Текст книги "Снятие с креста"

– Потом его видели сидящим в парке. Купил багет и кормил голубей.

– Какая идиллия, – фыркнул Жулье. – А как насчет реализации приобретенной эротической мелочи?

– Никак, – покачала головой девушка. – Патриция Буре – работница архива городской библиотеки… м-м, знакомая нашего покойного, а на ее след Клавье привела хозяйка минимаркета – эту ночь провела в гордом одиночестве.

– Понятно, – крякнул Жулье.

– Консьержка уверена, что Франсуа Винье прошел мимо нее в начале девятого вечера. Подавленный, бледный. В одной руке он держал телефон, по которому приглушенно говорил, в другой – пинту кальвадоса. Если выпил – вскрытие покажет, – Катрин выразительно посмотрела на Анджея.

Тот пожал плечами.

– И у меня покажет… если вскрыть.

Катрин прыснула.

– И что характерно, консьержка не помнит, в котором часу месье Винье выходил из дома и выходил ли вообще. Она отвлекалась, пила кофе, дремала, знакомилась со свежей газетой. Хотя… – работница отдела расследований задумалась, – насчет того, выходил он или нет, двух мнений быть не может.

– Это точно, – важно согласился Жулье.

– Минуточку, – нахмурился инспектор. – Нужно проверить звонки, поступившие на телефон Винье.

– Затруднительно, инспектор, – развела руками Катрин. – У покойного не найдено телефона. А также не найдено бумажника и наручных золотых часов, которые, по мнению опрошенных, у покойного имелись. Пусть бледное, но все же подтверждение версии банального ограбления. Правда, непонятно, что он делал ночью в скалах.

– Он мог идти в Гвадалон, – пожал плечами Жулье. – Мог идти из Гвадалона. Мог бродить по своим сомнамбулическим делам.

– Пора поговорить с соседями, – сделал странный вывод из услышанного инспектор. – Надеюсь, нас не выставят за порог.

– И в животе уже урчит, – поддакнул Жулье.

– Буду рад, инспектор, если вы возьмете меня с собой, – встрепенулся Анджей. – Не уверен, что найду более пристойный повод для знакомства с соседями.

– Ах, какая драма, – сокрушенно качал головой мужчина с удивительно светлыми, лучистыми глазами. – Бедный месье Винье. Как же его угораздило. К сожалению, господа, мы практически не знали этого доброго господина. Виделись пару раз, при встрече улыбались, говорили дежурные любезности…

– Не драма, а детектив, месье Фанкон, – поучительно сказал Шовиньи. – Если убивают в конце – это драма, если вначале – детектив.

– Вы так оптимистичны, инспектор, – хмыкнула Катрин.

– Боюсь, нас ждут большие неприятности, – вздохнул Шовиньи. – В противном случае я полный тупица и не служил тридцать лет в полиции.

– Ах, перестаньте, инспектор, – защебетала русоволосая Элиза Фанкон (если честно, в бинокль она смотрелась лучше, во всяком случае, глубокие носогубные складки были не видны). – Все же понимают, что проклятые наркоманы совсем распустились! Почему полиция не возьмется наконец за эту шпану? Сколько можно терпеть? У нас на работе рассказывают страшные истории! У мадам Живода племянник ушел из дома, живет в наркоманском притоне, совсем опустился! У господина Шеваля – известного в городе антиквара – дочь лежит в клинике для лечения наркоманов! Соседка Мирабель Бонжу заболела простудой, выпила таблетку, которую ошибочно приняла за аспирин, после чего у нее появилось жгучее желание бежать на дискотеку…

Доминик Фанкон пихнул супругу в бок. Но та отмахнулась и трещала дальше. О пагубных последствиях наркомании, алкоголизма и тунеядства, о добропорядочности и глубоком искреннем богопослушании семейства Фанкон и управляющей поместьем Гофрэ мадемуазель Ормель. О переполняющем их горе в связи со смертью месье Винье, которого они толком не знали. О том, что визит полиции она поначалу приняла за одну из карательных мер относительно руководства ее фирмы, которому инкриминируют установку нелицензионного компьютерного обеспечения, хотя, с ее точки зрения, ужасающего криминала в этом нет, поскольку именно благодаря «пиратам» сумма состояния Билла Гейтса еще влезает в какие-то разумные рамки…

По мере ее вербальных испражнений в гостиной стояла тоскливая тишина. Сержант Жулье что-то записывал в блокнот. Катрин с опаской поглядывала на нависающий карниз с фигурой потертого ангелочка. Инспектор сосредоточенно хмурился. Доминик Фанкон нервно теребил ворот свитера и уже не чаял, что супруга заткнется. В глубоком кресле, окруженная зарослями шеффлер, марант и калатей, сидела миловидная невысокая женщина со вздернутым носом и умными глазами. Она сосредоточенно изучала проспект фирмы, занимающейся ландшафтным дизайном, и казалась образцом спокойствия. Нетерпеливость выдавало лишь постукивание носка по полу. Управляющая Диана Ормель.

Анджей с интересом разглядывал это странное трио, где все спят со всеми, и пытался понять, существуют ли в узком кругу интимные тайны. Кто такая Диана Ормель, умудрившаяся соблазнить семейство?

– Всё, – шумно выдохнул инспектор Шовиньи. – Хватит.

Элиза замерла с открытым ртом.

– Хватит?.. Вы о чем, инспектор? Кстати, я забыла вам сказать…

– Дорогая, помолчи, – буркнул Доминик. – Ты сказала все, что можно, и все, что нельзя.

«Нормальное женское состояние», – подумал Анджей. Он где-то читал, что болтающая женщина получает удовольствие, сравнимое с потреблением небольшой дозы героина.

– Не волнуйтесь, месье Доминик, – улыбнулся инспектор. – Мы занимаемся расследованием обстоятельств гибели некой Мишель Одрэ и господина Франсуа Винье. Как раз данную тему ваша супруга деликатно обошла стороной.

– Уверяю вас! – воскликнула Элиза. – Я бы не стала молчать, если бы что-нибудь знала!

Диана Ормель оторвалась от журнала и с тревогой взглянула на Элизу.

– То есть ночью вы ничего не видели, не слышали и сказать что-либо оригинального о месье Винье не можете, – уточнил сержант, занеся карандаш.

– Но это действительно так, – пожала плечами Диана. У нее был мелодичный низкий голос. Не сказать, что всем мужчинам без разбора нравятся такие голоса, но любители есть.

– Вы не видели вчера днем месье Винье? – спросил Анджей.

– Нет, господин полицейский, – покачал головой Доминик.

– Я не полицейский, – сказал Анджей. – Я ваш новый сосед.

– Ах… – сказала Элиза, но супруг вовремя наступил ей на ногу.

– Так вы и есть тот польский художник, который приобрел поместье Гвадалон? – Доминик ослепительно улыбнулся, выбрался из кресла и устремился к Анджею с протянутой рукой. Он поймал заинтересованный взгляд Дианы. Действительно, почему бы не заняться любовью вчетвером?

– Надеюсь, вы еще придете к нам? – спросил Доминик. – Очень было бы лестно за бутылочкой хорошего вина в спокойной обстановке пообщаться с польским художником… Вы знаете, я сейчас задумал сценарий о жизни известного живописца, которому для подпитки творчества нужно обязательно по вторникам убивать женщину, похожую на его жену…

– И кто из нас болтун? – с любопытством посмотрела на него Элиза. Доминик смутился.

– Я думаю, человек с чувством юмора меня поймет…

– Разумеется, – улыбнулся Анджей. – У меня нет жены.

Не находись поблизости полиция и Доминик, в зале раздались бы бурные аплодисменты. Элиза и Диана одновременно вытянули шеи, и Анджей почувствовал себя каким-то незащищенным.

– Приходите в любое время, – вкрадчиво сказала Элиза. – Мы всегда рады интересным соседям.

Диана промолчала, но была солидарна со своей работодательницей.

– Такое ощущение, что нас уже прогоняют, – зевнул Жулье.

– Очень рады становлению добрососедских отношений, – проворчал инспектор. – Но давайте уточним несколько формальных моментов. В Гофрэ проживаете только вы трое. Семья Фанкон и мадемуазель Ормель…

– Управляющая, компаньонка, охранительница и добрый друг, – улыбнулась Элиза, быстро посмотрев на Диану. Этот взгляд успела уловить Катрин Дюссон и как-то озадаченно почесала шелушащийся носик.

– У меня квартира в Шантуа, – сказала Диана. – Но пока она в состоянии ремонта.

– А еще здесь бывают дворники, водопроводчики, электрики, садовники… – затянул Доминик.

– Почтальоны и полицейские, – перебила Катрин. – Мы понимаем, публика приходящая. Кстати, насчет полицейских. В октябре мадам Фанкон, управляя автомобилем в нетрезвом состоянии, сбила фонарный столб на улице Оливер, обрушила рекламный щит своей же фирмы и нанесла тяжелые увечья проходящему прохожему…

– Неправда! – возмутилась Элиза. – Проходящий прохожий оказался обычным уличным бродягой. А полученные увечья вполне сочетались с жизнью. Выпила я всего лишь полтора бокала, в машине отказали тормоза, за что в автосервисе Фредерика Этуаля я получила официальные извинения. Из гонорара заплатила за столб и щит. Суд признал смягчающие вину обстоятельства и приговорил меня к штрафу, включающему выплаты на лечение бродяги, но котором все заросло как на собаке.

– А судья, вот же удивительное совпадение, оказался вашим троюродным дядюшкой по линии почившей матушки, – радостно закончила Катрин. – Что явилось единственным смягчающим обстоятельством в деле.

– Мадемуазель Ормель работает в поместье Гофрэ всего два месяца, – подхватил эстафетную палочку сержант Жулье. – До этого она работала в Руане – административном центре Нормандии – гувернанткой в семье торговца раритетными изделиями Жискара д’Эскибрака. Так сложились обстоятельства, что за месяц до увольнения торговец скончался от тяжелого легочного заболевания. Безутешная вдова, невзирая на длинную вереницу родственников, огребла ВСЁ. У мадемуазель Ормель откуда-то появились деньги, она уехала из Нормандии, купила квартиру в Шантуа и через агентство Фенимора Брумберга получила работу в поместье Гофрэ.

– Ну и что? – нахмурилась Диана.

– Ничего, – пожал плечами сержант. – Скучное перечисление фактов. Попробуйте опровергнуть.

– Даже не подумаю, – пожала плечами Диана. – Факты фактами. А какой вы смысл в них вкладываете, мне неинтересно.

– Доминик Фанкон, – откашлявшись, начал инспектор Шовиньи. – Более-менее известный литератор, обретший нишу в сочинении сценариев для бесконечного криминального телесериала. В позапрошлом году допустил рукоприкладство по отношению к уважаемому книгоиздателю, наотрез отказавшемуся печатать «главный труд» его жизни – маловразумительный эротико-беспощадный триллер, смахивающий на один голливудский фильм, после чего, собственно, и пришлось менять амплуа. Уважаемому издателю пришлось реконструировать челюсть. Суд приговорил господина Фанкона к штрафу и ста часам общественно-полезных работ на глиноземном заводе.

– Инспектор, не надо иронии, давайте не будем ссориться, – вспыхнул Доминик.

– Правильно, давайте лучше подеремся, – предложил Жулье.

Катрин засмеялась. «А господа из полиции неплохо информированы», – подумал Анджей.

– Этот жалкий человек по имени Франц Дермон меня оскорбил, – мрачно буркнул Доминик. – Во-первых, он ни черта не смыслит в литературе, ставя во главу угла лишь коммерческий интерес. Во-вторых, когда я напомнил ему, что «Искусство любви» Овидия тоже запрещали за «попрание моральных ценностей», вкупе с «Улиссом» Джеймса Джойса и «Любовником леди Чаттерлей» Лоуренса, он поимел наглость рассмеяться.

– Не расстраивайтесь, месье Фанкон, – проскрипел инспектор, выбираясь из кресла. – Все великие произведения переживали запреты. Запрещали Библию, Коран, Талмуд…

– «Гарри Поттера» запрещали, – встрепенулась Катрин. – За пропаганду ведовства. До сих пор наш кюре чего-то бурчит.

– Запрещали книгу с прекрасным названием «Стащи эту книгу», – подхватил эрудированный Жулье. – Именно за название. Запрещали Солженицына, Пастернака, «Тома Сойера» – за слишком уж проблемного героя.

Доминик Фанкон насупился. Творческие люди так уязвимы. Еще немного, и ситуация бы завоняла, как американский полосатый скунс. Но инспектор Шовиньи уже выбрался из кресла. Элиза Фанкон и Диана Ормель как-то странно переглянулись…

В поместье Бруа им также не предложили ни выпить, ни закусить. Миловидная темноволосая служанка недоуменно посмотрела на полицейские жетоны и спросила, в чем дело.

– Скажи им, пусть убираются к черту, Николь! – рявкнул с балкона старик Фортиньяк. – Мы ничего не покупаем!

– Это полиция, месье! – крикнула девушка. – Они ничего не продают! Они считают, что здесь опять произошло убийство!

– Тогда пусть заходят, – сварливо бросил старик. – И скажи нашим молодым бездельникам, что пора просыпаться! Мы можем экономить на завтраках, но на кой черт нам тратиться на два ужина?

Разговор проистекал в гостиной, пафосно отделанной кумачом. Горничная Николь Пуатье была сегодня застегнута на все пуговицы, сияла белоснежным фартуком и являла пример кротости и послушания. Старик Фортиньяк, вблизи оказавшийся венозным и морщинистым, злобно смотрел на инспектора. Заспанная Ирен Маклассар явилась в розовом пеньюаре и с ломтиком торта на блюдечке. За Ирен притащился жилистый типчик со щеточкой усов (Анри Жюбер), неприязненно оглядел всех присутствующих и плюхнулся в кресло. Последней нарисовалась старушка – высушенная, маленькая, с пушистыми седыми волосами и большими глазами.

– Инспектор, мы встречались с вами на прошлой неделе в здании городского собрания, – ворчливо сказал Фортиньяк. – Вы пытались набросить удавку на Жака Эспозино, руководящего социальным фондом. Вам плевать, что на его плечах решение бесчисленных городских проблем. Слава богу, что его не дали в обиду.

– Фонд господина Эспозино проблем не решает, – учтиво улыбнулся инспектор. – Он их финансирует. Но мы явились сюда не за тем, чтобы обсуждать мошенничества вашего приятеля. Сегодня утром на дороге в поместье Гвадалон найдено тело Франсуа Винье, искусствоведа. Его убили. С этим господином вы также встречались в городском собрании, не так ли?

Наступило гробовое молчание. Ирен не донесла до рта лакомство, задумалась, уставилась почему-то на Анджея. Анри поморщился. Старик ругнулся. Старушка высокомерно задрала голову, и левая сторона сморщенного личика скривилась в гримасе. Шевельнулась горничная, устремив немигающий взгляд на Анри, словно прося, чтобы он на нее посмотрел. Но Анри смотрел на инспектора.

– Достукались, – процедил старик. – Ну что ж, самое время ставить на городском собрании вопрос о работе нашей полиции.

– Поставьте лучше вопрос о работе наших преступников, – предложил инспектор. – У нас всего два вопроса, месье Фортиньяк. Первый: где находились этой ночью люди, проживающие в Бруа? Второй: имели ли упомянутые люди отношение к убиенному?

– Ничего себе, – почесал затылок пижон Анри. Даже домашний спортивный костюм на этом субъекте состоял из трех взаимоисключающих оттенков. – Признаться, инспектор, не понимаю, о ком вы. Из поместья Гвадалон я знаком только с месье Шавром, с которым однажды играл в казино в карты.

– Кто выиграл? – деловито осведомилась Катрин.

– Заведение, – ухмыльнулся Анри. – И что с того, месье полицейский?

– Ровным счетом ничего, месье подозреваемый, – казалось, инспектора не волнуют ответы на вопросы. Он внимательно изучал реакцию присутствующих.

– Бред, – фыркнул Анри. – Прошлой ночью я беззастенчиво спал. Ирен, дорогая, ты же подтвердишь, что я спал?

– С удовольствием, – проворковала Ирен, занося прожорливый ротик над скоплением белков.

– Часть ночи, – прошамкала беззубым ртом старуха Антуанетта. – Другую часть они скрипели кроватью, бродили по дому, гремели холодильниками и громко смеялись.

– Нас интересует отрезок времени с двух до трех ночи, – уточнила Катрин.

Старушка не растерялась.

– До двух часов эти демонята болтались по дому. Потом сделали вид, что уснули.

– Сделали вид? – насторожился Жулье.

– Уснули, не волнуйтесь, – отмахнулся Анри. – Не слушайте эту глупую Антуанетту. Ирен для нее – девочка-разруха, а я – сплошная пустота и убыток. Не любит она ни меня, ни Ирен, ни… – молодой бездельник повернул голову, воззрившись на изваяние горничной.

– Ни меня, – скрипуче рассмеялся старик. – В этом нет ничего неестественного. Наша добрая Антуанетта так мало видела в жизни хорошего…

– Перестань, Луи, – строго сказала старуха. – Инспектор, надеюсь, вы не станете выяснять, где мы с Луи были прошлой ночью?

– Не станем, – улыбнулся инспектор. – Для граждан преклонного возраста мы сделаем исключение. Николь, если не ошибаюсь? – Он так резко повернулся к двери, что горничная чуть не сбежала.

– Да, месье…

– Слушаю вас.

– Ерунда какая-то, – выдавила из себя горничная. – Разумеется, я спала в своей комнате.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

Горничная покраснела.

– Нет. А зачем?

– Действительно, – отмахнулся инспектор. – Блажь какая-то. И с господином Винье вы знакомы не были?

– А кто это?

Анри не выдержал, рассмеялся. Ирен облизнулась и с интересом уставилась на горничную. Старик Луи нетерпеливо кашлянул.

– Сейчас пойдем, – сказал инспектор. – Уточним лишь некоторые формальные моменты. Месье Фортиньяк – отставной генерал – поселился в поместье, принадлежавшем его супруге, пятнадцать лет назад, после выхода в отставку. Супруга скончалась через год – банальный несчастный случай на воде. Характер месье Фортиньяка – неровный, раздражительный, вспыльчивый. Особой лаской отношения супругов не отличались. В день, когда произошел несчастный случай на воде, в поместье гостила наша милейшая Антуанетта – сестра невинно потерпевшей. После похорон она уехала к себе домой в Лилль. Через три месяца вернулась и прочно осела в Бруа. Любезный месье Луи, отличающийся вспыльчивостью, ксенофобией и социопатией, почему-то не возражал. Не возражает и по сей день.

– К чему это вы клоните, инспектор? – начал багроветь старик.

Антуанетта не изменилась в лице. Анджею даже показалось, что она упрятала в складках морщинистой кожи улыбку.

– Как к чему? – удивился Шовиньи. – Излагаю сухие факты. Уличите меня во лжи, я вас внимательно слушаю. Молодой Анри Жюбер, ваш добрейший племянник, имеет своеобразные представления о жизни. Проживал с отцом в городе Лионе, с трудом окончил школу. Папочка, тогда еще небедный торговец подержанными автомобилями, запихнул сына в престижный математический колледж. Целый год Анри изучал математическую логику. Бросил. Решил изучать женскую. Проматывая папины деньги, вел легкомысленный образ жизни. В итоге папочка поместил Анри в престижный химико-технологический колледж. Попытка номер два тоже провалилась. Что вы узнали за год ученья, Анри? Что таблица Менделеева впервые привиделась ему во сне? Потом папочка разорился, образование стало дорого, и вы решили попробовать невежество. Оказалось увлекательно. Но деньги быстро кончились, квартиру отца прибрали за долги. Вы вспомнили про двоюродного дедушку, проживающего в суровом северном краю, придумали, как подмазаться…

Анри Жюбер не успел взметнуться в справедливом негодовании.

– Первая попытка заполучить свой угол у вас не удалась, – вступила Катрин Дюссон. – Бравый генерал не любит льстивых бездельников. Вы прожили в Бруа месяц, укатили в свой Лион, вскоре вернулись с очаровательной девушкой по имени Ирен Маклассар…

Хорошо, что Ирен уже прожевала свой тортик. Иначе бы она поперхнулась.

– Девушка произвела на Луи благоприятное впечатление. Он разрешил молодым пожить в своем замке. Что они и делают, особенно не наглея. В чем причина такого расположения, Ирен?

Блондинка сглотнула, как-то беспомощно посмотрела на старика. Луи Фортиньяк, как ни странно, молчал.

– Что мы знаем об этой миловидной девушке? – вступил в обличительную беседу сержант Жулье. – Двадцать шесть лет, имеет диплом Лионского гуманитарного университета. Специальность «Живопись мастеров Позднего Возрождения стран Северной Европы».

Анджей тоже чуть не поперхнулся.

– Ирен работала экспертом в архиве Лионского музея. На данный момент уволилась. Средства к существованию не установлены. На человека на грани голодной смерти не похожа. Странно, что у месье Фортиньяка имеются общие интересы с мадемуазель Маклассар. Отставной генерал танковых войск и эксперт по Позднему Возрождению… Интимный интерес, я думаю, тоже исключаются…

– Послушайте, – вставила Ирен, – всем известно, что в полиции работают бестактные и безответственные люди, но, может, вы все-таки будете выбирать слова?

– Ну почему же, очень интересно, куда их заведут эти измышления, – старик скрестил на груди руки и презрительно стал разглядывать гостей, в том числе Анджея, которого никто не представил соседом.

– Прошу прощения, – улыбнулся Жулье, получив от шефа молчаливый карт-бланш. – Мы очень рады, что в поместье Бруа царят мир и согласие. В чем немалая заслуга того, кто содержит его в чистоте и порядке. – Взоры всех присутствующих повернулись к двери, и горничная от такого обилия внимания стала потихоньку облезать. – Николь Пуатье, двадцать четыре года, уроженка маленького бургундского городка, выросла в набожной католической семье. Очень скромное и законопослушное дитя. Сорвалась всего дважды. В возрасте семнадцати лет была задержана полицией за то, что приставала к водителям большегрузных автомобилей, навязывая им свои сексуальные услуги. И в девятнадцать – когда совместно с тремя молодыми людьми была задержана за грабеж супермаркета. К сожалению, благодаря стараниям адвоката одного из задержанных…

– Послушайте, как вам не стыдно?.. – пролепетала девушка. – Мое прошлое осталось в другой жизни. Я никогда его не скрывала. Если вам доставляет удовольствие копаться в старых человеческих ошибках…

– Действительно, Арман, – укоризненно посмотрела на коллегу Катрин. – Ты перебарщиваешь. В чем ее ошибка на нынешнем этапе жизни?

– Я думаю, в ДНК, – ухмыльнулся сержант.

На этом дружественный визит к соседям с треском подошел к концу…

День закончился оглушительной тишиной. Полиция убралась, прислуга попряталась. Он сунул в карман штоф аквавита, поднялся в башню. Камера смартфона последней модели давала шестнадцатикратное увеличение. Качество терялось, но его намерения не отличались взыскательностью. Он снял, как Доминик Фанкон с супругой, гремя цепями Гименея, что-то раздраженно выговаривают друг другу. Диану Ормель, которая куталась в длинные рукава свитера и задумчиво созерцала голые клумбы. Запечатлел Анри Жюбера, бездумно избивающего ракеткой теннисные мячики, горничную Пуатье, трясущую половики. Оставил в памяти камеры Ирен Маклассар, мечущуюся между двумя машинами и что-то шипящую в телефон. Спустился в комнату, распечатал аквавит, плеснул в бокал. Валялся, прокручивая в памяти странное поведение полицейских. Вынул из-под матраса семь картин Клода Шандемо, разложил их на полу, стал прохаживаться, прося подсказку у интуиции. Пейзажи явно ни при чем. Он отнес на кровать две картины. Осталось пять. Воловья упряжка; песчаная буря, догоняющая караван; гулянка в трактире с автопортретом художника в красно-белом кашне; тот же художник за работой в окружении подручных инструментов и аксессуаров; портал католического храма, напыщенный кюре, изможденный преступник в цепях…

Оставлять картины в комнате было неразумно. Отправлять в галерею не хотелось. Он сложил их в стопку, обернул пленкой. Оставил на полу, вышел в коридор, заперся. Через несколько минут, найдя укромный уголок в одном из пустующих помещений, вернулся за картинами, спрятал, застыл, напрягая слух…

Природа погружалась в сумрак, когда он спустился на первый этаж, проследил за горничной, уходящей в свою комнату, и пристроился ей в хвост. Он постучал и распахнул дверь. Девушка ахнула, натянув снятый ранее чепчик.

– Это не налет, успокойтесь, Луиза. Просто хотелось сделать вам предложение.

Какая же горничная не мечтает, чтобы ей сделали предложение? Только мертвая. Она изумленно на него воззрилась, облизнула губы.

– Вы меня испугали, месье…

– Простите. Считайте, провели учения. На вашем месте я не стал бы расслабляться в том месте, где происходят убийства. Скажите, вы очень дорожите своей работой?

– А почему вы спрашиваете? – она попятилась и села на кровать. Анджей молчал. – Да, месье, я дорожу своей работой. В Шантуа очень трудно найти работу. Особенно… – она стушевалась.

– Особенно если не владеете никакой специальностью?

– Да…

– Какое у вас жалованье?

– Шестьсот евро… Вы говорили о каком-то предложении, месье?

Анджей улыбнулся.

– Да. Замуж и переспать не предлагаю, хотя и отдаю должное вашей… – он собрался с силами, – сексуальной привлекательности. Ваш оклад возрастет вдвое, если вы перестанете от меня шарахаться и станете откровенной. Вы часто ночуете в замке?

– Часто, месье. Проще сказать, когда я не ночую…

– А когда вы не ночуете?

– В воскресенье и в понедельник. Я не очень люблю бывать дома – там холодно и скучно…

– А здесь тепло и весело. Понятно. Вопрос такой: вы когда-нибудь замечали на территории поместья посторонних? Особенно в темное время суток.

Она испугалась и побледнела.

– Что вы, месье, откуда здесь посторонние?

– Ваш оклад возрастет вдвое, – терпеливо напомнил Анджей. – Вас никто не уволит – в отличие от некоторых других. Вспомните, Луиза, очень вас прошу.

Вскоре он вытянул из девушки необходимые сведения. Да, история, когда дворник с дубиной гнал из поместья наркоманов, имела место. Но это была попытка проникновения. В конце января в картинной галерее сломалась сигнализация. Ничего странного, все технические устройства когда-нибудь ломаются. Агентство «Голиаф» усилило наружную охрану и на этом успокоилось. В ту же ночь Луиза Гурден увидела привидение… Она проснулась среди ночи и решила сбегать в буфет за минеральной водой. Вышла с обводной галереи в холл… и обомлела. В холле кто-то был! Неясная фигура перемещалась в пространстве, сливаясь с полумраком. Луиза со страху присела за угол. Она не видела, как вошел этот некто, но шел он со стороны парадного входа, который ночью заперт! В привидениях Луиза откровенно не разбирается. Затаив дыхание, она наблюдала за странным феноменом. Привидение добралось до лестницы, повернуло налево, исчезло в нише, в глубине которой находится дверь в картинную галерею. Звуков взлома она не слышала. Назад никто не проходил. Луиза пришла в себя и сделала логичный вывод: померещилось. Ведь у нее в этот день (проклятая мигрень!) ужасно болела голова. Она выбралась из укрытия, добежала до выхода. Дверь действительно была закрыта! Точно привидение, успокоилась она. Недалеко от входа старый камин, которым давно не пользуются, древняя лестница, на которую невозможно пройти, потому что она замурована. Живые люди там не ходят. Негде… Она набралась смелости, заглянула в нишу. Дверь в картинную галерею была закрыта.

– Опишите характерные приметы привидения, – потребовал Анджей. – Рост, пропорции, мужчина, женщина…

Скорее, женщина. Высокая, стройная. Хотя могло и показаться. Никому о своей «галлюцинации» Луиза не рассказывала. Нет, она бы обязательно рассказала, если бы в галерее что-нибудь пропало. Но ничего не пропало! На следующий день вызвали ремонтников, починили сигнализацию, потом пришло распоряжение закрыть и опечатать выставку…

– Вы хорошо знаете соседей?

Она качнула головой.

– Не очень.

– Хорошо, я вам напомню.

Он перечислил всех поименно, описал параметры.

– А теперь подумайте и скажите, кто из перечисленных мог сойти за вашего призрака. Не бойтесь, Луиза, я обещал вас не увольнять…

Уходил он от горничной в кромешной задумчивости. По крайней мере, было главное – интрига. Он нащупал в кармане початый аквавит, выбрался в холл. Нашел примерное место, где горничная засекла «привидение», постоял у замурованной лестницы, у большого камина, выполняющего декоративную роль. Зашагал во двор. Темнело стремительно. Управляющий уехал. У Селин Шаветт нашлись дела в городе, она поставила в известность охрану, что отлучится на пару часов. Кроме горничной, двух парней, спрятавшихся в будке, и дворника Йозефа, в замке никого не было. Он уверенно направился к «голубятне» дворника. Тот недавно поел, валялся на кровати и являл собой точное воплощение народной мудрости, что сытый кот мышей не ловит.

– Вставай, Йозеф, – сказал Анджей, ударяя по столу аквавитом. – И давай делать все, чтобы я тебя не уволил.

Растормошить этого субъекта оказалось непросто. Но, к счастью, дворник был пьющим и после второго стакана начал припоминать все случаи незаконного проникновения в замок. Интерес представляли два. Под католическое Рождество и православное. Зима во Франции была смешная, но ночами морозило. Йозеф проснулся в каменной беседке в глубине северного сада. Выпил с вечера, сморило… в общем, обычная история. Замерз, хотел выбраться из беседки, как вдруг заметил, что со стороны западных соседей кто-то крадется. А там ландшафт сложный, да еще обломки стены торчат, в глазах спьяну троится. Вроде кто-то перелез через огрызок стены. Пока он моргал, этот некто покинул развалины и юркнул в голый кустарник. Йозеф пришел в движение, вывалился из беседки, размахивая кулаками… и пока добрел до кустарника, там уже никого не было. «Выпил мало», – решил добрый человек, сделал кружок вокруг подозрительного места и побежал в свою каморку досыпать. Второй раз, видимо, тоже пригрезилось. Минуло две недели. Сердчишко стало прихватывать. Вышел ночью подышать и вновь заметил постороннего. Охранники так не ходят – согнувшись в три погибели и на цыпочках. Да и не было охранников, храпели в своей будке. Тень перебежала открытое пространство, звякнуло что-то металлическое. Дворник бросился наперерез. Но что такое танк на узком месте? Грохот на всю Пикардию. Пока он добежал, тень расплылась в сизой мгле. Наутро он рассказал обо всем Селин Шаветт. Та обещала принять меры и взяла с него слово, что он никому не скажет…

Странное поведение для работницы охранной конторы.

– Подожди, Йозеф, – окончательно запутался Анджей. – Ты уверен, что попытка проникновения была со стороны Гофрэ, а не Бруа?

– Уверен, – прогудел дворник, простирая мозолистую лапу к дармовой выпивке. – Можете не сомневаться, хозяин.

В пьяном виде он практически не заикался и выглядел почти нормальным человеком.

– Ну, спи, Йозеф… – пробормотал Анджей и покинул дворницкую.