Текст книги "Еврейская диетология, или Расшифрованный кашрут"

Глава 6
Козленок и молоко

Не менее грозный и абсолютный характер, чем запрет на вкушение крови в пищу носит в Торе и другая, с одной стороны, вроде бы совершенно понятная, а с другой одна из самых загадочных ее заповедей – «Не вари козленка в молоке матери его».

Заповедь эта хорошо знакома всякому интеллигентному человеку, разумеется, не только по популярному роману Юрия Полякова "Козленок в молоке" – сама она давно уже стала расхожим выражением, в который, впрочем, каждый вкладывает свой смысл. Однако в жизни еврейского народа эти слова играют совершенно особую роль, так как именно из них выводятся все законы иудаизма, запрещающие смешение мясного и молочного в пищу. А сами эти законы, в свою очередь, в немалой степени определили весь характер еврейской национальной кухни, сам рацион, стиль и ритм жизни евреев и многие еврейские культурные коды, остающиеся совершенно непонятными тем, кто не принадлежит к еврейскому народу.

В самом деле, нееврею трудно понять, каким образом, вполне конкретное указание "Не вари козленка в молоке матери его" было истолковано или переросло в глобальный запрет на смешение мясного и молочного. Что ж, давайте попробуем разобраться…

Начнем хотя бы с того, на что обращают внимание все комментаторы и исследователи Писания: запрет варить козленка в молоке матери его повторяется в Торе трижды. В первый раз – когда речь идет о законах трех главных еврейских праздников:

«И соблюдай праздник жатвы первых плодов труда твоего, сбора того, что посеял ты в поле, и праздник урожая в конце года, когда уберешь ты с поля, выращенное руками твоими. Три раза в год да предстанет всякий мужчина из вас пред лицом Владыки Вселенной. Не режь при квасном жертвы Моей, и да не останется жир праздничной жертвы моей до утра. Первинки урожая земли твоей приноси в Храм Бога Всесильного твоего. Не вари козленка в молоке матери его…» (Исход, 23:16–19).

Как видно, в данном случае заповедь «Не вари козленка в молоке матери его» напрямую связана с празднуемыми почти всеми народами земли праздниками начала и окончания сбора урожая, а также с приношением праздничных жертвоприношений и храмовой службой, во время которой еврей преставал «пред лицом Владыки Вселенной».

Второй раз она повторяется в той же книге "Исход", оказываясь в одном отрывке с запретом на поедание квасного в праздник Песах:

«Не режь, не уничтожив квасного в своих владениях, жертву, посвященную мне, и пусть не останется до утра жертва, приносимая в праздник Песах, не возложенной на жертвенник. Первинки урожая плодов твоих приноси в Храм Бога Всесильного твоего. Не вари козленка в молоке матери его…» (Исход, 34:25–26).

Так как за хранение квасного в Песах еврея ждет самая страшное из всех возможных наказаний Бога – карет, уничтожение души, – то логично предположить, что в данном случае Творец дает понять, что за нарушение запрета варить козленка в молоке матери его нарушителя также ждет карет.

И, наконец, лишь во "Второзаконии" эти же самые слова соотносятся с законами кашрута:

"Не ешьте никакой мертвечины[16]16
  Мертвечина – под этим словом еврейская традиция понимает мясо любого животного, которое не было зарезано методом «шхиты». В узком смысле слова оно имеет значение «падаль», то есть мясо сдохшего животного.


[Закрыть], пришельцу, что во вратах твоих, отдай ее, пусть он ест ее, или продай чужеземцу. Ибо народ святой ты у Бога Всесильного твоего. Не вари козленка в молоке матери его…" (Второзаконие, 14:21)

В данном случае Тора предельно четко характеризует данный запрет как диетарную заповедь, стоящую в числе тех, которые даны только еврейскому народу и от исполнения которых все остальные народы мира совершенно свободны…

Но действительно ли в данном случае речь идет именно о козленке? На иврите слова "Не вари козленка в молоке матери его" звучат как "Ло тивашель гди бэ-халав имо". Но дело в том, что "гди" слово многозначное. Да, оно наиболее употребимо в понятии "козленок", но в принципе может означать еще сосущее вымя любое домашнее кошерное животное – козленка, теленка, ягненка. И не случайно в Септуагинте – первом переводе Священного писания с иврита на греческий, осуществленный 70 еврейскими мудрецами, слово "козленок" при переводе одного из вышеприведенного отрывка с легкостью заменяется на слово "ягненок" (греч. Arnos).

Из всего вышесказанного видно, что на самом деле крылатое выражение "Не вари козленка в молоке матери его" вошло во многие языки именно в таком виде просто благодаря неточному переводу. В этом смысле куда более точно (но и, согласитесь, увы, куда менее поэтично) эта фраза звучит в переводе Пятикнижия, выполненном Арье Ульманом: "Не вари мясо животного в молоке его матери".

И отсюда становится окончательно ясно, что в оригинальном тексте Торы данный запрет распространяется не только на козленка и козье молоко, но и на всех остальных домашних животных. А так как обычно молоко, надоенное от разных самок, смешивают в одной посуде, то практически никогда нельзя наверняка сказать, что данное молоко принадлежит именно данной корове, данной козе или данной овце. Таким образом, запрет приобретает общий характер, и его троекратное повторение в Пятикнижии всегда трактовалось евреями как запрет, включающий в себя три разных категорических запрета: запрет варить вместе мясное и молочное и хоть как-то участвовать в их варке; запрет употреблять в пищу любые блюда, в которых используются сваренные вместе мясные и молочные продукты, а также запрет вообще как-либо использовать сваренные вместе мясные и молочные продукты – еврей не имеет права накормить такой смесью даже бродячую собаку.

И то, как ревностно евреи исполняли запрет о смешении в пище мясных и молочных компонентов, расширяя ее границы, всегда вызывало недоумение и у их соседей-неевреев, и у серьезных исследователей Библии, пытавшихся найти объяснение этой странной заповеди и тому огромному значению, которую придают ей евреи.

Наиболее известной попыткой объяснить истоки заповеди «Не вари козленка в молоке матери его!» и по сей день остается статья крупнейшего английского этнографа и историка религий Дж. Дж. Фрэзера «Не вари козленка в молоке матери его», вошедшая в изданную в 1918 году его книгу «Фольклор в Ветхом Завете». В сущности, все появившиеся впоследствии т. н. исследования на эту тему, представляют собой лишь те или иные вариации этой считающейся классической работы. Рассматривая заповедь «Не вари козленка в молоке матери его», Фрэзер находит массу параллелей между ней и суевериями, свойственными различным пастушеским племенам Африки.

"…Например, у мусульман Сьерра-Леоне и соседних местностей, – пишет он, – коровье молоко и масло составляют важный предмет питания, но "они никогда не кипятят молоко, боясь, что оно пропадет от этого у коровы, а также не продают его тому, кто стал бы это делать…"

Итак, мы видим, что у названных туземцев предрассудок о вреде кипячения молока основан на симпатической магии. Молоко, даже отделенное от коровы, не теряет своей жизненной связи с животным, так что всякий вред, причиненный молоку, симпатически сообщается корове. Отсюда кипячение молока в горшке равносильно кипячению его в коровьем вымени, то есть иссяканию самого его источника. Такое объяснение подтверждается поверьем марокканских мусульман, у которых, впрочем, запрещается кипятить коровье молоко только в течение определенного времени после отела. Они полагают, что "если при кипячении молок сбежало и попало на огонь, то у коровы заболеет вымя, либо она перестанет доиться, либо молоко ее будет нежирным. Если же молоко случайно попадет в огонь, то корова или теленок скорее всего околеет…"

Приведя множество таких примеров, Фрэзер вроде бы окончательно убеждает и себя, и читателя в том, что заповедь "Не вари козленка в молоке матери его" является отголоском самой что ни на есть пещерной, первобытной симпатической магии, и незачем к этому делу примешивать Господа Бога. Однако будучи честным исследователем, Фрэзер понимает, что встречающийся у многих отсталых племен запрет на кипячение молока все же не равнозначен еврейскому запрету. Ведь Пятикнижие отнюдь не запрещает кипятить молоко; более того – многие молочные блюда еврейской кухни делают процесс кипячения молока неизбежным. Нет, Пятикнижие запрещает именно варить козленка в молоке…

И, понимая неизбежность такой постановки вопроса, Фрэзер дает весьма невнятный и вместе с тем довольно изящный ответ на него, основанный уже не на этнографических фактах, а большей частью на его собственных домыслах: "Подобным опасением повредить основному источнику пищи могла быть продиктована древняя еврейская заповедь "не вари козленка в молоке матери его". Но такое толкование предполагает запрещение варить козленка во всяком вообще молоке (именно так трактует эту заповедь иудаизм, но Фрэзер не удосужился это узнать – П.Л.), потому что коза при кипячении ее молока одинаково подвергается порче, независимо от того, была ли она матерью сваренного козленка или не была. Специальное объяснение о молоке матери можно объяснить двояким образом: тем, что для данной цели фактически употреблялось обыкновенно материнское, а не другое молоко, или же тем, что в таком случае порча козы представлялась еще более вероятным последствием, чем во всяком ином. В самом деле, здесь коза связана с горшком, где варится и ее козленок, и ее молоко двойными симпатическими узами, а потому опасность потерять молоко, если не саму жизнь, от огня и кипячения вдвое больше для матери козленка, чем для чужой козы.

Но спрашивается, если речь идет об отрицательном отношении к собственно кипячению молока, то почему в заповеди вообще упоминается о козленке? Ответ на это вопрос дают, быть может, нравы племени баганда. Здесь сваренное в молоке мясо считается очень лакомым блюдом, и проказники-мальчишки, да и взрослые беззастенчивые люди, больше думающие о личных удовольствиях, чем о благополучии стад, часто исподтишка дают волю своим греховным вожделениям и угощаются этим запретным кушаньем, равнодушные к печальной участи, ожидающей бедных коров и коз. Таким образом, еврейская заповедь "не ври козленка в молоке матери его", возможно, была направлена против такого рода лиходеев, чье тайное обжорство осуждалось общественным мнением как серьезная угроза главному источнику пищи…"

В той же симпатической магии Фрэзер видит причина еврейского страха перед запретом смешения мясной и молочной пищи: "Представление некоторых пастушеских племен о существовании прямой физической связи между коровой и ее молоком даже после отделения его от животного завело их так далеко, что у них запрещается соприкосновение молока с мясом или овощами, каковое, по их мнению, может повредить корове. Так, масаи всячески стараются изолировать молоко от мяса, убежденные в том, что всякое соприкосновение между ними приводит к заболеванию коровьего вымени и истощению молока у скотины…"

Впрочем, трудно понять, зачем Фрэзеру понадобилось так далеко ходить за примерами. Еврейские источники не отрицают, что некоторые принципы кашрута были известны и соблюдались еще праотцем еврейского народа Авраамом. Подтверждение этому они находят в сцене, описывающей, как Авраам принимал трех своих гостей, не подозревая о том, что они являются не людьми, а ангелами Всевышнего: "И взял Авраам сливочного масла, и молока, и теленка, которого приготовил, и поставил перед ними, а сам стоял подле них под деревом…"

"Сначала были поданы молочные блюда, которые не требовали долго приготовления, а потом мясо", – комментирует эту фразу Торы Раши, подчеркивая, что Авраам не допустил в ходе трапезы смешения мясного с молочным.

Но и проживавшие относительно неподалеку от евреев и также занимавшиеся скотоводством греки также избегали смешивать мясное с молочным, считая это омерзительным. Не случайно у Гомера (правда, стоит вспомнить, что Гомер творил в период, когда у евреев уже существовало централизованное и развитое государство!) Одиссея повергает в ужас не только то, что циклоп поужинал его товарищами, но и то, что после такой "мясной" трапезы одноглазый людоед спокойно выпил неразбавленное молоко:

 
Он свирепо взглянул, ничего не ответив,
Быстро вскочил, протянул к товарищам мощные руки
И, ухвативши двоих, как щенков, их ударил о землю.
По полу мозг заструился, всю землю вокруг увлажняя,
Он же, рассекши обоих на части, поужинал ими, —
Все без остатка сожрал, как лев, горами вскормленный,
Мясо, и внутренность всю, и мозгами богатые кости.
Горько рыдая, мы руки вздымали к родителю Зевсу,
Глядя на страшное дело, и что предпринять нам не знали.
После того как циклоп огромное брюхо наполнил
Мясом людским, молоком неразбавленным ужин запил он
И посредине пещеры меж овцами лег, растянувшись…
 

Объяснение заповеди «Не вари козленка в молоке матери его» искали, разумеется, и выдающиеся еврейские философы, и толкователи Писания. Рамбам[17]17
  Рамбам (он же Маймонид) – Рабби Моше Бен-Маймон (1135–1204). Великий еврейский философ-рационалист, выдающийся врач, комментатор Писания и кодификатор еврейского закона. Был лейб-медиком Салах ад-Дина. Свою первую книгу – по логике – написал в 16 лет. Самое знаменитое философское сочинение – «Морэ Невухим» («Путеводитель заблудших») – вызвало яростные споры в еврейском мире и за его пределами.


[Закрыть], к примеру, высказывал на страницах своих сочинений идею, довольно близкую к той, которую спустя столетия после него выскажет Фрэзер и вместе с тем прямо противоположную. По его мнению, обычай варить мясо молочных козлят, ягнят и т. д. в молоке был чрезвычайно распространен в древности у языческих народов. И выдвигая в качестве категорической заповеди призыв «Не вари козленка в молоке матери его!», еврейская Тора еще раз предостерегала евреев от идолопоклонства и использования каких-либо форм язычества в своей жизни. Мнение Рамбама подтверждается историками: обычай варить теленка или козленка в молоке и в самом деле был распространен у многих древних народов Европы, веривших, что такое варево, будучи вылито на землю, способствует ее плодородию.

Эта гипотеза Рамбама и в самом деле многое объясняет – например, почему в первый раз этот запрет упоминается в отрывке, повелевающем праздновать праздники начала и окончания сбора урожая. Понятно, что именно в эти связанные с землей праздники у евреев мог возникнуть соблазн позаимствовать какие-то обычаи и суеверия у язычников и усесться за котлом, в котором мясо козленка варилось в молоке козы. И потому сама заповедь выглядит как бы оторванной от всего предыдущего текста, она носит скорее не буквальный характер, а представляет собой некий призыв к еврею: не делай той мерзости, которую делают языческие народы, ни в коем случае не уподобляйся им. Таким образом, в отличие от Фрэзера, Рамбам был убежден, что данная заповедь не только не является отголоском язычества, но и, наоборот, призвана заклеймить идолопоклонство и противопоставить евреев язычникам.

В ряде комментариев встречается и другое объяснение этого запрета, истолковывающее процесс приготовления мяса животного в молоке его матери как нечто противоестественное, несовместимое с понятиями о нравственности и гуманизме. Сторонники такого взгляда связывают данный запрет с другими законами Пятикнижия, требующими гуманного отношения к животным – например, с запретом отгонять от гнезда птицу, сидящую на яйцах, брать из гнезда птенцов вместе с птицей-матерью, забивать корову и рожденного ею теленка в один день и т. д. Они обращают внимание на то, что инстинкт материнства – это единственный альтруистический инстинкт присущий животным, и варить детеныша в молоке его матери, выработанном для того, чтобы этого детеныша скармливать, является, по сути дела, кощунством, преступлением против материнства как такового. Но и с этой точки зрения призыв "Не вари козленка в молоке матери его!" имеет, прежде всего, символический смысл: не кощунствуй, не преступай все мыслимые и немыслимые границы жестокости, не смешивай совершенно несовместимые друг с другом понятия и сущности.

Именно так – исключительно символически – и понимаются эти слова большинством христианских мыслителей. Однако иудаизм, подчеркивая, что существует несколько уровней понимания Писания[18]18
  Уровни понимания Писания – согласно иудаизму, существует четыре основных уровня понимания текста Библии, зашифрованные в слове «ПаРДеС», означающем в буквальном переводе «сад», но употребляемом в значении «райский сад» или «сад тайн». Букве «П» в слове «ПаРДеС» соответствует уровень «Пшат» – «простой». Это действительно самый простой уровень понимания текста, его непосредственный, прямой смысл. Букве «Р» в слове «ПаРДеС» соответствует уровень «Ремез» – «намек», умение вчитываться и понимать переносный, аллегорический смысл текста. Буква «Д» обозначает уровень «Драш» – «толкование», то есть уровень понимания текста, достигнутый за счет его глубокого анализа. И, наконец, букве «С» соответствует уровень «Сод», что в переводе означает «тайна». Это – сокрытый от большинства тайный, мистический уровень понимания священных текстов.


[Закрыть] (в том числе, и символический), всегда настаивал на том, что это не означает, что кому-то разрешено пренебрегать уровнем «пшат», то есть самым простым, буквальным смыслом текста. И значит, заповедь «Не вари животное в молоке матери!» должна пониматься также и буквально, и в этом, буквальном смысле самым скрупулезным образом исполняться. Тем более, что она относится к категории «хуким», то есть, как бы мы ни старались, ее истинный смысл останется от нас сокрытым – мы можем лишь догадываться о нем, и не более того, понимая одновременно, что речь идет о неком адресованном только евреям фундаментальном законе нашего мироздания, нарушение которого чревато самыми катастрофическими последствиями.

Легко заметить, что тот самый прямой и буквальный смысл запрета варить мясо кошерного домашнего животного в молоке его матери, употреблять его в пищу и вообще каким-либо образом использоваться, совершенно не распространяется на молоко и мясо диких животных. Например, Писание не запрещает сварить олененка или козленка в оленьем молоке, так как олень является хотя и кошерным, но диким животным, и понятие «гди» не охватывает его детенышей. И уж тем более не запрещено, скажем, варить птицу в молоке или, к примеру, жарить курицу на сливочном масле. Не должен распространяться этот

запрет и на некошерных животных: понятно, к примеру, что еврей не станет есть верблюжонка, сваренного в верблюжьем молоке, однако никто не запрещает ему сварить их вместе и использовать это варево в каких-либо других целях.

Запрет Пятикнижия, таким образом, касается только кошерных животных и их молока: запрещено варить мясо любого кошерного домашнего животного в молоке, полученном от какого-либо кошерного домашнего животного. Однако, учитывая чрезвычайную важность данного запрета, еврейские мудрецы ввели целый ряд ограничений, призванных помочь еврею не нарушить данный запрет по ошибке или даже в силу случайного стечения обстоятельств.

Так, учитывая, что люди называют "мясом" плоть не только домашних, но и диких животных, а также птиц, мудрецы запретили варить с молоком любое мясо, включая и мясо птиц и диких животных и, тем более, есть такое варево[19]19
  Стоит отметить, что, запретив употреблять в пищу любую смесь мясного и молочного, еврейские мудрецы разрешили варить и смешивать мясо дикого животного и птицы с молоком и даже использовать их для каких-либо посторонних целей (например, для приготовления лекарства для нееврея), но при этом в пищу еврею такое варево или смесь, само собой, запрещены.


[Закрыть]. Более того, они ввели вкусовой критерия, определяющего нарушен ли данный запрет или нет: он нарушен, если у молочного блюда появился даже небольшой привкус мясного, а у мясного – даже небольшой привкус молочного.

Отсюда вытекает новый запрет: мясное и молочное запрещено употреблять в пищу, даже если они просто перемешались, а не варились вместе. Таким образом, есть два эти вида пищи еврей должен только раздельно. А так как посуда обычно, даже будучи тщательно вымытой, как бы впитывает в себя вкус той пищи, которая в ней варилась, то и готовить, и есть мясные и молочные блюда следует в разной посуде.

Таким образом, вся пища и, соответственно, посуда, в которой ее едят, в иудаизме делится на три вида: мясная (басари), молочная (халяви) и нейтральная, то есть ни та и ни другая (парве). К мясной относится не только мясо само по себе, но и любые произведенные из него продукты – колбасы, сосиски и пр. Под молочной, соответственно, подразумевают любой продукт, произведенный из молока. Кстати, от ивритского слова "халяв" ("молоко") – происходит расхожее жаргонное словечко "халява". Дело в том, что еврейских благотворительных столовых нередко кормили именно молочной пищей – "халяви", естественно, не беря за это никаких денег. К пищи категории "парве" относятся, в свою очередь, рыба и все растительные продукты.

Нужно сказать, что евреи далеко не сразу восприняли эти новые запреты. Не случайно в "Иудейской войне" Фейхтвангера в галилейской таверне демонстративно готовят курицу в сметане – в знак протеста против только-только введенного законодателями постановления.

Однако постепенно сама жизнь доказала оправданность данных ограничений для тех, кто действительно опасается даже малейшего нарушения закона "Не вари мясо домашнего животного в молоке матери его", и они стали неотъемлемой частью еврейской традиции. О том, как эти законы реализуются на практике, будет подробно рассказано в главе "Снова на еврейской кухне, или как не сварить козленка в молоке матери его".

Глава 7
В поисках смысла

Вопросы о том, в чем же заключается смысл разделения евреями пищи на кошерную и некошерную, почему Тора разрешает им есть одни виды животных и запрещает другие, существует ли какое-то рациональное объяснение всем эти законам в той или иной степени интересовали все сталкивавшиеся с евреями народы. Рождение христианства, а затем и ислама, так или иначе берущими свои корни в иудаизме, лишь усилило этот интерес. И это понятно: ведь если Бог-отец в христианстве и Аллах в исламе – это тот же самый Бог, который открылся Аврааму, Ицхаку и Иакову, а затем дал евреям Тору (Пятикнижие Моисеево), то неминуемо возникал вопрос о том, должны ли мусульмане и христиане следовать этим еврейским законам, и если должны, то в какой степени?

Эпоха просвещения, превратившая атеизм в мощное, захватывающее наиболее образованные круги общества духовное учение так же в итоге активизировала поиски вопроса о смысле еврейских диетарных законов и причинах их возникновения. Однако теперь задачей религиоведов и этнографов стали поиски доказательств того, что эти законы отнюдь не были даны евреям Свыше, а возникли естественным путем как вследствие специфических особенностей образа жизни древних евреев, так и в результате возведения в закон примитивных суеверий и предрассудков, столь свойственных любому народу планеты на самых ранних стадиях его развития.

Свое классическое выражение последняя точка зрения нашла в знаменитых книгах Дж. Дж. Фрэзера ""Фольклор в Ветхом Завете" и "Золотая ветвь".

Но, несмотря на то, что в этих своих трудах Фрэзер нередко демонстрирует свое незнание даже перевода текста Священного Писания; несмотря на то, что его теория никак не объясняет, почему Тора разделяет всех животных на "чистых" и "нечистых", эти его изыскания породили целую научную школу, объявляющую еврейские диетарные законы пережитками языческих времен и верований, свойственных различным народам древности.

К примеру, еврейское деление животных на "чистых" и "нечистых" последователи Фрэзера объявляют отголосками верований и мифов, широко распространенных на всем Ближнем Востоке. Они напоминают, что совсем неподалеку от тех мест, где, согласно Пятикнижию, родился и вырос праотец еврейского народа Авраам, зародилась и такая религия, как зороастризм. Согласно зороастризму в мироздании постоянно идет борьба между богом Света Ахура-маздой и богом Тьмы Ахри-манья. Оба эти бога способны творить, но если создания Ахуры-мазды чисты, полезны и прекрасны, то порождения Ахри-манью – "нечисты", вредны и отвратительны. И долг человека – заботиться о "чистых" животных и всюду, где только можно истреблять "нечистых"…

Свое отвращение к свинине, согласно этой теории, евреи вполне могли приобрести в Еипте, так как именно древние египтяне считали свиней "нечистыми" животными – но не потому, что они все время возятся в грязи, а поскольку были убеждены, что свиньи спариваются в час лунного затмения, когда мир оказывается во власти демонических сил. В древнеегипетских источниках можно встретить утверждения, что причиной проказы является потребление свиного молока. И если вспомнить, что как народ евреи начали формироваться именно в период "египетского рабства", то сам собой напрашивается вывод о том, что они могли перенять у египтян многие их взгляды и обычаи. А помимо свинины, египтяне, по мнению историков, питали отвращение к ослам и целому ряду рыб и морской живности, то есть к тем обитателя суши и моря, которые Тора объявляет "мерзостью".

Несостоятельность этой теории происхождения законов кашрута подробно, шаг за шагом доказывается в знаменитом труде Иехизкиэля Кауфмана "История еврейской веры".

Сама попытка провести параллель между еврейским монотеизмом и дуалистическим, то есть языческим по своей сути зороастризмом, согласно Кауфману, просто смешна и не выдерживает критики. Если зороастризм и в самом деле считает одних, "чистых" животных порождением Ахура-мазды, а других – "нечистых" – Ахру-маньи, то с точки зрения иудаизма все живые существа во Вселенной созданы одним Богом, и каждое живое существо занимает свое особое место в мироздании, каждое по-своему полезно и прекрасно, даже если человек не всегда осознает красоту и полезность тех или иных творений Всевышнего.

Поэтому, в отличие от зороастрийцев и древних египтян, евреи отнюдь не считают свиней, ослов, кроликов и других запрещенных им в пищу животных порождениями зла, источниками демонической энергии и т. д. И, соответственно, никогда не настаивали на их истреблении. Более того – одна из заповедей Торы, требующих гуманного обращения с животными иллюстрируется именно на примере столь ненавистного египтянам осла:

«Если завидишь осла ненавистника твоего лежащим под ношею своею, разве оставишь его без помощи? Помоги непременно: развьючьте осла вместе…» (Исход, 23:5)

Нигде в «Пятикнижии» и «Ветхом Завете» в целом не запрещается прикасаться к «нечистым» животным, так как это, якобы, может привести к каким-либо заболеваниям или повлечь за собой несчастья вследствие исходящей от этих существ некой отрицательной, «демонической» энергии. Нет, речь идет исключительно о запрете употребления этих существ в пищу, причем о запрете, данном, как уже было сказано, исключительно евреям. На основе этих аргументов И. Кауфман и приходит к выводу о том, что попытки представить пищевые запреты Библии как возведение в ранг закона первобытных верований предков еврейского народа, равно как и попытки провести параллели между иудаизмом и языческими религиями древности, совершенно безосновательны.