Текст книги "Джентльмен. Настольная книга изящного мужчины (сборник)"

Впрочем, можно иногда рекомендовать себя весьма с худой стороны, между тем как мы думаем, что все сказанное нами другим людям было весьма хорошо и кстати. Посему есть люди, которые бы чрезвычайно негодовали на то, если бы старались их уверить, что почитают их скромными, а другие почувствовали бы огорчение, когда бы их уверяли, что они здоровы.

О насмешниках и злословии

Кто старается приобрести постоянное уважение; кто заботится о том, чтобы разговор его никому не казался предосудительным и не обращался другим в тягость, – тот не должен употреблять и своих разговорах злословия, насмешек и язвительности и не привыкать к принятому тону пересмешек. Правда, это иногда может нравиться известным людям, и весьма часто; однако впоследствии презирают и бегут такого человека, который всегда хочет забавлять общество за счет других людей или даже за счет самой истины. И это, кажется мне, весьма справедливо. Ибо чувствительный и благоразумный человек должен иметь снисхождение к слабостям других людей. Он знает, сколь великий вред может иногда причинить одно, впрочем, незлонамеренное словцо, и желает всегда основательной и полезной беседы. Для него несносны пустые пересмешки. Но весьма легко привыкаешь к сему гнусному тону в так называемом большом свете. Всякие меры предосторожности не довольно достаточны к тому, чтобы предохранить себя от оного.

Приятный разговор джентльменов в парке. Гравюра из модного журнала. 1846 г.

«В разговоре следует касаться всего, не сосредоточиваясь ни на чем»

(Оскар Уайльд)

Впрочем, я не желаю воспретить все сатиры и не отрицаю, что некоторые глупости и несообразности в обращении менее дружеском могут быть исправлены тонкой, неоскорбительной и не слишком явно на счет кого-либо относящейся пересмешкой.

Наконец, далек я и от того, чтобы требовать от людей похвалы и извинений всех, даже явных проступков; лучше сказать, я никогда не доверял тем людям, которые, притворствуя самым явным образом, желают прикрывать все видом христианской любви. Такие люди по большей части бывают лицемеры, хотят выставлением хорошей стороны других людей заставить забыть их действительно причиненные им оскорбления или чрез то самое стараются достигнуть того, чтобы и к их проступкам были снисходительны.

Об анекдотах

Не будь слишком расточителен на анекдоты, особенно такие, коими легко можешь повредить чести какой-нибудь особы и которые ты знаешь только понаслышке. Весьма часто они бывают вовсе неосновательны или в преданиях своих столько искажены и увеличены, что представляются совершенно в другом виде. Величайший вред можно чрез сие нанести невинным, добрым людям и нередко самому себе причинить великую досаду.

Не переноси вестей из одного дома в другой

Остерегайся переносить вести из одного дома в другой и разглашать откровенные, застольные речи, семейные разговоры и собственные свои замечания о домашней жизни тех людей, с коими обращаешься. Хотя бы сие случилось собственно не из злого намерения, однако такая болтливость может возбудить к тебе недоверчивость и быть поводом к раздорам либо другим каким-нибудь неприятностям.

Будь осмотрителен в противоречии и порицании других

Будь осторожен в порицании и противоречии! Мало находится в свете таких вещей, которых нельзя было бы рассматривать с противоположных сторон. Предрассудки часто помрачают глаза самого благоразумнейшего человека, и весьма трудно мысленно представить себя совершенно на месте другого. Не будь слишком поспешен в суждении о поступках людей благоразумных, разве и самая скромность будет уверять тебя в превосходстве собственного твоего благоразумия; а сие убеждение не слишком благонадежно. Благоразумный человек бывает по большей части, если можно так сказать, живучее другого. Он противоборствует сильнейшим страстям; мало заботится о суждении публики и недостойным труда почитает защищать против клеветы добрую свою совесть. Впрочем, стоит только спросить: «Приносит ли такой человек какую-либо пользу обществу?». И если он действительно полезен, то только это должно заставить нас забыть все маловажные погрешности, происходящие от сильного стремления страстей, может быть, более вредные для него самого, нежели другим. Наипаче остерегайся взвешивать побудительные причины каждого доброго деяния! При таком расчете, может быть, многие и твои подвиги потеряли бы весьма много. О всяком добром деянии должно судить по его последствиям для общественной пользы.

Избегай вялости и излишней подробности в речах твоих

В разговорах твоих остерегайся наскучить вялостью или излишнею подробностью. Известный лаконизм, если только он не перерождается в сентенции или афоризмы, или в излишний разбор каждого слова; сей, говорю я, лаконизм, т. е. дар в кратких, но плодовитых словах выражать весьма много, поддерживать внимание упущением маловажных подробностей, иногда способность посредством живого представления сделать занимательным предмет сам по себе малозначащий, – вот прямое искусство общественного красноречия! Вообще не говори слишком много! Будь скуп на слова и не расточай познаний своих, дабы преждевременно не оскудеть в материях и не быть принужденным говорить о том, о чем бы надлежало тебе молчать, и тем наскучить собою другим! Допускай говорить и других людей, удели и им место в общем разговоре! Есть люди, которые, сами того не примечая, везде говорят без умолку, и если бы они находились в кругу пятидесяти особ, они бы и тогда овладели всем разговором. Сколь неприятно это для общества, столь же несносны обыкновения тех людей, которые с безмолвием вслушиваются в разговоры и, по-видимому, стараются только всякое неосторожное, в беспечном разговоре не совсем кстати сказанное словцо толковать в худую сторону.

Не говори о таких предметах, которые занимательны только для тебя одного

Есть люди, кои думают, что общества существуют для них, а не они для общества; кои требуют, чтобы публика их забавляла, доставляла им выгоды и оказывала услуги, не оплачивая, впрочем, ей ничем с своей стороны. Есть люди, которые жалуются на скуку, причиняемую им другими, не заботясь о том, не причиняют ли они сами подобной скуки другим; которые любят проводить в приятности свое время и охотно слушают всякие рассказы, а сами о доставлении взаимного удовольствия другим вовсе не заботятся. Но это столь же несправедливо, сколь тягостно.

Бывают еще и такие люди, которые непрестанно говорят только о самих себе, о своих домашних обстоятельствах, связях, делах и должностных занятиях; все умеют обращать к сим предметам и почерпать из них всякое сравнение, всякое подобие. В обществах смешанных сколь можно менее выставляй свои собственные обыкновения и тон, заимствованный от твоего воспитания и рода жизни! Не говори о таких предметах, которые, кроме тебя, едва ли могут быть занимательны! Остерегайся перенять ошибки тех людей, кои самих себя пересмеивают; это приводит в замешательство присутствующих и обнаруживает суетный эгоизм.

Не намекай на анекдоты, вовсе неизвестные для твоего соседа, или на какие-либо места из таких книг, которых он, вероятно, не читал. Не должно говорить на чужом языке, когда мы думаем, что в компании не все его разумеют. Учись применяться к тону общества, в котором находишься! Нет ничего отвратительнее, когда врач занимает молодых женщин своим собранием анатомических орудий или правовед – придворного обветшалыми законами Ливия Марция, а дряхлый ученый – открывшеюся в нем подагрою.

Часто случается быть нам в таких обществах, в которых трудно бывает возбудить занимательность. Но если благоразумный человек окружен глупцами, вовсе не имеющими вкуса к изящному, то он не виноват, если его не понимают. Он должен утешиться тем, что говорил о таких предметах, которые заслуживают внимание.

Об эгоизме

Итак, не говори слишком много о самом себе; разве в кругу искренних друзей твоих и притом тогда, когда ты уверен, что дело одного есть дело общее для каждого из них. Однако же берегись и тогда обнаруживать в глазах их самолюбие! Не говори о себе слишком много даже и тогда, когда добросердечные друзья твои из учтивости разговор свой относят к твоей особе или сочинениям и пр. Скромность есть одно из любезнейших свойств, производящее тем выгоднейшее впечатление, чем реже в наши времена становится сия добродетель. Итак, не читай своих сочинений каждому, даже если он того желает; не всякому показывай свои способности и не всякому открывай дела свои; а наипаче не давай ни отдаленнейшего повода к тому, чтобы тебя о том просили. Никому не будь в тягость своим обхождением, т. е. ни в каком обществе не показывай такого перевеса, чтобы другие должны были умолкнуть и показаться в худшем виде.

Не противоречь самому себе

Не противоречь самому себе в словах, так чтобы не утверждать того правила, коему противоположное ты когда-нибудь защищал! Можно переменить мнение свое о каком-нибудь предмете; однако же полезнее бы было в обществе судить о чем-нибудь решительно не прежде, как по соображении всех обстоятельств, служащих к защите или опровержению оного.

Не повторяй одного и того же и старайся изощрять свою память

Остерегайся впасть в ошибку тех людей, кои по недостатку памяти, либо по невниманию, или по чрезмерной приверженности к собственным выдумкам при всяком случае повторяют одни и те же анекдоты, шутки, острые сравнения и пр. Вообще очень полезно, особенно в обращении светском, изощрять свою память, дабы не приучаться записывать все то, что мы желали бы удержать в памяти.

Избегай обоюдности

Не вмешивай в разговоры свои двусмысленности и не намекай на такие предметы, которые бы могли возбудить отвращение или заставили бы краснеть стыдливость! Не одобряй также других, когда они делают сему подобное! Истинно образованный человек не может находить удовольствия в таких разговорах. Стыдливость, благонравие и отвращение к неблагопристойным словам должно соблюдать даже в обращении с мужчинами.

Избегай слишком обыкновенных поговорок

Не должно вмешивать в разговор слишком простых и обыкновенных поговорок, каковы, например: «Здравие есть драгоценное сокровище»; «Что медленно ведется, то хорошо удается» и пр. и пр. Такие пословицы крайне скучны, а иногда и ложны.

Есть такие «механические» люди, коих разговоры всегда почти состоят из известных формул, по которым они болтают, вовсе ни о чем не думая. Они находят тебя в постели при смерти и радуются тому, что видят тебя здоровым. Если ты покажешь им свой портрет, то они найдут, что он хотя весьма похож, но уже слишком давно снят. Что может быть скучнее сего и подобного тому пустословия?

Избегай бесполезных вопросов

Не досаждай пустыми вопросами тем, с коими ты обращаешься! Есть люди, кои не только из одного суетного любопытства, но даже по одной токмо привычке вопросами своими становятся для нас столь несносны, что вовсе невозможно обращаться с ними свойственным нам образом.

Учись сносить противоречия

Учись переносить противоречия! Не будь рабски предан своим мнениям! Не будь вспыльчив и груб в спорах даже и тогда, когда основательным твоим доводам противополагают насмешку и колкости. И в самом выгодном для тебя деле ты уже половину теряешь, не будучи хладнокровен, или по крайней мере в том нельзя удостоверить других.

Не говори о важных предметах в обществе веселом

В тех местах, куда сходятся для забавы, во время танцев, на зрелищах и пр. не говори ни с кем о домашних делах и еще менее о предметах скучных. В такие места собираются обыкновенно для развлечения, и потому непристойно было бы насильно кого-нибудь возвращать к повседневным его заботам.

О предметах, относящихся к религии

Само собою разумеется, что человек честный и благоразумный никогда не станет шутить над основательным учением религии даже и тогда, когда бы он имел несчастье действительно сомневаться в истине оного. Не надобно также издеваться и над церковными обрядами, строго соблюдаемыми некоторыми сектами вероисповедания, и над обрядами, которые многими почитаются за сущность самой религии. Должно уважать все, что в глазах других кажется достопочтенным. Надобно допускать всякому ту свободу в мыслях, которой мы требуем для себя сами. Не должно забывать, что, может быть, то самое, что мы называем просвещением, кажется другим невежеством. Надобно щадить предрассудки, служащие к успокоению других людей. Ничего не должно отнимать у других, не заменив отнимаемого чем-либо лучшим. Не должно забывать, что здесь, на земле, ограниченный наш разум весьма легко может ошибаться в отношении столь важнейших предметов; что хотя бы и недостаточную систему, на коей, однако же, основана вся нравственность, не так легко поколебать, не приведя в расстройство вместе и самого здравия. Наконец, не должно забывать, что о таких предметах судить в обществе вовсе не место.

Впрочем, мне кажется, в нынешние времена нередко с намерением избегают повода говорить о религии. Некоторые даже стыдятся выказывать горячность своего богопочитания, опасаясь почесться мало просвещенными, а другие принимают на себя вид богомудров и вовсе ничего не хотят говорить против фанатизма в намерении заслужить тем самым благосклонность людей набожных. Первое означает робость, последнее – лицемерие, но и то и другое недостойно честного человека.

Отзывайся с осторожностью о чужих недостатках

Если ты хочешь говорить о телесных, умственных и других каких-либо недостатках или рассказать анекдот насчет какого-либо смешного правила или предрассудка, или желаешь осмеять какое-нибудь состояние, то наперед осмотрись, нет ли кого-либо в обществе такого, к которому бы относились слова твои или который бы отнес сие порицание или насмешку на счет своих родственников или свой собственный.

Не должно издеваться над чьим-нибудь станом, ростом и безобразием, ибо сие не зависит от власти человеческой. Нет ничего оскорбительнее, досаднее и несноснее для человека, который, по несчастью имея несколько странную наружность, тем самым навлекает на себя насмешки и отчуждение от общества. Людям, которые хотя несколько знакомы с большим светом и жили между людьми различных видов и состояний, казалось бы, вовсе не нужно о сем напоминать. Но, к сожалению, встречаются иногда, даже между знатными особами, а наипаче между женщинами такие, которые столь мало имеют понятия о благопристойности и справедливости, что не в состоянии скрыть впечатлений, производимых в них странною наружностью. Это есть слабость. И если рассудить, сколь относительны и сколь разнообразны бывают понятия о красоте и безобразии; сколь мало основательна и ненадежна наша физиогномическая наука; и сколь часто под какою-нибудь отвратительною наружностью скрывается благородное пламенное сердце, тонкий и проницательный ум, – то легко увидеть можно, что весьма редко мы можем иметь право основывать вредные последствия на внешнем виде человека, и никогда не должны первые впечатления, производимые в нас таким видом, к чему-либо прискорбию обнаруживать смехом или другим каким-либо образом.

Впрочем, кроме необыкновенной наружности, могут нам казаться странными в человеке еще другие предметы, например, смешные, нелепые, отвратительные ухватки, обороты, кривляния, незнание известных обыкновений, неосмотрительность в поступках, странная одежда и пр. Не меньшею неблагопристойностью можно почесть и то, когда даем заметить сии несообразности смехом или иными знаками другим людям, и чрез то беднягу, и без того уже чувствующего свои недостатки, приводим в еще большее замешательство.

Другие правила предосторожности

Если хочешь говорить в обществе с другом своим о ком-нибудь из присутствующих (хотя сие, как и шептание на ухо, вообще неприлично), то по крайней мере остерегайся смотреть на ту особу, о которой ты говоришь. А если и тебе хочется услышать, о чем говорят в некотором от тебя расстоянии, то и тогда не обращай туда глаз своих, иначе ты обратишь на себя внимание общества, ибо слушают ушами, а не глазами.

Не напоминай никому о вещах для него неприятных

Остерегайся без необходимости напоминать людям, с которыми ты обращаешься, о неприятных для них вещах! Часто некое неблагоразумное участие заставляет людей расспрашивать нас о наших домашних и других для нас скучных делах, хотя, впрочем, помочь нам они не в состоянии и тем принуждают нас беспрестанно иметь перед глазами предметы, которые бы мы охотно желали забыть в обществе, где надеялись найти развлечение и успокоение от трудов житейских. Надобно иметь столько познаний человеческого сердца, чтобы быть в состоянии различать, можно ли какого-нибудь человека в минуту нашей с ним беседы, смотря по его темпераменту, положению и роду печали, такими разговорами развеселить, или грусть его не увеличится ли еще более. Остерегайся также обремененных горестною судьбой приводить в большее огорчение, представляя в мрачном виде бедственное их положение, которое переменить они не в силах. Есть такие незваные моралисты, которые находят удовольствие погашать в нас и последний луч надежды к достижению самой невинной и умеренной мечты нашего счастья.

Не принимай участия в чужих насмешках

Не показывай никакого участия, даже и неумышленною улыбкой, или лучше не обращай никакого внимания на то, когда кто-нибудь говорит другому неприятные вещи или старается стыдить его. Утонченность такого поступка бывает чувствуема и часто вознаграждается благодарностью.

О страсти к противоречию и спорам

О приверженности к парадоксам (утверждение противных мнений), о страсти к противоречиям и спорам, о ссылках на чьи-либо суждения и о доказательствах мнений и изречений других я буду говорить в главе третьей сей части, почему здесь о сем только напоминаю.

О молчаливости

Одна из важнейших добродетелей в общежитии, но которая ежедневно становится все реже, есть молчаливость. Ныне люди бывают столь бессовестны в обещаниях, уверениях и даже клятвах, что самые важнейшие тайны, вверяемые им под условием строжайшего молчания, разглашают повсюду бесстыднейшим образом. Многие, впрочем, не злонамеренные, но весьма легкомысленные люди никак не могут обуздать своей болтливости. Они забывают, что их именно просили о чем-либо молчать, и из одной только предосудительной неосторожности разглашают самые важнейшие тайны своих друзей в публичных местах, или, считая каждого, кто только малейшее обнаруживает к ним участие, верным другом, вверяют то, что не им, собственно, принадлежит, таким же легкомысленным людям, каковы они сами. Не менее безрассудно поступают такие люди и с собственными тайнами, предположениями и приключениями и тем самым нередко разрушают временное свое счастье и не достигают желаемой цели.

Не нужно доказывать, сколь вредно вообще такое неосторожное разглашение тайн собственных и чужих. Впрочем, есть множество других предметов, которые хотя, собственно, не суть тайны, однако по внушению рассудка надлежит и в оных хранить молчание. Много бывает еще и таких, разглашение коих хотя ни для кого не может быть полезно и занимательно, однако может быть в состоянии произвести для иных вредные последствия. Посему советую всегда хранить благоразумную молчаливость, которая, однако же, как важнейшая в общежитии добродетель, не должна перерождаться в смешную скрытность. Впрочем, по справедливости заметить должно, что в государстве деспотическом люди вообще молчаливее, нежели в том, где царствует свобода. Там недоверчивость и страх заставляют каждого молчать и быть скрытным, а здесь всякий следует стремлению своего сердца, изъясняется свободно. Если одну и ту же тайну нужно вверить многим людям, то и в таком случае должно требовать от них неограниченного молчания, дабы каждый из них думал, что он один только ею обладает, следовательно, он один обязан хранить ее свято и ненарушимо.

Иные люди имеют весьма дурную привычку объясняться неопределенно и ничего не обещать в то время, когда просишь их молчать о каком-либо открываемом им деле. В таком случае, полагаясь на их молчаливость, по своему чистосердечию мы рассказываем им все подробно. Сему поступку следовать не должно. Человек искренний объясняется без всякой скрытности и не прежде выслушивает нас, как уже объяснившись наперед, может ли он умолчать о вверяемой ему тайне или нет.

О красноречии и благопристойности

То, что французы называют contenance, т. е. всегдашнее хранение присутствия духа и согласие во внешних поступках, всегда одинаковое расположение, избежание стремительности и всех порывов страстей и опрометчивых поступков, – вот о чем наиболее должен стараться человек пылкого характера.

Великое дарование, приобретаемое только опытностью и вниманием, есть искусство выражаться определенно, правильно и плодовито, не слишком распространяясь в своих речах; предлагать что-нибудь с живостью, соображаясь при этом со способностями тех людей, с коими говорим; не наводить скуки, рассказывать забавно, не смеясь над собственными вымыслами; и предмет свой, смотря по обстоятельствам, представлять в важном или смешном виде и придавать ему естественные украшения, – сие, говорю я, искусство есть один из величайших даров, которыми только венчаются усилия человеческие. При этом надобно обращать внимание на все внешнее, особенно иметь во власти своей лицо. Если нам известно, что некоторые ужимки, например, во время смеха, придают лицу нашему отвратительный вид, то надобно их избегать. Осанка и телодвижения должны быть благородны. Не должно, подобно простолюдину, в разговорах маловажных и не выражающих никакой страсти, делать сильные движения головою, руками и пр., должно стоять прямо, смотреть прямо, но скромно в глаза людям, и не дергать за рукав, пуговицы или что-нибудь другое, либо беспрестанно перебирать пальцами. Словом, все, что только внушают утонченное воспитание и благоразумная осмотрительность, – все то принадлежит к приятности обращения. В таких вещах должно меньше всего позволять себе пренебрегать ни одним самым маловажным правилом, предписываемым благопристойностью, даже и в кругу семейном, дабы не привыкнуть к тому, против чего мы столь часто грешим и что почитаем великою тягостью, когда привыкли уже извинять собственное наше о том пренебрежение. Все сии мелочные правила обращения, к коим мы приучаемся с самого детства (о которых говорить здесь почитаю не у места), бывают столь значительны в глазах некоторых людей, что нередко мы находим свое счастье постоянным соблюдением оных.

О некоторых общественных приличиях

Есть еще другие маловажные неблагопристойности и несообразности в общественном обращении, которые могли бы быть неприятны и для нас, если бы происходили от другого лица, например, во время проповеди спать, на концерте болтать, шептать кому-то на ухо позади другого или давать ему такие намеки, которые бы первый мог принять на свой счет.

Вообще говорить на ухо другому в обществе, когда кто-нибудь смешно танцует или худо играет на каком-нибудь инструменте и тем самым возбуждает насмешки и скуку в присутствующих; либо, не понимая карточной игры или играя худо, приниматься за оную и тем испытывать терпение своих сотоварищей, или незнанием игры приводить их в убыток, – суть такие несообразности, коих избегать должно. Не заглядывай также в чужие бумаги! Многие не могут терпеть и того, чтобы присматривали за ними во время чтения или другого какого-либо занятия. Не должно также одному оставаться в той комнате, в которой лежат бумаги и деньги. Если две особы, идущие впереди меня, говорят тихо между собою, вовсе не примечая меня, то я обыкновенно произвожу некоторый шум, дабы не навлечь на себя подозрения в подслушивании и избавить их от всякого замешательства. Сколь ни маловажны сии, по-видимому, мелочные замечания, однако они много способствуют к приятности в обращении.

Как должно вести себя в скучном для нас обществе?

Часто случается, что разговоры других навлекают нам скуку. Рассудок, предосторожность и человеколюбие внушают нам в таком случае, когда нельзя уже избежать оных, прибегать к терпению и не обнаруживать своей досады какими-либо оскорбительными поступками. Чем незанимательнее разговор и чем болтливее наш собеседник, тем свободнее можно мыслить в продолжении его разговора о других вещах. Положим, и того бы не было! Но если в жизни своей мы теряем многие часы напрасно, то не обязаны ли сделать некоторое пожертвование в пользу того общества, в коем находимся? Не часто ли случается, что и мы сами, несмотря на мнимую важность наших разговоров, причиняем другим скуку своею словоохотливостью?

Ловкость в обращении

Некоторые люди ловкость в обращении и дар скоро приобретать знакомство и благосклонность других, кажется, получили с рождения. Напротив того, многие, несмотря на ежедневное их обращение с людьми всякого рода, в продолжение всей их жизни остаются застенчивыми и робкими. Правда, сия застенчивость происходит от недостаточного воспитания, а иногда бывает действием тайного тщеславия, которое перерождается в замешательство из опасения, что мы не можем блеснуть. Но многим сия робость пред чужими людьми, кажется, дана самою природою, и все старания, прилагаемые к ее истреблению, остаются безуспешными. Один владетельный князь, благороднейший и образованнейший из всех мужей, мне известных, и который, судя по внешности, действительно не должен бы опасаться чуждых впечатлений на других, уверял меня, что хотя он по званию своему с самой юности был окружаем множеством посторонних особ разного рода, однако же никогда не выходил в переднюю, наполненную ожидающими его придворными, не будучи на несколько минут приведен в некоторое замешательство. Впрочем, коль скоро минуется его застенчивость, то он начинает говорить со всяким ласково, откровенно, и притом о лучших вещах, нежели обыкновенно в таких случаях бывают предметом разговоров владетельных особ, например: погода, дурные дороги и пр. и пр.

Итак, известная ловкость в обращении и искусство казаться занимательным при первоначальном знакомстве; без принуждения входить в разговор со всяким человеком и, скоро узнав качества нашего собеседника, избирать предмет разговора для него интересный, – вот свойства, о приобретении коих должен стараться каждый! Однако же желательно, чтобы это не переродилось в бесстыдство и навязчивость вертопрахов, которые часто за общим столом в трактире узнают в несколько минут всю жизнь людей совершенно им чуждых и в замену того рассказывают им свою собственную, предлагают свои услуги и требуют взаимной. Главное дело состоит в том, чтобы с легкостью уметь применяться к чужому тону, ничего не выпячивать и не делать заметным того, что в том случае было бы непонятно и не возбудило бы внимания.

Избегай излишних требований

Во всяком обществе избегай излишних требований! Не должно слишком выпячивать себя, занимать собою всех людей и везде требовать предпочтения. Не надобно добиваться того, чтобы все обращали на нас особенное внимание; в противном случае мы принуждены будем везде почитать себя презираемыми и чрез то самое играть жалкую роль; причинять несносную скуку себе и другим и с прискорбием избегать взаимного обращения с другими людьми. Я знаю многих людей, которые если должны бывали показать себя с какой-нибудь выгодной стороны, то сие было не иначе, как сделавшись средоточием, вокруг коего должно было обращаться все прочее. Знаю много и таких, кои не могут терпеть в своем кругу тех, которые бы могли в чем-либо с ними равняться. Такие люди бывают великодушны, благородны, полезны, благодетельны и мудры, коль скоро на них только одних обращено внимание; но малодушны, низки, мстительны и слабы, если только ставят их наряду с прочими. Они подавляют всякое предприятие, задуманное не по их предначертанию, и, что всего страннее, оставляют без исполнения свое собственное, коль скоро отвлечет их в сей момент что-нибудь, на их взгляд, более привлекательное. Вот самое несчастное и вредное общелюбию расположение! Впрочем, я советую для счастья собственного и других людей сколь можно менее ожидать и требовать в общежитии.

Мужская мода XIX века. Гравюра из модного журнала. 1850-е гг.

«Во фраке и белом галстуке каждый, даже биржевой маклер, может сойти за культурного человека»

(Оскар Уайльд)

Об одежде

Доселе говорено было о благопристойности, приличных оборотах и вежливости во внешних поступках, скромности и умеренности; теперь скажем что-нибудь об одеянии. Одеяние должно быть сообразно нашему званию и состоянию. Оно не должно быть слишком пестрое, великолепное, дорогое и красивое. Не надобно отличаться ни старообрядным, ни всякому новомодному дурачеству подражающим платьем. Обращай на убор свой несколько больше внимания, когда ты намерен явиться в большое общество! Мы нередко приходим в замешательство, как скоро сознаемся, что одеты странно и неприлично.

Не должно носить чужого платья. Это по многим отношениям имеет самое вредное влияние на характер.

Часто ли или редко должно посещать общество?

Если спросят, часто или редко надобно являться в общество, то, конечно, судя по особенному положению, потребностям и многочисленным маловажным обстоятельствам людей, отвечать будут различно. Однако вообще можно принять за правило, что не должно навязываться и надоедать собою людям; а лучше заставлять всех спрашивать нас, почему мы так редко, нежели жаловаться, что мы так часто везде являемся. Для сего есть тонкое чувство (если только чрезмерное тщеславие и самолюбие не ослепляют глаз наших), которое нам подсказывает, охотно ли нас где принимают или мы в тягость: смотря по тому, как встречают нас в каком-либо доме дети и слуги, весьма легко можно заключить, каково расположены к нам сами господа или родители.

Впрочем, я советую (если можешь иметь столько над собою власти) сколько можно менее вступать в доверительные отношения, иметь маленький круг друзей и с крайнею осторожностью распространять его. Весьма легко во зло употребляют и оставляют нас люди, коль скоро становимся с ними искренними. Чтобы жить приятно, для сего всегда почти должно быть между другими людьми незнакомцем.

В таком случае будут нас щадить, уважать и искать нашего общества. Посему-то столь приятна бывает жизнь в больших городах, где каждый день можно видеть людей новых. Для человека, впрочем, незастенчивого весьма приятно находиться между незнакомцами. Там слышишь то, чего бы в другом месте не слыхал вовсе; никто за тобою не примечает, и можешь замечать все в тишине.

Всякое общество может быть для нас поучительным

Также советую я, как ради самого себя, так и для других людей, никогда не думать, что какое-либо общество столь худо или разговоры какого-либо человека так незначительны, что из оных нельзя ничему научиться или почерпнуть какую-либо материю для размышления и наблюдения. Не надобно везде требовать учености, утонченного образования; должно заставлять говорить, действовать и предпочитать обыкновенный здравый рассудок и прямодушие и входить в общества самого разнообразного рода людей. Таким образом приучаешься мало-помалу перенимать тон и расположение, которые, смотря по времени и обстоятельствам, бывают необходимо нужны.