Текст книги "Прогнившие насквозь. Тела и незаконные дела в главном морге Великобритании"

На следующее утро я не пошел на работу, сказав, что приболел, гадая, было ли у Джорджа такое же жуткое похмелье, как и у меня. Болл забрал меня из дома и отвез в Скотланд-Ярд на рабочий завтрак. Вместе мы прослушали более четырех часов пленки, записанной предыдущим вечером. Я очень надеялся, что она не будет использована в суде, поскольку за некоторые места в разговоре мне было довольно стыдно, в особенности когда я высказал желание вступить в долю, а затем нечленораздельно сказал Джорджу, чтобы он продолжал рассказывать. Если захотите бросить пить, попросите кого-то записать вашу пьяную речь. В трезвом состоянии человек с пленки казался мне самым тупым, непривлекательным и скучным типом на свете.

Когда со всем было покончено, пришло время обедать. Болл предложил пойти в «Танк», бар при Скотланд-Ярде. Я не был готов даже смотреть на спиртное и собирался предложить пойти в кафе, но нас прервал дежурный, сказав, что звонила Салли. Джордж внезапно стал очень подозрительным – возможно, кто-то из продажных приятелей-полицейских даже предупредил его – и не пускал ее в морг. Поняв, что он, вероятно, уничтожает важные доказательства, чтобы избежать ареста, группа стремительно выехала на четырех машинах, и пятнадцать минут спустя мы припарковались на автостоянке больницы Гая – морг был прямо за углом. Болл решил, что мне следует зайти туда и оценить ситуацию. Если увижу что-то нежелательное, я должен был выйти на крыльцо и дать проверенный временем сигнал, почесав свой нос, после чего они бы занялись арестами. Я зашел, но внутри не было не только никаких следов Джорджа, но и признаков какой-либо его деятельности. Болл уже прикончил полпачки жевательных конфет, когда я вышел и сообщил ему плохие новости. Несколько секунд задумчиво пожевав, Болл принял решение: «К черту его, у нас, по сути, признание. Будем его брать».

После ареста мошенника и вора, работавшего в нашем морге, руководство должно было бы меня поблагодарить за содействие, Но поступило наоборот.

Мы прождали, пока в морге снова появятся Джордж со своим помощником Эриком, после чего их сразу же арестовали, надели наручники и отвезли на допрос в участок на Канон-Роу. Вместе с Салли мы присоединились к остальным сотрудникам в секционной и, изрядно позабавив доктора Уэста, только что закончившего вскрытие застрелившегося из дробовика мужчины, начали искать доказательства. Он даже предложил открыть двери холодильника на случай, если Джордж припрятал что-то рядом с телом самоубийцы. Желающих не нашлось, но мне это предложение показалось здравым, так что я его принял, тем не менее ничего не нашел. Мы искали хоть что-нибудь, что указывало бы на совершенное преступление, – украденную вещь, документы, говорящие об особых отношениях с определенными ритуальными агентами, а также все, что Джордж мог собрать в качестве страховки против помощников коронера и ритуальных агентов на случай, если они испугаются якобы совершенных ими преступлений, либо если их арестуют и потребуют дать показания против Джорджа.

Пока мы обшаривали смотровую, Салли упомянула, что видела, как один из помощников коронера спускался в подвал, однако там оказались только записи и печь для кремации. Я бросился вниз по лестнице и открыл дверь в крематорий. Вокруг печи летали обрывки обгоревшей бумаги, на части которых еще можно было разобрать текст. Их отправили в лабораторию на экспертизу: Болл надеялся, что криминалистам удастся расшифровать обугленные остатки.

* * *

Разумеется, несмотря на все происходящее, морг по-прежнему нуждался в управлении, и теперь, когда арестовали моего заместителя и его помощника, всеми делами пришлось заниматься мне и Салли. Начальство, которое, как мне казалось, должно было меня всячески благодарить, выражало лишь раздражение по поводу того, что морг оказался таким рассадником преступной деятельности, и теперь из-за ареста Джорджа здесь царил хаос. Они потребовали от меня, чтобы произошедшее никак не отразилось на повседневной работе морга. Я уже был на грани изнеможения и нуждался в отдыхе, но давление лишь продолжало нарастать. Они также обратили внимание на то, что в последние месяцы смертность значительно снизилась.

У нас всегда наблюдались сезонные колебания, и зимой, как правило, работы становилось больше, но на этот раз все было иначе. Причиной снижения была Вторая мировая война. Доживи люди, убитые на войне, до почтенного возраста, они все бы умирали в 1980-х. С другой стороны, показатель по убийствам за последние годы значительно вырос, и его траектория роста не собиралась идти на спад. Так как морг Саутуарка был судебным, загруженность у нас была самая большая. Именно в этот период мы столкнулись с чрезвычайно запутанным делом об убийстве, обстоятельства которого были примерно следующими.

Два любовника, убийца и жертва, лежали бок о бок в одном холодильнике.

Тони переехал в Лондон, когда повстречал и полюбил Джейн. Спустя год он женился на ней. После трех месяцев супружеского счастья Джейн познакомилась с женщиной по имени Кэролайн и увлеклась ею. Тони смирился с этой внебрачной связью, и Кэролайн переехала жить к ним. Несколько недель спустя Тони повстречал мужчину по имени Патрик, с которым у него тоже начались отношения. Джейн приняла измену Тони, и Патрик тоже перебрался к ним. Их в той или иной мере счастливая совместная жизнь продолжалась еще несколько месяцев, пока на сцене не появилась Мэри (которой при рождении дали имя Дэйв), завязав интрижку с Джейн и Кэролайн. Будучи сытыми по горло подобным раскладом, Тони с Патриком переехали в отдельную квартиру в Брикстоне. Еще через несколько недель Тони объявил Патрику, что возвращается обратно к Джейн (чтобы жить вместе с ней, Кэролайн и Мэри). Патрик плохо воспринял эту новость, и разгорелся скандал, в результате которого Тони получил смертельное ножевое ранение. Угрызения совести замучили Патрика, и он повесился в брикстонской тюрьме. На протяжении недели мы находились в необычной ситуации: любовники – убийца и жертва – лежали бок о бок в одном холодильнике, хоть и умерли в разное время в разных местах.

* * *

Когда я был не в морге, то был с Боллом и его подчиненными в Скотланд-Ярде, где помогал им разбираться со всей имеющейся информацией по делу против Джорджа и Эрика. Мы бесчисленное количество раз прослушали записи и прочитали десятки письменных показаний. Их отдел провел полномасштабное расследование: показания дали ритуальные агенты, помощники коронера и родственники покойных. Один ритуальный агент сообщил, что Джордж как-то предлагал ему недорого купить подержанный гроб. Один из помощников коронера попросил гробовщика оплатить ему членство в масонской ложе – гробовщик ответил отказом, после чего помощник коронера начал поручать прибыльную перевозку тел кому-то другому. Из мести, когда полиция взялась за дело, этот гробовщик первым его и сдал.

Планировалось, что операция Болла охватит весь Северный Лондон, но его начальство прикрыло расследование. Проведенная двумя годами ранее антикоррупционная операция среди полицейских легла огромным пятном позора на всю полицию. Это расследование коррупции в полиции (в ходе которого выяснилось, что она есть повсеместно) затронуло десятки сотрудников, обошлось в четыре миллиона долларов, однако не привело ни к единому приговору. Тем не менее двести пятьдесят полицейских были уволены со службы. Руководство лондонской полиции не хотело иметь дело с новым громким скандалом, но к началу предварительных слушаний по делу против Джорджа и Эрика на Боу-стрит, 40 три полицейских уже находились под следствием и три помощника коронера, с которыми я работал, были преданы суду (аристократичный Тед, толстый Фрэнк и тощий и неприглядный Мартин, которого я на работе толком не видел). Мне было не особо приятно участвовать в полицейской операции по поимке Джорджа, но это было ничто по сравнению с моим выступлением в качестве главного свидетеля в суде, который, к моему великому удивлению, приковал внимание всей страны.

08. Суд

Январь 1983 года

Когда Джорджу предъявили запись, он решил во всем признаться. Эрик, напротив, продолжил настаивать на своей невиновности, так что ему предстоял суд присяжных.

Поначалу я относился к судебному процессу по делу о коррупции как к любому другому: в конце концов, я уже привык к работе системы правосудия. Тем не менее, когда процесс начался и меня попросили пройти в комнату для свидетелей, все оказалось совершенно иначе. Прочие свидетели (коих было много, в том числе и приятелей Джорджа) один за другим бросали на меня ненавидящие взгляды, переговариваясь между собой. Я мог только догадываться, о чем шла речь, однако уверен, что они с радостью увидели бы мое тело лежащим на столе для вскрытия.

Когда зашедший поздороваться Джон Болл увидел, что происходит, он вывел меня из комнаты.

– Нельзя тебя здесь оставлять, – сказал он, жуя ириску, и после непродолжительного обсуждения мне было разрешено ожидать своего выступления перед судом в небольшом помещении, которое использовали полицейские, работающие в суде. Многочисленные съемочные группы и сливки британской прессы уже расположились снаружи здания, сражаясь за лучшие места. Я понимал, что мои показания сделают меня главной звездой всего представления, чего хотел меньше всего на свете. Желание блистать в свете театральных софитов осталось далеко в прошлом – теперь мне больше по душе был относительный покой и тишина морга.

Наконец громкий голос объявил: «Вызывается Питер Эверетт!», и я вышел на сцену, чтобы начать главное выступление в своей жизни.

Хоть я и не сделал ничего дурного, во время дачи свидетельских показаний в суде у меня выступила испарина.

Я не боялся давать показания в суде: в конце концов, я не сделал ничего плохого и к этому времени повидал немало судов, однако от вида переполненной ложи для прессы – часть журналистов была вынуждена разместиться на свободных местах для публики – у меня выступила испарина. Оставшиеся места были заняты членами профсоюза работников морга с мрачными лицами. Они явно были не особо рады меня увидеть. Кроме того, присутствовали родители Эрика, убежденные в его невиновности. Я сожалел, что им пришлось пройти через этот кошмар, но, как по мне, их сын был на сто процентов виновен в том, что обворовывал мертвецов.

Я уже привык к старинным и тесным залам в Центральном лондонском суде, однако в Саутуарке было не лучше – на самом деле, даже хуже. К своему удивлению, я обнаружил, что свидетельская трибуна располагается прямо напротив судьи. Настолько близко, что я мог бы коснуться кончика его носа. Еще больше с толку сбивало то, что я точно так же мог дотянуться до Джорджа и Эрика, которых немедленно поставили рядом со мной. Они оба безуспешно пытались не смотреть на меня таким взглядом, словно желали мгновенной смерти от сердечного приступа.

Судья Эдвард Фокс – пожилой мужчина в очках с золотой оправой, с тихим приятным голосом, – наверное, почувствовав мою нервозность, изо всех сил постарался успокоить, объяснив мою роль в деле, сложное положение, в котором я оказался, а также абсолютную необходимость этого судебного процесса. Затем он, как полагается, официально предупредил, что меня не могут заставить говорить ничего, что выходит за пределы общедоступных знаний, а также свидетельствовать против себя. Позже Болл объяснил мне, что это было мерой предосторожности на случай, если адвокат Эрика предпримет попытку сделать обвиняемым и меня. На аудиозаписях, сделанных в пабе «Диккенс Инн», мои попытки выудить у него побольше информации о его всевозможных «мутках» звучали так, словно я просился в долю. Однако судили в тот день не меня, хотя вскоре я и почувствовал себя именно так.

Сделав глубокий вдох, я приступил. Показания я давал в течение двух дней, и, рассказывая о всевозможных преступлениях, не упускал ни единой возможности дать понять, в насколько архаичной системе и неприемлемых условиях работал персонал морга. Мы отчаянно нуждались в реорганизации и ремонте.

Защита Эрика строилась на том, что он получал лишь полузаконные выплаты, которые брали все остальные сотрудники морга. Я объяснил, что сотрудники получали так называемый коронерский гонорар от судебно-медицинского эксперта за каждое дело, с которым они помогали (эти деньги всегда платились наличными): за подготовку и предварительное вскрытие трупа, чтобы судмедэксперт мог как можно быстрее сделать свое дело и перейти к следующему трупу, не тратя попусту времени. Это была распространенная, пусть и нерегулируемая практика по всей стране, которую в лучшем случае можно было назвать полузаконной.

Из-за борьбы с коррупцией в собственном морге я нанес удар по финансовому состоянию всех работников моргов вообще, обнаружив проблему в самой системе.

Ритуальные агенты также платили гонорар за измерение тела. Без содействия персонала морга ритуальным агентам приходилось бы тратить время и трудовые ресурсы, посылая кого-нибудь к нам для измерений, чтобы понять, какой именно гроб привозить. Гораздо проще было платить за это сотрудникам морга. Эти деньги также выплачивались наличными, и подобная практика была распространенной и общепринятой, пусть и тоже никак не регулируемой.

Я видел, как побледнели лица присутствующих ритуальных агентов, пока объяснял эту систему, – они смотрели, как журналисты записывали каждое мое слово. Налоговики теперь обо всем узнают!

Затем я объяснил, почему в английских моргах так легко может процветать коррупция.

– Деятельность моргов законодательно никак не контролируется, – сказал я. – По закону об общественном здравоохранении 1926 года районные муниципальные власти должны обеспечить место для приема тел и проведения вскрытий. Комиссия по охране труда и технике безопасности проверяет соблюдение санитарных норм, однако у нас инспекция не проводилась годами, и наш морг пребывает в ужасном состоянии. Тем временем коронеру платит окружной совет, а отвечает он перед МВД; судебно-медицинские эксперты работают на национальную службу здравоохранения, в то время как помощники коронера служат в полиции. Подобная дезорганизация, когда отсутствует государственный орган, осуществляющий общий контроль, открывает просторы для всевозможных злоупотреблений.

«Мертвые не покоятся с миром, а расходятся по миру».

Затем прокурор спросил у меня о незаконных выплатах сотрудникам морга – этой-то возможности я и ждал. Я принялся подробно рассказывать про черный рынок внутренних органов: глаза, продаваемые пациентам с Ближнего Востока через одну клинику на Харли-стрит; отправляемые на кафедры анатомии мозги, а также гипофизы, продаваемые фармацевтическим компаниям для разработки и производства гормонов роста, – и все это без разрешения родных.

– Получается, – сказал я, чувствуя себя все более комфортно в своей роли, поскольку видел, что полностью завладел вниманием всех присутствующих в зале суда, – что мертвые не покоятся с миром, а расходятся по миру!

* * *

Когда первый день дачи показаний подошел к концу, я покинул зал суда, спешно миновав вереницу сверкающих вспышками фотоаппаратов и выкрикивающих вопросы журналистов, как можно быстрее побежав от зала суда вниз по Баттл-бридж-лэйн. Я неимоверно радовался тому, что живу менее чем в пяти минутах ходьбы оттуда.

– Питер, про тебя говорят во всех новостях! – воскликнула Венди, когда я зашел в квартиру.

Налив себе джина с тоником, я уселся перед телевизором, чтобы посмотреть новости в 17:40 по ITN. Как и можно было ожидать, я был главной темой всех информационных выпусков как ранним, так и поздним вечером. На следующий день про меня написали на передовой Times. Решающей стала фраза о расхождении покойных по миру, и после этого судебный процесс предсказуемо превратился в сенсацию. Хотя на скамье подсудимых сидел Эрик, СМИ продолжали фокусировать внимание на мне. Впервые секреты дома покойников оказались достоянием общественности, и у прессы был настоящий праздник.

И действительно, второй день оказался еще более впечатляющим.

– Эти двое безнравственных помощников забирали с тел драгоценности и наличные деньги, – обозначил адвокат обвинения Фрэнсис Эванс, пытаясь обрисовать Джорджа и Эрика эдакими современными Берком и Хейром (печально известные расхитители могил, которые в 1828 году убили шестнадцать человек, чтобы продать их тела врачам для изучения анатомии).

– Стоило только гробовщикам доставить тела, как они обшаривали их карманы, забирая себе кольца и часы. Это весьма странная и пугающая история… Они обкрадывали родных, совершенно о них не думая.

Масштабы коррупции в нашем морге, по словам замешанных, были такими, что они вполне могли бы стать миллионерами.

Затем я описал кражи наличных денег, драгоценностей, гробов (которые не отправлялись, как было положено, в печь крематория и перепродавались другим семьям) и объяснил, что, как показало полицейское расследование, масштабы коррупции далеко не ограничивались Саутуарком, что подобные кражи происходили по всей стране. Увы, я не мог вдаваться в подробности, так как этот судебный процесс был посвящен другой теме.

Затем Джордж, признавший вину, подробно рассказал о своих преступлениях, объяснив, насколько часто он снимал ценные предметы с сильно разложившихся тел, так как они, как правило, умирали в одиночестве, и некому было проверить, что было при них. Масштабы коррупции, по его словам, были такими, и ему доставалось так много денег, что он вполне мог стать миллионером.

Вплоть до этого момента процесс складывался весьма неплохо для обвинения. Но во второй половине второго дня случилась катастрофа.

Я отвечал на перекрестный допрос. Барристер[27]27
   Адвокат, ведущий дело, в английской судебной системе.


[Закрыть] Эрика, относительно молодой человек по сравнению со всеми остальными матерыми адвокатами в зале, предпринял попытку выставить своего клиента эдаким безобидным простофилей, который был немного беспомощным и попросту не понимал, что вокруг него происходит. Закончив объяснять свою позицию, адвокат чуть ли не мимоходом задал мне вопрос.

– Считаете ли вы, что человек, сидящий на скамье обвиняемых, совершил кражу и виновен во вменяемых ему преступлениях?

Я понимал, что Эрик был лишь подростком, совершившим под влиянием Джорджа глупейшую ошибку, но по поводу его вины сомнений у меня не было. Я планировал сказать: «Я не думаю, что он виновен, я знаю, что он виновен!», однако только успел сказать «Я не думаю, что он виновен…», как адвокат резко меня перебил:

– Спасибо-на-этом-все!

– Мистер Эверетт, – сказал судья, – вы можете покинуть трибуну.

Своим взглядом он дал мне понять, что я попался на одну из старейших уловок в юриспруденции – мой ответ был прерван на полуслове в угоду защите.

Я покинул суд в подавленном состоянии, думая о своей детской ошибке. Я должен был хорошенько подумать над вопросом и грамотно сформулировать ответ, прежде чем открывать рот. Присяжные признали Эрика невиновным. Болл был в ярости и стремительно ушел, не проронив ни слова, – его рот был набит лакричными конфетами.

Вернувшись домой, я рухнул в кресло перед телевизором, измотанный и раздосадованный своей оплошностью, но вскоре немного воспрянул духом, так как новости в тот вечер, казалось, были больше озабочены отсутствием государственного контроля и коррупцией национального масштаба, чем виной или невиновностью Эрика. На следующее утро газеты вовсю оторвались на Джордже, выпустив передовицы с заголовками вроде «У мертвецов воровали драгоценные камни», «Могильный вор обкрадывал трупы» и «Работники морга обворовывали покойников».

В морге Вестминстера санитары держали в холодильнике украденные тушки индейки, чтобы продать их местному пабу.

Джордж признал себя виновным в заговоре с целью кражи. Оглашая приговор, судья Эдвард Фокс сказал: «Это очень серьезные преступления, за которые должно быть смертельно стыдно», – и я по сей день не уверен, понимал ли он, что сказал каламбур. Джорджа приговорили к восемнадцати месяцам, девять из которых он должен был отбывать условно.

Наконец мне удалось предать огласке архаичную систему морга, равно как и достигшую национальных масштабов коррупцию, и у меня появилась надежда на изменения к лучшему – которые, возможно, будут проводиться с моим участием, причем в первых рядах.

Каким же я был наивным.

* * *

Система английских моргов, десятилетиями работавшая практически бесконтрольно, внезапно оказалась в пучине скандалов. Начали всплывать истории злоупотребления, коррупции и откровенной глупости. Ряд больниц (в том числе в Питерборо и Белфаст-Сити) отправляли на кремацию не те тела, в то время как в морге Бристоля регулярно «терялись» человеческие органы, а морг Шеффилда незаконно снабжал университеты различными частями тела. В больнице Восточного Суррея одно из объявленных мертвым тел воскресло прямо в холодильнике. Одного старшего судебно-медициского эксперта в Лондоне лишили лицензии, когда выяснилось, что он просил санитаров сломать трупу шею, чтобы скрыть допущенную им в отчете о вскрытии ошибку. Также в Лондоне, в морге Вестминстера, санитары держали в холодильнике украденные тушки индейки (чтобы продать их местному пабу), в то время как в Эдвере заведующий моргом тайком провозил в гробах запрещенные порнографические журналы. Заведующий моргом Ноттингема продавал органы и крал одежду. Даже церковные кладбища были не застрахованы от преступных соблазнов, и двух могильщиков в Мертире поймали, когда они разбивали гроб с целью грабежа, в то время как двое подростков, работавших на кладбище в Личфилде, продавали университетам человеческие кости. Один священник в Тайвине взял чрезвычайно странную привычку кастрировать перед похоронами все мужские трупы. Холодильная камера в Ковентри была ограблена – предположительно, сотрудниками. Двенадцать тел достали из холодильника и обчистили (три из них оказались в итоге на полу). В Баттерси тело знаменитого телевизионного комика и актера Дика Эмери оставили в гараже на съедение крысам. Список на этом не заканчивался. Тем временем помощников коронера по всему Южному Лондону отстраняли от работы. Дэвид из Саутуарка, тот самый, что «тайком» выпивал на работе, решил, что самое время уволиться по состоянию здоровья, в то время как Теду и Фрэнку грозил суд по обвинениям в коррупции. В общей сложности в коррупции обвинили восемь помощников коронера из Лондона – Кройдона, Баттерси, Вестминстера и Саутуарка. Из сорока трех помощников коронера, попавших под следствие, многим удалось избежать судебного преследования, когда они охотно согласились уволиться, в то время как остальные поменяли должности. В конечном счете лишь шесть помощников коронера были успешно отданы под суд, уволены и оштрафованы. Отдел по борьбе с коррупцией был недоволен. Руководство из Скотланд-Ярда не позволяло им продолжать расследование в Северном Лондоне: скандал был слишком громким, и они хотели его замять.

Я сидел в баре, обсуждая все эти случаи с одним моим приятелем из офиса коронера по имени Брайан. В конце вечера он упомянул, что страдает от боли в груди, и пошутил, что утром окажется на моем столе для вскрытия. Той самой ночью он умер от сердечного приступа.

* * *

В Саутуарке теперь была жуткая нехватка персонала, а моральный дух пал ниже плинтуса. Мне казалось, что падать ему уже некуда, но вскоре выяснилось, что есть.

Совет Саутуарка поручил мне составить опросник для моргов, чтобы распространить его по всей Англии и Уэльсу. Идея – во всяком случае, как я полагал – заключалась в том, чтобы собрать информацию, которая поможет организовать национальный контролирующий орган и сформулировать стандарты для моргов по всей стране. Я вписал вопросы о том, сколько персонала числилось в штате, какого объема были холодильные камеры, работали ли они в неурочные часы и т. д. Готовый опросник отправил в головной офис, где без моего ведома был добавлен еще один вопрос: «Получал ли ваш персонал какие-либо выплаты от судебно-медицинских экспертов и ритуальных агентов?»

После того как я предал огласке схему получения дополнительных денег работниками морга, у меня осталось довольно мало друзей, и по поводу моей добропорядочности стали ходить сплетни.

Впервые об этом добавленном вопросе я узнал, когда усаживался ужинать у себя дома. Услышав яростный стук в дверь, я подошел ее открыть.

На пороге был Тревор, заведующий другим лондонским моргом.

– Какого хрена ты натворил, Эверетт? – завопил он.

– О чем ты вообще? – с искренним недоумением спросил я, неохотно пуская этого обычно уравновешенного человека в свой дом.

– Ты разворошил гребаное осиное гнездо! Из-за тебя совет положил конец всем выплатам от ритуальных агентов и судмедэкспертов. Из-за тебя я потерял четверть своей зарплаты!

– Но я не понимаю, – сказал я, – это не имеет ко мне никакого отношения, если совет решил…

– То есть ты хочешь сказать, что этот опросник, на котором стоит твое имя, составил не ты?

Предприняв безуспешные попытки успокоить Тревора, на следующий день я все проверил и увидел вопрос, добавленный советом.

– Господи Иисусе!

И действительно, вскоре мне начало казаться, что меня готовы распять.

Те немногочисленные друзья, которые были у меня среди коллег, сразу же разорвали со мной отношения, осознав, что из-за меня (каким бы ошибочным это понимание ни было) лишились четверти своих доходов. Я получал письма с угрозами, а по поводу моей добропорядочности стали ходить сплетни.

Настоящий сокрушительный удар был нанесен мне несколько недель спустя вместе с приходом налогового инспектора. Финансовое управление решило провести расследование по всем моргам в стране, и стали проверяться все неучтенные деньги, полученные нами с момента назначения на должность. Это коснулось сотен санитаров, и всем пришлось выплатить тысячи долларов задолженности по налогам.

В профсоюзе меня стали презирать, так что пришлось из него выйти. Мне не к кому было обратиться за поддержкой. Вплоть до этого момента мы все были большой семьей, в тяжелые времена приходили друг к другу на выручку. Теперь же, уличив вора и вскрыв коррупцию, я лишился всего. Очевидным решением было отказаться и от занимаемой должности, однако уход из морга был для меня чем-то немыслимым. Всю жизнь я мечтал здесь работать и теперь был заведующим, находясь в морге двадцать четыре часа в сутки, – это была моя жизнь, и отказ от нее казался мне равносильным смерти. Я решил, что продолжу работать, и если мне придется делать это в изоляции, так тому и быть.

По крайней мере, у меня был один друг в лице Салли – молодой ассистентки, которая отважно выступила в роли свидетеля преступного поведения Джорджа. А так как мне как можно скорее требовалось назначить кого-то на замену Джорджу и Эрику, я решил обратиться к Пэту, своему старому приятелю и помощнику из больницы святой Марии. Оказалось, что он работает в доме престарелых. Я объяснил неприятную ситуацию, в которую попал, и во что он ввязывается, но, к моей несказанной радости, Пэт согласился помочь. Истории про коррупцию его нисколько не удивили. Мы оба были свидетелями относительно небольших краж в больнице святой Марии. Заведующий моргом, работавший там до меня, был уволен из-за того, что обворовал тело, а одного из моих помощников обвинили в краже часов. Из-за отсутствия улик доказать ничего было нельзя, так что его просто перевели в регистратуру.

– Мне не помешает немного встряхнуться! – воскликнул Пэт, и на следующей неделе он прибыл в Саутуарк. Таким образом, заручившись поддержкой Салли и Пэта, я решил во что бы то ни стало привести морг Саутуарка в порядок.