Текст книги "Путь независимости. Интернет, отношения, работа, еда, игры, алкоголь"

Глава 3
Корень зависимости

Надежда и травма – два ориентира

Казалось бы, какой смысл разбираться в причинах проблемы? Не лучше ли было бы сразу перейти к возможным способам ее решения? Когда пожар уже разгорелся, человеку нужно искать ведра и огнетушители, а не спорить с домочадцами о том, кто виноват в случившемся. Хотя размышления о том, почему формируется зависимость, во многом остаются догадками, они будут полезны всем родителям и педагогам. Наивно и горделиво было бы предположить, что в наших руках находится вся ответственность за жизненные выборы детей. Но будет лучше, если в отношениях с ними мы постараемся избегать тех стратегий, которые подталкивают к формированию зависимости.

Кроме того, читатели, столкнувшиеся с проблемой зависимости в своей жизни, смогут ясно увидеть, что часть ответственности за ее формирование лежит не на них: просто вы оказались в неудачное время в неудачном месте. И все же этот факт не освобождает нас от ответственности за то, как мы решаем поступить с нашей жизнью. По известному выражению Сартра: «Мы существуем в ситуациях, которые воздействуют на нас; однако то, как мы существуем в них, предрешается нашим выбором».

По мнению современных психотерапевтов, зависимость формируется в результате таинственного совпадения: физиологических особенностей человека, трудных внешних обстоятельств и выборов, которые он делает, исходя из своего мировоззрения и ценностей.

Поиск механизмов появления зависимости подталкивает нас к мировоззренческим, духовным вопросам, в том числе, к проблеме несправедливости жизни. Планета Земля – не самое лучшее место для рождения. Злая воля людей, природные катаклизмы, родительские ошибки – все эти проблемы время от времени помещают человека в ситуацию большого и реального страдания. Как мы скоро увидим, зависимость начинает формироваться в момент отчаяния и потери надежды.

И все же мы знаем немало реальных историй людей, устоявших в ужасных ситуациях. Как можно было продолжать надеяться и находить смыслы? Как можно было не сойти с ума или не «нырнуть» в алкоголь? Большая и драматичная тайна человеческой жизни заключается в том, что есть трудные обстоятельства, которые становятся для нас непростым, но важным уроком, помогают взрослеть и обретать мудрость, а есть обстоятельства, которые нас просто разрушают, не принося никакой пользы. Можно сказать, что в какой-то мере ответственность человека, переживающего кризис, заключается в том, чтобы сохранять надежду и продолжать искать поддержку.

Коль скоро у нас зашла речь об ответственности, придется поговорить и о возможности человека совершать выбор. Идея о том, что он доступен уже маленьким детям, может звучать для нашей культуры непривычно.

Вы наверняка замечали, что полугодовалого ребенка, потянувшегося к любимой маминой чашке или к папиному смартфону, очень легко отвлечь погремушкой. В этом возрасте мы еще очень похожи на животных, которые «на автомате» ведутся на более сильный стимул. Однако позже, если, к примеру, двухлетний малыш твердо вознамерился отобрать у сверстника понравившийся ему игрушечный самосвал, он может «решить» сохранить свое намерение в фокусе внимания, несмотря на все попытки взрослых отвлечь его леденцом или предложением поиграть во что-то другое. Конечно, такая решимость малыша – не совсем то же самое, что осознанный выбор взрослого человека. И все же, когда взрослый зависимый начинает разбираться со своим расстройством, иногда он обнаруживает, что склонность к негодованию и изоляции начала формироваться у него еще в детстве. Некоторые зависимые приходят к выводу, что их бунт, отказ иметь отношения с реальным миром был вызван даже не реальным, а вымышленным ими травматическим опытом. Человек может обнаружить, что был слишком требовательным по отношению к окружающим взрослым, был болезненно ранимым и обидчивым, и эти особенности стали плодородной почвой для развития зависимости. Конечно, мы не можем говорить, что ребенок в полной мере ответственно выбирает быть ранимым и мстительным. Однако речь все же идет о своего рода личном «вкладе» маленького человека в развитие своего расстройства. В этом ему придется признаться себе и разбираться во взрослом возрасте.

Генетическая предрасположенность, как мы уже говорили, может резко ускорить привыкание, и в этом случае первое употребление вызывает такой сильный эффект, что он не сравнится ни с чем в жизни. Кстати, одна из причин этого явления – генетический сбой на уровне выработки дофамина в центральной нервной системе.

Человек, разумеется, не может нести ответственности за свою физиологию, но он способен решить, как ею распорядиться. Ситуация с генетической предрасположенностью к зависимости похожа на положение человека, страдающего диабетом: он может отнестись к болезни легкомысленно и умереть, а может принять ее во внимание, тщательно следить за собой, вовремя делать нужные инъекции и прожить долгую жизнь, обзавестись семьей, достичь больших успехов.

Кроме физиологических причин, существуют еще некоторые особенности психики человека, которые создают условия для того, чтобы первые эпизоды употребления произвели на него неизгладимое впечатление. Напомним, что именно сильное впечатление от первых проб, разительный контраст между мучительностью обычной жизни и свободой, расслаблением, воодушевлением опьяненного состояния провоцирует развитие зависимости.

Самые разные психологические школы рассматривают зависимость как состояние, вызванное травмой, то есть как болезненную реакцию психики на тяжелые обстоятельства. По аналогии с телесной травмой (например, порезом) можно сказать, что психика в ответ на травмирующее событие оказывается не в состоянии ни отразить удар, ни на время «растянуться», «спружинить» и вместо этого «рвется». Одно и то же событие может оказаться полезной закалкой характера для одного человека и психотравмирующим для другого. Можно сказать, что вероятность «разрыва» психологической ткани повышается, если тяжелые события сопровождаются одиночеством и невозможностью разделить с кем-то свои переживания.

Событиями, которые могут стать причиной травмы, принято считать стихийные бедствия, смерть близких, тяжелые телесные увечья, изнасилование, госпитализацию в самом раннем детстве и разлуку с мамой. К этому перечню можно добавить жестокое обращение со стороны значимых близких людей и не соответствующие возрасту и возможностям человека требования родных.

Травмирующее событие может постичь человека в любом возрасте, но в раннем детстве он будет особенно уязвим.

Рассмотрим несколько типов ситуаций, последствия которых создают хорошую почву для развития зависимости как реакции на травму.

Советы родителям: как защитить ребенка

I тип травмирующих событий:

«Я в опасности!»

Долгое отсутствие контакта с матерью вызывает у младенца самый настоящий ужас. Конечно, мы не можем спросить у него, что он чувствует, но по истошному, отчаянному крику предполагаем, что без матери он боится погибнуть. Ребенок в этом возрасте, и правда, абсолютно беспомощен: он ничего не может сделать сам. Если в ответ на его крик мама все-таки возвращается, у младенца формируется такой важный навык, как умение надеяться, он обучается тому, что потерпеть имеет смысл. Если же на его отчаянный призыв очень долгое время никто не откликается, он впадает в тоску и привыкает к тому, что помощи ждать неоткуда.

Если такие эпизоды случались в жизни ребенка часто, он может выйти из этого периода с двумя возможными установками: либо убеждается в том, что любое отделение от взрослого чрезвычайно опасно (тогда он не сможет отпускать маму даже в туалет), либо в том, что жизнь – это в целом трагичная и мрачная штука. Тогда надеяться ему ни на что не стоит, а включаться в отношения – это только «подставляться» под будущую боль расставания.

Схожий кризис может произойти с человеком и позже – в подростковом или взрослом возрасте, если он окажется в очень жестокой среде, где существует прямая и постоянная угроза его безопасности (например, неблагополучный класс, где практикуется травля).

Склонность к зависимости появляется еще и у тех людей, которые выросли в семьях, где было принято считать окружающий мир очень опасным, захваченным разными злодеями («вокруг одни сатанисты / кагэбэшники / уголовники/ еретики / сионисты»). Психологи называют такой тип семьи «осажденная крепость». Ребенок прочно «прилипает» к близким, понимая, что выжить можно только вместе.

II тип травмирующих событий:

«Я плохой. У меня нет права на жизнь в этом мире»

Годовалый ребенок начинает исследовать мир, а позже осваивает нормы поведения, делает первые шаги в творчестве. Сейчас задача близких – дать понять ребенку, что, несмотря на ошибки, у него есть свое место в этом мире, что он в целом хорош. Но такое отношение ребенок встречает не всегда. Бывает, что родители осуждают его самостоятельные попытки изучать окружающий мир, упрекают за желание быть независимым от мамы. Еще один вариант – малыш часто сталкивается с унижающей критикой: «Намалевал тут какую-то ерунду!» В таких отношениях родительская критика не помогает ребенку учиться, что-то улучшать в своих навыках, а стыдит.

Приведем и другие примеры посланий, которые блокируют развитие хорошего отношения к самому себе:

• Я знаю, что ты по природе испорчен.

• То, какой ты есть, вызывает отвращение.

• Я глубоко разочарован(а) тем, какой ты.

• Ты всегда был… (толстым, уродливым, глупым, сумасшедшим и т. д.).

• Ты не из «наших»: у нас в роду таких не было.

• Скорее всего, нам в роддоме подменили ребенка.

Ребенок, который часто слышит такого рода упреки, оказывается перед невыполнимой задачей: изменить свою основную сущность, свою личность целиком.

Реакцией на такое отношение обычно становится одна из трех стратегий: либо попрочнее «прилипнуть» к родителю и отказаться от своих желаний, либо стать перфекционистом и стараться заслуживать любовь отличными оценками, либо сделаться бунтарем и делать все наоборот. Такие дети лишаются ощущения своей значимости, им сложно трезво оценивать свои возможности и ограничения, в глубине души они считают себя людьми никчемными, зря родившимися на белый свет. Так появляется так называемый «токсический стыд», который, в отличие от здорового стыда, побуждает человека не к обучению, освоению новых навыков, а замыкает в самом себе, изолирует, заставляет прятаться.

К развитию токсического стыда приводят не только традиции воспитания, но и обстоятельства, например, семейные тайны (о преступлениях, совершенных родственниками, об их психических болезнях, алкоголизме, об усыновлении). Тайна, даже если ее содержание неизвестно ребенку, означает, что что-то в семье глубинно не так, а значит, и со мной что-то не так, раз я к ней принадлежу.

Саморазрушающий токсический стыд заменяет собой здоровый в тех семьях, где родители чрезмерно беспокоятся об имидже семьи. Взрослых очень заботит, «что подумают люди», в ущерб построению реальных отношений друг с другом и решению реальных семейных проблем.

Несогласие родителей школьника на четверки, упреки, что сын или дочь не хочет поступать в престижный ВУЗ, тоже поддерживают токсический стыд.

Его мощными провокаторами становятся и жестокие физические наказания, и сексуальное насилие над ребенком, ведь они нарушают умение человека определять свои границы и возможности, заставляют с пренебрежением относиться к собственному телу.

III тип травмирующих событий:

«В чем я виноват? За что я могу отвечать? Имею ли право на какие-то действия?»

Ребенок рождается в этот мир абсолютно беспомощным. Все за него делают взрослые: одевают, кормят, объясняют, что происходит вокруг, знакомят с правилами поведения в мире людей. Но постепенно человеческий детеныш становится все более и более самостоятельным: у него возникают собственные желания, отличные от желаний родителей, он учится что-то делать сам. В своем естественном стремлении к познанию ребенок очень инициативен: ему все интересно, все хочется попробовать, все достать и разломать, понюхать, попробовать на вкус.

Родителю важно дать понять ребенку, что иметь это возбуждение, стремиться его проявлять – это хорошо. Кроме того, родители и педагоги должны помочь ему «оформить» эту инициативу по-взрослому: научиться, во-первых, ответственности и, во-вторых, чувствовать за собой здоровую вину. Если в обучении этим понятиям происходит сбой, ребенок может столкнуться с труднопереносимыми переживаниями и неосознанно запретить себе проявлять инициативу.

Как поддержать инициативу и научить ответственности? Одно дело, если ребенок сказал: «Я умоюсь сам!» и, не доделав, бросил, оставив на щеках следы краски, которой недавно рисовал. Другое дело – если он взял на себя ответственность и довел дело до конца, вовремя попросив о помощи, если понял, что не справляется сам.

Ответственность предполагает верность решению, волю, способность игнорировать помехи, желание сделать работу хорошо, качественно. Ошибкой будет сообщить ребенку, что отвечать он ни за что не может: «Какой-такой сам! Все равно за тобой потом все переделывать. Сиди, помалкивай, я все сама сделаю». В то же время, радоваться откровенной халтуре родителям тоже неполезно. Ребенку важно привить понимание, что результат бывает разным, нужно помочь ему выполнять свои дела качественно: «Смотри, сегодня убрать игрушки у тебя получилось плохо. Вот, машинка и конструктор все еще валяются на полу. Сначала убери их, а потом мы почитаем твою любимую книжку».

Если родители поддерживали в ребенке здоровую «агрессивность», которую принято называть инициативностью, энергичностью, настойчивостью, он сможет, встречая препятствия, «атаковать» задачу, не сдаваться. Так он учится ответственности, не отказываясь от своей инициативы и активности.

Если человек не получил эти знания, он вырастет с убеждением, что все, что он делает, некачественно и уродливо.

Как поддержать инициативу и научить чувству здоровой вины? Второй важный навык, который, как мы говорили, нужно освоить ребенку, чтобы по-взрослому проявлять инициативу, – это здоровая вина. Мы живем в мире людей, интересы которых часто не совпадают. Если малыш хочет поиграть с чужим самосвалом, а хозяин игрушки против, путь к объекту желаний лежит только через насилие. И в такие моменты ребенку важно научиться останавливаться, видя боль другого человека и соотнося ее со степенью собственной нужды.

Если это обучение проходит успешно, он может корректировать свое общение с окружающими, опираясь на здоровую вину, но без полного отказа от инициативы и активности.

Такой человек, вырастая, сможет оценить, что запланированное им действие, вероятно, слишком жестоко по отношению к другому. Если же ошибка уже совершена, здоровая вина подскажет ему, что возникла необходимость попросить у кого-то прощения, может быть, возместить ущерб. Вина уходит, если извинения принесены, а ошибки исправлены.

С другой стороны, если человеку важно достичь своей цели и он видит, что дискомфорт для окружающих не столь велик, он сможет спорить и настаивать, причиняя окружающим терпимый дискомфорт, опираясь на способность оценивать степень вины. Иными словами, ребенок, освоивший это чувство, не станет ни жестоким (здесь помогает здоровая вина), ни пассивным (здесь помогают интерес, любопытство, уважение к своим мечтам). Если же в человеке вместо здоровой вины развилась токсическая, он усваивает: что бы он ни сделал, его нельзя будет простить за проявленную жестокость. И тогда он либо попытается угождать окружающим, либо вовсе «отключит» вину и станет жестоким тираном.

Что приводит к развитию токсической вины? Иногда ее вызывают к жизни действия родителей, не знакомых с феноменом «детского эгоцентризма». Суть его в том, что детям кажется, что мир крутится вокруг них и они являются причиной всех событий, которые в нем происходят. Если родители хотят избежать развития токсической вины и поддержать в ребенке здоровую вину и инициативу, важно опровергать это детское верование. Вот как, например, можно прокомментировать ребенку ссору между родителями: «Мы с папой поссорились, потому что не сразу поняли друг друга, а не потому, что ты что-то сделал неправильно». Иначе человек так и остается в своих фантазиях о том, что он живет в мире, в котором все так легко разрушить. И тогда у него появиться соблазн решить, что лучший способ никому не принести вреда – просто парализовать себя, спрятаться от любых попыток действовать. При этом понятно, что такая стратегия не позволит ни найти свое место в жизни, ни обнаружить свое желание, ни реализовать талант.

Сбой в обучении здоровой ответственности и здоровой вине приводит к тому, что человек либо решает никогда ничего не делать самостоятельно (зависимая стратегия), либо, наоборот, все всегда делать только в одиночку, не обращаясь ни к кому за поддержкой и помощью.

Для примера приведем перечень воспитательных стратегий и семейных традиций, которые мешают развитию у детей здоровой ответственности и здоровой вины:

• Привычка придавать большее значение вопросу «По чьей вине это произошло?», чем вопросу «Как нам вместе это исправить?».

• Упреки или даже наказания за то, что невозможно контролировать, то есть за мысли и чувства. «Я точно знаю, о чем ты думаешь, и прекрати так думать немедленно!» Ребенка не обучают отличать мысли от поступков, мысли от чувств.

• Чрезмерные, жесткие наказания.

• Отсутствие правил, отсутствие наказаний за проступки.

• Обвинение без объяснений: «Ты не знаешь, что ты такого сделал, но и я не буду тебе это объяснять».

• Отказ простить или забыть проступок, блокирование попыток искупить вину и возместить ущерб.

• Предъявление требований, которые не соответствуют возрасту или возможностям ребенка. Например, приказ успокоиться, когда слезы вызваны высокой температурой, или призыв соблюсти договоренность, которую малыш не в состоянии выполнить, даже если согласился.

• Убеждение ребенка в том, что родитель – очень хрупкий. «Ты разбил окно в школе – теперь у меня болит сердце!» Так у человека рождается ощущение, что своими действиями он может причинить разрушительный вред другому.

Человек, оказавшийся в ловушке токсической вины, становится легкой добычей для зависимости. Он чувствует свою отделенность от этого мира, боится проявлять инициативу, теряет свои собственные мечты, способности, подавляет креативность. И тогда психоактивное вещество или зависимое действие могут дать ему невероятный опыт свободы самовыражения, легкости и творчества.

Чего ищет зависимый человек?

При благополучном стечении обстоятельств человек взрослеет, реализует себя в творчестве и строит отношения с другими людьми, основываясь на нескольких побуждающих к жизни установках:

• Мир, хотя и небезопасное место, но, если я буду осторожен, то смогу увидеть и испытать много интересного и важного.

• У меня есть свои достоинства и недостатки, но в целом я неплохой человек, к которому не все, но многие люди могут испытывать симпатию и интерес.

• Если я буду учиться и стараться, я смогу сделать что-то толковое, что понравится и мне, и какому-то количеству людей вокруг.

• Если я ошибусь или, не желая того, поступлю жестоко, я найду способ исправить ситуацию или восстановить отношения.

Травмирующие ситуации ставят под вопрос эти жизнеутверждающие убеждения человека. Хорошо, если в такие трудные моменты его поддержат окружающие. Например, если над ребенком жестоко посмеялись в школе из-за его неуклюжести на уроке физкультуры, хорошо, если родители подтвердят, что очень любят его, и предложат, например, подумать, в какую спортивную секцию стоит записаться.

Побуждающая к жизни картина мира (в данном случае вера ребенка в то, что он достоин симпатии) на время пошатнулась, но вскоре была восстановлена. А иногда в периоды кризисов человек оказывается в реальном или мнимом одиночестве. И тогда только от него зависит, какие выводы он сделает из полученного опыта. Сочтет ли эту травмирующую ситуацию исключением из правил и продолжит надеяться на лучшее? Или объявит себя и мир злом и встанет на путь негодования и мести? Во втором случае у человека могут появиться саморазрушающие установки:

• Мир опасен, и мне не найти в нем покоя.

• Я в целом плох, и, даже если мне удается это скрывать, рано или поздно это кто-то поймет.

• Я своими действиями только наношу вред окружающим, причиняю им боль.

• Все, что я делаю, плохо, некачественно.

Эти установки приводят человека в состояние хронического стресса: «здоровая» часть души испытывает к миру и людям много любопытства, сердце хочет отдавать и принимать любовь, рождает мечты и творческие идеи, но другая часть, сделавшая выбор в пользу отказа от надежды, не позволяет двигаться в сторону творчества и отношений. Для того, чтобы справиться с токсичными чувствами и не сойти с ума, психика человека использует три стратегии. Разностью этих стратегий можно объяснить разнообразие выбора психоактивных веществ и навязчивых действий.

I стратегия:

Зависимый ищет утешения

Если человек развивается благополучно, его восприятие мира усложняется, он учится выдерживать свои противоречивые чувства, учится разбираться в том, что с ним происходит. Но если его внутренний мир полон токсических переживаний, а он не научился ни выдерживать их, ни справляться с ними, человек остается на уровне развития младенца, которому доступны лишь два крайних переживания: ужас мучения (а еще негодование и чувство несправедливости) и, в редкие моменты, счастье удовольствия. Полярности младенца – это ужас отделенности от груди и радость, от обладания ею и насыщения материнским молоком. Предрасположенный к зависимости человек все переживания воспринимает как тотальные и нуждается в надежном и мощном утешителе.

Как мы уже говорили, в этом случае психоактивное вещество или зависимое действие становится уникальным способом справиться с неразделенными трудно переносимыми переживаниями. Первый эпизод употребления дает человеку непередаваемое облегчение. На насыщение этой потребности работают: алкоголь, марихуана, табак, «саморазрядка» взамен интимной близости, поедание сладостей и прочие не поддающиеся контролю действия, которые приносят расслабление.

II стратегия:

Зависимый ищет полноты жизни

Чтобы справиться с непереносимыми переживаниями, человек интуитивно находит внутренний способ сделать себе «анастезию», то есть отключает свои чувства. При этом из строя выходит не только ряд тяжелых переживаний, но и теряется возможность испытывать приятные ощущения. По мнению психологов, у многих зависимых людей наблюдается неумение, неспособность различать свои чувства.

В этом случае зависимое поведение становится способом разнообразить жизнь, привнести в нее краски. Этим объясняется приверженность некоторых зависимых не к «расслабляющим», а, наоборот, к стимулирующим химическим веществам – они пытаются оживить свои переживания. У таких людей первый эпизод употребления прорывает прочно установленную блокаду чувств и дает непередаваемую полноту жизни. На эту потребность работают эйфоризирующие зависимости: порнозависимость, зависимость от экстремального спорта и др.

III стратегия:

Зависимый ищет любви и близости

Как мы уже говорили, одно из условий появления травмы – изоляция. Реальный или вымышленный опыт убедительно показывает человеку, предрасположенному к зависимости, что человеческий контакт ненадежен. Несмотря на то, что зависимый потерял доверие к людям, он все еще остро нуждается в близости. И тогда вещество или действие выступают для него надежным «другом» или надежным «родителем» и, таким образом, насыщают третью область хронического дефицита – помимо безопасности, яркой полной красок жизни – еще и во взаимной любви. В отношениях с веществом человек надежно защищен от потери и разрыва. Зависимое поведение становится способом организовать фантомную близость, избежав при этом реального контакта.

Первый эпизод употребления дает такому человеку непередаваемое ощущение принятия себя, нежности к другому, уважения и симпатии к людям, ощущение себя, так же достойного симпатии и уважения. Любое психоактивное вещество или зависимое действие становится надежным «другом», «родителем», «возлюбленным» – так что на утоление этой жажды работают все виды химических и поведенческих зависимостей. Кроме того, некоторые зависимости подразумевают совместное употребление, в процессе которого люди в измененном состоянии сознания оказываются в особых отношениях фантомного братства и единства друг с другом. Конечно, если не подерутся.

Сейчас уместно вспомнить горький анекдот.

Двое пьяных медленно продвигаются по улице: один ползет, а другой еще идет, держась за забор.

– Ты меня уважаешь? – спрашивает идущий.

– Я горжусь тобой! – отвечает ползущий.

Страдающий от токсического стыда за себя и токсической вины за свои действия получает в состоянии опьянения уникальный опыт близости и нежности, который затем запечатлевается в памяти как ни с чем не сравнимое переживание.