрации. Томчани краснеет. Он рассчитывал на другое. Джакомо громко прыскает, друг Беверли многозначительно кивает. Кабы был бы я был начальничком, безответственно пищит Джакомо. Кабы был бы я был начальничком, говорит и друг Беверли, и щечные мешки хомячка сильно опадают, почти втягиваются вовнутрь, как щеки аскетов или святых. Да, хитро отвечает Имре, «я не видел тебя на первомайской демонстрации». Грегори Пек кивает, он не хочет скандала, время скандалов прошло; он отмечает то, что ему было нужно, и этого достаточно.

М-да, дружочек, думает про себя Имре, так ты хотел бы, чтобы я отказался от этого плана. Слушай старик. Уступи. Уступи, это же такая малость. От этого ничего не уменьшится. Или не увеличится, ведь с какой стороны посмотреть, хе-хе-хе. Ну, а соколы, знаешь… Это уже не зависящие от нас силы. М-да, дружочек, сказал бы я тебе на это, но почему я должен идти на уступки? Не вижу повода для таких церемоний! Не вижу, ясно? Слушай, мой юный друг, пусть каждый сделает ход. Я сделаю, но и ты тоже сделай!

Входит Мэрилин Монро! Вот это да! Пек и Монро! Томчани на это никак не реагирует и мысленно продолжает напряженный диалог, иногда кивая или тряся головой; если бы было кому на него посмотреть, такой человек покачал бы головой. (Интересный мысленный эксперимент – вообразить себе кого-нибудь, кто бы наблюдал за этим наблюдателем… Но не будем об этом.) Д-да, приятель, шепчет Джакомо, кабы был бы я был начальничком, мне было бы знакомо возбуждение, и моим женщинам-подчиненным тоже. Изрядное зрелище, признает более сдержанный друг Беверли: красная юбка Мэрилин облегает пышные формы, как победный флаг; она хитроумно натягивается и опадает. Что вам нужно, вздыхает Мэрилин, и ее округлое бедро опирается на письменный стол. Один листок пошевелился. Грегори Пек ловит его. Его ручка и ткань юбки. Касается? Не касается? Экономические консультанты чавкают, Томчани не сдается. Ты бы стал руководителем группы. Рук. группы. Конечно, это повело бы и к изменениям в зарплате. Я тебя прошу, не пытайся меня купить. Ты ошибаешься, мой юный друг. Не настолько ты важная персона! Деньги не подарок и не взятка! С этим я не согласен. Если бы я захотел, я бы обиделся. Эти деньги ты бы заработал!! Нам крайне необходимы твои способности. Кофе расплескивается. Нервы натянуты. Грегори Пек в негодовании упирается ручонкой в крышку стола. Кровь у него кипит: красные полосы на ладони сменяются бледно-красными. Мэрилин сидит. Вздыхает; Пек уже вцепился в стол обеими руками: не дай Бог, ветром унесет, этим мятным, теплым, с тепловатой затхлостью, ветерком. Но Монро уже учуяла тяжелый мужской одеколон. Безо всякой к себе жалости она его втягивает. И тянет, и тянет, и тянет. Товарищ Пек озлобленно смотрит на кофейное пятно. Сдерживает себя. Ноги Мэрилин закинуты одна на другую. Она покачивает ими. В точке опоры кожа то и дело морщится. Она еще и вспотела там чуть-чуть. Шпилька каблука вверх-вниз. Как рапира. Кто нарушит эту тишину. Хомяки возятся. Они ничем не смущены и не притворяются смущенными. Нам крайне необходимы твои способности. Тебе будет поручена краткосрочная исследовательская работа, положим, на два года. По ее завершении вы устроите презентацию исследования. Какое исследование. Не валяй дурака. Ну, это исследование. Да ведь оно готово! Готово, готово. Ерунда. Этот мне юношеский максимализм, готово. Поднажмем, ребята! Положа руку на сердце: разве нельзя внести в это исследование коррективы? Не нуждается ли оно в поправках? Поговорим хотя бы о применении инертной мощности. Это, поясню тебе, мой юный друг, ситуацию на примере, как если бы фабричный ширпотреб превратился в пиджак, пошитый у портного. Уж извини, но примеры и я могу приводить 15. Помимо усовершенствований кое-что говорит и в пользу осторожности. Это не осторожность, это затягивание времени. Давай не будем цепляться к словам. Речь идет просто о необходимом изменении сроков. Отсрочка. Саботаж. Не так ли, не так ли мой дорогой друг. Ах, да. Еще одна «мелочь». Слушай' С этими завышенными ценами мы пересекаем свою планку и подпадаем, таким образом, под другой процент. Большее оказывается меньшим. Если размышлять в масштабах предприятия. Имре бормочет: аргумент на аргументе сидит и антиаргументом погоняет.

Пек и Монро! Может, они уже терзают друг друга, как дикие звери? Нет. Ничего не изменилось. Смуглый профиль Грегори Пека сияет. У него немного начинает дергаться край глаза: видно, он принял решение. Эротично набухают губы. В этот момент Мэрилин вскакивает. Стул со стоном падает назад. Он дает Томчани по колену. Хи-хи, хрюкает Джакомо, кабы был бы я был начальничком, витает в облаках, завернувшись в «Непсабадшаг», друг Беверли.

Чей этот лифчичек? – спрашивает один хомячок. И чьи это трусики? – подмигивает другой. Со стены, из золотой рамы, строго и поджаро смотрят Бунюэль и изображение товарища Ивановапетровасидорова в молодости. Что вам от меня надо? Ой, ой, седина в бороду. Грегори Пек зловеще поднимается. В нем борются хозяйственник-руководитель и мужчина. Крошечный галстук свободно болтается. Но-но, начинает он с угрозой, но девушка, как (молодец) вихрь! уже исчезла! Это еще что такое, говорит в замешательстве мужчина. Не сердись, пожалуйста, и начинает быстро перекладывать папки на своем столе. По порядку надписав А, Б и В на некоторых папках (на которых между А, Б и В отсутствует какой бы то ни было порядок), на столе мгновенно складывается следующая ситуация:



Как только определилось окончательно расположение, Грегори Пек соскочил со своего специального стульчика. Извини, не сердись, я сейчас приду, вот увидишь. Только его и видели.

Томчани остается в одиночестве. Сомнения его не обуревают, но… Он устал. Чего нельзя сказать о двоих экономических консультантах! (Они едва ли подозревают о своем поражении.) Пищат, урчат, почесываются, чавкают. Газета под ними подозрительно шуршит. Они переглядываются. Друг Беверли кивает. Подает знак. Ниф-ниф, своеобразный отзвук нашего печального стона. Разми-и-инка-а-а, завывает Джакомо. Разминка. Они копаются в листьях салата; друг Беверли хватается за край кастрюли. Его коготки проникают в газету, протыкая ее. Он наклоняет голову. Белоснежка и семь гномов. В обработке, шепчет Джакомо. В обработке. А кто унес мою любимую «Непсабадшаг»?

Господи. Где ты такого набирался, взвизгивает малыш Джакомо. За дело, возвращается он же с небес на землю. Кабы был бы я. Джакомо стыдливо прячется среди обрывков лохмотьев. Не бойся, начинай. Кабы был я, доносится сверху несмелый голос. Друг Беверли уже начинает что-то подозревать, бедняга. Кабы был. Но продолжить не удается и ему. Джакомо непочтительно посмеивается. Ниф-ниф, подбадривают они себя, давай поклонимся, выплюнем семечки из-за щек, не будем робеть, а голоса наши пусть будут чисты и отчетливы, ниф. Кабы был. Кабы был! Небольшая мучительная пауза. Джакомо охватывает жажда познаний. Дорогой друг Беверли! Почему мы, скажи, не демонстрируем свою осведомленность? Почему у нас на уме не то же, что на языке? Все это так, Джакомо. Ответ друга Беверли полон грусти, хотя не лишен «назидательных» ноток. Потому, товарищ Джакомо, что мы обладаем информацией, но не злоупотребляем ею. Нет-нет. Хотя на пути прогресса встречаются подводные камни, до конфликта все же не доходит. Конфликты отсутствуют. Бывают плодотворные споры, различные или расходящиеся мнения, это бывает. Есть также и общий знаменатель. Между собой мы спорим, но взглядов своих, товарищ Джакомо, не разглашаем, для других у нас единая позиция. Джакомо говорит: да. Боже мой. Кабы был бы я начальничком, рук бы не было в помине.

Томчани с трудом поднимается с липкого стула, кожзаменитель издает противный звук. В дверях он сталкивается с летящим на всех парах Грегори Пеком. Они здороваются, и оба делают шаг назад, потом, осознав комичность ситуации, усмехаются и делают шаг вперед. Вдруг Имре что-то приходит в голову, и он ставит ноги на ширину плеч, узкие джинсы на бедрах натягиваются, там, где ткань уже протерлась и надо бы уже заштопать. Довольный Грегори Пек пробегает между расставленных ног, как под триумфальной аркой. Имре пора идти.

Имре, послушай, пока утрясается твое дело, по поводу которого тебе ни капли не стоит беспокоиться, я тебя поддержу, по мере своих возможностей, и, как ты убедился в Зале заседаний, Миклош тоже с сочувствием думает об этой проблеме, я хотел бы тебе доверить небольшое спецпоручение. Поначалу оно может показаться бредовой затеей, но ты, я знаю, состроишь кислую мину и будешь не прав. Работа требует ловкости, расторопности, смелости, присутствия духа и всевозможных плюсовых качеств. Вашему поколению и так недостает ситуаций, в которых человек проверяется на прочность. Товарищ Пек тычет пальцем в сторону хомячков так, чтобы они этого не заметили; еще обидятся. К ним мухи слетаются, шепчет он. Имре кивает, з-з-з, кивает. Ты бы не мог их отловить. Молодой человек сдержанно отвечает. Это задание не касается непосредственно моей специальности. Нет, широкоэкранно отвечает Грегори Пек и начинает перекладывать папки.


Глава V, в которой два золотистых хомяка – определив, что такое: для себя, и что такое для других, – преподносят Читателю неожиданный подарок

 
Если б мир был пташкой малой,
Он в горсти бы уместился,
Днем и ночью заливался,
Мир, когда бы был он пташкой.
 
 
Но когда бы мир был пташкой,
Как в горсти он уместится,
Рук бы не было в помине,
Если б мир был весь как пташка.
 
Шандор Вереш

Кабы был бы я начальничком,

– то вставал бы с петухами я,

– цельный день бы пел я песенки,

– не терял бы даром времени,

– ну а в S 8-то за 5 минут я велел бы приносить себе

График Посещаемости,

– и ходил бы я-то гоголем,

– я ходил-бродил бы гоголем,

– и заказывал бы кофию,

– уважал бы сильно женский пол, уважая (ха-ха),

осторожничал,

– злато было б, добрый конь и меч при мне,

– прав бы был я,

– был я при галстуке, сам его завязывал,

– а волосики свои бы я приглаживал, а брюченьки свои бы я выглаживал, свитерочек бы на мне бы простенький был, ан за большие деньги купленный, ну а стрижечка моя б была привычная, ан никто бы к ней не подкопался бы,

– а носочек свой бы прочищал бы я,

– а случись, что нету подписи, я б красные вопросищи пририсовывал,

– и устраивал бы я бы перекличечку, самолично проверял бы расстояние между стоящими и выправку. («Равнение» произведено только тогда, когда подчиненный смотрящим в сторону направляющего глазом видит только своего соседа, а другим – только воображаемую линию строя, исключая графиню Хан-Хан, которая одноглаза.)


Кабы был бы я начальничком,

– я б держал бы псов времени да на мясе да и с кровушкой,

– и уж те, кто припозднилися, так и мчались бы по коридору-то без памяти,

– и тому бы было счастие, кто бы в той моей избушечке на куриных на двух ноженьках называл меня «бабулею», хоть и не нарушил бы я правил ни приличия, ни грамматики, что лишь только удалось бы при немалой смелости,

– раздавал бы и награды я, а и плел бы я свои интри-жечки, да и тень бы я еще отбрасывал,

– воровал, обдуривал и врал еще,

– и сгонял бы я с людей да семь потов. (Уж пришлось поплясать им под мою дуду; и: дуда бы пела сладким голосом.)


Кабы был бы я начальничком, ни за что не пощадил бы я

– изъявляющих да восклицающих, пожелательных, да побудительных, и в придачу вопрошающих,

– ни придаточных, ни главных,

– да ни личных бы, ни притяжательных, ни возвратных, ни взаимных бы, и ни указательных, ни относительных, ни неопределенных и ни обобщающих,

– и ни собственных, ни модифицированных, ни одночленных, и ни многочленных бы, ни на место, ни на время указующих, ни на состояние и ни образ ни на действия, ни устойчивых и ни частичных-то, ой да ни составных и ни исключения, да и ни тех кто – неполная конструкция,

– да и ни особых-то ни случаев; ведь обиду нанести-то есть возможности и вопросом, да и в форме изъявления, да и прочих предложений-то посредствием.


Кабы был бы я начальничком,

– очертил бы вкруг стола да меловой я круг, только сам бы преступал его, да и уборщица,

– не велел бы величать себя «товарищем», был бы я «Господином начальником», а и всех бы величал бы я товарищем, исключая тетю Шари18 лишь, уборщицу,

– а и было б у меня 7 полюбовниц-то, да и 7 бы и на 7 было начальников, стал бы членом я 7 организаций-то: Всевенгерского-то пленума Общегосударственного, да и Совета-то и профсоюзов всех, и центрального руководства профсоюзного, да и правления и профсоюзов-то, да к тому же профсоюзной той комиссии, да и исполнительной комиссии и профсоюзной, да и уж и прочая и прочая,

– ну а самым-то ранним да утречком, не напившись утреннего кофею, уж звонил бы я по телефонному-то аппаратику самому секретарю да органа властии,[6]6
  Партийному секретарю.


[Закрыть]
кто бы был мне вместо младшей-то сестренушки, был бы другом мне, со которым-то давным-давно да плечом к плечу громили мы бандита контрреволюционного, кто пытался колесо-то той истории да и повернуть-то вспять да заново, он был бы мне и дядею, и куманьком, да и старшим моим был бы родичем, и сыночком, да и нянькой, и подмогою, дорогим был бы самым мне на свете он, но однако я и виду бы не подал бы,

– не подмажешь – не поедешь-то,

– ну а если бы уж долюшка а и выпала мне горькая, и молчал бы я и молвил, храбрым был бы я, как мишка-медведь, говорил бы то, что думаю, ну, а если бы уж долюшка а и выпала мне горькая.


Кабы был бы я начальничком,

– в сапоге держал бы ножичек,

– я б сидел у всех в печеночках, на охоте я бы буйствовал, ой и стал бы всех пужати я да «вспарыванием»-то и «засолением»,

– а завхозу позволял бы я свою душеньку умасливать, ну а уж из-под компьютера, числом несколько, в коробочках я держал бы себе кроликов и шиншилл еще держал бы я,

– и давал бы я прибежище всем, кому захочется,

– а и был бы вероломен я, и молчал бы я намеренно, и печати не хватал бы я,

– а и был бы я в наличии, да и пек себе я булочки,

– применял свои я полномочия,

– а и против всякого закону бы совершал свои я выпасы,

– а и книги жег бы я, да и бил тревогу бы,

– я бы перегородил рельсы, кинул булыжник под колеса трамвая, наступил бы на ногу выжимающего газ водителя; поцеловал бы Сильвестра Матушку[7]7
  Сильвестр Матушка – террорист-индивидуалист, взорвавший в 1931 году виадук на железнодорожной ветке Будапешт – Вена.


[Закрыть]
в шею сзади, туда, где растет пушок и мило поблескивает солнечный свет,

– а бежавшего бы пленника хлебом с маслицем я потчевал,

– и со сладким бы да с перчиком,

– ратататататата,

– я и марки бы отмачивал, влиял бы на события,

– и одна моя бы рученька а и мыла бы другую бы,

– а и был бы я навязчивым,

– а из полона сбегал бы я, поднимал народ на бунты я, занимался подстрекательством,

– а когда в штыки бы встретили, в страхе бы что-то лепетал бы я,

– и ковал бы я железо-то, измышлял бы я опасности, красовался бы в наградах я,

– для своих зубастых кроликов я бы косил траву (бегущему зайцу стрелял бы в голову, чтобы не возиться с дурацкой дробью),

– ощущал бы сожаление.


Кабы был бы я начальничком,

было бы известно мне, что такое возбуждение. И моим женщинам-подчиненным тоже, ха-ха-ха. Я был бы снисходителен, шелковист и упитан, так как если бы один из моих подчиненных посредством сообщения в прессе сделал объектом критики какой бы то ни было производственный процесс и, как следствие, позицию государственной власти по отношению к строю, и характер сообщения не только не был бы объективен, но и довольно резок, однако был направлен не только в адрес класса, поддерживающего упомянутый строй, но скорее критиковал бы ошибочную политику правительства в отношении рабочего класса (или капитала), упоминая, что некоторые выбрасывают крупные суммы на коробку сигар или ночную «гулянку», – на все это я бы закрывал глаза, потому что они были бы у меня опущены: даже веки слиплись бы!


Эх, уж будь бы я начальничком,

– я б в разрезах платья кутался,

– болтаться пуговицы не могли бы, женские пуговицы тоже не могли бы болтаться, но расстегиваемы были бы легко,

– однако свободу я бы не попирал, ни ногой, ни словом: те, у кого грудь как доска – вот уж заданьице их описать – могут застегиваться аж до подбородка,

– не жалел бы я красы своей,

– и если бы одна товарищ стала утверждать, что другой или другая товарищ хватали ее за руки, в ответ на сопротивление говоря: «чему быть, того не миновать», подобный случай, даже если бы говорил это я сам, не задел бы меня за живое, в этом невозможно усмотреть ни насилия, ни угрозы, ни страхов это не возбуждает,

– бордель тоже заведение, пять человек не общество, три человека не группа, два поджога не «серия» поджогов, один в поле не воин,

– признавал свое отцовство б я, а и вел себя как свинтус я,

– отказ, данный мне моей женой в девушках, я, учтя народные традиции, истолковал бы как притворство, обхватил бы ее сзади за талию и, бросив в поджидающую неподалеку повозку, ускакал,

– вознице своему я бы дал указание «гнать что есть мочи», и, если что-то ускользнуло бы от его внимания по причине постоянного напряжения всех сил и вследствие преодоления неожиданно возникающих препятствий и опасностей, то мой кучер не удостоился бы поцелуя в лоб, мой сын в пять лет ходил бы на специальные занятия русским языком, на немецкий, французский и сольфеджио, а также на шведскую стенку, недурно читал бы вслух стихи так наз. авторов «Нюгата»[8]8
  «Нюгат» – известнейший прогрессивный литературный журнал Венгрии первой половины XX века.


[Закрыть]
(напр.: Дежэ Костолани, Милана Фюшта и др.),

– а позднее, уже после того, как прогнать свою супругу, я бы с помощью прислоненной к стене стремянки ввалился к ней и, застав ее там в неглиже с любовником, пнул ее в живот так, что все залила бы кровь, а затем, в ходе непрерывных побоев, связал бы новоиспеченную пару измочаленным лифчиком и глубокой ночью, в зимние морозы, вынудил бы их покинуть ведомственную квартиру в одной рубашке и босиком; я бы не исключал возможности, что моя жена, супруга, вследствие полученных ударов в живот, скончалась бы от воспаления брюшной полости, если бы я был начальником,

– а вообще-то мы бы хорошо с ней ладили, на именины я бы ублажал ее скипидаром, мы бы вместе ходили на курсы ПВО, по воскресеньям до обеда я бы помогал ей в генеральной стирке, и пока она все послеобеденное время отмачивала утомленные конечности (на этом она настаивает при любых обстоятельствах уже 20 лет), я бы почитывал газету «Непшпорт»,

– я бы любил художественную литературу, перед сном прочитывал бы 15–20 страниц художественной литературы (напр.: «Афганистан без чадры»),

я бы легко переносил трудности, я был бы здоров, у меня не было бы проблем с плохим настроением, а за последние 15 лет у меня появился бы только насморк.


Кабы был бы я начальничком,

– у меня бы заклинило магазин, к тому же я бы не только отвел затвор, но и зацепился бы за край гильзы, точн. за ее втулку,

– я бы вызывал подчиненных на доклад каждые полчаса и считал бы, что ногами женщины работают из рук вон плохо,

– проявлял бы солидарность я,

– по-хорошему сомнителен,

– но и никто не мог бы сказать, что «было холодно», только что «классно мы»,

– и, бывало, я смягчался бы и свою я гладил рученьку,

– я бы себя не баловал, не катался бы как сыр в масле, но тому, кто хочет мне угодить, полагалось бы знать, что такое: волчья петля (рис. 1), и что такое: ткацкий узел


Рис. 1


– ну а если кто-то из альтруистских побуждений, то есть бесплатно, всю ночь грузил бы уголь, по его спине катился бы пот (каковой пот мог принимать очертания Дуная, Оби или других рек), руки у него в это время немели бы от холода, свалявшаяся шерсть перчаток смешивалась с отопревшей кожей а повсюду бы распространялся тошнотворный запах газолина, ноздри его обрамляла, можно сказать, многодневная сажа, а под глазами пролегли бы синевато-черные тени, как у записных красавиц, тогда, пожалуйста, смейся кто угодно, да и он если сумеет,

– ну а если бы кто-то нахал носом землю, как правый защитник «Волана CK», а во рту у него трава и грязь, то пусть не пеняет на меня, а действует обдуманно, демонстрируя достоинство венгерского трудящегося,

– поскольку в отношении прочих вещей, если бы я был начальником, я бы все приводил в движение, как зингер швейную машинку, заяц липку или баран новые ворота,

– ах ты, погань,

– а и цыц тебе,

– ну а если бы кто-то вышел на меня, минуя руководителя темы, а я, минуя руководителя темы, определил бы для него неприлично конкретную работу и премию, а потом бы руководитель темы разозлился бы на того, кто его минул, и на всех тех, кто его минули, я бы тоже разозлился на того, кто на меня вышел.


Кабы был бы я начальничком,

– а и чувство мое юмора а и было безупречно бы,

– и густые были б бровушки, и земля была б богатая,[9]9
  Цитата из баллады Яноша Араня «Валлийские барды», перевод Л. Мартынова.


[Закрыть]

– я бы свел увеличение цен с 60-ти до 20-ти, благодаря чему мы бы получили увеличение зарплаты в 4 раза,

– тут была бы регуляция,

– и были бы у меня проблемы с кадрами, но нескольких человек из технического персонала я бы признал физическим и держался бы за это обеими руками,

– а и были б мои кролики в развеселом настроении,

– у меня был бы заводской пропуск, охотничий билет, документы на корову, сопроводительная накладная на срочные грузы, ксива большой шишки, броня, льготы на проезд по железной дороге,

– на событья я б воздействовал,

– деловые мои качества а и были бы влиятельны,

– на основании искаженной информации я бы поручил Г. Г. написать по-немецки письмо невероятного содержания, из которого следовало бы, что у него процветающее дело и живет он в собственном доме (+ 2037 шиллингов),

– я бы вскрыл полы и бросился за улепетывающими сороконожками,

– я бы договорился с лесными браконьерами и с достоинством рубил сук, на котором сижу,

– в интересах назначения племянника на должность я бы написал письмо, в котором угрожал, что в случае невыполнения моей просьбы поставлю премьер-министра в известность о том, что все заполонили самодовольные бездельники и их дебильные отпрыски,

– я бы воспользовался духом деревенских жителей, а также силой их воображения,

– я бы возлагал, впадал, являлся бы ошибкой, нарушением полевых правил, непрерывностью, лопатой, тяпкой, пособничеством, правовой целостностью.


Кабы был бы я начальничком,

– я бы, конечно, помнил те времена, когда еще не был начальником,

– я бы помнил о замороженных инвестициях, которые в то время многие посчитали бы важными и нужными, и даже если руководство немного и страдало бы гигантоманией, настрой был бы оптимистичным, и в продаже была бы даже зимняя салями,

– не забыл бы, как любил работать я,

– хороши бы были времена-то те,

– я бы помнил, как когда-то был членом комсомола; сейчас-то комсомольцы пошли чересчур серьезные, солидные, им не хватает молодого игривого задора,

– я бы помнил, но одними воспоминаниями сыт не будешь, поэтому

– перешел бы я на личности,

– выделял на это время бы,

– а и брал в полон бы силой я,

– я бы производил и мог бы производить несколько укрепляющих мышцы, бодрящих и разогревающих кровь движений, меня бы не испугал ни дождь, ни снег, ни непогода; дух товарищества я бы повышал такими играми, как лапта, чехарда, пятнашки, коняшки, упражнение на подслушивание, скакалка, ручной мяч, волейбол (но мы бы играли только в «волейбольчик»), мяч с петлей; мне не хватало бы оптимизма, но я бы не страдал наивностью; я бы любил команду «Прыжки с поднятием коленей!».


Кабы был бы я начальничком,

– я бы демонстрировал понимание в адрес крайних проявлений бытия,

– но если бы кто-то в дружеской потасовке в тот момент, когда оседает калька, колышется копирка, стучит печатная машинка и разрывается телефон, так сжал горло своему товарищу, что тот в результате спазма сосудов головного мозга тотчас бы умер, его поцелуем в лоб я бы не осчастливил,

– так же как и того, кто выпускает бодливую корову в стадо,

– у меня были бы проблемы, серьезные проблемы: точнее: внутренние и внешние проблемы, первые разделялись бы на объективные и субъективные проблемы,

– несмотря на то, что не подозревал бы о надвигающейся гибели, мне бы не понравилось, если бы мои подчиненные выбросили мое исколотое ими бездыханное тело в воду реки Шайо глубиной едва в две сажени, хотя под воздействием холодной воды я тотчас пришел бы в себя и у меня нашлось бы столько физических сил и душевной энергии, чтобы не полениться и извлечь себя из потока воды; это стало бы для моих подчиненных полной неожиданностью, а я бы только фыркал.


Но уж будь я начальничком,

– положенье так ли, эдак ли то ль улучшилось, а то ль ухудшилось,

– прежде чем мне сильно приужахнутись,

– и, стуча со страху зубками, изымал притом бы письма я,

– но, пардон, сначала б спрятался я под солнечным под зонтиком,

– в ушах у меня висели бы золотые кольца, по два в каждом, которые на каждом шагу бренчали и звенели,

– на своем детекторном приемнике я бы слушал передачу под названием «На волнах музыки», был бы рад, если бы ее автором была Хеди Шаланки и силы черпал бы, в основном, в выступлении квартета Штефановича,

– и всего бы было вдостали,

– я бы клялся и божился (сверхурочные, отпуск цен общий объем зарплат, целевое задание, коммунистический субботник, коммунистический воскресник, после дождичка четверг),

– а еще бы со

– чи

– нял бы я,

– но выполнял бы годовой план в соответствии с показателями (включая валютное равновесие).


А когда настал денек бы тот, да и кабы, разумеется, я бы был уже начальничком,

– красовался на визите бы,

– и суровый, исполнительный, да еще и вдохновляющий я подчеркивал бы облик тот,

– но, крича «ура», по-страшному друг на друга мы б набросились (победить бы можно было здесь иль головушку сложити здесь),

– и свежайшею была б вода во фляге той, и сухим да порох был в коробочке,

– ну а в это же во времечко в телефон я молвил холодно, наблюдал бы, как за полетом я а и гордого да сокола,

– мы были единым духом и плотью, и тот, кто был бы с нами, не был бы против нас, а тот, кто не был бы с нами, был бы против нас, извинения йозефа веверки не принимаются (венгра учить драться не надо, он с этим родился!),

– в извилистое русло нашей системы взглядов я бы таскал хворост и там познал бы самого себя,

– в закромах бы не держал бы я, да и так, чтоб все заметили,

– а венгерцев я старался бы словом грубым не оби-дети,

– цыц тебе,

– а отхожее-то место се каждый день бы присыпал землей, ну а каждую неделю-то проводил санобработку бы,

– на бегу бы обжирался я, и хитрил, сбивал бы с толку всех (шапка накресть! головы-то нет!),

– у нас в крови было бы стремление куда-нибудь спрятаться, мы бы сливались с ландшафтом (что требует: времени и усилий, но: с лихвой окупается),

– ночью в приступе слепого ужаса я бы понял, в чем тайна успеха, тогда я бы не стал кашлять, но если бы был снег, я бы надел белый как снег маскхалат,

– ну а этой «ликвидации» «запирательством» препятствовал,

– я был бы душой и самым отчаянным бойцом главного отдела, я бы громогласно призывал, дрался бы с присущим моему народу воодушевлением, специализировался бы на протыкании сердец и животов, а также отрубании голов (я был бы «специалистом», и это было бы моей «специализацией»), я бы ловко двигался, нападал, отскакивал назад, отбивался, отскакивал в сторону, попирал ногой, тренировался бы, обратив день в ночь: из незащищенной позиции в положении «стоя», из укрытия и т. д.,

– ну а группе специальной бы проводил я совещания,

– но если бы я на обезумевшей лошади исчез из поля видимости, был ранен, недайбог, погиб, об этом подчиненные без промедления сообщили бы моему заместителю, который после громкого выступления занял бы мое место и назначил своего заместителя.


Кабы был бы я начальничком

– выше определенного уровня, я бы уже не пал ниже определенного уровня,

– но если бы лицо мое покраснело и пошло пятнами, то голову и плечи мне подоткнули бы высокой подушкой,

– и махали мне бы веером,

– а еще б меня похлопали,

– а уж те-то ноготочки мне аккуратно подпилили бы,

– били мокрым полотенцем бы,

– щекотали бы в носу бы мне, ну а пятки терли уксусом,

– пальчик бобо,

– был бы нервно истощен я весь, во-первых, тромбоз под подозрением, ан потом: «лишь нервы расшалилися»,

– я бы пригласил к себе барабанщика, эвфониста, музыкантов, играющих на сигнальном рожке, свистке (свистке «Ми бемоль» и свистке «Си бемоль»), геликоне, тубе, тромбоне, бас трубе и валторне, чтобы они исполнили мою песню, «Давай, пес мой Бодри»,

– я бы устроил тихий, вялый скандал по поводу того, что верхушка флага должна смотреть вверх и прямо,

– я бы лежал на своей спартанской кровати, к которой можно было бы приблизиться лишь «шагом» или «беговым шагом» (длина «шага»: 75 см, длина «бегового шага»: 90 см),

– и заставил утешать бы, понимать и уважать свою персону я,

– и газетам, книгам добрым бы и компоту был бы рад бы я,

– душу свою я бы безо всяких усилий наставил на путь истинный, был бы добр по отношению к себе, был бы светом апостольской души,

– ну а этой суеты мирской да и как бы избегал бы я,

– твердой рукой я оградил бы пошлые надгробные речи восхваления родственников и замалчивание достоинств от вырождения; к этому я медленно, но постепенно приучал бы народ,

– в голову мне бы пришли еще две вещи: что стойло подаренных Главным Отделом Вычислительной Техники лошадей в задней части должно быть пологим, чтобы можно было организовать водосток, а также я бы запретил, чтобы служащие во время ли крысиного бегства, по причине ли завершения рабочего дня пользовались непрерывно движущимся лифтом, я бы потребовал, чтобы они передвигались на велосипедах и, правой рукой по-птичьи ухватившись за руль посередине, в раскрепощенной позе, расслабив руки, спиной ощущая покачивание велосипеда, характерно держали голову,


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации