Текст книги "Операция «Хаос»"

– Нужно ли так торопиться? – возразил Акман. – Если девочка может быть возвращена в то же мгновение, когда исчезал… не лучше ли для нее будет, если мы предоставим действовать в ее интересах правительству. Пусть оно действует медленно и осторожно, но разве это не лучше, чем вообще ничего не добиться? Мы, плохо подготовленные и не имеющие нужного оборудования и снаряжения, можем все испортить.

Натянутое лицо адмирала Чарлза потемнело.

– Честно говоря, – сказал он, – не думаю,. чтобы власти пожелали действовать, если не произойдет никаких дальнейших инцидентов. Когда, в недружелюбно относящихся к нам странах, сажают, грабят и убивают в тюрьмах (в том числе и официальных лиц), правительство ограничивается протестами.

С чего вы взяли, что оно пойдет на смертельный риск, чтобы выручить из ада маленькую девочку? Сожалею, мистер Матучек, но дела обстоят именно так.

– Как бы то ни было, – взглянув на Джинни, торопливо сказал Фалькенберг (лицо моей жены было ужасно), – насколько я понимаю ситуацию, наши враги сейчас в растерянности.

Действия мистера Матучека оказались для них неожиданностью.

Очевидно, Враг не может сейчас оказать прямой помощи, не может помочь советом или даже сообщить что-либо. Или считает такого рода помощь неблагоразумной, поскольку это может спровоцировать вмешательство всевышнего. Несомненно, маги иоаннитов способны творить чудеса. Но они нее всезнающие и не всемогущи. Они не могут знать точно, что именно нам удалось сделать и что мы намерены предпринять.

Но, дайте время, и период растерянности кончился, защитные меры будут усилены, и, вероятно, будут приняты какие-то ответные действия.

Лицо Джинни было личиной Медузы-Горгоны.

– Что бы мы не решили, – сказала она, – Стив и я не будем сидеть сложа руки…

– Нет, будь оно проклято! – вырвалось и у меня.

Свертальф прижал уши, между бакенбардами сверкнули клыки, мех на нем стал дыбом.

– Видите? – сказал Барни собравшимся. – Я этих двоих знаю. Невозможно остановить их, разве только бросить в тюрьму. И я не уверен, что существует тюрьма, из которой они не смогли бы выбраться. наверное, помешать им можно, только убив их. Допустим ли мы, чтобы такое случилось, или поможем им, пока это еще в наших силах?

Голоса сидящих вокруг стола сорвались на крик, взметнулись руки. Громче всех кричал Янис Вензель:

– У меня у самого есть дети, Вирджиния!

Взгляды их обратились на Акмана. Он покраснел:

– Я не собираюсь предавать вас. Просто, все это было для меня слишком неожиданно. Я был обязан высказать то, что думал. И я не верю, что, подстрекая родителей Валерии к самоубийству, вы что-нибудь добьетесь. Их смерть не принесет ей ничего хорошего…

– Что вы имеете в виду? – спросил Барни.

– Разве я не правильно понял? Разве вы не намерены послать Стивена и Джинни… в адскую Вселенную?

Меня обдало холодом. Я был готов ко всему. Я бесился, я сгорал от желания действовать. Но это было так неожиданно, как будто я оказался на краю бездны. Я взглянул на Джинни. Она кивнула.

Все, кто в большей, кто в меньшей степени, оцепенели от ужаса. Потом поднялся ропот, погасший под движением руки Барни. Я едва воспринимал окружающее. Наконец в комнате воцарилось молчание.

– Я должен извиниться перед собравшимися, – сказал Барни. Его голос звучал колоколом – размеренно и низко. – Задача, которую я поставил перед вами, заключается главным образом в сборе и анализе всей доступной нам информации о Нижней Континууме, с тем, чтобы выяснить пути спасения девочки. Вы великолепно справились с работой. Получив информацию о том, что удалось обнаружить Стиву, вы сделали большой шаг вперед в своих исследованиях. Вами разработана концептуальная сторона, и, вероятно, мы близки к выработке методики. Но большой объем работы не позволил всем увидеть, что именно кроется за непосредственным выполнением задания.

Вам трудно было представить, что это не просто исследование дальнего прицела, что на деле оно не ограничивается выдвижением гипотез. В конечном счете, исследование заключалось в поисках возможных путей защиты против возможных нападений со стороны обитателей адской Вселенной.

Сказанное касается большинства присутствующих. Но, точно так же и те, чья деятельность заключалась в рассмотрении политических и религиозных аспектов программы, не видели, как близко мы подошли к тому, чтобы непосредственно вступить в схватку с Нижним Континуумом. равным образом я сам прежде не понимал возможных результатов нашей работы. Но миссис Матучек тайно встретилась со мной. Я обрисовал ей всю картину, мы подробно обсудили ее и наметили план действий…

Барни бросил короткий поклон в сторону Акмана:

– Примите мои поздравления. Вы очень проницательны, доктор.

«Она все знала…» – мелькнуло у меня подобие мысли.

И, однако, никто не подозревал этого, даже я. Никто ничего не подозревал, вплоть до этой минуты – потому что, она так хотела. И еще обрывок мысли: «Приходилось ли другим мужьям когда-либо сталкиваться с подобными неожиданностями?..»

Джинни подняла руку:

– Положение дел таково, что шансы на успех имеет только маленькая, специально подготовленная группа, – в ее голосе звучала памятная по нашей встрече решимость. – Большая группа, состоящая из невладеющих нужной сноровкой людей, не имеет никаких шансов. Нет сомнения, что такая, обладающая большой подвижностью группа сможет преодолеть препятствия, недоступные для армейского подразделения или целого отряда фаустов.

– Смерть, увечье, плен в аду – со всеми вытекающими отсюда последствиями… – прошептал Акман. – Вы допускаете, что Стивен пойдет на это?

– Я знаю Стива достаточно хорошо, чтобы попытаться остановить его, – сказала Джинни.

Ее слова в какой-то мере помогли мне вновь овладеть собой. И не настолько я был растерян, чтобы не заметить, с каким восхищением глядели на меня собравшиеся, но основное мое внимание было направлено на то, что говорила Джинни.

– Лучше группы, чем я и Свертальф, найти невозможно.

Если у кого-нибудь есть надежда добиться успеха, то это мы.

Вы все поможете нам должным образом подготовиться и будете ждать нашего возвращения. Если мы не вернемся, у вас останется собранная уже информация. Не растеряйте ее, потому что она имеет важное значение для всего общества.

Согласитесь, что дело касается не только нашей дочери.

Далеко не только ее… Вот главная причина, по которой вы обязаны помочь мне. Сделайте все от вас зависящее, чтобы ваши дети и внуки унаследовали не гораздо худший мир, чем тот, в котором живете вы, – Джинни полезла в сумочку. – Черт возьми, у меня нет сигарет!

К ней потянулись пачки. Она предпочла мою, и наши руки на мгновение встретились.

Акман, переплетая пальцы, неотрывно смотрел на них.

Внезапно он встал, и, выдавив какое-то подобие улыбки, сказал:

– Ладно, я приношу извинения. Вы же должны понять, что моя реакция была естественной. Но вы, наверное, сможете, может быть, вы правы, что найдете способ проникнуть в ад и вернуться обратно. Я помогу вам всем, что в моих силах. Но могу я узнать план ваших действий?

Барни слегка расслабился. Затушив окурок сигареты и закурил новую.

– Можете, – сказал он. – Особенно потому, что мы должны объяснить то же самое и остальным присутствующим. Разрешите я сначала изложу план вкратце. Затем вы сможете, в зависимости от того, в какой области наук вы являетесь специалистами, развить и дополнить его. Наша Вселенная обладает прямолинейной геометрией пространства, за исключением обладающими необычными свойствами точек, таких, как например, ядра белых карликов. Демоны могут передвигаться в нашем мире без всяких затруднений. Более того, они способны выкидывать фокусы с временем и пространством, что в былые дни создало им репутацию сверхъестественных созданий. Способны они на это потому, что их собственная Вселенная устроена чрезвычайно сложно, и структура ее постоянно меняется. Современные исследования открыли способы войти в эту Вселенную. Но никому неизвестно, каким законам подчиняется там движение, как можно в ней передвигаться и как выйти оттуда. Выйти целый, невредимым и сохранившим рассудок.

Что ж, Стив выяснил, что можно войти в любую точку по времени исчислению Ада. Это открывает выход из тупика. Перед нами появилась возможность найти, как соотносятся наш и Нижний Континуум, и это соотношение может быть математически описано. Доктор Фалькенберг составил соотношение уравнений и уже приступил к их решению. Исследования доктора Грисволда позволили наметить, как реализуется в той Вселенной физические законы. Билл Харди делает то же самое в области химии и атомной физики. И так далее. О, работа только начата, и полученные результаты не подвергались экспериментальной проверке. Но, по крайней мере, мы – доктор Нобу, метафизик, и я, инженер-практик, получили возможность приступить к созданию заклинаний. Сегодня утром мы закончили нашу работу. План предусматривает посылку в Ад экспедиции (наше волшебство обеспечит ей там определенную защиту) и быстрое возвращение ее обратно. Такой грандиозной цели прежде никто никогда не ставил…

– План неудовлетворителен, – теперь в роли возражающего выступал Харди Чарлз. – У вас не может быть описания Вселенной Ада. Ведь мы не в состоянии описать даже наш собственный космос. Абсолютно невозможно предвидеть, по каким сумасшедшим законам меняется там матрица в каждой точке.

– Верно, – сказал Барни.

– Следовательно, защитные меры, годные для одной точки пространства-времени, окажутся совершенно никчемными для всех прочих точек…

– Но не в том случае, если перемещение в пространственно-временной конфигурации будет математически выражено, как одно непрерывное целое. Тогда может быть подобрано подходящее волшебство.

– Что?! Но, это же невозможно! Такого рода работа… ни один смертный…

– Верно, – сказала Джинни.

Мы изумленно воззарились на нее.

– Ключ к решению дает то, что удалось узнать Стиву в подземельях собора, – сказала Джинни. – ваше замечание абсолютно правильно, адмирал. С такой работой ни один смертный человек справиться не может. Но величайшие геометры, каких знала история, уже мертвы.

Над столом повисло удивленное молчание.

Глава 29

Наколдовав соответствующее Наваждение, запихнув негодующего Свертальфа в чемоданчик, мы покинули здание «Источника», на принадлежащем компании ковре. Время близилось к четырем. Если наша тень из ФБР не увидит нас дома к пяти-шести часам, у него могут возникнуть подозрения.

Но с этим я ничего не мог поделать.

Сперва мы приземлились у церкви Святого Олафа. Пастору Карслунду нужно было кое-что оттуда забрать. Сидевший позади нас Янис Вензель перегнулся вперед и зашептал:

– Может быть, я невежда, но разве мольба, обращенная к святым католической церкви не оказывает действенней, чем мольба, обращенная к святым лютеран?

Этот вопрос на нашем совещании не поднимался. Карслунд удовлетворился тем, что провел ясное различие между молитвами – мольбой к Всевышнему и заклинанием, которое должно привлечь внимание тех, кто добровольно захочет помочь нам, с одной стороны, и некромантией, то есть попыткой заставить действовать души умерших, согласно нашему желанию, с другой.

(Второе законом запрещено, что объясняется главным образом уступкой общественному мнению. Нет достоверных сведений, что удалось хотя бы раз вызвать душу умершего. Запрет проявление очередного религиозного предрассудка и суеверия).

– Сомневаюсь, чтобы принадлежность к той или иной церкви имела какое-нибудь значение, – сказала Джинни. – Что такое душа? Никто не знает. Исследователи получили веские доказательства ее существования, но результаты противоречивы и не поддаются воспроизведению в контролируемых условиях. Как обычно, когда дело касается феноменов сверхъестественного…

– Что, однако, – вмешался доктор Ному, – в свою очередь есть причина такого быстрого развития магии. Мы достигли сути практического понимания волшебства. А отличие от физических силовых полей – гравитационного, электромагнитного и так далее, действие силовых полей парафизики – таких, как поля подобия, поля следствия – не ограничиваются скоростью света. Следовательно, они могут, в принципе, перемещать энергию из одной части мироздания, в другую. Вот почему ввод исчезающей мощности на входе, может быть бесконечно большую мощность на выходе. Отсюда следует, что для овладения контролем над этими процессами, понимание качественных аспектов имеет гораздо большее значение, чем количественных. Именно поэтому всего три дня назад, после того, как мы узнали о непостоянстве адского времени, мы с определенной долей уверенности можем утверждать, что наши новые чары окажутся работоспособными. Что касается души, я склонен полагать, что она скорее относится к явлениям парафизического, а не сверхъестественного мира.

– Я так не считаю, – сказала Джинни. – Я бы назвала душу энергетической структурой параполя. Она формируется телом, но продолжает жить и после смерти этой исходной матрицы. освободившись от тела, она может без труда переходить из одной Вселенной в другую. И что такое приведение, как не лишившаяся тела душа, по какой-либо причине остающаяся возле какого-нибудь определенного места? Что такое перевоплощение, как не проникновение души в только что оплодотворенное яйцо? Что есть спасение? Это когда Всевышний позволяет душе занять место возле него. Что есть вечное проклятье? Это когда притяжение Падшего оказывает на душу большее проклятие.

– Неужели? – сказал Янис.

Джинни прерывисто засмеялась.

Барни, сидевший на месте водителя, обернулся:

– Насчет вопроса, возникшего у вас на этом совещании.

Хотя вы высказали его только сейчас, вернее, у вас, лютеран, нет обычной молитвы святым. Но это не значит, что вы отрицаете их вмешательство в людские дела. Иногда такое вмешательство имеет место. Возможно, католический священник или неохасидидский раввин – лучше знают, как просить святых о помощи. Но не могут не заметить, что я решил привлечь Джима Карслунда к сотрудничеству потому, что знаю его многие годы. Говорить о пасторе, как о… э-э…

Все натянуто рассмеялись, потому что как раз в эту минуту руки пастора были полны церковных приспособлений.

Мы снова взвились в воздух, продолжая свой путь к университету Трисмегиста. Памятные здания, рощицы, лужайки были залиты золотом солнечного света. Сейчас, в перерыве между осенними и летними студенческими семестрами, народу здесь было мало. Над студенческим городком висели тишина, ее подчеркивал далекий шум города. Казалось, века прошли с того времени, когда здесь учились мы с Джинни. Это было когда-то в другом цикле развития мироздания.

Я искоса взглянул на Джинни, но выражение ее лица осталось непроницаемым.

Послышался шум крыльев. Следом за нами летел ворон.

Предзнаменование? Что он предвещает? Мы приземлились, ворон сделал вираж, и, хлопая крыльями, исчез вдали.

Мы вошли в здание факультета физических наук. Коридоры и лестницы тонули во мраке, заполненным эхом. Потому мы и выбрали это место, что здесь сейчас никого не было. Вторая причина заключалась в том, что у Грисволда были ключи от всех лабораторий и кладовых. Карслунд предпочел бы часовню, но было слишком много шансов, что там нас заметят. Кроме того, Джинни и Барни, посоветовавшись, решили, что религиозная сторона нашего предприятия является второстепенной.

Нам нужен был кто-нибудь, чья молитва была бы одновременно искренней и бескорыстной. В противном случае ни один святой, вероятно, не пожелает на нее отозваться.** Впрочем, святые вообще редко отвечают на просьбы сравнительно с числом молитв, ежедневно возносящихся к Небу.

Всевышний ожидает, что мы сами справимся со своими проблемами. Мы полагались на то, что будет учтено, что мы знаем, как проникнуть в царство Врага (по крайней мере, надеялись, что знаем), и что будет учтена наша непреклонная решимость на деле использовать это знание. Слишком уж были в этом деле затронуты и интересы Неба, чтобы проигнорировать нашу просьбу. Мы надеялись…

Все качалось и плыло. Борясь с головокружением, я подумал, что если последует удар, нам, наверное, запретят попытку.

Для молитвы мы выбрали философскую лабораторию имени Беркли. Она размещалась в недавно построенном флигеле, примыкавшем к древнему убогому зданию, где до инцидента с саламандрой находился отдел Грисволда. Лаборатория была большой и великолепно оборудованной. Здесь выпускники и старшекурсники физического факультета учились, как использовать сверхъестественные и параестественные силы при проведении естественно-научных исследований. Так что тут имелось все, что могло понадобиться нам.

Главное помещение лаборатории представляло собой обширный, с высоким потолком, зал, где вдоль стен чинно тянулись шкафы, рабочие столы. Сквозь готические окна, с темно-зелеными стеклами, прохладной струей лился солнечный свет. На выкрашенных в глубокий голубой цвет потолках, светилась золотом схема атома Бора, окруженная зодиакальными символами. Невозможно было найти место, более далекое по духу от кафедрального собора в Силоаме. В лаборатории работали схожие со мной люди. Я чувствовал, что стены лаборатории не благотворно действуют на мою психику.

Грисволд запер дверь. Джинни сняла Наваждение и выпустила Свертальфа. Кот, на мягких лапах, направился в угол. Хвост его дергался, словно метроном. Карслунд расстелил на столе алтарное покрывало, разложил и расставил на нем распятие, сосуды со священным хлебом и вином. Мы, остальные, принялись за работу под руководством Барни.

Приняли обычные меры против соглядатаев и установили защитное поле. Мы приготовились открыть двери в другую Вселенную.

Это всего лишь расхожее и неточное выражение. На самом деле нет никаких дверей, просто человек переходит из одного Континуума в другой. И в конечном счете, переход не зависит от какой-нибудь аппаратуры – важно лишь знать, как это делается. приборы – Библия, открытая на определенной странице, семисвечник (его огромные свечи были зажжены огнем, полученным от кремня и железа), пузырек с чистым беспримесным воздухом, коробка священной земли, наполненная землей из Иордана, арфа Пифагора – имели не столько симпатическое, сколько символическое значение.

Мне хотелось особо подчеркнуть все это. Данный факт малоизвестен, между тем он заслуживает, чтобы о нем знали все. тут кроется одна из причин притягательности гностицизма. Догматы петристской церкви согласуются с принципами нехристианских вероучений и открытий, сделанных современной наукой. Не в наших силах принудить к чему-либо Небеса. Небо слишком велико. Да, на него можно оказать влияние, если будет на то воля Всевышнего. Можно привести такое сравнение, если он сам того не захочет.

Наша молитва была выражением горячей мольбы, которую Бог уже прочел в наших сердцах. В известном смысле ее цель заключалась в том, чтобы убедить нас самих, что мы действительно хотим сделать то, что задумали. Точно так же и наши заклинания лишь указывают путь какому-то Духу, который захочет помочь нам. Но заклинание не заставляет его оказать помощь. Суть в том, что мы просто сделали все, от нас зависящее.

Ад – совершенно иное дело. В физическом смысле – это Вселенная, лежащая на более низком энергетическом уровне по сравнению с нашей. В спиритуалистическом смысле. Враг и его слуги не заинтересованы в оказании нам какой-либо помощи, если только конечным результатом не является наша гибель.

Силой колдовства (если обладаешь достаточной мощью), можно принудить демонов вступить на этот путь, если это послужит спасению Валерии.

Формулы призыва помощи Неба не относятся к числу общеизвестных. Но и тайными они не являются. Их можно найти в соответствующих справочниках. заклинание адских сил нечто совершенно иное. Я не стану подробно описывать эти заклинания. Поскольку мы, конечно, знаем, что вызов сил ада сопровождается своеобразным молитвенным ритуалом (все делается наоборот), отмечу, что тут необходимо следующее.

Один из апокрифов «Либер Бенекардиум», факел, пузырек с воздухом, взятым из урагана, немного праха мумии, тринадцать капель крови, меч. Не стану утверждать, что в этом перечне нет ошибок.

Мы не думали, что нам понадобится весь этот хлам. Но он был под рукой и служил еще одним доказательством серьезности наших намерений. А если и понадобиться – то не сразу же. Кроме того, надо было дать Джинни возможность ознакомиться с этими предметами. И даже при ее отточенной интуиции, нужно было время, чтобы понять, как правильно следует расположить их.

Колокольчик Карслунда позвал нас. Он был готов. Мы собрались перед импровизированным алтарем.

– Сперва я должен освятить это место, – заявил он, – и, возможно, более полно провести обряд благослужения.

Я взглянул на наручные часы – черт возьми, почти пять!

Но возражать не осмеливался. Необходимо, чтобы служба была проведена должным образом. пастор раздал молитвенники, мы открыли их. У меня возникло странное ощущение. Как уже упоминалось, я не верил в превосходство каких-либо догм над другими – по крайней мере, равно придерживался агностицизма. В церкви я бывал редко, но считал, что выше красочные ритуалы у приверженцев епископального направления. Это меня устраивало. И сейчас я чуть не шепнул сперва Джинни: «Эй, это тайное богослужение или секретная служба?» Но вскоре желание шутить у меня пропало. Вместе с породившим это желание возбуждением. От этого простого ритуала на меня снисходил покой и невыразимое словами благодеяние. Мои мысли поворачивались к Богу. Так вот, что такое религия… не то, чтобы в этот момент началось мое обращение. Но, казалось, что перед нами открывается какая-то сторона его могущества.

– Приступим к молитве.

– Отче наш, иже еси на небеси…

Стук в дверь!

Сперва я даже не обратил внимания на это. Но стук раздавался снова и снова, и сквозь тяжелые филенки просочился голос:

– Доктор Грисволд, вы здесь. Вас просят к телефону.

Мистер Сверкающий Нож из ФБР. Говорит, что у него срочное и важное дело…

Пол едва не поплыл у меня под ногами. То, что я ощутил в душе, исчезло. Ноздри Джинни раздулись, она так сжала молитвенник, как будто это было оружие. Карслунд запнулся.

Грисволд, тихо ступая, подошел к двери и сказал привратнику, или кто там был:

– Передайте ему, что я провожу важный эксперимент и не могу прервать его. Пусть он оставит свой номер и примерно через час я позвоню ему.

«Спасибо тебе, спасибо! – кричала одна половина моего сознания. Вторая корчилась, опутанная холодными кольцами непонимания. – Где же милосердие Божье? Ты захотел, чтобы это случилось… но, что есть твоя воля? Не может быть, чтобы все это было на самом деле… или люди – всего лишь марионетки в жестокой игре-головоломке?..»

Бог не мог желать крушения наших планов… нашего путешествия. Он не мог хотеть, чтобы маленькая девочка оставалась в аду. Он сделал это нечаянно, читая полицейские новости… Но жертвы преступлений уже освобождены смертью, им уже дано утешение. По крайней мере, так утверждают все церкви. Но откуда церковники знают? Может, ничего нет, кроме слепой игры, взаимодействия слепых сил? А может, Всевышний и Падший – одно и тоже? А может… нет, это в тебе говорит отчаяние, с которым ты уже сталкивался прежде – отчаяние Ада. Держись, Матучек! Не сдавайся! Выводи своим не правильным баритоном: «Вперед, Христа Солдаты…». А если это не сработает, мы попробуем что-нибудь другое.

Прилагая все усилия, мы добрались, наконец, до конца службы. Благословение. Затем Карслунд, с трудом выговаривая слова, сказал:

– Я неуверен, что нам еще что-нибудь удастся.

Необходимое благоволение утеряно.

Неожиданно ему ответил Харди:

– Пастор, ваша церковь основное значение придает вере.

Но для нас, католиков, дела не менее важны.

Карслунд не стал спорить:

– Что, ж ладно… Можно попытаться. О какой помощи вы просите? Барни, Джинни и все прочие обменялись озабоченными взглядами. Я понял, что в спешке они забыли договориться об этом. Вероятно, точное определение не казалось настолько необходимым, ибо Небо не так ограничено, как Ад. Во всяком случае, наша просьба должна быть разумной. Предпочтительно разумной.

Барни откашлялся:

– Э-э… Гм. Идея состоит в том, что настоящий ученый, например, математик, и после смерти будет заниматься исследованиями, повышать квалификацию, приобретать все новые знания. Что он может достигнуть таких высот, что нам и представить трудно. Нам необходим математик, занимающий ведущие позиции в неэвклидовой геометрии.

– Таким обычно считают Римана, – сказал Фалькенберг, – но он основывался на работах других, например Гамильтона. И сам имел приемников. Мы не знаем, как далеко продвинулся несравненный гаусс, он опубликовал лишь отрывки своих размышлений. В целом, я предпочитаю Лобачевского. Он первый доказал, что геометрия не теряет внутренней согласованности, если отказаться от аксиомы о параллельных.

Насколько я помню, что произошло примерно 1830-1840 годах, хотя я никогда не увлекался историей математики. Все, что было сделано позднее в этой области – неэвклидовой геометрии, берет свое начало в идеях Лобачевского.

– Выбрали его, – решил Барни. – При этом примем во внимание, что остается неизвестным, можем ли мы уговорить вообще какую-либо великую душу стать нашим союзником.

Вообще какую-либо, вот ведь в чем дело, – добавил он упавшим голосом, и обратился к Фалькенбергу. – Вы займетесь чарами, а мы с пастором приступим к составлению молитвы…

Но все это тоже потребовало времени, зато мы оказались слишком заняты, чтобы сходить с ума – а ведь только этим и занимались с той минуты, когда служба была нарушена. Мы сделали пассы, произносили заклинания, напрягали волю и ощущали, как нарастает поток энергии, устремившейся к точке прорыва. давление энергии достигло неописуемой силы. Это было не повседневное чародейство, это была вершина современного научного волшебства. Неизвестно откуда поползли тени. Они делались все гуще. Окна напоминали тусклые, горящие в ночи, фонари. Пламя семи свечей сделалось не правдоподобно высоким, хотя света это не давало.

Символы на потолке засверкали ярче, начали медленно вращаться. С наших поднятых рук, с волшебной палочки Джинни, заструились огни святого Эльма. такие же огни потекли, потрескивая, с шерсти, стоявшего на плече Джинни, Свертальфа, с ее распущенных волос. Арфа заиграла сама собой, ее струны вторили протяженной музыке сфер, свивая взад и вперед рисунок танца.

Я не увидел в темноте, кто из семи, медленными размеренными шагами вышел из ряда, лишь услышал крик:

– Алеф!

Много позже:

– Вайн!

При этом выкрике мы остановились.

Арфа смолкла. Нас окутало вечное молчание бесконечного космоса. Знаки зодиака вращались все быстрее и быстрее, пока не слились, образуя Колесо Времени. оставшаяся часть целиком сконцентрировалась на пасторе. Карслунд встал, возвел руки перед алтарем.

– Услышь нас, о Господь Бог, обитающий на Небесах, – воззвал он. – Тебе известно, чего мы жаждем, молим тебя, пусть эти желания будут чистыми. ты видишь, как стоят перед тобой этот мужчина Стивен и эта женщина Вирджиния. Они хотят поразить врагов твоих и избавить от заточения невинную девочку. Если Ты позволишь им это, они готовы претерпеть все муки Ада. Нет у них никакой надежды, если Ты не поможешь им. Мы просим Тебя, пусть в диких дебрях Ада будет у них тот, кто сможет руководить ими и советовать им.

Если мы не заслужили, чтобы Ты послал к ним ангела, то молим Тебя – пошли умершего слугу твоего – Николая Ивановича Лобачевского, или кого-нибудь еще, кто, будучи живым, занимался научными исследованиями в той же области знаний.

Молим во имя Отца и Сына, и Духа Святого. Амен!

Снова воцарилась тишина. Затем распятие на алтаре вспыхнул на мгновение ярким солнечным светом. Послышался тонкий пронзительный звук. И меня охватила волна радости, которую можно, и то отдаленно, сравнить лишь с радостью первой любви.

Но следующим раздался сразу же другой звук, он походил на шум штормового ветра. Свечи погасли, оконные стекла сделались темными, пол заколебался у нас под ногами.

Свертальф отчаянно взвыл.

– Джинни! – у слышал я свой крик.

И одновременно с этим криком меня закрутил водоворот образов, воспоминаний…Увенчанная луковицеобразными куполами церковь посреди беспредельной равнины. Грязная дорога между рядами низких, крытых соломой домов. Звякающий амуницией, с саблей у пояса, всадник, едущий по этой дороге.

Ледяная зима, в конце которой – – оттепели и блеск разливающихся вод. И возвращение птичьих стай, и покрывавшиеся робкой зеленью буковые леса. И беспорядочные нагромождения книг, лиц, снова рук и лиц. Женщина, которая была моей женой. Сын, умерший слишком рано. Казань половина ее объята пламенем. Год холеры. Письмо из Геттингена. Любовь. Неудачи. Слепота, медленно подкрадывающаяся день за днем. И все это было чуждым…

Наши зубы громко стучали. Ветер превратился, и снова стало светло. Пропало ощущение нависшей над нами грозовой силы… Ничего не понимающие, мы опять очутились в привычном мире.

Джинни бросилась в мои объятия.

– Любимая, – крикнул я ей по-русски. – Нет… Любимая, по-английски. – Господи помилуй, – снова по-русски…

Перед глазами вихрем вращался калейдоскоп чужой памяти. На столе стоял Свертальф. Спина выгнулась, хвост трубой. Его трясло не от ярости, от ужаса. Язык, зубы и горло кота странно дергались. Звуки, на которые не был способен ни один кот… Свертальф пытался заговорить.

– Почему не получилось? – загремел Барни.

Джинни удалось овладеть собой. Она махнула рукой тем, кто стоял поближе.

– Карслунд, Харди, помогите Стиву! – крикнула она. – Док, обследуйте его!

Я отрывочно слышал ее голос сквозь навалившийся хаос.

Друзья, поддерживая меня, довели до стула. я рухнул на него. Приходилось прилагать усилия, чтобы дышать.

Помутнение сознания продолжалось недолго. Воспоминания об иной стране, об ином времени – оставили свое беспорядочное коловращение. Они ужасали, но лишь потому, что находились вне моего контроля и были чужими. Русский «покой» звучал" в моем мозгу, одновременно с английским «миром»… и я знал, что это одно и то же. Возвращалось мое мужество. Я чувствовал, что могу мыслить самостоятельно. Но звенела чужая мысль, и в ней обертонамии – я ощущал смесь педантизма и сострадания.

– Прошу прощения, сэр. Это перевоплощение смущает меня не меньше, чем вас. У меня не было времени, чтобы осознать, насколько велики различия, обусловленные разницей более чем сто лет, и тем, что я оказался в совершенно ином государстве. Полагаю, будет достаточно несколько минут предварительного ознакомления, чтобы обеспечить информационный базис для выработки приемлемого для вас модус вивенди (Модус вивенди – соглашение). остается заверить вас, что я сожалею о своем вторжении и постараюсь свести его последствия к минимуму. Со всем должным уважением могу добавить, что мне пришлось узнать о нашей частной жизни, не имеет особого значения для того, кто давно лишился земной плоти…