Текст книги "Вишенка. 1 том"

VIII. ОБОЛЬЩЕНИЕ

Во время всеобщего движения и шума Анжело взял руку Вишенки и произнес самым нежный голосом, на какой только был способен:

– Посидите же минутку со мной.

Девушка, не долго церемонясь, с удовольствием уселась около красивого молодого человека, улыбаясь, взглядывала на него, потом опускала глаза и снова поднимала их.

Анжело взял руку Вишенки и слегка сжал ее:

– Как вы очаровательны, милая Вишенка, я еще так мало знаю вас, а уже влюблен, влюблен как безумный!

– О, господин Анжело, вы шутите! Разве можно влюбиться так вдруг… и потом в бедную девушку, меня нельзя любить, не смейтесь же надо мной, нехорошо насмехаться.

– Смеяться над вами, Вишенка, как можете вы заподозрить меня в этом! Нельзя вас любить, говорите вы? Вас можно любить много, даже слишком много. Вы так прелестны, у вас такие очаровательные глаза, в них какое-то чарующее выражение. Что же это вы их опускаете теперь, это верно, чтобы наказать меня за мое обожание.

Вишенка покраснела от удовольствия, она еще не привыкла слышать такие любезности, потому что господин Шатулье всегда старался удалить ее, когда появлялись в гостинице молодые путешественники, потому очень понятно, что сильное, трепетное волнение охватило ее сердце, когда она слушала речи Анжело. Наконец молодой человек, привыкший в театре к любовным декламациям, умел придать своему голосу вкрадчивое и нужное выражение, он имел все, что только может затронуть сердце женщины, тем более такой неопытной, да, впрочем, и опытность не всегда предохраняет от соблазна.

– Вишенка, можете ли вы меня немного полюбить? – Анжело заглянул ей в глаза.

– А если я вас и полюблю, к чему это поведет?

– Во-первых, моя милочка, когда любят, то не допускают подобных размышлений, непреодолимое чувство влечет к любимому существу. Вот, например, как меня влекло к вам, лишь только я вас увидел, не думайте же, чтобы любить, чтоб обожать, нужно знать друг друга месяцы, недели… это заблуждение, моя милая, влюбляются тотчас же, говорят это, доказывают, а знакомятся после.

– Как вы на все это легко смотрите!

– А что, вы уже любили… или предпочитали кого-нибудь?

– О! Нет, никогда… но вам, может быть, покажется странным слышать это от такой простой девушки, но всех этих мужиков, мастеровых, извозчиков я терпеть не могу, хотя они и стараются иногда заигрывать со мной. Я с ними не так, как с вами, обращалась.

– Так, значит, я вам больше их нравлюсь.

– Да, вы не то что они. Вы актер, вы так много выше их, вы… да я не знаю, право, как выразиться… Надо иметь много таланта, чтоб играть в театре, чтоб так хорошо петь и говорить.

– Не всегда нужно иметь большой талант, Вишенка, у некоторых его совсем нет.

– Зачем же они играют в таком случае?

– Одни из самолюбия, другие из любви к искусству.

– Скажите, пожалуйста, всегда ли вы между собой так веселы и так любезны, как, например, сегодня?

– Всегда, у нас нет печалей, мы не думаем о будущем. Сегодня нас освищут, мы завтра ждем аплодисментов, иногда смеемся друг над другом, а все ж друг другу помогаем, обходимся, когда нет денег, а когда имеем, то делимся еще с теми, которые беднее нас. Веселимся, пьем ли воду иль шампанское. Вот, как нам живется, милая Вишенка.

– Да, это хорошая жизнь.

– Если вам она нравится, то кто же вам мешает сделаться актрисой?

– Что вы говорите… мне сделаться актрисой…

– Вы умеете читать, и совершенно достаточно. Лишь бы вы сумели прочесть вашу роль, иные актрисы едва по складам читают… Их друзья или товарищи прочитывают им их роли, что очень неудобно во время репетиции, затем, кто же сказал вам, что у вас нет таланта, может быть вы и очень способны. Есть так много скрытых талантов, таких, которые не умеют показать себя, пробить себе дорогу. Недаром сказал один философ, что есть много людей, которые живут и умирают, не разработав своих дарований.

– Что же это значит?

– Вот что это значит: многие вследствие недостатка смелости или по каким-либо другим причинам проводят жизнь свою без всякой пользы, прозябая в глуши отдаленных селений, между тем как они, быть может, были призваны к высоким целям, должны бы были выдвинуться вперед, блистать… заставить говорить о себе. Знаете ли, Вишенка, я знаю вашу историю, нам все рассказал трактирщик. Из этого следует, что вы можете совершенно самостоятельно распоряжаться собой, вы можете свободно оставить эту гостиницу, когда вам вздумается, и господин Шатулье и его жена не могут воспрепятствовать вашему отъезду.

– Я это очень хорошо знаю.

– Хотите узнать ваших родителей по медальону, находящемуся у вас? Вам легче будет сделать это в большом городе, нежели здесь. Случайность может навести на след тайны. Оставаясь в этой гостинице, вы ничего не узнаете, вас не ищут, вы сами должны искать.

– Сделавшись актрисой, вы думаете, мне легче будет отыскать родителей?

– Да, если бы так случилось.

– Но все-таки у меня нет таланта, я не сумею исполнить ни одной роли, мне духу не хватит явиться на сцену.

– Подумайте, ведь я буду вашим наставником.

– Вам надоест заниматься мною в особенности, если у меня не окажется способностей, вы раскаетесь, что меня увезли.

– Этого никогда не будет, потому что я вас люблю, Вишенка, потому что готов буду прожить с вами целый век!

– В самом деле… но нет… у вас не то на уме, вы, может быть, забыли, что вы со мной… вы, может быть, думаете, что вы на сцене.

– Но чем же я могу доказать вам свою любовь, какая вы неверующая!

– Я не привыкла к таким речам… и вы, вы… полюбили служанку из гостиницы?

– Девушку – молодую, прелестную, очаровательную, щедро одаренную природой. Да я-то что? Может быть, я ниже вас! Вы не знаете, кто ваши родители, быть может, они и знатного происхожденья, я же сын честного шонского купца, мне дали образование, рассчитывали выучить на адвоката, но для театра, пожертвовал всем: ни гнев отца, ни просьбы друзей и родственников не удержали меня от страстного желанья появиться на театральных подмостках. Меня манило узнать эту жизнь, полную приключений, где богатство сменяется бедностью, свистки рукоплесканьями, самолюбие вечно возбуждено… Мне хотелось проникнуть за эти кулисы, где подчас разыгрываются сцены более смешные и оригинальные, чем те, которые видит публика. Мне нравилось являться в костюмах трубадура, маркиза, рыцаря, вельможи, сегодня быть поляком, завтра испанцем и тому подобное. Я сделал все, чего хотел, и не раскаиваюсь, одним словом я счастлив. Я чувствую бездну новых ощущений, при разыгрывании каждой новой роли я испытываю то страх, ужас, то надежду и представляю себе театр полем битвы, на котором нужно много самообладания и храбрости, чтоб выйти победителем. Вот это жизнь, Вишенка. Я предпочитаю эту жизнь, полную волненья и страстей, той тихой однообразной жизни, которая предназначалась мне отцом.

С большим вниманием слушала Вишенка речь молодого актера, и видно было, что слова его далеко проникли в ее душу. Во время всего разговора Анжело держал в своей руке руку молодой девушки и время от времени сильно пожимал ее.

Видя действие, которое слова его произвели на молодую девушку, он продолжал:

– Смотрите же, какая разница между мной и вами и насколько легче и свободнее представляется вам это новое поприще. Чтобы сделаться актрисой, вам не надо ссориться с вашей семьей, подвергнуться ненависти отца. Думаю, что вам не очень грустно будет расстаться с ролью трактирной служанки и с хозяином вашим господином Шатулье.

– Вы правы, я не буду жалеть о господине Шатулье, напротив, я буду очень довольна, в последнее время он мне очень надоел… Вздумал ухаживать за мной, ходить за мной по пятам, пытался даже поцеловать меня и ругается, когда я разговариваю с молодыми людьми. Посмотрите, какие у него глаза, он сердится, что я с вами говорю, если бы его не удерживал один из ваших, то, наверное, господин Шатулье подошел ко мне и приказал бы мне выйти отсюда.

– Как, Шатулье ухаживает за вами? И такой цветок может достаться такой обезьяне!

– Нет, поверьте, ему ничего бы не удалось, госпожа Шатулье, правда, не зла, но ревнива, особенно с тех пор как заболела подагрой. Я думаю, она весьма довольна будет, когда я оставлю гостиницу.

– Так вы согласны… вы пойдете с нами, вы не отвергаете моей любви.

– Нет, господин Анжело, я не сказала этого:

– Вишенка, я буду любить тебя, буду лелеять.

– Вы уже на ты со мной, перестаньте, а то мне смешно.

– Позволь прийти в твою комнату… к тебе… на одну минуту.

– Вы придете в мою комнату – ни за что. Да к тому же…

Разговор на этом месте был прерван всеобщим движеньем, которое произошло в зале. Пуссемар пошел со своей скрипкой и заиграл вальс.

Альбертина и Зинзинета отодвинули в угол стол, одна подцепила Дюрозо, другая – Монтезума, и обе пары пустились танцевать.

Господин Шатулье, воспользовавшись этой суматохой, подбежал к Вишенке и сердито произнес:

– Жена моя уже целый час звонит, идите к ней, лучше будет, нежели болтать в углу.

Анжело обвил рукой талию девушки, удерживая ее.

– Госпожа Шатулье может звонить сколько душе угодно, мой любезный хозяин, я ангажировал на вальс Вишенку и не отпущу ее.

– Вишенка не умеет танцевать.

– Я стану учить ее и ручаюсь за успех.

– Но, милостивый государь, вы не смеете распоряжаться моей прислугой, я не позволю этого.

– Извините, господин Шатулье, эта прелестная девушка не ваша прислуга, она свободна и может уйти от вас, когда вздумает, препятствовать ей вы не можете, вы забыли, что нам известна ее история.

Господин Шатулье от злости побагровел, но прежде, чем он успел ответить, молодой человек увлек Вишенку в вихрь вальса. И после четырех туров она уже отлично танцевала.

Трактирщик, не в силах наблюдать за ними, надвинул колпак на глаза.

– Знай я это, уж угостил бы их матлотом, – пробормотал он.

В довершение всего господин Шатулье вдруг почувствовал, что кто-то схватил его и увлек на середину комнаты.

Это оказалась госпожа Гратанбуль. Под хмельком вздумалось ей потанцевать, но так как ей не удалось вытащить из-за стола Кюшо и Гранжерала, то она накинулась на Шатулье. Неосторожно схватив его за голову, она совсем надвинула ему на нос колпак, так что партнер ничего не мог видеть. При этом она так крепко держала его за руки, что он поневоле должен был вертеться как ей хотелось.

Танцующие пары не раз толкали друг друга, но это не мешало им весело кружиться. Наконец слепой кавалер госпожи Гратанбуль завопил о пощаде:

– Довольно, довольно, я ничего не вижу!

Но госпожа Гратанбуль заметила, что это очень мило и напоминает ей танец Психеи и Амура, который она танцевала сорок лет тому назад.

Вдруг раздались крики из отдаленного темного угла зала: госпожа Рамбур продолжая играть с Франсуа сцену из Поля и Виржини, пожелала представить то место, где дети, напуганные бурей, прячутся под платьем Виржини. Подражая этому, госпожа Рамбур, подняв свои юбки, набросила их на голову Франсуа.

Франсуа, однако, отказался прятаться, а постарался на четвереньках выкарабкаться из-под платья госпожи Рамбур, она же в свою очередь, не желая его выпустить, уселась к нему на спину и, по-видимому, собиралась таким образом прокатиться по залу. Общество сжалилось над бедным трактирным слугою. Монтезума, подбежав к госпоже Рамбур, не без труда освободил бедного мальчика. Шатулье между тем, вырвавшись из рук госпожи Гратанбуль, стащил с себя колпак и швырнул его прямо на скрипку Пуссемара. Музыка умолкла. Франсуа, освобожденный наконец из душного помещенья, которое отвела ему госпожа Рамбур, бросился сломя голову из зала, опасаясь погони «прелестной Виржини».

Наконец актеры решили, что пора подумать об отдыхе. Шатулье приказал Вишенке указывать комнаты дамам, а сам отправился провожать мужчин. Красавица удалилась, перекинувшись взглядом с Анжело. И через несколько минут глубокая тишина сменила шум музыки, веселый смех актеров и крики Франсуа.

IX. ХОРОШЕЕ И ДУРНОЕ

Уже пробило одиннадцать часов, когда Вишенка подошла к своей комнате, держа в одной руке корзинку, а в другой зажженную свечку. Она поставила подсвечник на пол, вынула ключ из кармана, отперла дверь и тихонько вошла в свою каморку.

Сабреташ крепко спал, спал, как человек беззаботный, у которого нет горестей, но сильно утомленный. Вишенка, однако, решила, что он будет доволен, если его разбудить поужинать. После ужина Сабреташ может вдоволь выспаться. Она подошла к кровати и начала его будить, приговаривая:

– Сабреташ, проснитесь, я принесла вам поужинать.

Солдат вскочил с испуганным криком:

– Что, что случилось, показался неприятель?

– Нет, нет, господин Сабреташ, неприятеля нет… Вы не в Африке…

Сабреташ осмотрелся:

– Ах, простите, мое милое дитя, это ваша комната, вы мне дали приют, да я теперь все припоминаю. Дело в том, что я как лег на вашу мягкую постель, так и заснул и выспался отлично.

– Вы не взыскательны!

– Мне снилось, что я еще в Африке, сражаюсь с целым отрядом арабов, в каком-то узком проходе, один, далеко, без всякой помощи. А ведь я был в такой переделке, видите ли, и удалось выбраться… Который час?

– Одиннадцать пробило.

– Значит, я спал три часа?

– Теперь поужинайте, – говоря это, Вишенка вынула из корзинки бутылку вина, хлеб, мясо, сыр и две большие груши.

– Как, все это для меня? – удивился отставной воин, смотря, как Вишенка накрывала на стол.

– Да, для вас, тут лишнего ничего нет, но насытиться можно.

– Да ведь это генеральский ужин, настоящий пир горой, и признаться, я весьма не прочь поужинать. Говорят, что сон изгоняете голод, но я все-таки с аппетитом поем.

– Ну, так садитесь за стол, я посижу с вами, если вам это не будет неприятно.

– Неприятно! Мне кажется, что ваше присутствие не может быть никому неприятным, что меня касается, то я очень счастлив… Ну, черт возьми, за что же вы так добры ко мне?

– Услужить другому всегда так приятно, когда можешь.

– Это, положим, так, но большая часть людей, оказывая услуги, ворчат или, что чаще случается, не оказывают их вовсе. Вы тоже со мной поужинаете?

– Нет, я уже ужинала, я не хочу, но я все-таки посижу с вами.

– И вы увидите молодца, который так же хорошо ведет себя за столом, как и перед неприятельской пушкой.

Сабреташ с большим аппетитом набросился на еду. Вишенка села напротив него. Если бы кто вздумал рассмотреть внимательно лицо молодой девушки, то заметил бы в нем отсутствие той беззаботной, спокойной веселости, которой дышало оно еще так недавно. Можно было легко отгадать, что она была сильно занята чем-то, что сердце ее наполнилось новым чувством.

– Прекрасно, да и к тому же вино, ничего не забыто, настоящий пир, за ваше здоровье, милое дитя!

– Благодарю вас, господин Сабреташ.

– Ваше здоровье, моя крошка, я не знаю вашего имени.

– Зовут меня Вишенкой.

– Вишенка, необыкновенное имя, я его буду помнить.

– Да и ваше имя тоже никогда не встречается.

– Сабреташ моя фамилия.

– Но у меня нет фамилии, нет и родителей.

– Неужели это правда, милая девушка, как же вы лишились родителей? Простите мое любопытство, я спрашиваю это из участия к вам, но если вам неприятно, то перемените разговор.

– Вы меня ничем не обидели, господин Сабреташ, моя история не тайна. Сегодня господин Шатулье рассказал ее всем актерам, и вам, конечно, я могу ее сообщить, если вас это интересует.

– Извините, моя крошечка, за мое участье к вам, ну расскажите же, можно и есть, и слушать одновременно, начинайте.

И Вишенка коротко рассказала Сабреташу историю своей жизни, уже известную читателю. По окончанию рассказа она показала солдату медальон, висевший у нее на шее под платком.

Сабреташ с большим вниманием рассмотрел медальон, бормоча:

– Черт возьми, как подумаешь, что ваша судьба зависит от этой безделушки… Здесь три буквы: С и два Л, не помните ли имя бедной кормилицы, которую бог знает чем окормил ваш негодяй-хозяин.

– Совсем не помню.

– А где она жила, не помните ли этого?

– И этого не помню.

– Понятно, можно ли помнить, когда вы были всего двух лет. И так ваша кормилица ничего не сообщила. Никто не справлялся о вас?

– Никто, никогда.

– И следу даже никакого нет, а бубновую даму с надписью вы бережете?

– Да, берегу, господин Сабреташ.

– Это ваша метрика, правду говоря, не думаю, чтоб она вам на что-либо пригодилась. Не огорчайтесь, вы и без всего прекрасная, умная девушка. Наконец, не вы одни, есть много людей, которые живут на свете, не зная своих родителей. Не печальтесь.

– Я не огорчаюсь.

– Хорошо делаете. За ваше здоровье!.. Какой отличной соус, по совести сказать, дядя Шатулье мастер своего дела. Жаль, что вы не попробовали.

– Мне есть не хочется.

– Ну, вот, Вишенка, и я вам сообщу мысль, которая мне сейчас пришла в голову. Если это не будет правда – скажите мне. Я не проницателен, но я все-таки скажу вам, что у вас есть что-то на душе, вижу по глазам, вы не так беззаботны, веселы, как когда мы с вами встретились впервые, а это еще было так недавно. Вы чем-то озабочены, не я ли причиной этому? Вы дали мне приют, а хозяева, быть может, не довольны этим, пожалуйста, не стесняйтесь, я сейчас же возьму котомку, палку и отправлюсь в путь. Не хочу, чтоб вас за меня бранили.

– Не в том дело, никто не знает, что вы у меня.

– В чем же дело?

– У меня голова кругом идет. Я вам скажу, а вы дадите мне совет. Дело идет о моем будущем.

– О вашем будущем… Это, черт возьми, не шутка!

– Я вам говорила уже, что в нашей гостинице остановились актеры, вы знаете, что это такое актеры, господин Сабреташ?

– Еще бы не знать, я до военной службы был учеником у декоратора в Париже, по праздникам я всегда бывал у отца в Баньони, по будням же мне удавалось иногда бывать в театре.

– Не правда ли, какое приятное занятие актеров, какое удовольствие представлять.

– Не знаю, лучше ли оно других занятий, я только помню, что, когда я жил на квартире на Бастампльской улице, тут же квартировала одна актриса, она готовила себе кушанье сама на жаровне и спала на такой маленькой кроватке, что ей приходилось поджимать ноги. Все это не до-называло ее богатства. Правда, что она была не молода и не хороша собой.

– Ах, если бы вы знали, господин Сабреташ, как те актеры, которые теперь остановились здесь, веселы, любезны! Как веселятся, они кажутся такими счастливыми.

– Но что же вам до всего этого, мое дитя?

– Да то… один из них, молодой человек… очень красивый… предполагает, что я могу иметь успех в театре… он предлагает мне оставить эту гостиницу… поступить в их труппу.

– Ба, да это настоящий вербовщик славных новобранцев, он набирает, но что же, мое дитя, вы ответили ему?

– Я не дала никакого решительного ответа, и сама теперь не знаю, что делать. Но я вам скажу правду… мне очень нравится их занятие: получать аплодисменты, забавлять всех, менять каждую минуту костюмы, то изображать маркизу, то султаншу. О! Это должно быть очень весело.

– Это так, но это лицевая сторона медали, я все вижу перед собой актрису – мою соседку, как она готовит завтрак на жаровне, как она спит в детской кроватке… О! Эта не должна была много веселиться, а между тем она играла в Парижском театре, я не знаю, в таком именно, но говорят, что в провинции актеры еще несчастнее, чем в Париже. Наконец, моя милая Вишенка, вы еще очень молоды, хороши собой… а в театре редкая женщина устоит против соблазна, вы на виду у всех. Лорнируют, потом хотят рассмотреть поближе, некоторые даже станут искать вашего знакомства. А если у вас не окажется призванья, не будет таланта, денег не хватит, вы вынуждены будете добывать средства нечестным путем.

– И так вы не советуете мне быть актрисой?

– Нет, мое дитя, откровенно, истинно я вам этого не советую…

– Но этот молодой человек… господин Анжело, его так зовут, говорит, что я гораздо скорее найду своих родителей, если пойду в Париж, чем сидя в этой гостинице.

– Насчет этого ничего не могу сказать, однако я думаю, если вам суждено будет найти ваших родителей, то вы этим будете обязаны не людям, а Тому, Кто выше людей. Без Его воли никто не может отклониться от предназначенного пути.

– Но если мне предназначено быть актрисой, почему я не сделаюсь ей?

Старый воин почесал себе затылок, пожал плечами и проворчал:

– Я не буду с вами об этом спорить.

– Что вы хотите сказать, господин Сабреташ?

– Я хочу сказать, что молодые девушки делают всегда то, что им нравится. Однако играть в театре не так легко, как вытирать тарелки. Вы, кажется, хотите, не учась, сразу появиться на сцене. Знаете ли, мой друг, что нельзя сделаться простым солдатом, не изучив маршировку?

– Господин Анжело хочет быть моим наставником, он играет всегда роли влюбленных.

– Гм… он играет роли влюбленных, очень может быть, и даже вне театра лучше, чем в самом театре. Берегитесь, этот молодчик одурачит вас: ему понравилось ваше личико, он подумал: «Вобью ей в голову театр, да и сделаю из нее, что захочу». Прихоть его пройдет, и ему и дела не будет, что он столкнул вас в этот омут. Берегитесь. Может быть, я строг, мое дитя, советы мои, может, скучны, надоел я вам, но я полюбил вас как отец, как брат, как друг.

Сабреташ взял руку молодой девушки и крепко пожал ее. Вишенка казалось, размышляла, потом она встала и заговорила:

– Вы правы, господин Сабреташ, я не должна слушать этого молодого человека, от этого могут быть дурные последствия. Я положительно буду следовать вашим советам и не уйду с актерами.

– И вы хорошо сделаете, мое дитя. Через некоторое время я надеюсь быть опять здесь, и, если вы не будете довольны своим житьем, мы тогда переговорим. Теперь же, прощайте.

– Да, да, пора спать, вы, верно, уйдете куда-нибудь на ночь.

– Нет, улягусь на эту постель, сосну тут два-три часа и с рассветом отправлюсь в путь, я не хочу, чтоб меня кто-либо видел в этой гостинице, я уйду пораньше, и никто не узнает, что я здесь ночевал.

– В самом, деле, вы отлично сделаете.

– Возможно ли выйти отсюда, не разбудив никого?

– Это очень легко. Вы пройдете на двор, дверь изнутри заперта только железной перекладиной, вы ее отодвинете, и больше ничего, в нашей стороне нет разбойников.

– Хорошо. Прощайте же, моя милая, благодарю вас за все то, что вы сделали для меня, я этого никогда не забуду. Я приду к вам еще раз повидаться. Черт побери! Кто побывал в Африке, тому нетрудно из Парижа пробраться в Немур. И если я когда-нибудь могу вам пригодиться, вы увидите, что я сумею быть благодарным.

– До свиданья, господин Сабреташ, поцелуйте меня.

Солдат поцеловал Вишенку в щеку. Молодая девушка взяла свечку и ушла, пожелав ему доброй ночи. Сходя с лестницы, Вишенка размышляла: «Пойду я в сарай, улягусь там на сено и отлично высплюсь… Нет, мне кажется, я не буду спать, я все думаю об этом молодом человеке, о том, что он мне говорил, я не смела сказать Сабреташу, что Анжело признался мне в любви, что он поклялся любить меня всю жизнь. Да, все это очень мило, но если это не правда… если он только хочет меня обмануть… Ну, а если у меня есть талант, если я могу иметь успех на сцене… все эти господа сказали мне, что у меня хороший голос. Но нет, все это глупости, нужно спать… и следовать советам Сабреташа.»

Чтобы пробраться на сеновал, Вишенке нужно было пройти через двор, подняться по лестнице, которая имела сообщение с комнатами актеров. Сердце Вишенки сильно забилось, когда она проходила мимо двери, которая вела в комнату Анжело.

Ей показалось, что кто-то идет. Какой-то непонятный страх объял ее, дрожащая, она с трудом добралась до сеновала. Отворив дверь, она почувствовала, что кто-то ее обнял, вошел с нею вместе и потом затворил дверь.

– Боже мой. Кто здесь? – шепчет Вишенка, вся дрожа.

Ей не отвечают, но нежно целуют. Она хотела вскрикнуть, но Анжело (это был он) прижал ее к своей груди со словами:

– Я буду любить тебя всю жизнь, я хочу, чтоб ты завтра поехала со мной.

Вишенка старалась оттолкнуть его, но темная ночь… она была одна… и Анжело так хорошо играл свою роль.