Текст книги "Кабала"

3
Белинда

Белинду преследовала мысль об изменчивости и неожиданности жизни. Как замечательно начался день! Вместе с Сарой они решили прогуляться по Монтана-авеню в Санта-Монике и прошли от начала до конца всю улицу, заглядывая почти в каждый магазин. Никаких особых покупок и не предполагалось, к тому же они обнаружили, что вряд ли смогли бы себе позволить хоть что-то, даже если бы и очень хотели, – однако вели себя так, будто распоряжались деньгами всего мира.

В каком-то антикварном магазинчике продавец попытался привлечь внимание Сары. Выглядел он довольно привлекательно – лет тридцати, мускулистый, стройный, высокий.

– Нет ли у вас желания пойти со мной сегодня вечером на баскетбольный матч? – спросил он. – Играют «Клипперсы», билеты у меня уже есть.

– Нет.

– О, извините. Вас, наверное, будет ждать приятель. Похоже, он побольше меня?

– Не знаю, – отозвалась беспечно Сара. – А вы и вправду большой?

Рассмеявшись, подруги направились к выходу, оставив смущенного мужчину в уверенности, что смеялись над ним.

Когда они подружились и стали часто бывать вместе, Белинде хотелось походить на Сару в ее общении с мужчинами: быть такой же уверенной в себе, находчивой, вовсе не похожей на легкую добычу. От нее как бы исходила некая энергия, предупреждавшая встречного: «Ты мне не нужен». И это срабатывало. Если бы только Белинда могла овладеть подобным даром. Однажды кто-то из мужчин сказал, что ее «легко искусить», – и тут же доказал свою правоту.

На разглядывание витрин у них ушел почти весь день, тан что, когда далеко за полдень подруги вернулись к Саре, ноги их ныли от усталости, сил не оставалось даже на смех, и Белинда в очередной раз поймала себя на том, как ей хотелось походить на Сару.

Сара давала ей ощущение счастья, как будто для этого она и была предназначена. С другой стороны, Белинда считала смех предметом бартерной сделки – он шел как бы в уплату за те времена, когда смеяться было не над чем. И времена эти стояли с ней где-то совсем рядом. Она могла веселиться с Сарой, хохотать во все горло и одновременно слышать по соседству грозные звуки боевых барабанов. До сих пор, проходя мимо кладбищ, Белинда задерживала дыхание. Она знала о них слишком много. Сара же на ее месте, наверное, остановилась бы и вошла за ограду – чтобы бросить взгляд на зелень и почитать надгробные надписи.

Поздним вечером они сидели в саду возле снимаемого Сарой дома. Кусты жасмина уже покрылись цветами и при свете луны напоминали сугробы снега. Ни малейшего ветерка, сладкий, дурманящий аромат абсолютно неподвижен. Белинда устроилась рядом с Сарой в дубовом шезлонге, который та купила несколько лет назад за бешеные деньги – так отчаянно ей хотелось хоть иногда расслабиться вечером на свежем воздухе. Белинда знала, что лунный свет делал ее лицо бледнее обычного, что ей недостаточно притока крови, как будто сердце уже устало гнать ее по сосудам. Она придвинулась к Саре и положила голову ей на колени; они уже так давно и хорошо знали друг друга, так что в этом не было ничего необычного. К тому же Белинда предполагала, что сейчас Сара думает о том же, что и она.

Сама Белинда в этот момент видела кровавую массу в эмалированном тазу, которой предназначено было стать ее ребенком, если бы она проносила его в себе еще семь месяцев и только потом исторгла бы – как, собственно, и должно было быть. Сара легонько коснулась лба Белинды своей ладонью, глаза ее поднялись к звездам, к зареву, которым город обмывал небо, не давая возможности точно подсчитать, сколько же их, этих звезд, там.

– Может быть, это и к лучшему, Белинда, – сказала Сара осторожно. – Не знаю, как ты себе представляешь жизнь матери-одиночки. Думала ты об этом?

– Думала. Честно говоря, я во всем была тан уверена, – тоненьким голоском ответила Белинда; голосок дрожал, как дрожали бы лепестки жасмина, если бы в воздухе было хоть какое-нибудь движение. Она почувствовала это за секунду до того, как все случилось, – почувствовала, как что-то уходит от нее, – вот и все. Минуту назад в ней была жизнь, а теперь она убегает из нее красным ручейком. Что-то похожее происходило сейчас у нее в голове.

Поддерживая ее и все то, что она собиралась делать, Сара вовсе не приходила в восторг при мысли, что Белинде придется воспитывать ребенка одной. Тем более, что отцом являлся тот самый продюсер, чей брак походил на эмоционально заряженную вращающуюся дверь, а романтический вечер сводился к холодной пицце и воспоминаниям о бывших женах. Еще тогда Сара категорически заявила, что ни за что не согласится работать в его картинах, как бы она ни нуждалась в деньгах. В общем, когда Белинда сказала, что беременна и что собирается сохранить ребенка, Сару хватило только на то, чтобы спросить: «Ты шутишь?» Хотя она отлично знала, что Белинда говорила серьезно.

Белинда прикрыла глаза: лунный свет казался ей серебряной монеткой, лежащей на ее веках. Как хорошо, думала она, что вечер выдался безветренный; в том, что воздух отказывается двигаться, есть нечто скорбно-торжественное.

А ведь планы у нее были такими простыми – может, слишком простыми, – но, зародившись во мраке бессонных ночей, они не выглядели неосуществимыми. Она могла бы брать ребенка с собой на работу, в зависимости от того, кто был бы занят в съемках, потому что вдвоем они были одним целым – она и ее ребенок. Трижды пыталась она связаться с человеком, решившим поставить точку на их взаимоотношениях телефонным звонком из машины, но он так и не ответил ей.

– Я пыталась сообщить ему, что собираюсь родить его ребенка, – сказала Белинда Саре, – а он так и не позвонил. Поэтому не думаю, что теперь у меня есть какие-то обязательства перед ним, ничто не заставляет даже пускать его к нам, как ты считаешь?

– Абсолютно никаких обязательств. А потом, можешь представить себе все это следующим образом: ты уберегла своего ребенка от жестокой неизбежности узнать когда-нибудь о том, что его отец – мразь.

– Ты говоришь «его», – заметила Белинда. – Может, это и вправду будет мальчик, с его глазами. По-моему, я влюбилась именно в его глаза.

– Господи, Белинда! Да этот человек, найдись у него дела поважнее, бросил бы собственную мать. Как жаль, что на нем не было солнечных очков, – может, ты и не заметила бы его.

Белинда испытала какое-то щемящее удовольствие при мысли о том, что до ее любовника дойдут слухи о собственном сыне, которого он в глаза не видел. О мальчике, которого мать учила любить океан, слушать пение птиц, произносить первые слова, а в минуты ненастий укачивала в колыбельке. О сыне, которого он мог бы знать, если бы только у него хватило мужества ответить на ее телефонный звонок.

Белинде нравилась справедливость этих мыслей… но теперь уже все это неважно.

Когда это случилось и содержимое таза пошло в клозет, Белинда и Сара какое-то время стояли неподвижно, не в силах спустить воду. Обе знали: после этого похороны свершатся. Унитаз наполнится чистой водой, а все остальное отойдет в пучины памяти.

В конце концов Сара положила руку на рычаг, скосила взгляд на Белинду, которая кивнула, прошептав «прощай», и все было кончено.

Белинда чуть повернула голову, так что щека ее теперь покоилась на бедре Сары, а в ухо беззвучно вливался лунный свет, представляясь ей бледным, едва слышимым шепотом. Белинда не рассказала Саре о том, как несколько дней назад она отправилась прогуляться на пляж и ей показалось, что машина обогнала его, бегущего вдоль дороги трусцой, отца ее ребенка, о чем он даже не подозревал. Дыхание у нее тогда перехватило, но она решила, что ошиблась. Насторожил ее цвет волос – у бегуна, похоже, меньше седины. Однако уже через мгновение, когда Белинда бросила взгляд в зеркало заднего вида, она потеряла всякую уверенность. Развернув машину, она проехала назад, и только тогда до нее дошло, что это был ОН. Как же так, она считала, будто любит этого человека, а на самом деле не помнила даже цвета его волос?

Сара переменила положение ног и посмотрела вниз, на Белинду. Сверху падали полосы лунного серебра – отделяя их друг от друга, соединяя их.

– В доме есть бутылка отличного бургундского. Думаю, нам следует открыть ее, – проговорила Сара, приподнимая голову подруги.

– Да, теперь уже у меня нет причины воздерживаться от спиртного.

Бутылка опустела наполовину, прежде чем они заговорили вновь. Белинда почувствовала, как вино влилось в ее кровь, согрело щеки.

– Поскольку настроение чуточку поднялось, – обратилась к ней Сара, – я позволю себе поинтересоваться относительно твоего выбора будущих любовников.

– Слушаю тебя.

– Тебе не кажется, что в следующий раз стоит попробовать остановиться на мужчине, занимающем более высокую ступеньку на эволюционной лестнице? Если смотреть правде в глаза… нет, метафора будет лучше… ведь кое-кто из твоих приятелей упирался в землю копытами.

Белинда никак не предполагала, что в этот вечер она еще может смеяться, но в следующее мгновение они с Сарой едва переводили дыхание от хохота. Где-то в глубине Белинды родилось и окрепло ощущение того, что другая душа, жившая в ней столь непродолжительное время, тоже радуется этому смеху.

4
Сара

В конце апреля разразился ливень. Два дня Сара наблюдала за тем, как лужицы на газоне превращаются в маленькие озера, задрав голову, смотрела на тучи, то сталкивающиеся в небе, то расходящиеся в стороны и вновь бросающиеся друг на друга. Шла настоящая небесная война. Наведя порядок в доме, она устроилась у огня и читала под убаюкивающий стук дождевых капель.

Утренний свет был скучным и серым. Она дополнила его электрическим и уселась у покрытого рябью водяных брызг окна – пить кофе. На работу она не ходила уже целый месяц. Это был один из тех периодов затишья, когда ни от кого не поступает никаких предложений. На собственном опыте она знала, как расслабляет такое безделье. День лениво тянется за днем, время принадлежит только ей одной, безраздельно, а дождь возводит еще одну стену вокруг мира, в котором она живет. Уютного, спокойного мира, освещенного мягким светом лампы, куда достигает перезвон капель и – иногда – отдаленный удар грома. Никто не нарушал ее одиночества, и Сара понимала, сколь опасным может стать подобное затворничество.

Когда тучи наконец ушли куда-то на восток, а природа вновь заискрилась под лучами солнца, она уже вполне созрела для того, чтобы совершить вылазку в жизнь, и с радостью приняла предложение Белинды отправиться на вечеринку.

– А почему ее устраивают в художественной галерее? – поинтересовалась Сара, усаживаясь на переднее сиденье принадлежавшего подруге жука-»фольксвагена»

– Не знаю. Наверное, собираются чем-то похвастаться, живописью или еще чем.

– Значит, вечеринка по поводу?

– Да, но для нас с тобой единственный повод – сама вечеринка. – Глядя в зеркало заднего вида, Белинда поправила волосы. На этой неделе они были платиновые и слегка кудрявились.

Будучи мастером прически, Белинда имела блестящую возможность экспериментировать на себе, так что нельзя было предсказать, кто явится к Саре – брюнетка, блондинка, рыжая или вообще какой-нибудь мутант, о существовании которого не подозревал и сам Господь.

Сара потянула вниз козырек бейсболки и посмотрела на свободно падающие на плечи концы своих каштановых волос. Она походила на Трусливого Льва[3]3
  Один из персонажей сказки Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране чудес»


[Закрыть] во всем, что относилось к парикмахерской, – стоило заговорить о прическе, как Сара приходила в ужас. Белинда давно уже махнула на нее рукой.

Когда они приехали, в галерее было тесно от собравшихся гостей. В динамиках негромко напевал что-то Род Стюарт.

– Ты кого-нибудь здесь знаешь? – поинтересовалась Сара, пока они прокладывали себе путь к бару.

– Пока еще не выяснила – высматриваю.

В очереди у стойки Сара узнала мужчину, стоявшего перед ней. Им оказался один из режиссеров, о фильмах которого в последнее время много спорили. Он пользовался репутацией вечного скандалиста с бухгалтериями и борца за свободу вероисповедания и был не менее знаменит, чем актеры, снимавшиеся в его фильмах.

– Ты знаешь, кто это? – прошептала Белинда.

– Да. Энтони Коул. Ну и что?

Развернувшись, мужчина улыбнулся Саре, как бы угадав, что стал предметом разговора.

– Он бесподобен, – сказала Белинда.

– Он ничего, – ответила Сара, зная, что Белинда гораздо ближе к истине.

Режиссер был представительным мужчиной, чьи темно-каштановые волосы казались достаточной длины для того, чтобы Сара почувствовала искушение взлохматить их. Твердая линия нижней челюсти как бы говорила окружающим: «Я такой честный – изберите же меня кем-нибудь», а очки в тонкой стальной оправе делали его похожим на интеллектуала, с одинаковой легкостью читающего лекции по истории литературы в Гарварде, возглавляющего жюри на международном кинофестивале или командующего актерами на съемочной площадке.

Одним бокалом вина позже Белинда с головой ушла в беседу с какими-то своими приятелями, а к Саре неслышной походкой подошел сзади Энтони Коул. Она почувствовала его близость еще до того, как он успел произнести хотя бы слово, и повернулась к нему на долю секунды раньше, чем следовало бы.

– Привет! Меня зовут Энтони Коул. Она пожала протянутую руку.

– Сара Нортон. Рада познакомиться с вами.

– Еще один бокал вина?

– Да, пожалуйста.

Направляясь к бару, Сара думала о том, какую часть самоконтроля она принесет в жертву после второй порции спиртного. В игры играют даже мужчины с квадратными челюстями. Она сразу отметила в нем одну черту: внимательные глаза Энтони замечали все, однако выражение их было таково, будто увиденное для него ровным счетом ничего не значило. Почти так же он смотрел и на нее – как бы делая шаг назад, как бы откидывая голову, оценивая, взвешивая. Так, наверное, оценивают картину – подойдет ли она к моей гостиной? Впишется ли в интерьер?

– Значит, вы пришли со своей подругой? – спросил он, когда, взяв со стойки бокалы, они вновь вернулись в толпу гостей.

– Угу.

Глаза ее сузились, спрашивая, давно ли он следит за ней.

– Я заметил вас обеих, как только вы вошли, – ответил Энтони на этот невысказанный вопрос.

Затем он поинтересовался ее работой, стал рассказывать о своем новом фильме, о съемках. Тема, можно сказать, профессиональная для обоих, однако Сару не оставляло ощущение, что на самом деле они говорят о чем-то совершенно ином. Время для нее остановилось, она понятия не имела, сколько они уже стоят вот так и есть ли вокруг кто-то. Пришлось напрячь волю и вернуться на землю.

– А вы, похоже, здесь один, – сказала Сара после долгой паузы. – На снимках вы всегда в паре.

– Пары как таковой в общем-то нет. Так, дань светским условностям. Я предпочитаю проводить свободное время в одиночестве. Так же, как и вы, а?

– Откуда вам это известно? – Сара почувствовала, что он, видимо, знает о ней больше, чем она предполагала. Под его взглядом Сара ощущала себя абсолютно раздетой, стоящей на сцене, а во всем зале единственный зритель – он, и его глаза неотступно следуют за ней, открывая самые потаенные уголки.

– Готов держать пари, что вы наслаждались этими ненастными днями, – продолжал Энтони. – Какой прекрасный предлог остаться наедине с самим собой.

– Господи, откуда вам все это известно? И откуда взялись вы сами – из моей головы?

Он чуть наклонился, губы его оказались рядом с ее ухом.

– Точнее – из ваших фантазий.

Вино начало оказывать свое действие. Сара отступила на шаг, не в силах отвести глаза от его лица.

– Вы меня пугаете, – негромко проговорила она. Энтони положил ей руну на плечо и легонько сжал так, что Сара ощутила биение пульса, – только она не могла понять чьего: ее собственного или его.

– Пугаться тут нечего, – сказал он. – Иногда люди просто приходят друг к другу, временами они просто соединяются.

– Я хочу еще выпить.

Возможно, алкоголь поможет ей отъединиться, поскольку скорость их сближения вызывала в Саре страх.

Три бокала вина с лихвой перекрывали то, что она привыкла считать своей нормой. Сара моментально почувствовала, как в мозгу у нее застучали тысячи крошечных звонких молоточков.

Она потратила годы на то, чтобы постичь механизм мужских игр, но рядом с Энтони Сара самой себе показалась дочерью волчьей стаи, внезапно перенесенной из лесной чащи в кипение человеческой цивилизации. На нее натянули черное мини-платьице и отправили на чужое празднество. А ведь Марк предупреждал: проблема с играми заключается в том, что с течением времени, каким бы умелым игроком человек ни считал себя, он непременно столкнется с тем, чье мастерство окажется выше. Или с тем, кто знает еще и другие игры. Или играет по новым правилам. Или вообще не признает никаких правил, играя как ему вздумается. И человек обнаруживает, что затерялся в джунглях, и ему приходится опускаться на четвереньки, чтобы рассмотреть дорожку из хлебных крошек, по которой можно спастись.

Подошедший откуда-то сбоку мужчина заговорил с Энтони, и Сара попыталась было отодвинуться, скрыться, однако ладонь, лежавшая на ее плече, так и не разжалась. Потеряв возможность управлять своим телом, Сара задала работу голове. Она попробовала посмотреть на Энтони, как на человека совершенно незнакомого, стоящего не рядом с нею, а в противоположном конце галереи. Но с расстоянием у нее ничего не вышло – дистанция не укладывалась. От него исходила какая-то загадочная энергия, она как бы обволакивала Сару, опутывала ее прочными шелковыми нитями, лишая суставы подвижности. Бессознательным движением пальцами правой руки она сжала кисть левой – предчувствуя, по-видимому, что ждет ее в будущем. В глубине ее существа что-то менялось. Так разбегаются друг от друга континенты, освобождая место для нового океана… никогда в жизни Сара не испытывала еще такого страха.

До полуночи оставалось совсем немного, когда краем глаза она заметила Белинду.

– Похоже, моя подруга собирается уходить, – сказала Сара Энтони.

– А вы не позволите мне подвезти вас до дома?

– Право, я не знаю, – она решила поддразнить его, – а что у вас за машина?

– «Мерседес 280Е» – классическая модель. Он вас устроит? – Энтони улыбнулся.

– Да. Пожалуй, это будет получше, чем «жук».

Чуть позже, когда они уже катили по бульвару в сторону океана, туда, где был маленький домик Сары, надеявшейся, что их не ждет там чудовищный беспорядок, она сказала:

– Я знала, что у вас такая машина. У меня есть игра – по внешнему виду человека я пытаюсь угадать марку его машины. И почти не ошибаюсь. Хотела бы я сама сесть за руль автомобиля, для которого создана…

– А вы на чем ездите? – поинтересовался Энтони, приглушив льющуюся из стереоколонок музыку и подняв почти доверху стекло, так что осталась совсем небольшая щель. В воздухе по-прежнему пахло дождем.

– У меня «вольво». Но я бы предпочла джип с приводом на все четыре колеса. Черный, с широкими шинами. Вот что мне нужно – машина-самец, воплощение символа мужской доблести.

Хохот Энтони напомнил ей раскат грома – он рождался у него где-то в груди, в нем звучало искреннее чувство. Его смех ей понравился.

О Боже, думала Сара, вся моя защита ни к черту не годится. Хотя, возможно, здесь и нет никакой игры. Доверься инстинктам, велела она себе. Так ведь все говорят. Или только психи и экстрасенсы? Из тех, что, глядя на экран телевизора, превращаются в тибетских монахов четырнадцатого века, изучивших английский в ходе своих путешествий во времени?

Входная дверь не открывалась. Вот уже две недели, как в ней что-то заклинило, а после ливневых дождей стало еще хуже. То ли фундамент просел, то ли дерево разбухло от влаги – сказались некие загадочные строительные огрехи, выяснение причин и ликвидацию которых Сара бессознательно откладывала на потом.

– Черт.

Она налегла на дверь телом, подергала ручку – обычно этого хватало. Но после выпитого вина этих усилий оказывалось явно недостаточно.

Энтони стоял позади, она слышала его дыхание.

– Ну-ка.

Он нажал на ручку и повернул ключ – дверь распахнулась. Удерживая равновесие, Энтони чуть наклонился вперед и поцеловал ее в шею. Очутившись в доме, они повернулись друг к другу, губы их встретились. В полной темноте Сара протянула руку, чтобы повернуть выключатель, и неловким движением столкнула с полочки керамического зайца. Она была уверена, что именно зайца и что, скорее всего, от него осталась лишь горстка черепков.

– Что это было? – спросил Энтони, разочарованный прервавшимся поцелуем.

– Ничего. Я хотела включить свет и… а, чепуха, что-то из моей коллекции керамических зверюшек.

– Зачем тебе вдруг понадобился свет? – послышался из темноты мягкий, чуть хриплый голос Энтони. Голос, полный опасности, которую слышит любая часть тела за исключением уха.

– Мне кажется, мы недостаточно хорошо друг друга знаем для того, чтобы заниматься этим в полной тьме, – проговорила Сара.

– А по-моему, вполне. – Он вновь привлек ее к себе.

– Подожди. Минутку. – Ей удалось освободиться из его рук, спастись от его рта, от голоса, кравшегося по ее ногам все выше.

Сара пересекла гостиную и зажгла лампу – самую маломощную в доме. Но перед этим она успела обернуться, и на какую-то долю секунды Энтони показался ей тенью, призраком.

– Нам нужно поговорить, – сказала она, когда на пол упал блеклый круг света. – Прошу. – Жест рукой в сторону кушетки. – Без предварительной беседы нам не обойтись. Ты понимаешь и сам: презервативы, анализ на СПИД, половые связи, номер медицинской страховки, ближайшие родственники и так далее.

– Пожалуй, это можно ускорить.

Энтони вытащил из бумажника пластиковый прямоугольник. Протянув его Саре, откинулся на подушки.

– Что это?

Она поднесла карточку поближе к глазам и вдруг зашлась смехом. Прямоугольничек оказался сертификатом, удостоверяющим, что Энтони Коул прошел тест на СПИД. Реакция – отрицательная.

– Неужели теперь выдают и такие? Вроде водительских прав для занятий любовью? Предъявитель сего может обходиться без кондома, но обязан носить контактные линзы?

– Я получил ее в очень авторитетном учреждении, – защищаясь, пояснил Энтони.

– Здесь у меня нет и тени сомнений. Я… Я просто не знала, что есть и такие удостоверения. По-моему, это… ну, смешно, что ли.

Правая рука Энтони легла ей на шею сзади. На этот раз рот стал уже более требовательным. Дыхание их перемешивалось.

– Где твоя спальня?

– У тебя за спиной – по коридору.

Сара подняла на него взгляд. Глаза Энтони светились тайной, она звала, влекла за собой, и, поддавшись зову, по темному коридору Сара направилась в спальню.

– Зажги свечу, – сказал Энтони, и она подчинилась, даже не удивившись тому, откуда ему было знать о свече и спичках на столике.

Колеблющееся пламя чуть разбавило царившую в комнате темноту. Сара потянула через голову платье, черный бюстгальтер порхнул в угол, по бедрам скользнули руки Энтони. Никакой одежды на теле не осталось. От ощущения прохлады Сара повела плечами. Видимо, где-то открыто окно.

– Раздень меня, – приказал он.

Неотрывно глядя на его лицо, она выполнила команду.

Она не смогла бы вспомнить, в какой момент они очутились в постели. Просто они уже были там, тяжесть его тела вдавливала ее в простыни, ее губы впились в его плечо. Глаза ее замерли на зеркальной дверце шкафа, ловя каждое движение их тел. Вот он скользнул в нее, вот она обвила его ногами. Через несколько мгновений она почувствовала, что простыни под ее спиной стали мокрыми от пота. Он так глубоко вошел в ее лоно, что она испытала острое чувство боли, вызванной неосознанным сопротивлением тела, боли от страха перед тем, что было на оборотной ее стороне.

– Откройся мне, – прошептал он, глядя на Сару сверху вниз, и в глазах его висела все та же тайна. – Впусти меня.

И вновь она поддалась ему – внезапно этот барьер боли, которым она привыкла защищать себя от попыток мужчин проникнуть в самую ее суть, этот барьер остался позади. А оборотная сторона боли оказалась совсем не страшной – только мягкое содрогание и рвущийся к Энтони стон. Свеча догорела, откуда-то доносилось пение соловья и шум несущихся в ночь автомобилей.

– Тебе нравится, что он так глубоко? – спросил Энтони, нежно удерживая голову Сары в своих ладонях. – На такую глубину в тебя еще никто не забирался, а?

– Никто.

Она не узнала собственный голос, звонкий и совсем молодой, принадлежавший какой-то девочке, с которой она уже давно не виделась.

Ладони Энтони сжались.

– Пока я буду там, внутри, смотри только на меня.

И она смотрела, стараясь даже не мигать. Неожиданно что-то неуловимо изменилось. Глаза, которые она видела над собой, стали вдруг ничьими. Энтони исчез, покинул ее; она ощущала его на себе и в себе – но только тело, сам же Энтони был уже где-то далеко-далеко.

Она уткнулась носом ему в шею. Ее бил озноб, она чувствовала растерянность и была вся мокрая от пота; ноги все еще не хотели расслабиться, хотя она и сама не знала, кого пытается ими удержать.

Так прошло несколько минут.

– Выйду на улицу ненадолго – освежиться, – проговорил Энтони.

Звук его шагов отдавался странным эхом в доме, привыкшем к походке Сары. Она услышала, как открылась кухонная дверь, и поняла, что Энтони уже в саду. Однако с таким же успехом он мог быть и в другом городе, подумала она. Сара повернулась на бок – так, чтобы видеть в зеркале отражение своего тела, положила руку между ног и погрузила пальцы в его семя. Затем поднесла руку ко рту, абсолютно неуверенная в том, будет ли завтра помнить его вкус.

Когда она вышла из дома, Энтони стоял чуть в стороне, под деревьями; в прорезях листвы можно было видеть звезды; фигура его едва освещалась льющимся через ограду светом далеких уличных фонарей. Почувствовав, что этот смутный свет и ночная прохлада лишь подчеркивают ее наготу, Сара направилась к нему.

В этот момент до сознания ее дошло, что вновь все изменилось. Они уже не были здесь одни. Вокруг десятки духов свисали с ветвей, выглядывали из-за ограды, пытались проскользнуть между их телами, когда Сара обвила его руками. Ладони Энтони легли ей на бедра, но духи крепко держали его за запястья. Сара слышала их шепот, только никак не могла разобрать слов. То, о чем они говорили, не имело ни малейшего отношения к ней. Это были его духи – они пришли в ее спальню за ним.

– Хочешь уйти? – прошептала Сара ему в шею; от тел их поднимался терпкий запах любви.

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Потому что ты уже сделал это.

– Что ты имеешь в виду?

– Я видела, как ты уходил. Ты был рядом, внутри меня, ты смотрел на меня, а потом получилось так, будто ты вдруг развернулся и бросился от меня со всех ног. Будто тобой овладело нечто иное, не имеющее со мной ничего общего. Тело твое оставалось со мной, а тебя – не было.

Он прижал ее к себе, и Сара почувствовала, что духи неохотно удаляются.

– Я рядом. И не хочу никуда уходить.

И все же ей было страшно заглянуть в его глаза – узнать, действительно ли он вернулся.

Ночью, когда они уже спали, ей казалось, что она растворяется в нем, вдыхает его в себя. Наполненная этим ощущением, она раскрыла глаза. Постель рядом была пуста. Но тут же послышались его шаги.

– Во сне я видела тебя совсем близко, – проговорила Сара неясным, сонным голосом, – а когда проснулась, тебя уже не было. Но ты вернулся.

– Я ходил в туалет, – прошептал он, ложась в постель, вжимаясь, вдавливая себя в Сару.

– Как тебе удалось проникнуть в мои видения? Ладонью Энтони убрал с ее лица прядь волос – завесу сна.

– Ты мне веришь, Сара?

– Да. – Она даже не заметила, как это слетело с ее губ.

– Доверяешь ли ты мне настолько, чтобы делать вещи, которых ты никогда в жизни не делала?

– Да.

Навалившийся на нее сон заглушил собою звуки его голоса.

Утром, стоя на пороге и глядя, как удаляется его машина, Сара думала: «Наверное, так это и бывает. Встречаешь человека, которого знала, кажется, всю жизнь. И единственное, что можешь сказать ему, это «да».

– Ты, похоже, совсем лишилась своего трахнутого ума, – сказала Белинда, когда Сара позвонила ей, устроив рядом с телефоном чашку кофе и две таблетки аспирина. – Ты только вчера с ним познакомилась. Я не хочу сказать, что тебе не стоило с ним спать, но как можно было ничем не пользоваться?

– С этим все в порядке, не беспокойся. Он показал мне такую карточку, медицинский сертификат, подтверждающий, что он прошел там все анализы и полностью здоров. К тому же, мы не просто трахались. А для меня это что-то да значит.

– И презерватив принизил бы эту значимость? Что это ты там болтала о сертификате?

– Это такая карточка. Ее носят в бумажнике, ну, он, по крайней мере, носит, – пояснила Сара. – Мне кажется, такую штуку не подделаешь.

– Наверное, нет, видимо, на черном рынке спрос на них пока еще невелик. Другое дело через пару лет, – не без сарказма заметила Белинда.

– Я верю своей интуиции, Белинда, о'кей? Все было так, как и должно было быть.

– А ты не помнишь, что однажды сказала мне по этому поводу? Ты сказала, что в таких случаях остается широкое поле для ошибок.

Двумя неделями позже Энтони заехал за ней на лимузине, чтобы поужинать где-нибудь вместе.

– Я подумал, что твой стиль требует несколько иной машины.

– А мне показалось, что твой «мерседес» в ремонте, – сдержанно ответила Сара, но при этом было заметно, что лимузин произвел на нее впечатление.

Ужинать они решили в Беверли-Хиллз, и Сара позаимствовала у Белинды платье – черное, до колена творение Бетси Джонсон, которое так облегало фигуру, что надеть под него хоть какое-то белье не представлялось возможным.

Нажав на кнопку, Энтони поднял стекло, отделявшее их от водителя, задернул шторки.

– Иди ко мне.

Коленями она уперлась в его бедра. Умные у меня ноги, подумала Сара, они знают, как удержать его рядом. Ее руки спутали, сбили его прическу, ее рот не давал ему возможности говорить. Наконец он откинулся на спинку сиденья.

– Возьми меня, Сара.

Она расстегнула его брюки, зная, что член его уже напряжен. И все же он стал еще тверже, когда она коснулась его пальцами.

– Мне очень нравится, что он у тебя такой быстрый, – прошептала Сара, устраиваясь у Энтони на коленях и впуская его в себя.

Она могла бы пойти до конца и увлечь его за собой – с легкостью – такое бывает, когда уже нет сил ждать. Однако сейчас ей как раз хотелось подождать. Она приподнялась и освободила его.

– Сара…

– Тсс. Я не желаю, чтобы ты тут и кончил. Ты сделаешь это, когда я скажу. Позволь мне подразнить тебя сегодня вечером, ладно? Дай мне поиграть. Пожалуйста, потерпи, а?

Энтони молчал; с приоткрытым ртом он наблюдал за тем, как Сара садится рядом, застегивая ему брюки. Ей показалось, она ощущает его дрожь.

Проходя по залу ресторана, она знала, что лицо ее пылает, она чувствовала себя как в лихорадке, и ей хотелось, чтобы это продолжалось бесконечно. Но продолжалось это лишь до того, как принесли заказанную еду, и выражение лица Энтони изменилось. Став вдруг серьезным, опершись на локти, он чуть подался вперед и долгим взглядом принялся изучать ее лицо. Таким долгим, что она почувствовала себя неуютно.