Текст книги "Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий"

На них изображался текущий правитель местности, как правило, с венком или диадемой на голове. Правители на монетах всегда смотрели вправо, по примеру Александра. На обратной стороне изображался Аполлон, о чем свидетельствовала надпись на греческом языке[37]37
  K. Sheedy, ‘Magically Back to Life: Some Thoughts on Ancient Coins and the Study of Hellenistic Royal Portraits’, in K. Sheedy (ed.), Alexander and the Hellenistic Kingdoms: Coins, Image and the Creation of Identity (Sydney, 2007), рр. 11–16; K. Erickson and N. Wright, ‘The “Royal Archer” and Apollo in the East: Greco-Persian Iconography in the Seleukid Empire’, in N. Holmes (ed.), Proceedings of the XIVth International Numismatic Congress (Glasgow, 2011), рр. 163–168.


[Закрыть].

Греческий язык можно было услышать по всей Центральной Азии и в долине Инда. В Ай-Хануме, городе на севере Афганистана, который был основан Селевком, на одном из монументов были выгравированы дельфийские максимы. Они гласили:

 
Ребенком будь послушен.
Юношей будь сдержан.
Взрослым будь справедлив.
В старости будь мудр.
Настанет время умирать, умирай без боли[38]38
  L. Robert, ‘De Delphes à l’Oxus: inscriptions grecques nouvelles de la Bactriane’, Comptes Rendus de l’Académie des Inscriptions (1968), рр. 416–457. Перевод можно найти здесь: F. Holt, Thundering Zeus: The Making of Hellenistic Bactria (London, 1999), р. 175.


[Закрыть].
 

Чиновники пользовались греческим языком в работе еще более столетия после смерти Александра. Так, например, на греческом языке выписывали налоги и зарплату солдатам. По крайней мере так было в Бактрии около 200 года до нашей эры[39]39
  J. Jakobsson, ‘Who Founded the Indo-Greek Era of 186/5 BCE?’, Classical Quarterly 59.2 (2009), рр. 505–510.


[Закрыть]. Греческий язык проник глубоко в Индийский субконтинент. Некоторые эдикты правителя империи Маурьев Ашоки, величайшего властителя раннеиндийского периода, были написаны с параллельным переводом на греческий язык, по всей видимости, в интересах местного населения[40]40
  D. Sick, ‘When Socrates Met the Buddha: Greek and Indian Dialectic in Hellenistic Bactria and India’, Journal of the Royal Asiatic Society 17.3 (2007), рр. 253–254.


[Закрыть].

Резонанс, который вызвал культурный обмен между Европой и Азией, оказался просто потрясающим. Статуи Будды стали появляться только после того, как в долине Гандахара и Восточной Индии установился культ Аполлона. Буддисты почувствовали угрозу со стороны новой успешной религии и стали создавать свои собственные визуальные образы. Взаимосвязь прослеживается не только по времени появления ранних статуй Будды, но и в их внешнем виде и дизайне. Можно предположить, что прототипом для них стали изображения Аполлона. Таково было влияние греческой культуры. Ранее буддисты воздерживались от визуальных средств отображения, теперь же конкуренция заставила их быстро реагировать, перенимать чужой опыт и изобретать что-то новое[41]41
  J. Derrett, ‘Early Buddhist Use of Two Western Themes’, Journal of the Royal Asiatic Society 12.3 (2002), рр. 343–355.


[Закрыть].

Каменные алтари, украшенные греческими письменами, изображения Аполлона и изысканные миниатюры из слоновой кости, изображающие Александра, найденные на юге Таджикистана в наше время, показывают, насколько сильным оказалось влияние западной культуры[42]42
  B. Litvinsky, ‘Ancient Tajikistan: Studies in History, Archaeology and Culture (1980–1991)’, Ancient Civilisations 1.3 (1994), р. 295.


[Закрыть]. Понятие о культурном превосходстве пришло оттуда же. Греков уважали в Индии, в частности за их познания в науках: «Они варвары, – гласит книга, известная как «Шри Гарга-самхита», – но наука астрономия пошла от них, и только за это их можно почитать как богов»[43]43
  S. Nath Sen, Ancient Indian History and Civilisation (Delhi, 1988), р. 184. также см. R. Jairazbhoy, Foreign Influence in Ancient India (New York, 1963), рр. 48–109.


[Закрыть].

Согласно Плутарху, Александр убедился, что греческая теология распространилась до самой Индии. В результате Олимпийские боги почитались по всей Азии. Молодежь в Персии и за ее пределами воспитывалась на трудах Гомера и трагедиях Софокла и Еврипида. В долине Инда изучали греческий язык[44]44
  Plutarch, Peri tes Alexandrou tukhes he arête, 5.4 in Plutarch: Moralia, ed. and tr. F. Babitt et al., 15 vols (Cambridge, MA, 1927–1976), 4, рр. 392–396; J. Derrett, ‘Homer in India: The Birth of the Buddha’, Journal of the Royal Asiatic Society 2.1 (1992), рр. 47–57.


[Закрыть]. Может быть, поэтому заимствования наблюдаются и в литературе. Было высказано предположение, что основой для создания «Рамаяны», санскритского эпоса, выступали «Илиада» и «Одиссея», а тема похищения Ситы Раваной содержит прямую отсылку к бегству Елены с Парисом из Трои. Влияние культур могло наблюдаться и в обратном направлении. Некоторые ученые считают, что «Энеида», в свою очередь, была навеяна индусскими текстами, в частности «Махабхаратой»[45]45
  J. Frazer, The Fasti of Ovid (London, 1929); J. Lallemant, ‘Une Source de l’Enéide: le Mahabharata’, Latomus 18 (1959), рр. 262–287; Jairazbhoy, Foreign Influence, р. 99.


[Закрыть]. Идеи, темы и истории путешествовали по дорогам, распространялись путешественниками, купцами и паломниками. Завоевания Александра положили начало расширению сознания населения тех стран, которые он покорял, а также тех, с которыми происходил обмен идеями и новыми концепциями.

Даже народы диких степей подверглись этому влиянию. Об этом свидетельствуют найденные захоронения высокопоставленных лиц в Тилля-тепе на севере Афганистана. В их украшениях прослеживается греческий след. Аналогичные захоронения были найдены в Сибири, Индии и других местах. Предметы роскоши кочевники обменивали на домашний скот и лошадей, а иногда получали в качестве дани, в обмен на мирное существование[46]46
  C. Baumer, The History of Central Asia: The Age of the Steppe Warriors (London, 2012), рр. 290–295.


[Закрыть].

Процесс мирового взаимовлияния ускорился благодаря растущим амбициям Китая. Новые волны экспансии во время правления династии Хань (206 год до нашей эры – 220 год нашей эры) раздвинули границы до самой провинции Сиюй, название которой в переводе обозначает «Западный регион». Сегодня мы знаем ее под названием Синьцзян – «Новая пограничная земля». Данная область располагалась за пределами Ганьсуйского коридора – пути примерно в 600 миль, соединяющего внутреннюю часть Китая с городом-оазисом Дуньхуан, перекресток на краю пустыни Такла-Макан. В этой точке можно было выбрать, по какому пути двигаться – северному или южному, причем оба они могли быть опасны. Эти пути сходились в Кашгаре, который являлся узловым пунктом Гималайских гор, гор Памира, гряды Тянь-Шань и Гиндукуша[47]47
  V. Hansen, The Silk Road (Oxford, 2012), рр. 9–10.


[Закрыть].

Политика экспансии Китая позволила объединить Азию. До этого связи были блокированы юэчжи и прежде всего хунну, кочевыми племенами, которые, подобно, скифам являлись большой проблемой в Центральной Азии, но в то же время были важными партнерами и поставщиками домашнего скота. Китайские авторы во втором веке до нашей эры отмечали, что у людей из степи покупалось до десяти тысяч голов скота[48]48
  Sima Qian, Records of the Grand Historian of China, 123, 2, р. 238.


[Закрыть]. Огромный спрос на лошадей со стороны китайцев подогревался острой необходимостью поддерживать эффективную армию, способную сохранять порядок на территории Китая и отражать атаки хунну или других кочевых племен. Лошади из западной части Синьцзяна ценились достаточно высоко и могли принести вождям племен целое состояние. Однажды вождь юэчжи сторговал лошадей за очень крупную партию товаров, которые впоследствии перепродал, увеличив свое состояние в десять раз[49]49
  Там же, 129, 2, р. 440.


[Закрыть].

Самых знаменитых скаковых лошадей разводили в Ферганской долине, на противоположной стороне живописного Памира, который располагается на территории восточной части Таджикистана и северо-восточной части Афганистана. Их очень ценили за их силу. Китайские авторы называли их «рожденными драконами» и «хансюэ ма» («лошади, потеющие кровью») из-за свойственного для них красноватого пота, причиной появления которого могли быть местные паразиты или то, что у этих лошадей необычайно тонкая кожа и кровеносные сосуды лопались при большой физической нагрузке. Некоторые особенно хорошие особи стали настоящими звездами. Их воспевали в поэмах, изображали в скульптурах и на картинах. Их же называли tianma – небесными, божественными лошадьми[50]50
  H. Creel, ‘The Role of the Horse in Chinese History’, American Historical Review 70 (1965), рр. 647–672. В пещерах Дуньхуан на стенах можно найти много изображений небесных лошадей, см. T. Chang, Dunhuang Art through the Eyes of Duan Wenjie (New Delhi, 1994), рр. 27–28.


[Закрыть]. Некоторые из них даже отправлялись «к лучшей жизни» вслед за своими хозяевами. Один из императоров был захоронен вместе с восемьюдесятью самыми любимыми скакунами – место их погребения охранялось статуями двух жеребцов и одним терракотовым воином[51]51
  Recent excavations of the Emperor Wu’s mausoleum in Xi’an in 2011, Xinhua, 21 February 2011.


[Закрыть].

Взаимоотношения с хунну, которые господствовали в степях Монголии и на лугах на севере Китая, не всегда были простыми. Современные историки описывали это племя как варварское, склонное к употреблению сырого мяса и крови. По словам одного из писателей, это люди, которых «отринули небеса»[52]52
  Huan Kuan, Yan Tie Lun, цитируется по Y. Yu, Trade and Expansion in Han China: A Study in the Structure of Sino-Barbarian Economic Relations (Berkeley, 1967), р. 40.


[Закрыть]. Китайцы доказали, что они предпочтут заплатить дань, чем подвергнуть свои города угрозе нападения. Посланники регулярно отправлялись к кочевникам (которые с детства обучались охоте на крыс и птиц, а затем на лис и зайцев), и император вежливо осведомлялся о здоровье верховного лидера[53]53
  Например, Sima Qian, Records of the Grand Historian of China, 110, 2, рр. 145–146. Некоторые комментариии относительно образования, обычаев и моды хунну см. на стр. 129–130.


[Закрыть]. Была разработана целая система дани, и кочевники получали предметы роскоши, такие как рис, вино и ткани, в обмен на мир. Самым ценным подношением был шелк – ткань, которая высоко ценилась кочевниками за текстуру, легкость. Они использовали его для изготовления одежды и постельного белья. Кроме того, это был символ политической и социальной власти: многослойные одежды из драгоценного шелка – важный признак статуса шаньюя (верховного лидера племени)[54]54
  См. Yu, Trade and Expansion in Han China, рр. 48–54.


[Закрыть].

Уплаченные в качестве дани суммы были существенными. В 1 году до нашей эры хунну получили 30 000 рулонов шелка, такой же объем сырья, а также 370 предметов одежды[55]55
  Там же, р. 47, n. 33; также см. R. McLaughlin, Rome and the Distant East: Trade Routes to the Ancient Lands of Arabia, India and China (London, 2010), рр. 83–85.


[Закрыть]. Некоторые чиновники полагали, что любовь племени к роскоши не доведет до добра. «Вы одержимы вещами из Китая», – смело заявил один из посланников лидеру племени. Он отметил, что обычаи хунну постепенно меняются и Китай «в конце концов, покорит всю нацию хунну»[56]56
  Sima Qian, Records of the Grand Historian of China, 110, 2, р. 143.


[Закрыть].

Но он всего лишь выдавал желаемое за действительное. На самом деле такая стратегия, которая помогала поддерживать мир и добрососедские отношения, приводила к потерям, как финансовым, так и политическим. На выплату дани необходимо было много денег, кроме того, она свидетельствовала о политической слабости Китая. Со временем династия Хань пришла к выводу, что с хунну нужно бороться и решить этот вопрос раз и навсегда. Согласованные усилия позволили освободить богатые сельскохозяйственные земли региона Сиюй, кочевники были отброшены, и китайцы взяли под контроль коридор Ганьсу в результате кампании, длившейся десять лет и закончившейся в 119 году до нашей эры. К западу находятся горы Памира, а за ними – новый мир. Китай открыл дверь, ведущую к трансконтинентальным связям. Именно тогда и появился Шелковый путь.

В ходе экспансии Китай стал проявлять живой интерес к землям, лежащим за его пределами. Чиновников обязывали исследовать регионы за горами и писать отчеты. Один из таких отчетов – «Ши цзи» («Исторические записки») – принадлежит перу историографа империи Хань Сымы Цаня. Он продолжил работу даже после того, как был опозорен и кастрирован за то, что осмелился встать на защиту импульсивного молодого генерала, который привел свое войско к поражению[57]57
  S. Durrant, The Cloudy Mirror: Tension and Conflict in the Writings of Sima Qian (Albany, NY, 1995), рр. 8–10.


[Закрыть]. Он аккуратно записал все, что узнал об истории, экономике и военной силе народов долины Инда, Персии и Центральной Азии. Он отмечал, что королевства Центральной Азии были слабы, так как кочевники, отброшенные китайскими войсками, устремились в другие места. Цань писал, что жители этих королевств не столь успешны в воинском искусстве, но мудры в торговле. Рынки в Бактрии процветают, и там можно купить и продать все, что угодно[58]58
  Sima Qian, Records of the Grand Historian of China, 123, 2, р. 235.


[Закрыть].

Торговля между Китаем и остальным миром развивалась достаточно медленно. Переговоры, для которых использовались торговые пути вдоль края пустыни Гоби, были непростыми, особенно переговоры касаемо Нефритовых ворот, через которые торговые караваны проходили на запад. Переход от одного оазиса к другому через коварные земли был труден, вне зависимости от того, пролегал путь через пустыню Такла-Макан, горы Тянь-Шань или Памир. Экстремальные температуры также должны были стать предметом обсуждения, и одной из причин стала высокая ценность бактрийских верблюдов. Они с трудом справлялись с тяжелыми условиями пустыни, но могли предугадывать появление смертоносных песчаных бурь задолго до их начала. Один из писателей отмечал: «Внезапно они сбились в кучу и сердито зарычали». Для торговцев такое поведение было точным признаком того, что нужно прикрыть носы и рты, обернув голову войлоком. Верблюды, конечно, были не самым надежным инструментом, источники говорят о том, что по пути встречается множество мертвых животных и скелетов[59]59
  E. Schafer, The Golden Peaches of Samarkand: A Study of Tang Exotics (Berkeley, 1963), рp. 13–14.


[Закрыть]. В таких тяжелых обстоятельствах награда должна была быть высока, так как риски были немаленькими. При этом бамбук и ткань из Сычуаня можно было найти за тысячи миль на рынках Бактрии. Это был редкий и ценный товар, так как везли его издалека[60]60
  Hansen, Silk Road, р. 14.


[Закрыть].

Ключевое место занимала торговля шелком. Кроме его несомненной ценности для кочевых племен, шелк выполнял еще несколько важных функций. Во время правления династии Хань шелк использовали наряду с монетами для выплат армии. В некоторой степени это была самая надежная валюта: производство монет в необходимых количествах было связано с определенными трудностями, кроме того, еще не во всех провинциях Китая были введены денежные отношения. Это представляло проблему, когда дело доходило до оплаты труда военных, так как военные действия по большей части осуществлялись в отдаленных регионах, где монеты были просто бессмысленны. Зерно же через какое-то время портилось. В результате рулоны шелка-сырца часто использовались как валюта для оплаты товаров и услуг или для взыскания штрафов, как, например, в одном из буддистских монастырей[61]61
  T. Burrow, A Translation of Kharoshthi Documents from Chinese Turkestan (London, 1940), р. 95.


[Закрыть]. Шелк стал такой же международной валютой, как и предметы роскоши.

Китайцы регулировали торговлю путем создания специального органа для контроля пришедших извне торговцев. Примечательная коллекция из 35 000 текстов, найденная в гарнизонном городе Сюантюане, недалеко от Дуньхуаня, позволяет восстановить картины повседневной жизни города в перешейке коридора Ганьсу.

Из этих текстов, написанных на бамбуковых и деревянных табличках, мы узнаем, что приезжающие в Китай должны были придерживаться определенных маршрутов. Им выдавали специальные пропускные документы, которые регулярно проверяли чиновники, чтобы убедиться, что все приезжие вернулись домой. Так же, как и в современных отелях, в то время велись записи о каждом госте, включая его имя и звание, а также данные о том, сколько он потратил на еду, откуда приехал и куда следует[62]62
  Hansen, Silk Road, р. 17.


[Закрыть].

Эти меры не имели своей целью слежку, они использовались для того, чтобы точно знать, кто и зачем приезжает в Китай или выезжает из него, а также для того, чтобы зафиксировать, какие товары были куплены и проданы. Усложнение методов и их скорое воплощение показывают, как имперский двор в столице Чанане (современный Сиань) и, начиная с 1 века нашей эры, в Лояне видел мир вокруг, который, казалось, сужался прямо на глазах[63]63
  R. de Crespigny, Biographical Dictionary of Later Han to the Three Kingdoms (23–220 AD) (Leiden, 2007).


[Закрыть]. Мы полагаем, что глобализация – уникальный современный феномен, но он наблюдался уже 2000 лет назад, предоставляя новые возможности, создавая проблемы и подталкивая технологический прогресс.

Развитие стимулировало спрос на предметы роскоши и увеличивало возможность платить за них. В Персии около 247 года до нашей эры потомков Селевка сверг Арсак, человек с темным прошлым. Его потомки, известные как Арсакиды, консолидировали власть и затем стали расширять ее, умело экспроприируя историю, чтобы смешать идеи персов и греков и создать нечто новое. Результатом стало время стабильности и процветания[64]64
  M. R. Shayegan, Arsacids and Sasanians: Political Ideology in Post-Hellenistic and Late Antique Persia (Cambridge, 2011).


[Закрыть].

Самым большим стимулом стало то, что происходило в Средиземноморье. Небольшой город в бесперспективном месте на полпути к западному побережью Италии постепенно смог превратиться из захолустья в настоящую силу. Захватывая один прибрежный город за другим, Рим стал доминировать в западной части Средиземноморья. К середине первого века до нашей эры его амбиции невероятно выросли, а внимание сконцентрировалось на Востоке.

Рим превратился в мощное, конкурентоспособное государство, которое прославило военное искусство и провозгласило эру насилия и убийств. Гладиаторские игры стали основой общественных развлечений, а арены для этих боев – местом, где с особой жестокостью празднуют превосходство над чужеземцами и природой.

Триумфальные арки, расположенные повсюду, ежедневно напоминали шумному, суетливому городу о военных достижениях. Милитаризм, бесстрашие и любовь к славе тщательно культивировались как основа амбициозного города, влияние которого будет вечным[65]65
  N. Rosenstein, Imperatores victi: Military Defeat and Aristocratic Competition in the Middle and Late Republic (Berkeley, 1990); а также S. Phang, Roman Military Service: Ideologies of Discipline in the Late Republic and Early Principate (Cambridge, 2008).


[Закрыть].

Основой римской власти была армия, тщательно подобранная и отвечающая стандартам времени. Солдаты должны были проходить больше двадцати миль за пять часов. При этом их доспехи весили не менее пятидесяти фунтов. Браки для солдат не только не поощрялись, они были запрещены, чтобы связи в армии были крепче. Хорошо обученные, подготовленные молодые люди, уверенные в себе и в своем назначении, были краеугольным камнем, на котором строился Рим[66]66
  Р. Heather, The Fall of the Roman Empire: A New History of Rome and the Barbarians (Oxford, 2006), р. 6. О запрете на вступление в брак см., главным образом, Phang, Marriage of Roman Soldiers (13 BC – AD 235): Law and Family in the Imperial Army (Leiden, 2001).


[Закрыть].

Завоевание Галлии (территория современной Франции, стран Бенилюкса и части Западной Германии) в 52 году до нашей эры принесло много трофеев, что привело к корректировке курса золота в Римской империи[67]67
  C. Howgego, ‘The Supply and Use of Money in the Roman World 200 b.c. to a.d. 300’, Journal of Roman Studies 82 (1992), рр. 4–5.


[Закрыть]. В Европе было еще много стран, которые можно было захватить, но только некоторые из них были перспективными. Великими империи делало наличие городов, приносящих большие доходы за счет налогов. Они являлись культурными центрами, здесь ремесленники и мастера воплощали в жизнь новаторские идеи, а их могущественные покровители старались перещеголять друг друга и, конечно же, щедро награждали мастеров. Было маловероятно, что такие места, как, например, Британия, станут выгодным дополнением к Римским территориям. Согласно письмам солдат, расквартированных в Британии, эта провинция была исключительно мрачным и бесплодным местом[68]68
  A. Bowman, Life and Letters from the Roman Frontier: Vindolanda and its People (London, 1994).


[Закрыть].

Становление Рима как империи имело мало общего с Европой или установлением власти на континенте, где ситуация с ресурсами была не столь хороша, в том числе в городах, привлекающих потребителей и налогоплательщиков. В новую эру Рим вывела переориентация на Восточное Средиземноморье и находящиеся за ним земли. Слава Рима начала формироваться в первую очередь после завоевания Египта и устремления на восток – в Азию.

Египет, которым более трехсот лет правили потомки Птолемея, один из главных форпостов Александра Великого, славился своим богатством, которые дарил ему Нил. Благодаря его широким разливам египтяне получали щедрые урожаи зерна. Это было достаточно для того, чтобы обеспечить местное население, а излишков хватало на то, чтобы Александрия, находящаяся в устье реки, превратилась в самый большой город в мире. Согласно одному из современных авторов, к I веку до нашей эры население этого города составляло около 300 000 человек[69]69
  Diodorus Siculus, Bibliotheke Historike, 17.52, in The Library of History of Diodorus of Sicily, ed. and tr. C. Oldfather, 12 vols (Cambridge, MA, 1933–1967), 7, р. 268. Современные ученые предполагают, что численность населения Александрии составляла до полумиллиона человек, например, R. Bagnall and B. Frier, The Demography of Roman Egypt (Cambridge, 1994), рр. 54, 104.


[Закрыть].

Поставки зерна тщательно контролировались. Капитаны должны были давать королевскую клятву каждый раз, когда собирались загрузить свои баржи. После этого королевский представитель выдавал им необходимые бумаги. Только получив их, зерно можно было грузить[70]70
  D. Thompson, ‘Nile Grain Transport under the Ptolemies’, in Р. Garnsey, Hopkins and C. Whittaker (eds), Trade in the Ancient Economy (Berkeley, 1983), рр. 70–71.


[Закрыть].

Рим уже давно бросал жадные взгляды в сторону Египта и воспользовался шансом, когда королева Клеопатра была занята борьбой за власть после убийства Юлия Цезаря. После того как она присоединилась к Марку Антонию в битве при Акциуме в 30 году до нашей эры, перед правителем Египта встала армия Рима во главе с Октавианом, мастером политической интриги. Он неотвратимо надвигался на Александрию. После проведения ряда оборонительных мероприятий, которые сочетали в себе небрежность с поразительной некомпетентностью, Клеопатра покончила жизнь самоубийством, причиной смерти стал укус змеи или же сильнодействующий яд. Египет пал, как переспелый фрукт[71]71
  Strabo, Geographika, 17.1, in The Geography of Strabo, ed. and tr. H. Jones, 8 vols (Cambridge, MA, 1917–1932), 8, р. 42.


[Закрыть]. Октавиан уехал из Рима генералом, а вернулся верховным правителем, которому вскоре благодарный Сенат даровал новый титул – Август. Рим стал империей.

Захват Египта полностью изменил судьбу Рима. Теперь, когда Рим контролировал огромные угодья в долине Нила, цены на зерно сильно упали, что позволило существенно повысить покупательную способность. Процентные ставки резко снизились, упав с 12 до 4 %. Это, в свою очередь, породило бум, который возникает из-за обилия дешевого капитала, – всплеск цен на недвижимость[72]72
  Cassius Dio, Historia Romana, 51.21, in Dio’s Roman History, ed. and tr.Cary, 9 vols (Cambridge, MA, 1914–1927), 6, р. 60; Suetonius, De Vita Cesarum. Divus Augustus, 41, in Suetonius: Lives of the Caesars, ed. and tr. Rolfe, 2 vols (Cambridge, MA, 1997–1998), 41, 1, р. 212; R. Duncan-Jones, Money and Government in the Roman Empire (Cambridge, 1994), р. 21; M. Fitzpatrick, ‘Provincializing Rome: The Indian Ocean Trade Network and Roman Imperialism’, Journal of World History 22.1 (2011), р. 34.


[Закрыть]. Располагаемый доход поднялся настолько, что Август смог поднять имущественный ценз для членов Сената на 40 %[73]73
  Suetonius, Divus Augustus, 41, 1, рр. 212–214.


[Закрыть]. Как любил хвалиться сам Август, он вошел в Рим, построенный из кирпича, а оставил его в мраморе[74]74
  Там же, 28, 1, р. 192; Утверждение Августа подтверждается археологическими данными, см. Zanker, The Power of Images in the Age of Augustus (Ann Arbor, 1989).


[Закрыть].

Такое увеличение капиталов стало результатом беспощадной политики Рима в отношении экспроприации налоговых поступлений Египта, а также его обширных ресурсов. Команды сборщиков налогов прочесывали Египет, чтобы установить новый подушный налог, который должны были уплачивать все мужчины в возрасте от 16 до 60 лет. Исключение составляли только отдельные категории граждан, например священники, которые могли избежать уплаты налогов, но только в том случае, если их имена были занесены в храмовые реестры[75]75
  Информация о налогах на караванных маршрутах: J. Thorley, ‘The Development of Trade between the Roman Empire and the East under Augustus’, Greece and Rome 16.2 (1969), р. 211. Jones, History of Rome, рр. 256–257, 259–260; R. Ritner, ‘Egypt under Roman Rule: The Legacy of Ancient Egypt’, in Cambridge History of Egypt, 1, р. 10; N. Lewis, Life in Egypt under Roman Rule (Oxford, 1983), р. 180.


[Закрыть]. Установилась система, которую один из ученых назвал «античным апартеидом», целью которого был максимальный отток денег в Рим[76]76
  См. Lewis, Life in Egypt, рр. 33–34; Ritner, ‘Egypt under Roman Rule’, in Cambridge History of Egypt, 1, рр. 7–8; A. Bowman, Egypt after the Pharaohs 332 BC – AD 642: From Alexander to the Arab Conquest (Berkeley, 1986), рр. 92–93.


[Закрыть].

Процесс присвоения доходов наблюдался во всех местах, куда дотягивались хищные щупальца Рима во время экономической и военной экспансии. Вскоре после присоединения Египта оценщики отправились в Иудею, чтобы еще раз провести перепись населения и удостовериться в том, что налоги посчитаны правильно. В Египте использовалась такая же модель, которая подразумевала запись данных обо всех рожденных, умерших, а также указание имен всех взрослых мужчин. В этой связи приход в мир Иисуса Христа мог быть зафиксирован чиновником, которого интересовала отнюдь не личность ребенка и его родителей, а появление дополнительной рабочей силы и источника налогов для империи[77]77
  О регистрации рождений и смертей в римском Египте см. R. Ritner, ‘Poll Tax on the Dead’, Enchoria 15 (1988), рр. 205–207. О переписи, включая даты караванных маршрутов, см. J. Rist, ‘Luke 2:2: Making Sense of the Date of Jesus’ Birth’, Journal of Theological Studies 56.2 (2005), рр. 489–491.


[Закрыть].

Римляне обратили все свое внимание на Восток. Азия уже приобрела репутацию места, где царит ленивая и роскошная жизнь. «Азия чрезвычайно богата, – писал Цицерон, – урожаи здесь велики, количество товаров, которое они производят, просто немыслимо, стада обширны». Экспорт из Азии был просто колоссальным[78]78
  Cicero, Pro lege Manilia, 6, in Cicero: The Speeches, ed. and tr. H. Grose Hodge (Cambridge, MA, 1927), р. 26.


[Закрыть]. Богатство Азии было столь велико, что римляне полагали, что азиаты могут посвятить всю свою жизнь удовольствиям. «Удивительно, но именно на Востоке римские солдаты достигли зрелости», – пишет историк Саллюстий. Именно там римские солдаты научились заниматься любовью, напиваться допьяна, наслаждаться статуями и картинами. Едва ли это было хорошо, по крайней мере так считал Саллюстий. Азия так и «звала предаться сладострастным удовольствиям», но «они смягчили воинственные души солдат»[79]79
  Sallust, Bellum Catilinae, 11.5–6, in Sallust, ed. and tr. J. Rolfe (Cambridge, MA, 1931), р. 20; A. Dalby, Empire of Pleasures: Luxury and Indulgence in the Roman World (London, 2000), р. 162.


[Закрыть]. Таким образом, Восток был антиподом всему, что лежало в основе Римской империи.

Сам Август попытался понять, что за земли находятся за новыми границами на востоке. Разведка была отправлена в Аксумское царство, которое находилось на территории современной Эфиопии, и Сабейское царство. В то же время изучался залив Акаба, так как римское господство в Египте только укреплялось[80]80
  F. Hoffman, M. Minas-Nerpel and S. Pfeiffer, Die dreisprachige Stele des C. Cornelius Gallus. Übersetzung und Kommentar (Berlin, 2009), р. 5ff. G. Bowersock, ‘A Report on Arabia Provincia’, Journal of Roman Studies 61 (1971), р. 227.


[Закрыть]. Затем, в первом веке до нашей эры, Август повелел тщательно исследовать весь Персидский залив, доложить, как обстоят дела с торговлей в регионе, и зафиксировать, как морские пути связаны с Красным морем. Он также курировал исследование наземных путей в глубь Центральной Азии через Персию. Текст, известный как «Парфянские стоянки», был написан примерно в это время. В нем указаны точные расстояния между ключевыми точками на Востоке, а также описаны все важные места между Евфратом и Александруполисом, современным Кандагаром в Афганистане[81]81
  W. Schoff, Parthian Stations of Isidore of Charax: An Account of the Overland Trade between the Levant and India in the First Century BC (Philadelphia, 1914). Текст часто рассматривался как имеющий отношение к торговым маршрутам, но Миллар показывает, что это неверно (‘Caravan Cities’, р. 119ff). О местоположении Александрополиса см. Р. Fraser, Cities of Alexander the Great (Oxford, 1996), рр. 132–140.


[Закрыть].

Горизонты торговли значительно расширились. Согласно историку Страбону, за несколько лет оккупации Египта 120 римских кораблей ежегодно отправлялись в Индию из порта Миос-Гормос в Красном море.

Торговый обмен с Индией не был таким большим, как это представлялось, – это ясно из множества археологических записей, найденных на субконтиненте. Римские амфоры, лампы, зеркала и статуи богов находили во многих городах, включая Паттанэм, Колхапур и Коимбатур[82]82
  Strabo, Geographica, 2.5, 1, р. 454; Parker, ‘Ex Oriente’, рр. 64–66; Fitzpatrick, ‘Provincializing Rome’, рр. 49–50.


[Закрыть]. Также на западном побережье Индии и Лаккадивских островов было найдено множество монет периода правления Августа и его преемников. Некоторые историки считают, что местные правители пользовались римскими золотыми и серебряными монетами в качестве местной валюты или же переплавляли их для повторного использования[83]83
  Parker, ‘Ex Oriente’, рр. 64–66; M. Vickers, ‘Nabataea, India, Gaul, and Carthage: Reflections on Hellenistic and Roman Gold Vessels and Red-Gloss Pottery’, American Journal of Archaeology 98 (1994), р. 242; E. Lo Cascio, ‘State and Coinage in the Late Republic and Early Empire’, Journal of Roman Studies 81 (1981), р. 82.


[Закрыть].

В тамильской литературе того периода содержится история о прибытии римских торговцев. В одном из стихов говорится о «прохладном, ароматном вине», которое привозят римляне на «прекрасных кораблях», в то время как в другом, более восторженном, упоминается о «прекрасных, больших кораблях», которые «приходят, привозят золото, взбивая воды реки Перияр в белую пену, а затем возвращаются, нагруженные перцем. Здесь музыка бушующего моря не стихает никогда, а великие короли презентуют гостям редкие дары моря и гор»[84]84
  Цитируется по G. Parker, The Making of Roman India (Cambridge, 2008), р. 173.


[Закрыть]. Другой источник дает нам представление о европейских торговцах, обосновавшихся в Индии: «Солнце освещает открытые террасы, склады возле гавани и башенки с окнами, похожими на глаза оленя. В разных местах… внимание смотрящего приковывают жилища (людей с Запада), чей блеск никогда не угаснет»[85]85
  In H. Kulke and D. Rothermund, A History of India (London, 2004), рр. 107–108.


[Закрыть]. В «Парфянских стоянках» рассказывается о том, какие товары привлекали римлян в Западной Индии, указывается, где торговцы могут найти ценные минералы, такие как олово, медь, свинец и топаз, а также описываются места, где можно приобрести слоновую кость, драгоценные камни и специи[86]86
  L. Casson (ed.), The Periplus Maris Erythraei: Text with Introduction, Translation and Commentary (Princeton, 1989), 48–49, р. 80; 56, р. 84.


[Закрыть].

Торговля с Индией, однако, не ограничивалась товарами, произведенными на субконтиненте. Как показали раскопки в Красном море, а именно в порту Береники в Египте, в Средиземноморье поставлялся целый ряд товаров из Вьетнама и с Явы[87]87
  W. Wendrich, R. Tomber, S. Sidebotham, J. Harrell, R. Cappers and R. Bagnall, ‘Berenike Crossroads: The Integration of Information’, Journal of the Economic and Social History of the Orient 46.1 (2003), рр. 59–62.


[Закрыть]. Порты как на западном, так и на восточном побережье Индии служили в качестве «торговых центров», откуда товары, стекающиеся со всей Восточной и Юго-Восточной Азии, отправлялись на Запад[88]88
  V. Begley, ‘Arikamedu Reconsidered’, American Journal of Archaeology 87.4 (1983), рр. 461–481; Parker, ‘Ex Oriente’, рр. 47–48.


[Закрыть]. Также там встречались товары, произведенные на Красном море, в оживленной торговой зоне, которая связывала Средиземноморье с Индийским океаном[89]89
  См. T. Power, The Red Sea from Byzantium to the Caliphate, AD 500–1000 (Cairo, 2012).


[Закрыть].

Теперь богатые граждане Рима могли удовлетворить свои самые экзотические и экстравагантные вкусы. Многие жаловались на то, что расходы на модные излишества граничат с непристойностью[90]90
  Tacitus, Annales, ed. H. Heubner (Stuttgart, 1983), 2.33, р. 63.


[Закрыть]. Это прекрасно показано в «Сатириконе» Петрония, где одна из лучших сцен – обед у Трималхиона, бывшего раба, получившего свободу и сколотившего состояние. Сатира заключается в едком изображении вкусов новоявленного богача. Трималхиону требовалось только самое лучшее, что можно купить за деньги: фазан с восточного побережья Черного моря; цесарки из Африки; редкая, дорогая рыба; павлин в перьях и другие деликатесы, представленные в изобилии. Гротескная картина – блюда, подаваемые одно за другим, живые птицы, зашитые внутри целого поросенка и вылетающие в момент, когда свинину разрезают; серебряные зубочистки, которые подавали гостям, – это безжалостная пародия на вульгарность и излишества, присущие жизни римских богачей. Одно из крупных событий, произошедших в античном мире, породило заметные литературные произведения, полные горькой зависти к нуворишам[91]91
  Petronius, Satyricon, ed. K. Müller (Munich, 2003), 30–38, рр. 23–31; 55, р. 49.


[Закрыть].

Новое богатство позволило Риму и его жителям вступить в контакт с новым миром, новыми вкусами. Поэт Марциал точно отразил тенденции интернационализма и расширения кругозора, свойственный этому периоду, в произведении, в котором оплакивается молодая рабыня. Он сравнивает ее с нетронутой лилией, отполированной индийской слоновой костью, жемчужиной Красного моря. Он пишет, что ее волосы прекраснее испанской шерсти и белокурых локонов Рейна[92]92
  Martial, Epigrams, 5.37, in Martial: Epigrams, ed. and tr. D. Shackleton Bailey, 3 vols (Cambridge, MA, 1993), 1, р. 388.


[Закрыть]. Ранее, когда пары хотели зачать красивых детей, они занимались сексом в окружении эротических изображений, теперь же, как пишет один испуганный еврейский писатель, «они приводят рабов из Израиля и привязывают к изножью кровати» для вдохновения, потому что могут себе это позволить[93]93
  Talmud Bavli, цитируется по Dalby, Empire of Pleasures, р. 266.


[Закрыть]. Не все были впечатлены новыми вкусами: Тибр переполнен водами Оронта, реки, которая течет через Сирию и юг Турции, – так позже жаловался Ювенал в своей «Сатире». Другими словами, азиатский декаданс уничтожил традиционную римскую добродетель. «Убирайся, – писал Ювенал, – если ты находишь удовольствие в проститутках в варварских головных уборах»[94]94
  Juvenal, Satire 3, in Juvenal and Persius, ed. and tr. S. Braund (Cambridge, MA, 2004), рр. 172–174.


[Закрыть].

Консервативных наблюдателей потрясло только одно новшество – китайский шелк[95]95
  Casson, Periplus Maris Erythraei, 49, р. 80; 56, р. 84; 64, р. 90.


[Закрыть]. Увеличившийся объем поставок этой ткани в Средиземноморье обеспокоил традиционалистов. Сенека был напуган популярностью шелка, утверждая, что одежда из этой тонкой, струящейся ткани не может ни скрыть ни изгибы фигуры, ни защитить честь римских женщин.

Основы брака были подорваны, когда мужчины узнали, что могут видеть женское тело через тонкую ткань, которая облегала фигуру и оставляла мало простора для воображения. Для Сенеки шелк был олицетворением экзотики и эротики. Он считал, что женщина не могла абсолютно честно сказать, что она не обнажена, если была одета в шелк[96]96
  Seneca, De Beneficiis, 7.9, in Seneca: Moral Essays, ed. and tr. J. Basore, 3 vols (Cambridge, MA, 1928–1935), 3, р. 478.


[Закрыть]. Другие чувствовали примерно то же самое. Были предприняты попытки, в том числе на законодательном уровне, запретить мужчинам носить эту ткань. Некоторые считали, что такая одежда просто неприлична, однако уважаемые граждане Рима согласились, что во время занятий спортом мужчины могут носить шелковые одежды с Востока[97]97
  Tacitus, Annales, 2.33, р. 63.


[Закрыть].

Другие видные деятели были обеспокоены распространением шелка по различным причинам. Плиний старший, который писал свои труды во второй половине I века нашей эры, возмущался высокой стоимостью роскошного материала, тем, сколько тратится на то, «чтобы римские женщины блистали в обществе»[98]98
  Pliny the Elder, Naturalis Historia, 6.20, in Pliny: The Natural History, ed. and tr. H. Rackham, 10 vols (Cambridge, MA, 1947–1952), 2, р. 378.


[Закрыть]. Он жаловался, что завышение цен породило скандал, шелк продавали по цене, выше реальной стоимости в сто раз[99]99
  Там же, 6.26, р. 414.


[Закрыть]. Огромные суммы денег ежегодно тратились на предметы роскоши из Азии. 100 миллионов сестерциев в год уходили из Рима за границу[100]100
  Там же, 12.49, р. 62.


[Закрыть].

Эта поразительная сумма составляла примерно половину годового объема производства монетного двора империи и более чем 10 % годового бюджета. Удивительно, но не похоже, что эти данные были преувеличены. Недавно был обнаружен папирус, на котором был записан контракт и условия отгрузки товаров из Музириса (Индия) в римский порт на Красном море. Он является свидетельством того, каких объемов достигла торговля ко II веку нашей эры. Контракт устанавливает ряд взаимных обязательств, четко определяющих, когда именно товар должен оказаться в руках владельца или перевозчика, и санкции в случае, если оплата не произведена в конкретный срок[101]101
  Harrauer and Р. Sijpesteijn, ‘Ein neues Dokument zu Roms Indienhandel, Р. Vindob. G40822’, Anzeiger der Österreichischen Akademie der Wissenschaften, phil. – hist.Kl.122 (1985), рр. 124–155; также см. L. Casson, ‘New Light on Maritime Loans: Р. Vindob. G 40822’, Zeitschrift für Papyrologie und Epigraphik 84 (1990), рр. 195–206 и F. Millar, ‘Looking East from the Classical World’, International History Review 20.3 (1998), рр. 507–531.


[Закрыть]. Международный бизнес требует строгости и опыта.

Римские торговцы расплачивались не только деньгами. Они также предлагали прекрасное стекло, серебряные и золотые изделия, кораллы из Красного моря и топазы, ладан из Аравии в обмен на ткани, специи и краски, например индиго[102]102
  Casson, Periplus Maris Erythraei, 39, р. 74.


[Закрыть]. Какую бы форму ни принимала торговля, отток капитала имел далеко идущие последствия. Одно из них – укрепление местных экономик по всему торговому пути. Деревни превратились в города, а города стали мегаполисами; бизнес процветал, а коммуникации и деловые связи расширились и стали прочнее. В таких местах, как Пальмира, расположенная на краю Сирийской пустыни, где находился центр торговли, соединяющий Запад и Восток, были воздвигнуты потрясающие памятники.

Не зря Пальмиру называли Венецией песков[103]103
  J. Teixidor, Un Port roman du désert: Palmyre et son commerce d’Auguste à Caracalla (Paris, 1984); E. Will, Les Palmyréniens, la Venise des sables (Ier siècle avant-IIIème siècle après J. – C.) (Paris, 1992).


[Закрыть]. Города, находящиеся на оси «юг – север», преобразились. Ярким примером может служить Петра, которая стала одним из чудес античного мира благодаря своему расположению на пути между Аравией и Средиземноморьем. В разных местах проводились ярмарки, которые привлекали торговцев за сотни, если не тысячи миль в удобные торговые точки по пути. Каждый сентябрь такие ярмарки проводились в Батне, близ Евфрата: «Город был заполнен богатыми торговцами, целые толпы собирались на ярмарке, чтобы покупать и продавать товары из Индии и Китая, а также другие товары, которые доставляли по земле и по морю»[104]104
  Ammianus Marcellinus, Rerum Gestarum Libri Qui Supersunt, 14.3, in Ammianus Marcellinus, ed. and tr. J. Rolfe, 3 vols (Cambridge, MA, 1935–1940), 1, р. 24.


[Закрыть].

Покупательная способность Рима была такова, что она даже влияла на чеканку монет в Восточной Азии. После того как китайцы вытеснили племя юэджи из Таримского басейна, кочевники сумели захватить власть на востоке Персии, заняв территории, находившиеся под управлением потомков генералов Александра Великого. Со временем образовалась процветающая империя, названная в честь одной из лидирующих группировок племени, – Гуйшан, или Кушан. И вследствие этого потребовалось чеканить огромное количество монет наподобие тех, что чеканили в Риме[105]105
  J. Cribb, ‘The Heraus Coins: Their Attribution to the Kushan King Kujula Kadphises, c. ad 30–80’, in M. Price, A. Burnett and R. Bland (eds), Essays in Honour of Robert Carson and Kenneth Jenkins (London, 1993), рр. 107–134.


[Закрыть].