Текст книги "Тау ноль"

Глава 10

Молчание длилось бесконечно. Ингрид Линдгрен смотрела в зал со сцены, где она стояла вместе с Ларсом Теландером. Смотрела на своих товарищей.

Они отвечали ей взглядами. И никто из присутствующих не мог найти слов.

Хорошо, что выбрали ее. Истина была менее жестокой в ее устах, чем в устах любого из мужчин. Но когда она дошла до середины запланированной речи – «Мы потеряли Землю, мы потеряли Бету-3, потеряли человечество, к которому принадлежали. У нас остались смелость, любовь и, разумеется, надежда» – она не смогла продолжать дальше. Она стояла, закусив губу, сжав пальцы, и слезы медленно текли у нее из глаз.

Теландер пошевелился.

– Ээ… если вы позволите, – попытался он. – Прошу вас выслушать.

Есть способ…

Корабль ответил ему отдаленными раскатами, прозвучавшими как глумливый смех.

Глассгольд не выдержала. Она не разрыдалась в голос, но ее усилия сдержаться сделали плач еще ужаснее. М'Боту, который стоял рядом с ней, попытался ее утешить. Он сам воспринял известие со стоицизмом, невероятным для человеческого существа. С тем же успехом он мог бы быть роботом.

Ивамото отодвинулся на несколько шагов от них обоих, от всех; было явно видно, как он погружает свою душу в персональную нирвану с замком на двери. Вильямс потряс кулаками над головой и выругался. Раздался еще один голос, женский, пронзительный. Женщина окинула взглядом стоявшего рядом с ней мужчину и со словами: «Ты, на всю мою жизнь?» отошла от него. Он попытался последовать за ней и наткнулся на члена экипажа корабля, который огрызнулся и предложил драться, если тот не извинится. Вся человеческая масса забурлила.

– Выслушайте меня, – сказал Теландер. – Прошу вас, выслушайте.

Реймон освободил руку, за которую держалась Чи-Юэнь Ай-Линг (они стояли в первом ряду), и запрыгнул на сцену.

– Вы никогда их не призовете к порядку таким образом, – заявил он вполголоса. – Вы привыкли иметь дело с дисциплинированными профессионалами. Разрешите мне справиться с этими людьми. – Он повернулся к залу. – Тихо, вы! – Эхо разнесло по залу его рев. – Заткните ваши пасти.

Хоть раз ведите себя, как взрослые. У нас нет нянек, чтобы менять вам подгузники.

Вильямс взвыл от возмущения. М'Боту оскалил зубы. Реймон вытащил свой станнер.

– Стоять! – Он понизил голос, но все его слышали. – Кто первый пошевелится, тот поплатится за это. Потом мы вынесем ему формальный приговор. Я – констебль этой экспедиции, и намерен поддерживать порядок и плодотворное сотрудничество. – Он ухмыльнулся. – Если вы считаете, что я превышаю свои полномочия, можете направить жалобу в соответствующую организацию в Стокгольме. А пока вы будете слушать!

Он отхлестал присутствующих словами, словно бичом. К ним, наконец, вернулось самообладание. Они сердито хмурились, но теперь были готовы слушать.

– Хорошо. – Реймон смягчился и вернул оружие в кобуру. – Не будем больше об этом. Я понимаю, что вы испытали шок, к которому никто из вас не был психологически готов. Как бы то ни было, перед нами стоит проблема. И она имеет решение, если мы будем работать вместе. Я повторяю: если.

Линдгрен перестала всхлипывать.

– По-моему, я должна была… – сказала она.

Он покачал головой и продолжал:

– Мы не можем отремонтировать систему торможения, поскольку не можем выключить ускорители. Причина состоит в том, как вам уже сказали, что при высокой скорости мы должны держать включенными силовые поля либо одной, либо другой системы, чтобы они защищали нас от межзвездного газа. Стало быть, похоже, что мы застряли в этой консервной банке. Ну, мне тоже не по душе такая перспектива, хотя я считаю, что мы можем выдержать.

Средневековые монахи выдерживали худшее.

Обсуждая ситуацию на мостике, мы пришли к одному выводу. Есть способ избежать эту катастрофу, если у нас хватит решимости и выдержки.

Навигационный офицер Будро сделал для меня предварительный расчет. Затем мы проконсультировались с профессором Нильсоном, чтобы иметь мнение эксперта.

Астроном издал громкое «хрррмф» и принял важный вид. На Джейн Сэдлер это, похоже, произвело меньшее впечатление, чем на других.

– У нас есть шанс на успех, – проинформировал их Реймон.

Звук, похожий на шум ветра, прошел по рядам собравшихся.

– Не заставляйте нас ждать! – крикнул какой-то молодой мужчина.

– Я рад видеть энтузиазм, – сказал Реймон. – Но необходима выдержка, иначе нам конец. Я расскажу все как можно короче. Затем капитан Теландер и специалисты изложат в деталях. Идея такова.

– Если мы найдем область, где газа практически нет, мы сможем без опасности отключить поля, и наши инженеры получат возможность выйти наружу и отремонтировать систему торможения. Астрономические данные не настолько точны, как нам нужно. Однако очевидно, что внутри галактики и даже в ближайшем межгалактическом пространстве среда слишком плотная. Разумеется, она гораздо разреженнее вне галактики, чем внутри; но все же достаточно плотная, меряя в атомах, ударяющих за секунду, чтобы убить нас, если не будет защитных полей.

Далее. Галактики обычно располагаются скоплениями. Наша галактика, Магеллановы Облака, М-31 в Андромеде и тринадцать других, больших и малых, образуют такую группу. Занимаемый ею участок имеет около шести миллионов световых лет в поперечнике. До следующего семейства галактик расстояние гораздо больше. По совпадению, эта группа тоже относится к созвездию Девы: сорок миллионов световых лет отсюда.

В этом промежутке, мы надеемся, газ достаточно разрежен, чтобы не нуждаться в защите.

В зале снова начался шум. Реймон поднял обе руки. На этот раз он засмеялся по-настоящему.

– Погодите, погодите! – вскричал он. – Не волнуйтесь. Я знаю, что вы хотите сказать. Сорок миллионов световых лет невозможно преодолеть. У нас недостаточный для этого тау. Коэффициент пятьдесят, сто, даже тысяча нам не поможет. Согласен. НО!

Последнее слово заставило их замолчать. Реймон набрал воздуха в легкие.

– Но вспомните, – сказал он, – что у нас обратный тау не имеет предела. Мы можем лететь с ускорением, гораздо большим трех "g", если развернем пошире наши черпающие поля и проложим курс через участки нашей галактики, где материя имеет большую плотность. Параметры, которые мы использовали, определялись нашим курсом к Бете Девы. Корабль не обязательно должен их придерживаться. Навигатор Будро и профессор Нильсон полагают, что мы можем двигаться со средним ускорением десять g, а вполне возможно и выше. Инженер Федоров совершенно уверен, что система ускорения это выдержит, после некоторых модификаций, которые он знает, как произвести.

Итак. Джентльмены произвели примерные подсчеты. Результаты показывают, что мы можем пролететь с размаху пол-галактики, двигаясь по спирали внутрь, пока не пронзим ее насквозь в центре и не вынырнем по другую сторону. В любом случае нам будет трудно изменить этот курс. При нашей скорости монетку в десять оре повернуть трудно! А такой маршрут даст нам возможность достигнуть необходимого тау. Не забывайте, что тау при этом будет постоянно уменьшаться. Наш перелет к Бета Деве был бы намного короче, если бы мы не планировали там остановиться; если бы вместо того, чтобы тормозить на середине пути, мы продолжали набирать скорость.

Навигатор Будро предполагает – заметьте, предполагает; нам придется собирать данные по мере продвижения; но это хорошо обоснованное предположение, – принимая во внимание скорость, которая у нас уже имеется, он считает, что мы можем покончить с этой галактикой и направиться к следующей за год или два.

– Сколько времени пройдет в мире? – послышалось из толпы.

– Какая разница? – парировал Реймон. – Вам известны масштабы.

Галактический диск имеет примерно сто тысяч световых лет в поперечнике. В настоящий момент мы находимся в тридцати тысячах от центра. Одно или два тысячелетия? Кто может ответить? Это будет зависеть от выбранного нами пути, который в свою очередь будет зависеть от того, что дадут нам наблюдения на большом расстоянии.

Он помолчал, затем продолжил:

– Я знаю. Вы хотите знать, что будет, если мы столкнемся с таким же облаком, как то, которое ввергло нас в эту плачевную ситуацию. У меня на это есть два ответа. Первый: мы должны пойти на некоторый риск. А второй по мере того, как наш тау уменьшается, мы сможем лететь сквозь все более плотные области. Наша масса будет слишком велика, чтобы мы могли пострадать, как пострадали в этот раз. Понимаете? Чем больший обратный тау у нас есть, тем большего тау мы можем достичь, и тем быстрее это осуществится по времени корабля. Мы вполне можем покинуть галактику с обратным тау порядка сотен миллионов. В таком случае, по нашим часам мы окажемся за пределами нашего семейства галактик в течение дней!

– Как мы вернемся? – спросила взволнованная Глассгольд.

– Мы не вернемся, – признал Реймон. – Мы будем продолжать путь к скоплению Девы. Там мы повернем процесс вспять, затормозимся, войдем в одну из составляющих скопление галактик, повысим наш тау до разумного значения и примемся разыскивать планету, где мы сможем жить.

Да, да, да! – выкрикнул он в возобновившийся прибой их голосов. Через миллионы лет, в будущем! В миллионах световых лет отсюда.

Человеческая раса, скорее всего, уже вымрет… в этом закоулке вселенной.

Ну и что, разве мы не можем начать заново, в другом месте и времени? Или лучше сидеть в металлической скорлупке и оплакивать себя, пока не одряхлеете и не умрем бездетными? Если только еще раньше мы не выдержим и не вышибем себе мозги. Я – за то, чтобы двигаться вперед, сколько хватит сил. Я достаточно вас знаю, чтобы верить, что вы согласитесь. А тот, кто не согласен, пусть будет так любезен убраться с нашей дороги.

Он спустился со сцены, держась прямо.

– Ээ… навигационный офицер Будро, главный инженер Федоров, профессор Нильсон, – сказал Теландер. – Прошу вас сюда. Леди и джентльмены, объявляю всеобщее открытое обсуждение…

Чи-Юэнь обняла Реймона.

– Ты был чудесен, – всхлипнула она.

Он плотно сжал губы. Он отвернулся от нее, от Линдгрен, посмотрел поверх голов собравшихся на замыкающие их переборки.

– Спасибо, – сдержанно ответил он. – Ничего особенного.

– О нет, это было особенным! Ты вернул нам надежду. Я горжусь тем, что я с тобой.

Он словно не слышал.

– Кто угодно мог представить блестящую новую идею. Они сейчас ухватятся за что угодно. Я всего лишь быстро завершил дело. Вот когда они примут программу, тогда начнутся настоящие треволнения.

Глава 11

Вокруг корабля непрестанно меняли конфигурацию силовые поля. Это не были неподвижные трубы и стены. Их создавало непрекращающееся взаимодействие электромагнитных пульсаций. Порождение, распространение и настройка этих пульсаций требовали контроля в каждую наносекунду, от квантового до космического уровня. По мере того, как внешние условия плотность материи, радиация, интенсивность полей, с которыми им приходилось сталкиваться, гравитационная кривизна пространства изменялись шаг за шагом, регистрировалось их воздействие на нематериальную паутину корабля. Данные вводились в компьютеры. Эти машины осуществляли тысячи одновременных преобразований Фурье как малейшую из своих задач и выдавали ответы. Генерирующие и управляющие устройства, плывущие за кормой корабля в водовороте своего собственного выходного потока результатов, делали мельчайшие поправки. В этот гомеостазис, в это балансирование на проволоке над возможностью ответа, который будет несоответствующим или даже просто запоздалым, – что будет означать нарушение и коллапс полей, уничтожение корабля – проникла команда, отданная человеком. Она стала частью данных. Впускное устройство правого борта расширилось; впускное устройство левого борта сомкнулось: осторожно, осторожно. «Леонора Кристина» развернулась на новый курс.

Звезды увидели тяжеловесное движение непрестанно увеличивающейся и уплощающейся массы, занявшее месяцы и годы, прежде чем отклонение от ее первоначального пути стало заметным. Не то, чтобы объект, на который они светили, был медленным. Это была раскаленная оболочка размерами с планету, где атомы захватывались самыми внешними окраинами ее полей и вовлекались в термическое, флюоресцентное, синхротронное излучение. Сам объект следовал позади волнового фронта, который объявлял его приближение. Но свечение корабля скоро рассеялось на протяжении световых лет. Его траектория ползла над безднами, которые казались бесконечными.

В собственном времени корабля история выглядела иначе. «Леонора Кристина» двигалась во вселенной, которая становилась все более чужой все быстрее и быстрее старящейся, более массивной, более сжатой. Таким образом, темп, при котором корабль мог поглощать водород, сжигать часть его в энергию и швырять остаток прочь в миллионокилометровом реактивном выхлопе… этот темп продолжал увеличиваться. Каждая минута, отсчитываемая часами корабля, отнимала большую часть от его тау, чем предыдущая.

На борту ничего не изменилось. Воздух и металл продолжали передавать пульсацию ускорения, компенсированное значение которого внутри корабля по-прежнему составляло постоянную одну "g". Внутренний энергетический центр продолжал обеспечивать свет, электричество, ровную температуру.

Биосистемы и круговорот органики восстанавливали кислород и воду, перерабатывали отходы, производили пищу, поддерживали жизнь. Энтропия возрастала. Люди старели с прежней интенсивностью шестидесяти секунд в минуту, шестидесяти минут в час.

Но эти часы все меньше и меньше соотносились с часами и годами, которые проходили снаружи. Одиночество тяготило.

***

Джейн Сэдлер выполнила балестру – прыжок вперед с выпадом. Иоганн Фрайвальд попытался парировать. Ее рапира зазвенела, ударившись о его рапиру. Тотчас же она нанесла удар.

– Touche! – признал он и рассмеялся под маской. – В настоящей дуэли этот удар насадил бы на вертел мое левое легкое. Ты сдала экзамен!

– Еще нет, – с трудом выдохнула она. – Я… я бы… задохнулась через минуту. Колени, как резина.

– На сегодня все, – решил Фрайвальд.

Они сняли маски. Пот блестел на ее лице, волосы приклеились ко лбу, дыхание было шумным, но глаза сверкали.

– Ничего себе тренировка!

Она плюхнулась на стул. Фрайвальд присоединился к ней. В такой поздний час по времени корабля они были в спортзале одни. Зал казался громадным и пустым.

– Тебе будет легче фехтовать с женщинами, – сказал ей Фрайвальд. По-моему, ты должна начать уже сейчас.

– Я? Вести женскую фехтовальную группу с моим уровнем подготовки?

– Я буду продолжать тренировать тебя, – сказал Фрайвальд. – Ты сможешь опережать своих учеников. Понимаешь, я должен начать занятия с мужчинами. И если они заинтересуются, я примусь за фехтовальное снаряжение. Кроме дополнительного количества масок и рапир нам понадобятся шпаги и сабли. Мы не можем откладывать.

Веселье Сэдлер растаяло. Она посмотрела на него изучающе.

– Это не твоя идея? Мне казалось, что ты – единственный, кто фехтовал прежде, на Земле, хочешь иметь партнеров.

– Это была идея констебля Реймона, когда я как-то высказал при нем мое желание. Он посодействовал, чтобы мне выделили фонды для производства принадлежностей. Понимаешь, мы должны поддерживать физическую форму…

– И отвлекаться от нашего положения, – сказала она резко.

– Здоровое тело помогает поддерживать здоровую психику. Если ложишься в постель усталым, то лежишь без сна, занимаясь бесплодными размышлениями.

– Да, я знаю. Элоф… – Сэдлер умолкла.

– Профессор Нильсон, наверное, слишком поглощен своей работой, осмелился сказать Фрайвальд. Он отвел от нее взгляд, сгибая в руках клинок.

– Хорошо бы, если так! Если он не разработает усовершенствованные астрономические приборы, мы не сможем проложить межгалактическую траекторию, опираясь на что-то большее, чем догадки.

– Верно. Верно. Я бы сказал, Джейн, что твой партнер мог бы добиться лучших результатов даже в своей профессии, если бы он стал упражняться.

Она сказала нехотя:

– Нам с каждым днем все труднее жить вместе.

Затем перешла в наступление:

– Значит, Реймон назначил тебя тренером.

– Неофициально, – сказал Фрайвальд. – Он убеждал меня разработать новые интересные виды спорта… Я ведь являюсь одним из его неофициальных дружинников.

– Угу. А сам он не может этого сделать, чтобы люди не разгадали его уловки и не остались в стороне. – Сэдлер улыбнулась. – О'кей, Иоганн.

Можешь на меня положиться, я сохраню тайну.

Она подала ему руку. Он пожал ее.

– Давай выберемся из мокрых шмоток и переберемся в мокрый бассейн, предложила она.

Он ответил скрипуче:

– О нет, не сегодня. Мы будем наедине. Я больше не решаюсь на это, Джейн.

***

«Леонора Кристина» встретила еще одну область повышенной плотности материи. Она была более разреженной, чем туманность, которая послужила причиной катастрофы, и корабль преодолел ее без труда. Но область простиралась на много парсеков. Тау корабля сокращался со скоростью, которая по времени корабля была ошеломляющей. К тому моменту, когда «Леонора Кристина» покинула эту область, она двигалась так быстро, что нормальный один атом на кубический сантиметр играл примерно такую же роль, как прежде – облако. Корабль не только сохранял набранную скорость, он продолжал ускоряться.

Невзирая ни на что, люди на корабле придерживались земного календаря, включая соблюдение ритуалов различных религий. Каждое седьмое утро капитан Теландер вел богослужение для своей горстки протестантов.

Однажды в воскресенье он попросил Ингрид Линдгрен после богослужения встретиться с ним у него в каюте. Она уже ждала там, когда он пришел. Ее светлые волосы и короткое красное платье выделялись на фоне книг, стола, бумаг. Хотя капитан один занимал двойную секцию, аскетизм обстановки мало чем смягчался, кроме нескольких снимков семьи и наполовину построенной модели клипера.

– Доброе утро, – сказал он с вошедшей в привычку торжественностью. Он положил Библию на стол и расстегнул воротничок униформы. – Не присядете ли? Я пошлю за кофе.

– Как прошла служба? – спросила она, усаживаясь в кресло напротив него и явно нервничая. – Малькольм присутствовал?

– Сегодня нет. Я полагаю, что наш друг Фокс-Джеймсон еще не уверен, хочет ли он вернуться к вере своих отцов или оставаться лояльным агностиком. – Теландер чуть улыбнулся. – Но он все-таки придет к вере. Ему просто нужно уложить в голове, что можно быть христианином и астрофизиком одновременно. Когда мы сманим вас, Ингрид?

– Возможно, никогда. Если есть какой-нибудь управляющий разум по ту сторону реальности – а у нас нет научных свидетельств тому – с какой стати ему беспокоиться о химическом стечении обстоятельств вроде человека?

– Вы цитируете Шарля Реймона практически дословно, вам это известно?

– спросил Теландер. Ее лицо напряглось. Он поторопился продолжить. Существо, которое заботится обо всем, от квантов до квазаров, может обратить внимание и на нас. Рациональное доказательство… Но я не хочу повторять затхлые аргументы. У нас есть кое-что другое, насущное. – Он переключил свой интерком на камбуз:

– Кофейник кофе, сливки и сахар, две чашки – в капитанскую каюту, пожалуйста.

– Сливки! – пробормотала Линдгрен.

– Не думаю, чтобы наши пищевые техники очень уж их испортили, сказал Теландер. – Кстати, Кардуччи очень вдохновился идеей Реймона.

– Какой именно?

– Работой с командой пищевых техников над изобретением новых блюд. Не бифштекс, слепленный из водорослей и тканевых культур, а нечто, чего до сих пор никто не пробовал. Я рад, что для него нашлось занятие.

– Да, как шеф-повар он не находил применения. – Набор банальностей у Линдгрен исчерпался. Она ударила по подлокотнику. – Почему? – вырвалось у нее. – Что не так? Мы находимся в пути едва ли половину запланированного времени. Люди не должны были пасть духом так скоро.

– Мы потеряли всякую уверенность…

– Я знаю, знаю. Но разве опасность не должна мобилизовывать людей?

Что же касается шанса, что мы никогда не окончим наше путешествие, – ну, признаюсь, это меня тоже сильно потрясло вначале. Но мне кажется, что я пришла в себя.

– Вы и я продолжаем выполнять задачу, – сказал Теландер. – Мы, экипаж корабля, отвечаем за жизни. Это помогает. Но даже мы… – Он сделал паузу.

– Это то, что я хотел обговорить с вами, Ингрид. Мы приближаемся к критической дате. С момента нашего отбытия на Земле прошло сто лет.

– Бессмысленно, – сказала она. – В наших условиях нельзя говорить о каком-то соответствии.

– С точки зрения психологии далеко не бессмысленно, – ответил он. На Бете Девы мы бы имели ниточку контакта с родиной. Мы бы думали, что наши молодые знакомые, которые остались там, с учетом профилактики старения, все еще живы. Если бы нам пришлось вернуться, практически наверняка сохранилось бы кое-что от прежнего, чтобы мы не оказались совершенными чужаками. Но теперь, в лучшем случае, младенцы, которых мы видели в колыбельках, приближаются к концу жизни. Это чересчур жестоко напоминает нам, что мы никогда не сможем найти ничего, что когда-то любили.

– Ммм… Думаю, да. Все равно, что смотреть, как кто-то, кто тебе небезразличен, умирает от медленной болезни. Ты не удивлен, когда приходит конец; но все же это конец. – Линдгрен моргнула. – Проклятье!

– Вы должны сделать все, что в ваших силах, чтобы помочь им пережить этот период. – Вы лучше меня знаете, как это сделать.

– Вы тоже можете сделать многое.

Капитан покачал головой.

– Не стоит. Напротив, я собираюсь устраниться.

– Что вы хотите этим сказать? – спросила она с ноткой тревоги.

– Ничего драматического, – ответил он. – Моя работа с инженерным и навигационным отделами в этих непредсказуемых обстоятельствах действительно отнимает большую часть времени. Это обеспечит предлог для моего постепенного устранения из общественной деятельности на борту корабля.

– С какой целью?

– У меня было несколько бесед с Шарлем Реймоном. Он выдвинул великолепное предложение – жизненно необходимое, я бы сказал. Когда нас окружает неуверенность, когда отчаяние всегда рядом и ждет, чтобы нас сломить… средний человек на корабле должен чувствовать, что его жизнь в руках компетентных людей. Конечно, никто не считает капитана непогрешимым.

Но существует бессознательная потребность в ореоле непогрешимости. А я… у меня есть слабости и недостатки. Мои суждения о людях не могут выдержать ежедневной проверки под столь высоким напряжением.

Линдгрен сгорбилась в кресле.

– Чего констебль хочет от вас?

– Чтобы я перестал действовать на неформальном, личном уровне.

Оправданием будет то, что меня не следует отвлекать рутинными делами, ибо мое внимание должно быть поглощено тем, как безопасно провести нас сквозь скопления и облака галактики. Это разумное оправдание, его примут. В результате я буду обедать отдельно, у себя в каюте, за исключением церемониальных случаев. Я буду заниматься физическими упражнениями и принимать восстановительные процедуры тоже здесь, в одиночестве. В числе моих личных посетителей будут только высшие офицеры, вроде вас. Мы будем соблюдать официальный этикет. Через своих помощников Реймон сообщит всем, что ко мне должны обращаться согласно правилам формальной вежливости.

Короче говоря, ваш приятель Ларс Теландер должен превратиться в символического Старика.

– Заговор в стиле Реймона, – резко сказала она.

– Он убедил меня, что так будет лучше, – ответил капитан.

– Не подумав, как это отразится на вас!

– Я справлюсь. Я никогда не был компанейским парнем. У нас на корабле много книг в микрофильмах, которые мне всегда хотелось прочесть. Теландер искренне посмотрел на нее. – Вам тоже отведена роль, Ингрид. Вам придется заняться человеческими проблемами. Организация, медитация, облегчение… это нелегко.

– Я не могу делать это в одиночку, – ее голос задрожал.

– Можете, если необходимо, – ответил он. – Вы убедитесь, что можете очень многое осуществлять или предотвращать. Это вопрос правильного планирования. Мы научимся этому по мере развития событий.

Он замолчал в нерешительности. Лицо его выдавало неловкость, даже на щеках проступил румянец.

– Ээ… в связи с этим… еще одна проблема…

– Да? – сказала она.

Звонок в дверь выручил его. Капитан принял столик на колесиках с принадлежностями для кофе и начал разливать его, стараясь находиться у Ингрид за спиной.

– Ваше положение, – сказал он. – Я имею в виду, ваше новое положение.

Необходимость придать офицерам новый статус… Вы не должны вести жизни затворника, как я – но некоторые ограничения… ээ… существуют…

Он не мог увидеть ее подлинной реакции. Ингрид сказала веселым голосом:

– Бедняга Ларс! Вы хотите сказать, что первый помощник не должна так часто менять партнеров по постели?

– Ну, я не предлагаю вам… мм… целибат. Я сам должен, разумеется, воздерживаться впредь от подобных вещей. В вашем случае… ну, стадия экспериментов для большинства из нас прошла. Формируются постоянные пары.

Если бы вы могли связать себя с кем-нибудь…

– Я могу поступить лучше, – сказала она. – Я могу остаться одна.

– Это не т-требуется, – запнулся он.

– Благодарю. – Она вдохнула аромат кофе и прищурилась. – Нам с вами вовсе не обязательно быть стопроцентными аббатом и монахиней. Время от времени капитан нуждается в приватной беседе со своим первым помощником.

– Ээ… нет. Вы хорошая, Ингрид, но не нужно. – Теландер стал мерить шагами узкую каюту, туда и обратно. – В такой маленькой и стесненной общине, как наша, не может быть тайн. Я не хочу казаться лицемерным. Я бы… Я был бы счастлив иметь вас в качестве постоянного партнера… но это невозможно. Вы должны быть связной между всеми и мной, а не моим непосредственным союзником. Понимаете? Реймон объяснил это лучше, чем я.

Ее оживление прошло.

– Мне не нравится, как он вами манипулирует.

– У него есть опыт поведения в критических ситуациях. Его аргументы весомы. Мы с вами можем обсудить их заново в деталях.

– Так и поступим. Они могут быть логичны… каковы бы ни были его мотивы.

Линдгрен сделала глоток кофе, поставила чашку на колено и возбужденно заявила:

– Что касается меня, все в порядке. Мне и так надоели эти детские забавы. Вы правы, моногамия становится популярной, и выбрать женщинам практически не из кого. Я уже думала о том, чтобы остановиться. Ольга Собески считает так же. Я попрошу Като поменяться с ней половинами кают.

Пришло время для спокойствия и здравомыслия, Ларс, возможность подумать о некоторых вещах, – теперь, когда мы действительно подошли к этой столетней отметке.

***

«Леонора Кристина» нацелилась основательно в сторону от Девы, но еще не на Стрельца. Только после того, как она пройдет почти полпути вокруг галактики, величественная спираль ее траектории устремится в его сердце. В настоящий момент туманности Стрельца были впереди по курсу корабля, слева.

То, что лежало за ними, только подразумевалось. Астрономы ожидали обнаружить там объем чистого пространства, с рассеянными пылью или газом, содержащий скученное сборище древних звезд. Но никакой телескоп не проникал за облака, которые окружали эту область, и никто до сих пор не выбирался наружу, чтобы взглянуть.

– Если только туда не отправилась экспедиция после нашего отбытия, предположил пилот Ленкеи. – На Земле с тех пор прошли столетия. Они, должно быть, творят чудеса.

– Но наверняка не посылают зонды к ядру, – возразил космолог Чидамбарна. – Тридцать тысячелетий, чтобы добраться туда, и столько же, чтобы послать обратно сообщение? В этом нет смысла. Я полагаю, что человек будет медленно распространяться от окраины к ядру, колония за колонией.

– Если только они не создали корабль, который движется быстрее света, – сказал Ленкеи.

Чидамбарна нахмурился.

– Это фантазия! Если вы хотите переписать заново все, что мы узнали со времени Эйнштейна – нет, со времени Аристотеля, принимая во внимание логические противоречия, которые влечет существование сигнала с неограниченной скоростью, – пожалуйста, продолжайте.

– Не мое дело. – Стройная гибкость борзой, присущая Ленкеи, вдруг показалась изможденностью. – В любом случае я не хочу, чтобы существовал корабль быстрее света. Мысль, что другие могут летать от звезды к звезде, как птицы – как я из города в город, когда мы были дома, – тогда как мы заперты в этой клетке… Это было бы слишком жестоко.

– Наша участь ничуть бы не изменилась, – ответил Чидамбарна. – Ирония добавила бы к ней еще одну грань, бросила бы нам еще один вызов, если хотите.

– У меня и так достаточно препятствий, – сказал Ленкеи.

Звуки их шагов гулко звучали на винтовой лестнице. Они возвращались из мастерской на нижнем уровне, где Нильсон консультировал Фокс-Джеймсона и Чидамбарны по поводу структуры большой кристаллической дифракционной решетки.

– Вам легче, – вырвалось у пилота. – Вы делаете что-то действительно полезное. Мы все зависим от вашей группы. Если вы не сможете сделать для нас новые инструменты… А я… Пока мы не доберемся до планеты, где нам понадобятся космические паромы и воздушные аппараты, какая от меня польза?

– Вы помогаете делать эти инструменты – или будете помогать, когда мы сделаем чертежи, – ответил Чидамбарна.

– Да, я вызвался в ученики к Садеку. Чтобы занять это проклятое пустое время. – Ленкеи взял себя в руки. – Прошу прощения. Это мысли, от которых мы должны избавляться, я знаю. Мохендас, могу я у вас кое-что спросить?

– Конечно.

– Почему вы записались в полет? Сейчас вы нужны, но если бы не столкновение – разве вы не ушли бы дальше по пути познания вселенной, оставаясь на Земле? Мне сказали, что вы теоретик. Почему не оставить сбор фактов таким, как Нильсон?

– Я вряд ли дожил бы до рапортов с Бета Девы. Представлялось вполне разумным, чтобы ученый моего типа подверг себя совершенно новым впечатлениям и опыту. Таким образом я мог обрести прозрение, которое не придет иначе. Если же нет – потеря была бы невелика, и в самом крайнем случае я продолжал бы рассуждать приблизительно с тем же успехом, что и дома.

Ленкеи потер подбородок.

– Знаете, – сказал он, – по-моему, вам не нужны сеансы бокса сновидений.

– Возможно. Признаюсь, я нахожу эту процедуру, лишенной достоинства.

– Тогда, во имя неба, почему?..

– Устав. Мы все должны подвергаться процедуре. Я просил освободить меня. Констебль Реймон убедил первого помощника Линдгрен, что персональные привилегии, даже обоснованные, создадут нежелательный прецедент.

– Реймон! Снова этот сукин сын!

– Возможно, он прав, – сказал Чидамбарна. – Мне это не вредит, если не считать прерывания последовательности мысли, что происходит достаточно редко, чтобы считать это большой неприятностью.

– Ха! Вы гораздо терпеливее, чем был бы я на вашем месте.

– Я полагаю, что Реймон себя тоже загоняет в бокс насильно, – заметил Чидамбарна. – Он тоже принимает процедуру достаточно редко. А обращали ли вы внимание, что он иногда выпивает рюмочку, но никогда не бывает навеселе? Я думаю, что он находится в постоянном напряжении, возможно, от скрытого страха. Он все время напряжен, чтобы контролировать ситуацию.