Текст книги "Зовите меня Джо"

– Но почему ты так стремишься избежать слежки?

– Мне это не нравится. – Стефа схватила Фолкейна за руки и наклонилась к нему. – Ну пожалуйста, Дэвид! Ты ведь был мне таким хорошим другом до сих пор!

– Ну…

Девушка опустила ресницы.

– Я так надеюсь, что мы станем еще более близкими друзьями…

– Ладно, черт возьми!

Сборы были недолгими. Фолкейн переоделся в теплую куртку и штаны, натянул высокие сапоги. Белый плащ и украшенный драгоценностями берет, лихо надвинутый на одну бровь, должны были придать ему импозантности. Оружие – бластер и станнер – он заткнул за пояс, а в карман сунул рацию: ионосфера планеты позволяла поддерживать из Катандары радиосвязь с кораблем. Немногочисленные личные вещи и подарки для императора были сложены в сумку. Адзель ограничился тем, что повесил на шею радиопередатчик.

– Мы регулярно будем выходить на связь, Чи, – сказал Фолкейн. – Если никто из нас не вызовет тебя на протяжении восьми часов, разводи пары и скачи на помощь.

– Мне по-прежнему непонятно, зачем вся эта суета, – пожаловалась Чи. – Эта неуклюжая девица и так уже испортила нам всю обедню.

– Ты имеешь в виду секретность? Мы что-нибудь придумаем. В самом худшем случае, даже если сюда набьются конкуренты, старый Ник все равно урвет свое, лишь бы империя не развалилась. И… э-э… не можем же мы допустить, чтобы кровопролитие продолжалось.

– А почему бы и нет? – заупрямилась было Чи, но быстро сдалась: – Ладно уж, отправляйтесь. Я тут продолжу наши занятия с Гудженги. Чем больше у нас будет информации, тем лучше.

Представитель императора со своим эскортом уже вернулся в город. Узнав о новостях, жители Хайякаты высыпали на крепостные стены, чтобы наблюдать отбытие флиттера.

– Охх! – выдохнула Стефа, ухватившись за Фолкейна. Он преодолел искушение проделать несколько фигур высшего пилотажа и взял курс на северо-запад. Благодаря съемкам, произведенным зондом, земляне располагали превосходными картами, а Гудженги указал им необходимые ориентиры.

Километр за километром под ними проплывала Чакора. Из своей сферической кабины путешественники видели бесконечные ржаво-зеленые поля, крошечные деревушки, вытянувшийся в цепочку караван тяжело нагруженных карикут, который охраняли вооруженные всадники на зандарах.

– Должно быть, это шекедж, – заметила Стефа. – Перевозки в здешних местах – привилегия их братства.

Адзель, размеры которого заставляли всех троих сидеть, прижавшись друг к другу (против чего Фолкейн совсем не возражал), спросил:

– Каждое ремесло – занятие одной семьи?

– Ну конечно, – ответила Стефа. – Если ты по рождению шекедж, ты будешь караванщиком. Все деодах были охотниками, пока не завоевали Катандару; теперь они – правители. Тирут и другие, как, например, мы, эршока, – солдаты. Рахинджи – писцы, и так далее.

– А если ты родился с совсем другими талантами?

– О, но ведь каждое братство занимается разными делами. Основная профессия, конечно, самая почетная. Но кто-то должен вести хозяйство, работать в поле – если братство владеет землей. Это ведь нельзя доверить чужакам, правда? К тому же любой икрананкец, прежде чем достигнет совершеннолетия и будет посвящен в секреты братства, может при желании быть усыновлен другой группой, если те, конечно, согласятся. Это, кстати, одно из отличий нас, эршока. Мы не можем вступать в браки с икрананкцами. – Стефа хихикнула, добавив весьма вульгарную шутку. – Так что мы остаемся в своем отряде. С другой стороны, как раз по этой причине мы можем вполне доверять своей молодежи – им некуда податься. И они рано проходят посвящение.

– Как я понимаю, большинство братств – очень старинные?

– Да. Королевства возникают и распадаются, ни одно не существует дольше нескольких поколений, но кровное родство – это навсегда.

Ее слова подтвердили то, что Фолкейн уже подозревал. Эта всеохватывающая клановость смущала его. Если такое поведение местных жителей – врожденное, значит, этот мир плохо подходит для развития торговых операций. Но если его можно изменить, если икрананкцев удастся научить чувствовать преданность чему-то большему, чем кучка родственников…

Скоро стала видна Катандара. Город лежал не более чем в двух сотнях километров от Хайякаты, которая находилась на полпути от столицы к Рангакоре. Основная территория империи простиралась к западу и к югу, охватывая плодородные области Чакоры.

Извилистое русло реки Яндже, серебрившееся на северо-востоке, окружала пышная растительность, выделявшаяся на фоне голых холмов на востоке и выжженных пастбищ на западе. Там, где, сбегая с круч бывшего континентального шельфа, Яндже впадала в мелкое и илистое озеро Урши, и была построена Катандара. Столица с населением в полмиллиона представляла собой впечатляющее зрелище. На протяжении веков она принадлежала, как в свое время Рим и Константинополь, Пекин и Мехико, разным цивилизациям, и каждая из них строила собственные стены и башни, дома и дворцы, так что теперь городские укрепления охватывали пеструю смесь строений, по большей части каменных. Когда-то четкие грани древних камней выкрошились от времени, серые квадратные мрачные фасады выходили на старинные узкие улочки. Только в наиболее удаленной от озера части города, на крутых склонах холма высились здания, чьи стены еще не были изъедены несущим песок ветром пустыни – твердыня новых правителей, дворцы с мраморными стенами, украшенными абстрактной мозаикой, и сверкающими медью куполами. Этот район, как и резиденции древних владык, был обнесен собственными крепостными стенами – для защиты властителей от любящих их подданных.

Благодаря сильной оптике сканера Стефа смогла показать Фолкейну нужные ориентиры с расстояния, на котором флиттер еще не был виден горожанам. Дэвид заложил крутой вираж. Рассекаемый воздух завизжал вокруг летательного аппарата, рукояти управления завибрировали в руках землянина. В последний момент он резко затормозил и с грохотом приземлился.

– Прощай, Дэвид… до новой встречи. – Раскрасневшаяся Стефа наклонилась и поцеловала Фолкейна. Юноша ощутил сладкий запах ее волос. Через секунду ее уже не было во флиттере.

Казарма, в которой размещались эршока, представляла собой огромное здание рядом с императорским дворцом. Оно выходило на вымощенную булыжником площадь, со всех сторон окруженную домами знати. Как и они, Железный Дом имел внутренний дворик и единственную дверь наружу, но в его архитектуре – крутой крыше, головах горгон на карнизах, резьбе на двери – чувствовалась ностальгия по Земле. Немногие оказавшиеся на площади икрананкцы при виде флиттера замерли, вытаращив глаза. Так же реагировала и стража у входа – огромные бородатые воины в кольчугах, позолоченных шлемах и радужно ярких плащах. Но эршока быстро пришли в себя, выхватили мечи и заорали. Стефа метнулась к соплеменникам. Отрывая флиттер от земли, Фолкейн краем глаза увидел, как ее быстро впустили внутрь.

– Ну а теперь – к грозному господину, – сказал он. – Будем надеяться, что он задаст нам свои вопросы прежде, чем прикажет открыть стрельбу.

4

У входа в гостевые апартаменты прозвучал гонг.

– Войдите, – откликнулся Фолкейн.

Слуга в облегающей ливрее откинул тяжелые занавеси, служившие внутренними дверями в этой бедной деревом стране, поклонился и объявил, что император желает видеть представителей Торгово-технической Лиги. Посланец был вежлив, но совсем не подобострастен; говоря об императоре, он обходился без титулов вроде «его величество», «всемогущий» или «внушающий трепет светоч». Система наследственных занятий не переросла здесь в иерархию каст, и служитель, чувствуя поддержку своего клана, был столь же горд и независим, как и любой солдат или писец.

– Мой спутник вышел на прогулку, – ответил Фолкейн. – Но, думаю, хватит и меня одного.

«Хватит для чего? – спросил он себя. – Мы прохлаждаемся здесь уже целую неделю. Хорошо бы, если бы кто-нибудь из этих посланцев, без конца снующих туда-сюда, догадался засунуть ракету в штаны Джадхади. А может быть, это удастся сделать мне, когда тот отвернется. Очень бы хотелось. Ну ладно, отправляемся».

Он вышел в соседнюю комнату, чтобы одеться для торжественного приема. Предоставленные ему апартаменты были просторны и в своем роде роскошны. Жаль только, что они не соответствовали его вкусу. Дэвиду, правда, нравились занавеси из великолепного оранжевого меха (особенно если подумать о том, сколько за них можно было бы выручить на Земле), но росписи на стенах не только были выполнены в совершенно чуждой человеку манере, но и казались его непривычному к местному освещению взгляду набором черных пятен. Голый пол был таким холодным! И ни одно из низких кресел и украшенных балдахинами лож не было удобным – ведь они предназначались для икрананкцев.

С балкона находящейся на третьем этаже комнаты открывался вид на дворцовые сады. Они напоминали старинную японскую гравюру: скалы, низкие растения с изысканно подобранными оттенками листвы. Имелась даже такая роскошь, как фонтан: его струи играли внутри стеклянной колонны, чтобы не дать испаряться драгоценной влаге. Поверх окружающей сад стены были видны только городские крыши. С запада сквозь пелену пыли пробивались зловещие красные лучи солнца. «Опять пыльная буря, – подумал Фолкейн, – несладко приходится местным крестьянам».

Провести неделю в императорском дворце было бы интересно, будь это человеческая империя, достигшая необходимого уровня декаданса. Катандара не соответствовала этим стандартам. От нечего делать Дэвид упражнялся в местном языке, читая эпическую поэму, названную скромным автором величайшей поэмой в мире. В ней было даже больше загадок, чем в Библии. Дэвид показал язык фолианту и включил рацию.

– Привет, Адзель, – сказал он на латыни, – как ты там?

– Похоже, мы направляемся в таверну, – ответил голос воданита. – По крайней мере вывеска гласит, что это «Дом изысканных наслаждений и крепких напитков».

– О боже, как жаль, что мне пришлось остаться на посту… Ну так вот: меня вызывает самая главная шишка. Скорее всего, для новой порции болтовни и проволочек, но кто знает. Так что держи радиоушки на макушке.

Насколько было известно галактическим путешественникам, этот способ связи не был известен икрананкцам и мог при случае оказаться тузом в рукаве.

Если только эршока не научили… Нет, это казалось маловероятным. Ведь их предков высадили в том, что было на них надето, почти без всяких инструментов. Водоворот местной цивилизации быстро закружил их, тут уж стало не до воспоминаний о земных достижениях. Зачем делать ружья или что-то еще, даже если бы на это нашлось время и умение, раз можно просто воспользоваться тем, что ты вдвое сильнее и выносливее местных жителей? За исключением немногих приспособлений, нужных в повседневной жизни, эршока ничего не дали здешней технологии, и их великие знания быстро стали всего лишь легендой.

– Хорошо, – ответил Адзель. – Я объясню капитану Падрику, что это всего лишь безвредная магия. Мне и так приходится его все время успокаивать: он что-то нервничает. Желаю удачи.

Фолкейн вернулся в приемную и последовал за слугой. Тот вел его по бесконечным коридорам и пандусам. Дворец гудел как улей: шаги, голоса, шуршание одежд и шелест бумаг раздавались отовсюду. Навстречу Фолкейну попадались чиновники в длинных одеяниях, закутанные в плащи с капюшонами торговцы, крестьяне в килтах, скотоводы в широкополых шляпах и в сапогах со шпорами; встретился даже купец, прибывший издалека, из жарких земель тропиков, дрожащий в своем теплом меховом балахоне. Бурный поток жизни империи омывал дворец императора – корону на лбу царственного города. Заманчивые запахи из кухни напомнили Фолкейну, что он голоден. Нужно признать, что местные кулинары были на высоте – это порадует ван Рийна, если все пойдет удачно.

У входа в тронный зал на страже стояли четыре эршока в таких же ярких плащах, как и часовые у Железного Дома. Стоять навытяжку не было принято в армии икрананкцев, и люди оказались достаточно сообразительны, чтобы не вводить здесь это новшество, но тем не менее воины со своими сверкающими алебардами казались неподвижными, как статуи. Рядом с ними располагалась дюжина лучников братства тирут. Фолкейн не сомневался, что они появились во дворце недавно, только с тех пор, как начались неприятности в Рангакоре. Впрочем, нельзя винить Джадхади в излишних предосторожностях: ведь он теперь не мог доверять собственной Sicherheitsdienst[39]39
  Политическая полиция.


[Закрыть].

И все же было что-то совершенно шизофреническое в его подозрительности: вместо того чтобы ухватиться за предложение Фолкейна о возвращении захваченного города, император в течение недели допрашивал землянина. Поскольку, приняв предложение, он ничего не терял (по крайней мере никакие возможные осложнения не обсуждались), приходилось отнести нерешительность Джадхади за счет сильнейшей ксенофобии. Но что вызвало ее и что тут можно сделать?

Слуга откинул занавеси, и Фолкейн вошел в тронный зал.

Джадхади ожидал его, сидя верхом на Звере Катандары, бронзовой позолоченной химере. Фолкейн остановился в положенных семи шагах от владыки (расстояние, как подозревал Дэвид, считавшееся достаточным, чтобы стражи-эршока успели схватить злоумышленника в случае покушения) и поклонился.

– Где твой спутник? – резко спросил Джадхади. Гладкий рыжевато-черный мех и алое одеяние пожилого императора не скрывали его кругленького животика. В одной руке Джадхади сжимал украшенный самоцветами скипетр, который в случае необходимости мог послужить и оружием.

– Один из офицеров гвардии пригласил его на прогулку по городу, благороднейший, – объяснил Фолкейн. – Мы сочли, что отсутствовать нам обоим…

– Какой офицер? – спросил Джадхади, наклоняясь вперед. Ближайшая к нему стражница, покрытая шрамами седая могучая валькирия, положила руку на рукоять меча. Придворные, писцы, советники, чародеи, младшие отпрыски знатных семейств, обучающиеся приемам управления, придвинулись поближе. Их глаза горели красным огнем в тусклом свете.

– Э-э… его зовут Хью Падрик, благороднейший.

– Аххрр… И скоро они вернутся?

– Я не знаю, благороднейший. Что-нибудь срочное?

– Нет. Пожалуй, нет. Но мне это не нравится. – Джадхади повернулся к гвардейцу-туземцу. – Пусть их найдут и вернут. – Подозвав писца, он приказал: – Нужно немедленно вывесить приказ о том, что всем эршока запрещается приближаться к делегатам Торгово-технической Лиги.

– Благороднейший! – из-за цепи стражников, эршока и представителей братства отнакаджи, стоящей вдоль ряда малахитовых колонн, выступил единственный человек в зале, кроме часовых и Фолкейна, – седой старик, сохранивший, однако, воинскую выправку. Фолкейн встречал его на других аудиенциях: это был Гарри Смит, старейшина эршока. – Я протестую!

В зале воцарилась мертвая тишина. Все замерли, только язычки пламени в серебряных канделябрах заставляли тени скользить по мрамору, мехам и роскошным тканям да едкий дымок поднимался из курильниц. Музыканты за колоннами перестали играть, и лишь затейливо украшенные часы на стене, казалось, затикали громче.

Джадхади застыл на своем Звере. Его глаза сверкали так же холодно, как алмазные глаза химеры.

– Что ты сказал? – спросил он резко.

Смит бестрепетно ответил:

– Благороднейший, мы, эршока из твоей гвардии, как и ты, возмущены неповиновением Роберта Торна. Он больше не один из нас, и мы не примем обратно его приспешников. – Смит кинул на стражницу-валькирию взгляд более свирепый, чем требовала ситуация. – Только позволь нам выступить на Рангакору, и мы докажем тебе, что эршока так же верны дому деодах, как и во времена Джадхади Первого. Но ты нам не доверяешь. Ты держишь нас без дела, за нами следят, другие братства по твоему приказу делят с нами обязанности, которые были нашей привилегией со времен воцарения твоей династии. Все это мы сносим терпеливо, мы понимаем: ты опасаешься того, что узы крови окажутся сильнее верности государю. Тем не менее воины раздражены. Они ворчат. Если теперь ты открыто оскорбишь их, я не ручаюсь за последствия.

Секунду человек и икрананкец пристально смотрели друг на друга. Затем Джадхади отвернулся и обратился к своему главному чародею:

– Что скажешь, Нагагир?

Согбенный старец в тоге, украшенной магическими символами, не стал указывать своему повелителю на очевидное обстоятельство: в зале находилось полсотни эршока, которые не потерпели бы насилия над своим главой. Ответ его был мудр:

– Не стоит придавать этому делу особого значения, благороднейший. Очень немногие из гвардейцев имеют шанс повстречаться с твоими почтенными гостями. Если запрет их так задевает, отмени его – большой разницы это не составит.

– Я озабочен соблюдением твоих же собственных интересов, благороднейший, – мягко сказал Смит.

Фолкейн счел, что ему самое время вмешаться.

– Если мы не задержимся здесь, благороднейший, вопрос разрешится сам собой. Согласись на мое предложение, и мы тут же отправимся в Рангакору; откажись от него – и мы вернемся к себе. Не пора ли принять решение?

– Аххрр… приказ отменяется, – сдался император. – Я не могу решать вслепую, – ответил он Фолкейну. – Мы слишком мало знаем о вас. Даже с самыми благими намерениями вы можете накликать несчастье. Ради того, чтобы этого не случилось, я вас и позвал сегодня. Я хочу, чтобы ты объяснил свои обряды Нагагиру, – он сможет оценить, достаточно ли они благочестивы.

«О нет!» – простонал про себя Фолкейн.

Тем не менее он нашел беседу с чародеем интересной. Фолкейна всегда удивляло полное, казалось бы, отсутствие религии в местном обществе, а обсудить это удивительное обстоятельство с Гудженги он не успел. Хотя он не рискнул задавать Нагагиру прямые вопросы – обнаружить незнание могло быть не менее опасно, чем остаться в неведении, – окольными путями он выведал у него кое-что. Притворяясь, что не понимает некоторых вещей, Фолкейн заставил чародея объяснить ему главное в местных верованиях.

Только идиот или невежественный турист рискнул бы делать обобщения касательно всей планеты, познакомившись с одной-единственной культурой. Но обычно предполагалось, что наиболее развитая цивилизация обладает по крайней мере одним изощренным теологическим учением. Религия же Катандары была на удивление примитивной. Фолкейн даже не был уверен, можно ли назвать эту мешанину религией. У местных жителей не было богов; их бытие представлялось им просто обычным течением событий, нормальным предсказуемым порядком вещей, существовавшим с начала времен, когда доисторические Пламя и Лед, соединившись, породили Вселенную. Но катандарцы верили в каких-то неопределенных демонов, силы, вечно стремящиеся к созданию хаоса. Их modus operandi[40]40
  Образ действий.


[Закрыть] заключался в том, чтобы вызывать несчастья. Держать эти силы в узде можно было только с помощью магии – от бесчисленных повседневных обрядов и табу до сложных таинств, в которые были посвящены чародеи.

К тому же не все маги оказывались благочестивы. Никогда нельзя было быть уверенным в том, что кто-то из них не окажется развращен настолько, чтобы служить силам разрушения.

Мифология выглядела столь же параноидальной, как и все прочие достижения икрананкской мысли. Фолкейн начал сомневаться в том, что с катандарцами стоит заключать торговый договор.

– Конечно, – сказал он Нагагиру, – мы в Торгово-технической Лиге все могучие волшебники. Мы усердно изучаем законы случая, правящие миром. Я буду рад научить тебя весьма полезному обряду, который мы называем покер. Что же касается отвращения несчастий, мы могли бы продать вам талисманы по невероятно низкой цене – например волшебную траву, которая называется клевер, с четырьмя листиками.

Нагагир, однако, хотел знать подробности. Он подозревал, что магия землян может оказаться менее действенной, чем они думают: силы разрушения иногда притворяются слабыми и тем заманивают простаков, чтобы вернее их погубить. И вообще, вдруг это черная магия – благороднейший, конечно, понимает, что это необходимо выяснить.

Не обладая познаниями Мартина Шустера, чтобы опрокинуть целый религиозный культ с помощью каббалы, Фолкейн был вынужден прибегнуть к проволочкам.

– Я подготовлю обзор, и мы с тобой его обсудим, – предложил он Нагагиру. «Господи, помоги мне, – сказал он себе, – или, вернее, Чи Лан, помоги мне. От Адзеля толку мало: этот буддист только и годится на то, чтобы издавать успокоительные звуки. А вот Чи другое дело – я сам видел, как она гадала на картах на вечеринке. Надо связаться с ней и придумать что-нибудь». Вслух он произнес: – Если ты сделаешь такой же обзор своей системы, это очень нам поможет.

Клюв Нагагира широко раскрылся. Джадхади привстал на своих золоченых стременах и, указывая на Фолкейна скипетром, проскрежетал:

– Ты пытаешься выведать наши секреты?

– Нет, нет! – замахал руками Фолкейн, покрываясь холодным потом. – Мне не нужно никакой секретной информации – я хочу сказать, ничего такого, что не положено знать непосвященным. Я имел в виду те обычаи, которые известны всем, – кроме, конечно, чужестранцев вроде меня.

Нагагир успокоился.

– Это можно сделать, – ответил он, – хотя составление обзора займет определенное время.

– И сколько же времени на это нужно?

Нагагир пожал плечами. От остальных тоже было мало прока. Хотя часы здесь были известны уже несколько столетий, а эршока их усовершенствовали, катандарцы использовали их просто для того, чтобы отмерять периоды работы и отдыха. Жители планеты, где отсутствовала смена дня и ночи и не было времен года, смутно представляли себе отрезки времени более короткие, чем их семидесятидвухдневный год. А в глуши, где приземлился «Через пень-колоду», дела обстояли еще хуже: крестьяне просто работали до тех пор, пока не чувствовали, что пора на отдых. Несомненно, это был очень здоровый образ жизни, но Фолкейну от этого не становилось легче.

– Позволь мне удалиться, благороднейший, – сказал он. Джадхади разрешил, и Фолкейн поспешил покинуть зал, прежде чем выцарапает глаза благороднейшему.

– Пусть мне принесут обед, – приказал он сопровождавшему его слуге. – И принадлежности для письма, и кувшин пива. Большой кувшин.

– Какое пиво желает благороднейший?

– Крепкое, конечно. Брысь! – Фолкейн задернул занавеси в дверном проеме.

Чья-то рука стиснула его горло. Фолкейн икнул и потянулся к оружию, отбиваясь от нападавшего. Ему удалось лягнуть его, но того защитил высокий сапог, а другая рука сжала правую руку Дэвида. Как ни силен был Фолкейн, хватка противника не давала ему вытащить бластер. Не смог он дотянуться и до станнера на левом бедре: второй силач-эршока вцепился в его левую руку. Фолкейн начал задыхаться. Землянин ударил ногой того нападавшего, что был слева, попал по щиту и завопил бы от боли, если бы мог. Теперь эршока крепко держали его. И тут в поле зрения Фолкейна вплыло лицо Стефы Карле. Ее рука прижала к его носу какую-то мокрую тряпку. Душитель ослабил хватку, и Дэвид рефлекторно сделал глубокий вдох. Он ощутил резкий запах, все закружилось у него перед глазами, и он провалился в темноту.