Текст книги "Отговорила роща золотая… Новокрестьянская поэзия"
Автор книги: Поэтическая антология
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Пески
Спят, зацелованные зноем,
Шелками желтыми цветут.
Нет ни души, лишь с нудным воем
Протащится порой верблюд;
Уродливо горбы колышет,
Тюки обвесили бока.
Плетется сонно и не слышит
Ударов сонных вожака…
Зной так и пышет… Знойно-сине
Застыло небо… Вот расцвел
Мираж… Пропал… Молчит пустыня,
И душный сон ее тяжел…
Пески… пески… Взбугрились хмуро,
Околдовал их пьяный зной…
Спят, и не полчища ль Тимура
Во сне им видятся порой?
Но все равно, недолго в грезах
Им забываться, и свистки
Шальных, крикливых паровозов
Разбудят мертвые пески…
19 сентября 1913 г., 1924 г.
Песня жизни
Кто-то тихим, грустным голосом поет, —
Песня льется, надрывается, звенит…
Грусть неясная волнует и гнетет,
Много сердцу эта песня говорит.
Как во сне, я вижу сгинувшие дни,
Молодые, улетевшие года…
Не зажгутся снова прошлого огни,
Не вернутся дни былые никогда.
В вихре жизни мчусь к желанному концу…
Отчего же злая грусть меня томит?
Смутный призрак наклоняется к лицу,
Песня стонет, надрывается, звенит…
1908, 1913
Песня о двадцатом числе
Посвящаю Грише Фирсову
Что нам живется скверно,
Друзья, сомненья нет,
Об этом уж наверно
Узнал весь белый свет.
Но в виде утешенья
Нам счастье принесло
За все наши мученья —
Двадцатое число…
Сдавили циркуляры
Нас так, что не вздохни,
Чуть провинился – кары,
И шею низко гни…
Приказов пишут томы
(Без них жизнь тяжела!)
Но забываем, кто мы,
Двадцатого числа…
Дежурим дни и ночи
И надрываем грудь,
Сиди, хоть нет уж мочи,
Не думай отдохнуть, —
Нам отпуск сновиденье
Лишь принести могло…
О, дай же нам забвенье,
Двадцатое число!
Угрюм чиновник с виду —
Забит, вот и угрюм,
Кляня свою «планиду»,
От горьких сохнет дум…
И иногда со стоном
Он гибнет в море зла,
Но выглядит бароном
Двадцатого числа…
За труд гроши дают нам
(Еще непрочь давать!).
Об уголке уютном
Не стоит и мечтать…
В квартирах ветер веет,
Эх, не для нас тепло!
А впрочем, что ж – согреет
Двадцатое число!
Ну, будет… Ведь негоже
О многом петь в наш век,
А я чиновник тоже
И бедный человек…
Споешь, потом потужишь,
Плохи будут дела, —
Боюсь, что не дослужишь
До этого числа…
1912
Песня о Руси
В равнинах, которым нет края,
Забылась ты в снах хмелевых…
О Русь, дорогая, родная,
Как жутко в просторах твоих!
Убогие, бедные хаты…
Кружится-шумит воронье…
Покрыли, прикрыли заплаты
Могучее тело твое…
Заснула, и снятся дни злые,
И снится былая судьба:
Колышутся орды Батыя
И губят поля и хлеба…
Как тучи, каленые стрелы
Несутся… И кровь, и огонь…
И топчет пронзенное тело
Татарский безжалостный конь…
Ты много врага загубила,
Да враг-то велик и силен,
И выю в бессилье склонила,
И долог был лютый полон…
И видишь ты, видишь в кошмаре
Иное, иные века:
Насели цари и бояре,
И снова обида горька…
И вот на равнинах без края
Забылась ты в снах хмелевых…
– Проснешься ль и сгонишь, родная,
Ты полчища воронов злых?..
Июль 1912 г., 1916 г.
Песня
От сохи Микулы,
Полевой межи,
Унесло парнишку
В город – царство лжи…
Силы удалые
Загубил я там,
Верить разучился
Огневым мечтам…
И теперь так жаль мне
Ясных дней былых,
Шум приветный бора,
Даль полей родных,
Где простой, как дети,
Люд живет в тиши,
Сохранивши веру,
Чистоту души…
Где так щедро солнце
Шлет свои лучи
На кривые избы
На хлеба, бахчи…
1912, после 1920 г.
«Плыву, плыву! – Все ближе жданный берег…»
Плыву, плыву! – Все ближе жданный берег:
Я пьян от сил, а был убог и нищ!..
– Не тот ли, на который вышел Рерих,
Где встал Курган славянских Городищ?
Взъярились волны в пляске хороводной!
Сейчас, сейчас мой Рай! – заветный край!..
– Истошный вопль, разливный, всенародный,
Такой родимый: «Боже, выдыбай!..»
17 ноября 1920 г.
Полям
В. С. Миролюбову
Я из города – из плена
К вам приду
И на травы, и на сено
Упаду!
Загляжусь, как васильковый
Лен цветет.
– Пусть кует мне жизнь оковы —
Не скует!
Словно в золоте червонном,
Ходит рожь,
Шелестит-шуршит с поклоном:
– Узнаешь?
Звонкой песней вместе с жницей
Я зальюсь!
Над судьбой-озорницей
Посмеюсь!
Манит к воле голос в поле
Ветровой!
Опьянею я от воли
Полевой!
1913
После побоища
(Васнецовское)
Он упал на цветы полевые
С половецкой стрелою в груди,
Смотрят в небо глаза неживые…
«Мать! Любимого сына не жди!»
Не одна Ярославна заплачет!
Пьет Каяла багряную муть —
Захлебнулась!.. А птицы маячат
Жадным клювом бойцов полоснуть…
Озарила поля роковые
Кровяная луна с высоты,
Заглянула в глаза неживые,
На шеломы, колчаны, щиты…
Спите с миром! Отважно вы сгибли!
Кудри-шелк ветер тронул слегка…
Сына мать не дождется в Путивле,
Молодица – милого дружка…
1928
Родине
Русь сермяжная, родимая, твои песни – лепота!
Соловьи смолкают, слушая, стихнут вешние ручьи!
Не согнет тебя, любимая, никакая маета,
Доколь ронишь лалы, жемчуги – песни-песенки свои!
И такая твоя стать —
Горевать или плясать!
Загрустишь – спадайте, жемчуги, скатной, мертвою слезой,
Веселишься – лалы рдяные раскинешь далеко!
С дубом ивушка повенчана, молитва со грозой!
Дай к устам твоим певучим мне приникнуть, стать Садко,
Чтоб на песенный на пир
Заманить-сманить весь мир!
1920 или 1921
России
Давно-давно на подвиг славный
Богатыри не мчатся вскачь,
И горше плача Ярославны
Твой заглушенный тихий плач…
Не злым врагом, не в поле ратном
Твой щит старинный дерзко смят, —
В краю родном ножом булатным
Сыны любимые разят!
Как зверь, метнувшийся из чащи,
Бегут они, и дик их зов,
И отдают рукой дрожащей —
Дары отважных Ермаков…
Да что дары: твой крест нательный
Они заложат под галдеж!
И плачешь ты в тоске смертельной,
И клича мининского ждешь…
– Ужель не будет светлой яви,
Ужель последний час настал?..
– Избави, Господи, избави!
Спаси, Угодник, как спасал!
Ноябрь 1917 г.
Рыбацкая
По заре наша ватага
Уплывала на улов.
– Будет рыба – будет брага,
Взвеселится рыболов…
Легка лодочка-смолена
Птицей ринулась с весла…
– Волга-матушка студена,
Много ль в сети нанесла?..
– Руки-рученьки могучи,
Невода тянуть пора!
– В неводах-то рыбы – кучи,
Словно груды серебра!
Поклонились Волге с лодки
За удачливый улов…
– Захмелела вся слободка,
При колечке рыболов!..
25 мая 1914, 1920 (?)
Свисток
Чу, гудит свисток фабричный,
Рвется к небу в воздух сонный
Наглый резкий крик,
Эй – вставай-ка, горемычный,
Спишь в бреду ты, утомленный,
Как больной старик.
Кончен отдых. Рано, рано
Безучастные машины
Начинают гул.
День пройдет в тупом тумане,
Ноют плечи, ломит спину,
Полночь – ты заснул…
И свисток разбудит снова,
И волнуясь торопливо,
Побежишь опять
Под машинный гул суровый
Труд тяжелый кропотливый
За гроши продать.
1908
Святки
Месяц – ласковый кудесник —
Встал, и ясен и пригож,
А в селе – гульба и песни, —
Расходилась молодежь!
Снежный хруст… Возня и шутки,
Брызжут пылью снеговой…
– Как зовут?.. – Зовут – Зовуткой!
А тебя? – Меня – Бовой!
– Мне кольцо не подаришь ли?
– Подарю, да не при всех!..
С пляской ряженые вышли, —
Ой, умора! Визг и смех!
Месяц, ласковый кудесник,
Зачинает ворожбу…
А в селе – гульба и песни
И гаданье про судьбу…
1916, 1922
«Серый, хмурый день заглянул в окно…»
Серый, хмурый день заглянул в окно,
В золотой парче Осень с песней шла…
Скоро хлынет дождь… Ах, не все ль равно!
Вспомню дни Весны, и душа светла!
Зацветал тогда твой привольный сад,
Ты ждала меня, лаской нежила…
Колдовская речь! Приворотный взгляд!
На всю жизнь меня ты утешила!..
…Серый, хмурый день заглянул в окно,
В золотой парче Осень с песней шла…
Полумгла и дождь… Ах, не все ль равно, —
Вспомню быль весны, и душа светла!
1916
Скитница
Унывно-ласковые взоры —
Родник нездешней красоты…
Уста – раскольничьи затворы,
В снах – заповедные скиты…
Уйдешь из мира, примешь схиму,
Схоронишь девичью красу…
И узришь крылья серафима
Ты в смольной келье и в лесу…
И не уронишь наземь четки,
Не побледнеешь у ворот,
Когда невесело на лодке
Жених твой мимо проплывет.
1915, 1920 (?)
Скрипка
Пела скрипка, и чудился раненый
Белый лебедь… алела волна…
И мерещился взгляд затуманенный
Свет-Царевны в плену колдуна…
– «Не печалься, тюрьму опрокину я!
Ты недаром меня столько ждешь!»
Но звенела тоска лебединая:
– Не найдешь… Без Царевны умрешь…
1914
Сон мечети
Приснился сон мечети старой,
Что не мечеть она, а сад…
Запели птицы и дутары,
Шумел веселый водопад…
Сходились девушки – как пери,
Твердили странное, и вот
Мечеть раскрыла настежь двери,
Проснулась и чего-то ждет…
17 января 1921
Старь
Месяц, глянь ушкуйным оком!
Кистенем стальным взмахни!
Понесусь я быстрым скоком
На татарские огни.
Надо мной воронья стая
Зачернеет – ждет беда.
Предо мною Золотая
Пораскинется Орда.
– Ой, летите, стрелы злые,
В басурманские шатры!
Нам хвататься не впервые
За мечи и топоры!
Я рубиться лихо стану.
Сдвинет враг со всех сторон,
И, иссеченного, к хану
Отведут меня в полон.
Долго-долго, дни и ночи
Будут лязгать кандалы.
Будет сниться терем отчий,
Волги буйные валы.
Запылит с Руси дружина,
На Орду ударит вскачь, —
Я опять на волю хлыну
Для удач и неудач…
Час настанет, и на склоны
Упаду я из седла,
Как вопьется в грудь со стоном
Закаленная стрела…
Суриков
Разгульны взлеты русского мазка!
Былого ветра песня заярила!
Сибирь сгубив Кольцо и Ермака,
Русь Суриковым щедро одарила.
Пусть выродки сопят у заграниц,
Сын Красноярска на поклон поедет
В Московию! Упал пред Русью ниц,
И каждая картина Русью бредит!
Удел Руси – смердящих псов терпеть…
Но в мерзкой гнили всяческих засилий
Стрелецкой кровью будет пламенеть
Родное имя – Суриков Василий.
1923
«Тополя, словно стража улиц лунных, пустынных…»
Тополя, словно стража улиц лунных, пустынных,
Замечтались и тихо шелестят в полусне…
Ваши милые руки в браслетах старинных
Мне упали на плечи, но невесело мне…
Не любил этот край я, уснувший царевной
От заклятий неведомых, губящих сил;
Уносился я к Волге, певучей и гневной,
С Жигулями родными во сне говорил…
А теперь стало жаль мне сожженных, пустынных,
Ожидающих чуда бескрайних полей,
Бледных рук в потускнелых браслетах старинных,
Шелестящих о чем-то в полусне тополей…
Туркестану
Край солнца, хлопка, рисовых полей,
Лоз виноградных, ароматов пьяных,
Ты нeлюб мне недвижностью своей,
Ты не живешь, ты – в чарах снов дурманных!
А жизнь зовет на новые пиры,
А жизнь творит за ярким чудом – чудо…
– Пусть зацветут шелками Бухары
Твои мечты, твоим навеки буду!..
1919
«Ты с молитвами, с четками, с ладаном…»
Ты с молитвами, с четками, с ладаном,
А я с песней да рваной сумой…
– Аль забыла, что нами загадано?
Разлюбила простор волновой?..
Глянь-взгляни на леса непокорные,
На речную раздольную синь,
И скуфеечку бархата черного
В удалые расплески закинь!
Пусть старухи вздыхают и молятся,
Не молиться, а петь нам с тобой!
– Слышишь: в песнях и в пляске околица!
Погляди, как взметнулся прибой!..
1918, 1923
У Хаваста
Утро. Солнце и ветер. Небо – сплавы сапфира.
Скудно-желтые степи. Позабытый курган.
Замечтался, и вот повелители мира
Поднялися с полками из неведомых стран.
Паровозный свисток… Вереницею длинной
Потянулись вагоны… Вновь минувшее спит.
Но запомню надолго горький запах полынный,
Смуглолицую девушку в древней степи.
1921
Угоднику
Пусть безумствую, кощунствую,
И кляну свои пути, —
Суждено мне – сердцем чувствую
Вновь с мольбой к Тебе прийти…
Перед ликом встану благостным
Хлынут слезы, что ручьи,
Пусть по-детски будут радостны
Дни последние мои…
6 декабря 1918 г.
Удалая
Солнце – в мурмолке Кудеяровой!
Золотой кафтан лихо вскинуло!
– Не спасет свеча воску ярова!
Волга пьяная в душу хлынула!..
Позабыл-замял на полслове я
Староверское славословие!..
– С той кабацкою славной голью я,
Кинусь с песнями во раздолие!..
10 ноября 1920 г.
Утро
Свирель рассвета заиграла,
Ночь поплелась в свой тихий дом,
А солнце весело орало
На пароходе голубом…
Стряхнули горы сон старинный,
Туманный прояснился взгляд…
Шумят кудрявые вершины,
Червонцы солнца к ним летят…
С красавы-барки песня мчалась,
Раскинул день победный стан…
А солнце с Волгой обнималось —
Веселый ухарь-капитан!
Цветы счастья
(папоротник)
Расцветают в ночь Купала, небывалой красоты,
Как огни багряно-алы, чародейные цветы…
Чащи, заросли лесные обступили их гурьбой,
Караулят злые силы вместе с Бабою-ягой…
Если счастье не ласкало никогда – иди туда:
Ровно в полночь на Купалу расцветет
цветок-звезда.
Только знай, что злая сила и хитра, и велика, —
Ждет удaлого могила из-за приворот-цветка…
Если страх душе неведом, на смекалку тароват, —
Рви его: пойдешь к победам, будешь счастлив
и богат!
1911, 1913
«Что там носитесь…»
Что там носитесь
С Джиокондами,
Да с Роландами,
Да с Мадоннами,
Хороводитесь
У чужих морей,
В чужой славушке
Зябко греетесь! —
Али нет у нас
Свет-Забавушки —
Той Путятишны,
Ильи Муромца,
Богородицы,
Волги-матушки,
Златоцветовой
Своей славушки?..
12 ноября 1920 г.
Ширяево
В междугорье залегло
В Жигулях мое село.
Рядом Волга… плещет, льнет,
Про бывалое поет…
Супротив Царев Курган —
Память сделал царь Иван…
А кругом простор такой,
Глянешь – станешь сам не свой.
Все б на тот простор глядел,
Вместе с Волгой песни пел!
«Я – в Жигулях, в Мордовии, на Вытегре…»
Я – в Жигулях, в Мордовии, на Вытегре!..
Я слушаю былинные ручьи…
– Пусть города найлучшие кондитеры
Мне обливают в сахар куличи —
Я не останусь в логовище каменном!
Мне холодно в жару его дворцов!
– В поля! На Брынь! К урочищам охаянным!
К сказаньям дедов – мудрых простецов!
Сергей Антонович
Клычков
(1889–1937)
«Бежит из глубины волна…»
Бежит из глубины волна,
И, круто выгнув спину,
О берег плещется она,
Мешая ил и тину…
Она и бьется, и ревет,
И в грохоте и вое
То вдруг раскинет, то сорвет
Роскошье кружевное…
И каждый камушек в ладонь
Подбросит и оближет
И, словно высекши огонь,
Сияньем сквозь пронижет!..
Так часто тусклые слова
Нежданный свет источат,
Когда стоустая молва
Над ними заклокочет!..
Но не найти потом строки
С безжизненною речью,
Как от замолкнувшей реки
Заросшего поречья!..
Нет прихотливее волны,
И нет молвы капризней:
Недаром глуби их полны
И кораблей, и жизней!..
И только плоть сердечных дум
Не остывает кровью,
Хоть мимо них несется шум
И славы, и злословья!..
1929
«Была над рекою долина…»
Была над рекою долина,
В дремучем лесу у села,
Под вечер, сбирая малину,
На ней меня мать родила…
В лесной тишине и величьи
Меня пеленал полумрак,
Баюкало пение птичье,
Бегущий ручей под овраг…
На ягодах спелых и хмеле,
Широко раскрывши глаза,
Я слушал, как ели шумели,
Как тучи скликала гроза…
Мне виделись в чаще хоромы,
Мелькали в заре терема,
И гул отдаленного грома
Меня провожал до дома.
Ах, верно, с того я и дикий,
С того-то и песни мои —
Как кузов лесной земляники
Меж ягод с игольем хвои…
1912, 1918
«В нашей роще есть хоромы…»
В нашей роще есть хоромы,
А кругом хором – туман…
Там на тропках вьются дремы
И цветет трава-дурман…
Там в лесу, на косогоре,
У крыльца и у окон.
Тихий свет – лесные зори,
Как оклады у икон…
Скучно ль, весело ль Дубравне
Жить в светлице над рекой —
К ней никто в резные ставни
В ночь не стукнется клюкой.
Стережет ее хоромы
Голубой речной туман,
И в тумане вьются дремы
И цветет трава-дурман…
Ах, в весенний срок с опушки
По утрам и вечерам
Строгий счет ведут кукушки
Буйной юности кудрям, —
В ночь выходит месяц плавать,
Метит звездами года.
Кто ж дойдет и глянет в заводь,
Юн останется всегда…
Скучно ль, весело ль Дубравне:
Все одна она, одна —
Только смотрят звезды в ставни
Да сквозь сон журчит Дубна.
1914, 1918
«В свой черед идет год за год…»
В свой черед идет год за год,
И захочешь сам ты, нет ли:
В верный срок морщины лягут,
Словно после зайца петли.
И прикроют их седины,
Словно белою порошей,
И кому-то все едино,
Что плохой ты, что хороший!
1929
Весна в лесу
Снег обтаял под сосною,
И тепло на мягком мху,
Рано в утренник весною
Над опушкою лесною
Гаснут звезды наверху.
Соберутся зайцы грудой
Под капелью и теплом,
Громче дятел красногрудый
Застучит в сухой и рудый
Ствол со щелью и дуплом.
И медведь с хребтом багровым
Встанет, щуряся, в лому,
По болотам, по дубровам
Побродить с тягучим ревом
И с очей согнать дрему.
Как и я уйду весною
В яр дремучий до зари
Поглядеть, как никнет хвоя,
Как в истоме клохчут сои
И кружатся глухари.
Как гуляет перед бором
Чудный странничек в кустах:
В золотых кудрях с пробором,
В нарукавнице с узором,
Со свирелкой на устах.
«Впереди одна тревога…»
Впереди одна тревога,
И тревога позади…
Посиди со мной немного,
Ради Бога, посиди!
Сядь со мною, дай мне руку,
Лоб не хмурь, глаза не щурь,
Боже мой, какая мука!
И всему виною: дурь!
Ну и пусть: с чертой земною
Где-то слиты звезды, синь…
Сядь со мною, сядь со мною
Иль навек уйди и сгинь!
Завтра, может быть, не вспыхнет
Над землей зари костер,
Сердце навсегда утихнет,
Смерть придет – полночный вор.
В торбу черную под ветошь
С глаз упрячет медяки…
Нет уж, лучше в прорубь! Нет уж,
Лучше к черту в батраки!
Черт сидит и рыбку удит
В мутном омуте души…
Оттого, знать, снятся груди —
Счастья круглые ковши!
Пьешь из них, как будто не пил
У судьбы из добрых рук,
Не ступал на горький пепел
Одиночеств и разлук, —
Будто сердца жернов тяжкий
Никогда еще любовь
Не вертела, под рубашкой
Пеня бешеную кровь, —
Словно на душе, на теле
Нет еще ее помет!
Нет тебя на самом деле,
Друг мой, не было и нет!
Но пускай ты привиденье,
Тень твоя иль ты сама,
Дай мне руку, сядь хоть тенью,
Не своди меня с ума.
1934
«Всегда найдется место…»
Всегда найдется место
Для всех нас на погосте,
И до венца невесту
Нехорошо звать в гости…
У червяка и слизня
И то все по укладу,
И погонять ни жизни,
Ни смерти нам не надо!
Всему пора и сроки,
И каждому страданью
У матери жестокой —
У жизни оправданье!
И радость, и кручина,
Что горько и что сладко,
Пусть все идет по чину,
Проходит по порядку!..
И потому страшнее
Нет ничего уловки,
Когда себе на шею
Кладут петлю веревки…
Страшны пред ликом смерти
В отчаяньи и скуке
С запискою в конверте
Опущенные руки!..
Пусть к близким и далеким
Написанные кровью
Коротенькие строки
Исполнены любовью —
Все ж в роковой записке
Меж кротких слов прощенья
Для дальних и для близких
Таится злое мщенье.
Для всех одна награда,
И лучше знают кости,
Когда самим им надо
Улечься на погосте!
1929
«Всего непосильнее злоба…»
Всего непосильнее злоба
И глаз уголки в черноте…
Быть может, и так пронесло бы,
Да радость и годы не те…
Земной я, как все, и не спорю,
Что в сердце – как в курной избе.
Но нет для меня больше горя
Принесть это горе тебе…
Неплохо б узнать, хорошо бы
Размекать пораньше в тиши,
Что вот облака да сугробы,
Да дали одни хороши.
А тут все так грустно и грубо,
И мне самому невдомек,
С чего я в пушистые губы
Целую в опушке пенек!..
И дрожь, и тепло на утробе,
Хоть губы твоим не чета…
И в облаке или сугробе
Земли пропадает черта.
И так хорошо мне в узоре
Дремотных прозрачных лесов
В недолгие зимние зори
Вглядеться без дум и без слов!..
И сердцем одним до озноба
Изведать предвечный покой,
К груди лебединой сугроба
Прильнув воспаленной щекой…
1928–1929
«Вышла Лада на крылечко…»
Вышла Лада на крылечко,
Уронила перстенек,
Бирюзовое колечко,
За березовый пенек.
Покатилося далечко
Бирюзовое колечко:
По опавшему лесочку,
По затянутым ручьям —
По хрустальному мосточку
К ранним утренним лучам!
Синим морем все-то краешком
По песочку да по камешкам,
Пред волною вдали
На далекий край земли!
На краю земли в пещере
Есть золоченые двери,
Есть и камень перед дверью,
А сквозь щели на двери
Блещут крылья, клюв и перья
Птицы огненной – зари!..
1910, 1918
«Глядят нахмуренные хаты…»
Глядят нахмуренные хаты,
И вот – ни бедный, ни богатый
К себе не пустят на ночлег —
Не все ль равно: там человек
Иль тень от облака, куда-то
Проплывшая в туман густой;
Ой, подожок мой суковатый,
Обвитый свежей берестой,
Родней ты мне и ближе брата!
И ниже полевой былинки
Поникла бедная душа:
Густынь лесная и суглинки,
Костырь, кусты и пустоша —
Ой, даль моя, ты хороша,
Но в даль иду, как на поминки!
Заря поля окровенила,
И не узнать родимых мест:
Село сгорело, у дороги
Стоят пеньки и, как убогий,
Ветряк протягивает шест.
Не разгадаешь: что тут было —
Вот только спотыкнулся крест
О безымянную могилу.
1919, 1922
«Года мои, под вечер на закате…»
Года мои, под вечер на закате
Вздымаясь в грузной памяти со дна,
Стоят теперь, как межевые знаки,
И жизнь, как чаща с просека, видна.
Мне сорок лет, а я живу на средства,
Что не всегда приносят мне стихи,
А ведь мои товарищи по детству —
Сапожники, торговцы, пастухи!
У них прошла по строгому укладу,
В трудах, все та же вереница лет:
Им даром счастья моего не надо,
А горя моего у них же нет?!
Для них во всем иные смысл и сроки
И уж куда нужней, важней дратва,
Чем рифмами украшенные строки,
Расшитые узорами слова…
А я за полное обмана слово,
За слово, все ж кидающее в дрожь,
Все б начал вновь и отдал бы все снова
За светлую и радостную ложь…
1929
«Грежу я всю жизнь о рае…»
Грежу я всю жизнь о рае
И пою все о весне…
Я живу, а сам не знаю,
Наяву али во сне? —
Грусть, как радость, сердце нежит,
Жизнь убога и проста,
Словно в поле холмик свежий
Без заметы и креста.
Как же жить в земле печальной,
Не сронив слезы из глаз?
Словно встреча – час прощальный,
Словно праздник – смертный час.
Оттого мне вражьей силы
Не страшен земной полон:
Мне, как жизнь, мила могила
И над ней, как песня, звон.
1914, 1927
«День и ночь златой печатью…»
День и ночь златой печатью
Навсегда закреплены,
Знаком роста и зачатья,
Кругом солнца и луны!..
День смешал цветок с мозолью,
Тень морщин с улыбкой губ,
И, смешавши радость с болью,
Он и радостен, и груб!..
Одинаково на солнце
Зреют нивы у реки
И на пальцах заусенцы
От лопаты и кирки!..
Расточивши к каждой хате
Жар и трепет трудовой,
Грузно солнце на закате
Поникает головой!..
Счастлив я, в труде, в терпеньи
Провожая каждый день,
Возвестить неслышным пеньем
Прародительницы тень!..
К свежесметанному стогу
Прислонившися спиной,
Задремать с улыбкой строгой
Под высокою луной…
Под ее склоненной тенью,
В свете чуть открытых глаз,
Встретить праздник сокровенья
И зачатья тихий час!..
Чтоб наутро встать и снова
Выйти в лоно целины,
Помешав зерно и слово —
Славу солнца и луны!
1929
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?