Текст книги "Джентльмен. Настольная книга изящного мужчины (сборник)"

С кем должно обращаться?

Но с кем всего более надобно обращаться? И на сей вопрос можно отвечать, смотря по особенному положению каждого человека. Если выбор бывает в вашей власти (что действительно бывает чаще, нежели мы думаем), то должно для обращения избирать людей благоразумнейших; должно избирать таких людей, от коих бы можно чему-нибудь научиться, которые бы нам не льстили и были бы благоразумнее нас. Но обыкновенно для нас приятно видеть вокруг себя подчиненных духов, движущихся по мановению нашего гения. Посему-то мы всегда остаемся теми же, чем были прежде, и никогда не делаем дальнейших успехов ни в благоразумии, ни в добродетели.

Правда, бывает иногда полезно и наставительно находиться между людьми различных способностей. Иногда мы обязаны обращаться не только с теми, от коих сами можем чему-нибудь научиться, но и с теми, кои бы могли заимствовать что-либо от нас и которые имеют право сего от нас требовать. Но сия угодливость не должна простираться до такой степени, чтобы повредить нравственному отчету, который мы должны дать себе некогда в употреблении нашего времени и в обязанности стараться о нашем усовершенствовании.

Об обращении в больших и малых городах и в деревне

Тон, господствующий в обществах, есть весьма странное дело. Предрассудки, тщеславие, обычай, важность, страсть к подражанию и другие бесчисленные обстоятельства имеют на него великое влияние. Люди, которые живут в одном и том же месте, год от года видятся, исправляют взаимные дела свои одинаковым образом, разговаривают беспрестанно об одних и тех же предметах, нередко наводят себе и другим несносную скуку. При всем том они почитают себя обязанными продолжать такой род жизни. Доставляет ли истинное удовольствие большая часть блестящих обществ хоть одному из своих соучастников?

Из числа пятидесяти особ, всякий вечер имеющих в руках карты, играют ли хотя бы десять с истинною охотой? Тем непростительнее людям, живущим в малых городах, особливо в деревнях, налагать на себя таковое мучительное бремя скуки из одного только подражания тону столицы. Первою обязанностью того, кто пользуется некоторым уважением у своих сограждан и соседей, должно быть то, чтобы прилагать старание об уничтожении сего бремени. Но тот, который не пользуется таковым преимуществом, попадая в подобное общество, никоим образом не должен угрюмостью или досадою умножать беспокойство своих собеседников или хозяина, или пребывать в беспрестанном безмолвии. Гораздо лучше в таком случае показать себя знатоком в искусстве, много говорить, ничего не сказав, и по крайней мере оказать ту услугу обществу, чтобы пустословием своим не допустить собеседников к пересудам.

Недостаток удовольствия в обращении с таковыми людьми может быть вознагражден занимательною перепискою с отсутствующими друзьями и благоразумным распределением времени, препровождая некоторую часть которого в тишине кабинета своего. Нет ничего приятнее того, когда в деревне, по проведении дня в занятиях полезных, собираются к вечеру несколько людей для приятной прогулки, веселых шуток и свободных разговоров.

Но что может быть ужаснее того (что, к сожалению, весьма обыкновенно), когда люди, живущие в малых городах и деревнях и обязанные ежедневно находиться в беспрерывных друг с другом сношениях, живут в вечной распре, и притом не имея такого достатка, чтобы в состоянии были составить свой собственный круг знакомства? Жизнь таковых людей должна быть исполнена адских мучений. В таком случае советую быть снисходительным, гибким, осторожным, благоразумным, и, дабы предупредить всякое недоразумение, отвращение и скуку, должно соблюдать в обращении с другими наивозможнейшую осмотрительность.

Но нигде не имеем мы более причины быть осторожными в словах и поступках, как в малых городах и там, где господствует провинциальный тон; ибо в сих местах люди, имея мало развлечений, заботятся только об осуждении чужих поступков. В многолюдных, больших городах можно жить вовсе неприметно и совершенно по собственной склонности. Там многие мелочные отношения вовсе не нужны; никто нас не замечает, никто о нас не расспрашивает. Там какой-нибудь анекдот не может занимать людей недель шесть кряду. Всякий исправляет дела свои и избирает для себя род жизни соответственно состоянию своему и склонностям. В малых городах, напротив, принуждены бываем со многими, иногда крайне скучными боярами вести строгий расчет в визитах и контрвизитах, которые иногда начинаются уже с утра и продолжаются до полуночи.

В чужих краях

Осторожность в чужих краях и городах во многих отношениях бывает весьма необходима. Если мы в оных ищем наставлений или каких-нибудь выгод, или одного только удовольствия, то никоим образом не должны пренебрегать известными отношениями. В первом случае, т. е. когда мы путешествуем для своего образования, само собою разумеется, что должно обращать внимание преимущественно на то, в каком государстве мы находимся и можно ли без опасения свободно судить и разведывать обо всем. К сожалению, есть и в Германии такие области, в коих правительство неохотно смотрит и даже строго взыскивает, если обнаруживаются какие-нибудь государственные тайны. Здесь необходимо нужна осмотрительность, как в разговорах и расспросах, так и в выборе людей, с которыми вступаешь в связь. Впрочем, должно заметить, что очень немногие путешественники имеют надобность разведывать о внутреннем устройстве чужих земель. Но безрассудное любопытство или какая-то беспокойная заботливость заставляет ныне людей оставлять свое отечество для того, чтобы в чужих трактирах, почтовых дворах, клубах и кабинетах угрюмых литераторов собрать несколько пустых анекдотов и потом выдавать их в свете; между тем как они дома провели бы время с большею пользой, если бы только захотели печься о благе собственном и других людей.

Само собою разумеется, что предосторожность сия должна быть употреблена в таком случае, когда мы в чужом государстве чего-нибудь домогаемся или что-либо разведываем. Поскольку тогда гораздо более обращается на нас внимание, то мы должны избегать обхождения с такими людьми, которые, ропща на правительство, столь охотно входят в связь со всяким чужестранцем потому, что неблагоразумным поведением между своими согражданами они, может быть, обесславили имя свое и тем преградили себе путь к гражданским выгодам, которыми, впрочем, внешне пренебрегают они, как лисица – виноградом. Такие люди навязываются путешественникам в трактирах или в других местах, расхаживают с ними по городским улицам, надеясь чрез то самое заставлять других догадываться о связях своих с чужестранцами. Путешественник, который в одном каком-либо городе намерен пробыть несколько дней, может без вреда обращаться с сими по большей части весьма болтливыми и наполненными анекдотами людьми, и никакой благоразумный человек порицать его в том не станет. Но кто намерен долее пробыть в каком-нибудь городе и желает иметь доступ в лучшие общества или окончить какое-нибудь дело, тому бы я советовал в выборе своего общества уважать также и мнение публики.

Во всяком почти городе находятся недовольные партии либо правительством, либо обществом. Сии люди считают себя мало уважаемыми или большею частью бывают беспокойные умы, злословы, безрассудные притязатели, коварны или неблагонамеренны. Если их собственные сограждане по какой-нибудь из сих причин будут их избегать, то они стараются между собою составить некоторый союз, в который всячески стараются для усиления собственного ласкательствами вовлекать людей благородных и благоразумных. Вообще не должно входить в связи с таковыми людьми и избегать сколь возможно того, что может назваться партией, если хочешь жить приятно.

Правила при взаимной переписке

Переписка есть письменное обращение. Почти все, что я сказал о личном обращении, можно применить и к переписке. Если мы не должны слишком распространять круга своих знакомств в личном обращении, то равным образом не должны обременять себя излишнею перепиской; ибо сие бесполезно и сверх того сопряжено с утратою времени и издержками. Должно соблюдать такую же осмотрительность в выборе тех, с которыми мы вступаем в дружескую переписку, как и в выборе книг и лиц для ежедневного нашего обращения. Должно всегда избегать всего, что не может доставить пользы или удовольствия тому, к кому пишется. Осторожность в письмах советую соблюдать гораздо большую, нежели в разговорах. Не меньшую осторожность должно соблюдать в отношении полученных писем. Едва поверить можно, сколько огорчений, раздоров и недоразумений произойти может от пренебрежения сего правила. Часто одно словцо, написанное необдуманно, одна по неосторожности оставленная бумажка нарушает спокойствие какого-нибудь человека, а иногда и на годы мирное состояние целого семейства. Письменные сплетни, неосновательные слухи, преждевременно сообщаемые, могут причинить бесконечный вред и привести в подозрение самого честного человека.

Итак, советую соблюдать всевозможную предосторожность в письмах всякого рода. Повторяю еще раз, что устно сказанное словцо рано или поздно приходит в забвение, но написанное даже по прошествии нескольких лет может произвести столь худые последствия, что отразятся даже на потомстве.

Письма, требующие надежного и скорого доставления, должно всегда отправлять обыкновенным образом по почте или с нарочным; но никогда для сбережения издержек не надо доверять их путешественникам или пересылать по какому-либо случаю или в чужом конверте. Не слишком можно полагаться на точность людей. Не читай, если только можно, в присутствии других полученных писем. Сего требует и учтивость, и осторожность: дабы по изменениям твоего лица люди не могли понять содержания письма. Всегда представляй себе (и это доставит тебе в некотором отношении пользу), что большая часть людей и вполовину не имеют тех добрых качеств, какие приписывают им друзья их, и несравненно менее дурны, нежели как о них говорят их недоброжелатели.

Как должно судить о людях

Суди о людях не по словам, а по делам их! Но для сих наблюдений избирай такие минуты, в которые бы они вовсе не подозревали тебя в примечании над их поступками! Обращай внимательное око более на мелочные черты, нежели на главные деяния, которые каждый показывает в наибольшем блеске. Надобно обращать внимание на расположение здравого человека, которое показывает он при пробуждении ото сна утром, когда еще тело и душа представляются в ночной их одежде. Обращай внимание даже и на то, любит ли он пить и есть слишком грубые и простые или утонченные, приправленные и весьма изысканные кушанья! Примечай походку и осанку его! Охотнее ли он идет дорогою один или рука в руку с другими; ходит ли он прямо или сбивает с дороги своего товарища, иногда толкая других и наступая им на ноги. Замечай, делает ли он хоть один шаг сам собою или всегда любит общество; всегда и во всем полагается на других и в самых малостях требует у чужого совета и выведывает, как поступает в таком случае сосед его или товарищ. Любит ли он открытые двери и окна, свет чистый и речь громкую и ясную, или нет? Если он что-нибудь роняет, то вдруг ли опять подхватывает или оставляет лежать дотоле, пока случайно не поднимет его. Не охотник ли он перебивать посторонние речи, не давая никому выговорить ни слова. Не скромничает ли он только с намерением, когда отзывает людей на сторону для того только, чтобы шепнуть им какой-нибудь пустяк; не берется ли он все решить и т. д.

Самый почерк письма многих людей носит на себе печать их характера. Все дети, которых я учил писать, писали с моего почерка; однако же по мере того, как склонности их мало-помалу раскрывались, то всякий из них приобретал собственный почерк. С первого взгляда сей почерк казался одинаковым; но, обратив на него более внимания и рассмотрев ближе, и притом зная их лично, находил я в одном леность, а в другом вялость или неопределенность, ветреность, постоянство, склонность к порядку или какое-нибудь другое свойство. Все сии наблюдения соединяй вместе; но не будь столько несправедлив, чтобы по каждой из сих черт в отдельности судить о целом характере.

Не будь стишком пристрастен к тем людям, которые оказываются к тебе ласковее других.

Не прежде полагайся на верную, постоянную любовь и дружбу, как по испытаниях, стоивших пожертвований. Большая часть людей, по-видимому, искренно нам преданных, избегают нас, коль скоро должны пожертвовать нам какою-нибудь любимой склонностью. Итак, не теряй из виду и сего замечания, когда хочешь узнать, сколь важен для нас какой-нибудь человек. Искусство удовлетворять любимым нашим склонностям весьма легко, но трудно приобрести навыки делать пожертвования в пользу других.

Могут ли сии правила быть применены ко всякому случаю?

Все сии общие, равно как и следующие особенные правила и многие другие, которые для сокращения сей книги оставляю собственному размышлению читателя, сводятся к тому, чтобы обхождение сделать приятным и тем самым облегчить жизнь нашу среди людей. Но если кто-нибудь по особенным причинам не может сообразоваться с некоторыми из оных, в таком случае, по всей справедливости, должно позволить всякому искать себе благополучия по соображениям собственным. Никому не станем навязывать наших правил. Кто не гоняется за благосклонностью вельмож, всеобщею похвалой, блистательною славой; кто, смотря по политическому и экономическому или по каким-либо другим отношениям, не имеет причины распространять круга знакомства; кто по старости или слабости избегает сообщества людей, – для того вовсе не нужны правила для обращения. Следовательно, мы по всей справедливости не должны ни от кого требовать, чтобы он соображался с нашими обычаями; но всякому должны позволить продолжать собственный его путь. Ибо, если благополучие каждого человека зависит от собственных его понятий о благополучии, то весьма бы жестоко было принуждать кого-нибудь к счастью против его воли. Весьма забавно иногда смотреть, как толпа пустых голов издевается над человеком благоразумным, который не чувствует побуждения или малейшего расположения применяться к тону их обращения; но, довольствуясь вполне отдельным бытием своим, не хочет всякому глупцу жертвовать драгоценным временем.

Если мы не намерены быть рабами общества, то не станем подражать тем праздным людям, которые не знают ничего лучшего, как только с постели переходить к туалету, оттуда за стол, из-за стола – за карты; из-за карт опять к столу и, наконец, из-за стола – в постель, то, без сомнения, навлечем на себя их негодование за то, что не хотим подражать их образу жизни и пожертвовать высшими обязанностями нашими в пользу общества. Но, мне кажется, это не значит отчуждать себя от общества, если мы останемся дома для занятий полезных, в которых обязаны дать отчет совести нашей.

В какой степени могут и женщины руководствоваться сими правилами

Теперь приступим к общественным правилам обращения. Однако же приведем сперва еще одно замечание! Если бы я исключительно или хотя бы преимущественно писал для женщин, то многие из сих правил либо вовсе упустил бы, либо представил бы в другом виде, или заменил бы их другими, которые тогда для мужчин были бы менее полезны. Но это было бы совершенно противно цели моего сочинения. Благоразумные женщины сами могут преподавать своему полу лучшее наставление в том, как вести себя в обществе. Этот труд для мужчин был бы вовсе бесполезен. Но если прекрасный пол найдет в сих листках что-нибудь для себя полезное, то сие вознаградит достаточно труды, употребленные мною для сего сочинения. Впрочем, многие отношения в обращении женском для нас, мужчин, вовсе не нужны. Они более зависят от внешней репутации и не могут быть слишком предупредительны. С одной стороны, вменяют им гораздо более неосторожности, а с другой, гораздо менее причуд. Поступки их ранее приобретают для них особый смысл, между тем как отроку и юноше еще многие неосторожности извинительны. Жизнь их ограничивается домашним кругом; напротив того, положение мужчины, собственно, связывает его тесно с государством и обширным гражданским обществом. И потому бывают добродетели и пороки, деяния и уклонения, которые для одного пола производят совсем иные следствия, нежели для другого. Но обо всем том женщинам столь много хорошего наговорено в других книгах, что всякое дальнейшее о сем распространение было бы здесь не у места.

Полезно и занимательно, обращаясь с другими людьми, не забывать и обращения с самим собою

Обязанности по отношению к нам самим суть самые важнейшие и должны занять необходимо первое место, следовательно, и обращение с нашей собственною особой всегда должно быть для нас полезнейшим и занимательнейшим. Итак, непростительно, если мы, теряясь в вихре общественной жизни, в непрестанном обхождении с другими не радеем об обращении с самим собой; убегаем от самих себя, не печемся должным образом об образовании своей личности, а заботимся только о делах для нас чуждых. Кто ежедневно посещает чужие дома, тот делается чуждым в своем собственном; кто проводит жизнь рассеянную – тот чужд в собственном сердце; в толпе праздных людей принужден бывает убивать скуку свою, лишается доверия к самому себе и не знает, куда себя деть, когда бывает один. Кто ищет таких только обществ, где бы ему льстили, – тот заглушает в себе, наконец, чувство к истине, и она становится для него несносной. В то время, когда совесть напоминает ему о вещах для него неприятных, он в рассеянном вихре жизни стремится заглушить благодетельный глас истины.

Бывают такие минуты, в которые мы сами для себя бываем себе всего нужнее

Итак, берегись оставлять вернейшего твоего друга, т. е. самого себя, так чтобы сей верный друг твой не оставил тебя в то время, когда ты будешь иметь в нем нужду. Да! Бывают минуты, в которые ты сам себя оставить не должен, хотя и все тебя оставляют. Бывают минуты, говорю я, в которые обращение с самим собою есть единственная отрада. И что же будет с тобою, когда ты, пребывая в раздоре с собственным твоим сердцем, получишь и с сей стороны отказ во всяком утешении и помощи?

В обращении с самим собою будь столь же разборчив, беспристрастен и справедлив, как и с другими людьми

Но если ты хочешь найти отраду, счастье и спокойствие в обращении с самим собою, то сие обращение должно быть столь же разборчиво, справедливо и строго, как и с другими людьми. Посему не надобно огорчать и унижать себя в собственных глазах своих; не надобно презирать себя или излишней лестью уклоняться от своего усовершенствования.

Старайся о сохранении своего здоровья, но не предавайся неге

Пекись о здравии телесном и душевном, но не изнеживай слишком ни тело, ни душу. Кто не дорожит своим здоровьем, тот теряет такое благо, которое одно часто бывает достаточно, дабы возвысить его превыше людей и судьбы, и без которого все земные сокровища суть один только прах.

«Без сего драгоценного достояния все сокровища внушают единое сожаление о невозможности ими воспользоваться. Безрассудные! Мы расточаем сие благо, почитая его неистощимым! Юность есть тот возраст, в котором наиболее нужно утвердиться, и во время оной мы наиболее о нем не радеем». По словам Лабрюйера, мы употребляем одну часть нашей жизни на то, чтобы сделать злополучною другую.

Здравие состоит в чистейшей, легкой деятельности и истинной, но не роскошной силе. Человек стремится к сему здравию из уважения к духу, которого спокойное развитие, чистейшее ощущение и внешние действия зависят от здравия телесного. Отсюда возникает первая заповедь нравственного человека: «храни жизнь свою: храни ее не только для того, чтобы жить и наслаждаться жизнью, но и для того, что она принадлежит лицу твоему; что она есть необходимое условие твоей деятельности». Отсюда следует, что примирение с жизнью есть нравственная обязанность к самому себе, равно как и сохранение истинного ее достоинства. А посему в таком положении мы не должны питать в себе желания смерти, в которые ввергают нас ребяческие слабости и страстные мечты. Вторая нравственная заповедь: «пекись о своем здравии, или сохраняй тело свое в чистейшей деятельности, и через то самое делай его способным к нравственному действию. Ибо здравие само по себе, как чувственное благосостояние, не имеет никакого внутреннего достоинства; но оно имеет свою цену как средство к исполнению своих обязанностей, т. е. как основание деятельности разума. Посему единственно из уважения к душе и свободе нашей обязаны мы сохранять здравие. Оно есть необходимое условие к чистейшему ощущению, к истинному чувству, к непоколебимой силе и, наконец, к свободному исполнению познанного добра. Когда тело находится во всей полноте и истинной силе своей (что почти не принимают во внимание наши расслабленные современники), тогда оно не только безопасно для духа, но еще служит к обузданию гибельной фантазии».

Но кто страшится малейшего дуновения ветра и избегает всякого напряжения сил своих, тот ведет жизнь несносную, бесчувственную и тщетно старается искусством заменить потерю сил естественных.

«Если, – говорит Вейс (там же, стр. 182), – сохранение своего здравия должно быть одной из существенных обязанностей наших, то излишнее старание об оном становится пороком. Можно жертвовать для сего некоторыми удовольствиями, но обязанностью – никогда; а сделать его преимущественным, единственным предметом наших стараний означает более крайнюю робость духа, нежели благоразумие».

Кто предается всегдашнему волнению страстей своих и беспрестанно напрягает силы душевные, тот часто принужден бывает оплакивать потерю растраченного драгоценного времени, удобного к открытиям. Но кто разум и память свою оставляет в непрестанной дремоте, или кто страшится самого малейшего сопротивления и всякого неприятного усилия, тот не только лишается истинного наслаждения, но погибает невозвратно, особенно там, где дело доходит до усилий, смелости и решительности.

Опасайся мечтательных мучений, душевных и телесных! Не унывай ни в каком неблагоприятном для тебя приключении или при естественном недуге! Будь бодр, спокоен! В мире сем нет ничего постоянного, непременного. Все преодолевается терпением; все приходит в забвение, если внимание обращается на другой предмет.

Сохраняй уважение и доверие к самому себе

Уважай самого себя, если хочешь заслужить уважение от других! Поступай во всем благопристойно! Не делай и втайне ничего такого, чего бы ты должен был стыдиться в присутствии других людей, и не столько для того, чтобы достойно выглядеть в глазах других, сколько для того, чтобы снискать собственное уважение. Соблюдай приличие во внешних поступках и одеянии, не поблажай себе и тогда, когда ты находишься даже наедине с собой.

Джентльмены играют в футбол. 1900-е гг.

«Вообще-то я не люблю игры на открытом воздухе. За исключением домино. Я сыграл несколько партий в домино в кафе на парижских бульварах»

(Оскар Уайльд)

«Лорд Бэкон говорит, что приятная наружность есть непременное одобрительное письмо.

Она есть приятный предвестник человеческого достоинства и приуготовляет для него путь жизни».

Не ходи в замаранной и изорванной одежде! Наблюдай приличия в походке; избегай в оной всяких грубых телодвижений, даже и в то время, когда никто тебя не примечает.

«Желание нравиться есть половина науки быть в обществе приятным», – говорит сей же писатель под статьею о приятностях, и далее: «Поступки благородного человека должны быть благопристойны и действия его исполнены приятности. Он наипаче должен стараться о поступках и приемах своих, когда вступает в беседу, чтобы они были почтительны без низости; свободны без чрезмерной вольности; благородны без принужденности и вкрадчивости; но чтобы под ними не скрывалось никакого коварного намерения. Как мужчины, так и женщины более следуют внушению своего сердца, нежели рассудка. Путь к сердцу находим мы через чувства. Старайся понравиться глазам и слуху, тогда можешь считать, что половина дела сделана».

Не забывай своего собственного достоинства! Не теряй никогда веры в самого себя; не теряй сознание твоего достоинства – достоинства человека – и чувствуй, что хотя не равняешься ты многим людям в благоразумии и дарованиях, но по крайней мере не уступаешь никому в добросердечии и ревностном стремлении к сим совершенствам.

Сознавайся в своих недостатках; и при встречающихся затруднениях не должно отчаиваться в случае неуспеха на жизненном поприще

Не отчаивайся и не унывай, если ты не в состоянии достигнуть той нравственной или умственной ступени величия, на которой стоят другие! Не будь столько несправедлив к самому себе, чтобы не чувствовать тех преимуществ, которыми ты в состоянии блеснуть перед другими! И хотя бы этого не было, ужели мы все должны быть великими?

Не предавайся также страсти господствовать над другими и играть главную, блистательную роль! Да знаешь ли ты, как дорого иногда приходится платить за нее! Я знаю, сколь трудно истребить страсть сделаться великим человеком при внутреннем сознании силы и истинного достоинства.

Живя между людьми ограниченных дарований; видя, сколь мало они ценят и сознают наше достоинство; сколь мало притом имеем мы на них влияния и с каким презрением, наконец, смотрят на нас сии жалкие невежды, которые достигают всего без малейших усилий, – правда, сознавать это бывает для нас весьма прискорбно. Но не то ли самое встречается и во всех других состояниях? Ты желал бы служить государству, но не имеешь ни связей, ни пути к достижению этой цели. Тебе хотелось бы жить пышно, но с одной стороны недостатки твои, а с другой стороны заботы домашние стесняют дух твой. Таким образом помыслы твои обращаются в ничто. Ты глубоко чувствуешь, как разрушаются твои пожелания, но никогда не можешь решиться отступить от правил честности. Все это я чувствую вместе с тобою. Но не теряй, однако же, бодрости, веры в самого себя и провидение! Бог да сохранит тебя от сего гибельного несчастья! Есть величие – и кто его достигнуть может, тот действительно превыше всех. Сие величие независимо от людей, превратности судьбы и внешнего уважения. Оно основывается на сознании внутреннем, и чувство оного усиливается в нас тем более, чем менее признается другими.

Будь приятным собеседником самому себе

Будь приятным собеседником самому себе. Не наводи себе скуки, т. е. никогда не будь совершенно праздным.

«Не упускай удобного времени» – есть драгоценное правило, которое должно всегда и везде руководить нашими поступками. «Время, – говорит Эдуард Юнг, – распределено для нас, так сказать, мелкими частицами; каждое мгновение обязуется как бы клятвою пред судьбой хранить глубокое молчание о нашей участи, доколе сама она не присоединится к течению нашей жизни; между тем будущее содержит в тайне участь нашу; каждая переходящая минута может сделаться началом нашей вечности».

«Время, – говорит Честерфилд, – драгоценно, а жизнь кратка; следовательно, не должно терять ни единой минуты напрасно. Усовершенствование человека есть важное предопределение человека, а посему должно более всего пекись о достижении его в полной мере». «Есть простонародная пословица, – говорит тот же писатель, – что денежка рубль бережет; приноравливая сие изречение ко времени, советую не терять напрасно ни минуты, ибо минута сбережет целый час. Во весь день делай что-нибудь полезное, а не трать напрасно получасов и четвертей, коих в течение года наберется весьма много».

Не имей единственным предметом своей жизни только себя самого, но старайся извлекать из книг и из общения новые понятия. Нельзя представить себе, сколь односторонним и монотонным существом бываем мы, когда не выходим из круга собственных любимых наших понятий и с каким упорством в таком случае отвергаем все, что не несет на себе печати нашего образа мыслей. Самыми несносными собеседниками бываем мы, без сомнения, тогда, когда находимся в разногласии с нашим сердцем и совестью. Кто хочет в том увериться, тот пускай только обратит внимание на различие своих склонностей. Как скучны, рассеяны и сколь тягостны бываем мы для самих себя по проведении без пользы и, может быть, со вредом нескольких часов! Напротив того, сколь приятные мысли занимают нас вечером дня, с пользою нами проведенного!

Не льсти самому себе, но будь искренним и беспристрастным себе другом

Но не довольно быть любезным, приятным и занимательным собеседником самому себе; надобно быть чуждым всякому ласкательству и показывать себя вернейшим и искреннейшим другом самому себе. И если ты хочешь угождать себе столько же, сколько другим, то должен поставить для себя непременною обязанностью быть столь же строгим пред самим собой, как и перед другими.

Обыкновенно самим себе мы позволяем и извиняем то, что другим запрещаем. В собственных проступках, если только признаемся в них, виним мы судьбу или непреоборимую склонность; но к заблуждениям своих собратьев бываем менее снисходительны. Это, без сомнения, весьма несправедливо.

Будь столь же строг к самому себе, как и к другим

Не измеряй также достоинств своих только теми словами: «Я лучше того и другого, одинаковых со мною лет, состояния…» и пр., но измеряй их уровнем своих способностей, дарований, воспитания и теми случаями, которые имеешь ты к собственному усовершенствованию. В часы уединенные отчитывайся в оных пред самим собой и спрашивай себя как строгий судья: воспользовался ли ты сими мгновениями; употребил ли ты оные к высшему усовершенствованию?

Каким образом давать себе отчет в своей нравственности

«Усовершенствование человека, по естеству его, должно простираться в беспредельность. Какой бы степени совершенства мы ни достигали, как бы превыше других мы себя ни почитали, но всегда остается высшая степень, которая приближает нас более к недосягаемому в здешнем мире идеалу совершенства. Благородное сердце внимает внутреннему гласу, зовущему его к чему-то верховному, к гармоническому воссоединению с сим непостижимым духом. Человек, без сомнения, будет обретать в жизни новые подвиги, новое поприще к своему усовершенствованию, ко благу человечества. Скука и праздность для него чужды. Сладостное ощущение своего блаженства, проистекающее из уверенности в своем благонамерении, будет сопровождать его на всех путях жизни».