Текст книги "Приключение на миллион"

– Японец приехал на очень дорогой машине. Une grosse Citroën.[34]34
  Большой «ситроен» (фр.).


[Закрыть] А один костюм чего стоит! Наверняка он очень серьезный мужчина. Это друг месье Беннетта?

– Папин, я могу тебе сказать только одно: месье Беннетт завтра уезжает из города и вернется он нескоро. Ох как нескоро! Уезжает по делам. А больше я тебе ничего сказать не могу.

Папин кивнул и постучал пальцем по кончику носа.

– Наверное, он захочет, чтобы его письма пересылались по новому адресу.

– Да, – сказала Жоржет. – Мне. И если возможно, чтобы приходили нераспечатанными.

Она допила свою рюмку, со стуком поставила ее на стойку бара и вышла из кафе повеселевшая. Как она его уела! Вот противный маленький уродец, вечно сует нос в ее дела. Ну ладно, в этот раз не совсем в ее дела, надо признать, но это ничего не меняет.

5

Жоржет настояла на том, что сама будет паковать вещи Беннетта, и сейчас она стояла на коленях перед чемоданом, старательно заворачивая каждую туфлю в отдельный полиэтиленовый мешок. Рубашки были уже переложены папиросной бумагой, носки и галстуки наглажены и уложены рядами, а Жоржет все бормотала о зверском обращении с бельем и некомпетентности коммерческих прачечных и о вездесущей моли, которая подстерегает простофиль вроде Беннетта буквально в каждом гостиничном номере. Там же никто никогда не убирает! Беннетт искренне жалел, что не может взять ее с собой. Она никогда не выезжала за пределы Авиньона – пентхаус в Монако показался бы ей просто другим миром.

– Я буду очень скучать, Жоржет.

– Паф!

– Нет, правда. Но я буду писать. Уверен, время от времени я смогу возвращаться сюда.

Жоржет шмыгнула носом, пригладила верхний слой папиросной бумаги, закрывающий три аккуратно сложенных свитера, и со вздохом удовлетворения захлопнула потертую крышку чемодана:

– Voilà.

Беннетт проверил карманы пиджака, два тяжелых свертка купюр придавали уверенности. Так, ключи на месте. Паспорт тоже, на всякий случай. Ну все, он готов.

– До свидания, Жоржет. Берегите себя.

– А если кто-нибудь о вас спросит? Что им сказать?

– Скажите, что я уехал в путешествие. – Он поднял чемодан. – Я пришлю вам открытку. Много открыток.

Жоржет поняла, что больше он ей ничего не скажет, еще раз шмыгнула носом и неловко потрепала его по руке:

– Бедный мальчик, не забывайте каждый день менять носки.

* * *

Беннетт вел свой маленький автомобиль по шоссе со скоростью семьдесят пять миль в час, то и дело переходя в правый ряд, чтобы пропустить то «БМВ», то «мерседес», которые пролетали мимо, презрительно обдавая его выхлопными газами. Сезон еще только начался, но машин с немецкими и швейцарскими номерами на дороге было уже полно, а их водителям после долгой зимы не терпелось побыстрее добраться до жаркого южного солнца. Неделя-другая, и они помчатся назад в свои офисы в Мюнхене или клиники в Женеве демонстрировать свеженький загар коллегам и будут мечтать о втором отпуске в конце лета. Постепенно Беннетт проникался мыслью об уникальности своего положения. Дурные предчувствия, которые он было начал испытывать, развеялись как дым при мысли о полностью оплаченных целых шести месяцах тепла и солнца. Как это По назвал их план? Невинный розыгрыш. Пострадает только безликий налоговый агент. Хе-хе, убедительный аргумент, действительно, это не большее преступление, чем те сложнейшие финансовые схемы, что ежедневно разрабатываются в крупных компаниях со священной целью увеличения дивидендов и удовлетворения интересов акционеров.

Мимо пронеслись дорожные указатели на Канны и Антибы. Беннетт посмотрел на часы – слишком поздно останавливаться на обед. К тому же ему хотелось увидеть свою летнюю резиденцию, вдохнуть кондиционированный, разреженный воздух квартиры, оглядеть город, который Бринфорд-Смит с завистливой иронией называл городом «Миллионер-Сюр-Мер», и начать новую жизнь по законам По. Не доезжая Ниццы, он свернул с шоссе и поехал по дороге, петляющей вдоль побережья, мимо Вильфранша, Болью и Эза. Пейзажи, мелькающие за окном, вызвали у него легкую ностальгию – каждый напоминал счастливые деньки, а в особенности ночки, которые он провел в местных отелях в компании старлеток и моделек, празднуя окончание очередного проекта. В то время поездка на Ривьеру была логическим завершением удачных съемок. Ну и покутили же они тогда! В отчетах для бухгалтерии они указывали: «Поиск новых съемочных площадок», пока главный бухгалтер компании не положил конец этому безобразию. Беннетт усмехнулся: да, пожалуй, объяснять покупку револьвера «Магнум‘73» как «средства для снятия напряжения рабочей группы» – это было немного слишком…

Беннетт пересек границу Монако, и ему сразу же стало неудобно за свою маленькую, не очень новую и весьма запыленную машину. Пожав плечами, он повернул в сторону порта, а затем остановился, чтобы сориентироваться.

Монако – совсем маленькая страна. Все княжество можно было бы разместить на территории нью-йоркского Центрального парка, поэтому последние десятилетия страна росла и развивалась вверх. В итоге практически все двадцать тысяч местных жителей нынче обитают в небоскребах. Исключение составляет только глава государства – князь, представитель одной из старейших правящих династий мира. Он живет во дворце, окруженном неким подобием сада. Кроме дворца, в его распоряжении находится придворный оркестр, дворцовая охрана и целая батарея средневековых пушек, готовых в любой момент прогнать назад захватчика, посмевшего встать из-за карточного стола или оторваться от своего игорного автомата. Полиции в стране много, полицейские щеголяют в наглаженной униформе. Преступность – это что-то, о чем горожане читают в газетах в разделе «Новости из-за границы». В общем, Монако – идеальное место для человека, желающего остаться наедине со своими деньгами и в полной мере насладиться ими.

Беннетт медленно проехал вдоль залива, свернул на холм, который вел к казино, и вскоре подъехал к парковке у подножия резиденции Гримбальди. Он открыл замок на шлагбауме своим ключом, осторожно объехал высунувшуюся из-за других машин морду белого «роллс-ройса» и припарковался рядом с «мерседесом» По. Пока все было так, как рассказывал Симо. Беннетт вылез из машины, потянулся и огляделся по сторонам – да, эта парковка легко сошла бы за выставку современных машин класса А. По сравнению со стоящими рядом начищенными и отполированными красавицами «пежо» показался Беннетту еще меньше и еще грязнее. Интересно, а не штрафуют ли здесь за немытую машину, подумал он.

Лифт был сверху донизу обит коврами и обвешан зеркалами. С гидравлическим вздохом он понес Беннетта наверх, в пентхаус, как будто возражал против его потрепанного чемодана. Беннетт пересек небольшой холл и отпер дверь, на которой не было ничего, кроме круглого дверного глазка.

Похоже, По выбирал себе собственность, руководствуясь видом из окна. По крайней мере, открывавшаяся из квартиры панорама поражала воображение. Сквозь стеклянную стену гостиной, за террасой, уставленной горшками с геранью и олеандрами, Беннетт видел Средиземное море, блестящее и переливающееся в свете вечернего солнца. Комната была отделана в современном стиле – стекло, натуральная кожа и фурнитура из нержавеющей стали, – совершенно безликая, за исключением нескольких книг, стопки компакт-дисков около стереосистемы и коллекции подписанных и обрамленных в рамки плакатов тридцатых годов, рекламирующих зимние развлечения Канн и Монте-Карло. В дальнем углу находилась винтовая лестница, которая вела на нижний уровень. Беннетт не замедлил по ней спуститься. Он тотчас же обнаружил, что весь нижний этаж представляет собой спальню с огромной кроватью и пристроенной рядом гардеробной и ванной комнатой с туалетом – исключительно эгоистическое, но очень комфортабельное расположение. Забавно, но эта огромная квартира совершенно не предполагала наличия гостей – если только они не собирались разделить постель с ее хозяином. Беннетт поставил чемодан, открыл скользящую вбок дверь и вышел на вторую террасу, которая была немного меньше первой и смотрела на восток. Вот идеальное место для встречи рассвета. Воздух был теплым, ласковым, градусов на десять выше, чем дома, а далеко внизу миниатюрные лодки, подгоняемые легким бризом, скользили по зеленоватым волнам залива. Беннетт особенно отчетливо осознал, как ему повезло. Да, лето в таком месте не будет обременительным.

Ладно, распакуемся позже. Сначала дело. Начнем с «мерседеса» – его срочно нужно объездить, да, еще найти неположенные для парковки места и набрать штрафов. Он спустился на лифте и несколько минут провел в машине По, прилаживая под себя сиденье и зеркала, вдыхая запах новой кожи, поглаживая сверкающую приборную доску. Дверца машины захлопнулась с тихим мелодичным хлопком, напоминающим звук закрывающегося банковского сейфа, и Беннетт вставил ключ в замок зажигания. Машина сыто заурчала. «Да, дружок, – сказал себе Беннетт, – это другой мир, здесь не место малышу „пежо“, и манера езды должна быть другая». Видимо, вместе с машиной он получил право первому трогаться с места у светофора, по крайней мере, Беннетт почувствовал непривычное уважение к себе со стороны других водителей. А может быть, дорожные разборки и грубость, подобно преступности, нищете и подоходному налогу, не допускаются в эту страну и не имеют права нарушать привычный, размеренный ритм, которому следуют жители княжества Монако?

По дороге Беннетт несколько раз останавливался, чтобы купить вина, хлеба, кофе, молока и подарок себе любимому – пару солнечных очков от Армани, – но так и не смог получить талон за неправильную парковку, хотя специально стремился к этому. Что, на владельцев «мерседеса» правила парковки не распространяются? Он решил хорошенько испытать терпение полиции и оставил машину прямо у ступеней казино, а сам пошел в «Кафе де Пари», купив по дороге новое издание «ресторанной библии» Монако. Он выбрал столик на террасе и заказал пиво. Официант, принявший заказ, улыбнулся ему весьма натурально. В конце сезона, к августу, официанты утратят способность улыбаться – вместо этого их уставшие губы будут демонстрировать лишь подобие тоскливого оскала.

Со своего места Беннетту была видна вся площадь. Налево от него возвышалась громадина казино, построенная в стиле рококо; когда-то неудачливые игроки прозвали ее «адским собором». Направо виднелись тенистые сады, разбитые при казино, – белоснежные мраморные статуи начищены, газоны выбриты, деревья политы, а между ними, как тени, бродили полчища садовников, готовых уничтожить любой сорняк, который будет настолько глуп, что полезет на свет в этом священном месте. Напротив стоял «Отель де Пари», здесь впервые в мире приготовили crêpe Suzette,[35]35
  Популярный французский десерт, блинчик с апельсиновым соусом.


[Закрыть] сюда же первым делом направлялись вновь прибывшие туристы, желающие инвестировать свои честно заработанные деньги в рулетку и покер. Вот к парадной лестнице подъехал черный лимузин, из которого вышел чрезвычайно пожилой господин, держа на согнутом локте чрезвычайно белокурую девицу. Господин нахмурился и неодобрительно оглядел залитую солнцем площадь, затем повернулся к дверям. И тут же целый лес услужливых рук буквально поднял его и почтительно понес внутрь, в прохладу и полумрак игральных залов.

Принесли пиво, а вместе с ним и счет, из которого Беннетт узнал, что пиво в этом заведении стоит тридцать франков, ровно в три раза больше, чем в кафе Леона в Сен-Мартине. «Ну а мне-то что, в конце концов? – сказал себе Беннетт. – Сегодня я уже не плачу. Сегодня я только подписываю». И он раскрыл свою «ресторанную библию». Ему необходимо было вдохновение. Внимательно изучив все три ресторана, которые назвал ему Симо, он решил начать с самого верха и отведать стряпни знаменитого Алена Дюкасса, шеф-повара ресторана «Людовик XV». Французский справочник по ресторанам относил его к десятке лучших – ему был присвоен рейтинг девятнадцать из двадцати возможных баллов. Совершенно очевидно, что он также был самым дорогим из всех ресторанов, в которых Беннетт ужинал последние несколько лет. Теперь он был даже рад, что не перекусил по дороге.

При мысли об ужине Беннетт вспомнил о своей домашней работе – надо было хорошенько натренировать руку, чтобы изящно и точно повторять все взлеты и выверты причудливой росписи По. Он дал официанту на чай, получил в ответ усталый кивок и направился к своему «мерседесу». Там его наконец-то ждал штрафной талон, заткнутый за левый дворник. Со вздохом облегчения Беннетт сунул его в карман и поехал в свой новый дом (точнее, завернул за ближайший угол) с приятным чувством исполненного долга.

Вечернее солнце еще освещало террасу, и теплые отсветы играли на стенах гостиной. Беннетт порылся в музыкальном наследии По – фу, сплошная опера. Он мельком подумал, а не послушать ли для разнообразия оперу, вдруг он расслышит в коллективном звучании хора голос мамочки, передернул плечами и поставил сборник арий в исполнении Френи. Пусть прекрасная музыка сопровождает его творческий процесс. Интересно, а подделка подписи с согласия ее владельца – это преступление или как? Ладно, это вопрос чисто эмпирический, он тут ни при чем. Он живет здесь, в квартире По, и поэтому будет вести себя как По и подписываться как По. Беннетт устроился поудобнее на диване за кофейным столиком, разложил на стеклянной поверхности блокнот и вытащил образец подписи. Поначалу ему пришлось повернуть ее вверх ногами, как По и советовал. Этот процесс почему-то вызвал у него болезненные воспоминания о школьных годах: в наказание за разговоры на уроке его заставляли написать сто раз фразы типа: «я не буду болтать на уроках» или «болтун остается невеждой». Все же насколько проще переписывать всего четыре буквы, пусть хоть и сто раз. Через час его вариант подписи «Дж. По» был вполне похож на оригинал – достаточно для того, чтобы провести скучающего официанта.

Взгляд Беннетта упал на одну из книг, лежащих на столе, – квадратный томик небольшого формата, на обложке – фотография грязной натруженной руки, держащей бесформенный черный комок. Название, написанное белым шрифтом по черному фону, гласило: «Трюфель: загадка черного бриллианта». Он полистал книгу. Она была полна иллюстраций – фотографий роющих землю собак, грязных рук, сжимающих трюфели, или чистых рук, сжимающих пачки банкнот, десятков морщинистых, обветренных лиц. В начале главы под названием «Трюфельные мошенничества» Беннетт обнаружил несколько листков бумаги, исписанных летящим почерком По, – какие-то цифры и комментарии. Как забавно, подумал Беннетт и решил почитать заметки По за ужином.

Его собственные знания о самых дорогих в мире грибах, хоть их и нельзя было назвать энциклопедическими, все же выходили за рамки сведений простого обывателя, который пробует трюфели раз в жизни, и то во время неукротимого приступа экстравагантности. Но Беннетт долго жил во Франции, а там невозможно пробыть хоть сколько-нибудь длительное время, не почувствовав всей важности, нет, скорее священной силы, которой обладают эти удивительные природные феномены с их острым, пикантным вкусом. Да, французы преклоняются перед трюфелями, бесформенные черные комки считаются бриллиантами в короне La France gastronomique.[36]36
  Гастрономическая Франция (фр.).


[Закрыть] Колебания цен на трюфели становятся предметом обсуждения в газетах. Об их качестве, которое год от года меняется в зависимости от погодных условий, ведутся жаркие споры в барах и ресторанах по всей стране. Гурманы-патриоты от Лилля до Каркассона сходятся во мнении, что качество французских трюфелей многократно превышает вкусовые свойства белых итальянских – и горе тому, кто осмелится с ними спорить. Если в англосаксонских странах чистоту превозносят настолько, что порой путают ее с благочестием, то французы не такие. Они, по крайней мере, честны в том, что главное для них – желудок, и плевать им на мыло и кувшин с водой, поэтому, наверное, трюфели и стали иконой именно здесь. Кстати говоря, в некоторых деревнях до сих пор проводят «трюфельные службы» в честь окончания особенно удачного сезона. Другими словами, трюфели для французов – священный объект, а к этому добавляется трепет при мысли об их совершенно неприличной дороговизне. Если, конечно, вам надо самому платить за них, усмехаясь про себя, подумал Беннетт.

Как-то в январе, когда было ужасно холодно, он провел целый день на склоне горы Мон-Ванту в компании дяди Жоржет по имени Бертран, который зимой занимался braconnage,[37]37
  Браконьерство (фр.).


[Закрыть] или нелегальным добыванием трюфелей. Вся деревня знала об этом, но все молчали, поскольку дядя, не скупясь, раздавал сельчанам некондиционные грибы и очистки. Он никогда не занимался торговлей, нет, ему было достаточно самого процесса поиска, невероятной радости от находки очередного гриба, чувства невиданной свободы, что они достаются ему бесплатно, ну и конечно, он обожал их готовить и поглощал во всех видах. Дядя Бертран работал вместе со своей таксой – низкорослой, кривоногой и крепкой сучкой. Перед мысленным взором Беннетта сразу же предстала картина: грузный пожилой мужчина стоит на четвереньках и осторожно ковыряет землю тонкой палочкой, а рядом с ним в нервном ожидании застыла собака и наблюдает за его работой. В тот день они наковыряли немало трюфелей, а потом у себя дома Бертран приготовил ему лучший омлет, который Беннетт когда-либо пробовал. Даже сейчас при мысли об этом омлете рука Беннетта сама потянулась к телефону.

Он заказал столик в «Людовике XV» и проверил, открыт ли там для него счет. «Bien sûr, monsieur Рое, bien sûr. À très bientôt»,[38]38
  «Конечно, месье По, конечно. До скорой встречи» (фр.).


[Закрыть] – произнес профессионально приветливый голос на том конце провода. Однако как мило люди разговаривают с богатыми, подумал Беннетт и пошел вниз принять душ. В гостиной его приветствовали звуки «Травиаты», лившиеся из стереосистемы. Благодаря встроенным колонкам опера была прекрасно слышна и в спальне, и в ванной комнате размером с олимпийский бассейн.

Спустя полчаса, облаченный в легкий светло-серый костюм, белую рубашку и небрежно повязанный галстук в черный горох, который, по его замыслу, должен был придать ему вид беззаботного процветания, Беннетт налил себе бокал вина и вышел на террасу. Уселся в кресло и стал разглядывать освещенные неоновыми фонарями пальмы и поблескивающую вдали черноту залива. В воздухе висело ощущение магического присутствия – неуловимого, эфемерного, но от этого не менее ощутимого. Подумать только, он – часть гламурного мира, ну кто бы мог себе такое представить? Через полчаса его ждет лучший в мире ужин. Единственное, чего ему не хватает, – это компании, с которой он мог бы разделить прелести жизни миллионера на содержании. Завтра надо будет позвонить и выяснить, остались ли еще свободные девчонки из числа его прошлых знакомых. Время бежит, многие из них променяли свободную жизнь на «набор счастливой женщины»: деревенский домик, пару сопливых ребятишек и «вольво» в гараже.

Он вошел внутрь, чтобы подлить себе вина, и застыл на месте при звуке телефонного звонка. Посмотрел на часы. Ровно восемь.

– Это Симо. У вас все в порядке?

– Лучше и представить себе нельзя. Я даже умудрился заработать штраф за парковку.

– Проблем никаких? Никто не звонил?

– Нет, а что? Мне должны были звонить?

Последовала короткая пауза.

– Нет, скорее всего, никто не позвонит. У вас есть наш номер телефона?

– Ну конечно.

– Хорошо.

Беннетт с негодованием посмотрел на издающую короткие гудки трубку, но потом пожал плечами и рассмеялся. Да, наш месье Симо болтливостью не отличается, подумал он. А может быть, опаздывает на очередное занятие по карате?

* * *

На другом конце провода Симо положил трубку на блестящий черный пьедестал и повернулся к По:

– Он там. Говорит, что у него все в порядке и что никто не звонил.

По потянулся к вазочке с оливками, выбрал одну и задумчиво оглядел ее.

– Я и не думал, что он позвонит. Ты же знаешь, как он нервничает, когда ему надо хотя бы подойти к телефону. Так когда доставка?

– В субботу вечером. Я позвоню Беннетту чуть позже, предупрежу его, чтобы сидел дома.

– Хорошо. – По закинул оливку в рот. – Ах, Симо, мы так долго ждали, старина, правда?

Легкая улыбка тронула тонкие губы японца.

– Слишком долго, месье Джулиан, – сказал он. – Но это того стоит.

* * *

В огромной зале ресторана с золочеными стенами и зеркалами до потолка Беннетт позволил проводить себя к столику и уговорить выпить до ужина бокал шампанского. Он уселся и начал размышлять о прелестях ужина в одиночестве. На ум ему пришла история, которую он когда-то слышал об одиноком богатом мужчине, принадлежавшем к сливкам лондонского общества, который был объектом вожделения всех без исключения обремененных дочерьми мамаш. Одна особенно ретивая вдова, рассердившись на его вечную занятость и не желая сдаваться без боя, пригласила его к себе на вечерний прием через три месяца. Вежливо, но без спешки он достал из кармана свой дневник, полистал его, нашел нужную дату и печально покачал головой. «Какая жалость, – сказал он. – Прошу меня извинить, мадам, но в этот день я ужинаю в одиночестве».

Беннетту очень понравилась эта история. Он и сам любил одиночество, может быть, унаследовал это качество от отца, а время от времени ему было просто необходимо уединиться за трапезой, есть и пить медленно, смакуя каждый глоток, не отвлекаясь на пустую болтовню. При этом разрешалось подслушивать чужие разговоры или просто наблюдать за соседями по столикам, если, конечно, они были этого достойны, а если нет – так читать.

Сегодняшняя публика вряд ли может кого-нибудь заинтересовать, подумал он, медленно оглядываясь по сторонам. Уж слишком они ровные, гладкие, практически все среднего возраста или кажутся таковыми, за исключением парочки гламурных «девочек с Ривьеры». Это особая категория девочек, у них тонкие, гибкие фигуры, перманентный загар и такая же перманентная улыбка, они с ног до головы обвешаны драгоценностями и всегда ходят в сопровождении престарелых «папочек». К июлю все бутики Монако будут заполнены ими, они будут свешиваться с бортов яхт, их птичьи голоса будут слышны в ресторанах и казино, в ночных клубах позвякивание их petit bijoux[39]39
  Бижутерия (фр.).


[Закрыть] от Картье и Булгари будет заглушать музыку. Драгоценности – лучшие друзья девушки! Беннетт поймал взгляд одной из них – прелестной азиатки с кожей оттенка бледного шафрана, затянутой в темно-зеленый шелк. В ее ушах сверкали изумруды, но во взгляде читалась смертельная скука. Беннетт недолго думая подмигнул. Девушка вздрогнула, ее глаза метнулись на полметра выше его головы и застыли там. Беннетт вернулся к изучению меню.

После короткого, но тщательного изучения меню, которое ни к чему не привело, но от которого аппетит Беннетта разыгрался не на шутку, он решил сдаться и прибегнуть к помощи профессионалов. В меню было указано слишком много блюд, и все они выглядели просто великолепно, поэтому сам он не мог ни на что решиться. Он только поднял взгляд на официанта, как тот уже спешил к его столику.

– Да, месье По?

– Отдаю себя в ваши руки. Что вы мне порекомендуете? Что-нибудь легкое, пожалуйста.

Первая часть обсуждения заняла минут пять. Был вызван метрдотель, подошел старший официант, и вместе они наклонились над меню, тихими голосами рассуждая о вкусах, запахах и особенностях блюд, о достоинствах винных погребов и винтажей. Беннетт откинулся на спинку стула и чувствовал себя совершенно счастливым. Посмотрите, хотелось ему крикнуть, вот три профессионала, искушенных в каждом нюансе гастрономической науки, и они спорят о том, какое сочетание вкусов и текстур доставит мне наибольшее наслаждение. Он вспомнил, что в последний раз он «выходил в свет» в кафе к Леону – обед за пятьдесят франков и бумажные салфетки. Ах, как бы ему хотелось пригласить Анни и Леона в такой ресторан! Вот уж они бы тут развернулись… Да и кто бы не развернулся? Все-таки приятно быть богатым или хотя бы чувствовать себя таковым.

Наконец совещание закончилось, верхи ресторанного менеджмента удалились на кухню, и к Беннетту подплыл официант с бокалами и серебром, которые он с ловкостью фокусника разложил на столе. Он переставил вазу с живыми цветами на сантиметр влево, разгладил рукой воображаемую складочку на белоснежной скатерти и неслышно отступил назад. Беннетт вытащил записки По и начал читать.

Первая страница начиналась с неподписанной цитаты: «Человечество изобрело вакцины, антибиотики, компьютеры, человек полетел в космос и установил антенны на Луне, однако до сегодняшнего дня он так и не научился выращивать трюфели в искусственных условиях». Ниже была изображена простая диаграмма, иллюстрирующая количество собранных грибов во Франции за последние сто лет. Беннетт пригляделся: так, в 1905 году собрали почти тысячу тонн, а хуже всего пришлось в 1987-м, тогда урожай не превысил шестидесяти девяти тонн. Прогноз на 1995–1996 годы был совсем пессимистичным: ожидалось собрать всего двадцать тонн, хотя предполагаемый спрос оценивался в шестьдесят – восемьдесят тонн. Беннетт глотнул шампанского. Да уж, теперь понятно, почему модные деликатесные лавки в Париже заламывают такие цены – восемь тысяч франков за килограмм. Этот рынок напрямую зависит от поставщиков. Беннетт попытался подсчитать, сколько стоит тонна трюфелей, но тут за спиной его возник сомелье – специалист по винам. «„Шассань-Монтраше“ тысяча девятьсот девяносто два», – сказал он почтительным шепотком. Беннетт кивнул. Фольгу размотали, пробку вытащили с должным уважением, и до носа Беннетта донесся изысканный запах виноградного нектара. Он отложил в сторону листки бумаги и целиком сосредоточился на еде.

На первое подали спаржу – свежую, чуть припущенную, бледно-зеленую с лиловыми верхушками, залитую смесью бальзамического уксуса и оливкового масла, разложенную на тарелке с искусством художника. Беннетт съел все и подтер остатки соуса кусочком хлеба. Это блюдо напомнило ему первый французский батон, который он попробовал много лет назад. Нет ничего слаще вкуса ностальгии, решил он. Когда тарелка выглядела так, будто ее облизала дюжина кошек, он откинулся на спинку стула и снова взялся за заметки По.

Судя по всему, интерес По к трюфелям не был чисто гастрономическим, и любопытство Беннетта разыгралось не на шутку. Он был заинтригован. По что, пробовал выращивать трюфели? Почему он подчеркнул вот этот абзац? «В момент созревания спора прошлогоднего трюфеля переносится (насекомым, животным, дождем, ветром) в землю. Там она прорастает в эмбрион, чье вегетативное тело, или мицелий, состоит из нитеподобных волокон, называемых гифами. Гифы грибницы образуют симбиотическую систему с корнями деревьев, называемую микоризой, и высасывают из корней сок, который кормит паразитирующую культуру трюфелей». За этим следовали замечания о типах почвы, розе ветров, широте, видах деревьев, количестве выпадающих осадков, а также выкладки по «прорывам» в сборе трюфелей, замеченным в разных районах Франции на фоне общего обнищания страны этой культурой.

Однако в Монако недостатка в трюфелях не замечалось, как отметил Беннетт, приступив ко второй перемене – молодой мерлузе, три часа назад еще плававшей в Средиземном море, приготовленной на гриле, установленном над живым огнем из березовых дров, фаршированной измельченными трюфелями, сбрызнутой растопленным маслом и поданной со слегка обжаренным базиликом. Ему еще не доводилось пробовать такой букет изысканных вкусов, и он с сочувствием посмотрел на «ривьерскую девушку», которая в двух столиках от него уныло жевала что-то похожее на капустные листья. Он мельком подумал, не лижет ли она свои изумруды между переменами, чтобы хоть как-то взбодриться.

За вторым блюдом последовал неспешный ритуал очищения стола и подготовки к финалу – тарелки были убраны, хлебные крошки сметены в подобие серебряного гробика, скатерть разглажена. Перед Беннеттом положили приборы для десерта, а он в это время потягивал вино, искренне печалясь при мысли о том, что не сможет забрать с собой всю бутылку. Простые вина он мог пить стаканами, но когда случалось попробовать нечто из ряда вон выходящее, его норма потребления резко падала. Да, есть сермяжная правда в том, что, покупая продукты лучшего качества, достигаешь существенной экономии, подумал он. Можно начать экономить прямо сейчас – отдашь триста-четыреста франков за бутылку, зато пить ее будешь два дня. Он сделал последний глоток и отставил бокал в сторону. Официант, изогнувшись так, что казалось, он воздает жертву кулинарным богам, поставил перед ним десерт – лесная земляника, запеченная в песочном тесте с сыром и обильно посыпанная кедровыми орешками. Как же чувствуют себя те, кто может позволить себе такое существование изо дня в день и всю жизнь? Эх, заразное это дело, богатство, быстро к нему привыкаешь, посетовал Беннетт и решил не налегать на десерт.

За кофе он дочитал записки до конца. Последний раздел был посвящен расчетам, проделанным По в отношении средней рыночной цены за килограмм трюфелей, а именно – четыре тысячи франков. На полях По пометил: «Не менее пяти тонн в год» – и дважды подчеркнул эту фразу. Приняв за основу указанную цену, которая, кстати сказать, была средней по стране, Беннетт быстро подсчитал, что пять тонн трюфелей будут стоить двадцать миллионов франков, или четыре миллиона долларов. В год. Боже всемогущий! Он покупает или продает? В любом случае этот его так называемый ужин – лишь капля в море, поэтому Беннетт поставил под счетом подпись с залихватским росчерком и оставил внушительные чаевые. Новости распространяются быстро везде, а в ресторанах в особенности, и поэтому Беннетта проводила до дверей маленькая армия официантов во главе с метрдотелем. Все они выразили глубокое и искреннее желание увидеть его снова и как можно скорее.

Не волнуйтесь, увидите, подумал довольный Беннетт. Он прошел пешком через сады Казино и лег спать счастливый.