Текст книги "Пожиратели душ"

Глава 10

Алис опустилась на колени рядом с Дельвином и положила руку ему на лоб. Она ощущала его жар как свой. Голову и суставы пронзила внезапная боль, навалилась слабость. Алис почувствовала, как ее придавило к земле, как будто на плечи ей положили коромысло с полными ведрами. Она отдернула руку, и тяжесть исчезла. Тогда девочка развязала мешок и вытащила флягу с чаем, после чего тряхнула Дельвина за плечо. Он открыл глаза, не понимая, что происходит, и будто не видя Алис. Но вот глаза его прояснились. Однако овчарка, лежавшая рядом с мальчиком, не пошевелилась. Она была неподвижной, как камень. Алис дотронулась до густой шерсти и ощутила замедленное дыхание животного. Дыхание Алис тоже замедлилось, веки начали опускаться. Такое ей уже приходилось видеть раньше, в Гвенисе. Это был наведенный сон, неестественный. Алис поскорее убрала руку.

– Дельвин, – шепотом сказала она, опасаясь напугать мальчика, – выпей чаю.

Одной рукой она поднесла флягу к его губам, а другой помогла ему приподняться.

– Алис, – проговорил он, – мне снился такой странный сон.

– Что ты видел?

– Я видел, как два тонких дерева приплыли по воздуху из полей прямо сюда. – Тонким пальцем Дельвин указал на пастбище прямо перед собой. – Только вместо ветвей у этих деревьев были руки и ноги. Тогда я понял, что это не деревья, а женщины. И они просто… плыли ко мне. Они не говорили ни слова, но я чувствовал, что они зовут меня по имени, слышал их у себя в голове. Они вроде бы как пели для меня. Это было так красиво, Алис.

– А что случилось потом?

– Как раз в тот момент, когда я решил встать и пойти к ним, они замолчали… Вот и все, что я помню.

Алис опустилась рядом с Дельвином и, хотя раньше она не делала ничего подобного, привлекла мальчика к себе и положила его голову себе на колени. Потом она натянула его одеяло на них обоих и ласково погладила Дельвина по волосам. Она сказала, что теперь ему надо поспать. Алис сидела так несколько часов, ощущая, как жар постепенно выходит из мальчика. Ближе к утру, когда небо только-только начало светлеть, жар спал. Дельвин вспотел, и мокрые волосы прилипли к его голове. Обоим пора было возвращаться обратно в деревню, и Алис встряхнула мальчика за плечо. Они выбрались из-под одеял, вслед за ними поднялась и собака. Они отправились искать Албона и Арона.

Близнецов нигде не было видно, но внезапно внимание Алис привлекло непонятное волнение в середине овечьего стада – там словно образовалось пустое пространство, которое овцы окружили стеной, не решаясь в него ступить. Когда они с Дельвином пробрались сквозь стадо к этому месту, они увидели, что оба брата лежат на спине. Глаза и рты у них были широко раскрыты.

Это зрелище Алис уже довелось видеть: не просто смерть, а смерть души. Дельвин пронзительно закричал и схватился за свисток.

Алис вырвала у мальчика свисток и взяла за плечи:

– Слушай меня, Дельвин. Смотри на меня. На меня! Не на них.

Глаза мальчика все время устремлялись к братьям и ужасному выражению на их лицах, и Алис пришлось оттащить Дельвина подальше от тел.

Потом она снова повернулась к нему:

– Нам окажут помощь, Дельвин. Но сейчас ты должен внимательно меня слушать. Про тот сон, который видел, ты никогда, слышишь, никогда ни единым словом не обмолвишься старейшинам. И никому из жителей Дефаида. Ты понял?

Побелев от ужаса, Дельвин уставился на нее, а потом кивнул.

– И ты никому не расскажешь, что спал под деревом всю ночь. Ты скажешь, что пришел на свое пастбище, как всегда, а утром вернулся сюда и увидел братьев. Это все, что ты скажешь. Обещай мне, Дельвин.

Он снова кивнул, послушный, как ребенок. Нет, не ребенок, поправила себя Алис, тряпичная кукла вроде тех, с какими играют девочки в деревне. Подобие ребенка, в котором отсутствует жизнь. Она дунула в свисток и закричала, волоча за собой Дельвина. Первым на крик прибежал Мадог, и она рассказала ему о том, что они нашли. И о том, что Дельвин видел женщин-деревьев.

– Никому не говорите, – велел Мадог. – Ты ведь знаешь, о чем идет речь?

Он обращался к Алис, не к Дельвину. Мальчик ушел в себя, и там, где он теперь пребывал, не существовало ни слов, ни звуков.

Алис кивнула.

Мадог продолжал:

– Ждите тут, на пастбище, пока я схожу за старейшинами. Я скажу им, что вы возвращались с пастбищ, каждый со своего, и вот так и нашли близнецов. Ага? – Теперь он смотрел на Дельвина: – Ага, Дельвин? Ответь.

Дельвин поднял глаза, прозрачные и неподвижные, как вода. Он сейчас далеко, сказала себе Алис. Вот он здесь, рядом с ней, но его нет. Больше нет. И все-таки Дельвин наконец кивнул.

– Ага, – произнес он очень тихо.

Алис и Дельвин ждали старейшин на краю пастбища, не в силах смотреть на то, чего лучше бы никогда не видеть. Но когда прибыли старейшины, детям пришлось отвести их к тому месту, где лежали мертвые братья.

Старейшины долго смотрели на безжизненные тела. Потом верховный спросил Дельвина, как все произошло. Мальчик молчал. Рот открылся, но ни звука не вылетало из горла. Алис в страхе смотрела на Дельвина. Плохо, подумала она про себя, очень плохо. Старейшины не должны узнать о женщинах-деревьях и о том, как они призывали его. Любой сирота Гвениса, который признается, что видел пожирателя душ – и выжил, а потом рассказал об этом, – будет изгнан из Дефаида. Или еще хуже – сожжен, как сжигают ведьм. Как исчадие Зверя.

– Мы возвращались в деревню, каждый со своего пастбища, – начала Алис. – Албона и Арона нигде не было видно. И мы решили поискать их. Вот так мы нашли их. Мы ничего не трогали.

– Я задал вопрос мальчику. Не тебе, Алис. – Верховный старейшина нахмурил брови, так что они сошлись в сплошную линию над отвратительным крючковатым носом.

Остальные старейшины молчали.

– Это работа пожирателей душ, – объявил верховный. – Исчадий Зверя.

Остальные закивали.

Верховный старейшина продолжал:

– Зло тянется к злу. Подобное ищет подобное. Мальчики проявили непослушание. И вот перед нами доказательство. Почему каждый не сидел на своем пастбище? Почему они оказались здесь вместе? Сколько раз они уже обманывали нас, эти своенравные дети? Добрый Пастырь защищает только тех овец, что следуют за Ним.

– Все было точно так, как вы говорите, верховный старейшина, – заговорил Тупейшина Майлс. Руки он возложил себе на брюхо. – Эти мальчики призвали к себе Зверя. И хуже всего, что они, можно сказать, привели слуг Зверя к нашим воротам.

Последовало несколько вздохов. И в очередной раз Алис подивилась страху перед ночью этих мужчин, сбившихся в кучу за деревянной Оградой.

– Мальчики навлекли на себя Зло, – провозгласил верховный старейшина. – Но для верного стада Доброго Пастыря в Дефаиде ничего не изменилось. Жизнь пойдет своим чередом, нам же надлежит усвоить еще один урок: Добрый Пастырь может защитить только тех, кто верен Ему.

Алис до крови закусила губу. У нее было что сказать, слова рвались наружу, но она заставила себя молчать. Она смотрела на Дельвина и видела лишь отдаленное напоминание о том ребенке, которого она гладила и прижимала к себе всю ночь. А этот мальчик был зеркальным отражением того, прежнего, – тонкий, холодный, и ничего больше.

Глава 11

Днем, когда Алис очнулась после нескольких часов беспокойного, прерывистого, полного неясных видений сна, она упросила Мать послать ее с поручением за Ограду.

– Вижу, Алис, у тебя в глазах прежнее нетерпение, – сказала Мать. – И пытаться останавливать тебя бесполезно. Но неужели ты думаешь, что старейшина Майлс отпустит тебя в лес после ночного происшествия с бедными мальчиками?

Алис подняла взгляд на Мать:

– Ага, отпустит, если дать ему что-нибудь взамен.

Мать выпрямилась, уперев руки в бока:

– И чем же, по-твоему, мне его подкупить?

– Медком, Мать. Ты же знаешь, он обожает мед. Он и его толстое брюхо.

Мать резко одернула Алис, как будто их могли услышать:

– Я тебе уже сто раз говорила, Алис, и снова повторяю, что не хочу слышать подобных слов.

– Ты сама про него такое говорила, – возразила девочка.

– И это моя большая ошибка. – Мать покачала головой и протянула руку к полке, где стоял бочонок с темным почти до черноты медом. – Раз уж хочешь подкупить старейшину, пусть мед будет по-настоящему хороший.

Алис чуть было не улыбнулась, но вспомнила, что улыбаться сегодня совершенно нечему.

Мать передала Алис корзинку.

– Пойдешь за грибами, – велела она. – Грибы всегда сойдут. И скажешь мистрис Майлс, что отдашь ей половину собранного. Это ей понравится. Хотя как знать, что понравится этой женщине. Я вот не ведаю. – Она бросила взгляд на Алис. – А теперь иди.

Алис с Матерью вполне наловчились обманывать мистрис Майлс и ее мужа, старейшину Майлса. Обычно они не лгали напрямую насчет повода выйти за Ограду, а просто недоговаривали. Например, могли сказать мистрис Майлс, что идут за ягодами. И даже их собирали. Но собирали также и травы, способствующие прекращению цикла у женщин или облегчающие трудные роды. Такие снадобья старейшины строго запрещали. Месячные у женщин и деторождение определяет только Добрый Пастырь, говорили они. А Мать говорила: про это старейшины не знают стольких вещей, что и не перечислишь. Но Мать соблюдала осторожность. Она держала тайные средства у себя и никогда не упоминала чай, который дала в ту ночь Мэри.

Мать и Алис, конечно, были не единственными в деревне, кто скрывал разные вещи от старейшин. Все деревенские нарушали установленные правила и подкрепляли свои просьбы о разрешениях кто куском сыра, кто горшком варенья. Алис могла только дивиться богатству кладовых мистрис Майлс, и все благодаря подаркам.

Выйдя на залитую солнцем улицу, Алис болезненно сощурилась. Солнце на мгновение ослепило ее. Она постояла немного, прикрыв глаза ладонью, как козырьком, пока яркий свет не перестал иглами вонзаться в голову. Потом она начала потихоньку приоткрывать глаза, и окружающий мир снова появился перед ней. Уже неделю стояла сухая погода, и пыль летела отовсюду – ее поднимали идущие люди и лошади, проезжающие мимо телеги. Поверни Алис направо, она уже через пять минут очутилась бы у ворот Ограды. Если бы не разрешение, она сразу прошла бы через ворота и направилась в лес. Но за разрешением надо идти к старейшине Майлсу. Поэтому Алис повернула налево.

Не было в деревне домов краше, чем жилища старейшин. Сами здания не отличались большими размерами – это не приличествует избранным овцам Доброго Пастыря. Но побелка на их стенах всегда была свежей, а ставни на окнах содержались в отличном состоянии.

Мистрис Майлс, должно быть, стояла прямо за дверью, потому что, едва Алис постучала, она тут же появилась в дверном проеме, полностью заслонив его своим дородным телом. Это была внушительных размеров женщина, высокая и плотная, одетая в черное платье и белый накрахмаленный фартук. Густые брови черными полосами пересекали лицо, пепельные волосы были убраны в тугой пучок.

– Говори быстрее, дитя, что тебе нужно. Сегодня один за другим приходят, некогда делами заниматься.

Алис вручила ей корзинку, где стоял бочонок с медом:

– Мать хочет послать меня собирать грибы. Велела половину отдать вам.

– Что ж, спрошу у старейшины. – Мистрис Майлс всегда величала мужа по должности.

Она закрыла дверь, оставив Алис ждать снаружи.

Наконец дверь снова отворилась.

– Старейшина дает тебе разрешение. Он сделал запись об этом в книге. Однако смотри не задерживайся. Он узнает, если ты замешкаешься.

Мистрис Майлс вернула Алис корзинку, уже без меда, и дала тяжелый железный браслет с номером 9, выбитым на внутренней поверхности.

Девочка надела браслет на руку, кивнула и повернулась спиной к широким юбкам мистрис Майлс.

По дороге в лес Алис размышляла о снах, которые видела, когда спала после дежурства. Мертвые Албон и Арон ей не снились, нет. Хотя хорошей девочке, вероятно, они приснились бы. Девочке, чуждой таких вещей. А ей даже не снились пожиратели душ. Во сне ей явился Зверь. Прошло пять лет с тех пор, как она встретила его тогда в лесу. И все пять лет она гадала, увидит ли его снова. Но во сне этих пяти лет как не бывало. Непогода, что составляла его суть и смысл, оставалась все такой же яростной. Все так же Алис ощущала себя частью Зверя, а он являлся частью всего: камней и потоков, гор и деревьев, – и это ощущение было настолько сильным, что ей казалось, будто внутри у нее дует ветер. Все это время она не переставала размышлять: хорошая ли она, как ее Мать, или плохая, как пожирательницы душ? Какая-то часть Алис хотела быть хорошей. А другая ее часть, требовательная и навязчивая, все время спрашивала, зачем ей это. Что она получит взамен, если будет хорошей? Накрахмаленный фартук? Жизнь, проведенную на Ограде?

Алис вспоминала о своих чувствах, когда перед ней появились женщины-деревья, о том, как она почти сдалась, только бы поспать, как готова была согласиться на все ради краткого отдыха. Вспомнила, как готова была пойти с пожирательницами, позови они ее второй раз. И еще она вспомнила, как перестала быть собой, когда коснулась Зверя, кошачьей шерсти и пылающей от жара головы Дельвина. Она чувствовала себя совсем по-другому, когда дотрагивалась до живота Мэри. Тогда Алис оставалась вне той болезни, которую чувствовала. А с другими разъединения не было. Наверное, однажды она коснется чего-нибудь или кого-нибудь и навсегда расстанется с собой. Интересно, пожиратели душ сначала тоже такое чувствовали? Алис хотелось задать эти вопросы Матери, но ведь тогда Мать неизбежно все узнает. Увидит каждое вранье и недомолвки Алис, постигнет все ее проступки. И Алис не сможет больше скрывать от Матери, что позволила этим существам забрать ее маму и папу. И тогда Мать начнет по-другому относиться к Алис. Или вообще перестанет к ней как-либо относиться. А ей, Алис, такое не под силу вынести.

Алис вошла в лес, и ее сразу же окружили зелень и влага. Какая радость после суши и пыли деревни! Она шагала все дальше по сырому мху и покрытым плесенью гниющим листьям, плечи и спина ее расслабились, и ей подумалось, что здесь ее место, в лесу, а вовсе не в деревне, на Ограде или на пастбище. Только здесь, чувствовала Алис, она к чему-то идет, а не топчется бессмысленно вокруг правды о самой себе, чтобы так никогда ее и не узнать.

Она продолжала углубляться в лес безо всякого направления. Просто шла все дальше и дальше.

Когда его теперь уже знакомый голос зазвучал у Алис в голове – голос, идущий изнутри, но не принадлежащий ей, – ее охватило сильное волнение. Да, это неправильно, она знала, совсем неправильно. Но именно за этим она и пришла в лес. Она всегда ходила в лес за этим. Чтобы найти его.

– Ты видела их снова, и они видели тебя.

– Ага, – отозвалась Алис.

Она огляделась по сторонам и увидела под деревьями Зверя, приближающегося к ней широкими шагами на согнутых в коленях лапах. Алис рассматривала его кожистые крылья. Интересно, как они выглядят, когда он летит.

Он подошел ближе, совсем близко, и стал принюхиваться. Ноздри его раздувались над клыками, черный язык свисал вниз. Алис чувствовала его дыхание – это был запах опавших листьев. Он постучал длинным когтем по браслету у нее на запястье.

– Дай мне. Дай мне это.

Алис стащила с руки браслет и отдала ему. Зверь зацепил его когтем. Держал его.

– Ты видела, что они сделали? Видела, как они похитили то, что не должно быть похищено?

– Нет, – ответила Алис. – Видела только итог.

– Как и тогда.

Как и тогда. Когда убили ее маму и папу. Ну конечно, то же самое. Забрали других и не тронули ее. А она позволила. Она пальцем не пошевелила, чтобы остановить их. Не стала предостерегать или угрожать. Ей даже не пришло в голову вмешаться. Воистину, она гадкая девочка. Может быть, именно поэтому пожиратели душ ее не трогают. Они едят только добрые души.

– Почему? Почему они не взяли и мою душу тоже?

– Они не забирают детей.

– Почему?

– У них нет ненависти к детям. Пока нет.

– Пока?

Зверь не ответил. Склонив голову набок, он разглядывал ее.

Алис смотрела в его влажные черные глаза, и лес вокруг нее стал расступаться. Она поняла, что падает. В земле разверзлась дыра, огромный Провал, и она падала в него. В Провале ничего не было. И сам Провал был ничем. Больше не осталось ветра, и непогоды тоже не осталось. Исчезли запахи земли и воды. Провал окружал Алис. Здесь не раздавалось ни единого звука, даже ее собственного пронзительного крика, заглушенного и остановленного в груди.

А потом Алис вернулась. Снова вокруг нее рос лес, повсюду слышались звуки капающей с листьев воды, пахло сырым мхом.

– Ты видела Провал. Он расширяется, углубляется, растет и темнеет с каждой новой душой, которую они забирают.

Алис качнула головой, стараясь стереть образ – или ощущение – страшной черной дыры в земле. Это движение вызвало из глубин души ужасное воспоминание.

– Я видела однажды картинку, – произнесла Алис. – На ней был ты. И ты сидел на дне огромной черной дыры и ловил осужденные души, которые падали прямо тебе в пасть.

– Я так не поступаю.

– Ага, – согласилась Алис и поняла, что и впрямь не верит, будто Зверь глотает грешников. Существо перед ней, возможно, и выглядело как на картинке в книге, но было совсем другим. И Алис вспомнила, как когда-то давно по пути в Дефаид Паул говорил ей: все эти байки, которые старейшины рассказывают о Звере и пожирателях душ, на самом деле чепуха, лишь выдумки, которыми они запугивают народ. Книга верховного старейшины – просто выдумка, разве нет? Сказка, которую верховный старейшина рассказывал самому себе и людям, чтобы удержать их на праведном пути. Удержать в стаде. Не позволять разбредаться по лесу, где нет накрахмаленных фартуков и белых воротничков, молитвенных домов, правил, браслетов и записей в книге.

Алис взглянула на Зверя:

– Что ты такое?

– Я Зверь. Вот все, что я есть. Все, чем я всегда был.

– Провал угрожает тебе? – спросила Алис.

– Он угрожает всем и всему.

– Разве ты не способен закрыть его? Не способен остановить пожирателей душ? Ты Зверь, разве ты не можешь творить все, что хочешь?

Зверь молчал. И тогда Алис сделала единственное, что ей пришло в голову. Она потянулась к нему и положила руку на покрытую густой шерстью грудь. И первой ее мыслью было, какой же он хрупкий: она словно коснулась птицы, у которой перьев больше, чем плоти.

А потом она полетела. И она росла. И плыла. Она заставляла почки прорастать, а листья падать. Животные гнездились на ней, сквозь нее ползали жучки и червячки, на ней из яиц вылуплялись птенцы. Она стала землей, водой и воздухом.

И теперь она поняла. Зверю не остановить пожирателей душ, как не остановить их ветру. Или дождю. Или листочку дерева.

– Ты та девочка. Ты как они. Ты должна закрыть Провал.

Раньше Алис хотелось наконец понять, что такое Зверь и почему он явился только ей. Теперь, когда она получила ответ, в ней взметнулась паника, точно стая потревоженных птиц.

– Ты хочешь, чтобы я закрыла Провал, – сказала она. – Но когда? Как?

– Когда будешь готова, ты сама поймешь как.

Зверь присел на длинных лапах. Прыжок – и он исчез из виду.

Где расцветает страх

Сестры уставились на тела мальчиков, распростертые на земле. Больше не будет усталости, не будет страха. Анжелика втянула ноздрями воздух вокруг них. Ничего. Они с Бенедиктой всё забрали.

А из ничего вырастет новый страх. У сестер будет много еды. Со временем.

Бенедикта коснулась ее руки.

– Послушай, сестра, – сказала она, – в следующий раз не будем оставлять тела. Сначала заведем их подальше в лес, перед тем как дать им отдохнуть.

– Почему, сестра?

– Подумай об остальных. Если они так и не узнают, что сталось с их бродяжками, они будут ждать и высматривать их. Чувствуешь их тревогу?

Анжелика коснулась лица сестры и увидела свое отражение в ее глазах.

– Так, сестра. Всё так.

Овцы глазели на них, не прекращая жевать. Пустые глаза на пустых мордах. Сестры поплыли сквозь них. Овец относило в стороны, как снежные хлопья в пургу.

Сестры теперь вернутся в лес. Отправятся в горы. На озёра. Они слетают на другие пастбища других деревень, заманят сонного торговца. Сестер снова обуял голод – столько душ ожидают своего часа.

А потом они заметили еще одного мальчика. Маленького, намного меньше тех близнецов, которых они забрали. Мальчик лежал под деревом, рядом с ним свернулась клубком собака. Мальчик не шевелился, но собака не спала. Она насторожила уши.

– Собака, засни, – проговорила Бенедикта.

И та заснула.

– Мальчик, проснись, – сказала Анжелика.

И он проснулся.

Глаза мальчика распахнулись, сердце его устремилось им навстречу.

– Сестра, – сказала Бенедикта, – он совсем еще ребенок. Его время не пришло.

Анжелика втянула воздух вокруг мальчика:

– Верно, его час еще не настал. Чувствуешь запах, сестра? Он пахнет дождем. У тех, других, кислый запах. Этот свежий. Чистый.

Бенедикта в свою очередь втянула воздух. Да, всё так.

– Заберем его, Бенедикта? Заберем для себя, не дадим ему прокиснуть от страха?

Прежде чем Бенедикта успела ответить, появился другой ребенок, девочка. Та девочка. Та, которая как они, но не они. Они поплыли к ней и, коснувшись девочки, перетекли сквозь нее.

Сестры уловили запах зеленого леса.

Они предложили ей отдохнуть, но она колебалась, и они тоже. Ее час еще не настал, как и у мальчика. Из нее получилась бы скудная трапеза. Сестры вгляделись в ночь и оставили девочку и мальчика там, где нашли их. Мальчик снова заснул, ему снились похожие на деревья женщины. Снились сестры.

Да, они оставили его, но ненадолго. В этом мальчике они уловили томление, его сердце стремилось к ним. Сестрам не придется приходить за ним – он явится сам. И скоро.

Его приведет тоска.