Текст книги "Точка вымирания"

Джонс, Пол Энтони
Точка вымирания

Все персонажи и события этой книги вымышлены, любые совпадения с реальными людьми, живыми или умершими, случайны.

Paul Antony Jones

Extinction Point

Дизайн обложки: Марина Акинина

На обложке использована иллюстрация Оксаны Ветловской

Перевод с английского Ольги Кидвати

Печатается с разрешения издательства Amazon Publishing и литературного агентства «Синопсис»

Text copyright © 2012 Paul Antony Jones All rights reserved

Published in the United States by Amazon Publishing, 2013. This edition made possible under a license arrangement originating with Amazon Publishing, www.apub.com

Посвящение

Эта книга посвящается маме и папе. Я тоскую без вас сильнее, чем могу выразить словами.

Грядут дикие, темные времена.

Генрих Гейне

 
Красный дождь
Низвергается,
Красный дождь
Льет, как из ведра,
Заливая все вокруг меня.
 

Питер Гэбриэл

Кто умер

и назначил тебя королем

чего бы то ни было?

Сара Бареллис

Завтра

Глава первая

Приемная была маленькой и тесной, и Эмили тут же возненавидела ее. Унылые грязно-белые стены, вдоль которых стояли дешевые складные стулья, только усиливали клаустрофобию. В дальнем конце помещения скучающая секретарша стучала по клавиатуре ухоженным пальчиком, перемалывая челюстями жевательную резинку. Время от времени изо рта молодой женщины выдувался розовый пузырь, с треском лопался и втягивался обратно.

Седовласый мужчина и мальчишка-подросток ожидали, когда настанет их черед зайти в кабинет врача. Парнишка уткнулся в свой мобильник, его большие пальцы так и мелькали над мелкими кнопками, а мужчина тем временем листал потрепанный журнал, периодически прерываясь, чтобы поднести ко рту ладонь и разразиться сухим отрывистым кашлем. «Ежемесячник „Уход за собакой. Груминг“», – прочла Эмили, взглянув на обложку журнала.

«Почему в этих приемных вечно такие странные журналы? – удивлялась Эмили по пути к столу секретарши. – Словно кто-то с неведомой целью нарочно заваливает ими столики перед кабинетами докторов, стоматологов и бухгалтеров».

Эмили остановилась перед секретаршей, надеясь этим обратить на себя ее внимание, но та была слишком поглощена происходящим на мониторе компьютера. Прошло где-то полминуты, и Эмили, не дождавшись от молодой женщины даже взгляда, громко прокашлялась и заявила:

– Здравствуйте, меня зовут Эмили Бакстер, я из «Трибьюн». На одиннадцать часов у меня назначена встреча с доктором Эвансом.

Секретарша на миг перестала двигать челюстями, загнав жвачку куда-то за румяную щеку, и оторвалась от монитора, где, как теперь увидела Эмили, была открыта какая-то игра.

– Прошу прощения, – сказала она, – как, вы сказали, вас зовут? – И меж ее белых зубок снова мелькнула розовая резинка.

– Эмили… Бакстер, – помедленнее, чтобы до секретарши как следует дошло ее имя, повторила молодая журналистка. – Хочу взять у вашего босса интервью для «Нью-Йорк Трибьюн» о его клинических исследованиях.

Досадливо покосившись на монитор, секретарша взяла с письменного стола дешевый телефон и набрала пару цифр.

– Доктор Эванс, тут к вам пришла Амелия Бекстер. Да, говорит, что она журналистка… хорошо. – Демонстративно переврав имя Эмили, женщина лицемерно улыбнулась. – Кабинет там, – она махнула рукой на коридор у себя за спиной, – третья дверь налево.

– Спасибо, – сказала Эмили, направляясь в указанную сторону, но секретарша уже вернулась к компьютерной игре и увлеченно давила на клавиши. – Сучка! – еле слышно пробормотала себе поднос Эмили и постучала в дверь кабинета.

* * *

Спустя сорок пять минут эта дверь закрылась за ее спиной. Эмили удовлетворенно вздохнула, снова окунувшись в звуки и запахи Нью-Йорка. Она любила этот город. Эмили выросла в Денисоне, штат Айова, маленьком захолустном местечке, окруженном другими такими же неприметными городками. Когда Эмили вспоминала то время, ей казалось, будто всю юность она только и делала, что ждала момента, чтобы вырваться оттуда и отправиться куда-нибудь. Все равно куда, лишь бы там были люди – много людей.

Она никогда не собиралась работать репортером; причиной этому стало скорее удачное стечение обстоятельств, чем сознательный выбор. В ее городке, как и во множестве других ему подобных, издавалась собственная газетенка, выходившая раз в неделю и информировавшая жителей обо всех новостях, от отчета шерифа о задержаниях до обычных политических интриг. Местной газетке нужен был репортер, чтобы освещать локальные городские мероприятия, и Эмили решила попробовать себя на этой стезе. Хэл, издатель, лично провел собеседование. Этот седой старик выглядел лет на восемьдесят, хотя с тем же успехом ему могло быть уже и сто. Он занимался журналистикой со времен Второй мировой войны, когда служил военным корреспондентом в корпусе морской пехоты США. Хэл решил дать Эмили шанс и оплатить ей пару недель работы в качестве внештатного корреспондента. «Если, юная леди, вы с этим справитесь, можно будет подумать о чем-то постоянном», – сказал он Эмили.

И девушка приступила к работе, о которой никогда прежде не задумывалась. Спустя месяц она уже была в штате городской газетки, а через три года поднялась до ведущего корреспондента. «Она тут на месте, как клещ в собачьей заднице», – образно характеризовал ее успех Хэл. Эмили проработала в газете еще пять лет, набираясь опыта, а потом решилась попытать счастья в изданиях посолиднее. Количество отзывов на ее резюме оказалось для девушки приятной неожиданностью, и в конце концов она решила принять предложение «Нью-Йорк Трибьюн», слишком заманчивое, чтобы оставить его без внимания. Это был ее шанс уехать из маленького городка, с которым она так стремилась распрощаться.

Эмили работала в столичной «Трибьюн» уже шесть лет и по-прежнему наслаждалась каждой минутой работы. Тут нельзя было разбогатеть, но размер заработка позволял не беспокоиться о том, как протянуть от зарплаты до зарплаты. Она жила одна, и ей не приходилось, подобно многим коллегам, заботиться о семье.

Эмили никогда не умела водить автомобиль, у нее просто не было такой необходимости. В Денисоне достаточно было оседлать велосипед, чтобы уже через десять минут оказаться в нужном месте. В Нью-Йорке она тоже ездила на велосипеде, чтобы не терять время в пробках, а для перемещения на более дальние расстояния предпочитала метро.

И, конечно, как бы она ни любила свою работу и этот город, порой выдавались деньки, подобные сегодняшнему. Стоял удушающий зной, 92 градуса по Фаренгейту[1]1
  Приблизительно 33 градуса по шкале Цельсия (здесь и далее прим. пер.).


[Закрыть] при шестидесятипятипроцентной влажности. Сочетание таких факторов, как эта способная довести до коматоза влажная жара, секретарша-идиотка и ее столь же дурацкий босс, может испоганить любой день. Однако Эмили не слишком расстроилась: полдень миновал лишь недавно, а у нее в сумке уже лежал материал для первой статьи, и значит, она почти победила.

Теперь она оказалась перед выбором: вернуться в редакцию или заскочить перекусить в ближайшее кафе, а потом засесть за статью. Достав смартфон, Эмили заглянула в ежедневник. До следующей встречи оставалось целых три часа, так что можно было не торопиться.

Всего в паре кварталов Эмили знала небольшое кафе с вай-фаем, где к тому же делали на диво удачные БЛТ-сэндвичи [2]2
  BLT-сэндвич – традиционный сэндвич с беконом, латуком и томатами.


[Закрыть]. В ответ на эту мысль в животе у нее негромко заурчало, и она приняла решение. Отстегнув свой велосипед от знака «Стоянка запрещена» и закинув рюкзак на плечи, Эмили поехала туда, где ее ждал ленч.

Подогнав велосипед к кафе, Эмили приковала его к велостойке, предусмотрительно оборудованной рядом со входом, и зашла внутрь.

В помещении работал кондиционер, и Эмили почувствовала, как неприятно взмокли подмышки, а кожа тут же покрылась мурашками. Журналистку окутали густые звуки мягкого джаза, запах обжаренного кофе и свежей выпечки. В животе снова забурчало.

Эмили подошла к стойке, где ее встретила теплая открытая улыбка владельца кафе, полная противоположность усмешечке секретарши доктора.

– Добрый день, юная леди. Чем сегодня могу вам служить? – спросил он с легким акцентом, выдающим итальянское происхождение.

– Мне капучино, – сказала Эмили, пробежав глазами кофейную карту, – и БЛТ, пожалуйста.

Кафе оказалось безлюдно – до наплыва жаждущих ленча оставался еще час, – и можно было выбрать место. Эмили уселась за четырехместный столик у окна с видом на собственный велосипед, вытащила из рюкзака лэптоп и нажала кнопку питания. Подключиться к вай-фаю было делом одной минуты. Эмили открыла электронную почту и подождала, пока загрузятся мейлы, которые пришли за последнюю пару часов. Письмо от редактора с напоминанием о необходимости сдать статьи до наступления дедлайна соседствовали с обычным спамом, сулившим увеличить размер члена и предлагавшим купить чудо-лекарства непосредственно из Китая по невероятно низкой цене. Ничего важного.

Запустив браузер, она вышла на новостную ленту Си-Эн-Эн, где пестрела обычная смесь сетевых передовиц: в какой-то забытой Богом стране третьего мира по-прежнему бушевал военный конфликт, некоего политика снова поймали со спущенными штанами, по всей Европе повсеместно установилась аномальная странная погода. Сухие цифры фондового рынка информировали о том, что дела с ее накопительным пенсионным счетом обстоят даже хуже, чем вчера.

Эмили кликнула на прогноз погоды и углубилась в него.

Там говорилось, что «Ассошиэйтед Пресс» сообщает о странном погодном феномене в Европе. Из разных стран приходили вести о «непонятных красных осадках», выпавших без видимых метеорологических причин. Первый случай был зарегистрирован в России, в Смоленске, чуть больше двенадцати часов назад. Шло время, и информация о том, что новостные агентства удачно, пусть и не слишком оригинально, поспешили назвать «красным дождем», поступила из Финляндии, Швеции, Польши, Германии, Великобритании и Испании.

– Что интересного в мире? – спросил хозяин кафе, ставя перед Эмили тарелку с сэндвичем и чашку дымящегося кофе.

Элиза подняла глаза и улыбнулась:

– Ничего, если вам не хочется побеседовать о погоде.

Владелец кафе определенно не заинтересовался погодной темой и ограничился ответной улыбкой, прежде чем вернуться к себе за стойку. Эмили откусила громадный кусок от своего сэндвича – тот был неправдоподобно хорош. Стараясь не накрошить на клавиатуру, она продолжила чтение новостей.

В Си-Эн-Эн отказались от формулировки «красный дождь», назвав непонятное явление «кровавым дождем». «Хорошо, – подумал репортерский мозг Эмили, – удачный ход. Дайте природному феномену звучное страшное название, и событие сомнительной важности покажется куда более пугающим и опасным. Статья с таким названием практически гарантированно попадет на первую полосу, а ее автор, везучий сукин сын, вероятнее всего, сможет еще пару раз написать на эту тему».

В новостях приводилась подборка свидетельств очевидцев кровавого дождя в разных концах Европы. Очевидцы сообщали, что дождь начался около половины первого дня и шел словно ниоткуда. «У него был такой забавный запах! А на вкус он напоминал кислое молоко, я попробовал», – сказал очевидец из Смоленска.

«Как только твой чертов язык повернулся сказать такую чушь? – удивилась Эмили. Ее не переставал поражать интеллектуальный уровень некоторых людей. – Кто знает, откуда только такое берется?»

Приходилось признать, что это, вне всякого сомнения, интересная история, но, скорее всего, там произошло что-нибудь наподобие Чернобыля. Например, какой-то безвестный химический комбинат в отдаленной части России спонтанно выбросил в атмосферу токсичное красное дерьмо. Зная, как делаются дела на территории бывшего Советского Союза, можно предположить, что пройдут месяцы, если не годы, прежде чем станет известно, где находится этот комбинат. Некоторые вещи никогда не меняются.

Эмили снова откусила от сэндвича и глянула на часы за стойкой: на цифровом дисплее было 12: 28. «Пора шевелить булками», – подумала она и принялась собираться, захлопнув крышку лэптопа и сунув его в рюкзак.

За окном вот уже бессчетное число лет кипела суетливая нью-йоркская дневная жизнь. Менялись люди, дома становились выше и грязнее, но на самом деле все сводилось все к тем же непрекращающимся крысиным бегам, в которых по мере сил участвовал каждый.

И Эмили это нравилось.

– С вас восемь долларов семьдесят пять центов, – сказал итальянец за стойкой.

Эмили вставила электронную карту в считыватель, ввела пин – код и сунула чек в маленькую сумочку. Когда придет время подавать налоговую декларацию, в ход пойдет даже такая мелочь.

– Хорошего вам… – Хозяин кафе вдруг умолк на полуслове, глядя поверх ее плеча на улицу. – Что за фигня там происходит? – скорее у самого себя спросил он.

Прежде чем обернуться и посмотреть, о чем идет речь, Эмили заметила на его лице выражение некоторого замешательства.

За окном обнаружился плавящийся от зноя тротуар и заасфальтированная проезжая часть. Привычная суета, которую Эмили отметила всего несколько минут назад, исчезла, многие пешеходы просто замерли посреди дороги. Большинство из них, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, смотрели в небо.

– Что за… – воскликнула Эмили, шагнув к окну.

С безоблачного нью-йоркского неба вдруг начал падать багряно-красный дождь, мелкий, будто легкая летняя морось. На раскаленный тротуар плюхались капли, постепенно собираясь в небольшие кровавые лужицы. Жирная красная блямба шлепнулась на витрину магазина и медленно поползла по стеклу, куда более вязкая, чем обычная капля дождя. Название «кровавый дождь» вдруг показалось наблюдавшей за происходящим Эмили как нельзя более уместным. За несколько секунд дождик превратился в настоящий ливень, он сек тротуары, дороги, дома за порогом безопасного кафе. Он пятнал окно, будто грязь, или, вернее сказать, будто кровь, забрызгавшая место преступления. Под действием гравитации густые капли медленно ползли вниз по стеклу, оставляя за собой потеки, похожие на кровавые. Все больше и больше капель ударяло в стекло, они становились все крупнее и били все сильнее, так что Эмили уже могла слышать стук ударов, похожий на звук падающих градин.

Пешеходы, до этого в растерянности застывшие посреди дороги, ожили и в поисках убежища бросились к тентам, парадным и магазинам. Некоторые на бегу прикрывали головы кейсами или клатчами. За считаные секунды все, кто находился под открытым небом, стали похожи на героев фильма ужасов, летние рубашки окрасились кармином. Красным стало все, что оказалось в зоне досягаемости кровавого дождя, капли которого словно прилипали к любой поверхности, с которой вступали в контакт.

«Это невероятно!» – подумала Эмили.

Чтобы лучше разглядеть происходящее, она вытянула шею. Обзор был не очень, потому что вокруг стояли слишком высокие здания, но над крышами Эмили смогла разглядеть клочок чистого голубого неба. Там, насколько она могла судить, не было ни облачка. Не было там и никаких летательных аппаратов, которые могли бы разбрызгивать красную субстанцию, не было ничего – кроме множества густо-красных точек на фоне сияющей голубизны. Теперь их стало так много, что на тротуарах образовались большие клейкие лужи, подпитываемые из водосточных труб, которые, словно перерезанные артерии, извергали на улицы кровавые потоки. Красные ручьи бежали по водостокам вдоль тротуаров.

Внезапный звук удара заставил Эмили вскрикнуть от неожиданности и отскочить от окна. Что-то большое вдруг впечаталось в стекло и, трепеща, шлепнулось на тротуар снаружи. Это был застигнутый красным дождем полуослепший голубь. Птица, одно крыло которой, видимо, оказалось сломано, несколько секунд билась в конвульсиях, потом два раза дернулась и замерла.

Эмили, словно загипнотизированная, наблюдала за умирающей птицей, а потом услышала, как хозяин кафе с сильным акцентом прошипел себе поднос: «Merda!», – от невероятности происходящего переходя на родной язык.

Эмили оторвала взгляд от мертвого голубя как раз вовремя, чтобы заметить других низвергающихся с неба птиц. Словно осенние листья, они валились на крыши автомобилей, врезались в дома, а потом падали на дорогу, где некоторые из них оказывались под колесами немногих еще не остановившихся машин. Эмили показалось, что она видит среди издыхающих голубей ворон. Какая-то более крупная птица (быть может, чайка?) врезалась в лобовое стекло припаркованной на другой стороне улицы машины, заставив возмущенно взвыть противоугонную сигнализацию.

А потом ливень пошел на убыль так же внезапно, как начался. Барабанный стук капель сошел на нет, остались лишь густые лужи непонятной красной жидкости, стекавшей отовсюду, да восемь миллионов совершенно ошарашенных нью-йоркцев.

* * *

Через несколько минут после того как красный дождь прекратился, люди стали выглядывать из своих убежищ, а потом и покидать их. Некоторые повели себя как типичные нью-йоркцы: им, казалось, не было никакого дела до беспрецедентного явления, свидетелями которого они только что стали. Их волновали только их прерванные дела. Другие, напротив, выжидали, предпочитая не двигаться с места, лишь бы не рисковать снова оказаться захваченными кровавым ливнем. Эмили видны были расширившиеся глаза тех, кто выглядывал из-под навесов, и прижавшиеся к окнам лица уставившихся в небо людей, которые либо стояли, разинув рты, либо шевелили губами, видимо рассказывая об увиденном тем, кто находился позади них.

Эмили наблюдала за происходящим, и ее сердце постепенно переставало частить, возвращаясь к нормальному ритму. Журналистка решила пока не оставлять безопасное кафе и застыла у выхода. Некоторые беспокойные натуры уже приступили к исследованию последствий кровавой бури. Со своего места перед дверью кафе Эмили видела, как под действием послеполуденной жары медленно испаряются вязкие красные лужи.

– Боже! – вдруг воскликнула она. Ее репортерская сущность наконец-то возобладала над осторожностью, Эмили открыла дверь и шагнула на улицу.

Вокруг были мертвые птицы, сотни мертвых птиц. Их тела валялись на проезжей части, на тротуаре, на припаркованных автомобилях, и каждое крохотное тельце окружал медленно исчезающий красный студенистый ореол. Эмили понадобилась пара минут, чтобы осознать, что она упускает прекрасную возможность написать статью. Сняв с плеч рюкзак, она извлекла из него свой «Никон» и, переведя его в режим видеосъемки, нажала на кнопку записи. Отсняв достаточно, Эмили перешла в режим фотографии и принялась делать крупные планы мертвых птиц, бледных ошеломленных лиц людей и, самое главное, быстро испаряющиеся следы красного ливня. На руле ее велосипеда еще оставалось несколько кровавых шлепков, и Эмили запечатлела, как вязкая субстанция непристойно медленно стекала вниз, образуя у переднего колеса маленькую лужицу.

Перейдя в режим макросъемки, Эмили увидела, что оставшаяся после чертова как-бы-дождя субстанция не просто испарялась или впитывалась, как обычные жидкости. Красная вязкая масса словно распадалась на мельчайшие частицы. Продолжая съемку, Эмили заметила, как одна из лужиц рассеялась на сотни малюсеньких красных частичек, которые взметнулись вверх и закувыркались в потоках теплого воздуха, будто струя аэрозоля, а потом разлетелись как парашютики одуванчика. Ребенком Эмили очень любила смотреть, как эти парашютики кружатся в потоках теплого вечернего ветерка.

– Как вы думаете, что это было? – спросил какой-то парень, вернув ее к действительности. Он стоял под навесом соседствующего с кафе книжного магазина. Его строгую деловую рубашку испещряли красные полосы, а в волосах запутались кровавые капли. – В смысле, откуда оно взялось? Ведь облаков совсем не было.

После секундного размышления Эмили ответила:

– У меня нет ни одной долбаной догадки откуда. Я вообще без понятия.

Глава вторая

Эмили вернулась в кафе.

– И чё вы об этом думаете? – спросил хозяин кафе. Он так и не покинул безопасного места за стойкой, и Эмили не могла сказать, что осуждает его за это.

– Я знаю не больше вашего, – хмыкнула она.

Пожилой итальянец, казалось, принял ее ответ как нечто само собой разумеющееся и принялся кивать, словно она подтвердила уже известный ему факт.

– Это ненормально, – сказал он, ни к кому не обращаясь.

Находясь снаружи, Эмили старательно избегала красной субстанции, тщательно обходя лужи на тротуаре и стараясь, чтобы на ее кожу не попало ни капли этого дерьма. Однако руль ее велосипеда по-прежнему был в багровых потеках, а Эмили не собиралась рисковать, если этого можно избежать.

– Можно мне взять парочку? – спросила она итальянца, указывая на контейнер с бактерицидными салфетками на углу стойки.

– Конечно-конечно, – разрешил тот, – пользуйтесь.

Вытащив из пластикового контейнера пять влажных салфеток, Эмили подошла к велосипеду, тщательно протерла руль, кожаное сиденье и раму, а использованные салфетки бросила в урну.

Сочтя велосипед достаточно чистым, она села в седло, ослепительно улыбнулась владельцу кафе, показав ему сложенные колечком пальцы, – мол, все о’кей, – и стартовала в направлении редакции «Трибьюн».

Нью-Йорк тем временем уже вновь скатывался в повседневную рутину, будто красный дождь, обрушившийся с голубого безоблачного неба, был обыденным явлением, а вовсе не событием, способным парализовать жизнь мегаполиса. По улицам, как в любой другой день, полз поток машин. Когда нерадивые пешеходы, положившись на удачу, перебегали дорогу в неположенном месте, у водителей не выдерживали нервы, и автомобили разражались яростным бибиканьем. Бесцельно бродили туристы, пялясь на витрины магазинов, щелкая дорогими с виду камерами и совершенно не обращая внимания на валяющихся на асфальте дохлых птиц, а камикадзе-велосипедисты, испытывая судьбу, лавировали в потоке машин.

Тем не менее тут и там на глаза Эмили попадались следы красного дождя: лужи на тротуарах, пятна на одежде, озабоченные лица прохожих. А еще она заметила едва видимые частички красной пыли, словно пыльца, клубящаяся в жарком воздухе.

И хотя большая часть горожан, казалось, уже и думать забыла о недавнем катаклизме, Эмили чувствовала: сегодня не обычный нормальный день. Где-то в глубине ее существа гнездилась абсолютная уверенность, что мир не забудет этот день и те дни, что за ним последуют, покуда будет существовать род человеческий.

* * *

Мало что может огорошить человека, посвятившего себя журналистике, так же сильно, как тишина в новостном отделе редакции. Как правило, тут пишутся и компонуются заметки, и поэтому обычно в любое время тут полно репортеров, которые носятся туда-сюда, шушукаются по углам и обрывают телефоны; новостной отдел – это живое трепетное сердце любой газеты.

Поэтому, толкая двойные двери отдела новостей, Эмили ожидала погружения в шумную суету – особенно к этому располагали метеорологические странности, свидетелем которых она только что стала, – но вместо этого ее окутала тишина, как в читальном зале библиотеки.

Замявшись у дверей, Эмили бросила беглый взгляд на помещение. Все тридцать с лишним репортеров и редакторов дневной смены никуда не делись, но, вместо того чтобы трудиться на своих рабочих местах над вечерним выпуском, они сгрудились вокруг пяти пятидесятидюймовых телевизоров на стене. Обычно каждый телевизор был настроен на один из ведущих национальных или международных новостных каналов, чтобы от внимания сотрудников газеты не ускользнула ни одна важная новость. Но сейчас все экраны транслировали канал Си-Эн-Эн, и журналисты, включая главного редактора, в молчании наблюдали за тем, как другие освещают событие, за которое в любой другой день они непременно ухватились бы сами.

Никто не заметил, как вошла Эмили, не отпустил обычных шуточек, не поприветствовал ее; строго говоря, ни один из ее друзей-товарищей не оторвал глаз от телеэкрана, когда Эмили пробралась на свое рабочее место и бросила рюкзак на стол.

Для того чтобы работа редакции встала, особенно если на носу дедлайн, могла быть всего пара причин. Первая – никто из присутствующих не видел того, что произошло меньше часа назад. Эмили сразу отмела это предположение, потому что, очевидно, все были в курсе случившегося. На одежде многих ее коллег расплылись пунцовые пятна; очевидно, они, как и сама Эмили, в момент катаклизма были далеко от офиса.

Вторая причина (Эмили с трудом могла в нее поверить) заключалась в том, что Си-Эн-Эн передавал еще более значительные новости. Такая возможность сильно испугала Эмили, ведь она полагала, что событий, сопоставимых с красным дождем, не происходило со времен одиннадцатого сентября[3]3
  11 сентября 2001 года боевиками исламской организации «Аль-Каида» на территории США был совершен террористический акт, в результате которого были разрушены здания Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, и погибло около трех тысяч человек. Эти события также носят название ⁹/₁₁


[Закрыть].

– Эмили? Где ты была? С тобой все в порядке? – Самокопание Эмили прервала пулеметная очередь вопросов одного из помощников редактора, Свена Конколи.

– Я. Выходила. Да, – выстрелила она ответной очередью, а потом глубоко вздохнула, чтобы унять нервы. Только сейчас Эмили поняла, насколько она, оказывается, измотана. – Что тут такое? Ты видел, что произошло? – спросила она, сделав жест в сторону окна.

Свен проигнорировал ее вопрос.

– Иди сюда, – потребовал он. – Ты должна на это взглянуть, и немедленно. – Не дожидаясь согласия, он подхватил ее под локоток и сопроводил к группе людей у ближайшего телевизора.

В телестудии ведущая новостей была на видеосвязи с каким-то молодым человеком. Его испуганное лицо зависало в верхнем правом углу экрана, создавая впечатление, что он находится где-то за плечом ведущей. Надпись внизу гласила: «Франсуа Ревельон». На взгляд Эмили, ему было лет двадцать шесть, от силы двадцать восемь. В его налитых кровью глазах плескалась едва сдерживаемая паника, контрастировавшая с тем, как сдержанно и спокойно он отвечал на вопросы телеведущей.

– …что именно происходит? Вы можете описать то, что видите?

Молодой человек заговорил, и по сильному акценту стало понятно, что он европеец.

Он француз, решила Эмили, или, быть может, бельгиец.

– Тут все больны. Очень больны, – сказал Франсуа.

Его лицо было так близко к камере, что Эмили могла разглядеть, какая у него бледная, полупрозрачная кожа. Лоб испещряли красные жилки, паутина лопнувших капилляров тянулась от левого виска почти до белесых усиков. Видно было, как капли пота выступают у него на лбу и медленно стекают по лицу. Когда молодой человек на миг отвернулся от камеры, Эмили заметила у него на шее еще несколько лопнувших кровеносных сосудов. Уголки его глаз налились кровью, белки были словно покрыты красной сеткой. Он выглядел будто боксер, выстоявший двенадцать раундов.

– Люди умирают, – сказал Франсуа, – множество людей. Они заболевают и почти сразу умирают. Трупы на улицах, в машинах. Много, очень много смертей.

– Вы сказали, много смертей, это сколько? Можете нам рассказать?

Мужчина помолчал и продолжил:

– Все умирают, – сказал он. – Все. – Он слегка запнулся, и его лицо исказилось от ужаса, очевидного всякому, кто в этот миг смотрел на него. – Глядите, я сейчас покажу, – продолжил он, развернул свой ноутбук и отнес его к окну в эркере второго этажа.

Снаружи было темно, но света нескольких уличных фонарей оказалось достаточно, чтобы собравшиеся у экранов разглядели застроенную двухэтажными домами и усаженную деревьями улицу. Дома, простые прямоугольные коробки, выглядели очень по-европейски, они напомнили Эмили когда-то виденные ею фотографии Прованса. Вдоль проезжей части стояло несколько кое-как припаркованных автомобилей. Поперек дороги замерла белая малолитражка, передние колеса которой были на тротуаре, а задние – на проезжей части, из выхлопной трубы тянулся шлейф выхлопа из так и не заглушенного двигателя.

– Что это? – спросил стоявший рядом с Эмили репортер, указывая на что-то темное, почти неразличимое, в беспорядке валяющееся на тротуаре и проезжей части. Один из этих непонятных объектов вроде бы слегка подергивался в свете уличного фонаря. – Это что, тела? Мать вашу, это все – тела! – В голосе молодого репортера звучала паника, заставляя его говорить все громче и громче.

Эмили насчитала на улице, как минимум, пятнадцать неподвижных фигур. На таком расстоянии невозможно было определить их пол, но, судя по размеру, в числе мертвых был ребенок. Протягивая руку к неподвижному детскому тельцу, на тротуаре рядом с ним замерла фигура побольше.

Плохо, поняла Эмили. Может быть, совсем плохо.

На экране снова появилось лицо молодого человека, и все собравшиеся у экранов разом ахнули в потрясении и ужасе. Камера совсем недолго была обращена на улицу, но за это короткое время белки глаз у юноши стали абсолютно красными. Его глаза теперь напоминали две лужицы густеющей крови, в них не осталось и намека на белый цвет. Нити кровеносных сосудов, которые Эмили заметила раньше, теперь стали вдвое толще, расползлись по щекам и по всему лицу. Из обеих ноздрей вдруг потекли густые струйки кровянистой слизи.

Возможно, виной всему был ее собственный страх, но Эмили видела в глазах несчастного, которые стали похожи на черные ямы, охвативший его ужас. Охваченные каким-то извращенным очарованием, люди перед экранами смотрели, как Франсуа, силясь что-то сказать, открыл рот, потом закрыл его, а потом оттуда вдруг хлынул поток красной жидкости, забрызгав объектив камеры. Ноутбук выпал из рук молодого человека, и на экранах телевизоров появилось изображение ножки стула. Из динамиков донесся тихий захлебывающийся стон. Он быстро оборвался, видимо, ведущая программы Си-Эн-Эн приглушила звук. Она дрожала и была так бледна, что этого не мог скрыть даже толстый слой косметики. Постаравшись взять себя в руки, ведущая произнесла:

– Если… если вы все еще с нами…

Но Эмили не услышала последующих слов, потому что стоявшая рядом с ней миниатюрная блондинка вдруг разрыдалась и схватила ее за руку:

– Нет! Ох, нет! – снова и снова повторяла блондинка.

Эмили никак не могла вспомнить, кто это. Паника в голосе этой молодой женщины все нарастала, пальцы сильнее и сильнее сжимались на руке Эмили, по щекам побежали слезы.

– Неужели это случится и со мной? – еле слышно блеяла она, вцепившись свободной рукой в собственную испачканную красным блузку. – Неужели я умру?

Эмили сжала ее руку так крепко, как только смогла.

– Нет, конечно же, нет, – сказала она, хотя даже ей самой было слышно, как неуверенно звучит ее голос. – С нами все будет хорошо. – Эмили постаралась произнести это как можно убедительнее и подкрепила свои слова вымученной улыбкой.

Свен оттащил ее в сторону.

– Ты веришь во все это дерьмо? Господи Иисусе!

– Как насчет других новостных агентств? Что они говорят? – спросила Эмили.

– То же самое: вначале идет красный дождь, а потом люди умирают. А из тех стран, что восточнее Германии, уже несколько часов нет никаких известий. Похоже, что вся Европа к хренам собачьим вымерла.