Текст книги "Идишская цивилизация: становление и упадок забытой нации"

На перекрестках

Начало XV века. Мрачным осенним днем молодой ученый-христианин Ансельм де Паренгар, склонив голову под порывами ветра, идет по узким мощенным булыжником улицам еврейского квартала в обычно шумном баварском городе Регенсбурге, некогда называвшемся Ратисбоном. Сегодня суббота, и большинство людей сидит дома. Можно услышать разве что бормотание молитв из-за дверей, доносящееся со всех сторон; иногда с соседнего двора слышится кудахтанье кур над копнами соломы, свалившимися с перевернутой телеги. Эта телега, изображенная на лежащей передо мною гравюре с видом Ратисбона, будто бы много лет дожидается, чтобы ей заменили колесо. Ансельм сворачивает в переулок между деревянными домами, уже довольно старыми (первые упоминания о еврейском квартале в Регенсбурге относятся к 1008 году). Он переступает через открытую дренажную канаву посреди улицы и наконец подходит к огромному полуразрушенному дому, куда он сегодня приглашен на праздничный обед.

Дом был темно-серый, покрытый мхом, – неприглядная груда камней, с плотно закрытыми ставнями на случайным образом разбросанных окнах разных размеров. Можно было усомниться в том, что дом вообще обитаем. Проулок, не более 25 метров длиной, слабо освещенный в субботу, вел к темной полуразрушенной витой лестнице, с которой была едва видна дорожка вдоль стены, ведущая к стоящему позади строению[71]71
  Abrahams I. Jewish Life in the Middle Ages. Philadelphia; New York: Jewish Publ. Society of America, 1896. Автор цитирует «Еврейский ежегодник» («Jahrbuch für Issraeliten») Йозефа Вертхаймера ( Joseph Wertheimer) 1856 г.


[Закрыть].

В этих строках хронист XV века описывает посещение дома Самуила Белассара, самого богатого еврея в самом важном свободном городе германского востока. На месте Ратисбона (название города с кельтского переводится как «Простая крепость») римляне воздвигли Castra Regina («Господствующая крепость», по-немецки Регенсбург). Город стоял «на изгибе Дуная», на перекрестке Европы. И сейчас, спустя два тысячелетия, здесь все еще стоит римская стена с Преторианскими воротами.

Путь Ансельма к дому Белассара проходил через через часть Регенсбурга, построенную евреями в центре города немногим дальше, чем на расстоянии полета стрелы от набережных и складов, обеспечивавших их доходами, и немногим ближе, чем на расстоянии брошенного камня от Валенштрассе, где жили самые богатые торговцы. Часть укрепленной резиденции одного из купцов, так называемая Золотая башня, все еще стоит, напоминая о богатстве и власти, которыми обладало высшее регенсбургское купечество, но одновременно и об их ненадежности: недаром большинство домов знати были укреплены, как замки, стенами толщиной в шесть футов.

От еврейского квартала в Регенсбурге сегодня не осталось и следа. Столетиями правители Регенсбурга противостояли требованиям церковников и ревнивых бюргеров изгнать евреев из города. Во время гражданской войны, разразившейся в 1290 году между претендентами на германскую корону, «граждане Регенсбурга хотели отметить свой город, запретив преследование евреев и убийство их без приговора суда»[72]72
  Abrahams I. Jewish Life in the Middle Ages…


[Закрыть]. В 1348 году во время антисемитской агитации, вызванной Черной смертью, городской магистрат провозгласил, что будет защищать «своих» евреев. Но они не могли держаться вечно. В 1519 году, после смерти эксцентричного императора Максимилиана, во время отчаянной попытки избежать банкротства в бурный период Реформации, подстрекаемая проповедником Бальтазаром Губмайером толпа в конце концов сумела изгнать евреев в Штадтамхоф, по другую сторону моста через Дунай, экспроприировать их деньги и товары и снести весь квартал. Все, что от него осталось, это дом раввина – островерхое трехэтажное здание, просуществовавшее до 1838 года. (Сам Губмайер был сожжен на костре в Вене как еретик в 1528 году.)

На месте старой синагоги поднялась Новоприходская церковь (Neupfarrkirche), построенная из примерно 5000 надгробных камней старого еврейского кладбища[73]73
  Baron S.W. A Social and Religious History of the Jews…


[Закрыть]. От еврейского дома молитвы осталась лишь память, запечатленная двумя гравюрами. На первой изображен вестибюль с входящим в него серьезным бородатым человеком в молитвенном покрывале (талите) и в особой средневековой набивной шляпе, называвшейся шаперон; на второй – пустой высокий сводчатый молитвенный зал с узкими высокими окнами и с возвышением, с которого произносились молитвы. Рисунки были наспех изготовлены местным художником-пейзажистом Альбрехтом Альтдорфером, как будто его мучила совесть – ведь он был одним из членов городского совета, отправленных известить евреев, что им предоставляется два часа, чтобы освободить синагогу, и пять дней, чтобы покинуть город. Но хотя старая регенсбургская синагога была разрушена около пятисот лет назад, она осталась в истории. Вид этой синагоги в работах Альтдорфера, как написано на сайте нью-йоркского Метрополитен-музея, представляет собой первое изображение реального архитектурного сооружения в европейской гравюре. Сегодня приходская церковь с одинаковыми готическими башнями с обеих сторон нефа, напоминающими ракетные установки, стоит посередине окруженного рядами лавок квартала, куда еврейская община Регенсбурга когда-то приходила на субботнюю молитву и куда мастер Ансельм де Паренгар пришел однажды с визитом.

Лишенный выхода в море баварский город-порт, Регенсбург является одиним из лучше всего сохранившихся городов раннего Средневековья в Центральной Европе. Избежавшие разрушения во время Второй мировой войны памятники романской и готической архитектуры —церкви и укрепленные замки знати – позволяют сегодняшним туристам вживую представить себе прошлые времена.

Повседневная обстановка в Регенсбурге в наши дни существенно отличается от того, что было во времена Ансельма. Проходя по роскошным улицам старого квартала города, можно легко забыть, что это один из крупнейших коммерческих центров Баварии, где находится второй по величине внутренний порт Германии, где протянувшиеся на много миль доки и набережные ежегодно пропускают многие тонны железа, стали и нефти, а также множество других товаров, которые курсируют по Дунаю между Балканами и разветвленной системой внутренних водных путей Западной Европы. Порт Регенсбург – немой памятник успеху средневекового еврейского предпринимательства.

Еврейское торговое сообщество процветало в Регенсбурге как минимум с 980-х годов, когда, согласно сохранившимся документам, живший здесь землевладелец по имени Самуил продал свою собственность монастырю Св. Эммерама. Хартия XI века, через столетие обновленная Фридрихом Барбароссой, признавала за «нашими ратисбонскими евреями» их «добрые обычаи, которые их предки обеспечивали по благосклонности наших предшественников вплоть до сего времени». Хартия подтверждала, что евреи играли важную роль в развитии торговли с Востоком, подчеркивая, что «им позволяется торговля золотом, серебром и другими видами металлов и любыми другими товарами, а также покупка их в соответствии с древним обычаем».

Очевидно, присутствие евреев считалось абсолютной необходимостью для любого правителя, озабоченного экономическим развитием своего феодального владения. Действительно, до конца XI века латинское слово mercator, обозначающее купца, могло быть синонимом слова «еврей». «Раффельштеттенский таможенный устав» короля Людовика Дитяти (905 год) содержал указание относительно крупной ярмарки в Раффельштеттене на берегу реки, вниз по течению, куда «баварцы и славяне той страны [Австрии]» приходили, чтобы обменивать «рабов, лошадей, быков и одежду»:

Купцы, сиречь евреи, как и другие купцы, откуда бы они ни пришли, из одной страны или из другой, должны платить пошлину за своих слуг и за свои товары, как всегда водилось во времена предыдущих королей.

В течение первых столетий второго христианского тысячелетия некоторые из этих купцов стали очень богатыми. Хронист Ансельм, несмотря на испытанное им неприятное впечатление от внешнего вида еврейского дома, напоминавшего развалюху, так описывал его впечатляющий интерьер:

Открывается хорошо укрепленная дверь, и вы входите в комнаты, оживленные цветами, с дорогой великолепной мебелью, богато и блестяще украшенной резьбой по дереву. Здесь, где стены украшены панелями из полированного дерева, а с них свисают многоцветные волнистые, искусно выполненные резные деревянные украшения, находится домашняя крепость хозяина, где в праздник субботы исполняются религиозные обряды и проводятся роскошные пиршества. Дорогой ковер чудесной окраски и прекрасного рисунка покрывает отполированный пол. Пламенно-алая скатерть тончайшей шерсти лежит на круглом столе, опирающемся на позолоченные ножки, а сверху над ним на блестящей металлической цепи висит лампа-семисвечник, яркая, будто только что выплавленная, излучая свет на семь сторон. Пиршественный стол, дополненный тяжелыми серебряными кубками тонкой работы, окружен креслами с высокими спинками, покрытыми позолотой, с бархатными подушками. В нише стоит массивная серебряная чаша с золотой крышкой, приглашающая к церемониальному омовению рук, рядом висит предназначенное для вытирания омытых рук тончайшее полотно, сплетенное с дорогим шелком. Великолепный инкрустированный стол, окаймленный гирляндами цветов, уставленный праздничными кушаньями, среди которых стоит блестящий кувшин с вином; ложе восточного типа с пышными подушками и серебряный буфет, полный драгоценностей, золотых цепей и браслетов, золотых и серебряных сосудов, редкостных и ценных древностей, достойно дополняют эту картину роскоши и величия[74]74
  Abrahams I. Jewish Life in the Middle Ages…


[Закрыть].

Неудивительно, что в доме Белассара был такой роскошный интерьер. К XV веку Регенсбург уже давно был главным торговым городом в регионе. Большая часть его истории, как политической, так и коммерческой, была сосредоточена в одной точке, где расположен старый мост, постройка которого была завершена в 1146 году, – первый каменный мост на этом участке Дуная и старейший в Германии. Отсюда в XII веке участники Второго и Третьего крестовых походов отправлялись в свой кровавый путь на Восток. Над широкими воротами с аркой высится прямоугольная башня, ее венчают открытый фонарь и скульптуры, изображающие швабского короля Филиппа и его жену, которые в 1207 году предоставили городу первую хартию, и императора Фридриха II, в 1345 году гарантировавшего Регенсбургу статус вольного имперского города. По другую сторону дороги, демонстрируя коммерческие успехи Регенсбурга, стоит одно из самых элегантных складских помещений в мире: две огромные башни для хранения соли, их красные ступенчатые заостренные крыши прорезаны многочисленными слуховыми окнами. Башня, стоящая слева от моста и называемая Amberger Salzstadl, датируется временем Ансельма.

Вниз по течению находится «Дунайский штрудель» – серия порогов у восточных ворот, где, бурля, Дунай сливается с рекой Реген. Когда-то здесь покачивались на волнах парусные баржи, доверху нагруженные мешками с зерном или осевшие по планшир под грузом железа, меди, соли, кож, солонины и живого скота. Некоторые потом выгружали свой товар на корабли, уходившие вниз по Дунаю по направлению к Раффельштеттену, Линцу и Вене в современной Австрии, а далее – в Эстергом (или Гран) и в старую Буду (или Офен) в Венгрии, а оттуда они переправлялись на спинах мулов по тропам через Татры в направлении на Мункач и Унгвар (теперь Мукачево и Ужгород) в Карпатской Руси и, наконец, в степи нынешней Украины; впрочем, товары могли весь путь проплывать по рекам до Черного моря, откуда линии торговых судов направлялись в Малую Азию, Индию и далее на Восток. Другие перевозили товары по суше – опасным северным путем через баварский лес вдоль реки Реген в Пильзен и далее в Прагу и, после долгого медленного подъема и более быстрого спуска через высокий перевал в Судетских горах, к польскому городу Бреслау (ныне Вроцлав). Наконец, некоторые, отбросив все соображения о безопасности, поворачивали на север, в проход в горной цепи, известный как Моравские Ворота, и направлялись в Краков и в другие торговые города, выросшие на просторных славянских и прибалтийских землях.

Наиболее важные купцы, занимавшиеся международной торговлей, такие, как Самуил Белассар, содержали караваны фургонов, которыми управляли возницы-евреи, и речные суда, управлявшиеся евреями-корабельщиками, которым приходилось сталкиваться не только с угрозой штормов, наводнений, нападений пиратов и разбойников, но и с суровыми постановлениями авторитетных еврейских мудрецов, перед которыми они несли ответственность за соблюдение Божьих законов. Раввин Калонимос бен Шабтай, живший в XI веке в венгерском городе Эстергоме, например, прославился тем, что обвинил двух еврейских купцов из Ратисбона, у которых, когда они возвращались с товарами из Руси, сломалось колесо фургона – поздно вечером в пятницу, всего за час до наступления субботы. Они починили его так быстро, как только смогли, но не успели доехать до города до заката, а когда они приехали, община уже покидала синагогу после службы. Несмотря на их оправдания, раввин Калонимос наложил на них большой штраф за нарушение субботы.

Во времена Ансельма, около пятисот лет назад Регенсбург еще был пограничным городом. Это был последний главный восточный аванпост Священной Римской империи, которой Бавария, включая часть современной Австрии, принадлежала с Х века. Далее были расположены полунезависимые Богемия и Моравия, подчинявшиеся императору скорее формально, чем реально. За ними лежали дикие земли, населенные поляками и балтами, жизнь которых была изменчива и нестабильна, как и их вера; потребовались столетия, чтобы эти земледельцы оставили свое язычество. Хотя Польша была, по крайней мере формально, частью христианского мира с 966 года, Литва не была полностью завоевана верой в Иисуса в течение еще почти пяти веков, а поскольку христианство и формирование наций шли рука об руку, Восточная Европа должна была ждать полной политической консолидации еще несколько столетий.

В каждом замке свой король

В раннее Средневековье такие названия, как Бавария, Австрия, Богемия, Моравия, Польша, Литва, значили мало или совсем ничего. Различные сегменты западнославянского мира – сорбы, полабы, богемцы, словаки, поляки – еще не различались отчетливо, их наречия представляли собой отдельные языки не в большей степени, чем современные социолекты рабочих Лондона, Кардиффа, Ньюкасла и Глазго. Норман Дэвис пишет:

В первой половине XI века существовала реальная возможность возникновения объединенного западнославянского государства под контролем поляков или чехов.

Более того, в первой половине второго тысячелетия христианской эры национальные границы были не такими, как теперь. Территории, которые они разделяли, не были точно определены:

Во времена, когда земли было вдоволь и лишь люди были политической ценностью, не было никаких причин определять территорию государства, отмеряя ее границы сантиметровой лентой. Правители в меньшей мере были заинтересованы в притязаниях на землю как таковую, чем в подчинении людей, которые могли работать и развивать рассеянные оазисы поселений и ремесел[75]75
  Davies N. God’s Playground…


[Закрыть].

Здесь, на востоке Европы, население было редким, города небольшими, окруженными не пейзажами с зеленеющими полями и пышными пастбищами, как в романтическом воображении или на картинах Брейгеля, а мрачными лесами, глухим буреломом и поросшими вереском пустошами, в которых скрывались опасные разбойники, рыскали свирепые дикие звери и злые духи – может быть, даже вервольфы, в которых верили евреи и которые готовы были напасть на путешественника, осмелившегося вторгнуться в их владения.

Политические центры власти на этой неразвитой территории были разбросаны на большом отдалении друг от друга. Власть господина над своей землей простиралась немногим далее нескольких дней верховой езды от его крепости, распространяясь на территории, куда он мог послать вооруженный отряд для подтверждения своей власти. Когда в 1180 году император Священной Римской империи Фридрих I Барбаросса даровал герцогство Баварское графу Палатинскому Отто фон Виттельсбаху, власть герцога в реальности была ограничена его личными владениями вокруг небольших городов Кельгейм и Штраубинг. Даже в XVI веке великий раввин Моше Иссерлес из великолепного Кракова, города, где обучался астроном Коперник, писал, что «в каждом городе есть свои налоги и свой управляющий, даже король не может править ими, только владелец имения» – ситуация, суммированная в саркастической поговорке «В каждом замке свой король».

Дальше от городов сила и власть были намного более распыленными, а их источник более неопределенным. Здесь воинственные феодалы и бароны-грабители шли на риск, чтобы добиться максимума свободы, не теряя покровительства более могущественных феодалов на случай нападения далеких иноземных врагов. Во время полной конфликтов и убийств эпохи Средневековья, когда мужчины-дворяне воспитывались для сражений и войн, такие вторжения происходили нередко.

Это были земли, на которых завоеватели-тюрки в предыдущие столетия оставили кровавые раны и по которым внук Чингисхана Батый вел свои орды в 1240-е годы, опустошая всё на своем пути; он разорил города Бреслау, Сандомир и Краков, в котором до сего дня сигнал-хейнал, раздающийся с башни Мариацкого костела на Рыночной площади, прерывается в память о трубаче, в горло которого вонзилась смертоносная татарская стрела, когда он трубил тревогу. Западнее в 1241 году лучники Батыя убили герцога Силезии в битве при Легнице, известной как первое сражение в мировой истории, в котором были использованы ракеты[76]76
  Имеются в виду китайские боевые пороховые ракеты. В действительности это был первый случай их применения в истории Западной Европы; в Китае они были известны уже несколько столетий. – Прим. ред.


[Закрыть]; венгерские войска были разбиты на берегах реки Шайо, а большая часть Венгрии превращена в пустыню. Современники сочли вмешательством руки Божьей то, что Батый, уже готовый взять под свою власть всю Центральную, а может, даже Западную Европу, неожиданно повернул свои войска обратно в Центральную Азию, озаботившись борьбой за наследование трона, поскольку умер его предшественник, великий хан Угэдэй.

Но это принесло мало облегчения Восточной Европе, получившей почти на целое следующее столетие смертельную борьбу между местными князьками, амбициозными военачальниками и бандами наемников (некоторые из них по величине были сопоставимы с пехотной бригадой), которые оставляли на своем пути широкие полосы опустошенной земли, пока наконец большая часть польских территорий не была объединена твердой рукой Казимира III (1310–1370), известного под именем Великого, про которого говорили, что он принял Польшу деревянной, а оставил каменной. Благодаря своей заботе о социальной справедливости он получил репутацию «короля рабов и евреев»; он действительно настолько благоволил еврейским подданным, что история о его любовнице-еврейке Эстерке из Опочка, от которой у него было две дочери, стала ключевой в еврейском и польском фольклоре.

На севере, вдоль балтийского побережья, постоянные набеги все еще языческих племен на своих христианских повелителей довели герцога Конрада Мазовецкого до того, что он, забыв все уроки истории, призвал на помощь немецкий орден крестоносцев, носивший высокопарное название Haus der Ritter des Hospitals Sankt Marien der Deutschen zu Jerusalem («Дом рыцарей немецкого госпиталя св. Марии в Иерусалиме»), более известный как Тевтонский орден, – наивно предполагая, что после покорения и обращения язычников рыцари спокойно вернутся домой. Вместо этого, как было ясно заранее, тевтонцы поглотили другой орден, меченосцев, захватив приморские районы нынешней Польши, территории современных Литвы, Латвии и Эстонии, разбили турок и монголов, истребили значительную часть местного населения и при поддержке папы фактически установили собственное государство, от чего более столетия страдали туземные династии.

После этих пертурбаций обширные территории современных Польши, Белоруссии, Литвы и Украины были опустошены, поля оставались невозделанными, города были разрушены, их экономическое развитие остановилось или даже обратилось вспять. Отчаявшиеся правители призывали новых иммигрантов помочь восстановить свои разоренные имения, предлагая любые награды для привлечения новых поселенцев.

Одним из самых мощных стимулов было предложение того, что сегодня называется экстерриториальностью. Новым иммигрантам были гарантированы самоуправление и правовая автономия. Для христианских германских общин они определялись так называемым магдебургским правом – системой политического и коммерческого городского права, созданной в XIII веке в Магдебурге, городе в Центральной Германии. Эта система в течение следующего столетия была принята многими важными центрами иммиграции, такими, как Люблин, Сандомир, Лемберг, Вильно, Брест и Гродно. Она включала пункты, не дававшие новым германским бюргерским общинам угнетать или изгонять евреев, для которых калишский князь Болеслав Благочестивый в 1264 году издал свою знаменитую Генеральную хартию еврейских свобод, или Калишский статут. Этот текст был создан на базе аналогичного документа, дарованного евреям Богемии королем Отакаром, который гарантировал им свободу передвижения по всей стране с коммерческими целями, ограждал их от рабства и закрепощения, предоставлял им право следовать своей религии и молиться в синагогах, быть похороненным по своим обычаям, а самое главное – управляться по своим собственным еврейским законам. Статут Болеслава стал основой для последующих гарантий еврейской независимости в Восточной Европе вплоть до конца XVIII века, легальной основой для существования самоуправляемого идишского мира.

Для евреев привлекательность проживания в любом месте континента была очевидна. Эта земля теперь стала, по словам Шабтая ибн Шапрута, «местом, где имеется светоч и царство у израильской диаспоры и где не господствуют над ними и не управляют ими».

Не следует думать, что в западноевропейском восприятии эти события происходили где-то далеко на восточной окраине континента. На самом деле даже в те давние времена Европа была намного меньше, а Восточная Европа была намного ближе к Западной, чем можно подумать. Первый польский правитель Мешко был дедом Кнута, короля Дании и Англии в XI веке. После того как Кнут завоевал Англию, сыновья предыдущего англосаксонского короля Эдмунда Железнобокого нашли убежище в Венгрии. Иоанн Люксембургский, король Богемии, известный под прозвищем Иоанн Слепой, погиб в битве с англичанами при Креси в Северной Франции в 1346 году и, возможно, завещал принцу Уэльскому свой герб, три страусовых пера и свой девиз «Ich Dien» («Я служу»).

Несмотря на свое название, тевтонские рыцари были не более немецкими, чем французский Иностранный легион[77]77
  Название военных наемных формирований во Франции и Испании в XIX—ХХ вв. – Прим. ред.


[Закрыть] полностью французским. Военные действия вблизи прибалтийского побережья были привлекательны, поскольку они считались полезным практическим опытом для европейского аристократа любого подданства, желавшего прикрыть свою кровожадность плащом христианской набожности. Например, рыцарь в «Кентерберийских рассказах» Чосера

 
…был достойный человек.
С тех пор как в первый он ушел набег,
Не посрамил он рыцарского рода;
Любил он честь, учтивость и свободу;
Усердный был и ревностный вассал.
И редко кто в стольких краях бывал.
Крещеные и даже басурмане
Признали доблести его во брани.
Он с королем Александрию брал,
На орденских пирах он восседал
Вверху стола, был гостем в замках прусских,
Ходил он на Литву, ходил на русских…
 

Покровитель Чосера Генрих Болингброк, ставший персонажем хроник Шекспира под именем Генриха IV, узурпировавший английскую корону в 1399 году, в молодости активно участвовал в нападениях Тевтонского ордена на Вильно в Литве. И не только высшая знать проявляла интерес к тому, что происходило далеко на востоке. Даже обычные горожане интересовались славянским миром, одежда которого была в большой моде. Туфли с удлиненными острыми носами, известные как «краковские», или пулены (то есть «польские»), находились на пике западноевропейской моды начиная с XIV века и на протяжении целых трех столетий.

В то время Регенсбург и даже Вена (как в XIX веке Сент-Луис и Миссури) были воротами, которые вели на неприрученный восток. Столетиями рогатый скот был одним из главных продуктов восточноевропейского экспорта. Он набирал вес в украинских степях, откуда его гнали по изобильным пастбищам на север от Карпатских гор, через Нижнюю Польшу и Силезию в Германию, доходя даже до Франции.

Многие столетия еврейские торговцы скотом были привычными участниками больших международных ярмарок, например в Бреге (ныне Бжег) на реке Одере. К 1600 году говорящие на идише пастухи регулярно перегоняли тысячи голов скота из Польши и Литвы на запад, снабжая армии Центральной Европы и предвосхищая великие скотопрогонные тропы американского Запада XIX века. Лошадей для большинства кавалерий также поставляли еврейские торговцы.

В старинной вестфальской народной песне поется:

 
Еврей Ицик купил корову
И с ней телку,
Не заметил Ицик,
Что телка была беременна (моберес)…[78]78
  Encyclopaedia Judaica…


[Закрыть]
 

Удивительно встретить слово на идише (моберес) в немецкой песенке; оно происходит от ивритского слова меуберет.

И подобно тому как на шумной шотландской приграничной территории проросло зерно новой версии английского языка, наполненной валлийскими словами и названной Lallands, – версии, послужившей Роберту Бёрнсу материалом для высокой поэзии, на буйной континентальной территории, где немецкий и славянский языки сплавлялись и рождали баварскую и австрийскую версии немецкого языка, некоторые диалекты были восприняты евреями и адаптированы ими в качестве Juden-Teutch, «иудео-немецкого», ныне известного как идиш.

По мнению современных ученых, именно в приграничных городах, таких, как Регенсбург, зародились смешанные еврейско-немецко-славянский язык и культура, лежащие в основе идишской цивилизации. Профессор идиша в Оксфордском и Вильнюсском университетах Довид Кац и другие исследователи предполагают, что именно в Регенсбурге или в очень похожих и близких местностях язык идиш впервые выделился из множества разновидностей юго-восточных городских немецких диалектов[79]79
  King R.D. Migration and Linguistics as Illustrated by Yiddish // Reconstructing Languages and Cultures / Ed. by E.C. Polemé and W. Winter. Berlin; New York, Mouton de Gruyter, 1992.


[Закрыть], подобно тому как в некоторых южных районах Лондона зародился африкано-карибский вариант английского. Возможно, поначалу регенсбургские студенты и подмастерья, одержимые модным духом бунтарства, также говорили с нарочитым идишским акцентом. В следующие века местные варианты немецкого оказались кое-чем обязаны идишу, как, например, арго венского преступного мира Gaunerwelsch. Более вероятно, однако, что в Средние века такое происходило в претенциозном высшем классе, потому что евреи тогда были далеки от низов общества, являя собой процветающую и вызывающую зависть общину.

Отсюда, из Баварии XII и XIII веков, язык идиш и идишская культура распространялись на восток, сначала через Австрию, Богемию и Моравию, затем в Польшу и Литву и, наконец, в отдаленные белорусские земли, вплоть до украинских, становясь в ходе этого процесса все менее немецким и более славянским. Регенсбург, таким образом, отмечает одновременно и место возникновения идишского мира, и его западную границу.