Текст книги "Класс: путеводитель по статусной системе Америки"

Прежде чем мы спустимся ступенькой ниже и отдалимся от трех высших классов, мы должны еще немного задержаться и задуматься о важности географического места, когда мы даем им (классам) определение. Представители среднего класса и пролетарии1919
  Автор называет представителей этого класса «пролами» (proles), как Дж. Оруэлл в романе «1984» и Дж. Лондон в «Железной пяте». – Примеч. пер.


[Закрыть] (prole classe) скорее всего окажутся в заблуждении, воображая, будто место не слишком связано с классом и что к высшим классам можно принадлежать где угодно. Трудно представить себе заблуждение более грубое.

(– Если я правильно понимаю, молодой человек, вы хотите вступить в Клуб Космополитен.

– Да, сэр.

– Скажите, пожалуйста, откуда вы родом?

– Местечко Истина или Последствия, штат Нью-Мехико, сэр.

– Понятно. < Отводит взгляд>)

В США наберутся десятки тысяч мест, достаточно величественных, чтобы заслужить собственный почтовый индекс. Обладая определенным знанием и тонким вкусом, можно расположить их все в порядке классовой иерархии – от Гросс-Пойнт и Уотч-хилл до низов вроде Нидлз и Пайксвилль2020
  Дословно: от Важного места и Холма Наблюдателя до Иголочек и Колючковилля. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Наилучшие в социальном отношении места, пожалуй, будут сосредоточены там, где долгое время заправляли финансово благоразумные англосаксы – например, Ньюпорт (Род-Айленд), Хаддам (Коннектикут) или Бар-Хар бор (Мэн). Лос-Анджелес получит низкий статус – и не столько за свою уродливость и банальность, сколько за то, что он так долго принадлежал испанцам. По этой же причине Сент-Луис опережает техасский Сан-Антонио.

Невозможно сказать с точностью, что же относит место к определенному классу, придает ему черты этого класса. Полвека назад Г. Менкен в издании «Американская ртуть»2121
  Mencken H.L. (ed.). The American Mercury. Периодическое издание, выходило в 1924– 1950 гг., в том числе под редакцией Менкена с 1924 по 1933 год. – Примеч. пер.


[Закрыть] попытался разработать надежный ориентир, предложив сотню «социальных индикаторов» – таких как численность жителей, упомянутых в справочнике «Кто есть кто», или выписывающих журнал «The Atlantic», или расходующих много бензина. Наверное, сегодня высокий ранг получило бы место, население которого не особенно выросло со времен исследования Менкена. По крайней мере мы можем ввести такой критерий, исходя из того факта, что после 1940 года население Майами, этого кошмарного места, выросло со 172 тыс. до 343 тыс. человек, население Феникса – с 65 тыс. до 683 тыс., а население Сан-Диего – с 200 тыс. до 840 тыс. человек. Другим признаком классовой благонадежности и желанности может быть отсутствие площадок для боулинга. Упоминаю это потому, что Ричард Бойер и Дэвид Саваго в своем справочнике «Альманах рейтинга городов»2222
  Boyer R., Savageau D. Places Rated Almanac: Your Guide to Finding the Best Places to Live in America. Chicago: Rand McNally & Company, 1981.


[Закрыть] обнаружили, что перечисленные ниже городишки предлагают наилучший доступ к боулинговым дорожкам – и мы просто не можем не отметить, какие же удручающе жалкие это места:

• Биллингс, штат Монтана;

• Оуэнсборо, штат Кентукки;

• Мидлэнд, штат Техас;

• Пеория, штат Иллинойс;

• Дюбюк, штат Айова;

• Одесса, штат Техас;

• Александрия, штат Луизиана.

Как я только что показал, пожалуй, легче сказать, что делает место социально непривлекательным, нежели объяснить, что делает его желанным. Еще один способ оценить степень непривлекательности места – это измерить, насколько тесно оно ассоциируется с религиозным фундаментализмом. Акрон, штат Огайо (по всем прочим критериям – сущая свалка, иначе не скажешь) навеки прославился как родина евангелиста Рекса Эммануила Гумбарда, так же как Гринвилль в Южной Каролине известен тем, что здесь расположен Евангелический университет Боба Джонса, а Уитон, штат Иллинойс, ассоциируется с протестантским Уитонским колледжем, взрастившим великого Билли Грэма. Как калифорнийский Гарден-гроув – обиталище преподобного Роберта Шуллера, знаменитого своей механической улыбкой и Хрустальным собором. Может ли представитель высшего класса жить в Линчбурге, штат Вирджиния? Едва ли, поскольку отсюда транслируются радиопроповеди Джерри Фалуэлла, здесь стоит его церковь и именно здешний адрес указывается на добровольных пожертвованиях. Да, пожалуй, общий принцип таков: человек из высшего класса не может жить в месте, которое ассоциируется с религиозным пророчеством или чудом – как Мекка, Вифлеем, Фатима, Лурд или Солт-Лейк-Сити. Примечательно, что самые окультуренные места – Лондон, Париж, Антиб и даже Нью-Йорк – успешно проходят этот тест, хотя, если подходить с самой жесткой меркой, на Рим брошена тень. И все же он выше классом, чем, например, Иерусалим.

Одним из признаков желанности города является качество его лучшей газеты. Классовая уязвимость Вашингтона – несмотря на его претензии на высокий статус, со всеми его посольствами и проч. – бросается в глаза, стоит лишь открыть «The Washington Post», которая по воскресеньям одаривает читателей (высший слой пролов) не только гороскопом, но и подробным пересказом перипетий сюжета в актуальных мыльных операх, а также неизменной колонкой в духе «Спрашивали? Отвечаем!» с проникновенными советами от Энн Лэндерс. Аналогичным образом вы догадаетесь, что Индианополис не может похвастаться высокими классовыми связями, как только заметите: «Индианополис Стар» радует читателей не только всем перечисленным, но и подсказывает на первой полосе «Сегодняшнюю молитву». И Флорида (кроме разве что Палм-Бич), и Южная Калифорния (кроме разве что Пасадены) десятилетиями считаются социально безнадежными. И словно это всем известный факт, самые гнусные ночные клубы за границей, особенно в разудалых новых местечках вроде Западной Германии, радостно называют Флоридой. Причина, почему ни один цивилизованный человек не станет и помышлять поселиться в окрестностях Тампы, – в том, что в 1970-х годах тут красовалась вывеска, рекламирующая близлежащий Аполло-Бич: «Гай Ломбардо приглашает тебя в соседи». Похожим образом и пенсионеров соблазняют прикоснуться к волшебному ореолу их музыкального кумира, предлагая им покупать жилье в Лоуренс-Велк, Кантри-Клаб, Мобайл-Эстейтс в Эсконидо, Калифорния. В рубрике частных объявлений в недавнем выпуске пролетарской «National Enquirer» мелькнули четыре объявления, предлагавшие получить дутый университетский диплом, – и во всех четырех указан калифорнийский адрес. А иные события представляются просто совершенными образчиками классового поведения – достаточно вспомнить лишь несколько безупречно точных ходов: заброшенная «Королева Мэри» почила на свалке такого безмозглого места, как Лонг-Бич, штат Калифорния; в Санкт-Петербурге, штат Флорида, разместился музей Дали; штаб-квартира нефтяной корпорации STP расположена во флоридском же курортном Форт-Лодердейле.

На этом фоне встает вопрос: «И где же в этой стране могут обитать представители высших классов?». Прежде всего, конечно, в Нью-Йорке. Потом Чикаго. Сан-Франциско. Филадельфия. Балтимор. Бостон. Возможно, Кливленд. И в сельской глубинке Коннектикута, штата Нью-Йорк, Вирджинии, Северной Каролины, Пенсильвании и Массачусетса. Вот, пожалуй, и все. Нельзя сказать, что особенно хорошим тоном считается жить в Нью-Джерси (кроме разве что Бернардсвилля и, быть может, Принстона), но любое место в Нью-Джерси уж точно лучше калифорнийских Саннивейла, Сайпруса или Комптона; Кантона в Огайо; Рено в Неваде; Шайенна в Вайоминге; Альбукерке в Нью-Мехико; Коламбуса в Джорджии и ему подобных военных городков; или Пармы в Огайо – городишка в 100 тыс. жителей, где нет ни ежедневной газеты, ни автобусов, ни отеля – даже и карты города-то нет. Невозможно представить в этой роли и Эвергрин в Колорадо, ибо здесь родился Джон Хинкли, равно как и Даллас, ибо – наряду с кучей не менее веских причин – здесь жил Ли Харви Освальд. Говорят, знатоки в данной области считают Лас-Вегас «мировой столицей дешевки», и, полагаю, некоторое представление о вашей позиции в классовой иерархии – выше она или ниже – вы можете получить по той степени, в какой можете похвастаться слабостью осведомленности о его жизни. А как насчет Акапулько?

Впрочем, вернемся к классам. Средний класс легче распознать по его нешуточной серьезности и психической уязвимости, нежели по его средним доходам. Я знавал несколько очень богатых людей, которые упрямо цепляются за повадки среднего класса – то есть ужасаются при мысли, а что о них подумают, и одержимы желанием сделать все правильно, только бы избежать критики. Средний класс – та середина, где обеденные манеры становятся чертовски важны и где неизменные тюлевые занавески вуалируют занятия вроде игры «спрячь колбаску» (уж точно никто из среднего класса такого не произнесет – они скажут свое дурацкое «заниматься любовью»). Средний класс, всегда трепетно воспринимающий обиду, – главный рынок для всевозможных «ополаскивателей для рта», и если бы он вдруг сгинул, то вместе с ним рухнул бы и весь «дезодорантный» бизнес. Если врач-терапевт чаще принадлежит к высше-среднему классу, то дантисты с мрачной решимостью признают: да, они в середине; говорят, дантистов терзают ужасные статусные переживания, когда им доводится быть представленными «медикам», как они промеж собой любят называть терапевтов. (Сами терапевты называют себя «докторами» и обожают это делать прямо перед дантистами, а также перед профессорами университетов, мануальными терапевтами и прорицателями.)

«Статусная паника» – вот беда среднего класса, по определению Чарльза Райта Миллса, автора «Белых воротничков» (1951) и «Властвующей элиты» (1956)2323
  Mills C.W. White Collar: The American Middle Classes. New York: Oxford University Press, 1951; Mills C.W. Power elite. New York: Oxford University Press, 1956 (рус. изд.: Миллс Р. Властвующая элита. М.: Изд-во иностранной литературы, 1959).


[Закрыть]. Отсюда и их тяга насобирать целый веер кредитных карт и подписаться на «The New Yorker», который, как им кажется, свидетельствует об их высше-среднем вкусе. Их приверженность этому журналу – или его колонке объявлений – хороший пример, иллюстрирующий тезис Миллса: средний класс склонен «заимствовать статус у вышестоящих». Рекламодатели в «The New Yorker» прекрасно это знают, и некоторые их якобы высше-средние жесты, адресованные среднему классу, уморительно забавны – вроде мелькнувшей недавно рекламы дорогих писчебумажных наборов с печатным приглашением. Обратите внимание на претенциозное британское написание второго слова в третьей строке2424
  Приглашение начинается словами «In honour of…» с британским написанием «honour» вместо американского «honor». – Примеч. пер.


[Закрыть]:

Высокочтимых Доктора и миссис Леонард Адам Вестман

Доктор и миссис Джеффри Логан Брэндон

почтут за честь пригласить

наилюбезнейше разделить с ними наслаждение

(здесь высшие классы могли бы написать «коктейлями» или, чтобы наверняка попасть в точку, – «напитками». Однако в данном случае «Доктор» и миссис Брэндон зазывают вас конкретно)

икрой и шампанским,

в пятницу, и т.д., и т.д.

Охотничий клуб «Долина»,

Стэмфорд, Коннектикут, и т.д

Остается подставить только точные названия напитков.

Если аудитория подобных наставлений некогда казалась крепчайшим образом привязанной к своему времени и месту, то сегодня она кажется классом, который в наибольшей степени оторвался от своих корней. Представители среднего класса не только сами покупают себе семейные реликвии, фамильное серебро и т.д. Они также чаще прочих перемещаются на дальние расстояния (как правило, в мало заманчивые местечки), а потом по команде закинувшей их туда корпорации сматывают удочки и отправляются куда-то еще. Это, например, геолог в нефтяной компании; программист; инженер в аэрокосмической отрасли; продавец, закрепленный за новым офисом продаж, его сопровождает «менеджер по маркетингу» (бывший продавец), приставленный приглядывать за ним. Эти люди и их семьи селятся в пригородах и новостройках. <Командующей> «армией и флотом», если использовать сравнение Уильяма Уайта-мл.2525
  Имеется в виду книга: Whyte W.H., Jr. The Organization Man. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2002 [1956]. Например, с. 270. – Примеч. пер.


[Закрыть], для них выступает корпорация, на которую они работают. Корпорации IBM и DuPont нанимают таких сотрудников после окончания теми второсортных колледжей и втолковывают им: либо они «члены команды», либо никто. Не допускается практически никаких поблажек, которые позволили бы показать носик индивидуальности или проявиться более мягким формам эксцентричности, и такие работники вскоре приучаются избегать любых идеологически окрашенных заявлений – особенно, как мы увидим, в меблировке своих гостиных. Страшась потерять работу, эти люди становятся пассивными, их человеческое достоинство подавлено, они воспринимают себя лишь как винтик в составе неизмеримо большей структуры. К тому же винтик, который легко заменить на другой. «Подготовка делает наших сотрудников взаимозаменяемыми», – сказал однажды один из руководителей IBM.

Неудивительно, что средний класс, которого почти всегда заставляют вот так чувствовать себя рабом, рвется к весомости и значительности, пусть иллюзорным. Один из признаков – их тяга к геральдическому самоутверждению («Этот изысканнейший сертификат с водяными знаками отобразит ваше фамильное древо»). Другой – их обычай ежегодно рассылать семейные информационные бюллетени с перечислением последних свершений на пути превращения в «профессионалов»:

Джону исполнилось 22, он учится на первом курсе стоматологического факультета в Университете Уэйна.

Кэролайн устроилась на хорошую должность – секретарь-референт в престижной фирме в Бойсе, штат Айдахо.

Иногда такие письма в самом деле пишут от всего сердца, с гордостью перечисляя все новые «аффилиации», собранные за минувший год: «В этом году Боб стал членом Младшей торговой палаты, присоединился к Североамериканской лиге коллекционеров крышек от пивных банок, а также к Совету выпускников Университета Эвансвилля и Юным республиканцам округа Вандебург». (Сравните с вебленовским: «Поскольку консервативность является характерным признаком более богатой, а следовательно, почтенной части общества, она приобрела известную украшающую и наделяющую почетом значимость»2626
  Цит. по: Веблен Т. Теория праздного класса. М.: Прогресс, 1984.


[Закрыть].) Переживая, как бы ее не сочли пустым ничтожеством, супруга господина из среднего класса тщательно наряжается, собираясь выйти в магазин. Инстинкт подсказывает ей то, что одна дама из среднего класса однажды сформулировала любопытному социологу: «Вы знаете, в универмаге ведь чувствуют класс, хорошо одетую леди обслуживают гораздо лучше».

«Человек, для которого единственным критерием при оценке других является полученный ими при рождении статус или же размер их богатства» – так типичный словарь определяет сноба, и искать снобов следует как раз в среднем классе. Чрезвычайно переживая по поводу собственного вкуса и пребывая в нерешительности, работает ли он на них или против них, представители среднего класса стремятся подавить свою природную склонность соскальзывать вниз и стараются держаться как обладатели денег, власти и вкуса. Стремление «поступать правильно», «сделать верно» превращается в одержимость, заставляя средний класс писать благодарственные записки после самых обычных ужинов, дарить излишне дорогие или правильные подарки и никогда не упоминать мест, которым не хватает классовой известности, – вроде Форта Смит, штат Арканзас. Читатели, коим довелось много путешествовать, не удивятся наблюдению Нила Маквуда, британского авторитета по вопросам снобизма: больше всего снобов родом из Бельгии – которую можно считать всемирной штаб-квартирой среднего класса.

Стремление принадлежать – и подтверждать эту принадлежность механическим актом покупки чего-либо – еще один признак среднего класса. Слова вроде «клуб» или «гильдия» (скажем, Клуб «Книга месяца» или Литературная гильдия) звучат мощным приглашением. Так что средний класс – самая что ни на есть притягательная мишень для рекламных объявлений от застройщиков вроде этого:

Рис. 4. Родовой герб работяги-прола Ваше место по праву в Парк-Форесте! Зайдите в наш город, и вы сразу почувствуете: Вам здесь рады. Вы – часть большой группы…

Чудаковатость, замкнутость, тяга к уединению – все это чуждо среднему классу, в противовес привычкам высших слоев, ценящих свой бархатный кокон, покойно укрывающий их от посторонних глаз. Среди представителей среднего класса бытует убежденность, что воздвигнуть забор или даже вырастить высокую изгородь – все равно что публично оскорбить окружающих. Принято и заскочить запросто к соседям или друзьям без предупреждающего звонка. Безмятежно невинным, совершенно открытым и прямодушным представителям среднего класса трудно вообразить, что кто-то может быть другим. Робким, скованным благоразумными условностями членам среднего класса не придет в голову предположить, что кто-то может совокупляться днем – это вместо вечера-то, как и положено занятым дисциплинированным работникам корпораций. Когда Уильям Уайт-мл. как-то раз прогуливался по одному пригороду, изучая его обитателей, наитипичнейшая представительница среднего класса обронила ему: «Позади нас улица далеко не такая дружелюбная. Они там стучатся в двери!».

Если женщины высоко ценят «дружелюбность», то мужчины дорожат наличием какого-нибудь пристойного занятия (обычно оно важнее денег), с ударением на слове пусть и редко имеющем осязаемые материальные проявления) «управляющий» (executive). (Вообще-то, важный классовый водораздел пролегает между теми, кто, услышав термин «управляющий», испытывает благоговение, и теми, кто в подобной же ситуации ощущает, как к горлу подкатывает тошнота.) Иметь дома автоответчик – простой способ поддерживать образ высоковостребованного профессионала, но вы и помыслить не сможете, чтобы, предлагая звонящему оставить сообщение после сигнала, автоответчик вдруг выдавал остроумный или неожиданный текст (например, чирикал бы по-французски, или крякал голосом Дональда Дака, или вдруг заговорил бы голосом Ричарда Никсона). Потому что средний класс боится. Как отмечает Чарльз Райт Миллс, «он всегда кому-то принадлежит – корпорации, правительству, армии…». Осторожности не может быть слишком много. Один «управляющий советник» доверительно поучал Стадcа Теркела: «И ваша супруга, и ваши дети должны вести себя подобающе. Вы должны соответствовать определенному типу работника. Всегда надо быть начеку». Джордж Оруэлл в романе «Глотнуть воздуха» (1939), говоря от лица своего героя из среднего класса, верно подмечает:

Все это хрень насчет страданий пролетариев. Я лично не особо их жалею. …Страдает работяга физически, зато оттрубил смену – и свободен. Но в каждом из здешних отсеков горемыка, который не бывает свободным никогда …лишь в коротких снах2727
  Цит. по: Оруэлл Дж. Глотнуть воздуха / пер. В.М. Домитеевой. М.: АСТ, 2012.


[Закрыть].

Поскольку по сути своей он продавец, представитель среднего класса и перенимает стиль продавца – лучится оптимизмом и верит в возможность самосовершенствования, стоит лишь загореться этой идеей. Мюзиклы вроде «Энни» и «Человек из Ламанчи» собирают полные залы именно потому, что дарят «продавцу» и его жене такие песни, как «Завтра» и «Невероятная мечта» – сулящие им на пути всяческие блага и чудеса. Наконец, последняя примета среднего класса, выдающая его социальную незащищенность, – это привычка смеяться своим же шуткам. Не будучи вполне уверенным в том, какой именно социальный эффект он производит и каким этот эффект должен быть для роли «продавца» – но явно что-то связанное с благожелательностью и оптимизмом, наш представитель среднего класса готов и сам для себя стать благодарной аудиторией. Порой, обронив, как ему кажется, глубокомысленное замечание на публике, такой «продавец» примется озираться, пытаясь понять, как отреагировали окружающие. И отчаянно надеется: только бы благосклонно.

Молодые представители среднего класса пытаются отделиться от старого ствола. Если вас интересует, кто же читает книжки Джона Моллоя, надеясь прорваться в высше-средний класс, заучив заветные формулы и правила, то вот вам ответ. Особенно часто их можно встретить в самолете: очередной корпоративный тренинг плюсуют к своему резюме, и скорей на следующий. Их сорочки безупречно белы, костюмы – вусмерть темны, галстуки вроде тех, что носят в похоронных бюро, а волосы подстрижены на манер 1950-х. Они рассуждают о «конечных итогах», а вместо «нет» любят говорить «ни в коем разе». Их шеи часто кажутся коротковатыми, а глаза слишком уж бегают, причем не столько сверху вниз, сколько слева направо. Они вступают во взрослую жизнь в статусе корпоративных стажеров, а после сорока пяти лет преданной службы покидают корпорацию, гадая, неужели это конец.

На этом мы оставим великий средний класс, к которому – если безмятежно довериться представлениям людей о собственном статусе – принадлежит почти 80% нашего населения. Спускаясь ниже, мы должны были бы перейти к низше-среднему классу. Но его больше нет – инфляция 1960-х и 1970-х разорила его и трансформировала в высше-пролетарский класс. В чем различие? Еще меньше свободы и самоуважения. Наш бывший низше-средний класс, новая верхушка работяг-пролетариев, сегодня возглавляет «народные массы» – и все равно в нем без труда узнаешь людей, которыми можно манипулировать. Они рабы всего, что может порабощать, – денежной политики, надувательской рекламы, повальных увлечений и массовых иллюзий, массовой же культуры и потребительского барахла. В 1940-х годах в этой стране еще был настоящий низше-средний класс. Хорошее среднее образование и тяга «копить», «планировать» помогали ему удерживать свои позиции – пусть и не слишком прочные, – не сползая в рабочий класс. В то время, пишет Миллс,

маленьких людей становилось все меньше, и на короткое время – пока они оставались теми немногими, у кого за плечами было полное школьное образование – они были защищены от острых углов прогрессирующего капитализма. Они могли тешить себя иллюзиями о своих особых талантах и об общей благонадежности системы. Однако по мере того, как их численность возрастала, все более они превращались в обычных наемных работников.

Результатом стало их социальное разложение. Эти бывшие «белые воротнички» низшего звена сегодня выполняют роль просто рабочих машин, и жены, как правило, работают наравне с мужьями.

По тому, какого рода работу они выполняют и какие беспокойства одолевают их в результате этой работы, пролов можно разделить на три слоя. К верхнему слою относятся квалифицированные рабочие, мастера – например, типографщики. В среднем слое операторы – как, скажем, водитель автобуса Ральф Крамден2828
  Герой американского комедийного телесериала «Новобрачные». – Примеч. пер.


[Закрыть]. В нижнем слое неквалифицированные рабочие – например, портовые грузчики. Пролетарии, принадлежащие к верхнему слою, страшатся потерять свой статус – полностью или хотя бы частично: ведь вы так горды, что стали старшим плотником, и хотите, чтобы весь мир четко понимал разницу между вами и простым рабочим. Пролетарии из среднего слоя больше всего боятся потерять работу. Нижний же слой терзаем страхом так и не научиться зарабатывать достаточно или же не суметь обрести свободу, которая позволяет делать то, что хочется.

Тип труда, каким заняты «пролетарии высшего разряда» – например, ассенизатор в большом городе, – недвусмысленно нашептывает им: «вы настоящие профессионалы». Один почтальон так описывал Стадсу Теркелу, почему он любит свою работу: «Они всегда говорят: Вон идет почтальон… Я чувствую, это одна из самых уважаемых профессий во всей стране». Женщины этого слоя, работающие сиделками, никогда не устают рассказывать о своем профессионализме; так же держатся и их дочери, становясь стюардессами (одна из самых популярных профессий среди представителей высшего слоя пролетариата). Или взять армию: хотя офицеры – поскольку они трепещут перед старшим по званию – наверное, в большей степени относятся к среднему классу, чем к высшему слою пролетариата, незаметно спускаются по иерархической лесенке вниз – тем ниже, чем более активно они настаивают на своем «профессионализме» (а после поражения во Вьетнаме и возникшего вслед за тем беспокойства относительно их социального положения эта настойчивость стала скорее механической). Супруга военного говорит: «Рассуждая о профессионалах, некоторые любят приводить в пример врачей, юристов и т.д. Да все офицеры – профессионалы». И следом примечательный сбой логики: «Ну кто ж может быть более профессионален, чем мужчина, который всю жизнь посвятил защите своей страны?».

Одним из способов определить, принадлежит ли человек к среднему классу или же к высшему слою пролетариата, – это испытать принцип: чем больше отличается рабочая одежда человека от его повседневной одежды, тем ниже он стоит на социальной лестнице. Подумайте при этом не только о чернорабочих или «синих воротничках» вообще, а о швейцарах и посыльных, фермерах, кондукторах, машинистах, пожарных. Один из них однажды посетовал: «Хотел бы я быть юристом. Черт, нет, лучше доктором. Но я бы не смог, тут мозги надо иметь».

Однако представители высшего слоя пролетариев очень даже мозговиты или, по крайней мере, прозорливы. Поскольку частенько за их работой никто пристально не наблюдает, они испытывают гордость и убеждены в своей автономности – поглядывая свысока на тех, кто не сумел так успешно продвинуться. Их в самом деле можно назвать «аристократией синих воротничков», как это предложил социолог Э. ЛеМастерс в одноименной книге2929
  LeMasters E.E. Blue-Collar Aristocrats: Life-Styles at a Working-Class Tavern. Madison: University of Wisconsin Press, 1975.


[Закрыть]; их презрение к среднему классу сродни презрению аристократов, взирающих на него с другого конца. Один пролетарий так говорил: «Если мой мальчик хочет носить этот проклятый галстук всю свою жизнь и кланяться какой-нибудь шишке-начальнику, это его право. Но, клянусь богом, у него должно быть и право честно зарабатывать на жизнь своими руками, если он того пожелает». Как и прочие аристократы, пишет ЛеМастерс, аристократы от пролетариев «достигли вершины своего социального мира, им нет нужды тратить время и силы на “социальные восхождения”». Они аристократичны и в других своих проявлениях – таких как страсть к азартным играм или охоте на оленя. Оленьи рога, украшающие их обиталище, делают его похожим на охотничьи сторожки шотландских пэров. По наблюдению Ортеги-и-Гассета, принадлежащий к высшему слою пролетарий похож на аристократа еще и «своей склонностью превращать спорт и охоту в главное занятие всей жизни», а также не слишком романтическим отношением к дамам.

Поскольку их не мучают тревоги относительно выбора правильных статусных символов, эти люди могут держаться на удивление расслабленно и уверенно. Они могут говорить, делать, надевать и носить практически все, что захотят, не испытывая при этом уколов совести; подобный стыд – удел среднего класса, счастливцев, стоящих в иерархии ступенькой выше, стыд – большей частью чувство буржуазное. Как отмечает Джилли Купер, пророком среднего класса надо считать Джона Кальвина, а пророком пролетариата – Карла Маркса (хотя большинство представителей среднего класса и пролетариата об этом и не догадываются).

Есть определенные более или менее безошибочные признаки, по которым можно узнать высший слой пролетариата. Именно они в банках становятся членами клубов Рождества или Хануки и именно они покупают крупные предметы в рассрочку. С большой вероятностью они потратят деньги на суперсложный цветной телевизор, стереосистему или мудреный холодильник – тогда как средний класс предпочтет инвестировать в мебель «хорошего качества», которую можно демонстрировать в гостиной и столовой. В поездках на автомобиле аристократические пролы будут ехать впереди, а жен посадят сзади. (В среднем классе одна супружеская чета поедет впереди, другая – сзади. А в высше-среднем пары скорее всего разобьются, и спереди и сзади окажутся мужчина из одной пары, а женщина из другой.) Аристократического духа пролы приезжают на светские мероприятия точно вовремя, задержка минут на двадцать будет выдавать более высокий социальный статус. Если вы сидите в баре и хотите примерно оценить, к какому классу принадлежит тот или иной человек, сделайте так, чтобы ему, под любым предлогом, пришлось показать свой бумажник. У «аристопрола» бумажник всегда пухлый, и не только от фотокарточек жены, детей и внуков, которые владелец бумажника извлекает в минуту сентиментальности и демонстрирует миру, но и от разнообразных дорогих сердцу памятных бумажек вроде корешков билетов с важных спортивных матчей, писем или каких-нибудь документов, которые могут потребоваться, чтобы что-то «доказать». Настоящий бумажник пролетария-аристократа будет перехвачен широкой резинкой.

Все пролетарии питают большое уважение к рекламе и названиям торговых марок. Небрежно обронив в разговоре какое-нибудь из этих названий, вы без труда прослывете модным интеллектуальным щеголем, успех рекламируемых товаров отбросит тень успеха и на вас. Потягивать в жаркий день кока-колу из банки с ярко напечатанным названием напитка – это вовсе не просто пить кока-колу; это статусный спектакль, участие в котором видится как нечто желанное не только сидящими ступенькой выше – собственно в компании «Кока-кола», но и вашими соседями, которые сразу видят, что вы заняты чем-то истинно американским и невероятно прекрасным. Джон Брукс подметил, что авторы граффити, расписывающие вагоны в нью-йоркском метро, как правило, оставляют свои надписи буквально повсюду – но избегают рекламных объявлений, «словно реклама – тот единственный срез общества, который всем писателям должно уважать». <Еврейская мамочка> Софи Портной, героиня романа Филиппа Рота, балансирует где-то между средним классом и высшим слоем пролетариата. Ее привычка яростно нахваливать себя сближает ее со средним классом, а благоговение перед рекламируемыми именами и детальное знание цен – явно пролетарского происхождения. «Только я отношусь к ней хорошо, больше никто, – говорит она сыну, когда они обсуждают темнокожую уборщицу. – Только я даю ей целую банку тунца на обед, и не какую-то там дешевую не пойми чего, а настоящую “Морскую курицу”, Алекс… Две банки по сорок девять!» Марка продуктов питания «True Story» («Правдивая история»), рассчитанная на «жен синих воротничков», заверяет своих рекламодателей (и, нет сомнений, заверяет совершенно справедливо), что «это самая лояльная бренду группа». Если вы принадлежите высшему слою пролетариата, вы, точно марионетка, будете двигаться так, как решит за вас какое-нибудь рекламное товарищество. На юго-западе (наверное, все мы заимствуем повадки этого региона, когда хотим избежать «элитизма») популярным развлечением для семьи пролетария-аристократа будет отправиться на автомойку и по дороге домой заскочить в сетевой фаст-фуд. Или же выбраться на ледовое шоу с названием вроде «Багз Банни3030
  Находчивый кролик, герой американских мультфильмов и комиксов. – Примеч. пер.


[Закрыть] в космосе».

Представители высшего слоя пролетариев милы и вежливы. Это ниже, в среднем и низшем слое пролетариата можно встретить черты, которые кому-то покажутся оскорбительно беспардонными. Здесь, ступенькой ниже, люди испытывают горечь разочарования по поводу своей работы – где их жестко контролируют, обращаются с ними, как с детьми неразумными. «Тут как в армии, – говорит рабочий конвейера на заводе по сборке автомобилей. – Нет, даже хуже… Скоро пропуск в туалет будут требовать». Эндрю Левисон, автор книги «Рабочее большинство»3131
  Levison A. The Working-Class Majority. – Примеч. пер.


[Закрыть], предлагает читателю вообразить, каково это – быть под постоянным взглядом бригадира-надзирателя: «у этого персонажа нет аналогов в среднем классе. Конечно, профессионалы, получающие на работе жалованье, часто формально подчинены кому-то более старшему по должности, однако невозможно представить, чтобы у профессора или руководящего администратора кто-то требовал принести справку от врача, если они пропустят день на работе, или же чтобы им приходилось кому-то рассказывать, сколько раз во время рабочего дня они ходят в туалет». Представители среднего и низшего слоя пролетариата ведут себя так, потому что в «принудительном использовании человеком человека», которое с таким осуждением описал Веблен, они играют роль жертвы. (Навязывать подобное принуждение, вместо того чтобы ощущать его на своей шкуре, – прерогатива более удачливых: менеджеров, учителей, писателей, журналистов, священников, режиссеров.)