Текст книги "Клады великой Сибири"

– А если укажу?

– Я даю клятву, что только отсеку тебе голову, а ее возьму себе в жены! – ответил китаец, в душе решивший во что бы то ни стало замучить врагов, несмотря на даваемую клятву.

Но Верлов сделал вид, что верит.

Опираясь на то, что спас Лиу-Пин-Юнга от руки Чи-Най-Чанга, он стал торговаться, нарочно затягивая время.

Китайский язык он знал в совершенстве, и все присутствующие прекрасно понимали его.

– Зачем тебе убивать меня? – говорил он. – Планы ты получишь обратно, Чи-Най-Чанг будет в твоих руках, а за нас ты получишь богатый выкуп. Я очень богат и прямо говорю, что дал бы тысячу лан тому, кто освободил бы нас от тебя!

При этой, нарочно сказанной фразе, глаза бонзы беспокойно забегали.

А что, если его дружина или часть ее примет к сведению слова Верлова?!

– Никто из китайцев не возьмет денег от слуг злого духа! – воскликнул он.

– Брось обманывать бедный народ! – сухо ответил Верлов. – Какой там злой дух? Мы, чужестранцы, придумали летающую машину из железа и шелку, а твой враг, у которого ты хотел похитить план клада…

– Молчи, собака! – взвизгнул яростно бонза. – Еще одно слово, и ты погибнешь от моего ножа!

– И откажешься от планов? – храбро рассмеялся Верлов.

– Взять их! – заревел бонза. – Вяжите этих собак!

В минуту Верлов и молодая девушка были связаны по рукам и ногам.

– Говори: где твоя машина?! – со скрежетом зубов стал допрашивать бонза.

«Теперь уже добежала!» – подумал Верлов. И громко добавил:

– Как я могу идти, когда у меня связаны ноги?

Этот ответ показался Лиу-Пин-Юнгу основательным, и он тотчас же приказал развязать ноги пленным.

– Показывай!

Подняв с земли почти бесчувственную девушку, два китайца взяли ее под мышки и повели рядом с Верловым.

И только тут бонза вспомнил про своего нового неожиданного врага.

– Га! – воскликнул он, подскакивая к Верлову. – А кто предупредил вас об опасности? Где эта маленькая девчонка, выдавшая нас?!

Верлов сделал удивленное лицо.

– Девчонка? – спросил он. – С нами не было никакой девчонки!

– Не было маленькой китайской девчонки? Она обогнала нас по дороге и исчезла потом неизвестно куда! Ты врешь, собака!

Верлов пожал плечами.

– Не понимаю, про что ты говоришь, – проговорил он, артистически разыгрывая комедию. – Я сам с пригорка увидел вас и бросился бежать…

– Но твой носильщик видел, как она подошла к вам! – воскликнул бонза.

– А-а! Ты вот про кого! – улыбнулся Верлов. – Мы случайно познакомились с этой девушкой в селении и дали ей немного денег за то, что она проводила нас до магазина. Она сначала не хотела, так как ей нужно было спешить в поле на работу к отцу. Правда, недавно она обогнала нас, поздоровалась и сообщила, что спешит к отцу, но тотчас же убежала.

– И ты не врешь? – подозрительно спросил бонза.

– Спроси носильщика. Она сказала нам лишь два слова.

Лиу-Пин-Юнг вызвал носильщика.

Но бедный малый ничего не слыхал.

Он подтвердил, что китаянка действительно пробежала мимо, сказав лишь два-три слова, кажется, приветствия.

Эти доводы и показания подействовали на бонзу, и тень недоверия сбежала с его лица.

– Ну, чего стали? Поворачивайтесь! – закричал он, спохватившись, что за разговорами непроизвольно потерял четверть часа.

Пленники и конвой медленно двинулись вперед.

Верлов напряженно всматривался в даль, думая свою тревожную думу.

И вдруг крик радости вырвался из его уст.

Верстах в двух впереди гордо поднимался над гаолянным полем воздушный корабль, работая всеми своими крыльями и винтами.

Взглянув по тому направлению, по которому смотрел Верлов, Лиу-Пин-Юнг задрожал от бешенства.

– А-а! Так вот зачем ты стрелял! – прохрипел он, зеленея. – Ну, погоди же! Я наслажусь вашей кровью! А эту машину я догоню, я знаю, куда она полетит!

Он с ненавистью взглядывал то на пленников, то вперед на улетавшего врага, бормоча проклятия и страшные обещания.

А воздушный корабль забирался все выше и выше.

Надежда закрадывалась в сердце молодой девушки.

– Ведь они спасут нас? Спасут? – шептала она.

– Конечно, спасут! – подбодрял ее Верлов, хотя на сердце у него и не было в том твердой уверенности. – Смотрите, смотрите: сигнальный флаг выбросили! Они заметили нас!

Остальные китайцы тоже заметили диковинный предмет, несшийся теперь высоко по воздуху, вне сферы ружейного огня.

В первую минуту они бросились было врассыпную, помертвев от страха, но голос Лиу-Пин-Юнга остановил и ободрил их.

– Разве я не говорил вам, что чудовище не опасно для нас, так как я уже прочитал заклятие! Трусы, подлые собаки! – заорал он.

Но, несмотря на это, сердце его трусливо билось.

Да и было чего бояться.

Быстро пролетев двухверстное расстояние, воздушный корабль остановился неподвижно над головами отряда и медленно стал спускаться.

– Стреляйте! Стреляйте скорее в чудовище! – заорал бонза вне себя от страха.

Несколько ружей, дрожа в руках, поднялось было вверх, но в эту секунду раздался отчаянный свист сирены, в воздухе что-то ухнуло, и недалеко от отряда со страшным громом, взметая землю и камни, разорвалась брошенная сверху торпеда.

Невзвидя света от страха, китайцы бросились с отчаянным воем врассыпную, стараясь укрыться в гаоляне, чтобы поскорее удрать от страшного чудовища.

«Что они, с ума сошли, что ли! Ведь этак они и нас прикокошат!» – с тревогой подумал Верлов.

Лиу-Пин-Юнг, растерянный и дрожащий, стоял словно приколдованный на месте, не зная, что предпринять и на что решиться.

А страшное чудовище спускалось все ниже и ниже.

Бонза понял, что теперь настала его гибель.

И вдруг отчаянная мысль пронеслась у него в мозгу.

– Они не убьют меня одного! – решил он. – Или я уведу моих пленных в село, где опасность исчезнет, или погибну вместе с ними!

Он выхватил длинный нож и подскочил к молодой девушке.

Схватив ее левой рукой за плечо, он приставил острие ножа к ее шее, чуть ниже черепа, с расчетом вонзить ей страшное оружие в мозжечок.

У Верлова захватило дух и подкосились ноги.

– Вперед! К селению! – крикнул ему бонза. – И кричи своим друзьям, что я заколю ее тотчас же, лишь только они захотят сделать мне зло!

Воздушный корабль стоял над их головами саженях в двадцати.

Надежда вспыхнула в сердце Верлова.

Зная, что Лиу-Пин-Юнг ничего не понимает по-русски, он кивнул в знак согласия головой, приложил ладони к губам и изо всей силы закричал:

– Ради бога осторожнее! Он убьет ее при малейшей попытке освобождения с вашей стороны! Не спускайте с него ружей и следите за мной!

Через секунду на корабле взвился сигнал: «поняли».

– Вперед к селению! – крикнул бонза.

Держа одной рукой Веру за плечо и не отнимая острия ножа от ее шеи, бонза пошел по гаоляну, подталкивая девушку и зорко наблюдая то за Верловым, шедшим рядом с ней, то за крылатым врагом.

Обдумывая свое положение, Верлов шел вперед, в свою очередь зорко наблюдая врага.

Лиу-Пин-Юнгу приходилось очень трудно.

Ему приходилось разделять свое внимание на три стороны и, кроме того, взглядывать себе под ноги, чтобы не споткнуться о какую-нибудь кочку.

Между тем в голове Верлова созрел отчаянный план.

Несмотря на то, что руки его были связаны, он решил во что бы то ни стало спасти свою возлюбленную ценою собственной жизни.

– Лишь только я подниму левую руку, падайте быстро на землю, только не по прямому направлению, а в сторону. Потом вскакивайте на ноги и бегите, куда глаза глядят! – проговорил он.

– Молчи, собака! – оборвал его бонза.

Верлов умолк.

Шествие за пленниками понемногу утомляло старика, тем более что обе его руки должны были все время оставаться в напряженном состоянии.

Внимание Лиу-Пин-Юнга постепенно слабело, хотя он и крепился изо всех сил.

Несколько раз он едва заметно споткнулся.

Но вот Верлов, внимательно следивший за каждым его движением, заметил, что бонза взглянул вверх, и острие ножа отдалилось от шеи Веры вершка на три. Он быстро поднял левую руку.

В ту же секунду молодая девушка бросилась на землю, под самые ноги Верлова.

Лиу-Пин-Юнг, заметивший маневр немного поздно, с глухим проклятием кинулся к девушке, и его длинный острый нож сверкнул в воздухе.

Но острие его не успело вонзиться в трепещущее тело.

С быстротою молнии Верлов повернулся к нему и изо всей силы ударил его ногой в живот в ту самую секунду, когда блестящий нож уже готов был вонзиться в спину Веры.

Удар был настолько силен, что бонза словно мяч отлетел от него шагов на пять, грохнувшись с размаха на землю.

– Спасайся! – крикнул Верлов властно.

Чувство самосохранения придало девушке новую силу.

Быстро вскочив на ноги, она кинулась в гаолян.

В ту же секунду Лиу-Пин-Юнг, преодолев боль, бросился с поднятым ножом на Верлова.

Но наверху тоже не дремали.

Три выстрела грянуло сверху, и подстреленный бонза упал на землю, обливаясь кровью.

Верлов кинулся за Верой Николаевной.

Между тем воздушный корабль спустился на землю, и Бромберг с Суравиным, Чи-Най-Чангом и маленькой Нянь-Си подбежали к спасенным товарищам.

В эту минуту нервы молодой девушки не выдержали.

Она только взглянула на отца и, словно подкошенная, упала на землю.

Бросив на Верлова взгляд, полный благодарности, Суравин подскочил к дочери. Вместе с Чи-Най-Чангом он поднял ее и понес в каюту.

Нянь-Си восторженно хлопала в ладоши, в то время как Бромберг, распутав веревки, которыми был связан Верлов, весело и горячо пожимал ему руки, восторгаясь его умом, храбростью и самопожертвованием.

Лишь только Верлов вошел в каюту, как тотчас же обратился к Бромбергу:

– Надо поскорее подниматься, дорогой Семен Васильевич! Как бы китайцы не набрались вновь храбрости!

И, весело улыбнувшись, он добавил:

– А здорово вы их пугнули торпедой! Я и то испугался!

– Ну вот! – воскликнул инженер. – Я нарочно пустил ее в стороне, рассчитывая исключительно на страх этих дикарей, которых привел за собою мошенник-бонза.

– Ах, черт возьми! – спохватился вдруг Верлов. – Шелковая-то ткань должна лежать где-нибудь тут, поблизости! Грех было бы не отыскать ее, тем более я уверен, что испуганный носильщик бросил ее где-нибудь здесь же!

– Это верно! – подтвердил инженер. – Но с высоты нам будет виднее. Пойдите-ка помогите Суравину, а я тем временем поднимусь посмотрю. Кстати, что мы будем делать с вашей китаянкой?

– Я спрошу ее, – ответил Верлов.

Бромберг кивнул головой и вышел.

Но, прежде чем приблизиться к Суравину, Верлов подошел к маленькой Нянь-Си.

– Милое дитя, – заговорил он ласково по-китайски. – Сейчас мы полетим далеко-далеко, и, конечно, тебе хочется, чтобы мы отпустили тебя домой…

С выражением ужаса в глазах китаянка жестом прервала его, упав к его ногам.

– Чего же ты испугалась? – спросил Верлов. – Ты поняла, что я сказал?

– Господин, господин! – быстро, с мольбой, заговорила Нянь-Си. – Не бросайте маленькую Нянь-Си, а то ее убьют…

– Но я им сказал, что ты только опередила нас и бежала в поле!

Нянь-Си отчаянно замахала ручками.

– Нет, нет, они не поверят и тогда убьют и меня, и отца, и мать. А если маленькая Нянь-Си пропадет, то отец скажет, будто не видал меня сегодня и что я пропала неизвестно куда, и тогда его оставят в покое.

– А отец?

– Он мне так и сказал.

И вдруг, совершенно неожиданно, она добавила:

– Если захочешь, ты возьмешь меня в жены, и я буду твоей младшей женой.

Это было сказано так серьезно, что Верлов не удержался, чтобы не расхохотаться.

Он объяснил Нянь-Си, что у европейцев бывает только по одной жене и, обещав похлопотать о ней, отошел к Вере.

Приведенная в чувство, молодая девушка уже открыла глаза и радостно улыбалась слабой улыбкой при виде отца и друзей, сгруппировавшихся около ее кровати.

Бросив на девушку взор, полный любви, Верлов заговорил о просьбе маленькой Нянь-Си.

Предложение принять ее в качестве постоянной спутницы привело всех в восторг.

В это время задребезжал звонок, которым инженер вызывал на площадку.

Оставив девушек, все вышли наружу.

– Посмотрите! – воскликнул, смеясь, Бромберг, указывая вдаль.

Взглянув по указанному направлению, путники увидали огромную толпу около околицы селения, махавшую флагами, тряпками и бившую в гонги и барабаны.

– Это они изгоняют нас, принимая нас за злого духа! – воскликнул Суравин.

– А вон тут, внизу, и ваша покупка лежит! – указал инженер. – А там, дальше, ползет по гаоляну раненый Лиу-Пин-Юнг. Бросьте-ка трап да спуститесь за шелком.

Воздушный корабль опустился совсем низко, и Суравин бросил веревочный трап.

Чи-Най-Чанг быстро спустился по нему, доставил на корабль покупку и собрался было снова спуститься, чтобы добить раненого Лиу-Пин-Юнга, но Верлов окрикнул его:

– Ну его к черту! Этот урок надолго успокоит его и отобьет охоту преследовать нас. Не стоит собака того, чтобы им специально заниматься.

С этими словами он дал знак Бромбергу, и воздушный корабль стал быстро подниматься вверх.

Опасность миновала, все путники ликовали победу над тайфуном и бонзой.

XIII

Прошло шесть суток.

Погода после последнего ужасного тайфуна установилась прекрасная, а легкий южный ветер, попутный взятому курсу, только увеличивал скорость движения.

Почти целый день путники проводили на верхней площадке, любуясь с высоты птичьего полета густо заселенными землями провинций Ху-Бэй и Ань-Хой.

В конце пятого дня далеко на востоке показался громадный город Нанкин, изукрашенный колоссальными башнями-кумирнями, горевший на солнце позолотой причудливых столбов с драконами и павлинами, стоявших вместо вывесок около богатых магазинов.

Этот огромный город, куда, как в Шанхай, свозилось все богатство Центрального Китая, славившийся своими чаями, шелками, слоновой костью и великолепными вышивками, так и кипел жизнью, словно гигантский муравейник.

И будто чтобы прикрыть от чужих глаз это богатство, его ограждала со стороны моря грандиозная Великая стена.

Вышиною в десять сажен и толщиною в три сажени вверху, эта стена тянулась мимо него, беря свое начало у моря, близ города Хан-Чжоу и окружая всю Старо-Китайскую империю.

К самому Нанкину от нее шел как бы отрог, замыкавший, в свою очередь, город со всех сторон.

– Какое великое сооружение! – воскликнула Вера Николаевна, любуясь стеной, на которой, в некотором расстоянии одна от другой, возвышались причудливые пяти– и шестиэтажные башни, в которых когда-то помещались, во время войн, допотопные пушки и другие, более примитивные метательные орудия.

– Да! – задумчиво проговорил Верлов. – Только вообразить, сколько труда и рабочих жизней стоила эта постройка, принесшая Китаю столько зла!

– Почему? – удивилась девушка.

– Как почему?! Ведь когда это великое сооружение закончилось, китайские законы запретили народу выход за пределы Великой стены! Эта стена словно отрезала Китай от внешнего мира, от цивилизации и общения с другими народами, а Китай, когда-то стоявший на высоте культуры, тихо погрузился в спячку, быстро отстав от соседей. Теперь, когда Китай и Маньчжурия соединились в одно государство, эта стена теряет свое значение, но вековой сон трудно пробудить сразу.

Солнце сияло и искрилось, отражаясь в мутных водах широкого Ян-Цзы-Кианга.

Недалеко от Нанкина, посреди реки, виднелся высокий скалистый островок. Вернее, это была скала, круто, отвесно высунувшаяся высоко из-под воды.

А на верху этой скалы зеленели деревья и гордо возвышалась пагода, к которой, казалось, никак нельзя было пробраться с реки.

Вера, восхищенная и радостная, любовалась этой картиной.

– Это какая-то неприступная крепость на скале! Смотрите: ни дорожки к ней, ни тропинки снизу!

– Я был на этом островке, – ответил Верлов. – В скале, у самой воды есть пещера. Чтобы пробраться в пагоду, надо на лодке въехать в пещеру, вход в которую в обыкновенное время запирается крепкой железной дверью. Но из пещеры есть подземный ход, высеченный в скале, и по нем посетители входят наверх.

Разговаривая таким образом, они продолжали любоваться видами, так и менявшимися на их глазах, словно в калейдоскопе.

Пять дней пути совершенно сблизили путников с маленькой пятнадцатилетней Нянь-Си.

Китаянка, как и все восточные люди, быстро освободилась от чувства страха, которое первое время испытывала к крылатому чудовищу, освоилась со своим положением и всей душой привязалась к пассажирам воздушного корабля.

Она всячески старалась услужить своим новым друзьям, понемногу вникая в хозяйство и буквально не спуская глаз с Веры, которую, казалось, боготворила.

Как сильно изменилась она за эти дни!

Она совсем не походила на ту грязную дикарку, которой была в деревне, а выглядела в сшитом ей Верой Николаевной изящном костюме настоящим ангельчиком.

В ней было так много чистого, совершенно детского, что все невольно улыбались, глядя на нее.

В вечных беседах, спорах и обсуждениях будущего никто не замечал, как летит время.

В конце шестых суток путники пролетели над городом Хуай-Ань, с восточной стороны которого тянется Великая стена, и остановились в последний раз для ночлега на пустынном берегу Желтого моря.

В этот вечер Бромберг и Верлов особенно тщательно осмотрели все части и машины воздушного корабля, так как от этого пункта начиналась самая опасная часть путешествия.

Рано утром корабль торжественно поднялся на воздух.

Впереди безграничным простором расстилались воды Желтого моря.

– Какой простор! – восхищенно воскликнула Вера.

– Когда же настанет простор нашему чувству?! – прошептал Верлов, наклоняясь к ней.

Она вспыхнула и погрозила ему пальцем.

И ни он, ни она не заметили, как Суравин скользнул по ним нежным, смеющимся взглядом.

Они наивно продолжали воображать, что никто не замечает их взаимной любви, которая так и сквозила в каждом их жесте, в каждом слове и взгляде.

Погода штилевала.

Ветер совершенно стих, и море, желтое у берегов и синее дальше, чуть колыхалось, нежась и переливаясь под горячими лучами южного солнца.

Несколько чаек и альбатросов подлетели было к кораблю, но, испуганные шумом крыльев, быстро рассыпались в разные стороны, оглашая воздух резким криком.

Теперь Бромберг уже не спускался на ночь вниз.

Время было разбито на вахты, и воздушный корабль плыл по воздуху безостановочно, пользуясь румбом.

Следующий день был однообразен.

Берега совершенно исчезли из виду, и бесконечная водная гладь, хотя и блестящая, порядочно-таки надоедала.

Но прошли еще сутки, и впереди показались острова, а за ними и высокие, скалистые берега Кореи.

Погода стояла ясная, и многочисленные косатки весело играли в воде, то показывая солнцу свои скользкие черные хребты, то снова погружаясь в голубую бездну.

Сначала пролетели над островом Даниель, потом, часа через два, достигли берегов Кореи, миновали город Цзынампо и понеслись уже над твердой землей.

Теперь под их ногами мелькала вся покрытая горами Корея.

Вьючные тропы там и сям извивались между горами, по ним тянулись корейцы в белых куртках и таких же широких шароварах, со странными, похожими на детские цилиндры, шляпами, прикрепленными за подбородок белыми лентами.

Изредка, лаская взоры свежей краской, зеленели пашни и рисовые поля.

Но большинство гор было покрыто лесом, тем диким корейским лесом, в котором скрывается так много тигров, барсов и других хищников.

– И представьте себе, – рассказывал Верлов, – корейцы почти не стреляют диких зверей. Но зато они ловят их в западни и ямы. Этим-то и объясняется, что в Корее ловят зверя, да и птицу в тенета почти всегда живьем. Трусливые по натуре, корейцы редко отваживаются на ружейную охоту, при которой нужны храбрость и меткий глаз.

– Какая же дичь наиболее ценная?

– Конечно, тигр. Поймать тигра для корейца – целое состояние! Шкуру он продаст рублей за 100–150 в русском городе, а мясо, желчь, печень и сердце – в китайские войска.

– Зачем им эта дрянь? – спросил удивленно Суравин.

– Они считают, что если солдат поест тигрового мяса, то сам станет храбрым, как тигр. Поэтому мясо делится между солдатами, а печень и сердце – между офицерами. Желчь же идет в медицину.

Суравин и Вера весело расхохотались.

– А сегодня мы все-таки спустимся на ночь! – крикнул со своего места Бромберг. – Надо будет осмотреть корабль после двухсуточного непрерывного полета.

– А когда вы будете пробовать подводную часть? – поинтересовался Верлов.

– Думаю, в конце путешествия. Я вообще избегаю для опытов заселенных берегов, а в открытом море побаиваюсь, – ответил инженер.

В это время к ним подошла Нянь-Си.

– Если господин спустится около моря, близко от города, я схожу в город, – попросила она.

– Зачем тебе? – удивился Верлов.

– Надо, – неопределенно ответила Нянь-Си.

И вероятно, не желая, чтобы ее расспрашивали дальше, поспешно убежала в каюту.