Текст книги "Могильщик кукол"

Яблоневый сад

Когда в августе 80-го года исчезла молодая артистка Алтея Белаши, молчание Труды можно было понять. Сама она ничего необычного, за исключением некоторых слухов, пары новых слов сына и перемен в его поведении, не видела и не слышала. Но кто, будучи в здравом уме, стал бы рассматривать в качестве свидетеля семилетнего слабоумного мальчика?

В конце концов, имелись и другие свидетели, хотя показания Марии и Хайнца не содержали доказательств. Веским доказательством могло бы стать свидетельство Герты Франкен, но оно тогда так и не дошло до полиции. Эрих Йенсен, как член городского совета и правления общины, знал о ее заявлении. Однако у него нашлись более важные дела, чем прислушиваться к болтовне полоумной старухи.

В том году в деревне осталось всего несколько частных сельских хозяйств. Большинство небольших усадеб стояли заброшенными, потому что требовали слишком много работы, а доход приносили мизерный. Для их владельцев соблазнительным показалось предложение отдать расположенные на краю деревни земли под застройку. Это коснулось и Бахштрассе, превратившейся в длинную и все продолжающую удлиняться улицу. На крупных земельных участках возникали внушительного вида особняки, которые правильнее было бы называть виллами. Между двором Лесслеров и земельным участком Якоба несколько старых домов поменяли своих владельцев; теперь новые, более или менее зажиточные собственники, вложив немалые средства, реконструировали их, добавив значительное количество украшений.

Между тем в Лоберге, в состав которого уже четыре года как входила деревня, Бахштрассе стала считаться престижным местом. Куда никак не вписывались дворы Отто Петцхольда и Якоба Шлёссера. Да и кто захотел бы нежиться на солнышке на собственном английском газоне, если бы ему в это время докучали мухи, только что побывавшие в коровнике? Как ни странно, никто не рассматривал, что несколько мух могли прилететь и из свинарника Пауля Лесслера, земельный участок которого тоже примыкал к Бахштрассе.

Можно было согласиться с тем, что Отто Петцхольд с его пятью коровами представляет некоторые неудобства для соседей. Его выезд выходил на Бахштрассе, а пятьдесят моргенов земли располагались восточнее пролеска. С тех пор как Отто Петцхольд научился думать, он со своим трактором выезжал на Бахштрассе. Путь за садами был окольной дорогой, которой Отто не пользовался, даже выгоняя коров. Поэтому на улице порой оставались лепешки. В противоположность Отто, Якоб принципиально использовал только задний выезд.

Несмотря на это, на каждом заседании городского совета Эрих Йенсен с настойчивостью поднимал вопрос о том, чтобы перенести оба двора. И каждый раз вопрос отклонялся, наталкиваясь на протест Хайнца Люкки, который не хуже аптекаря знал местность и выступал против переселения из старых дворов.

Если предоставить финансовую помощь Якобу Шлёссеру и Отто Петцхольду, Паулю Лесслеру тоже нельзя будет отказать, если он вдруг надумает переселиться. Возможно, затем в пользу переезда выскажется и Бруно Клой. Но и при перенесении обоих дворов проблема Бахштрассе все равно не будет полностью решена. На ней имелось еще одно позорное пятно – земельный участок Герты Франкен.

Он был последним на краю деревни и тянулся, как и владение Якоба, от Бахштрассе до проселочной дороги, соответственно чему за последние годы его стоимость значительно возросла. Только в палисаднике, представлявшем собой путаницу из дикого овса, угловатых розовых кустов и разросшейся бузины, регулярно притягивающей тлю со всей окрестности, можно было построить многоквартирный дом с прилегающей к нему инфраструктурой. Правда, никто не хотел видеть на этом месте многоквартирный дом, но в принципе такое было возможно. А расположенный за домом сад, по площади почти вдвое превосходивший палисадник, можно было сравнить с девственным лесом.

Сам же дом Герты Франкен не имел никакой ценности, маленький и перекошенный, каркасной конструкции, ему было уже лет двести. Глина в стенах со временем стала хрупкой и осыпалась. С некогда тяжелых дубовых балок шашель собрал обильную дань. Обрушение хижины, когда в развалинах придется искать останки Герты Франкен, оставалось только вопросом времени.

Эрих Йенсен считал, что до такой крайности сознательный человек не должен доходить. Женщину, а именно Герту Франкен, в качестве вынужденной меры необходимо отдать на попечение монастыря или в приют для престарелых в Лоберге. Уже один возраст Герты оправдывал подобное мероприятие.

Родившаяся в 1891 году Герта Франкен была одинока. В начале столетия короткое время у нее был супруг. Красивый парень, как когда-то о нем отозвался отец Якоба. Супруг Герты погиб в Первой мировой войне 1914–1918 годов, и после смерти мужа женщина ополоумела. После извещения о смерти мужа она неделями не выходила из домика, ничего не ела, не пила, не разговаривала и не спала.

Некоторые утверждали, что с годами Герта растеряла и остаток ума. Вероятно, такой вывод делали из-за того, что старая женщина очень много знала. Иногда она появлялась на утренней службе и кричала священнику: «Эй, не спи на ходу! В твоем возрасте нужно спать ночью. Но ты наверняка снова играл на органе с Лизель».

Лизель служила экономкой в доме пастора, и ей, как и ее хозяину, уже перевалило за шестьдесят. Тридцать лет тому назад эта парочка несколько месяцев была темой пересудов всей деревни. Тогда Лизель понадобилась акушерка, и, уж конечно, не для рождения ребенка.

Грета Франкен помнила множество событий и говорила о них, будто они случились только вчера. Так, она живо вспоминала то время, когда Хайнц Люкка потерял один из резцов, на место которого адвокату пришлось поставить коронку. В трактире Рупольда Хайнц сказал, что поскользнулся на мокром полу в ванной и так неудачно ударился о край умывальника, что сломал зуб.

Случай произошел в начале ноября 69-го года, через неделю после того, как Хайнц Люкка спас Марию Йенсен, еще носившую фамилию Лесслер, от рук некой переодетой личности. С того момента Герта Франкен начала рассказывать, что сломанным зубом Хайнц Люкка должен быть благодарен не краю умывальника, а кулаку Бруно Клоя, на который он неудачно наскакивал – два раза – в ее саду.

К вышесказанному Герта Франкен добавила, что в конце октября 69-го года никакого нападения не было и уж определенно никакого насилия. Бруно и Мария гуляли по проселочной дороге, обнимались и забрели в сад Герты. В кустарнике молодые люди перешли ближе к делу. Мария не противилась, только немного ворчала на Бруно. Для нее было слишком холодно, и она не желала раздеться целиком, как на том настаивал ее ухажер.

Тут внезапно появилась дворняга Люкки, которая каждый раз умудрялась заблудиться в саду Герты. А где появлялась собака, там и хозяин был неподалеку. Сначала Хайнц Люкка просто стоял на дороге и ждал собаку. Но животное тем временем давно уже сделало свои дела и, наткнувшись на молодых людей, стало им докучать. Когда Бруно начал отгонять дворняжку, Люкка насторожился и натравил собаку на Бруно, потому что сам страстно желал Марию. Остальное стало делом свободного творчества с целью уберечь Марию от недовольства брата и предотвратить нежелательные выводы Эриха Йенсена, которые он мог сделать из-за нерешительности девушки. Все-таки в то время Мария уже регулярно встречалась с Эрихом.

Герта Франкен давно страдала от бессонницы. Что ни ночь, она сидела у окна своей каморки. Оттуда пожилой женщине открывался отличный обзор. Большинство проселочных дорог до середины восьмидесятых годов были в очень плохом состоянии, и спокойно проехать по ним можно было только на тракторе. Редкие смельчаки, осмелившиеся отправиться к пролеску на машине, рисковали увязнуть в глубоких колеях. Поэтому большинство парочек встречалось на широкой заасфальтированной дороге, проходившей позади ее сада. А влюбленные, не имеющие машины, желая уединиться, отправлялись в сад Герты Франкен. Некоторые парочки, позволявшие себе провести там вместе часок, были даже в браке, да только не друг с другом.

У Герты Франкен Бен и научился пользоваться биноклем. С наступлением темноты невозможно было рассмотреть, кто с кем гуляет, сидят пары в машине или развлекаются в кустах. С обретенным где-то биноклем ночного видения лица стали отчетливыми и сообщения Герты более подробными. Не в один брак ее донесения вонзили свое ядовитое жало. И не один человек в деревне желал всяческих напастей на голову Герты.

Если ноги слушались, Герта в солнечную погоду во второй половине дня проводила время на скамье на рыночной площади. Наискосок располагалась аптека, над ней большая квартира Эриха и Марии Йенсен. Рядом с ними снимал квартиру Хайнц Люкка. И каждому проходившему мимо Герта Франкен сетовала на то, что даже злейшие враги объединились, преследуя общую цель, а именно: убрать с дороги бедную старую женщину.

Эрих, утверждала Герта, уже давно пытался своими порошками свести ее в могилу, чтобы сэкономить для городской казны в графе «социальная помощь» несколько марок, которые она получала дополнительно к скудной пенсии вдовы погибшего военнослужащего. А Хайнц каждый вечер натравливал на нее свою дворнягу, так как хотел присвоить ее земельный участок. И пусть никто не удивляется, заканчивала свои жалобы Герта, если однажды найдет ее в саду с разорванным горлом.

Утверждения Герты Франкен были не совсем беспочвенными. В самом деле, Эрих Йенсен как-то сказал, что относительно старого пугала необходимо немного посодействовать природе, например подсунуть старухе одну маленькую снотворную таблетку. Это была всего лишь шутка. Но Герта Франкен не понимала шуток. И всем в округе было известно, что Хайнц Люкка зарится на ее земельный участок.

Когда адвокат продал родительский дом и снял маленькую квартиру на рыночной площади, возможно, он еще питал некоторые надежды относительно соседки. Не только Бруно Клой страдал от решения Марии в пользу аптекаря. Сестра Пауля Лесслера была также большой любовью Хайнца Люкки. Не получив Марию, Бруно мог успокоиться и утешиться с любой девушкой из Лоберга, он был еще довольно молод. Для Хайнца Люкки, напротив, почти не оставалось надежды, что в свои сорок он еще сможет найти женщину.

Однако он был вынужден признать, что территориальная близость к Марии ее к нему ничуть не приблизила. Хайнц решил снова сменить снимаемую квартиру на собственный дом, в первую очередь потому, что домовладелец что-то имел против овчарок, а для такого крупного животного предпочтительнее иметь бóльшую площадь. Из-за стесненных жилищных условий Хайнц Люкка был вынужден выгуливать собаку на проселочных дорогах. Но Хайнц Люкка считал, что загрязнять дорогу собачьими испражнениями не обязательно. И потому частенько посылал животное в сад Герты Франкен. Что ни в коем случае не было связано с намерениями убийства.

Но в августе 80-го года в саду Герты Франкен все-таки произошло убийство. Пожилая женщина рассказала о нем несколько дней спустя, но не полиции и даже не молодому артисту, спрашивавшему о сестре. Его она и на порог не пустила. Об убийстве Герта рассказала Хильде Петцхольд и Илле фон Бург, которые, меняясь неделями, ежедневно снабжали ее горячей едой, закупали продукты, стирали белье и следили за порядком в хижине. Хильда Петцхольд в свою очередь передала рассказ Эриху Йенсену, который, однако, не принял его всерьез, как и Илла фон Бург, не поверив старухе, потому что Герта Франкен уверяла, что жертвой преступления стала Мария Йенсен. Маленькая ошибка вышла, вероятно, из-за поразительного сходства. У Алтеи Белаши, как и у Марии Йенсен, были длинные белокурые волосы, изящная фигура и тонко очерченные черты лица.

Должно быть, убийство произошло незадолго до полуночи. Герта задремала в старом кресле с подголовником у окна каморки и проснулась от крика, сразу перешедшего в какие-то булькающие звуки. Одновременно она услышала произносимые сдавленным голосом проклятия в чей-то адрес. Герта приставила к глазам бинокль ночного видения и осмотрела дорогу. Никого не было видно. В зарослях сада с первого раза ничего невозможно было распознать. Только услышав шум ломающихся ветвей и наведя бинокль в направлении звука, Герта увидела происходящее.

Недвусмысленная ситуация, а Герта Франкен была очень стара и, должно быть, слишком потрясена, чтобы вмешаться. Телефона, чтобы вызвать помощь, у нее не было. Возможно, чтобы прогнать преступника, прежде чем он решился на крайность, было достаточно просто громко закричать. Пожилая женщина либо не подумала об этом, либо не решилась по каким-то только ей одной известным причинам. К тому же вначале она была твердо уверена, что предполагаемая Мария Йенсен, защищающая свою жизнь кулаками, ногами и зубами, выйдет из ожесточенной борьбы победительницей.

Когда Герта Франкен поняла свою ошибку, было слишком поздно что-либо предпринимать. Герта опасалась за собственную жизнь, стараясь не привлечь к себе внимание преступника. Проникнуть в ее домишко через заднюю дверь было сущим пустяком.

Узнала ли она преступника, теперь невозможно выяснить. Но можно предположить, что узнала. И наверняка знала, почему труп так никогда и не был найден. И определенно видела еще одного непосредственного свидетеля преступления – Бена. Замечание Герты, сделанное Хильде Петцхольд, свидетельствовало, что он присутствовал при убийстве.

Это касалось того дня, когда цирк наконец свернул шатер и Герта Франкен сделала второе шокирующее наблюдение. Это была суббота после убийства Алтеи Белаши, в которое никто не верил.

Утром того дня Герта Франкен сидела у окна своей каморки и смотрела на земельный участок Якоба Шлёссера. Особый интерес она проявила к яблоневому саду.

С главного наблюдательного пункта у окна Герта Франкен часто видела, как Труда бродила по саду в поисках паданцев, нередко сопровождаемая Беном. Герта видела, как указательным пальцем Труда показала сыну осевшие воронки и открытые шахты, самые опасные места сада.

И в субботу в августе 80-го года Герта обратила внимание, что мальчик крадется через сад в одиночестве, что само по себе не было необычным. Одному посещать сад ему было запрещено. Но все же, когда его никто не видел, Бен туда проникал. Герта была убеждена, что Бен знал об опасности, таившейся в земле. Он осторожно ступал, блуждая глазами по глубоким впадинам и постепенно приближаясь к открытой шахте. Герта посчитала, что он зашел слишком далеко. По-своему она питала к Бену симпатию. В ее глазах душевнобольной мальчик не был таким фальшивым и хитрым, лживым и испорченным, как Альберт Крессманн, Дитер Клой или те дерзкие девчонки, которые в последнее время выставлялись напоказ на Бахштрассе. Однако Герта знала, что доверять Бену нельзя. Он был далеко не так безобиден, как уверяла всех Труда.

Герта Франкен видела его и в ту пятницу в мае, когда он так напугал Труду, притащив домой кровавый кусок мяса с несколькими еще не рожденными котятами. Об увиденном она рассказала Илле фон Бург. В тот день Герта спала у окна и ее разбудили крики Труды, зовущей сына. Затем Герта с помощью бинокля проконтролировала местность в поисках мальчика и решила не спускать глаз с проселочной дороги. Внезапно она обнаружила Бена в густом малиннике своего сада и удивилась, почему Бен не отвечает на крик взволнованной матери. Герта решила, что все это время мальчик был в малине, иначе она заметила бы, как он подошел.

С намерением отправить Бена домой Герта спустилась в сад. Он сидел между кустов с изуродованной кошачьей шкурой. Рубашка и штаны изорваны, все руки и предплечья расцарапаны. Перочинным ножом он ковырял во внутренностях и, вынимая что-то из карманов брюк, набивал в изрезанную шкуру.

Рубец на его спине, так взволновавший Труду, был оставлен кожаным ремнем Герты Франкен. Только с его помощью удалось убедить Бена выйти из кустарника, оставить труп кошки в покое и пойти домой с перочинным ножом и куском мяса в руке. Тогда Герта не заметила, что карманы его брюк были забиты внутренностями. В тот момент она ощутила большое удовлетворение. Потому что Бен повиновался ей и потому что… она терпеть не могла кошек. У нее просто в голове не укладывалось, как некоторые женщины, вроде Хильды Петцхольд, устраивают настоящий театр вокруг мерзкой скотины. Герта схватила труп кошки за хвост и забросила его в шахту.

Почти три месяца прошло после того, как Герта Франкен застала его с мертвой кошкой, и вот теперь Бен приближался к шахте.

Герта ни в коем случае не хотела, чтобы с мальчиком что-нибудь случилось. С трудом передвигая дряхлыми ногами, она сползла по кривым ступенькам крыльца и поковыляла в сад. Спустившись, она на некоторое время потеряла его из виду. Потом прикрыла глаза рукой, напряженно высматривая Бена против солнца, и наконец уловила какое-то движение в высокой траве. Мальчик лежал на животе рядом с открытой шахтой.

– Эй! – крикнула Герта. – Уходи оттуда, и побыстрее.

Он действительно поднялся и медленно пошел к ней. Конечно, она заметила, что он что-то держит в руке, но предмет, похожий на обломок ручки, выглядел вполне безобидно. Когда Бен приблизился к Герте на два метра, из ручки внезапно выскочило длинное острое лезвие.

– Ну и ну, – озадаченно сказала Герта. – Где ты взял нож? Лучше отнеси его матери, пока не порезал себе пальцы.

Бен принялся размахивать ножом перед глазами старухи. Между ними была только низкая ветхая садовая изгородь.

– Сейчас же его убери, – энергично потребовала Герта. – Нож – не игрушка. Разве тебя не учили? «Ножик, ножницы, огонь никогда, дитя, не тронь».

– Сволочь, – сказал он.

– Только подумай, что ты говоришь, – возмутилась Герта. – Вот натравлю на тебя твоего отца. Тогда ты получишь такую «сволочь», что голова пойдет кругом.

– Сволочь, – еще раз сказал Бен, снова поднял руку с ножом и сделал несколько движений в воздухе, как будто собираясь нанести ей удар.

Герта на всякий случай отошла на несколько метров, еще надеясь на что-то, протянула руку и потребовала:

– Отдай мне нож.

– Руки прочь, – сказал Бен и спрятал руку с ножом на спину. Затем, тяжело ступая, отправился к сараю.

Герта, покачивая головой, безотрывно смотрела ему вслед до тех пор, пока он не растворился в солнечном свете. А через несколько секунд услышала, как закричал ребенок. В гостях у Труды была Антония Лесслер с четырехлетней Аннетой. По поводу крика Герта не стала волноваться. Она пошла назад к своему дому, поднялась по лестнице и снова уселась у окна. А десять минут спустя увидела, как вновь появился Бен. На этот раз не один.

Зажав под мышкой и придерживая рукой, он тащил какое-то тело. Герта увидела только белокурые волосы и дорогое платьице. Увидела, как при ходьбе Бена руки и ноги тела беспомощно раскачиваются из стороны в сторону. В какой-то момент Герте показалось, что ее сердце перестало биться. Так, во всяком случае, она потом сказала Хильде Петцхольд. И наверное, в тот момент она почувствовала себя виноватой, так как позволила ему убежать с ножом. И после ночных наблюдений, когда была убита какая-то молодая женщина с длинными светлыми волосами, не поговорила с Трудой, хотя прекрасно знала об инстинкте подражания Бена и сама довольно часто веселилась, глядя, как он разыгрывал из себя идиота перед Альбертом Крессманном.

Трудно сказать, что в тот момент происходило в душе Герты Франкен. Во всяком случае, сомнений в тождестве маленького тела под мышкой Бена у нее не было. Это, конечно, была девчушка из семьи Лесслеров.

Пожилой женщине не пришла в голову мысль воспользоваться ночным биноклем. В конце концов, был белый день, и, вопреки почтенному возрасту, Герта на глаза не жаловалась. Если бы она поднесла к глазам бинокль, то сразу поняла бы, как чудовищно ошиблась.

По всей видимости, Бен свернул маленькой Аннете шею, иначе ребенок защищался бы против грубой хватки, кричал и дрыгал ногами, думала Герта. Ничего подобного не происходило. И когда Бен положил тело в траву, ребенок оставался неподвижным.

Бен внимательно огляделся вокруг, обнаружил сидевшую у окна Герту и поднял руку, как будто собираясь ей помахать. Но в руке у него был нож. Герта Франкен видела, как он наносит удары, снова и снова. Видела, как он рвет в клочья платьице с безжизненного тела, видела, как он лег на ребенка. И даже бесстыжие движения, которые он делал бедрами.

Когда и где он все это видел, не подлежало сомнению: в ночь убийства в ее саду. Там же он и подхватил новые слова. В ту ночь Герта Франкен слышала, как убийца точно так же тяжело запыхтел, когда девушка пнула его по чувствительному месту. «Сволочь проклятая, погоди! Сейчас ты у меня остынешь! Будет ой как холодно!»

Затем Бен встал, удостоверился, что Герта по-прежнему сидит на своем месте, взял за ноги предполагаемый труп, потащил его к открытой шахте и бросил туда.

Когда через два часа с ужином пришла Хильда Петцхольд, оцепеневшая Герта Франкен так и сидела у окна своей каморки. Хильда поднялась по лестнице и, почуяв неладное, замерла в дверях.

– Герта, тебе плохо?

– Он зарезал ребенка, – глухим голосом выговорила Герта.

Хильда Петцхольд сразу не поняла, что она имеет в виду.

– Девчушку Лесслер, – с убедительностью сказала Герта. – Бен зарезал ее и бросил в шахту. Так же, как тот парень в последнее воскресенье сделал с Марией.

– Ты с ума сошла, – сказала Хильда Петцхольд. – С Марией все в порядке, никто ей ничего плохого не делал.

– Но я видела, – настаивала Герта Франкен.