Текст книги "Странник"

Глава 16

Коза остервенело тянет за поводок, пятясь так быстро, как только способна. Смерть уже рядом, злая и стремительная. От нее нужно сбежать! Коза барахтается ногами в пыли, отвоевывая каждый пройденный сантиметр. Но ничего не выйдет, привязанный к ней человек слишком тяжелый.

Она заходится полным страха и ядовитой ненависти блеянием.

Где-то рядом плачет младенец. Коза раздраженно дергает ухом. Но больше вокруг никаких различимых звуков нет. И ее до сих пор не съели.

Она поднимает взгляд.

Огромная смерть уходит, забрав того мужика с собой. Коза смотрит вслед и ждет, пока они не становятся едва заметными точками вдалеке. После она с небывалой энергичностью хватается за поводок и жует.

И жует.

И жует!

Странник подергивается, его лицо выглядит как сонная маска мученика. Глаза распахиваются,

и он втягивает в себя воздух. Сверху два солнца медленно кружат друг вокруг друга в танце, изредка мелькая в просветах меж облаков. Полдень. Бродяга подносит два пальца к шее, робко ощупывая покрасневшую кожу. Вокруг его ног обвит обломок трубы, в руках у Булавы заменивший веревку и закрученный в примитивный узел.

Его пленительница сидит рядом на корточках, согнувшись вперед, и прячет что-то от взгляда.

Странник приподнимается на локтях и оглядывается. Горный уступ выглядит так же, как тот, на котором он недавно отдыхал. Они с Булавой здесь одни. Вокруг никого не видно и не слышно – ни Веспер, ни Вреда, ни даже козы. Бродяга закрывает глаза, быстро пряча лицо за руками, чтобы не выдать дрожи.

После трех медленных вдохов он опускает руки, открывая решительное, отстраненное лицо.

Пытается высвободить ноги из ловушки, но металл уже восстановился после надругательств Булавы и отказывается поддаваться. Тогда Странник высматривает меч. Тот лежит рядом с исполиншей, дымясь от ярости. Его рукоять указывает прямо на Странника.

Бродяга перекатывается на живот и медленно проползает вперед на локтях. Всякий раз, как он проволакивает тело по неровным камням, раздается грохот, подобный шуму лавины. Каждый вздох Странника громогласно объявляет о его намерениях.

Булава по-прежнему отвлечена. То ли она не слышит, то ли ей нет дела.

Теперь бродяга видит, что ее вниманием завладело что-то маленькое. Со сдавленным кряхтением он поднимается на ладонях, вытягиваясь, чтобы заглянуть через стену ее бедра.

В ее ладони лежит монета, словно звезда на ночном небосводе. Булава чудно´ ее подбрасывает, и монетка падает с глухим лязгом. Плечи громадины поникают.

Странник пробирается к мечу. Всем телом опускается на землю и вытягивается к оружию.

Его пальцы едва касаются рукояти.

Булава оборачивается.

Бродяга закрывает глаза. Он чувствует, как его хватают за ворот плаща, а потом рывком отправляют в движение, проволакивая ребрами по земле.

Булава прыгает за ним, зажимая его в один кулак и прибивая к горному склону.

Странник взмахивает связанными ногами, без толку барабаня ими по бронированным ляжкам.

Рыча от ярости, Булава крепко сжимает пальцы и отводит кулак для удара.

Странник вскидывает руку, защищая лицо. Он держит монету.

Кулак Булавы застывает в воздухе посреди удара.

Бродяга с хрипом подбрасывает монету. Для него она поет. В глазах у Булавы танцует серебристый свет, и гнев забывается, стаивает с лица. Бродяга ловит монету и подбрасывает еще раз, а великанша зачарованно за

ней наблюдает. Вновь поймать ее ослабшими от нехватки воздуха руками он не в силах.

Они как один смотрят сначала на упавшую монету, а потом друг на друга.

Странник сглатывает.

Булава крутит головой, глядя сначала на занесенный кулак, потом снова на Странника. Опускает его на землю и разжимает хватку на его груди. Она возвышается над бродягой, пока тот хватает ртом воздух. После бродяга подбирает монету и кладет ее в открытую ладонь.

Поднимает взгляд на Булаву.

Ее голос звучит, как гул болтающегося в металлическом баке булыжника:

– Еще!

Осторожно кивнув, он снова подбрасывает монету.

От звона с исполинши спадает напряжение. Она стоит напротив Странника, глядя только на вращающийся диск:

– Еще!

Проходит время, и монета подскакивает снова и снова.

Булава берет собственную монету и пытается копировать движения человека, но ее толстые, окованные металлом пальцы для этого не предназначены. Она ревет от гнева.

Странник останавливается.

Она тут же замечает:

– Еще!

Странник качает головой.

– Еще!

Странник показывает на обвязанную вокруг его ног трубу.

Булава поднимает кулак:

– Еще!

Странник качает головой.

Ее удар выбивает из него все чувства, и какое-то время бродяга проводит в беспокойном забытьи.

Он просыпается с заплывшим глазом и прорехой на месте одного из зубов. Но его ноги больше не связаны трубой.

Булава склоняется над ним:

– Еще?

Он кивает.

Монетка трижды отплясывает свой танец, после чего замирает.

Глаза Булавы, и сами по себе маленькие, сощуриваются до щелочек:

– Еще?

Он подзывает ее ближе. Она подходит.

Странник указывает на ее монету. Растерянная Булава протягивает ему руку раскрытой ладонью кверху, диск сияет на ее распростертых пальцах. Кивая, бродяга ударяет по ее монете своей собственной.

Серебристые сестры воссоединяются и начинают петь. Их дуэт пленяет слух, пробуждая сожаление и тоску о том, что давно утрачено.

Когда песня стихает, Странник вкладывает свою монетку Булаве в свободную руку.

Ее глаза блестят, в их краешках проступает вода: «Мне?»

Странник кивает.

Она улыбается, на монструозных челюстях прорисовывается девичья радость. Булава ударяет одной монетой о другую. Вместе они поют для нее.

Странник отваживается подняться. Наказания не следует. Он подходит к лежащему мечу, оглядываясь на захватчицу. Ее взгляд сосредоточен на мелодично дребезжащих у нее в руках монетах. Вздыхая, бродяга подбирает клинок.

Острие сближается с громоздкой фигурой, поднимается на один уровень с шеей.

Странник шагает тихо и осторожно, пока не оказывается прямо за ней.

Она второй раз бьет монетки друг о друга, и начинается новая песня. Массивные плечи содрогаются, и Булава со скрежетом всхлипывает в такт мелодии.

Странник снова вздыхает, заставляя меч вернуться в ножны. Потирает глаза рукой, отгоняя воспоминания, разворачивается и уходит к горной тропе, где начинает долгий спуск.

Двое повстанцев вышагивают по Вердигрису, каждый по своей стороне улицы. Слева брат, справа сестра, оба – потомки Узурпатора и оба исполнены решимости. Люди толпятся в дверных проемах, наблюдая за ними в остолбенелом молчании. Около каждого здания покрытые шрамами гиганты вступают в борьбу со всеми встреченными вывесками и срывают их.

Позади валяются знамена Нелюди и Узурпатора, захламляя улицу. Они наконец-то встретились – среди дорожной пыли, растоптанные идущими следом за полукровками людьми.

Разливаются по воздуху повстанческие песни.

В трех улицах от них кричит от страха какой-то человек, но среди общей какофонии его никто не слышит. Он видел, как сегодня в полдень вышло из укрытия нечто. Нечто опасное, что угрожает хрупкой победе повстанцев. Он мчится к соседу, чтобы рассказать ему обо всем, и его история обретает крылья, летит вперед по волнам шепотов, разносится на бегу, срываясь с губ и ища новых слушателей. Наконец она доходит до ушей маленького мальчика, который обгоняет процессию, размахивая руками, чтобы привлечь детей Узурпатора.

– Макс! Макси! – зовет он.

Оба поворачивают изборожденные шрамами головы, узнав свои имена. Голос мальчишки звучит тревожно, отчего под их зеленой кожей напрягаются мышцы.

– Жестокая Судьба желает вас видеть у северных ворот! Сейчас же! Приводите всех!

Мальчик убегает, увлекая за собой гигантов и их последователей, будто черная дыра с грязными ступнями.

Когда они добираются до северных ворот, то обнаруживают плотно и нагло держащуюся толпу, ощетинившуюся оружием и перекрывшую дорогу. После взаимных приветственных выкриков обе группы сходятся и сливаются, будто пузыри, объединяя границы и расширяясь.

Сквозь скопище людей обособленной частицей пробирается мужчина в свободной полосатой мантии. Слова его мечутся во все стороны, ныряют под крики толпы и намасленными скользят над недовольным бурчанием. Он отыскивает гордую, закаленную жизнью женщину. Спрятав акулью улыбку, обращается к ней:

– Ах, подруга моя, как я погляжу, у тебя просто великолепное ружье. Но кем делает тебя ружье, если не убийцей? Нет, любой глупец увидит, что ты выше этого, ты одна из истинных детей Вердигриса, тех, кто поднялся и потребовал, чтобы с ними считались. Конечно же, Эззи оказался перед отличным солдатом, да? Одной из армии Жестокой Судьбы? Но что такое солдат без униформы? И тебе, подруга моя, очень повезло, потому что у Эззи с собой есть нарукавники, украшенные символом нового порядка. Все они были пошиты детьми-повстанцами, рожденными в темных подземельях города, и они высочайшего качества. Доступны во многих цветах. На твой выбор, подруга! Цена? Полагаю, Эззи не стоит брать за них плату, это вопрос его чести! Хотя… Вон то кольцо у тебя на пальце, оно же времен старого порядка? Такие вещи тебя принижают. Эззи заберет кольцо и заменит на этот чудесный символ надежды. Носи с гордостью!

Следует краткий ответ, и торговец испаряется, прежде чем успевает прочувствовать горечь сказанных слов.

Головы Макса и Макси покачиваются над толпой, как два зеленых корабля в человеческом море. Они ищут свою предводительницу, но ее нигде не видно.

Выбегает на всеобщее обозрение мальчишка с бледным, как отполированная кость, лицом, он резко, точно поршни, вскидывает руки: «Рыцари Нефрита и Пепла идут!» Он умный, и потому не примыкает к толпе, а пробегает мимо, растворяясь в тени.

Макс и Макси выходят вперед. Они оборачиваются к сборищу, и сестра повышает голос.

– Это наш город?

– Да!

– Вы за него сражались?

– Да!

– Вы будете сражаться снова?

– Да!

– И вы победите?

– Да!

– Я спрашиваю, – ревет она, – мы победим?

– Да! – кричат ей. – Да! Да! Да!

Из-за угла слышится звук лязгающих доспехов, и, заслышав его, толпа почти затихает – скандирование спадает до приглушенного ропота. Фигура предстает перед ожидающей ее армией, и в сердца повстанцев впивается ощущение ужаса. Еще четверо рыцарей присоединяются к первому, их доспехи корчатся, словно желая покинуть своих хозяев, растягиваясь, деформируясь и сжимаясь до исходного состояния. Без конца, без надежды.

Передовая линия толпы дрожит, люди неуверенно наводят оружие на рыцарей.

– Эй, там, внизу! – кричит Жестокая Судьба, высунувшись из верхнего окна дома.

Рыцари безразлично продолжают наступление.

В единственной руке женщина удерживает ракетную установку. Изысканный орнамент на стволе орудия густо покрыт сажей.

– Я бы на вашем месте остановилась.

В метре от толпы рыцари замирают.

Повстанцы вынуждены пристально глядеть на врагов. Они не узнают своих павших витязей в рыцарях, закованных в изъеденный ржавчиной дышащий металл. Людей поглощает тихое отчаяние.

Жестокая Судьба, глядя с высоты, находит силы не отступить.

– Так-то лучше, – продолжает она. – Люди, дайте им пройти, и, кто-нибудь, откройте ворота!

Когда толпа подается назад, образуется неровный проход.

– И чтобы меж нами не осталось недопонимания. Я всецело за то, чтобы вы покинули Вердигрис. Но если вы станете угрожать хоть кому-то из моих людей или попытаетесь вернуться, то знайте, мы будем вас ждать.

Следует длительная пауза. Лица рыцарей кажутся непроницаемыми, их эмоции невозможно прочитать. Люди постепенно покрываются испариной. Рука в латной перчатке тянется к искривляющейся рукояти меча. Оставшаяся четверка рыцарей вторит этому движению.

– Только дайте мне повод, – заявляет Жестокая Судьба, наблюдая за ними через крылатый прицел. Многие, вдохновленные ее примером, находят в себе храбрость и щелкают затворами вскинутого на изготовку оружия.

Медленно оборачиваясь, рыцари оглядывают противников, оценивая каждого из них. И каждый человек чувствует, что его образ похищен, выжжен в чужеродной памяти. И после, так и не обнажив клинков, рыцари строем уходят из Вердигриса.

Жестокая Судьба победно вскидывает кулак в небо, и повстанцы оживляются, находя друг в друге тепло и поддержку. Они кричат и смеются, пока рыцари не становятся еле заметными фигурками где-то вдалеке. Северные ворота закрываются с грохотом, не способным выбить из людей потайной ужас, расцветающий в их сердцах.

Глава 17

Камни проскальзывают под ногами, выворачиваются из-под пальцев. Гора вознамерилась избавиться от Странника. Но он почти все время удерживается прямо, где нужно скатываясь и съезжая, прокладывая себе дорогу вниз. Меч у него на боку предупредительно гудит. Странник останавливается, наполовину обнажая оружие. Око меча всматривается назад, на горный склон. Бродяга прослеживает линию взгляда.

Он видит Булаву, которая держится на расстоянии, угнездившись среди скал. Янтарные глаза на короткий миг вопрошающе поднимаются к небу.

Небо не утруждает себя ответом.

Странник продолжает спускаться, временами останавливаясь, чтобы заглянуть в визор и просканировать равнины внизу. День стоит ясный, и вскоре маленький круглый экран высвечивает тело Вреда, приближая изображение. Веспер лежит рядом, выписывая руками и ногами круги в воздухе. На лице у Странника расцветает едва заметная улыбка. Он убирает визор и направляется к далекой точке. Меч всю дорогу тихо рычит.

К позднему вечеру бродяга добирается до цели.

Лежащий на спине Вред приветственно поднимает руку.

– Поверить не могу! Ты живой!

Бродяга кивает и садится на корточки рядом с Веспер. Они обмениваются улыбками, он щекочет ей пальцы ног. А потом принюхивается и откидывается назад, морща нос.

Веспер хохочет.

– Ее нужно перепеленать, – без нужды говорит Вред. – И тут уж сам справляйся. А когда закончишь, сможешь осмотреть мою ногу? А то она, похоже, сломалась.

Странник приступает к делу. Выкидывает запачканный кусок ткани. Голые ножки вертятся с возросшей энергией, будто вращая педали. Странник начинает мыть девочку, а потом тянется к чему-то, но не обнаруживает искомое. Он замирает, не завершив движения. На его лице проступает угрюмое выражение.

– Сбежала твоя коза, – сообщает Вред. – И заодно все наши припасы уволокла.

По-прежнему хмурясь, бродяга снимает с себя шарф и пеленает им Веспер.

– Скоро ей нужно будет поесть. Да и нам не мешало бы. У тебя есть план?

Странник не отвечает, переползая к Вреду, чтобы осмотреть его ногу.

– Насколько серьезно все выглядит?

Зеленоглазый вслушивается в ответную тишину.

– Ох. Сможешь хоть что-нибудь сделать?

Бродяга сжимает губы, его лицо бледнеет.

– Пожалуйста, помоги мне!

– Е-е-е-е-е-Е-Е-Е-Е-е-е-е! – кричит Веспер.

Бродяга едва заметно качает головой и отползает.

Отчаяние и адреналин придают Вреду сил. Он приподнимается на локтях.

– Посмотри на меня. Моя нога искалечена и, может, уже не заживет. Без помощи я здесь умру. Пожалуйста, ты мне нужен, я… – Он умолкает, широко раскрывая глаза. – Так ты, я так понял, не убил Булаву?

Странник покачивает головой.

– Она пришла сюда следом за тобой.

Странник кивает.

Вред инстинктивно пытается убежать. Боль карает его за забывчивость, и он опять падает на спину.

Булава, что ходит, стоит посреди равнины в тридцати с лишним метрах от них. От раздирающих ее противоречий мышцы ее лица дергаются, смешивая разные выражения воедино, а руки нетвердо сжимаются в кулаки.

Зато Веспер настроена решительно. Она верещит и плачет от ужаса. Вскоре она обретает успокоение на руках у бродяги, а полы его плаща приглушают крики.

Странник выжидает, свободной рукой касаясь рукояти меча.

Время идет, но никто не желает переходить к действиям. Солнца закатываются все ниже, растягивая тени. И вот тень бродяги касается сапога Булавы.

И тогда она без предупреждения ломится с грохотом вперед, пожирая скачками расстояние, и становится прямо перед Странником. Со скрипом нагибается, точно грозная скала, пока между их лицами не остается всего несколько сантиметров.

– Почему? – скрежещет она.

Странник удивленно моргает.

Она вытягивает вперед кулаки и разжимает их. В каждом зажато по круглому плоскому серебряному глазу.

– Почему?

– Ты хочешь знать, почему он дал тебе монеты? – со стороны раздается голос Вреда.

– Да.

Бродяга глядит на девочку, а потом, с меньшей уверенностью, на зеленоглазого.

Вред отвечает за него:

– Он не желает с тобой сражаться, а просто хочет, чтобы его оставили в покое. Но ты сюда пришла не для того, чтобы с нами драться.

– Нет, – Булава скорее шепчет, чем говорит в полный голос.

– Ты растеряна. Я знаю, каково это. Он заставил меня чувствовать себя так же, – Вред не обращает внимания на немой вопрос Странника, сосредотачиваясь на гигантской дочери Узурпатора. – Раньше я жил в Вердигрисе, но я оставил ту жизнь позади, чтобы следовать за беглым серафимом и его ребенком. Когда я прекращаю думать об этом, то понимаю, что это безумие, но мне все равно. Моя новая жизнь может быть очень разной, но главное, что она мне душу не травит.

Привлеченная голосом Вреда, будто мотылек пламенем, Булава медленно проходит вперед, минуя Странника.

– Когда я их повстречал, для меня изменилось все. Как будто я всю свою жизнь спал, плыл по течению, а потом вдруг заметил кого-то, идущего другим путем. Я даже не знал, что есть другой путь. А сейчас увидел его и не могу перестать задаваться вопросом, каково это: жить иначе, быть кем-то другим. Я знаю, ты меня понимаешь. Быть может, я сейчас рассказываю твою историю вместо своей. Для меня все началось с простого выбора. И у тебя будет так же. Можешь убить нас сейчас, если захочешь. Я уже искалечен, а он устал, очень устал. Тебе-то оно раз плюнуть. Но если ты так сделаешь, то останешься одна.

С глаз Булавы стекают маленькие слезинки. Они с боем прорываются по проклепанным металлом щекам и умирают, не добравшись до подбородка. Она берет монеты и убирает их за щиток запястья. Освободив руки, тянется к ноге Вреда и выпрямляет ее. Раненый кричит.

– Нет, – говорит Булава. Это приказ.

Вред впивается зубами в собственный рукав, а свободной рукой расцарапывает дорожную грязь, прорывая неглубокие канавки.

Булава тянет за наруч на своей левой руке, пока заклепки со скрежетом не подаются. После она становится на одно колено и кладет лист металла на бронированное бедро. Начинает стучать по нему кулаком, и звон ритмичных ударов разносится по окрестности, эхом отражаясь от далеких гор.

Обеспокоенная Веспер отваживается выглянуть из-под мышки Странника. Постепенно страх сменяется любопытством, которое, в свою очередь, уступает голоду. Маленький рот открывается в ожидании. Молоко, впрочем, кончилось. Предвидя неминуемую бурю, Странник покачивает малышку, но Веспер не впечатлена и только морщит нос.

Булава удовлетворенно бурчит и прекращает стучать. Наруч превратился в грубую, развернутую в лист трубу. Она накладывает ее Вреду на сломанную ногу и тесно ее зажимает.

– Вставай, – требует она.

– Не могу, – отвечает Вред. – Слишком больно.

– Вставай!

Он пытается подчиниться, неловко перебираясь в сидячее положение.

– Вставай! – приказывает Булава, одной рукой обхватывая его вокруг туловища и поднимая на ноги. Она ухмыляется, обнажая монолитные зубы. – Да!

– … Спасибо.

Странник подставляет плечо, и Вред перекидывает через него руку. Мужчины уходят вместе. Великанша наблюдает за ними, приняв позу какого-то маленького, куда более невинного создания. Она видит, как один что-то шепчет другому на ухо, как монолог прерывается случайными вздохами. Они останавливаются, и Странник медленно вскидывает голову, проводя ею слева направо. Другой оборачивается и мягко глядит на Булаву.

Спутники уходят, и она, выдержав паузу, следует за ними.

СЕМЬ ЛЕТ НАЗАД

Когда до Узурпатора доходят слухи о восстании Нелюди, он спешит отреагировать. Мухи несут слово о недовольстве Зеленого Солнца, повсеместно разносят вкус желчи, выискивая по-прежнему верных подданных, способных найти Нелюдь и доставить ее обратно в Рухнувший Дворец.

Первой откликается на зов Троица Ухореза. Они не совсем братья, просто трое инферналей, сделанных из одного теста, – вооруженные крюками охотники, более славные тем, что они вытворяют с жертвами после убийства, чем до него.

Нелюдь дожидается их в Вердигрисе, и она не одинока. Ее культ стремительно разрастается. Новые люди приходят каждый день, ведь слишком сложно не поддаться на ее посулы лучшей жизни и бессмертия.

Следов Нелюдь за собой не заметает, и Троица Ухореза проходит по ним, через открытые врата, по пустым улицам. Жители города прячутся за запертыми дверями или в старых глубоких тоннелях. Все знают, что на подобные зрелища лучше смотреть издалека. Те, кто действительно мудр, полностью их игнорируют и оттого только крепче спят.

Охотники находят ее на обезлюдевшей рыночной площади. Троица Ухореза замирает, когда их противница показывается им на глаза. Северный климат подавляет их силы, тогда как Нелюдь наслаждается комфортом и безопасностью своей оболочки. От множества недавно принесенных ей в жертву плащ стал толще. На его поверхности вращается сотня мертвых глаз, что осматривают врагов и находят их неполноценными.

Вокруг Нелюди гордо выстроились последователи Культа Полуживых. Обычно они скрывают свои дары под надушенными мантиями, чтобы всего лишь тревожить своих неизмененных товарищей, а не вселять в них ужас. Сейчас они стоят, размахивая пришитыми конечностями, раскрытые во всей красе, под небом, которому они отвратительны.

Троица Ухореза готовит закрученные крюки и замешивает яды в шейных складках.

Снисходит тишина. Трое рассредоточиваются, стараясь зайти на позиции Нелюди с флангов.

Изнутри плаща из мертвых тел показывается половина реберной клетки, подзывающая их ближе почти человеческим, чуть ли не чарующим жестом.

Троица бросается вперед на длинных и тощих ногах, словно суетливо шныряющие пауки. Их крюки взблескивают, и все три находят пристанище в оболочке Нелюди. Каждый из Троицы тянет в свою сторону, пытаясь разорвать плащ из трупов. Три цепи жестко натягиваются, и сплетенные тела скрипят, словно старые доски, грозясь разорваться на куски.

Но Нелюди не нужно сопротивляться долго. Ее Полуживые последователи отвечают собственными колкими аргументами. Вокруг Троицы Ухореза обвиваются щупальца и бросающие вызов природе конечности чуждого человеку образа. На каждого из инферналей приходится дюжина слуг Нелюди.

Троицу Ухореза вынуждают занять оборону. Они изо всех сил пытаются высвободить свои крюки, чтобы обрушить на новую цель, но Нелюдь быстро захватывает их оружие. Пойманные в паутину оживленных конечностей инфернали начинают паниковать. Они выплевывают струи яда из тонких ртов, но большая его часть проливается на землю.

Прежде чем они успевают освободиться, Нелюдь начинает извиваться, притягивая их к себе. Как только их подтаскивает достаточно близко, плащ из мертвецов оживает. Одинокие пальцы, руки, челюсти – все набрасываются на плененных инферналей, пока культисты бьют, раздирают и изламывают их со спины.

Вскоре все завершается, и Полуживые люди удаляются, ожидая дальнейших приказаний.

Троица Ухореза остается привязанной к оболочке Нелюди, их тела искалечены, из множества ран с присвистом сочатся облачка тумана. Когда сущность инферналей увядает, Нелюдь обращается к ним, и на краткий миг четверо становятся единым целым.

– Мы ненавидим-боимся-ненавидим тебя!

– Ненавидим-ненавидим-боимся тебя!

– Боимся-боимся-ненавидим тебя!

– Я Нелюдь, и я свободна. Вы – нет, и никогда не будете, но все же я даю вам выбор.

– Что это значит?

– Что это за слова?

– Мы не понимаем.

– Живите и умрите как порождения Узурпатора или существуйте как мои.

– Узурпатора мы боимся больше, чем тебя.

– Тогда умрите.

– Подожди!

– Подожди!

– Подожди!

– Не торопись.

– Расскажи нам больше.

– Мы слушаем.

– Ваши собственные сущности привязаны к Аммагу, Зеленому Солнцу, Узурпатору сущего. Они иссякают, они умирают. Я сохраню клочки вашей сущности, свяжу их друг с другом и привяжу к себе. Я дарую вам жизнь, свободную от власти Аммага.

– Но в рабстве у тебя?

– В изгнании, подобно тебе?

– Преследуемыми, подобно тебе?

– Да, все это верно. Но вы продолжите существовать.

– Мы принимаем предложение.

– Принимаем.

– Принимаем.

Нелюдь уносит их с улиц в тайное место, укрытое от звезд. Там она сплетает их сущности в единое лоскутное полотно, новое составно́е существо. Она предоставляет ему подходящее тело, у которого слишком много лиц, на каждое из которых приходится слишком много зубов.